На следующее утро после того, как желающие принять участие в охоте разъехались, Телор зашел в конюшню за Тейтиуром, но Кэрис не увидел. Еще на рассвете девушка стремительно взобралась на самую крышу конюшни, чтобы не путаться под ногами у орущих лордов, снующих туда-сюда конюхов и возбужденных лошадей. Дери пришлось помогать седлать лошадей для особо нетерпеливых лордов. Когда веселая суматоха, поднятая охотниками, егерями, лающими собаками и ржущими лошадьми начала понемногу стихать, переместившись из конюшни во двор, а затем за стены замка, Кэрис начала было спускаться, но тут же быстро вскарабкалась обратно, услышав высокий, сердитый голос какой-то знатной дамы, приказывающей конюху немедленно вывести из конюшни ее кобылу, чтобы она могла догнать уехавших на охоту.

Ее кобылу быстро оседлали и, стремительно вскочив в седло, леди умчалась, а Кэрис продолжала все так же тихо сидеть на своей перекладине. Она подумала о том, что могла бы попасть в серьезную неприятность, если бы эта леди заметила ее и, заставляя седлать свою лошадь, вынудила признаться, что Кэрис не умеет этого делать. Поэтому лучше, если она еще немного посидит здесь, в этом укромном месте, чтобы уж точно не столкнуться с кем-нибудь из опоздавших. Через несколько минут Кэрис увидела, как в конюшню вошел Телор, за ним следовал Дери. И карлик был явно чем-то очень недоволен.

Телор уже привык к подобной реакции Дери. Он сожалел только, что карлик заметил, как он пришел за своей лошадью через несколько минут после отъезда леди Маргарет. Но ему оставалось лишь утверждать, седлая Тейтиура как можно быстрее, что этот выбор сделал не он.

– Леди Маргарет сама попросила меня встретиться с ней после того, как начнется охота. Ты прекрасно знаешь, что для меня было бы гораздо, гораздо хуже, если бы я отказался. Она может найти предлог для наших встреч, могу это и я, но она велит меня кастрировать, если вдруг заподозрит, что я отношусь к ней с презрением.

– А если тебя поймает ее муж, он не только кастрирует тебя, но и выпустит тебе кишки, намотает на твою шею и повесит на них, – резко оборвал его Дери. – Выбор! О чем ты говоришь?! Если бы ты не смотрел на женщин так, будто они намазаны медом, и ты не можешь удержаться, чтобы не слизать его...

– Замечательная идея! – воскликнул Телор, потом засмеялся и похлопал Дери по плечу. – У тебя прекрасно подвешен язык, Дери, – заметил он. – И я советую: ступай поскорее в замок да разыщи служанку по имени Эдит, не то она пожалуется на тебя своей госпоже. Она выглядела такой сердитой, когда спрашивала у меня, где ты. По ее словам, ты обещал встретиться с ней еще вчера вечером. Мне пришлось извиниться за тебя, сказав, что я велел тебе присматривать за моим новым учеником, чтобы тот не попал в какую-нибудь переделку, но, боюсь, больше этот номер не пройдет.

Телор снова засмеялся, увидев на лице карлика негодование, и вывел Тейтиура из конюшни, прежде чем Дери успел возразить ему, что флирт со служанкой и заигрывания со знатной леди – это совершенно разные вещи. И, взбираясь в седло, Телор крикнул карлику через плечо:

– Ступай в замок и займись тем делом, о котором я тебе сказал, а я позабочусь о другом.

Вслед ему Дери посоветовал быть осмотрительным и благоразумным, на что Телор лишь усмехнулся, махнул рукой и пустил Тейтиура быстрой рысью. Он не слишком-то задумывался о муже леди Маргарет, сэре Роле, Телор был уверен, что тот абсолютно не подозревал о происходящем прямо у него под носом, к тому же леди Маргарет очень осторожна, умна и, прежде всего, очень равнодушна, чтобы, допустив какую-нибудь явную ошибку, подвергнуть тем самым опасности свои отношения с Телором. При мысли о леди Маргарет губы Телора сами собой расплылись в чувственной улыбке. Он явно ей нравился, и это открывало перед ним определенные возможности. Неожиданный порыв заставил Телора ускорить шаг Тейтиура, но он почти сразу же натянул поводья и снова вернул его к легкой рыси. Телор не сомневался, что леди Маргарет стремительно миновала внешний двор всего несколько минут назад, собираясь, якобы, догнать охотников. И будет лучше, если он поедет помедленнее, чтобы не встретиться с ней слишком рано.

