Только не Симона… Господи, только не Симона!

В мире Никки стало черно и пусто. Она тяжело опиралась на машину, ее окутывал туман, страх проник глубоко в сердце. Неужели Гробокопатель украл ее телефон и, позвонив Симоне, договорился о встрече? Нет, нет… она торопится с выводами. Если кто-то, да, вероятнее всего, убийца, проник в ее квартиру, не означает, что он украл ее телефон и назначил встречу с ее лучшей подругой.

— Это какая-то ошибка или чья-то шутка, — сказала она Риду, стараясь подавить страх и начать рассуждать логически. — Кто-то нашел мой телефон, наверное, на работе… Может, Норм Мецгер или Кевин Дитер… и позвонил Симоне, потому что ее номер на быстром наборе, и… — Но зачем тогда назначать встречу? Притворяться Никки? Внутри все оборвалось, и она прислонилась к машине. Никто не стал бы этого делать.

— Поехали в спортзал. Посмотрим, была ли она на занятиях. Давай. — Рид снова обнял ее сильной рукой за плечи и проводил к своему «кадиллаку». И сейчас Никки не стала возражать. Она была благодарна, что есть сильная рука, на которую можно опереться. В крови пульсировал адреналин. Чувство вины свербило в мозгу. Как она могла потерять сотовый? Дрожа, она опустилась на пассажирское сиденье и прислонилась к двери.

— Это спортивный центр в Монтгомери-Билдинг на Западном Бродвее.

— Я знаю, где это.

— Но уже поздно, — сказала она, посмотрев на часы. — Занятия заканчиваются через несколько минут.

— Если она не там, поедем к ней домой. — Он вручил Никки свой мобильник, вывел «кадиллак» со стоянки и рванул по темным улицам. — Звони Симоне, — приказал он, срезая угол. — У нее ведь есть сотовый?

— Да.

Никки уже выстукивала номер. Пальцы тряслись, в голове мелькали жуткие картинки. Раздался гудок. Пожалуйста, ответь, молча молила Никки. Возьми трубку. Два гудка. Господи, пусть она будет жива. Три гудка — и Никки окончательно завладел страх. У Симоны сотовый всегда с собой, она всегда отвечает.

— Давай, давай… — Четыре гудка, и включилась голосовая почта. Никки стало нехорошо. — Симона, это Никки. Немедленно позвони. — Она отключилась и набрала домашний номер Симоны. С четвертого гудка включился автоответчик. Никки опять оставила сообщение.

— Ничего? — мрачно спросил Рид, проехав на желтый свет.

— Нет. Но на мобильник я еще раз попробую. Может, она его не слышала из-за шума на занятиях. У Джейка всегда играет музыка и… ну, понятно. — Она снова набрала номер Симоны, но в глубине сердца уже знала, что подруга не ответит. Возможно, никогда. В темном уголке сознания гнездился страх, что Симона сейчас один на один с убийцей, может быть, уже мертва или просыпается в гробу с мертвым телом… Никки вздрогнула, услышав, как голос Симоны снова предлагает ей оставить сообщение. Господи, пусть все обойдется, умоляла она. Пожалуйста!

Может, у нее просто разрядился сотовый. Может, она сейчас не торопится уйти с занятий, флиртует с Джейком, приглашает его выпить.

Пусть Симона будет там, ну пожалуйста. Неважно, что она злится на меня, главное, чтобы все обошлось.

Никки отключила телефон и уставилась в мрачную, жутковатую ночь.

Рид гнал так быстро, как только мог, но Никки все равно казалось, что они ехали до спортзала целую вечность. Рид припарковался, и Никки выпрыгнула из машины. В мгновение ока она взбежала по ступенькам и влетела в двери спортзала. Джейк у стола разговаривал с дежурной.

— Симона Эверли сегодня была на занятиях? — спросила она. — Это моя подруга, с темными волосами, она еще предлагала вам пойти выпить после прошлого занятия.

