Кристи повернулась, нанесла сильный удар ногой, затем кулаком по боксерскому мешку, свисающему с потолка ее спальни. Бах. Мешок принял удар, качнулся, затем вернулся в прежнее положение, словно желая получить еще.

– Мало тебе, да? Вот, так еще! – Она была в поту, ее волосы начали виться, но она вспомнила все движения тэквондо, которые выучила еще маленькой. Словно езда на велосипеде, подумала она.

Мешок раскачивался как безумный; ее бывший инструктор, мастер Ким, не назвал бы его достойным спарринг-партнером, но мешок хорошо подходил для необходимой ей тренировки и разрядки, как физической, так и душевной. Еще один удар ногой с разворота, затем боковой удар ногой и наконец шаг и удар кулаком.

– Умри, – прорычала она мешку. Она почти перестала злиться на отца. Почти.

Итак, он вернулся поздно с работы? Значит, это День благодарения? А что еще нового? Он раньше доводил ее маму до бешенства – БЕ-ШЕН-СТВА – всей этой полицейской фигней. В то время Кристи этого не понимала, она была маленькой. Но она узнавала напряжение, которое усиливалось между ее родителями всякий раз, когда папа с головой уходил в расследование какого-нибудь дела. Он никогда не изменится. Работа прежде всего.

Нет, на самом деле это было не так. Она искренне верила, что она у него на первом месте. Рик Бенц любил ее независимо от того, является он ее «настоящим» отцом или нет. Как странно, что ее дядя, священник, – ее биологический отец, в то время как Рик, человек, который ее вырастил, и которого она по-прежнему считала «папочкой», – в действительности ее дядя. Чушь, чушь, чушь. Она нанесла мешку еще несколько быстрых ударов, затем завершила серию рубящим ударом по горлу – что ж, если бы у мешка было горло, он был бы уже мертв!

Бенц просунул голову в дверь.

– Давай, Кассиус. Пришло время давить картошку.

– Кто?

– Ну знаешь... Кассиус Клей.

– А, да. Али. Великий.

– Нет, это Гретцки.

– Хоккеист.

– Мухаммед Али был величайшим.

– Ты слишком много знаешь об этом дерь... ерунде, – заметила она. – Сейчас, я только схожу в душ и сразу же примусь за дело. – Он собрался было возразить, но она указала длинным пальцем на его нос. – Даже не думай о том, чтобы тронуть мою картошку, ясно? Я выйду из душа через десять минут. Картошка подождет.

Прежде чем он успел что-либо сказать, она метнулась в ванную, заперла дверь и включила воду. Она не уложилась в десять минут, но не прошло и получаса, как она закончила мыться, вытерлась, надела свой любимый тренировочный костюм, собрала волосы в «конский хвост» и размяла эту чертову картошку.

Бенц с трудом нарезал переваренную индейку, и хотя начинка была похожа на кашу, а подливка выглядела так, словно она вся была в прыщах, консервированный клюквенный соус, тыквенный пирог и шоколадные эклеры, которые он купил в местной булочной, компенсировали это. Он постарался. Кристи будет довольна. Он поставил свежие цветы в вазу на ее ночной столик, ее любимая набивная зверушка, серый енот с недостающим пуговичным глазом, лежал на подушке у нее на кровати, и он даже сумел отыскать две свечи, которые зажег и поставил на крошечный кухонный стол, чтобы «просто была соответствующая обстановка». Они сидели за столиком, придвинутым к стене, а раковина и остальные три стола были заставлены грязной посудой. Но это не имело значения.

