Горячность, с которой Роджер принял предложение Шаметта, говорила о его страстном желании исчезнуть из Франции. Ему следовало, конечно, быть осмотрительнее, он предполагал, что Шаметт надеялся на доверенных лиц, не позволяющих ему выйти из повиновения. Безусловно, теперь за ним следить будут гораздо внимательнее, чем те, кого приставил к нему Тулон. Роджер не собирался говорить или делать ничего, что вызвало бы подозрения. Он отказался от мысли, что сможет заставить Леонию бежать, поэтому его не очень волновал мужчина, который сидел на кухне, слушал каждое слово и следил через дверную щель за каждым его жестом.

Леонию присутствие сторожевого пса более раздражало. Казалось, он всегда стоял ей поперек дороги, чтобы она ни делала. Более того, она чувствовала себя посмешищем, когда выходила за покупками и за ней постоянно тащился мужчина или когда она торговалась на базаре, ей приходилось кричать, чтобы он все хорошо слышал. К тому же теперь соседи боялись с ней разговаривать. Тем не менее, она смирилась с этим и не протестовала. Роджер рассказал ей все, когда они ложились спать. Ей не понравилась идея спасения маленького Луи-Чарльза, потому что она была уверена, что мальчик в большей безопасности там, где сейчас находится. Это неправильно, думала она, везти его в Англию, где он станет пешкой в игре против собственной страны и вызовет ненависть народа, которым он будет править в случае поражения Франции. Пока Луи-Чарльз во Франции, республиканство может всем опротиветь, и ребенок станет монархом по воле своего народа. Тогда он был бы любим и смог бы принести много добра. К несчастью, выбор был не за ними. Отказать Шаметту — означало умереть, Леония это хорошо понимала. Поэтому она смирилась и постаралась найти положительное в этой ситуации. Они с Роджером выпутаются из положения, которое стало невыносимым. Роджер изложил свой план, правда, больше на бумаге, когда соглядатай ушел. Он шепотом рассказал о своем намерении избавиться от людей Шаметта и увезти Луи-Чарльза в Англию.

К двенадцатому января Леония, Роджер и соглядатай уже относились довольно терпимо друг к другу. В полдень Роджер сказал Леонии, что уходит за партией ружейных стволов, необходимых для выполнения срочного заказа жандармерии.

— Возьмешь с собой Фифи? — небрежно спросила Леония, не обращая внимания на человека, сидевшего на кухне. — Ей полезно прогуляться. Она заплыла жиром из-за того, что мы выходим так редко.

— Лучше не надо, — ответил Роджер. — Не знаю, сколько мне придется ждать. Я не люблю, когда она носится вокруг как сумасшедшая. Если кто-нибудь захочет меня видеть, я вернусь перед самым закрытием. Если зайдет гражданин Винсент, его ружье починено и лежит на прилавке. Я выписал чек и квитанцию. Нужно что-нибудь принести?

— Нет, спасибо. Да, чуть не забыла. Булочник оставил буханку хлеба. Забери его, пожалуйста. Мой сторожевой пес, — Леония кивнула на дверь, указывая на человека Шаметта, — выглядит немного утомленным после утренней пробежки по базару.

Роджер рассмеялся и вышел, убедившись, что человек, обычно сидящий у него на хвосте, на месте. Как только они отошли подальше, Роджер остановился и жестом пригласил мужчину подойти, спросив его имя. Человек, которого звали Гарнье, оправившись от изумления, подошел, и они побрели рядом, приятно беседуя на общие темы, — дороговизна, события на фронте. Последнее было довольно безобидной темой, поскольку Франция изгнала англичан из Тулона и успешно удерживала позиции на других фронтах.