Джейк покачал головой:

— Ее не было.

Нет. Это невозможно.

— Вы уверены? Мы собирались встретиться тут, но у меня не получилось, и… — Ее голос упал. Она услышала шаги Рида.

— Я бы заметил. Это первое занятие, которое она пропустила.

— О боже. — Никки тяжело прислонилась к стойке. Сейчас она расплачется. Рид сверкнул значком, задал те же самые вопросы, но ответы не изменились.

— Что-то случилось? — спросил Джейк.

— Мы пока не знаем, — сказал Рид. — Но если мисс Эверли вдруг придет, попросите ее мне позвонить, хорошо? — Он вынул из бумажника визитку, поблагодарил Джейка и помог Никки дойти до дверей. Она шла на ватных ногах, прислонившись к нему. Он достал мобильник и набрал номер. — Хочу сообщить, что лучшая подруга Никки Жилетт, вероятно, исчезла… Симона Эверли… Нет, мы не уверены, но вот что произошло. — Он изложил события вечера. — Мы проверим ресторан, потом квартиру… Нет, но я не собираюсь ждать двадцать четыре часа, пока ее объявят в розыск… Да, я знаю. — Он дал отбой. — Я звонил Морисетт. Она согласна, что лучше найти Симону. — Он помог Никки забраться в «кадиллак» и поехал на ту парковку, где они с Симоной часто встречались. Там, на первом этаже, как миленький стоял кабриолет «БМВ».

Сердце Никки бешено застучало.

— Это ее машина, — сказала она и вылезла из «кадиллака». Тут было всего несколько машин — старый «фольксваген», бывший когда-то зеленым, и грязно-белая малолитражка. Обе через несколько мест от кабриолета Симоны. Больше никого не было видно, на стоянке было тихо, над головой жужжала и мерцала лампа дневного света.

— Ничего не трогай, — предупредил Рид, когда Никки подошла к «БМВ». Он держался на два шага позади.

С болью в сердце Никки заглянула в окна и увидела на заднем сиденье зонтик Симоны, две потертые книжки в бумажном переплете и пакет с продуктами, а в держателе — стаканчик с кофе.

— Итак, мы знаем, она здесь была.

— И что это западня.

Но Никки не заметила следов борьбы рядом с машиной: ни следов кожи от туфель на бетоне, ни заметных капель крови, слава богу. Может, Симона убежала или вообще не встречалась с тем, кто прикинулся Никки. Если бы! Никки скрестила пальцы и зашептала очередную молитву.

— Давай проверим в ресторане, — предложил Рид.

Полная ужаса, она кивнула и направилась к открытой двери. Рид последовал за нею и умудрился при этом еще раз позвонить. На улицах было туманно и сыро, свет фонарей причудливо падал на мокрые тротуары, от сырости запотели витрины.

Но красно-желтая неоновая вывеска «Кассандры» горела ярко.

Никки распахнула двери. Администратор, которая изучала схему зала, посмотрела на них и улыбнулась.

— На двоих? — спросила она, взглянув на Рида.

— Нас не столик интересует, я ищу свою подругу, — объяснила Никки. Играли рождественские песенки, зал был наполовину заполнен, официантки сновали туда-сюда в узких проходах. — Мы собирались встретиться, но у меня не получилось. Ее зовут Симона Эверли, рост примерно пять футов шесть дюймов, темные волосы…

— Она здесь была, — сказала молоденькая официантка, которая проходила мимо с двумя чашками кофе на подносе. — Заказала два стакана мартини и лимонный коктейль для подруги, которая так и не появилась. Оставила стакан на столе. Это вы?

— Да. — Сердце Никки затрепетало.

Рид выступил вперед, открыв бумажник и предъявив удостоверение:

— Я детектив Пирс Рид. Она была одна? Официантка приоткрыла рот и чуть не выронила поднос.

— Вы коп? — спросила она, поправляя чашки.

— Да. Она с кем-нибудь встречалась?