И все же, выехав за пределы замка, Телор сразу же увидел ее, так как находился на возвышенности, с которой все было видно, как на ладони. Леди Маргарет, не доезжая до деревни, свернула в сторону и, переехав через ручей, направилась к лесу. У Телора не было выбора, и он устремился по дороге, ведущей из замка, поскольку это был единственный путь, но поехал прямо через деревню, не пересекая ручья. Телор придерживался дороги, зная, что скоро она перейдет в ров, простирающийся с северо-востока на юго-запад. Ближе ко рву начнется реденький лесок, и со стороны деревни Телор уже не будет виден. А там, где дорогу пересечет ручей, Телор опять свернет в сторону леса, севернее того места, где в лес въехала, леди Маргарет.

Поскольку в столь редком лесочке вряд ли могли водиться звери крупнее зайца, охотники или двинутся от замка к северу, или же пересекут ров и отправятся на запад.

Телор был абсолютно уверен, что здесь несколько часов никто не появится, и они с леди Маргарет будут предоставлены сами себе.

Найти леди Маргарет ему не составило труда, и, спешившись, Телор думал, что она, должно быть, выезжала таким образом уже не раз. От этой мысли желание Телора несколько уменьшилось, но леди Маргарет была такое прекрасное создание, красота ее безупречна: мягкие руки, нежное лицо с едва заметным румянцем, сияющие глаза. Ему вспомнилось вдруг предостережение Дери. Возможно, карлик и прав: если бы Телор не смотрел на леди Маргарет взглядом, полным желания, она не предложила бы ему встретиться. В любом случае она и сама рисковала, отважившись на эту встречу, и он просто обязан доставить ей удовольствие.

– Это недалеко, – сказал Телор. – Вы спуститесь и пойдете пешком, или же мне вести вашу лошадь?

– Что недалеко? – спросила леди Маргарет, вопросительно поднимая брови.

– Беседка, подходящая для столь сказочной королевы, она может посидеть в ней и помечтать или же просто поговорить и посмеяться – в общем, моя королева может делать там все, что только пожелает.

Выражение лица леди Маргарет, циничное и почти злобное, смягчилось.

– Ах, Телор, – вздохнула она, кокетливо покачивая головой. – Ты мастер говорить сладкие речи. Я сойду с лошади и пойду сама, – сказав это, она положила руки на плечи Телора.

Он обхватил леди Маргарет за талию, легко снял с лошади, но не сразу опустил ее на землю, а мгновение держал в своих руках, легко коснувшись губами ее щеки. Опустив даму на землю, Телор прошептал:

– Простите меня, моя леди. Но было бы лучше, если бы вы не были так прекрасны.

– Что? – вскричала та грозно, но на губах ее играла улыбка. – Как ты жесток!

– Но рядом с вами я чувствую себя в опасности, – прошептал Телор. – Вы так соблазнительны, что у меня голова идет кругом, и я боюсь чем-нибудь вас обидеть. Я и дотронуться до вас могу только по вашему приказу.

– Но в таком случае, если ты все делаешь только по моей просьбе, как мне узнать, что заставляет тебя повиноваться, – страх или желание?

Телор засмеялся.

– Идемте со мной, и через пять минут вы получите ответ.

Переложив поводья обеих лошадей в одну руку, другой обнял леди Маргарет за талию. Он произнес для проформы все эти извинения и оправдания и теперь мог позволить небольшие вольности по отношению к леди Маргарет, которые станут все более откровенными, если не исчезнет улыбка на ее губах, и она не будет возражать. В какой-то степени это постоянное балансирование между галантным ухаживанием и откровенным выражением своего желания вызывало определенные неудобства, и на какое-то мгновение перед его глазами вместо белого нежного лица, на которое он смотрел, появилось другое – сужающееся книзу, чем-то напоминающее лисью мордочку. Если бы только Кэрис захотела, вместо всей этой лести и притворства была бы правда, дразнящее возбуждение и смех...