Тем временем Леония перешла в мастерскую. Она услышала мужские голоса у задней двери, но не придала этому особого значения, только подумала, как бы они не съели цыплят, которых она приготовила на обед. Через несколько минут задняя дверь закрылась, и голоса смолкли. Потом позвонили в переднюю дверь. Леония встала и устремилась к двери, приготовившись ответить или обслуживать клиентов. Дверь чуть приоткрылась, как будто кто-то придерживал ее с внешней стороны, разговаривая при этом с попутчиком или просто заглядевшись на что-то. Леония, ожидая, что кто-то войдет, не отрываясь смотрела на дверь. Она услышала за спиной осторожные шаги со стороны кухни и подумала, что это сторожевой пес подкрадывается поближе, чтобы лучше слышать. Вдруг раздался крик, и одновременно она получила такой сильный удар по голове, что провалилась в бездну.

— Идиот! — орал Шаметт на человека, который поддерживал Леонию. — Я велел тебе схватить ее, а не бить. Недоумок!

— Простите, — запинаясь произнес приспешник, широко открыв от ужаса глаза. — Я боялся, что она закричит.

— Как она могла кричать, если ты закрыл ей рот рукой? — взбесился Шаметт. Затем, пожав плечами, холодно добавил. — Сейчас уже ничего не исправишь, но я в этом не виноват. Тебе же будет лучше, если убедишь леди, что это произошло по чистой случайности и по твоей оплошности, что я хотел ей только добра. Ты должен заставить ее поверить, что я ни за что на свете не хотел этого. Она должна быть спокойной настолько, чтобы, когда я пришел, согласилась написать своему мужу письмо, которое убедило бы его, что она здорова и счастлива, окружена роскошью, добротой и вниманием.

— Конечно, конечно, — заикаясь, ответил мужчина. Шаметт пристально взглянул на него и заскрежетал зубами:

— Да ты осел! Я по твоему лицу вижу, что ты замышляешь. Ты что, вообще ничего не смыслишь в женщинах? Ты думаешь, поколотишь ее немного, и она на все согласится? Ошибаешься! Она может выдать правду о твоем поступке словом, фразой. То, о чем она напишет, должно быть правдой.

— Нет, нет, я и не думал.

— Я должен быть совершенно чист, Дану. Я, право, не виноват в твоих глупостях. Чтобы доказать это, скажи гражданке Сантэ, что я взбешен твоим поступком и теперь ты больше не ее охранник. Если она сама не попросит, чтобы тебя оставили на этом посту… Не забывай, аппетит мадам Гильотины разгорается с каждым днем, и пока ты не оказался в ее утробе, с тобой может такое приключиться, что ее поцелуй покажется тебе сладким. Ты понял меня?

— Месье Шаметт…

— Не смей называть меня «месье». Я гражданин Шаметт, а ты гражданин Дану. Мы равны, запомни это! И не трать время на бесполезные мольбы. Ты достаточно навредил. Когда повезешь ее, заверни в ковер. — Тут он опять взбесился. — Тупой недоумок! Теперь нужно связать ее и вставить кляп на случай, если она очнется во время поездки. И помни, не пускай лошадь галопом. Последнее дело — привлечь к себе внимание и обнаружить в фиакре связанную женщину с кляпом во рту.

К этому времени Дану был уже полностью сокрушен. Он снял с шеи платок и связал им руки Леонии, нашел на кухне полотенце, чтобы сделать из него кляп, затем завернул ее в ковер, который только что принес, и положил ношу на плечо. Тем временем сообщник, с которым он разговаривал на кухне, уже ждал внизу с кое-какой одеждой Леонии, завернутой в тюк. Фифи подняла голову, но вначале не двигалась с места, где была ее подстилка. Запах этого человека был ей знаком. Он и еще один выходили и заходили на кухню, они не были названы ей как «друзья», то есть она уклонялась от их прикосновений, но хозяева разговаривали с ними без страха и злости, поэтому Фифи не рычала и не кусалась.

Собачка, однако, поднялась, когда мимо нее пронесли тюк. Она ощутила знакомый запах. Затем прошел Дану со своей ношей. Фифи пошла следом, выскользнув за дверь, пока человек с тюком держал ее открытой, пропуская Дану. Внизу стоял фиакр. Фифи без конца принюхивалась, и все больше озадачивалась происходящим. Ее инстинкт говорил, что это плохо, уносят вещи хозяйки. С другой стороны, ей ясно дали понять, что этих людей нужно терпеть, хотя они и не «друзья».