— Нет. Она просто ждала и смотрела на часы. У Никки защемило сердце.

— Она выпила два мартини, оставила лимонный коктейль на столе и ушла. Она была очень обижена… на вас… — Взгляд круглых глаз переместился на Никки. — Если это вы к ней не пришли.

— Когда это было? — спросил Рид.

— Не знаю, часа полтора назад… около семи, может, чуть пораньше.

Никки похолодела. Симона была здесь. Оставила машину. Потому что ее обманул тот, кто притворился Никки. Но до спортзала она не дошла. Что же случилось? Кто-то затащил ее в машину, угрожая оружием?

Рид задал еще несколько вопросов, снова оставил визитку, попросив позвонить, и вывел Никки из ресторана.

— Думаешь, она с ним? — спросила Никки.

— Не знаю. — Он повел ее на стоянку, одновременно снова набирая чей-то номер.

— Но она могла пойти еще куда-нибудь. Вовсе не обязательно, что она с Гробокопателем.

И Никки чуть не задохнулась от ужасной догадки. Симона. Симон — тоже апостол. Не торопись. Рид не видит здесь никакой связи. А что еще? Двенадцать апостолов… Черт, что еще может быть?У нее стучало в голове, когда она снова подошла к машине Симоны. Полицейская сирена прорезала ночь. Через минуту на стоянку въехал «лендкрузер» и остановился в считаных дюймах от «кадиллака» Рида. Из машины вышла детектив Морисетт.

— Не нашли? — спросила она, испепелив Никки взглядом.

— Нет, — сказал Рид. — Мы оставили несколько сообщений на ее телефоне.

— Ладно, давайте огородим это место. В доме уже были?

— Едем.

— Подождите минутку. Адрес знаете?

— Да. — И Никки отчеканила адрес.

Морисетт обвела взглядом пустую стоянку с цементными колоннами, отпечатками шин и несколькими пятнами бензина. На стоянке находились еще два автомобиля.

— Я вызову кого-нибудь, чтобы тут огородили место, но больше мы ничего сделать не можем, потому что не знаем, было ли преступление. Я с тобой шею сверну, Рид.

— Только не очень сильно.

На парковку прибыла еще одна полицейская машина. Морисетт велела людям в штатском взять автомобиль Симоны под охрану и быть при нем, пока не поступит больше информации.

— Ладно, я поеду в дом мисс Эверли. Знаю, что убедить тебя не ехать мне не удастся, так что хотя бы держись подальше.

Рид не ответил.

— О черт. Ну что с тобой делать? — И она обратилась к Никки: — Полагаю, вы тут без машины?

— Да.

— Она со мной.

Морисетт мрачно подняла бровь, но не сказала того, что явно собиралась.

— Тогда поехали. Тебе тоже можно, но молчок, ладно?

— А где твой новый напарник? — спросил Рид, и Никки вдруг осознала, что Клиффа Зиберта нет.

— Он не на дежурстве.

— И ты тоже, — заметил Рид.

— Да, но я обязана.

— А Зиберт нет?

— Давай не будем опять начинать, а? — раздраженно буркнула она, закуривая. — Ладно, поехали. Главное, чтобы не напрасно, Рид.

У Симоны Эверли ключ был спрятан под крыльцом. Никки отыскала его, и они вошли в холл, где на лестнице их встретил громким лаем маленький пес.

— Эй, Микадо, это же я, Никки.

Собака продолжала тявкать. Лишь когда Никки поднялась и взяла его на руки, он замолчал. Кроме пса, в квартире никого не было. В большинстве комнат было так чисто, что на кремовых коврах виднелись следы пылесоса, а на мебели, с виду старой, но явно новой, не было ни намека на пыль. Все здесь было подобрано по цвету и казалось дорогим.

На автоответчике, кроме звонка перепуганной Никки, сообщений не было. В памяти тоже ничего не сохранилось. Морисетт проверила последний набранный номер. Им оказался мобильник Никки. Но в списке определенных номеров были и другие телефоны, и Морисетт быстро записала их.

