Он осторожно крался в тени. Уже опустились сумерки, он смертельно устал, а если его поймают, он, наверное, потеряет работу. Но все же Рид, пройдя через заднюю калитку, нашел запасной ключ, который Бобби всегда держала за краном для шланга, вошел в гараж, разулся и направился в кухню. Размытые тени; над камином, как всегда, мягко горит светильник. Он уже много месяцев не был в коттедже, но все помнил. Прийти в дом он рискнул лишь потому, что был уверен: от расследования его отстранят. Как только окружной прокурор обнаружит, что Рид был близок с жертвой, его перебросят на другие дела, и вся информация по смерти Бобби станет ему недоступна. Что выводило из себя.

В одних носках он прошел по стертому паркету из небольшой столовой в гостиную, заставленную, как он помнил, мебелью и растениями. На кофейном столике валялась раскрытая газета. Он не стал ее трогать, но заметил, что это утренний выпуск «Саванна Сентинел» двухдневной давности. Бобби — или кто-то еще в коттедже — читала местные новости. Самый жирный заголовок касался проекта реконструкции исторического района, статья была подписана именем Никки Жилетт. Одна из самых неприятных женщин, которых он встречал, из тех беспринципных журналисток, «полцарства за статью», такие всегда лезут вперед. Хорошенькая, правда: кудрявые светло-рыжие волосы, яркие глаза, подтянутая попка, но лучше с ней не связываться. Не только агрессивная журналистка, но еще и дочь Его Чести судьи Рона Жилетта.

Рид осторожно перевел свет фонарика с газеты на тарелку с подгорелым недоеденным тостом. На краю тарелки застыл джем. На кромке чашки с кофе, опять же недопитой, следы губной помады. Завтрак двухдневной давности.

Он прошел в спальню. Простыни смяты, наполовину сползли с кровати, подушка на полу, но по опыту он знал, что это вовсе не следы борьбы. Бобби всегда оставляла кровать неубранной.

— Так ведь сексуальнее, правда? — спросила она однажды, стоя на цыпочках и целуя его в шею. — Кажется, будто здесь только что занимались любовью и всегда готовы продолжить.

Она никогда не видела его по-военному строго заправленную кровать и аскетичную комнату с единственным шкафом, тринадцатидюймовым телевизором, маленьким зеркалом и тренажером «гребля».

Дверца шкафа тоже была открыта. Рид посветил фонариком внутрь. Из корзины для грязного белья вывалилась на пол одежда, прямо над нею висели платья. Чистой тряпкой он открыл ящики и обнаружил белье, футболки, шорты, саше. Ничего особенного. На ночном столике лежали вибратор, кремы, бумажные платки, порванная фотография Бобби в подвенечном платье и потрепанная Библия. Ничего необычного. Ничего подозрительного.

Такой же беспорядок царил и в ванной. На полочке громоздились пузырьки с косметикой, шампуни, аспирин, лосьоны. У огромного зеркала с подсветкой лежала расческа с застрявшими в ней темными волосами. В аптечке находились мази, кремы, средства интимной гигиены, лаки для ногтей и лекарства: болеутоляющие и месячный комплект противозачаточных таблеток.

Явно давно не использовались.

Колченогую ванну и новенькую душевую насадку хорошо бы почистить.

Во второй спальне, которую использовали как кабинет и склад для всякого хлама, тоже был беспорядок, обычный для Барбары Джин. Это временный коттедж, сказала она Риду в то последнее утро, когда он ее видел. Они лежали в постели, завернувшись в простыню; в воздухе висел плотный запах секса.

— Это просто перевалочный пункт к дому побольше, когда с разводом будет закончено.

— Я думал, уже все, — сказал он.

— Остались формальности: я хочу больше денег, а он не хочет их платить.

— Но ты говорила, что все кончено.

— Ну да.

— Официально, я имею в виду. — Он разозлился. Не на шутку разозлился и выскочил из простыни. Пока она пыталась что-то объяснить, он оделся и ушел. Он вспоминал, как шел обратно, — была середина сентября, и он попал под дождь, проливной, парной и теплый.

Рид в последний раз прошел по комнатам, запоминая обстановку. Конечно, он сюда вернется — с Макфи и Морисетт. Если ему позволят. Но ему нужно было своими глазами увидеть, каким был последний день Бобби. Пройдя в кухню, он заметил автоответчик. Там светился огонек. Это был кассетный аппарат, и Рид знал, как он работает. Простая штуковина с отличной функцией «Сохранить как непрослушанные». Можно прослушать запись, и никто не заметит. Он нажал кнопку через тряпочку. Пока пленка перематывалась, аппарат шипел и фыркал. Сначала на записи два раза вешали трубку, потом тишину кухни прорезал женский голос.

— Привет! А это я, — заявила сама Бобби. Рид чуть из кожи не выпрыгнул.

— Не ожидал, правда? — Господи, о чем это она? — Я ухожу на встречу с ним, но забыла дезодорант и пятновыводитель, а еще решила проверить новый мобильник, так что просто хочу напомнить. Круто, да?