Телор постарался выбросить из головы эту мысль. Ведь не все было лестью. Леди Маргарет, действительно, красива, но ее красота почему-то совсем не трогает его сердце.

Свернув на восток, они пошли по едва заметной тропинке и через пять минут вышли к небольшой полянке, рядом с которой пробегал еще один, но уже более мелкий ручеек, запруженный и превратившийся в этом месте в тихую заводь. Леди Маргарет остановилась и сделала шаг в сторону от Телора. Когда же она повернулась к нему, глаза ее были холодны.

– Ты уже когда-то был здесь!

– Да, – согласился Телор и улыбнулся, намеренно не обращая внимания на ее ревность. – Это любимое место жены де Данстенвилла и его дочерей. Всегда, когда я приезжаю сюда летом и стоит хорошая погода, они приказывают слугам принести сюда еду, я же пою и играю для них. Иногда они приглашают сюда соседей и танцуют на этой мягкой зеленой траве.

– Лжец, – голос леди Маргарет стал мягче. – Ты приводил сюда своих женщин.

Телор выглядел ошарашенным, и это не было показным. Он и в самом деле обеспокоился тем, что леди Маргарет стало вдруг волновать, имеет ли он других женщин. Он уже занимался с ней любовью четыре или даже пять раз, но она всегда ясно давала понять, что для нее это не больше, чем игра. Сейчас же в поведении леди Маргарет было что-то странное, это и беспокоило Телора.

– Я не настолько невежлив, как вы думаете, – сказал он. – Я бы никогда не привел вас туда, где развлекался с деревенской девушкой. Это было бы настоящим... настоящим кощунством. И потом, кого еще я мог сюда привести? Уж не думаете ли вы, что я позарюсь на хозяйку замка? – Телор замолчал, увидев, как леди Маргарет опустила глаза и едва сдерживается, чтобы не засмеяться: жена де Данстенвилла была далеко не красавицей. – И не настолько я глуп, чтобы заигрывать с молоденькой девочкой, – продолжил он. – Я никогда не осмелюсь посягнуть на сердце ребенка, который даже не понимает еще, что это... невозможно, – Телор снова замолчал, с беспокойством поглядывая на леди Маргарет, а потом прошептал: – Я прошу вас, моя леди, только немножко посидеть здесь со мной. Я так счастлив быть рядом с вами.

Леди Маргарет взглянула на Телора и, увидев на его лице не страх, а лишь волнение и нежность, быстро отвернулась, опасаясь, как бы на ее глаза не навернулись слезы.

– О, ступайте и привяжите лошадей, – сказала она. – Кажется, вы способны даже дьявола убедить перекреститься.

Вернувшись, Телор сложил вдвое одеяло, которое всегда привязывал позади седла, и постелил на камень, возвышающийся над заводью. Стоял тихий денек, и даже легкой ряби не было на гладкой поверхности воды. Улыбаясь, Телор взял леди Маргарет за руку и повел к этому месту.

– Я не забыл ваш вопрос. Вам хотелось знать, прикасаюсь ли я к вам, потому что сам этого хочу или же из страха вызвать ваш гнев, не угадав ваших желаний, – сказал он. – Опуститесь здесь на колени и посмотрите в воду, я обещаю, там вы найдете ответ.

– Но я ничего там не увижу, кроме собственного лица, – возразила леди Маргарет, смеясь, но все же опускаясь на колени и заглядывая в воду.

– Разве этого ответа недостаточно? – прошептал Телор. – Когда вы улыбаетесь, кажется, даже солнце светит ярче, а когда вы говорите со мной о моей' музыке, о том, как мне удалось подобрать к ней нужные слова, ваши глаза начинают лучиться такой теплотой, такой чистотой...

