А тем временем Тай Уиллер мучился угрызениями совести и казнил себя за то, что, подняв волну интереса к давней истории гибели Анни Сигер, каким-то образом вовлек столь очаровательную женщину, как Саманта Лидс, в весьма неприятную ситуацию. «Неприятную» – не то слово, над ней нависла грозная опасность, и он это чувствовал.

Эйфория от одержанной им легкой победы на любовном фронте сменилась глубокой тревогой за столь неожиданно быстро ставшее ему близким существо, трогательное и фактически беззащитное. В молодости он был настоящим мачо, привык заводить связи и рвать их без особых сожалений, но сейчас в нем пробудилась рыцарская романтика, а может быть, простая человечность.

Несмотря на заверения Саманты, что ее доставят домой под охраной и отказ от его услуг в качестве телохранителя, Тай решил отправиться в город, не за «дамой сердца», раз уж она такая самостоятельная, а как полководец, за резервами для предстоящей военной кампании.

В это глухое время улицы Нового Орлеана ненадолго опустели, давая время мусорщикам расчистить город для нового пришествия людей и автомобилей. Тай мчался по свободной дороге, уличные фонари вырастали впереди и исчезали, и ничто не мешало ему размышлять.

Нехитрая стратегия – завязать отношения с доктором Лидс и выведать дотоле неизвестные детали ее бесед с покойной Анни Сигер – была скомкана психологическими атаками неизвестного «Джона». Кто первым колыхнул трясину? Он или «Джон»?

Замысел написать книгу и начало его расспросов об Анни опережали действия «Джона» на короткий отрезок времени. На какой? Неделя, полторы – не более. В этот период Саманта находилась в Мексике и там повредила ногу. К черту совпадения! Ее нога и отпуск в Мексике не имеют отношения к этому делу. Как она рассказывала, пьяница-капитан, виновный в досадном кораблекрушении, не мог быть замешан в сложном заговоре.

Но кто воспользовался представившимся случаем? Отвергнутый близкий человек, завистник и конкурент, мститель из прошлого? Список все растет. Пора, как в старых фильмах, призвать подкрепление на помощь. Тай набрал на мобильнике номер, который знал на память, хотя и пользовался им исключительно редко.

Иначе, возможно, случится новая трагедия.

Телефон будил Бентса омерзительными настойчивыми звонками, а он никак не желал просыпаться.

«Господи, ну что на этот раз? Не хочу, не хочу просыпаться...»

Он резко повернулся на бок и взглянул на светящийся циферблат часов на столике у кровати. Два тридцать ночи. Значит, он проспал менее получаса, и, значит, его хотят «обрадовать» плохой новостью. Иначе не трезвонили бы почти сразу после того, как он покинул участок.

Рик схватил трубку, предупреждая очередную раздражающую трель звонка.

– Бентс слушает, – сказал он и провел запястьем по вспотевшему лбу.

– Кажется, наш маньяк снова дал о себе знать. Еще одна шлюха задушена, – раздался бодрый голос Монтойи. И днем и ночью его напарник был одинаково свеж.

– Черт побери! – Бентс скинул ноги с кровати, нащупывая на полу шлепанцы. Его мозги мгновенно прочистились. Он вспомнил о зловещем предупреждении, полученном накануне вечером Самантой Лидс. – Где?

Монтойя четко продиктовал адрес без всяких комментариев, но Бентс тут же сообразил:

– Опять тот же район!

– Совсем рядом с Французским кварталом. Похожая клоака. К твоей радости, не надо взбираться высоко, всего лишь второй этаж.

Бентс оставил без внимания обидный намек на свой возраст.

– Дай мне двадцать минут на сборы и дорогу. Пусть ничего не трогают без меня.

– О чем речь, шеф. Я встану стеной, – пообешал Монтойя.

Некоторая горечь обиды добавилась ко всем прочим неприятностям этой ночи. Почему на место преступления вызвали его напарника, и уж Монтойя по собственной инициативе счел, что нужно известить о происшедшем старшего товарища. Может, поэтому Бентс решил хоть и второпях, но снарядиться по всей форме: побриться, надеть под куртку наплечную кобуру и проверить табельный пистолет.

Господи, как жарко было на улице! Ночной Новый Орлеан – это сплошная влажная баня, и непонятно, что течет по твоему лицу – пот или оседающие на лице капли тумана, исходящего от великой реки Миссисипи. И это в три часа ночи!