Она засмеялась, очень довольная собой, и по спине Рида пробежали мурашки. Он помнил это хриплое хихиканье. Бобби словно ожила.

Кому она звонила — кому-то, кто был здесь, или себе самой? И с кем она собиралась встречаться? С Джеромом Марксом? С новым парнем?

Больше сообщений не было.

Рид перезагрузил аппарат, так что два оборванных звонка и сообщение Бобби вновь оказались отмечены как непрослушанные, и вышел. Так же, как и десяток раз до того.

Пирс Рид — ключ ко всему.

Никки еще раз напомнила себе об этом, как только на следующее утро зазвонил ее радиобудильник. Вчера она провела весь день и ночь в Далонеге, роясь в прошлом Рида, чтобы найти то, что связывало его с могилой у Кровавой горы. Но тщетно. Она осталась ни с чем и к вечеру сдалась. Только время и силы зря потеряла. Никки треснула по будильнику, тот затих, и она со стоном выползла из кровати. Она легла только часа три назад — и это после многих часов за рулем. В глаза будто песка насыпали, голова болела. Покрутив шеей, она услышала хруст. Недобрый знак. Она потянулась за пультом и включила местные новости. Ее рыжий полосатый кот Дженнингс, самое ленивое существо на свете, поднял голову. Он потянулся и зевнул на соседней подушке, обнажив острые как иголки зубы и розовый шершавый язычок. Никки машинально погладила его по пушистой голове и уставилась в телевизор.

Могила с двумя неопознанными трупами все еще возглавляла рейтинг новостей. На всех каналах.

Итак, при чем здесь Рид? Копа из Саванны не повезли бы вертолетом за три сотни миль в леса северной Джорджии просто потому, что все газеты трепали его имя после дела Монтгомери. Нет, должна быть особая, скрытая причина. И Никки позарез было нужно ее выяснить. Она направилась на кухню, засыпала кофе итальянской обжарки в кофеварку, залила водой, пошла в ванную и отвернула краны для душа. Пока в старом доме стонали трубы и нагревалась вода, она проверила государственные новостные каналы. По «Си-эн-эн» сюжет показали, но сунули его между ближневосточным конфликтом и расписанием поездок президента. Она снова переключилась на местные каналы и узнала, что ведомство шерифа графства Лампкин не предоставило больше информации.

Это хорошо.

Этот материал должен быть ее.

Никки почти физически ощущала его.

С этим чувством она поспешила в душ, надеясь, что горячие струи вымоют паутину из головы и боль из мышц. Но напор на верхнем этаже этого старого дома, мягко говоря, не воодушевлял. На прическу и макияж понадобилось меньше десяти минут — свои светло-рыжие кудри она взбила как придется. Заметив под глазами темные круги, которые не скроет никакой макияж, она застонала про себя.

Ну и ладно.

— Кому какое дело? — спросила она Дженнингса, который умудрился влезть на край ванны и смотрел, как она наводит марафет, — Есть хочешь?

Кот спрыгнул с ванны и направился к кухне.

— Я так понимаю, да. Подожди секунду.

Никки натянула черные слаксы, футболку с длинным рукавом и набросила жакет. Перекидывая ремень сумочки через плечо, она уже обдумывала, как лучше подать материал и как бы подойти к Риду. Она, конечно, попробует подобраться напрямую, но в прошлый раз не получилось. Маленькая спальня находилась в шаге от кухни-гостиной, а вся квартира располагалась в башенке некогда роскошного викторианского дома. Сейчас паркетные полы надо было перебрать, стены и лепнину — перекрасить, а столешницы заменить. Но это был дом. Ее дом. И он ей нравился.

На кухне она быстро покормила кота, налила кофе и стала прихлебывать, глядя новости по древнему двенадцатидюймовому телевизору, на который разорилась еще в колледже. Телевизор и Дженнингс были примерно одного возраста — они появились на последнем курсе, когда Никки решила, что должна сама принимать решения. И эти решения включали, в частности, свидания с вереницей парней, притом исключительно не тех.

— Это вполне естественно, — утешил ее психоаналитик. — Вы понесли серьезную утрату. И не только вы, но и вся семья. И вы ищете, чем можно заполнить эту брешь.

Никки решила, что доктор — шарлатан, и выдержала лишь один утомительный сеанс. Конечно, ей не хватало старшего брата. Да, мама, папа, второй брат и сестра тоже горевали. Но она сомневалась, что из-за смерти Эндрю ей так уж необходимо встречаться с каждым придурком университета Джорджии. Оглядываясь, она признавала: телевизор и Дженнингс были ее лучшими решениями.

На экране замелькали картинки, и она снова переключила внимание на новости.

Из Далонеги больше ничего.

Не было и интервью с Пирсом Ридом, даже на местных каналах. Оно и к лучшему.

Так будет проще, думала Никки, наливая в походную кружку вторую порцию кофе. Она определила для себя, что нужно лишь следовать за Ридом, наблюдать за ним, выяснить, почему он поехал на север, и тогда сложится головоломка с мертвыми телами. Так или иначе, свой эксклюзив она получит.