Вздрогнув от его прикосновения, леди Маргарет коснулась своей рукой головы Телора и заставила его тоже посмотреть в воду.

– Да, – выдохнула она, – смотри туда, в воду, а не близко на меня, а то рассмотришь все мои морщинки и...

– О моя леди! – Телор вздохнул и обнял даму. – Как вы можете так говорить? Ваша мягкая белая кожа и удивительно красивое лицо – прекрасны, это, действительно, так, но гораздо большая красота заключается во взгляде ваших умных глаз, в теплоте вашей улыбки, в стремительности вашей мысли...

На какой-то момент леди Маргарет страстно прильнула к Телору, потом слегка отстранилась, но лишь для того, чтобы отыскать его губы своими губами, и поцелуй ее был столь же страстен, как и объятия.

Телор ответил на этот поцелуй, но затем слегка разжал руки и осторожно отстранился от неистовых губ леди Маргарет. Почти тотчас же она напряглась и хотела было совсем вырваться из объятий Телора, но тот стал покрывать быстрыми и легкими поцелуями ее лицо. Она, вздохнув, закрыла глаза и не открывала их, пока Телор не коснулся губами мочки ее уха и не прошептал:

– Ну же, позвольте, я вас подниму. Вы не можете больше стоять здесь на коленях. Мне бы очень не хотелось увидеть синяки на ваших прелестных округлых коленочках.

Услышав это, леди Маргарет засмеялась, но смех ее неожиданно прервался, и когда Телор помог ей встать на ноги и наклонился, чтобы взять с камня одеяло, то решил, что она сейчас или оттолкнет его, или убежит. Но леди Маргарет не собиралась делать ничего подобного, напротив, она тихо стояла и смотрела куда-то невидящими глазами, пока Телор нашел место, где земля была сухой, сложил одеяло вдвое и расстелил его под одним из деревьев, которые окружали эту небольшую поляну.

Занимаясь этим, Телор то и дело украдкой бросал взгляды на леди Маргарет, обеспокоенный ее состоянием. Он никак не мог понять, что с ней происходит. Может быть, ее отверг благородный любовник? Бедная леди, подумал Телор, да поможет мне Бог облегчить твою боль. Окруженная драгоценными мехами и шелками, ты кажешься такой же помятой и истекающей кровью, как и обычная деревенская простушка. Подойдя к леди Маргарет, он обнял ее одной рукой за плечи, другой принялся расстегивать застежку на ее легком плаще. Набросив соскользнувший плащ себе на руку, Телор, легонько касаясь губами ее ушка и шеи, увлек ее туда, где расстелил под деревом одеяло. Он поцеловал леди Маргарет в губы и с силой прижал к себе, чтобы она могла почувствовать его упругую, рвущуюся ей навстречу плоть.

Обычно Телор был более осторожен со знатными дамами, он не решался продвигаться вперед слишком быстро, позволяя леди самой дать знак, когда ему стоит перейти от одной стадии ухаживания к другой. Но на этот раз им двигало сострадание, страстное желание вернуть леди Маргарет ее гордость, заставив вновь почувствовать себя неотразимой, и Телор отбросил в сторону всякую осторожность. По этой же причине он старался изображать большую страсть, чем испытывал в действительности. Он прервал поцелуй глухим стоном, повернув леди Маргарет спиной к себе. Одной рукой он принялся развязывать шнуровку на платье, другую же направил к самому сокровенному месту ее тела, возбуждая этим вдвойне: лаская рукой ее мягкое шелковистое лоно и прижимаясь своей упругой, горячей плотью к ее ягодицам.

Когда со шнуровкой, наконец, было покончено, леди Маргарет уже вся дрожала от возбуждения.

Она помогла Телору снять с себя платье и наклонилась, чтобы снять сорочку, в то время как он рывком сбросил камзол и тунику, швырнул в сторону сапоги и снял брюки. Телор собирался развязать бант на своей рубашке, как вдруг почувствовал на своей руке руку леди Маргарет и заметил, что та не сняла с себя ни сорочку, ни туфли, ни чулки.