Машина тоже реагировала на влажность и заводилась с трудом. А вид места преступления, к которому он направлялся, возникал в мозгу Бентса. Еще одна женщина мертва. И он вполне мог упрекать себя в том, что это произошло.

Он не должен был так погружаться в проблемы доктора Саманты. Там дело ограничивалось лишь угрозами и намеками на грядущую расправу. Это был некий фантом, а в реальности сейчас его ждет новый труп. Но почему его не оставляет мысль о том, что радиоманьяк и убийства в «веселом квартале» связаны одной цепочкой и она тянется в прошлое, во время, когда Анни Сигер покончила с собой?

Хотелось сложить вместе все частички головоломки, но это никак не удавалось.

Бентс разогнался, нарушив ограничение скорости. Он был так занят своими размышлениями, что чуть не прорвал желто-черную ленту, окружавшую место преступления. Хорошо, что он еще успел затормозить и не сбил выскочившего прямо перед его машиной полицейского. Стоянку у здания заполнили машины с мигалками, кругом сновали полицейские, и создавалась видимость бурной деятельности.

Если он гнал сюда машину как сумасшедший, то на второй этаж взбежал как одержимый. Что гнало его вперед – ярость или приступ ненависти к самому себе? Но в жалкую квартирку, переполненную его бывшими коллегами, он вступил, предварительно отдышавшись.

Полицейский фотограф делал снимки мертвой женщины, лежавшей на полу, уткнувшись лицом в потрепанный, истоптанный множеством ног коврик. Она была голая, а на выбритом небрежно, вероятно в спешке, черепе оставались кое-где остатки волос. Толстая черная коса и пряди волос, грубо состриженных, были зажаты в пальцах беспомощно откинутой руки.

Сладковатый аромат смерти все равно ощущался в комнате, где дышали, курили и потели с полдюжины мужчин.

Едва взглянув на смуглую, цвета кофе, щедро разбавленного молоком, спину распростертой на ковре женщины, Бентс понял, что им придется иметь дело с совсем другим убийцей.

– Здесь все не так... – Он произнес это, как ему казалось, мысленно, но почему-то Монтойя его услышал.

– Ты так думаешь?

Монтойя неожиданно выскочил из-за спины усердного фотографа, словно чертик из коробки, и Бентс вздрогнул.

– Надо как следует осмотреться, а потом делать выводы, – буркнул Бентс.

Он наклонился и потрогал волосы, зажатые в руке покойной. Они были маслянистые на ощупь и резко пахли дешевыми духами. Что-то тут напоминало о любовных ароматах и эротических брошюрках. Что еще за новая нечисть тут замешана?

Бентс усилием воли покинул замкнутое пространство своих мыслей и приступил к конкретной работе.

– Жертву опознали? – задал он нормальный рутинный вопрос.

– Кэти Адамс, судя по ее водительскому удостоверению, но в округе она более известна, как Сладкая Алекс, или Принцесса Александра.

– Чем зарабатывала?

– Частично на улице, частично экзотическими танцами в клубе «Плейленд» неподалеку, а вообще-то она студентка на заочном отделении колледжа Тускона.

Бентсу был известен «Плейленд», танцевальный клуб, где стриптизерши раздевались догола.

Он окинул взглядом комнату, вылавливая то, что могло показаться странным и броситься в глаза. Ничего. Все только необходимое. Скудно, почти нищенски, но аккуратно. Подержанная мебель. Несколько плакатов над изголовьем – Че Гевара, Мартин Лютер Кинг и Иисус Христос.

– Это ее жилище?

– Ну да. Как говорит хозяин дома, она снимала квартиру пополам с приятелем, а вернее, сутенером, но этот Марк Дюваль смылся три недели назад, после обычной шумной потасовки. Она даже звонила по 911, но, когда полицейские прибыли, девица уже остыла и отказалась от обвинений и заявила, что была не в себе. Парня все же забрали в участок – уж слишком сильно он ее измордовал, – но она настояла, чтобы его выпустили. С тех пор его след простыл. Хозяину все это не понравилось, и он предупредил ее, что таких «студенток» в доме больше терпеть не намерен. Я объявил в розыск этого Марка, но, думаю, он мог улизнуть из города и даже смыться за границу.