Выйдя из квартиры и остановившись на верхней площадке, она стала набирать на сотовом номер Клиффа Зиберта. Отсюда было видно улицу, крыши домов и верхушки деревьев Форсайт-Парка. Город уже проснулся, на старых улицах исторического района началось движение. Неподалеку находилось полицейское управление.

Клифф не брал трубку.

— Поразительно, — пробурчала Никки и решила, что он все еще от нее прячется. Она оставила сообщение, сбежала по ступенькам, и холодный зимний ветер забрался ей во влажные волосы. Подойдя к своей машине, она бросила блокнот, сумку и ноутбук на заднее сиденье, сунула кружку с кофе в держатель на приборном щитке. Вставила ключ в зажигание и услышала недовольное ворчание старого двигателя.

— Ну, давай, я тоже устала, — пробормотала она, и с пятой попытки машина завелась. — Я же знала, что ты можешь.

Она дала задний ход и выехала на узкую аллею, по обеим сторонам которой стояли увитые плющом гаражи и старые сараи.

По дороге на работу она проехала мимо полицейского участка и решила было остановиться, но передумала. Нужно появиться в офисе и привести мысли в порядок, прежде чем доставать Рида.

— Чему обязан честью вашего визита? — спросил Джером Маркс, поднявшись, когда секретарша провела к нему трех детективов. До этого утра его «не было в городе по делам». У него хватило вежливости встать, но недружелюбие крылось в темных глазах, в сжатых губах, скрытых козлиной бородкой, и в нотке раздражения под откровенным сарказмом. На нем был новый темно-синий костюм, белая сорочка, бордовый галстук и золотые браслеты-цепочки. Кабинет, отделанный кожей и красным деревом, источал то же претенциозное благородство, которое так отчаянно стремился показать его наряд.

Но все это было лишь вывеской.

Рид знал, что Марксу почти так же далеко до наследственного капитала и южной знати, как ему самому. Сын портнихи и торговца подержанными автомобилями, он поступил в маленький университет, где было всего четыре курса и где получил степень по финансам. Там он вступил в ряды работников американских корпораций, работал в компаниях проката автомобилей, банках, у ипотечных брокеров, пока не решил стать антрепренером на унаследованные от тестя деньги. Детей у них с Барбарой Джин не было.

Учитывая, как все сложилось, это к лучшему.

Макфи представился, затем представил Морисетт и Рида. Когда Маркс встретился с Ридом взглядом, его скулы затвердели еще сильнее.

— К сожалению, у нас плохие вести, — сказал Макфи.

— Какие именно? — Маркс сразу занервничал.

— Кажется, мы нашли тело вашей жены.

— Что? — Краска отлила от его лица. — Моей жены? Барбары?

— Да. Если вы смотрели новости, то знаете, что мы нашли могилу у Кровавой горы в графстве Лампкин.

— Боже, вы хотите сказать… — Он переводил взгляд с одного полицейского на другого. — То есть Бобби была… в этом… там… — Он сглотнул, потом рухнул в откидное кресло у стола. — Нет… То есть это невозможно.

— Увы, возможно, сэр. Мы бы хотели, чтобы вы проехали с нами и опознали тело. Это в Атланте.

— О боже… о боже… — Маркс закрыл лицо руками. Очень чистыми руками. С ухоженными ногтями. Казалось, он действительно потрясен, хотя мог и притворяться. — Нет, не верю. — Он посмотрел на полицейских, и их угрюмые лица, похоже, его убедили. — Конечно, я поеду с вами. В Атланту?

— Да, там будет вскрытие.

— О господи! Вскрытие?

— Мы подозреваем убийство.

— Но кто? Кому могло… — Голос его сорвался. Наконец он понял. — Вы думаете, это я? — ошеломленно спросил он. — Я бы никогда… — Он встретился глазами с Ридом, и его церемонность отчасти испарилась. — У нас, конечно, по-всякому складывалось, а сейчас мы вообще разводились, но, клянусь, я здесь ни при чем. Если хотите, чтобы я опознал тело, то поехали. Немедленно.

Трина накинулась на Никки, как только та опустила на стол сумочку и включила компьютер:

— Ну все, ты попала.

Девушка перегнулась через перегородку. В колонках раздавалась инструментальная обработка рождественских гимнов, заглушая стук клавиатур и тихие голоса.

— Я уже поняла. Что, Мецгер пошел к Свинну и стал вонять насчет меня?

— А, ну и это тоже.

— В смысле — тоже?

— Я вообще-то про нашу вечеринку. Ты меня проди-намила, и пришлось одной работать психоаналитиком для Даны и Эйми. — Трина выразительно закатила глаза. — Всю ночь из штанов выпрыгивала — то поздравляла Дану, говорила, как здорово быть замужем, какой классный парень Тодд, как ей с ним повезло, а потом поворачивалась на сто восемьдесят градусов и говорила уже Эйми, как повезло ей, что она наконец избавилась от своего мерзкого лживого ублюдка мужа.

— Прикольно.