– Нет, – прошептала она, затуманившимися от вожделения глазами уставившись на красный влажный кончик его члена, выступающий из-под рубашки. – Не раздевайся больше! Не надо! – и, скользнув на одеяло, она протянула руки навстречу Телору.

Опустившись на колени рядом с ней, Телор наклонился, коснувшись губами ее шеи, рука же ласкала ее грудь под тонкой тканью сорочки. Но она, обвив рукой одно из его бедер, притянула Телора к себе, горячо шепча:

– Люби меня, менестрель, люби меня! Я готова!

Телор вошел в нее, и вздох сладострастия, вырвавшийся у него при этом, был, действительно, настоящим. Он продолжал пронзать женщину резкими, стремительными толчками, но перед глазами у него возникло то же тонкое, напоминающее лисью мордочку личико, огненно-рыжие волосы, вьющиеся и лежащие в беспорядке, и огромные, с золотистым отблеском глаза, подернутые дымкой радости и восторга. Раздраженный, он прогнал от себя это видение и открыл глаза, чтобы обратить все свое внимание на женщину, с которой занимался любовью, но почему-то более совершенная красота ее лица скорее охладила, а не разожгла его пыл. В этом не было ничего опасного, несмотря на это Телор сумел дважды довести леди Маргарет до состояния наивысшего наслаждения – все тело ее сотрясала сильная дрожь, а губы исступленно шептали его имя, но еще не скоро Телор выбросил в нее свое семя. И все-таки менестреля глубоко взволновало, что, сам того не желая, он то и дело вспоминал Кэрис.

Когда дыхание Телора снова стало ровным, он оторвался от своей партнерши и сел рядом, нежно проводя пальцем по ее вялой руке.

– Чудесно, – прошептал он. – Речная нимфа вышла из своей заводи и на целый час стала моей. Но мне грустно, оттого что я не смогу удержать ее насовсем.

Как только Телор заговорил, леди Маргарет открыла глаза и уставилась на него. Она ожидала увидеть улыбку на его лице, в голубых глазах веселые, озорные искорки, но, наоборот, Телор казался встревоженным и грустным. Леди Маргарет неожиданно резко села и сказала:

– Прекрати! Придержи свой лживый и льстивый язык, Телор Лютплейер. Ты и так причиняешь мне достаточно беспокойства. Знаешь ли ты, что я даже стала видеть тебя во сне?

– Меня? – Телор едва расслышал слова леди Маргарет, но почувствовал, как перехватывает у него дыхание и бешено колотится сердце.

– Тебя! Простого мужлана! – в голосе ее звучала злость, а в глазах блестели слезы. – Мы не должны больше встречаться – никогда. И даже если я позову тебя, ты должен сказать мне «нет».

Телор почувствовал, как его сердце подпрыгнуло в груди. Ему стало трудно дышать. На какое-то время после признания леди Маргарет, что она страстно увлечена им, Телор испугался, что это свидание было устроено специально и она обвинит, что он приставал к ней в лесу, когда она пыталась догнать охотников. Ей не нужно даже было подвергать риску свою репутацию заявлением, что Телор пытался изнасиловать ее. Его могли убить уже за то, что он осмелился заговорить с леди Маргарет и тем самым напугать ее, Но, несмотря на смятение своих чувств, он взял руку леди Маргарет и поцеловал ее.

– О моя леди, простите меня, – вздохнул Телор. – Мне бесконечно жаль, что я теряю вас навсегда, но еще больше я опечален причиной. У меня никогда и в мыслях не было причинять вам беспокойство. И до этого момента я думал, что вы просто играете мной.

– Так оно и было на самом деле, – сказала леди Маргарет уже более естественным тоном, освободила свою руку из руки Телора и поднялась на ноги. – Даже когда я думала о тебе прошлой ночью, я решила, что дело лишь в голоде, который испытывает мое тело. Не думала я об этом и тогда, когда ты появился в лесу и я увидела твое молодое, красивое лицо. Мне хотелось лишь узнать, неужели ты, как собака, будешь исполнять любую мою команду. Но когда мы пришли на эту поляну и я представила себе, как ты приходил сюда с другими женщинами...