Бентс слушал его рассеянно, осматривая место преступления.

– Это не наш парень, – заявил он уверенно, чувствуя, что это Зло не похоже на то, с чем они входили в контакт раньше. Опершись руками о ковер, он склонился над трупом, словно вампир из фильма ужасов, и после осмотра убедился в своей правоте. Девчонка была задушена, но на ее шее не было цепочки кровоточащих ранок, как у других жертв.

Монтойя охотно согласился с его выводом.

– Нет и продырявленной стодолларовой банкноты, и радио было выключено.

– Кроме того, прежние жертвы были белыми женщинами, – добавил Бентс.

– Но она занималась проституцией, убили ее в своей квартире и уложили в позу кающейся перед ликом Иисуса. Разве тут нет сходства? – усомнился Монтойя.

Во многом он был прав. Никто не умирает так – лицом в пол, с раскинутыми в стороны руками, обрившись предварительно наголо и бесстыдно раздвинув ноги. Это была созданная воображением маньяка картинка, претворенная в реальность. Тело женщины явно передвигали после удушения и укладывали согласно замыслу убийцы.

– Да, здесь есть над чем подумать, – кивнул головой Бентс, а мысли его крутились, словно лошадки детской игрушечной карусели.

Она – светлокожая мулатка, у нее был постоянный друг, исчезнувший незадолго до смерти. А кто ее родители? Они живы? Есть ли у нее братья или сестры? Надо копать глубоко и вширь, но можно ли докопаться до чего-то существенного? Где искать след убийцы?

– Проверить всех... – начал было Бентс, но Монтойя тут же прервал его:

– Конечно, шеф, проверим.

В его тоне слышалась легкая ирония. Неужели старик думает, что хоть малейшая ниточка будет упущена?

– Срочно поговори с девочками из клуба и с его владельцем. Узнай насчет друзей и подружек со стороны.

Монтойя послушно кивал, а в паузе вторгся со своей гипотезой:

– А что, если он изменил свой почерк?

– Зачем?

– Кто знает?.. Мало ли, что ему взбредет в голову. Хуже всего, если у нашего маньяка появился подражатель.

– А что, если так?

– Значит, будем гоняться за двумя зайцами, и за обоими в темноте.

Монтойя вытряхнул из пачки «Мальборо» две сигареты. Одну предложил. Бентсу, другую прикурил сам и поднес огонек зажигалки к лицу напарника.

– Популяция серийных убийц в Новом Орлеане удваивается. Придется скоро вызывать кавалерию.

Шутка не прошла. Бентс не усмехнулся, хоть и старался.

Больше всего ему хотелось избавиться от запаха этих крепких духов, смешанного с ароматом смерти и предсмертных страданий убитой женщины. Он шагнул в ванную, примитивную, но аккуратно убранную тесную каморку, заполненную обычными женскими вещицами – флакончиками с шампунями и лосьонами, баночками с кремами. Пластиковая занавеска на бамбуковой палке была идеально чистой – хозяйка заботилась о своем жилище.

Теперь ее дом осиротел. Обмотав руку платком, Бентс осторожно раскрыл дверцы туалетного шкафчика возле раковины. Тот же традиционный набор. О приработке студентки католического колледжа свидетельствовал лишь большой запас презервативов. Никакой наркоты. Ведро для грязных полотенец под раковиной пустовало, а достаточный запас чистых он обнаружил в другом шкафчике. Эта мулатка была чистюлей!

Бентс, удовлетворенный осмотром, спустился по двум пролетам лестницы в вестибюль и вышел из парадной двери прямо навстречу толпе, удерживаемой парой раздраженных полицейских.

Как он догадался, это были люди, живущие здесь, или прислуга, явившаяся на рассвете, чтобы убирать освободившиеся после ночных случек комнаты. Бентс постарался, чтобы его голос прозвучал авторитетно, когда он обратился к женщине-сержанту:

– Никого внутрь не пропускать до моего личного распоряжения.

– Но нам давно уже пора забрать тело. Два часа, как закончилась наша смена. – В голосе девушки ощущалась усталость.

– Простите, – посочувствовал ей Бентс, – но чем скорее мы управимся, тем больше у вас останется времени для отдыха. Еще раз повторяю, что вход в здание должен быть закрыт, пока я не отдам приказ лично вам.