— Какие-нибудь узнаете? — спросила она Никки, которая все еще держала на руках собачонку. Сейчас Микадо вилял хвостом и с жаром лизал ей лицо.

— Нет. Вообще-то мы с Симоной вращались в разных кругах.

— Почему?

— Так сложилось.

— Но вы долго дружили.

— Да. Она встречалась с моим братом и собиралась выйти за него замуж. По крайней мере, они так хотели, пока он ее не бросил. Это было незадолго до его смерти.

— А как они познакомились?

— Их познакомила я.

— Вы с ней вместе ходили в школу?

— Нет… мы встретились на каких-то других занятиях… что-то вроде джазовых танцев. Это было как раз после дела Шевалье, и я узнала, что она была там присяжной. Я решила с ней сойтись… нуда, ради статьи, но статья не получилась, и все пошло наперекосяк. — Почесывая Микадо, она вспомнила свой тогдашний позор. — Но мы сразу друг другу понравились.

— Дело Шевалье, — очень серьезно произнес Рид. — Да.

— Так она была присяжной?

Никки кивнула и увидела, как изменилось его лицо.

— Ты знаешь еще кого-нибудь из тех присяжных?

— Нет, но… — У нее остановилось сердце. — О господи…

— Можно получить список всех присяжных? — спросил Рид, глядя на Морисетт.

— Сейчас, погоди. То, что эта женщина предположительно исчезла, еще не значит, что это имеет отношение к Лирою Шевалье.

— Но он ведь на свободе, так? Что слышно от проверяющего офицера?

— Он отмечался на прошлой неделе.

— Давайте проверим. Убедимся, что Лирой исправился. И нужно узнать, кто еще был тогда присяжным.

— А Барбара Джин Маркс? Она об этом не упоминала?

— При мне — нет, — сказал Рид, — но у нас были специфические отношения… и не очень продолжительные. Мы мало говорили о том, что было много лет назад. — Он вынул сотовый телефон и блокнот, быстро набрал номер, подождал.

— Миссис Мэсси, это детектив Рид из полиции Саванны… Да, я у вас как-то был… Спасибо, хорошо, но мне нужно узнать кое-что о вашем муже. Скажите, не бывал ли он присяжным? Конкретно меня интересует суд над Лироем Шевалье. Его осудили за убийство любовницы и двоих ее детей.

Никки с колотящимся сердцем ждала ответа. Она не знала, кто тогда был присяжным, и судья запрещал съемку в зале заседаний. Это было так давно, что имен она не помнила… Она медленно опустила собаку на пол.

— Спасибо, миссис Мэсси… Да-да, я, конечно, сразу дам вам знать. — Рид посмотрел на Морисетт. — В точку.

— Твою мать. Надо его найти. Я вызову помощь. Отвези ее домой или куда-нибудь в безопасное место. — Морисетт указала подбородком на Никки.

— Нет. Я тоже поеду.

— Вообще-то даже Риду ехать не положено, — возразила Морисетт, достав телефон.

— Я не буду мешать. Морисетт шагнула к ней.

— Слушайте, Жилетт, даже не надейтесь на эксклюзив. Не знаю, о чем вы договорились с ним, — она ткнула большим пальцем в сторону Рида, и собачонка зарычала, — но меня это не волнует.

— Речь не о статье, — в ужасе прошептала Никки, — а о моей подруге.

— Нет времени спорить! — рявкнула Морисетт и посмотрела на Рида. — Уйми ее. — Через мгновение она уже говорила по телефону.

Рид тоже позвонил кому-то. Говорил он недолго. Дав отбой, сообщил:

— Звонил Бьюфорду Александеру. Его жена Полин была в числе присяжных.

— Уже трое, — сказала Никки, похолодев.

— То есть Шевалье убивает присяжных? — спросила Морисетт. — При том, что его выпустили из-за появления новых фактов? Какой в этом смысл? Он что, не понимает, что мы его вычислим?

