Вытащив из волос ленту, Белль отбросила ее в сторону, пока Стивен, подхватив жену на руки, нес ее к постели. Бережно уложил на пышную перину из гусиного пуха и всей тяжестью рухнул на нее сверху.

Он не произнес ни слова, с восторгом упиваясь шелковистостью ее волос, разметавшихся поверх его руки, в которые он уткнулся лицом. Но слова были не нужны — даже сейчас, когда она не могла видеть пламени, полыхавшего в его глазах, жар его тела яснее всяких слов поведал Белль о сжигавшем Стивена желании.

— Ты прекрасна, — выдохнул он. — Не знаю, говорил ли я тебе об этом, но я не знаю женщины красивее тебя. Белль с дразнящей улыбкой покачала головой:

— Тут темно. Ты не можешь меня видеть!

— Могу. Впрочем, это не важно — под покровом темноты или на ярком солнце ты для меня всегда будешь прекраснейшей в мире.

— А ты — для меня!

Опустив голову, Стивен куснул ее за мочку уха, и тело Белль моментально покрылось мурашками, и соски отвердели. Почувствовав это, он снова прихватил мочку ее уха зубами.

Белль слабо застонала, и тело ее задвигалось под ним. Теперь они были так близко, что тела их сливались воедино и даже сердца бились в унисон.

— Стивен…

— Какая ты ненасытная, радость моя! Не спеши.

Однако тело Белль не желало мириться с этим. Белль попыталась было обхватить бедра Стивена ногами и притянуть его поближе к себе, но у нее ничего не вышло. Помешала юбка, в которой они сразу запутались оба.

— Стивен? — окликнула Белль и забарахталась, стараясь высвободиться.

— Да, моя радость, слышу. — Он вновь прикусил мочку ее уха, и Белль содрогнулась от наслаждения.

Казалось, Стивен ничуть не торопится. Белль просто отказывалась его понимать — ведь сама-то она весь день думала только об этом. И вот теперь, когда они оба сказали друг другу слова любви, когда сама она сгорает от желания, Стивен по какой-то неизвестной причине, казалось, ничуть не спешит заняться с ней любовью.

— Ты лежишь на моем платье, — прошептала она. — Я даже шевельнуться не в состоянии.

— Да? Чудеса — а мне-то казалось, что я лежу на тебе. Странно, твое платье точь-в-точь как ты сама — такое же мягкое, нежное и соблазнительное, — весьма прозаическим тоном ответил он.

Если бы Белль была сейчас в состоянии вообще что-то слышать, то от ее внимания не ускользнул бы ехидный смешок, последовавший за этими словами.

— Ну, не жестоко ли с твоей стороны дразнить меня, а? Вот усну прямо сейчас, и поделом тебе! — пригрозила Белль.

Впрочем, похоже, Стивен ничуть не испугался, тем более что в эту минуту, запустив руку ему в волосы, она сама притянула его к себе, чтобы поцеловать. И Стивен не устоял. Их губы встретились, и между ними будто искра проскочила. Пламя желания охватило обоих. Губы Стивена жадно смяли ее рот, и легкий стон вырвался из груди Белль. Вдруг неожиданно для нее он оторвался от ее губ. Белль широко раскрыла глаза и почувствовала, как горячее дыхание Стивена обожгло ей шею. Губы его прижались к тому месту, где в нежной впадинке часто-часто трепетала синеватая жилка, и замерли там, словно не решаясь спуститься к груди.

Стивен что-то невнятно пробормотал, глядя, как упругая плоть словно сама льнет к его губам, стараясь вырваться на свободу из тесной клетки корсажа. Он понял, что долго ему не продержаться.

— Благодаря тебе все мои благие намерения пойдут прахом, — пожаловался он. — Эх, а я-то так старался вести себя как джентльмен. Но что толку? Один поцелуй — и я превращаюсь в распаленного похотью жеребца!

Этого признания оказалось достаточно, чтобы Белль позволила себе отбросить ложную скромность.

— А мне нравятся распаленные жеребцы, — хихикнула она, подставляя мужу губы.

Смех замер на губах у Стивена, и все его тело скрутило судорогой желания. Новая волна страсти нахлынула на Белль, пробежав по всему ее телу со скоростью лесного пожара, заставив ее позабыть обо всем. Пламя, сжигавшее ее, казалось, передалось и Стивену. Не в силах больше выносить эту сладкую муку, Белль судорожно вонзила ногти в его спину, чувствуя ладонью твердость вздувшихся мускулов.