— Мне нужна была помощь.

— Извини, ноя…

— Знаю, знаю, гналась за материалом, который вознесет твою карьеру к облакам. Кстати, звонила доктор Фрэнсис. Хочет договориться о времени интервью, потому что на той неделе заседает школьный совет и в следующий раз они соберутся только после Рождества. Она хотела убедиться, что ты поняла ее позицию по предстоящему договору. Никки простонала:

— А ты-то откуда знаешь?

— Селести опять переслала мне твою голосовую почту.

Никки выдавила улыбку.

— Прекрасно, — произнесла она, источая сарказм. — Еще что?

Ухмылка Трины приобрела размеры улыбки Чеширского кота.

— Да так, сообщение от Шона…

— Шона? — У Никки сжалось сердце, и она невольно ощутила старую знакомую боль. — Что он сказал?

— Что будет в городе и хотел бы… как это он сказал… «Законтачиться», вот.

— Хрен ему. — Никки не собиралась второй раз наступать на те же грабли.

— Но почему, Никки? Когда это было? Десять, двенадцать лет назад?

— Ну почти, но, как я уже говорила, враль и обманщик — всегда враль и обманщик.

— Может, он повзрослел? Ну конечно.

— Еще что-нибудь? — спросила Никки, отогнав мысли о Шоне Хоке, о его пофигизме, улыбочке мерзавца и точеном теле. Все кончено. Точка. Она не верит в возрождение отношений и не станет тратить на него время. И не хочет быть с ним «друзьями», даже если это возможно. Тем более что это невозможно. — Еще были какие-то сообщения?

— Нет.

— Ну и хорошо.

Ничего удивительного, в основном ей звонили на сотовый, и слава богу, учитывая уровень некомпетентности Селести. Той было двадцать четыре года, и, по мнению Никки, у нее полностью отсутствовали мозги. Иначе как бы она спуталась со Свинном, у которого от первого брака дочь, примерно ровесница Селести? То, что сейчас он женат на миссис Свинн йомер два, а двое их детей ходят в начальную школу, тоже не могло переубедить Селести, и она продолжала твердить, что брак Свинна «мертв», что они с женой «живут каждый своей жизнью» и «до сих пор вместе только ради детей». У Никки это уже в печенках сидело. Как, впрочем, и все, что было связано со Свинном.

Он словно прочитал ее мысли. Проходя мимо, он сказал:

— Никки, зайдите ко мне, как улучите минуту. Трина юркнула в свой отсек.

Чудесно, подумала Никки, и к ней вернулась мстительная головная боль. Схватив сумочку, девушка последовала за Свинном, который двигался расслабленной походкой бывшего спортсмена. Он все еще был стройным и подтянутым, некогда черные волосы теперь посереб-рились, из одежды он предпочитал хаки и тенниски, как будто только ушел с площадки для гольфа. Он открыл дверь в свой стеклянный кабинет и пропустил Никки вперед. Как всегда джентльмен, саркастически подумала она. Он указал ей на один из стульев, а сам сел за стол, закинув ногу на угол и скрестив руки на колене.

— Я слышал, вы два последних дня были в Далонеге. Да, Мецгер быстро сообщал новости.

— На самом деле всего лишь чуть больше суток, но да, я там и правда была, — признала она, глядя на то, как Свинн качает ногой.

— Какие-то особые дела? — Он хранил каменное спокойствие, не сводя с нее глаз; губы вытянулись в тонкую линию.

— Я хотела узнать, что там с могилой, которую нашла полиция.

— Этот материал я дал Норму. Она кивнула.

— И ему не понравилось, что я туда поехала?

— Ну, скажем так, его это озаботило.

— Почему?

— Он думает, что вы хотите его обставить.

— Короче, он испугался?

— Я этого не говорил.

Никки была уставшей и злой. С языка у нее сорвалось:

— Вы это подразумевали. Послушайте, я не понимаю, что страшного в том, что я туда поехала. Мои задания не пострадали. У Мецгера остается его материал. В чем проблемы?

— Да может, и ни в чем, — сказал Свинн, не меняя, однако, выражения лица. — Я вызвал вас не для того, чтобы приказать оставить это дело в покое или прекратить кому-нибудь мешать. Вовсе нет. Если честно, я думаю, что соревновательный дух даже полезен, если, конечно, вы не будете забывать, что вы и Норм — одна команда. Все, что я хочу от вас, — это материал в лучшем виде.

— То есть вы не требуете, чтобы я остановилась?

— Это задание Норма. Вам это известно. Помните об этом. Но я не останавливаю вас. Конечно, если это не отразится на ваших собственных заданиях.

— И все? — ошарашено спросила она.

— И все. — Уголок его рта приподнялся. — А что, вы думали, я вас отругаю?

— Как минимум.

Фыркнув, он привстал со стола.

— За то, что вы напугали Мецгера? — Свинн покачал головой. — Нет, как я уже сказал, небольшая конкуренция ему не повредит.

— Так что, вы даете мне зеленый свет для этого расследования?