В конце улицы Фифи остановилась в замешательстве. Тюк бросили в фиакр. Потом человек, который его нес, схватил что-то и стал втягивать это в фиакр, послышался приглушенный голос. Этого было достаточно, чтобы Фифи бросилась вперед, но было слишком поздно. Дверь фиакра захлопнулась и лошадь тронулась.

Фифи дважды тявкнула, но экипаж не остановился, и тогда собачка бросилась вдогонку. Фифи не могла не узнать голоса своей хозяйки, хотя он был слабо слышен. Это была ее богиня, которую увозили прочь. Однажды Леония уже исчезла из жизни Фифи, и она больше ни за что не позволила бы этому повториться.

Дану тоже услышал стон. Если бы Леония была без сознания, он смотрел бы на дорогу, не гонятся ли за ними. Но гораздо важнее было успокоить Леонию. Пусть его компаньон думает о преследователях. Тот несколько раз обернулся, но рассчитывал увидеть человека или повозку. В любом случае Фифи вначале бежала так близко к карете, что ее невозможно было заметить.

Но так она могла продержаться недолго. Лошадь шла спокойно, но Фифи была маленькой собачкой, лаять она не могла, потому что все силы уходили на преследование.

Первая мысль Леонии была о том, как сильно болит голова. Когда она осознала, что связана и у нее кляп во рту, разозлилась из-за назойливого голоса, гудящего ей прямо в ухо. Он был таким навязчивым, и каждое слово отдавалось как в барабане в ее несчастной голове, отзываясь болью.

— Простите меня, гражданка, клянусь, это произошло случайно. Я все объясню. Умоляю вас, не пугайтесь. Вам это кажется ужасным, но сжальтесь и простите меня. Не сердитесь, что с вами так грубо обошлись. Клянусь, зла вам не причинят: Мне так жаль, что вас пришлось связать и применить кляп, но…

Голос продолжал увещевать, но смысл не доходил до Леонии. Вокруг была кромешная тьма. Инстинктивно она попыталась высвободиться. Голос тут же откликнулся, дрожащий от страха.

— Ради Бога, не сопротивляйтесь, гражданка. Вы навредите себе. Потерпите, умоляю. Вас освободят сразу же, как только доберемся до места.

Леония не успела испугаться. Боль в голове и непонимание случившегося больше смущало, чем пугало. Только сейчас, когда она слышала уверения, и ее мягко поддерживали, чтобы не трясло в экипаже, она поняла, что ее похитили. Инстинкт взял свое и она начала извиваться и пыталась закричать.

— Мадам Сантэ, умоляю, пожалуйста, успокойтесь. Никто не хочет вас обидеть. Все образуется. Пожалуйста!

В этот раз в голосе сквозила полная безнадежность. Она с ужасом осознала, что может задохнуться. Дышать она могла только носом, который был закрыт складкой ковра. Ни одна мысль не могла пробиться сквозь ужас удушья, но как только ее напряженные легкие снова смогли дышать и страшная головная боль немного отпустила, ее разум попытался постичь то, что с ней случилось.

Она находилась в мастерской. Дверь была полуоткрыта, но никто не зашел и не напал на нее. Как только она об этом подумала, боль вернулась с прежней силой. Итак, кто-то ударил ее со спины. Но люди Шаметта были на кухне. Она слышала, их голоса. Дверь была закрыта. Она внимательно это обдумала, поборов страх, который опять стал овладевать ею. Нет, в их голосах не было ни волнения, ни тревоги, не слышно было звуков борьбы или падающих тел. Вероятно, Фифи была на кухне. Если бы один человек неожиданно ударил другого, она бы залаяла. Собака не терпела жестокости. Стало быть, один из людей Шаметта похитил ее. Но это безумие. Какая от нее польза? Шаметт оказался гораздо хитрее, чем они предполагали. Как случалось и прежде, они были ослеплены желанием получить то, что им мог дать Шаметт. Страх вернулся, но не тот страх, который заставлял ее бороться со своими оковами. Она была оружием, которое заставит Роджера повиноваться и не даст ему бежать в Англию. Пока она остается заложницей Шаметта, Роджер не будет пытаться избавиться от охранников или бежать.