Лучше всего было то, что он не налил себе и капли «Уайлд Тёрки» или чего-нибудь еще, чем он раньше любил промочить горло в праздник. Это были тяжелые времена. И сейчас она поняла, почему. Насколько она помнила, он пил много, вероятно, с тех самых пор, как выяснил, что она в действительности не его дочь, но, с Другой стороны, после того случая, когда он по ошибке застрелил мальчишку, он пристрастился к бутылке... Она помнила ссоры родителей, каждый праздник превращался в настоящую битву. Другие дети с нетерпением ждали Рождества, но она чувствовала, как нарастает напряжение, и, когда ей еще не исполнилось тринадцати, хотела, чтобы всех этих праздников не было. И затем погибла Дженнифер. Рик бросил пить навсегда. Кристи считала, что он заслужил пятерку за свои старания.

Они уже почти закончили есть горячее, когда он завел речь обо всех неприятных темах одновременно.

– Ты уже разговаривала с Джеем?

Кристи потыкала вилкой в раздавленную картошку.

– Да. По телефону. Мы поссорились.

– Ты ему объяснила, что происходит?

– Вообще-то нет. – Она сейчас не хотела думать о Джее.

– А тебе не кажется, что следовало бы?

– Объясню, когда буду готова, хорошо? – обиженно ответила она. Заметив, как приподнялись его брови, она вздохнула и положила вилку на стол. – Я повидаюсь с ним завтра или в субботу. Я не хотела скандалов в День благодарения. К чему портить праздник?

Морщины на лбу ее отца стали еще глубже, но он кивнул, очевидно, решив не давить на нее.

– Ты права. И мне не стоит вмешиваться.

– Хорошая мысль. – Она ткнула в его сторону вилкой. – Но я поговорю с ним до отъезда. – Она съела еще несколько кусочков и решила, что пора завести речь о Брайане. Отец все равно узнает. – Мне кажется, тебе нужно знать, что я кое с кем встречаюсь.

– Кое с кем. Я думал, ты встречаешься с кучей разных парней. – Он отрезал кусочек индейки и наколол его на вилку.

– Ну-у-у... Я же вроде как должна была выйти замуж за Джея.

– Вроде как.

– Поэтому я особо никого и не искала, но этот парень, он помощник преподавателя, и не тревожься из-за того, что он немного старше.

– Немного – это насколько? – Бенц прекратил есть и пристально смотрел на нее.

Может, ей следовало помалкивать.

– На несколько лет, и это несерьезно, да.

– Надеюсь. Я не знал, что помощникам преподавателей разрешено встречаться со студентками.

– Это осуждается, если помощник преподавателя назначен в твой класс, и да, я могу угадать твой следующий вопрос, папа. Брайан назначен в мой класс, но поверь, это никак не повлияло на мою оценку по философии. По правде, ты, наверное, подумал обратное.

Бенц нахмурился сильнее. Надо же, она откровенничает!

– Боже мой, даже не думай об этом, папа, у меня хорошие оценки, а не блестящие. И предмет Заростера трудный. Философия религии. Господи, и зачем я только на него записалась? Но в действительности у меня нет ни одного легкого предмета. Там не так, как в школе. Заростер, Саттер и Нортрап – трое самых трудных преподавателей на кампусе, и я занимаюсь у всех троих.

– Это не так уж плохо, – заметил он, снова принимаясь за сырую начинку. – Трудные – это хорошо.

– А что насчет странных? Готова поклясться, что мне достались самые странные преподаватели в этом колледже. Даже госпожа Уайлдер, математичка, довольно странная. Могу поспорить, что она держит двенадцать кошек и вяжет для них маленькие свитера. – Кристи засмеялась своей шутке, надеясь развеселить своего отца, но из этого, конечно, ничего не вышло. Он даже не улыбнулся.

– Почему ты считаешь своих преподавателей странными? – спросил он и на этот раз отложил вилку в сторону.

– Не знаю. Просто они странные. Представь себе людей, которые всю свою жизнь поглощены одним предметом и являются частью мира науки. Они просто обречены быть немного того. – Она пожала плечами. – Ладно, хватит меня допрашивать. Оценки у меня будут хорошими. Давай не будем сейчас об этом думать. Сегодня День благодарения.

Он собирался что-то добавить, но передумал.

– Да, наверное. – Один уголок его рта приподнялся. – Я рад, что ты дома.