— Ну если вы не будете вставать на пути у Мецгера… — Свинн закивал в такт своей ноге.

— А если он встанет у меня на пути?

— Не передергивайте, Жилетт.

Она подняла руки, как бы сдаваясь.

— Я просто хотела узнать степень свободы.

— Вы ее знаете.

Он встал, и Никки поняла, что разговор окончен. Когда она уже собиралась выйти, Свинн добавил:

— И пожалуйста, без фокусов, хорошо? Газете не нужны проблемы с законом и так далее.

Никки невольно застыла на месте. Она знала, о чем он говорит. О деле Шевалье. Уже давнем, но преследовать ее оно будет до скончания века. Она была тогда еще неопытна и ради материала готова была скомпрометировать кого угодно, даже собственного отца. Но урок не пропал зря. Снова повернувшись к шефу, она подняла голову и холодно произнесла:

— Поверьте, все, что я найду, будет законно. И вы, и «Сентинел» можете на меня положиться.

Свинн изобразил свою полуулыбку:

— Это все, что я хотел знать.

Аминь, подумала она, хотя и не произнесла вслух. Незачем его раздражать. Не сейчас, когда он наконец разрешил ей заняться чем-то более вкусным, чем повестка дня школьных советов и интервью с представителями комиссии по историческому наследию. Она лавировала между отсеками, и в голове стучала мысль, что Свинну не стоит доверять, но она ее отбросила. С подозрениями разберется потом. А сейчас пришла пора себя проявить. С благословения Свинна. Дела пошли лучше. Еще несколько часов она тут посидит, разберется с текущими материалами, а потом решит, куда направиться. По следам Пирса Рида.

Найти его будет нетрудно, но заставить открыть рот — уже гораздо сложнее. Она уже пыталась брать у него интервью, но он смотрел на нее как на врага. Ему стоит серьезно пересмотреть свое отношение к прессе и праву людей на информацию. Никки поняла, что знает, как заставить его это сделать.

Несомненно, у Рида в шкафу есть один-два скелета — маленькая грязная тайна, о которой он предпочел бы никому не рассказывать.

Это уже похоже на шантаж, Никки, выбранил ее этот чертов голос в голове, но она не стала слушать. Не сегодня. Она очень осторожно воспользуется сведениями, которые раскопает. Ей просто нужен некий арсенал средств, которые заставят его все ей выложить. И снова укол совести. А если бы Рид копался в твоем прошлом, тебе бы понравилось?

Пропустив вопрос мимо ушей, она направилась к своему отсеку и, прежде чем перезвонить доктору Фрэнсис или закончить статью о школьном совете, вышла в Интернет и вбила в любимый поисковик слова: «Детектив Пирс Рид». В ожидании результатов поиска она напомнила себе проверить его семейное положение и любую информацию о том, что происходило с ним в Сан-Франциско. А еще первые несколько лет жизни он провел в северной Джорджии, как раз недалеко от Кровавой горы и места, где нашли могилу. Потом его родители разошлись, мать забрала сына в Чикаго, после чего они переселились на Западное побережье. Несмотря на это, Рид постоянно возвращался в Саванну — лет пятнадцать назад и совсем недавно. Почему? Она пометила в блокноте, что надо поглубже копнуть в графстве Лампкин, поговорить с шерифом, разбившимся мальчиком, его братом и кем-нибудь, кто знал Рида ребенком. Должна быть какая-то причина, почему Рид полетел туда.

Монитор мигнул, и она улыбнулась. На детектива Пирса Рида — десятки ссылок. Солидное количество данных, правда, многие ссылки вели к газете «Саванна Сен-тинел». Но были и другие источники информации, включая ряд статей в газетах Сан-Франциско и Окленда, штат Калифорния.

Щелкая мышкой, Никки Жилетт получила развернутое представление о личной и профессиональной жизни детектива Пирса Рида. Просмотрев фотографии, где он гораздо моложе, она решила, что, хотя и тогда он был неплох, сейчас он еще лучше. По крайней мере, более интересен для нее. Он пополнел, волосы припорошило сединой, но крупные черты и ястребиный взгляд больше подходили к его грубоватому лицу с косыми морщинами и щетиной. Разочарование и подозрительность, сквозившие сейчас в глазах, только добавляли ему привлекательности.

— Ты с ума сошла, — сказала она себе. — Ты все время западаешь не на тех. Шон Хок — лучший тому пример. Каким бы красавчиком ни был Рид, помни, что ты интересуешься им целиком и полностью с профессиональной точки зрения. Тебе нужно написать статью, сделать карьеру, и тебе совершенно не нужно впутаться в любовную историю.

Она чуть не рассмеялась вслух. Роман? С Пирсом Ридом? Непоколебимым ненавистником четвертой власти? Смешно!