Она нашла единственно правильный ответ. Ее завернули во что-то, чтобы уберечь от тряски, уговаривали, чтобы она не волновалась. Но попытки уберечь от синяков напомнили, что она в экипаже. Куда ее везут? Как далеко? Паника вновь овладела Леонией и грозила удушьем. Нет, это наверно, недалеко. Даже Шаметт не осмелился бы вывезти ее из города. Вероятно, что какой-нибудь дотошный стражник заинтересуется странным свертком, который она собой представляла. В подтверждение ее мыслей, движение замедлилось и человек, молчавший, пока она переводила дух, заговорил вновь. — Мы прибыли, мадам Сантэ. Пожалуйста, ничего не бойтесь. Я должен внести все в дом. Как только вы там окажетесь, вас освободят.

Там она угодит в ловушку!

Леония подтянулась, насколько было возможно, и приготовилась ударить своего похитителя. Однако ее кокон не позволял хорошо подогнуть колени и она раздумала. Прежде всего, так как она запелената, удар может не получиться, а только разозлит человека, который ее везет. Если даже она ударит его, какой от этого прок? Связанная, она не сможет освободиться от своих пут и убежать. Она не могла даже позвать на помощь, пока они на улице. Без помех ее затащат в дом. Если она будет пассивной и ее в самом деле освободят, как обещали, может появиться надежда на спасение. Поэтому Леония не сопротивлялась, когда почувствовала, что ее обхватывают руки, чтобы поднять.

Однако поднять ее не успели. Раздался резкий лай. Незнакомый голос вскричал:

— Пропади пропадом эта собака! Я убью ее! Леония узнала лай Фифи и судорожно изогнулась, умудрившись при этом встать на ноги, и даже с кляпом во рту издала приглушенный крик. Знакомый голос проревел:

— Нет! Не тронь животное. Быстро внеси ковер. Быстро, я сказал.

От страха за Фифи Леония стала брыкаться, дергаться и пыталась кричать так, что второй мужчина едва мог удерживать ее.

— Прекратить! — грубо скомандовал знакомый голос. — Довольно. Я принесу вашу собаку в целости и сохранности. Успокойтесь!

Трудно было принять решение. Человек мог лгать. Леонии пришло в голову, что если она будет такой беспокойной, будут крупные неприятности. Если кто-то на улице увидит неистово бьющийся живой сверток, это, конечно, вызовет подозрения. С другой стороны, если кто-то и увидит, то побоится вмешиваться. Самое большее, на что можно рассчитывать, это донесение о происшествии местному лидеру. Но если он человек Шаметта, то оставит это без внимания. К тому же, она просто не может так бороться долго. Голова раскалывается как орех и в легких огонь. Леония позволила подхватить себя.

В то время как ее поднимали и несли, она услышала знакомый голос:

— Идем, Фифи, давай. Ну же, ты ведь знаешь меня! Ну, иди.

— Нет, — молила Леония. — Беги, Фифи. Беги домой, к Роджеру.

Мольба не была услышана. Фифи не подошла к Дану, он ведь не был «другом», запах хозяйки, приглушенный голос и движения показывали, что сама ее богиня соединена с этим запахом, неспроста одежду отнесли туда же, куда уговаривал ее идти человек, который не был «другом». Это было слишком сложной задачей для маленькой собачки. Она знала, что нужно быть рядом с хозяйкой, даже если она решила завернуться во что-то, так неприятно пахнущее. Все же Фифи это не нравилось. Она шла за человеком, несущим ее госпожу, и все время лаяла, выражая протест, и когда Леонию поставили на ноги, Фифи с рычанием бросилась стягивать покров, который она так не одобряла.