– Я никогда не бывал здесь ни с одной женщиной, – с глубокой искренностью в голосе солгал Телор.

Леди Маргарет усмехнулась.

– Хорошо, я запомню это. А теперь помоги мне одеться, мне пора уходить. И не смотри на меня с такой грустью. Эта рана совсем пустяковая, я знаю, какой бальзам следует наложить на нее, чтобы она зажила.

После того, как леди Маргарет уехала, Телор еще долго сидел на поляне. Он понимал, что оказался в очень неприятном положении и тучи над его толовой еще только начали сгущаться. Если леди Маргарет будет все так же страстно желать его, в голову ей вполне может прийти мысль, что всему этому беспокойству можно положить конец, убив его, тогда он будет уже вне досягаемости. Может быть, Дери и на самом деле не так уж глуп и ему, действительно, стоит прекратить заигрывать с благородными леди. Будь у него своя женщина, он, наверняка, не смотрел бы на других с таким вожделением... И при мысли об этом перед Телором тут же вновь возникло лицо Кэрис, но он вспомнил и то, как сжалась она в комочек, притянув колени к подбородку и, словно защищаясь, обхватила их руками, когда поняла, чего он хочет.

...За эти несколько дней Кэрис много передумала, но так и не пришла ни к какому решению. Она понимала, что не хочет при соединяться ни к одной труппе, выступающей в замке Коумб, но еще больше боялась оставаться с Телором, особенно после того, как подслушала его разговор с Дери. Новость о том, что знатная леди готова, рисковать своим положением ради встреч с Телором, только усилило интерес Кэрис к нему. И теперь, хотя она называла себя дурой и старалась выбросить из головы мысли о менестреле, они неизбежно возвращались к ней. Девушка то и дело ловила себя на том, что придумывает слова, которые могла бы сказать Телору, представляет, что дотрагивается до него, ласкает, даже лежит в его объятиях. А это было глупо и опасно.

Кэрис прекрасно понимала, что нет никаких причин откладывать принятие решения и дальше. Ее синяки и ссадины зажили, лодыжка уже не болела и, когда Телор ускакал вслед за той леди, Кэрис смогла уже немного потренироваться. В тот день в конюшне не было ни лошадей, ни конюхов, и Дери, только что вернувшийся из замка и выглядевший довольным, как кот, забравшийся в сливки, согласился отвести одного оставшегося конюха за конюшню и чем-нибудь занять его.

Следующий день после свидания Телора со знатной леди выдался дождливым, и менестрель с Дери провели его в замке. Кэрис же, как только Дери отправился к Телору, выскользнула из конюшни, чтобы познакомиться со второй труппой, но эти артисты показались девушке даже менее привлекательными, чем те, из первой труппы. И все-таки, находясь среди них, Кэрис могла позволить себе открыть волосы, снять тунику и как следует размять свое тело. Никто в этой труппе не интересовался, почему на ней одежда мальчика, да и вела она себя, как самый настоящий мальчишка; для такой маскировки существовало довольно много вполне убедительных причин, взять хотя бы простой страх перед непристойными желаниями знатных лордов, и все это достаточно хорошо понимали. Но артисты этой труппы удивились сложности и отточенности упражнений, выполняемых Кэрис для разминки. Это еще больше ухудшило впечатление девушки от труппы, потому что ей всегда казалось, что действительно хорошие артисты должны все свободное время посвящать тренировкам.

Когда Кэрис отправилась опять в конюшню, она заметила, что запах, на который она старалась не обращать внимания, на самом деле исходит от нее самой. Девушка с беспокойством осмотрела свою тунику, но на ней не было никаких следов грязи, и тогда Кэрис поняла, что все дело в ее рубашке, от которой исходил запах ее собственного пота. Вчера, позанимавшись, она так и не вымылась, и спать ей пришлось в одежде, потому что Дери, постелив солому, устроил свою постель рядом с ней. Кэрис понимала, что сделал он это только для ее защиты от посягательств тех конюхов, оруженосцев и слуг, которые предпочитали спать в конюшне, а не под открытым небом. И все же, не желая рисковать, Кэрис не сняла с себя даже тунику. Поэтому ее одежда не проветрилась, а после сегодняшней тренировки запах, исходивший от нее, стал еще более тяжелым.