— Ах вот ты как?! — шутливо прорычал Стивен. — Ну, тогда пеняй на себя!

Глаза его сузились. Он перекатился на бок. Но вместо того чтобы освободить подол ее платья, он каким-то образом ухитрился стянуть его с плеч Белль.

Каждое прикосновение горячих пальцев мужа опаляло ее словно огнем. Белль чувствовала себя как в лихорадке: она вся горела, и в то же время зубы ее выбивали дробь, а по спине ползли мурашки. Непослушными пальцами Стивен принялся срывать с себя одежду. Белль помогла ему развязать галстук и расстегнуть пуговицы рубашки, но руки у нее так дрожали, что она никак не могла справиться с ними, как ни старалась. Разозлившись на собственную неловкость, она в конце концов оставила попытки ускорить дело и только резко велела ему поторапливаться. В воздухе ощутимо чувствовалось напряжение.

Широко ухмыльнувшись, Стивен охотно послушался. Послышался треск рвущейся материи, и на пол градом посыпались пуговицы — с таким энтузиазмом он принялся выполнять приказание. Не прошло и минуты, как она вновь оказалась в его объятиях. Под тяжестью их сплетенных тел перина подалась, и на этот раз их уже ничто не разделяло.

Почувствовав на себе тяжесть его обнаженного тела, Белль то ли замурлыкала, то ли застонала. В тот же самый момент он рывком ворвался в нее. И Белль, которой уже не мешали ни одежда, ни ложная скромность, ответила ему со всем пылом страсти.

Поначалу он двигался медленно, словно боясь причинить ей боль, однако очень скоро Белль почувствовала, что хочет большего. Наслаждение, которое она испытывала, было острым, почти нестерпимым. Она будто плавилась в тигле любви.

С трудом повернув голову, она выдохнула несколько слов… бессвязных, почти неразборчивых… Это была беззвучная мольба о помощи… Белль и сама не знала, о чем она просит, но Стивен все понял. Он задвигался быстрее, ровными, мощными толчками, с каждым разом все глубже врезаясь в ее тело. Закричав от наслаждения, Белль выгнулась дугой, ногами обхватив Стивена за талию. Руки ее беспорядочно блуждали по его телу. На ощупь кожа его была чуть влажной и вся горела от ее прикосновений. Он снова и снова врывался в нее, с каждым разом погружаясь все глубже, и Белль чувствовала, как все его тело содрогается от страсти. По спине ее пробежала дрожь. Стивен с глухим рычанием дернулся в последний раз и замер. И в этот момент весь мир вдруг перестал существовать для нее. Ослепительная вспышка пламени поглотила все вокруг, а хриплый стон Стивена подтвердил, что и он вместе с ней горит в этом огне.

— Стало быть, ты благодарен мне? — насмешливо бросила Белль, уткнувшись лицом в плечо Стивена и уютно прижавшись к нему. — Ладно, посмотрим, что ты скажешь потом, когда познакомишься с моим отчимом.

— Ну, сейчас я чувствую себя так, словно могу в одиночку взять Карфаген. А уж встретиться лицом к лицу с разгневанным отчимом — даже если это сам Лидгейт — это вообще пустяк, детская забава.

Белль подняла на него глаза — в угасающем пламени камина они сияли как звезды. Губы ее слегка припухли, щеки разрумянились от его поцелуев.

— Понятно. Стало быть, приключение в твоем духе — что-то вроде грабежа на большой дороге? Стивен порывисто поцеловал ее.

— Это вовсе не «что-то вроде». Это любовь! Благодаря тебе я чувствую себя покорителем мира! Мне кажется, тебе достаточно только попросить, и я с радостью брошу его к твоим ногам.

Белль уже открыла было рот, чтобы возразить, как вдруг нежная, едва слышная трель соловья послышалась в комнате через приоткрытое окно и заставила ее застыть на месте.

— По-моему, в мире нет ничего прекраснее, — благоговейно выдохнула она, когда сладкоголосый маленький певец замолчал и в комнате вновь воцарилась тишина.

— Ну что ты, конечно, есть, — усмехнулся Стивен. Приподнявшись на локте, он с любовью смотрел на жену. — Это вздох, который срывается с твоих губ каждый раз, когда ты целуешь меня. Ну же, Белль, дай мне свои губы!