Другой мужчина пнул собаку, от чего она увернулась и залаяла. Это вызвало гнев Дану.

— Черт подери, Пане, проваливай! Ты разве не знаешь, что гражданин Шаметт приказал, чтобы мадам Сантэ ни в чем не знала отказа? Идиот! Это разве способ угодить, пиная ее собаку? Убирайся!

Гнев в голосе был явным, чтобы Леония могла поверить тому, что ей говорили. Ее выводы наверняка правильны. Она — залог послушания Роджера. Ее освободили от ковра. Ей хотелось бежать, не потому, что она была напугана, а потому, что ее плен был крушением надежд. Не будь дурой, говорила она себе. Ты не сможешь убежать прямо сейчас. Ты должна притвориться, что согласна с их довода — ми. Ты должна быть тихой, покорной, тупой, такой, какой была для Луи. Может быть, удастся одурачить их и бежать. Ковер убрали полностью.

— Не будете кричать, — сказал охранник, — и я вытащу кляп. — Леония видела, как беспокойство отразилось на его лице. — Поверьте мне, вам не причинят вреда, но вы не сможете бежать. Все двери заперты.

Он говорил громко, но для того, чтобы перекричать лай Фифи, Леония кивнула, и он развязал кляп.

— Тише, Фифи, — приказала Леония.

— Спасибо, мадам, — проникновенно сказал мужчина. — Я Жак Дану, мне жаль, так жаль, что у вас рана. Это недоразумение, чистой воды недоразумение, — продолжал он, видя, как Леония поднесла руку к голове. — Вы не присядете? Не хотите ли вина? Может быть, желаете прилечь?

— Да, — еле слышно сказала Леония.

Боль стала нестерпимой при свете и она чувствовала тошноту и головокружение. Затем успокоила Фифи, жалея себя, а не для того, чтобы доставить удовольствие Дану, лай острой бритвой вонзался в голову. Его голос тоже был болезненно неприятным. Леония нуждалась в тишине. Она надеялась, что, когда боль утихнет, она будет в состоянии подумать и что-то предпринять.

Дану попятился к двери, не отрывая глаз от Леонии, и прокричал через плечо, что мадам Сантэ собирается в спальню и чтобы принесли вина.

— И холодной воды с полотенцем для примочек, — прошептала Леония.

Распоряжение было тут же отдано. Затем, видя ее мертвенную бледность, Дану спросил, не нужно ли ее отнести. Леония чуть не вздрогнула от отвращения и настояла, что пойдет сама. Ей это удалось, но усилие, затраченное на то, чтобы подняться по ступенькам, вызвало сильное головокружение, и она едва добралась до кровати. Она рухнула, едва не потеряв сознание, слыша отдаленные резкие крики Дану. Мысль о том, что он будет касаться ее, прислуживать, вызвала такое отвращение, что, едва услышав, как он приближается к кровати, она собрала все свои силы и поднялась.

— Убирайтесь, — прошептала она. — Убирайтесь и оставьте меня в покое.

— Но, мадам…

— Пошел прочь, — почти закричала она.

Раздражение в ее голосе подтолкнуло Фифи к незамедлительным действиям. Она зарычала и стала кусать Дану за ноги. Сдержав первый порыв пнуть собаку, он отступил и запер за собой дверь. В ту же минуту он подумал, не покинуть ли дом, город и даже страну. Но это означало потерять то, что он так недавно получил. Он был извозчиком, одетым в отрепье, и едва сводил концы с концами, до того, как его нанял Шаметт. Сейчас он получил все, что желал, и там, где желал, и никто не смел, отказывать ему. Он велел Пане сидеть в комнате напротив Леонии и слушать, а сам вышел. Подходило обеденное время. Он принесет лучший обед, который только можно найти. Это даст ему надежду подступиться к этой глупой девчонке и постараться ей понравиться.