– Что ж, я рада, что приехала, хотя должна признать, что некоторое время это было на волоске. Когда ты опаздывал, я подумала: «К черту все это, я останусь в колледже».

– Из-за помощника преподавателя? Брайана?

– Он имел к этому некоторое отношение.

– У него есть фамилия?

– Да, есть... – Она колебалась, но решила, что отец со своими связями в полиции все равно сумеет раскопать нужные сведения. – Томас. А теперь пообещай. Поклянись, что не будешь пробивать его по компьютеру на работе. Ему не нужно, чтобы вторгались в его частную жизнь. Хватает и того, что в мою вторгаются.

– Не...

– Да, папа, вторгаются, и не только потому, что ты мой отец, а потому что ты параноик-полицейский и родитель-одиночка.

– Параноик? – Зазвонил телефон, и Кристи дернулась.

Она думала о Брайане, которому дала свой номер. Хотя, с другой стороны, это мог быть Джей. Она подняла трубку и быстро произнесла:

– Алло?

После небольшой паузы прозвучало:

– Кристи?

– Да?

– Это дядя... это Джеймс.

Ей стало тошно. Ее биологический отец. Священник. Брат ее папы. Она бросила взгляд на отца. Бенц пристально смотрел на нее.

– Привет, – выдавила она. – Как поживаешь?

– Я просто хотел пожелать тебе счастливого Дня благодарения.

– О, да. Тебе тоже, – сказала она, и мысли закружились у нее в голове. Как ей отделаться от разговора? Она не хотела с ним говорить. Никогда. Вот черт! И подумать... Она не хотела продолжать мысль. Когда-то она ему доверяла. Когда она считала его «дядей Джеймсом» и не понимала неприязненного отношения Бенца к своему брату, ревности, мелькавшей в его глазах. А теперь она все знала и не хотела разговаривать с ним. Никогда. Для нее Бенц всегда был ее отцом. И точка. Он всегда заботился о ней. Всегда. Даже когда у него были тяжелые запойные периоды, она никогда не сомневалась, что он любит ее. О, он сводил ее с ума, конечно, но разве не все отцы изводят своих детей? Этот парень – Джеймс – он козел и настоящий подонок. Она никогда не хотела больше его видеть. Но вот он позвонил и говорит таким спокойным невозмутимым голосом, что ее тянуло блевать.

– Я бы хотел увидеть тебя, – сказал он. – Я на днях говорил с твоим отцом – моим братом, – и он предложил, чтобы я не навязывался, но я действительно хочу сказать, что я думаю о тебе и о нем. Мои молитвы с вами.

– Хорошо. Спасибо. – Она быстро повесила трубку и заметила, что у нее вспотели ладони, сердце сильно колотилось, и, мельком взглянув на себя в зеркало, она увидела, что ее кожа стала белой как мел.

– Джей? – спросил Бенц, и она покачала головой, садясь на стул.

– Отец Джеймс Маккларен.

– Черт! Я же сказал ему не... – Бенц осекся.

– Он просто хотел пожелать нам обоим счастливого Дня благодарения. Знаешь, папа, в этом нет ничего угрожающего.

– Верно.

– Но это странно. Я имею в виду, это какое-то безумие. Клянусь богом, мы, должно быть, самая ненормальная семья в мире.

Он засмеялся и бросил свою салфетку на тарелку.

– Мы даже не входим в ведущую десятку в этом городе. Просто когда я думаю, что навидался всякого, случается что-нибудь еще. Хочешь верь, хочешь нет, но нашу семью все еще можно назвать живущей в пределах нормы.

– О да, точно.

В это было трудно поверить.

– Это все потому, что имеешь дело с одними подонками.

– Я о том и говорю.