— Хочу выяснить, кто последним видел Бобби Джин живой, — бросил Рид Морисетт и Макфи, когда они ехали от Маркса. Стемнело, было почти девять вечера, лишь фонари отгоняли ночь. За рулем сидела Морисетт, и машину она вела как обычно. Рид устроился сбоку, а Макфи — на заднем сиденье. Днем они ездили в Атланту и наблюдали, как Джером Маркс с посеревшим лицом опознавал свою задохнувшуюся жену. Он не устроил истерику, не проронил ни слезинки и не казался убитым горем, но был до глубины души потрясен ее смертью, и это сказалось, когда он увидел тело. Когда откинули простыню, он напрягся.

— Это она, — прошептал он и отвернулся, словно не в силах смотреть.

Рид не разобрался, с чем связан этот перелом: с тем, что она мертва, или с тем, что они разводились. Так или иначе, если именно Джером Маркс засунул ее живую, молящую о помощи в гроб, он чертовски умело скрывал свою вину. Охотно разговаривал с ними и согласился на тест на детекторе лжи. Поинтересовался, где кольцо, которое он подарил ей на годовщину свадьбы, но потом сказал, что, наверное, она его сняла из-за намечающегося развода. Когда у него спросили, можно ли провести в доме обыск, он не только не возмутился, но даже не потребовал адвоката. Маркс во всем вел себя так, будто скрывать ему нечего. Но Рид не спешил на это покупаться.

— Еще мне нужны записи ее телефонных разговоров и…

— Да, да, как всегда, понятно, — отозвалась из-за руля Морисетт. — Друзья. Родственники.

— У Бобби есть брат под Нью-Орлеаном, кажется, но родители скончались.

— А дети? — спросила Морисетт, потянувшись за мятой пачкой «Мальборо лайте». Она умудрилась одновременно вытряхнуть последнюю сигарету и вписаться в поворот у реки.

— Насколько я знаю, нет. — Мозг Рида неустанно работал, и он выплевывал приказания: — Мы промотаем пленку назад. Проверим ее работу, квартирную хозяйку, друзей. Кто-то что-то да знает. Я поставил ее дом под наблюдение, вдруг кто-нибудь покажется. — Поймав взгляд Морисетт, он добавил: — Пока тело не опознали, нельзя было получить ордер на обыск.

— Ты же опознал тело, — сказала она.

— Это было неофициально, как сейчас, когда его опознал муж.

— Значит, теперь ты играешь по правилам?

— Строго по правилам.

— Ну конечно, Рид. Так я и поверила.

— Остановимся у ее дома. Посмотрим, там ли еще эксперты.

Он отчеканил адрес Бобби, и Морисетт круто, по полицейски, развернулась на ближайшей улице. Сейчас они мчались на юг по исторической части города, мимо отреставрированных особняков с высокими террасами, широкими окнами и едва пропускающими свет ставнями, вокруг сквериков, похожих на парки, со скамейками, статуями и буйной растительностью.

— Если ты останешься в деле, могут возникнуть определенные сложности, — заметила Морисетт, закурив и открыв окно. Запах Старой Саванны врывался в машину, вытесняя дым.

— Я говорил с шерифом.

— Да, — вставил Макфи. Молчун заговорил, когда Морисетт свернула на боковую улочку.

— Но это случилось в графстве Лампкин. У Окано может быть другое мнение. Она всегда цепляется к мелочам. — Морисетт сжала зубами сигарету и лихо повернула.

Рид хмуро смотрел в темноту.

— С законниками всегда так. — Морисетт взглянула в зеркало заднего вида. Затрещала полицейская волна. — Всегда ищут повода, чтобы придраться.

— Да нет, с ними другая проблема — они все параноики, — проворчал Рид, хотя знал, что играет с огнем. Кэтрин Окано, окружной прокурор, обычно была на его стороне и позволяла немного обходить правила, но когда она обнаружит, что у них с Бобби бьш роман, наверняка наложит вето на его участие в расследовании. На следующем перекрестке Морисетт свернула налево и подъехала к дому Бобби. На улице уже стояло несколько машин, по двору была протянута ограничительная лента. Работали и с собаками. Морисетт припарковалась и затушила сигарету в пепельнице. Все трое прошли мимо экспертов, изучающих следы, и направились в дом.

Не считая деятельности копов, дом выглядел точно так же, как его оставил в последний раз Рид. Он вышел на улицу — теперь его следы, если таковые найдутся, можно будет объяснить.

— Что вы нашли? — спросил он Дайану Мозес, которая возглавляла в Саванне экспертную группу. Афроамериканка, пробившаяся через тернии, умная и непростая в общении. По управлению гуляла шутка, что она, если захочет, не только заставит Красное море расступиться, но еще и разделит его решеткой.

— Пока немного. Все еще работаем. Главное, что нет следов взлома. Но машины ее тоже нет. Она, вероятно, встретила убийцу где-то в другом месте, случайно или намеренно.

— Не случайно. Убийство было спланировано.

— Возможно.

— Никто не будет выкапывать гроб просто на случай, если встретит где-нибудь жертву.

И записок копу тоже писать не будет.

— Похоже, наша девочка любила и потрахаться, и помолиться. Развлечения и религия. Всякие сексуальные игрушки в спальне, но читала духовную литературу. Посмотри сам.