Бентс не имел права распоряжаться оцеплением, он вообще не имел здесь никаких прав, но блефовал и надеялся, что его блеф удастся.

– Опросили всех, кто был в здании? – обратился он к Монтойе.

– Конечно. Но никто ничего не видел. Вернее, не обратил внимания.

– Срочно в лабораторию волосы на анализ, пусть проведут сравнение с прежними случаями, когда на убитую надевали парик, и порыщут в компьютере – нет ли сходства хотя бы за последние пять лет.

– Ты многого хочешь, и все сразу, – сказал Монтойя. – Убийств и изнасилований за последние пять лет было чуть ли не миллион.

– Мы с тобой для того и работаем, чтобы стереть все нули с этой цифры.

– Ценю твой юмор, шеф, но такое нам не по силам.

– А федералы вызваны?

– А надо ли?

Бентсу не понравилась ухмылка Монтойи.

– Не медли.

– Я не медлю, но и не тороплюсь. Это наш парень, а если их два, то, значит, два «наших парня», и мы их словим, шлепнем или посадим в тюрягу без всяким там федералов.

Взгляд Бентса был настолько угрожающим, что Монтойя мгновенно сник.

– Я дам им знать, как только в их конторе начнется рабочий день, – пообещал он.

Бентс, равно как и Монтойя, не терпел вмешательства ФБР в полицейские дела, но не мог не признать того, что такая охота без содействия ФБР с его возможностями сродни охоте в темноте на кроликов, опустошающих твой огород, – много израсходованных патронов и мало толку.

К тому же вряд ли можно было отрицать, что среди агентов ФБР попадались и приличные люди. Взять, к примеру, Норма Стоуэлла, с которым Бентс успешно сотрудничал в бытность того спецагентом ФБР в Лос-Анджелесе.

В сутолоке, сопровождающей начало любого расследования, Бентсу требовалось хотя бы несколько минут отрешенности, чтобы запечатлеть в уме первое, самое свежее впечатление от увиденного. Он выбрал подходящее кресло в темном углу холла и собрался там уединиться, но от напарника не так-то просто было отделаться.

– Если бы не эта история, я бы обрадовал тебя подарочком, – сообщил Монтойя, вытряхнул из распечатанной пачки новую сигарету и ловко закинул ее между губ. – Маленький сюрприз, – добавил он и закурил.

– Заранее благодарен. В чем же сюрприз?

– Я по твоему поручению возился с архивными документами по хьюстонскому делу. Вот почему меня застали на работе в неурочное время, когда нашли эту...

Слава богу, у Монтойи хватило такта не закончить фразу грубо, а просто указать жестом наверх.

– Ну и?.. – подогнал его Бентс.

– Кто первым из полиции прибыл на место преступления и занимался расследованием смерти той девчонки?

– Ты об Анни Сигер? – уточнил Рик.

– Конечно. А о ком же еще я толкую? Угадал, кто?

– Кто-то, кого я знаю?

– Мы оба знаем... – Глаза Монтойи горели азартом, словно у игрока на скачках, узнавшего по секрету, какая лошадь придет в заезде первой.

– Не тяни... – Бентс потер лоб, убирая с лица липкую паутину усталости.

– Новый сосед нашей очаровательной Саманты Лидс! Офицер в отставке.

Бентс воспринял это известие внешне спокойно, чем еще больше раззадорил Монтойю.

– Если ты не склонен досыпать эту ночь в своей берлоге, то загляни в участок. В кабинете на столе лежит распечатка всего, что я откопал. Это наверняка освежит твои мозги.

Выбраться из здания оказалось нелегко. Люди из прессы и телевидения, слетевшиеся на пахнущую сенсацией смерть, как мотыльки на свет лампы, атаковали Бентса и Монтойю с отчаянной решимостью. К ним, как обычно, добавилась праздношатающаяся публика, любопытствующие обитатели соседних домов, а возможно, в толпе был и главный герой пьесы и наблюдал, как разворачивается действие на сцене.