Кристи не могла купиться на это. Она помогла ему убрать со стола, затем нарезать пирог толстыми кусками, но она знала, что их семья далеко не нормальная. Что может быть нормального, когда биологический отец – ее дядя, а человек, вырастивший ее, – полицейский-алкоголик, случайно убивший мальчишку при исполнении служебных обязанностей, а ее мать, вероятно, наглоталась транквилизаторов и совершила самоубийство, направив мини-фургон на дерево. Что бы там ни говорил Бенц, их семья очень далека от нормы.

Он обманывал себя.

После разговора с Кристи Джеймс не стал сразу же вешать трубку и принялся прокручивать в памяти их недолгую беседу. Да, она действительно была краткой, но, с другой стороны, он этого и ожидал. Время, сказал он себе, на это потребуется время.

Он жил в маленьком доме в одном квартале от церкви Святого Луки, и он подумывал отправиться туда пораньше и поговорить с прелатом О'Хара. Он повесил трубку.

Отец Джеймс, к которому столько людей обращались за советом, сам сейчас нуждался в человеке, которому он мог бы довериться. У него было столько трудностей.

Прежде всего, Кристи. Его дитя. Когда-то он очень хотел отказаться от священства, жениться на Дженнифер и заявить права на Кристи. Не сделав этого, он, по крайней мере, надеялся на общение с ней. Она никогда не признает его своим отцом, Джеймс это знал, но он все еще мог быть ее дядей... если она позволит.

Он ничего не хотел отбирать у Рика. Бенц хорошо проявил себя по отношению к Кристи. Даже не просто хорошо. Воспитывать дочь в одиночку никогда не было легким делом.

Затем еще была Оливия. Да поможет ему господь. Джеймс подошел к письменному столу и нашел свою Библию. Раньше она принадлежала его матери, и он находил утешение в ее тонких страницах. Где находится нужный ему отрывок? Он открыл книгу Притчей Соломоновых и вздрогнул от громкого звонка телефона.

Он снял трубку, но его взгляд скользил по страницам в поисках отрывка, который принесет ему успокоение.

– Прости меня, отец...

Джеймс не шевельнул ни единым мускулом. Полуночный собеседник звонил снова. На стене тикали часы, отсчитывая секунды. Джеймс был в поту, а рука крепко сжимала трубку.

– Чем я могу вам помочь, сын мой? – выдавил он.

– Я... я... должен выполнять свою миссию... но иногда у меня возникают сомнения.

– У нас у всех есть сомнения. А в чем заключается ваша миссия?

– Она от бога. Находить святых. И следить за тем, чтобы они проделывали свой путь на небеса.

Нет. Это не может быть правильным. Джеймс откинулся на спинку стула. Неужели он говорит с тем самым серийным убийцей, которого пытается остановить Бенц?

– Не вам решать, кого чтить и канонизировать, – осторожно произнес он.

– Но господь выбрал меня, чтобы я находил их и отправлял к нему.

У отца Джеймса волоски на шее начали подниматься один за другим.

– Должно быть, вы неправильно истолковали его слова. Забирать чужую жизнь – это грех. Помните, что «не убий» – одна из десяти заповедей. Господь не попросил бы вас грешить.

– Он говорит со мной, отец. И сообщает мне, кого выбрать. Это его божественная воля. И эта моя исповедь между мной и вами, отец. Какой будет моя епитимья?

Сердце Джеймса отбивало дробь, а мысли быстро вертелись в голове. Он обдумал вопрос.

– Ваша епитимья, сын мой, будет заключаться в следующем: вы должны читать молитвы по четкам и передать себя в руки властей.

Повисла долгая пауза. Джеймс бы подумал, что кающийся повесил трубку, если бы не слышал на другом конце провода музыку – тихие хоровые аккорды. Нет... это был рождественский гимн, инструментальная версия «Тихой ночи». При этой мысли ему стало тошно.

– По четкам, – наконец повторил кающийся. – Читать молитвы по четкам?

– Да, и никогда больше не убивать. Отправляйтесь в полицию.

– Чтобы они посадили меня в тюрьму за то, что я выполнял волю господа? Чтобы вы не носили бремени моей исповеди? – В его голосе слышался гнев.