Хотя следов преступления не было, на месте все же вели фото — и видеосъемку. Скоро все стороны жизни Барбары Джин Маркс выйдут наружу. И ее отношения тоже. Его имя скоро всплывет.

— Вы проверяли компьютер? Электронную почту? Телефон?

— Винчестер мы забираем с собой, а на автоответчике ничего не было. Никаких номеров не определилось.

— Ты уверена? — спросил он, глядя на телефон. — Никаких сообщений?

Дайана оторвалась от блокнота:

— Я уже сказала, никаких сообщений.

— А трубку не бросали? Она холодно нахмурилась.

— Ничего. Ни-че-го. Пленка в автоответчике чистая. Если у нее и был сотовый или сумочка, мы их не нашли. Еще вопросы? Если нет, мне надо идти работать.

Тут ее о чем-то спросил фотограф, и Рид ретировался. Он подошел к телефону и посмотрел на него. Индикатор сообщений не горел. Значит, после его ночного визита здесь побывал кто-то еще.

Через десять минут они ушли. Морисетт снова села за руль, и они направились в участок. Ночь стала еще темнее, фары светили ярче, уличные фонари сияли искусственным голубым светом. Некоторые дома уже светились рождественскими огнями, а в одном большом окне Рид разглядел наряженную и зажженную елку.

Он забыл, что сейчас святки.

Да это и неважно.

Морисетт прибавила газу, когда они проносились мимо Колониального кладбища. Кладбище казалось заброшенным и унылым, со своими древними надгробиями и сухой травой. И это был обратный адрес послания, которое он получил вчера утром. Тот, кто подписал его, явно здесь побывал.

— Надо проверить окрестные кладбища, — сказал Рид, глядя на голые деревья, растущие между оградами. — Посмотреть, не вскрыты ли какие-нибудь могилы.

— Ты думаешь, тот, кто отвез гроб в горы, взял его прямо здесь? — спросил Макфи.

— Возможно, — подумал Рид вслух; впрочем, возможно, было все, что угодно. Посмотрел в заднее окно — нет ли хвоста. Следил ли за ним убийца Бобби? Видел ли, как он уверенно ходит по дому? Прятался ли в тени, по углам и щелям, когда Рид проходил мимо него? Или у кого-то еще был ключ от дома Бобби и он пришел ее искать? Как насчет ее мужа? Джером Маркс все еще оплачивал ее счета. Насколько знал Рид, Бобби работала неполный день и не смогла бы сама оплатить свою кредитку.

Морисетт подрулила к парковке полицейского участка.

— Я начну обзванивать всех, кто был знаком с Барбарой Джин.

Она нажала на тормоза, и машина заняла свое место на стоянке. Макфи собирался остаться еще на пару дней, посылая шерифу графства Лампкин отчеты факсом и электронной почтой и, по мнению Рида, в принципе путаясь под ногами. Он хотел, как говорится, взять быка за рога и начать расследование, но не мог. Морисетт права. Нужно следить за каждым своим шагом.

Ночь стояла темная и сырая; в тяжелом воздухе пахло дождем.

— Господи, ну и холод, — буркнула Морисетт, выкинув окурок в урну с песком.

— Зима на дворе, — сказал Макфи.

— Ну да, а разве природа-матушка не знает, что у нас юг?

Рид плечом открыл дверь, пропустил Морисетт и Макфи и отправился с ними наверх. Их шаги гулко раздавались на лестнице, пока они поднимались на третий этаж. Макфи расположился за выделенным на время столом, а Морисетт последовала за Ридом в его кабинет.

— Мне надо домой, — сказала она, чуть ли не извиняясь. — Я редко вижу детей в последнее время.

Рид посмотрел на часы:

— А разве они еще не спят?

— Я и забыла, что у тебя нет детей. Везет тебе… или детям везет.

— Очень смешно, — парировал он, снимая куртку. В здании было тепло, несмотря на поздний час и небольшое количество народу. На работе оставались только крутые парни вроде него, в основном бессемейные. Он на мгновение пожалел, что одинок, но это быстро прошло. Он не из тех, кто способен завести семью. Все его связи рушились, включая и ту, в Сан-Франциско. Хелен, школьная учительница, казалось, была создана для него, но и этого не хватило, чтобы после трагедии удержать его в городе. Ничто бы не удержало. И он вернулся в Саванну, где его связи, если можно так выразиться, быстро угасали, в том числе и кратковременный роман с Бобби Маркс.

— Иди домой к детям.

— Ладно. — Она открыла дверь, и тут звякнул ее пейджер. — Вот видишь, няня зовет меня домой, а мы тут болтаем. До завтра.

— Давай, — ответил он, но она уже спускалась по ступенькам. Рид остался в кабинете один. Он проверил почту, не нашел ничего достойного внимания и решил перечитать утренние сообщения. Он зверски устал и не мог избавиться от мыслей о кровати, горячем душе и холодном пиве.

Может, пойти домой? А с утра заняться всем на свежую голову. Он потянулся за курткой, но тут зазвонил телефон. Он сразу схватил трубку:

— Детектив Рид.