— Он мечтал об этом двенадцать лет, — сказал Рид. — По-моему, его просто ничего больше не волнует.

— Не знаю. Он ведь не мог убить Томаса Мэсси и Полин Александер.

— Да, они уже умерли. Будь они живы, когда его освободили, они бы попали в его список.

— Надоело с тобой спорить, — сказала Морисетт. — Я позвоню в управление и вызову Зиберта. Еще вызовем наряд сюда, и пусть кто-нибудь выяснит, кто из присяжных еще жив.

— Если он до них еще не добрался за последние дни.

— Не добрался. Он бы похвастался, — сказала Никки.

— Вот поэтому есть шанс, что Симона еще жива. Еще жива. Господи. Жуткие слова эхом отдались в ее мозгу, и она содрогнулась.

— Надо найти ее. Неважно как.

— Разумеется. — Рид взял Никки за плечо. — Когда мы найдем Шевалье, найдем и вашу подругу.

— Так пойдемте, — сказала она.

— Ей нельзя. И без разговоров, — отрезала Морисетт, властно выставив острый подбородок. — Это серьезное дело. Дело полиции. Если там объявитесь вы и все испортите, да еще и подвергнетесь опасности, я за это не отвечаю. Черт, Рид, тебе охота с этим связываться?

— Никки, она права, — сказал он и чуть сильнее сжал ее плечо. — Это небезопасно.

— Мне все равно. Симона — моя подруга.

— Тем более! — резко произнес он. Убрав руку, посмотрел наверх и запустил жесткие пальцы себе в шевелюру. — Никки, послушай, пожалуйста. Сейчас тебе туда нельзя. Это слишком опасно. Мы высадим тебя в участке. Там спокойнее. И я сразу дам тебе знать, когда мы ее найдем.

— Но…

— Это лучшее, чем ты можешь помочь. Нам потребуется список друзей, знакомых и членов семьи Симоны Эверли. Коллеги, братья-сестры, все, кого ты вспомнишь и кто мог ее видеть или знать, где она. Позвони им и узнай, кто что о ней слышал, ладно?

— Нечего со мной нянчиться! — запротестовала она.

— Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности, и пытаюсь, насколько это возможно, играть по правилам.

Морисетт фыркнула:

— Хватит тетешкаться. Делайте, что он говорит, а не то отправим домой.

— Это не вариант. — Рид встретился взглядом с Ник-ки. — Поезжай в участок. Обещаю, как только я что-то узнаю, немедленно позвоню. И когда разберемся с Шевалье, я вернусь. — Он сжал ей руку. — Давай хоть раз поработаем вместе, ладно?

— Мне это не нравится.

— Нам тоже, — сказала Морисетт.

— Хорошо, я поеду в участок.

Где сойду с ума в ожидании вестей о Симоне.

— Отлично. Надо действовать быстро. — Обращаясь к Морисетт, он добавил: — Нужно связаться со всеми, кто был тогда присяжным. Предложить охрану. Узнать, не случалось ли с ними чего-нибудь странного, не забирался ли кто-нибудь к ним домой. Взять самую свежую фотографию Шевалье, которая у нас есть, напечатать миллион копий, передать одну по факсу Макфи и Болдуину в Далонегу. Пусть ее покажут мальчишке, который упал со скалы. Он единственный, насколько мы знаем, кто видел убийцу в лицо.

— Ты хочешь сказать, единственный, кто остался жив, — прошептала Никки. Она оглядывала дом своей подруги, теплые пастельные тона. Здесь так уютно. Чисто. Все на своем месте. Именно так, как любила Симона.

— Я имел в виду, что он пока единственный, с кем мы можем поговорить, — сказал Рид. — Но я хочу, чтобы по штату, а может, и в соседние, разослали ориентировку на него. Пусть каждый коп на юго-восточном побережье ищет этого гада.

— Аминь, — согласилась Морисетт. — Надо найти этого ублюдка и утихомирить его. Немедленно.