От большинства мужчин и женщин, наводнявших внешний двор, пахло еще хуже, но Кэрис знала: как не нравится это Телору, и, к своему удивлению, девушка решила, что и ей этот запах неприятен. Ей нужно было как можно быстрее выстирать или, по крайней мере, проветрить рубашку. А для этого нужно взять свою старую сорочку, чтобы переодеться. Она знала, куда Телор положил ее сорочку, но годы недоверия и подозрения многому ее научили, и девушка не осмелилась даже притронуться к седельным сумкам Телора. Даже умирая от голода, она ничего не взяла бы ни у Телора, ни у Дери, но не была уверена, что они верят в это.

Кэрис пробовала найти Дери, но с тех пор, как сегодня утром вышел из конюшни, он там больше не появлялся – ему ведь незачем больше о ней волноваться. Он знал, что и на внешнем дворе, и в деревне рядом с замком любой мог бесплатно съесть и выпить все, чего душа пожелает. На огромных, сделанных на скорую руку вертелах, поджаривались целые говяжьи, бараньи и свиные туши, от которых каждый мог отрезать или просто оторвать понравившийся кусок. Повсюду громоздились целые горы черного хлеба и огромные бочки с пивом. Рабы и оруженосцы могли напиться, проспаться и так по нескольку раз в день, но, к счастью, никто подолгу не задерживал свой взгляд на Кэрис, которая опять сделала свое лицо «уродливым».

Когда же долгий летний день стал близиться к концу и повсюду принялись тушить факелы, Кэрис решила лишний раз не испытывать судьбу и вернуться в свой укромный уголок конюшни, ей вспомнилась старая пословица, что ночью все кошки серы.

Она принесла с собой изрядное количество мяса, хлеба и целый кожаный мешок пива – девушка подумала, что Дери мог быть слишком занят и не успеть поесть. Вернулся карлик очень поздно. Празднование свадьбы длилось почти всю ночь сначала в зале, а потом и в шатрах во внутреннем дворе и закончилось намного позже того, когда молодая пара отправилась на брачное ложе. Телор попросил Дери остаться, чтобы собрать подарки, которые он заработал пением, и обойти тех гостей, которые хотели пригласить менестреля к себе. Дери страшно устал, поэтому он отказался от еды, которую ему предложила Кэрис, и раздраженно спросил, почему она сама не вынула из сумки свою сорочку, если она ей так понадобилась.

– Как же я могу открыть ваши с Телором сумки без разрешения? – срывающимся от волнения голосом ответила девушка, отказываясь верить в то, что сказал ей карлик.

– Но теперь-то ты можешь это сделать? – проворчал карлик, снимая с себя тунику и нащупывая в темноте большой пук соломы, служивший постелью. Разровняв и разделив ее на две части для себя и Кэрис, он положил свою тунику рядом, рухнул на это импровизированное ложе и натянул на себя одеяло.

Кэрис какое-то время постояла в нерешительности и пришла к выводу, что лучше открыть сумку Телора сейчас, пока Дери здесь. Открыв сумку, она на ощупь нашла свою сорочку, закрыла сумку и положила ее опять у изголовья Дери. Поколебавшись еще немного, девушка сняла с себя тунику и положила ее рядом с одеждой Дери. Со стороны карлика не доносилось ни малейшего шороха, было непохоже, что он наблюдает за Кэрис, к тому же в конюшне царила полная темнота, и, повернувшись к Дери спиной, Кэрис быстро сняла с себя рубашку, надела сорочку и улеглась, завернувшись в одеяло. Но Дери не спал, хотя и лежал с закрытыми глазами. Он не мог уснуть из-за того, что чувствовал себя виноватым перед девушкой за свою грубость.