– Чтобы вы больше не грешили. Это ваша епитимья. Вы должны отправиться в...

Раздался щелчок. Звонящий повесил трубку. Джеймс закрыл глаза и уронил голову на руки. Он потерпел неудачу. Убийца будет продолжать убивать. Во имя господа.

И Джеймс ничего не мог с этим поделать.

Когда Бенц в пятницу утром пришел в свой кабинет, там его ждал Монтойя. Все было видно по выражению его лица. Ничего хорошего оно не предвещало. Монтойя выглядел ужасно. Хотя на нем была его обычная кожаная куртка и черные джинсы, он был не причесан, бородка не подстрижена и растрепана и совсем не было видно его самоуверенной улыбки.

– Ты как?

– Хорошо, – буркнул он.

– Но...

– Я сказал, что со мной все хорошо. – Его темные глаза сверкнули, челюсть была тверда, как камень, а все тело так напряжено, словно он собирался полезть в драку. Когда Бенц вешал свою куртку, Монтойя прислонился к картотеке. – В понедельник вечером три женщины были объявлены пропавшими. Одна пришла домой – она просто поругалась с мужем и сыновьями-подростками и решила устроить себе незапланированный отдых. Насчет второй еще нет никаких данных, но третья, Лесли Франц, это, вероятно, та жертва, которую мы нашли на колесе. Она замужем, детей нет, преподает в дошкольном учебном заведении, но вот что интересно: ее муж – преподаватель в Лойольском университете.

– Дай-ка я угадаю: она была студенткой неполной формы обучения.

– Именно.

Заскрежетал зубами. Он подумал о Кристи, лежащей дома в постели.

– Еще никакого положительного опознания?

– Это лишь вопрос времени. – Монтойя сделал жест в сторону компьютера Бенца. – Я просмотрел фотографии пропавших. И у Лесли были две татуировки. Одна на правой лодыжке, другая на левом плече.

– А у жертвы на колесе есть?

– Да. Дельфин и крест.

Бенц сел на стул и принялся щелкать иконки на экране компьютера. Монтойя же тем временем подошел к окну и, засунув руки в передние карманы джинсов, устремил взгляд на мрачный день за окном. Над крышами зданий висели серые тучи, а в окно барабанил дождь.

Бенц нашел файл и открыл картинку. Действительно, ему улыбалась святая Екатерина Александрийская. Она прильнула к кливеру парусного судна, ее светлые волосы были собраны в конский хвост, а улыбка была такой же яркой, как солнечный свет, сверкающий в голубой воде. У Бенца внутри все сжалось. Либо она была жертвой, которой придали сходство со святой Екатериной Александрийской, либо она была ее двойником.

– Опять же все, кто ее знает, имеют алиби, по крайней мере, создается такое впечатление. Муж, Бертран, старше ее, ему чуть меньше пятидесяти. Лесли его вторая жена. Думаю, трофей. Первая жена преподает в колледже Всех Святых.

Бенц напрягся. Проклятье!

– Именно там он познакомился со второй женой. Лесли Джоунс была студенткой. Большой скандал. Бертран развелся с первой женой, женился на второй и занял пост на кафедре психологии в Тулейнском университете.

– С доктором Лидсом. – Бенцу это не нравилось. Потому что Кристи ходила туда на занятия, потому что Религиозный Убийца посещал там занятия, и ему не нравилось само название «Всех Святых». Совпадение? Ничуть. Он залез в верхний ящик стола и нашел там полупустой флакончик тамса.

– Когда старина Берт женился на Лесли, ему было сорок восемь, а она была в два раза моложе. Нехорошо. Нехорошо.

Бенц заглотил две таблетки антацида и запил их глотком вчерашнего кофе.

– Нам нужно будет проверить бывшую жену, хотя я не знаю, какое она может иметь к этому отношение.