То, что ее так быстро оставили в покое, немного утешило Леонию. Она утихомирила Фифи, намочила полотенце, выжала его и положила на раскалывающуюся от боли голову. Боль немного утихла, но голова еще кружилась. Мысли путались. Она всплакнула, скорбя об утерянной надежде. Никогда им не убежать, подумала она, но затем прогнала эту отчаянную мысль. Она убежит прочь и опять будет с Роджером, обязательно. Но потом, не сейчас. Сейчас ее тошнит, слишком кружится голова. Позже.

Случилось так, что Роджеру не пришлось долго ждать партию ружейных деталей. Товар упаковали, он заплатил за него. Труднее было найти экипаж. Одно дело гулять по городу с пустыми руками, совсем другое — тащить тяжелый багаж. Роджер дал знак Гарнье и спросил, не хочет ли он поехать домой вместе.

— Если, нет, — сказал он, — я подожду, пока вы не найдете другой экипаж. Не хочу, чтобы гражданин Шаметт думал, что я увиливаю от его стражи.

Он не был бы таким вежливым, если бы знал, что его усилия избежать подозрительности Шаметта напрасны. Однако этого он знать не мог и даже ничего не заподозрил вначале, когда вошел в мастерскую и увидел сидящего на стуле, принесенном из кухни, Шаметта. Если Роджер и надеялся на что-то, так это на то, что Леония не заупрямилась и не разругалась с ним. Он не ожидал от нее такой глупости, потому что объяснил, что Шаметт обладает настоящей властью в революционном правительстве и с ним нужно считаться, но… Его мысли сбились, когда Шаметт резко сказал:

— Пожалуйста, не сопротивляйтесь, это предосторожность.

И одновременно его руки завернули за спину.

Роджер судорожно рванулся, невзирая на предупреждение. Один человек зашатался, но второй твердо устоял на ногах и Шаметт крикнул резче:

— Нет! Я только хочу поговорить с вами.

— Зачем же держать человека, если хочешь с ним поговорить? — Роджер огрызнулся, но больше не вырывался. Он не справился бы с двумя, когда они наготове.

— Потому что я собираюсь сказать вам нечто, что вы найдете весьма неприятным и можете разгневаться. Уверяю вас, что для тревоги и злости нет причин, это не более чем предосторожность.

— Нет! — закричал Роджер, догадавшись, и стал вырываться. — Нет! Леония! Леония!

— Она в полной безопасности. Невредима. Даже не напугана. — Шаметт ревел, пытаясь перекричать Роджера.

— Я убью тебя, — прошипел Роджер, глаза его горели гневом. — Я убью тебя.

— Нет, потому что у вас нет и не будет причин убивать меня. Повторяю, ваша жена в полной безопасности. Она отдает себе отчет в том, что случилось и почему. Она содержится в хорошем помещении, не заключена в тюрьму.

— Ты лжешь!

Шаметт смотрел на горящие глаза, жилы, выступающие на шее Роджера, когда он пытался высвободиться. Двое здоровенных головорезов едва справлялись с ним.

Какое-то мгновение жизнь Роджера висела на волоске, пока Шаметт решал, можно ли обуздать такое неистовство. Тем не менее, столь бурная реакция говорила о его преданности этой женщине. Итак, чем сильнее его гнев сейчас, тем покорнее он будет, когда ему придется примириться. Однако Шаметт понимал, что ему нужно быть крайне осторожным. Нельзя намекать, что жена Роджера согласна с происшедшим, это может вызвать ревность у такого любящего супруга. К тому же он был очень горд своей проницательностью. Девчонка глупа. Если она поверит, что находится в безопасности и будет щедро вознаграждена за согласие, то сможет успокоить Роджера, и он не подумает о предательстве.

— Я не лгу. Я не говорю, что гражданка Сантэ пошла добровольно. Ее похитили, но она не пострадала, а так как ей все объяснили, она не боится. Ее уверили, что вам ничто не грозит, и она вернется, как только вы отдадите мне этот груз.

— Но у меня нет его! — закричал Роджер.