Серийные убийцы, как правило, хотят воочию видеть, к какому результату и смятению умов приведет совершенное ими деяние. Сделать свое дело и спрятаться в нору – это скучно, а вот смотреть, как суетится полиция, как безуспешно ищет улики и вынюхивает следы – большое развлечение. Никакой наркотик так не взбадривает. У некоторых, как они потом сами признавались на допросах, это вызывало мощную эрекцию. Кое-кому хватало наглости даже предложить свою помощь в расследовании, выйти вперед из толпы и заявить, что он ценный свидетель.

Безумие многообразно. Оно лезет из всех щелей подземного ада, и «мозгоправы» не успевают заткнуть одну-две, как появляются новые. Так думал Бентс.

Фургон телевизионщиков припарковался вплотную к желтому ограждению, и одетая ярко, как колибри, ведущая программы новостей торопливо выкрикивала в общем шуме какие-то указания мужчине с камерой. Уловив краем глаза приближение Бентса, она тут же обратила свою энергию на него. Ее полет был стремителен, как у пчелы, учуявшей медоносный цветок. Парень с камерой на плече летел у нее на хвосте. Огонек включенной камеры хищно светился.

– Вот нас и пригвоздят сейчас к стене, – вздохнул Монтойя, но его расстройство было явно притворным. Ему всегда нравилось, что на него смотрят, тем более через телеглазок, ведь это означало, что его видят многие – родственники, а также бывшие и будущие подружки.

– Прошу прощения, детектив, за то, что я вторгаюсь в вашу работу, – начала свой монолог телевизионная колибри. – Я Барбара Литвуд с канала ВБК, а вы, насколько мне известно, инспектор Бентс. Чем мы порадуем или огорчим нашу аудиторию? Убийца будет пойман?

Бентс ничего не ответил.

– Я слышала от собравшейся здесь публики, что убитая женщина занималась проституцией и что над всеми, кто причастен к такому виду деятельности, нависла угроза. Серийный убийца задумал очистить Новый Орлеан от бедняжек, вынужденных зарабатывать себе на жизнь торговлей собственным телом.

Она не спрашивала, а утверждала. В ее голове уже сложилась целая история, и от Бентса лишь требовалось, чтобы он согласно покивал головой, а если повезет, еще и что-то промямлил.

Рик просто стоял и смотрел на нее, не желая ни говорить, ни кивать, как китайский божок, но она напирала на него со своей профессиональной журналистской агрессией. Волосы ее разметались под предрассветным ветром, и отсутствие аккуратной прически ей очень даже шло. По крайней мере создавало впечатление, что она находится в центре событий, но испытывает при этом определенные трудности.

– В нашем распоряжении пока только труп, а трупы, как известно, молчат. Мы лишь приступили к расследованию. Считаю, что этой информации достаточно для вашего канала, – с трудом выдавил Бентс несколько фраз.

Бесспорно обладая журналистским чутьем, ведущая мгновенно сориентировалась и переключила свое внимание на Монтойю, который всем своим видом демонстрировал готовность к общению.

– А каково ваше мнение? Бродит ли очередное чудовище по нашим улицам, или это тот прежний маньяк? Нет ли опасности, что у него появились подражатели, пожелавшие искоренить пороки в нашем городе?

Бентс быстро вышел из поля зрения телекамеры и направился через толпу любопытствующих к своей машине. Перед ним расступались, и это спасало его от прикосновений разгоряченных потных тел. По дороге он один раз оглянулся и увидел на расстоянии, как безостановочно шевелятся губы Монтойи перед направленным на него объективом. Парень дождался своего звездного часа.

Включив мобильник, Бентс прослушал информацию, оставленную на автоответчике, и чертыхнулся. Доктор Лидс получила еще одно угрожающее послание. На этот раз в виде торта со свечами в честь двадцатипятилетия со дня рождения Анни Сигер.

Этот психопат проникает сквозь малейшую щель и явно намерен припереть радиодокторицу к стенке. При таких темпах и настойчивости он явно очень скоро добьется своего, и бедная дамочка, хоть она и психиатр, сама может свихнуться.

Усевшись за руль и отправившись в поездку по свободным в это время суток магистралям «беспечного» города, Бентс легко преодолел с десяток миль, отделявших его от участка, и ничто не мешало ему по пути размышлять.

Есть ли какая-то связь между убийством темнокожей проститутки и датой рождения Анны Сигер? Кроваво-красный клубничный торт и свечи могли появиться в буфете охраняемого здания только при содействии сообщника изнутри. Кого? Подкупленного, несведущего дурака, конкурента или готового на все ради скандальной популярности дельца, зарабатывающего на рекламе?