Но Никки чувствовала, что уже поздно. Прошло слишком много времени. Какова вероятность, что Симона жива? Она снова взяла на руки Микадо и прижала к себе. То, как билось сердце собачки, немного ее успокоило.

— Я забираю его с собой, — сказала она, и на этот раз копы возражать не стали.

Темно.

И холодно.

Так темно и холодно, и… дышать нечем.

И мне больно. Больнее, чем когда-либо.

В голове все плыло, она пыталась проснуться, но не сознавала ничего, кроме темноты и мерзкой вони, от которой тошнило. Все тело ныло, а рука… господи, рука болела невыносимо. В голове стоял туман, и… она не могла пошевелиться и с трудом дышала. Она попыталась повернуться и ударилась обо что-то плечом. Руку пронзила боль. Перелом? Она не помнила. Кашлянула. Попробовала сесть.

Вам! Она глухо стукнулась обо что-то твердое головой. Что за черт? Почему она не может вдохнуть поглубже? И эта вонь… Желудок запротестовал, от страха в голове прояснилось.

Внезапно она поняла, почему не может ни вздохнуть, ни пошевелиться. Господи… нет… Она ощутила холодную разлагающуюся плоть — голой спиной, плечами, ягодицами, ногами.

Она в гробу.

С трупом.

Ее обуял ужас.

Она закричала, словно ее посадили на кол. Яростно замолотила по стенкам и крышке гроба.

Казалось, что пространство уменьшается, давит на нее, так что нельзя двинуться.

— Нет! Пожалуйста, нет! Помогите! Кто-нибудь! — Она кричала, кашляла, от вони горели легкие.

Сукин сын, который поймал ее, — это Гробокопатель! Почему, господи, почему? Еще несколько минут, а может быть, секунд, и воздух закончится.

— Выпустите меня! — отчаянно завопила она, завизжала, завыла, заколотила здоровой рукой в стенки гроба. Ударила. Сильно. Но стальная обшивка не поддалась, только глухо стукнула, а острая боль отозвалась в лодыжке. Нет, нет, нет… Тут она все поняла. Вспомнила, как бежала к спортзалу, думала о тренировке, не чувствуя, что рядом притаилось зло, не понимая, что чудовище заманило ее в ловушку.

Она видела его лицо, когда он повалил ее на землю и вонзил в руку иглу. Только тогда она узнала его, увидела глубины зла, с которым столкнулась. Хотя он повзрослел, черты лица изменились, но она знала, кто это с ней сделал.

Она смутно припомнила тот суд. Свидетельские показания. Кошмарные фотографии места преступления. Леденящее кровь убийство женщины и ее детей. Лирой Шевалье был животным. Он безжалостно избил Кэрол Лежиттель и ее детей. Он изнасиловал их всех, а потом заставил насиловать друг друга и собственную мать. На суде были предъявлены документы из больницы, которые доказывали, насколько он больной и сумасшедший. Он заслуживал тюрьмы. Или ада. Или того и другого.

Когда она услышала, что его освободили, то предвидела неладное.

Но такого не ожидала.

Нет, нет, только не это.

— Помогите! Господи, помоги мне! — Она кричала, в голове крутился безумный калейдоскоп сцен жестокости. Они мучили ее, по коже бежали мурашки от соприкосновения с гниющей плотью. Ей надо вырваться отсюда. Обязательно!

Кто-нибудь услышит ее.

Кто-то обязательно придет к ней на выручку.

— Тебе нужно сделать это самой, — сказала она вслух — или это произнес второй человек в могиле? Господи, он что, двигается под ней? Трогает ее? Водит гнилым костлявым пальцем по ее позвоночнику?

Она закричала — это был визг обитателя сумасшедшего дома, отчаянный, безумный вой человека, чей мозг поврежден навсегда.

Думай, Симона, думай… Не теряйся!