— Нет, нет, — успокоил Шаметт. — Груз будет передан вам, как я и говорил раньше. Однако я думаю, что не смогу путешествовать с вами, как предполагалось. Вам придется хранить его некоторое время для меня. Я должен быть уверен, что вас не подкупят соперники или вы не распорядитесь им в своих целях. Я верю, вы человек честный, Сантэ, но бывают искушения, против которых трудно устоять. Было бы непростительно с моей стороны подвергать вас такому искушению, не предоставив взамен более важный стимул.

Когда Шаметт закончил свою речь, Роджер не сопротивлялся, а только свирепо сверкал глазами. Еще через мгновение он опустил глаза.

— Я понял, — еле слышно произнес он.

— Я уверен в этом, и вы еще яснее все поймете. Клянусь, что ваша жена в безопасности и окружена удобствами. У вас нет причин верить мне, но я докажу, что не лгу. Можете написать ей, задать любой вопрос, поинтересоваться ее положением. Единственное, чего вы не узнаете, это где она находится. Если хотите, можете писать хоть каждый день и даже после того, как уедете с грузом, вы будете получать ответ. Ваших писем никто читать не будет. Ее, письма, конечно, будут вскрывать. Неприятно вторгаться в частную жизнь, но ничего не поделаешь.

— Мы можем писать друг другу? — выдохнул Роджер, глядя в глаза Шаметту.

— Разумеется. В зависимости от вашего поведения. Мы даже могли бы устроить вам встречу, если будет задержка с грузом. В любом случае ваша разлука не будет долгой. Мне может понадобиться груз. Если я приеду за ним, то, конечно, привезу с собой вашу жену. Так или иначе, это не продлится больше нескольких месяцев, к лету вам непременно вернут ее.

Роджер был совершенно спокоен.

Гнев уступил место спокойным размышлениям. Он был не в силах освободиться, схватить Шаметта и вырвать у него признание о том месте, где укрывают Леонию. Сейчас ему не остается ничего другого, как притвориться согласным.

— Скажите своим людям, чтобы отпустили меня, — спокойно сказал Роджер. — Я не злюсь больше, — Роджер поднял глаза, чтобы Шаметт не думал, что он их прячет, — я согласился честно заботиться о вашем грузе. Я даже жене ничего не говорил об этом. — Это было ложью. Роджер велел Леонии делать вид, что она не знает, почему они под наблюдением. Просто ее муж делает какое-то дело для коммуны. — Я думал, что груз вот-вот прибудет. Не очень приятно, что мне не доверяют.

Шаметт пожал плечами. Он дал знак своим приспешникам отпустить Роджера:

— Уверяю вас, нет никакого недоверия к вам, однако груз настолько драгоценный, что я даже себе не могу доверять. Не думайте, что я держу вашу жену для того, чтобы не дать вам обещанного. Все будет именно так, как было оговорено. Чтобы доказать свою честность, я оставляю этот залог.

Шаметт вытащил из кармана пальто сверток и положил на прилавок. Потом он направился к двери. Роджер и люди, которые не отходили от него, тоже медленно двинулись. Внезапно Роджер сжался и дернулся к прилавку, но одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что вытащить револьвер из кармана или дотянуться до ружья за прилавком он не успеет. К тому же, какая польза от револьвера? Он не смог бы убить всех троих, а на карту была поставлена жизнь Леонии.

— Я сдержу слово, — сказал Роджер. — У меня других намерений не было, в чем вы могли бы убедиться, опросив своих сторожей. Однако, — он поднял пакет, как бы взвешивая на руке, — я понимаю то, что вы сказали. Мне не нравится это, но я понимаю.

— Ну и отлично. Когда напишете письмо, отдайте его Гарнье, он будет на своем обычном месте. Конверт получите завтра, ближе к полудню. Мы можем не увидеться до того, как доставят груз. Человек, который будет сопровождать его, даст вам дальнейшие инструкции. Пожалуйста, слушайтесь его, и все будет хорошо.