– Я уже начал. Ее зовут Нанкуаз, и у нее куча дипломов. Всевозможные награды за достижения в области науки и благотворительность. Вряд ли она причастна.

– Помнишь парня, который написал «Диету из Скарсдейла»? Его застрелила отвергнутая любовница, которая была директрисой в какой-то заумной школе. Такое раньше уже случалось. Ведь знаешь старую поговорку: «По сравнению с яростью отвергнутой женщины ад покажется раем».

– Достаточно близко. – Монтойя почесал бородку и продолжил смотреть в окно. Через приоткрытую дверь в кабинет доносился шум внешнего офиса. Звонили телефоны, велись разговоры. Иногда раздавались чьи-то крики.

– Что тебя гложет? – спросил Бенц, откидываясь на спинку стула. – Индейка плохо получилась? Депрессия после праздника? Что?

Монтойя стиснул зубы.

– Неприятности с женщиной.

– Что? Не могу в это поверить, Диего.

– Поверь, – сурово заметил Монтойя. Возле его виска непроизвольно дернулся мускул, и глаза сузились. – Вторая женщина, о которой я говорил, та, что еще не отыскалась.

– Да. – У Бенца было дурное предчувствие.

– Это моя девушка. Марта Васкес. Я написал рапорт. В понедельник вечером мы поссорились, когда она была у меня в гостях. Она так и не добралась до дома. Уехала на своей машине буквально за секунду. И после этого ее никто не видел. – Он бросил взгляд через плечо, и его темные глаза утратили свою искорку. – Я видел ее последним и не имею ни малейшего понятия, где она сейчас, блин, ни хрена не знаю. Хуже всего то, что она по вечерам ходила на занятия в Лойольский Университет.

Сидя за столом, Бенц поднял глаза и сделал Оливии знак войти. Но он не улыбнулся, и крохотная искорка надежды в душе Оливии, что он будет рад ее видеть, быстро погасла.

– Привет, – сказала она, и в этот момент зазвонил телефон. Он кивнул ей и схватил трубку.

– Бенц. – Лицо его потемнело, и он поднял палец, Показывая, что на разговор уйдет несколько минут. За тем он повернул стул, чтобы оказаться к ней спиной, телефонный провод натянулся, и конец его разговора состоял из быстрых ответов. – Нет... еще нет... ждем результатов вскрытия... Да, можете надеяться, но пока нам еще не повезло... по уши в этом дерьме... Посмотрю, что я могу сделать...

Его кабинет выглядел почти точно так же, как тогда, когда она пришла к нему в первый раз – прошла всего лишь неделя? Столько всего произошло. Беспорядок – папки, почта, блокноты, на которых были нацарапаны различные записи, – по-прежнему сохранялся, равно как и фотографии его дочери продолжали стоять на столе. Окно было слегка приоткрыто, и в кабинет проникали шум улицы и прохладный ноябрьский ветерок.

– ...Как только что-нибудь узнаю, сразу же позвоню. Да... правильно... Вам тоже. – Он развернулся и повесил трубку. – Как дела? – довольно ровным голосом спросил он. Она искала теплоты в его стальных глазах и не увидела ни капли.

– Хорошо.

– Приятно провели День благодарения?

– Да, верно. У меня в гостях было несколько друзей. А у вас?

– Только Кристи и я. Было хорошо. А теперь, чем я могу помочь?

Как вежливо.

– Да вот, хотела кое-чем поделиться. – Она достала из сумочки листок бумаги, который дал ей Джеймс. – Я знаю одного священника, и попросила его о небольшой услуге.

Бенц поднял бровь.

– Не знал, что вы общаетесь со священниками. По моим последним данным, у вас были о них кошмарные видения.

– Об одном, – поправила она, протягивая ему список имен. – В любом случае отец Джеймс Маккларен был достаточно...

– Отец Маккларен? – спросил Бенц, и его глаза резко сузились. – Отец Джеймс Маккларен в церкви Святого Луки?

– Да. Вы его знаете? – Она была удивлена.