Хотя воняло мерзко, воздух все же был, и она почувствовала — или показалось? — что слабая струя свежего воздуха пробивается сквозь сырую, смердящую вонь разложения. И снова показалось, будто что-то шевелится — то ли червяк, то ли жучок, попавший в гроб, то ли привидение, то ли что-то еще трогает ее, дышит в шею.

Она кричала и царапалась, ругалась и плакала, чувствовала, как растет клаустрофобия и мозг распадается на кусочки.

Держись, ради бога, держись… кто-нибудь спасет тебя… или нет?

Если она отсюда выберется, то убьет этого ублюдка голыми руками.

Ты никогда не выберешься отсюда, Симона…

Кто это сказал? Ее собственный свихнувшийся разум?

Тебя ожидает та же ужасная судьба, что и остальных: ты умрешь медленно и кошмарно.

Теперь она услышала, как на крышку гроба падают комья грязи и камешки. Еще есть шанс. Ее еще не закопали.

— Выпустите меня! — В панике она снова заколотила по стенкам, запястье разрывалось от боли. — Пожалуйста, отпустите. Я никому не скажу — пожалуйста, не делайте этого!

И снова стук — еще один ком грязи упал в могилу. Но если ее еще не закопали, крики может услышать кто-нибудь, кроме этого выродка. Она дико визжала, билась, молотила кулаками, скребла ногтями, молила.

— Помогите! О господи, кто-нибудь, помогите! — Но земля все падала и падала. С каждым взмахом лопаты свежего воздуха становилось все меньше и меньше. Он хочет медленно убить ее. Выхода нет.

Темнота сгустилась еще больше. Легкие жгло. Смрад был невыносим, и тело под нею, казалось, шевелилось… касалось ее в самых невообразимых местах.

Это невозможно, подумала она на миг, но этот всплеск здравого смысла быстро заглушил внутренний голос.

Ты обречена, Симона. Как и остальные.

Когда он засыпал зияющую дыру, крики и мольбы Симоны затихли, но Супергерой слышал стереозвучание ее жалобных воплей — не только сами стенания из гроба, но и каждый вздох в наушнике. Он не мог устоять. Хотя безопаснее было закопать яму и прослушать запись криков, искушение услышать, как она встречает судьбу, в режиме реального времени было слишком велико. Обычно его жертвы приходили в себя, когда он уезжал довольно далеко, но Симона Эверли оказалась сильнее, чем он ожидал, и наркотик, которым он одурманил ее, быстро выветрился.

Ну и отлично, подумал он, бросая на гроб сырую землю. Было что-то невыразимо чувственное в том, что она лежит прямо под ним, в гробу под несколькими дюймами земли, и умоляет его освободить ее. Как она плачет, предлагает ему себя, но сама мысль о том, чтобы и в самом деле ее трахнуть, не так будоражила, как то, что он переживал сейчас, — всплеск адреналина при звуках ее мольбы, криков, всхлипываний.

Дождь служил прекрасным прикрытием: вряд ли кто сейчас перелезет через запертые ворота кладбища. Он один, не считая каких-то зверьков, которые шуршали в листве. В очках ночного видения он мог бы заметить, как все эти еноты, скунсы, опоссумы скрываются в зарослях у окраины кладбища и с подозрением таращатся на него широко открытыми глазами.

Подойдите и посмотрите, подумал он о пушистых свидетелях своего преступления. Забрасывая в могилу землю, он вспотел. Ее голос тонул в сырой облачной ночи. Надо работать быстро, на случай если покажутся какие-нибудь подростки или бродяги. Но сейчас он был один.

Он и Симона.

Она плакала, что-то неразборчиво бормотала, порой взвизгивала, жаловалась, что кто-то трогает ее и дышит на нее — как будто она в гробу с привидением.

Да, она и правда с ума сходит.

Это прекрасно.

Пусть она в последние минуты жизни рехнется от страха, пусть поймет, что выхода нет, что, как бы она ни боролась, умоляла и рвалась, она обречена.

Почувствуй, каково это, богатая сучка.