Он вышел за дверь. Роджер несколько минут стоял как вкопанный. Наконец, он бросил сверток с золотыми монетами на прилавок и неистово потер руку о бриджи, как бы стараясь вытереть грязь. Потом обхватил голову руками и склонился к прилавку, борясь с гневом, печалью и отчаянием. Дурак, вот он кто! Дурак! Дурак! Как он мог быть таким идиотом и поспешил уверить Шаметта, что лучше, если его будет сопровождать женщина, чтобы заботиться о ребенке. Он должен был понять по той поспешности, с которой Шаметт согласился, что тот не собирается выполнять договор.

Роджер рвал на себе волосы. Он должен придумать что-нибудь, найти способ отыскать Леонию. Нет, сначала нужно написать ей. Что бы ни говорил Шаметт, а бедная девочка, должно быть, до смерти напугана. Роджер кусал губы. Что, если они побоями и угрозами заставят ее написать то, что они хотят. Ему необходимо внушить ей, чтобы она была спокойна и послушна. Он должен как-то вселить в нее надежду, без намеков, что он намеревается освободить ее. Он ни на миг не сомневался, что его письма будут читать, уверение Шаметта было очередной уловкой.

Роджер понимал, что Шаметт оказался гораздо хитрее и безжалостнее, чем он думал. Едва ли это было утешением. Скорее всего, их собираются убить, как только получат бедного маленького дофина. Это и будет наградой. Роджер встряхнулся. Нельзя думать об этом. Он должен верить, что скоро найдет Леонию, до того как беда настигнет ее. Но как это сделать? За каждым его шагом следят. Любой подозрительный поступок вызовет ответный удар. Чтобы наказать его, они могут сделать что-нибудь с Леонией. Его затрясло.

Он глубоко вздохнул, осознав, что должен держать себя в руках. Нельзя показывать свой страх ни Леонии, ни Шаметту, нужно побыстрее написать ей. Роджер пошарил под прилавком в поисках бумаги и чернил. Он взял нож, чтобы заточить перо, но увидел, как сильно дрожат у него руки, и решил налить себе брэнди. Прикончив его одним глотком, он огляделся и понял, что смотреть-то не на кого. Человек, сидевший на кухне для наблюдения, исчез.

Он не мог сразу понять причину его исчезновения, но почувствовал большое облегчение. Это было хоть маленькой, но надеждой. Шаметту, должно быть, не хватает истинно преданных людей. Роджер вернулся в лавку, перемалывая это в голове, заточил перо и стал писать. Пробегая законченное письмо, он подумал, что не выдал своего смятения. Он объяснил, что случилось, почему Шаметт (не называя имени) сделал это, осторожно написал о ценном грузе, который нужно доставить, и убеждал Леонию быть спокойной и послушной. Он знал, что Шаметт ждет этого, и написал Леонии, что ему позволено задавать вопросы, на которые, кроме них, никто не знает ответа. Он будет задавать по вопросу в каждом письме. В этом он спросил, что лежит за испорченным бочонком.

Он пытался придумать способ тайного общения, но был слишком расстроен, чтобы собраться с мыслями. К тому же, он подумал, пока складывал лист, запечатывая сургучом и ставя личное клеймо, которым маркировал готовое оружие, что слишком рано начинать хитрить. Пусть Шаметт поверит, что он не питает надежд и не будет пытаться найти Леонию. Пусть думает, что они примирились со своим положением, и не понимают, что их ждет. Раз больше нет стражника, возможно…

В переднюю позвонили, и Роджер даже подпрыгнул. Почти стемнело, но он забыл закрыть дверь. Меньше всего на свете он хотел сейчас видеть какого-нибудь проклятого комиссара, хотя до этого ни разу не осмеливался отказывать им. Это не соответствовало роли. Сдерживаясь изо всех сил, чтобы не орать «Лавка закрыта, уходите», он поднялся, чтобы побыстрее от него отделаться. И тут он остолбенел от изумления.

— А мне говорили, что вы честный оружейник, — сказал Пьер, вопросительно изогнув бровь.