Список подозреваемых был не так уж велик, но каждое имя вызывало сомнение. Чтобы затеять подобную жестокую игру, надо обладать безграничной фантазией, а мотивом могла послужить только разгорающаяся где-то в недрах души ненависть. Оправданная или нет?

Расправа с очередной проституткой никак не помещалась в схему. На месте убийства не было найдено ни банкноты с проколотыми у Бенджамина Франклина глазами, ни других улик, указывающих на прежнего маньяка. Но преступление совершено в день, когда Анни Сигер должно было исполниться двадцать пять лет, если б она преждевременно и трагически не рассталась с жизнью.

И одновременно доктора Лидс ожидает сюрприз, подготовленный злобным и хитроумным затейником – юбилейный торт с двадцатью пятью свечами.

Почему бы не предположить, что здесь есть связующее звено? Бентс послушно соблюдал неторопливую смену светофоров на пустынных перекрестках. Он не хотел спешить. Ему надо было подумать в предвкушении информации, обещанной ему напарником. Когда ты голоден, а в ресторане уже заказан отменный ужин, почему бы не раздразнить свой аппетит небольшим промедлением? Промедление? Или совершение ритуала в строго определенное время?

Жертвы погибли примерно в одно и то же время. Их обнаруживали, когда уже шла музыкальная передача, следующая за «Полночными исповедями».

Бентс чувствовал себя как боксер, получивший удар в солнечное сплетение. Как он мог пройти мимо такой очевидной детали? Рыжий парик, банкнота или ее отсутствие – это лишь необязательные атрибуты спектакля. Ими можно пренебречь, а вот время играет важную роль. И оно указывает прямо на Саманту Лидс, на ее очаровательный голос, столь полюбившийся слушателям.

Она вещает в эфире, а он в это время делает свое дело... Проклятый подонок!

Кабинет с испорченным кондиционером еще не остыл за ночь, но Бентсу было не до этого. Обливаясь потом, сразу принялся читать распечатку, оставленную Монтойей. Он быстро пролистал все, что касалось предшествующих убийств двух проституток во Французском квартале и пришел к очевидному выводу, что здесь работали одни и те же руки.

А вот при чем тут давняя история с Анни Сигер?

Подрабатывающая проституцией студентка погибла сегодня, в день рождения этой Анни. Ну и что? Множество людей родилось двадцать второго июля в разные годы, и многие могли умереть естественной или насильственной смертью именно в этот день. Бентс углубился в сведения об Анни Сигер, раздобытые Монтойей. Ее родители – Эстелла и Освальд Сигер развелись, когда ей было четыре года, а старшему брату Кенту – шесть, Эстелла вторично вышла замуж, практически сразу, не успели еще высохнуть чернила на документе о разводе.

Новый супруг Эстеллы и, следовательно, отчим маленькой Анни, Язон Фарадей, был преуспевающим и известным в Хьюстоне врачом. Освальд Сигер тут же отчалил на северо-запад и поселился в окрестностях Сиэтла. Он откликался только изредка на официальные требования об уплате алиментов, когда Эстелле казалось, что ей надо приумножить свои доходы. От нанятых ею ищеек он по мере возможностей увиливал, но, загнанный в угол, наскребал нужную сумму и платил. Эстелла была жадна до денег, и весьма приличного заработка ее второго супруга ей не хватало.

Заварив кофе и дожидаясь, пока крепчайший черный напиток в чашке остынет до приемлемой для рта и желудка температуры, Бентс устроился поудобнее, закинул ноги на край стола и вновь принялся просматривать распечатки Монтойи.

Если верить информации из школы, в которой училась Анни Сигер, она преуспевала по всем предметам, ее любили, она была капитаном группы поддержки на спортивных соревнованиях и активно выступала на ученических диспутах.

Хьюстонская полиция допросила членов семьи и друзей покойной Анни. Протоколы допросов Монтойя позаботился скопировать. Как выяснилось, Анни Сигер за короткий период пережила череду любовных увлечений и быстро меняла мальчиков, пока выбор не пал на последнего в ее короткой жизни кавалера. Райан Циммерман был многообещающим спортсменом, лидером футбольной сборной и во всех отношениях подавал большие надежды до того, как пристрастился к наркотикам, попал в поле зрения полиции, неоднократно задерживался и наконец был отчислен из школы.