— А, вы еще там. Я думал, что в такой поздний час попаду на голосовую почту.

Рид узнал голос — он принадлежал медэксперту Джеральду Сент-Клэру.

— Короче, у меня предварительное заключение по тому случаю на севере. От патологоанатома из Атланты.

— Уже? — Усталость Рида как ветром сдуло.

— Говорю же, предварительное. Даже очень предварительное, но нам велели его сделать как можно быстрее. Мы уже звонили в графство Лампкин, но, думаю, вам тоже будет интересно знать.

— И что там?

— Мы не очень много выяснили. Пока. Неопознанная женщина, похоже, умерла от сердечного приступа. Никаких указаний на убийство нет: если бы ее заперли в гробу и похоронили заживо, у нее был бы коронарный тромбоз. Мы пока все проверяем, но уже началось разложение, и, судя по нему, мы предполагаем, что она мертва уже недель десять.

Рид слушал и записывал.

— Со второй женщиной проще. Рид напрягся.

— Причиной смерти более недавней жертвы, опознанной как Барбара Джин Маркс, вероятно, явилось удушье, хотя мы исследуем ее кровь и тело на предмет других повреждений. Но пока ничего. Видимо, она просто задохнулась в гробу. По степени окоченения ясно, что она мертва менее двадцати четырех часов. Тело не переносили. Никаких видимых ран, крови нет, только из ногтей — она пыталась процарапать выход. Татуировка — роза, обвивающая позвоночник.

Рид помнил ее. Исследовал этот боди-арт собственными пальцами. Господи.

— Также имеются синяки. Мы их исследуем. Пока рано утверждать, были ли следы борьбы. Мы изучаем то, что нашли у нее под ногтями, но, как я говорил, никаких видимых ран. — Медэксперт помедлил, но Рид почувствовал, что это не все.

— Что-то еще?

— Да. Кое-что об этой Маркс, вам, наверное, следует знать.

— Слушаю. — Рид почувствовал, что его ждет неприятная новость. Очень неприятная. Мышцы напряглись, пальцы вцепились в трубку.

— Она была беременна. Рид резко вдохнул:

— Беременна? — Нет!

— Одиннадцать или двенадцать недель. Рид замер. Дыхание перехватило.

— Возможный мотив.

— Угу, — выдавил он. Кровь стучала в висках. Бобби? Беременна? Уже три месяца? Во рту пересохло. Он вспомнил отель на острове. Прозрачные занавески колыхал ветерок, пахнущий морем. Она — с растрепанными волосами, вздернутым носом, глаза полны жгучего желания.

— Тебе понравилось? — проворковала она. Ее тело все еще блестело от пота. — Если нет, дорогой, мы можем повторить. — Она куснула его за ухо. Всегда игривая и откровенно сексуальная. Она выжала его насухо. Стояло начало сентября… Выходные на День труда. Через открытое окно он смотрел на залив. Лодки рассекали водную гладь, паруса сверкали на фоне невероятно синего неба.

— Мы сделаем рентген тел, пока исследуют анализы, — говорил Сент-Клэр, звук его голоса проникал прямо в мозг. — И постараемся идентифицировать второе тело.

— Хорошо. — Рид почти не слушал. — Отправьте мне отчет.

— Обязательно. — Сент-Клэр дал отбой, и Рид положил трубку на рычаг. Он обернулся, посмотрел в окно, где тускло светил фонарь, и заметил, что пошел дождь.

Дорога заблестела, и через нее перебежала темная фигура — почти тень.

Он потер глаза, и тень исчезла. Может, привиделось. Или кто-то убегал от дождя, который превращался в ливень. Черт возьми, очень может быть, что неродившийся ребенок Бобби Маркс — от него. Какой-то чокнутый козел убил не только Бобби, но и плод.

Почему?

Кто?

Она погибла из-за беременности или это совпадение?

Два в одном у нас, вот так.

Два в одном — господи боже, так убийца это имел в виду? Он убил двоих в одном? Ребенка и Бобби. То есть ублюдок знал, что она беременна? Рид до боли стиснул зубы.

Он посмотрел на электронный циферблат часов. Красные цифры светились на запястье.

Ходят часики — тик, так.

Это подсказка. Не иначе. Что-то со временем… и еще вторая…

Раз, два, три, мертвых убери. Их крики слушай, молись за их души.

Значит, чокнутый ублюдок считает жертвы? Это лишь первые трупы… сколько еще? Знает ли он их?

Похолодев, он понял, что это насмешка, и написали этот стишок, похоже, когда Бобби еще была жива. Убийца наглый, дерзкий. Любит делать все напоказ. Рид гадал, мог ли спасти Бобби от чудовищной смерти, будь он умнее.

Нет, никак… когда он получил письмо, ее уже похоронили заживо. Бессильно сжались кулаки. Письмо отправили ему. Что бы ни случилось на самом деле, это что-то личное. Для него и для убийцы.

Вдруг Рид захотел выпить. Чего-нибудь покрепче.

Два в одном у нас, вот так.

Что, черт подери, это значит?

Явно ничего хорошего.