– Мы с Кристи иногда ходим туда на мессу.

– Вы никогда не говорили, что...

– Это бывает нечасто. А откуда вы его знаете?

– После пожара я искала информацию. Церковь Святого Луки находится ближе всего...

– Продолжайте. Что предложил отец Джеймс Маккларен? – спросил Бенц, и кожа на его лице, казалось, натянулась еще сильнее. Это ее рассердило. Они спали вместе, и он решил, что не может с этим справиться. Меньшее, что он мог сделать, – это вести себя достойно.

– Это список крещений, – объяснила она. – Они все происходили в пределах трех месяцев после рождения моего брата. Мне показалось, вы так уверены, что в этом деле замешан кровный родственник, что я решила заняться этим.

– Верно. – Он принялся просматривать список. В нем было шестьдесят три имени. Оливия их сосчитала. – Кто-нибудь из них оказался священником?

– Не знаю. Я об этом не спрашивала.

– А он знает, что вы ищете священника, который, возможно, является убийцей?

– Он ничего не знает об этих убийствах. Я спросила у него только насчет моего брата, – ответила она. – И мы еще немного поговорили. Он дал мне кое-какой совет.

Бенц поднял бровь.

– О том, как поступить с крутым копом, который не позволяет себе никаких близких отношений.

На лице Бенца мелькнуло подобие улыбки.

– И что посоветовал отец Джеймс Маккларен?

– Послать этого козла к черту.

– Так и сказал?

– Нет. Просто я так это истолковала, – огрызнулась она и заметила, что его челюсть чуть шевельнулась.

– Возможно, он знает, о чем говорит. – Бенц наклонился вперед, положив локти на открытую папку. Стул заскрипел. Глядя ей в глаза, он произнес: – Послушайте, Оливия, мне жаль.

– Чушь.

– Нет, мне правда жаль. – На секунду сквозь маску крутого холодного копа проступило что-то живое, человеческое. – Но будет лучше, если мы...

– Да, я знаю. Я прекрасно это поняла в последний раз, – сказала она, поднимаясь. – Я дам вам знать, если у меня снова будут видения, хорошо?

– Это было бы хорошо.

– Нет, Бенц, это было бы ужасно, – ответила она, вешая сумочку на плечо. – Найдите этого парня, и побыстрее. Тогда вам не придется объяснять мне, почему вы не можете больше со мной видеться.

Она собралась выйти, но он быстро встал и вышел из-за стола. Она потянула за ручку, но он захлопнул дверь так, что затряслись панели. Он стоял так близко, что она почувствовала запах его лосьона после бритья.

– Не надо, – предупредил он, сверкнув глазами. – Не нужно устраивать мне сцен. Той ночью мы совершили ошибку, и всё. Я не хотел, чтобы это зашло так далеко, и вы тоже не хотели заводить роман. Просто иногда так бывает.

– Не со мной.

– Однако той ночью так случилось.

Она не стала спорить. Не могла.

– Я сожалею об этом. Но мы с вами не можем ничего начинать, по крайней мере, сейчас. Мы должны быть в состоянии работать вместе профессионально. Кажется, я ясно дал это понять.

– Яснее некуда, – заметила она.

– Вы можете держать себя в руках?

– Конечно. – Они оба знали, что она лжет, но когда он убрал руку и она открыла дверь, она добавила: – Если вам когда-нибудь понадобится медиум, позвоните мне, хорошо? Потому что я заглядываю в ваше будущее и вижу, что вам будет чертовски одиноко.

Собаки снова выли. Они проголодались, сидя на цепи в намордниках. Они подняли такой шум, который разбудил бы мертвого. Избранник велел себе оставаться спокойным; никто, кроме него, не мог услышать этих зверюг. Праздник святой Вивиан быстро приближался, и собаки скоро будут вознаграждены за свое ожидание.