Читая это, Бентс невольно хмурился. Хорошее времечко она выбрала, чтобы забеременеть, и хорошего папашу для будущего ребенка.

Внезапно популярная и удачливая девушка осталась наедине со своей проблемой. В отчаянии она несколько раз обращалась к «радиопсихологу», а затем покончила с собой в своей уютной, комфортабельной спаленке девять лет тому назад. В досье были фотографии Анни – в форме группы поддержки спортивной команды, заснятой в грациозной позе с барабанными палочками в руках, другие – сделанные на пикниках с семьей, с матерью, с отчимом и братом – то в бикини, то в джинсах, на фоне каких-то природных красот и, наконец, снимки трупа – руки с разрезанными венами лежат на покрытой засохшей кровью клавиатуре компьютера, и крупные планы этих рук жутко контрастировали с обстановкой комнаты, где было обнаружено тело.

Аккуратно застеленная кровать с симпатичными плюшевыми зверушками рядом с подушкой, белый ворсистый ковер на полу, собрание кассет и аккуратные ряды книжек в мягких обложках. Покой и уют. Юная девушка за компьютером, сама напоминающая прелестную куколку, обретшая в смерти избавление от душевной муки.

Бентс перевел взгляд с этих фотографий на снимки своей дочери в сдвоенной рамке у себя на рабочем столе. Он не мог представить, что пережил бы утрату Кристи. Она была главной и, пожалуй, единственной ценностью, обретенной им в его во многом впустую растраченной долгой жизни. Лишь она давала ему стимул держаться на плаву, не погружаясь на дно бутылки, действовать, отстаивать свои принципы и свое достоинство, заряжала его необходимой для этого энергией.

Перевернув следующую страницу досье, Рик обнаружил список пациентов доктора Саманты Лидс в период ее практики в Хьюстоне. Там было всего пять фамилий. Одно имя сразу бросилось ему в глаза – Язон Фарадей, врач, который по странному совпадению являлся отчимом Анни Сигер.

– Вот так так... Черт побери! – Недоумение Бентса и досада на Саманту выразились в том, что он даже дал ей оценку вслух: – Подлая дамочка!

«Почему она придержала эти сведения? По каким-то особым причинам?» – задался вопросом Бентс, но почти сразу догадался о ее мотивах. Просто она не могла заявить, что Язон Фарадей – ее пациент. Не имела права. Врачебная тайна. А в области психиатрии требования врачебной этики тем более строго должны соблюдаться. Бентс залпом выпил кофе, налил себе еще одну чашку и взял в руки заключительный лист из папки.

В докладе Монтойя сообщалось, что Эстелла и Фарадей развелись через шестнадцать месяцев после смерти Анни. Эстелла по-прежнему обитает в Хьюстоне в том же доме, где ее единственная дочь когда-то добровольно ушла из жизни. Язон, однако, покинул Техас, переехал в Кливленд, там снова женился и от нового брака имеет двух детей. Прилагались адреса и номера телефонов.

Монтойя проделал чертовски кропотливую работу. Он раздобыл фамилии всех служащих хьюстонского департамента полиции, кто хоть как-то участвовал в расследовании этого дела. Первым, кто появился на месте трагедии, был детектив Тай Уиллер. Бентсу в очередной раз пришлось удивиться такому числу совпадений.

Он быстро пробежал глазами последние абзацы доклада. Детектив Тай Уиллер весьма недолго занимался делом Анни Сигер. Его отстранили немедленно, как только он признался, что является родственником погибшей. Анни была троюродной сестрой Уиллера по отцовской линии.

Бентс почесал в затылке.

Далее следовала информация, что детектив Уиллер уволился из полиции. В настоящее время он проживает в Луизиане в округе Кембрей по адресу... Вот чем обещал удивить старшего коллегу Монтойя!

Тай Уиллер – сосед Саманты Лидс, тот, который постоянно крутится возле нее.

Опять совпадение? Нет, черт возьми!

Как это получилось, что коп с десятилетним стажем вдруг расстается со своим значком, выдает себя за писателя, да еще поселяется у Саманты под боком и вешает ей лапшу на уши!

Бентс решил, что пора взять его под колпак и выяснить, что он за птица.