Он купил этих злобных дворняг у одного мужика, который обитал в ржавом трейлере, плевал коричневой от жевательного табака слюной между передними зубами и хвастался тем, как ему удается перехитрить полицию, пока он незаконно охотится на аллигаторов, гонит самогон и продает непородистых собак и бойцовых петухов любому, кто платит наличкой.

Сделка проходила почти в полной темноте, единственный свет исходил от дымчатого свечения габаритных огней битого пикапа и внедорожника. У обеих машин отсутствовали номера. Прежде чем приехать в эту часть района, Избранник отвинтил номерной знак на угнанном им «Форде». Владельца собак, вероятно, просто не волновал закон или департамент транспортных средств. Оба чувствовали себя спокойнее, не видя отчетливо лиц друг друга, и после того как наличка была обменена на «первоклассного самца и самую злобную суку этой части Арканзаса», Избранник привез собак сюда, затем направился в колледж и поставил угнанную машину неподалеку от того места, где он ее взял. Потом он привинтил обратно номера, трусцой пробежал к своей собственной машине и приехал в свое святилище.

Он гордился собой. Своей находчивостью. Он нашел собак через объявление в местной газете, в которой было полным-полно всяких дешевых вещей на продажу – всё, от подержанных матрацев до пружин к сельскохозяйственному оборудованию и экзотических зверьков.

Животные были описаны как сторожевые собаки – помесь добермана и ротвейлера. Они были превосходны.

Если не считать их беспрестанного воя из подвала. Он, конечно, здесь не жил; просто проводил тут большую часть времени. Он жил в тесной квартире всего лишь в нескольких кварталах от колледжа. Его мебель, книги и одежда были там. А еще он разбросал в квартире несколько вещей, чтобы казалось, будто он принимал там женщин, что он считал самым волнующим, ибо это были сережки, ожерелья или шарфики некоторых женщин, которых он обессмертил.

А сейчас он развязал свой пояс, и стихарь упал на пол. Он стоял голым перед алтарем, но не мог сосредоточиться, собаки слишком шумели. Музыка не помогала, и даже отделанный драгоценными камнями кнут был не в состоянии удовлетворить его. Казалось, что его молитвы пусты и остались без ответа, и когда он ласкал свою косу, медленно потирая ею между пальцами или проводя ею по члену, у него почти не было эрекции. Закрыв глаза, он вызвал в памяти образ святой Екатерины Александрийской на колесе, ее белое тело вращается и истекает кровью, затем, когда он вытаскивает меч, на ее лице появляется ужас... но нет... член не твердел, а он сам не чувствовал присутствия бога... он начал сомневаться.

Лай продолжался. Если одна из этих тварей замолкала, то другая, казалось, брала инициативу на себя. Большими шагами он вышел на лестничную площадку и крикнул вниз:

– Заткнитесь! – Дьявольские отродья, вот кто они такие. С каждым зазыванием этих собак голова у него болела все сильнее.

Возможно, ему следует снова поколотить их. Взять кожаные ремни и хлестать их, пока они не станут рычать на него. У них была вода и несколько костей со сгнившими ошметками мяса, но больше он им почти ничего не давал. Он хотел, чтобы они как следует изголодались ради святой Вивиан.

Помимо головной боли он чувствовал где-то в подсознании, что должен раскаяться. Иногда ему казалось, что он так сильно запутался. Господь хотел, чтобы он выполнял его волю. Да, конечно, но... священник настаивал на том, что он должен остановиться; что его жертвоприношения были грехом... но, с другой стороны, священник не понимает. Не может понять.

Читать молитвы по четкам и пойти в полицию.

Что же за священник этот отец Джеймс?

Избранник опустился у алтаря на колени и склонил голову. Он молился до тех пор, пока не заболели колени и шея, но это оказалось бесполезным. Ему нужно было исповедаться, и телефон не подходил для этой задачи. Нет... ему нужно пойти в исповедальню и услышать дыхание отца Маккларена, почувствовать жар его тела через тонкую перегородку... да... это опасно, но необходимо.

Господь не примет меньшего.