– Ты правильно сделала, решив подождать нашего разрешения, – сказал он наконец. – Прости, что я так ответил тебе, Кэр... Кэрон, – потом он улыбнулся в темноту, придумав, как можно разрядить обстановку, не прибегая к разным, наводящим на размышления намекам. – Завтра состоится турнир, и я должен буду присутствовать на поле вместе с Телором, но прежде, чем уйти, я принесу тебе кое-что, чтобы ты постирала свою рубашку. Я принесу тебе мыло, уж оно куда лучше золы.

Мыло. Кэрис еще раз повторила про себя это слово, она чувствовала, что уже когда-то слышала его, но не могла связать его ни с чем, что ей доводилось видеть. Это так озадачило девушку, что даже после того, как раздался храп Дери, она еще долго не могла уснуть, пока, наконец, не вспомнила. Глаза ее широко раскрылись, и она едва сдержалась, чтобы не затормошить Дери и не поблагодарить его. Кэрис вспомнила, как четыре или пять лет тому назад она, действительно, слышала это слово. Они были тогда в Солсбери, и Морган велел ей отнести прачке костюмы для выступлений. И именно прачка употребила тогда это слово в присутствии Кэрис. Увидев костюмы, она сморщила нос и сказала:

– Для этих вещей, определенно, потребуется мыло.

И спустя два дня Кэрис забрала у прачки удивительно чистые, пахнущие свежестью вещи. Но, возможно, это совсем не то, о чем она думает. Лучше подождать и убедиться, стоит ли так радоваться.

Когда на следующее утро Кэрис проснулась, Дери уже ушел, и, убедившись, что в конюшне, кроме нее и мула, никого нет – исчезли даже Тейтиур и Шуэфут, – девушка почувствовала себя бесконечно несчастной и обманутой. Кэрис лежала неподвижно, размышляя о том, что никто не запрещал ей быть на турнире и, значит, она вполне могла привязать сложенное одеяло к спине Дорализа и последовать за всеми. Но тут она вспомнила, что Морган никогда не соглашался выступать там, где проходили турниры. Он говорил, что артистам там делать нечего – людей слишком опьянял вид крови и страданий, и они уже не находили удовольствия в менее возбуждающих представлениях. К тому же слишком многим из них хотелось присоединиться к участникам турнира, и они не видели ничего плохого в том, чтобы разорвать на части пару-тройку незнакомцев. Морган раньше времени встретился со смертью не потому, что был не прав, а потому, что сам не следовал своим правилам. Кэрис совсем не хотелось повторить его судьбу.

Она с радостью отправилась бы на поле с Телором и Дери, но одной ехать туда страшновато.

Кэрис медленно села и невольно вздрогнула, когда на ее колени упал небольшой мешочек, лежавший до этого на груди. Чувство одиночества мгновенно исчезло – Дери не забыл о своем обещании. Проворными пальцами девушка развязала бечевку и приоткрыла мешочек. Он был наполнен желтой, странно пахнущей густой массой. Кэрис села и решила прежде всего позавтракать тем, что припрятала накануне вечером, а затем заняться стиркой.

И все-таки ей пришлось порядком понервничать и позлиться, прежде чем она поняла, как пользоваться этим самым мылом. Для того, чтобы разгадать эту тайну, девушке потребовалось целое утро, но потом до нее дошло, наконец, что нужно просто нанести мыло на те места, которые требовалось отстирать, добавить воды и потереть. Кэрис несказанно обрадовалась, что в конюшне никого, кроме нее, больше не было. Значит, она может преспокойно постирать рубашку и вымыться сама, сэкономив тем самым драгоценное мыло. И когда Кэрис справилась со всеми делами, мешочек остался еще более чем наполовину наполненным. Все дело в том, что, намылив рубашку, девушка натерла ею и свое тело, а в воде, в которой полоскала рубашку, попыталась хоть немного оживить поблекшие краски своего платья для выступлений.

Но, к сожалению, ей пришлось признать, что это невозможно. Платье было не новое. Время, а потом еще и зола, в которой стирала его хозяйка пивной, сделали свое дело. Но кое-где платье сохранило свой прежний цвет, и в целом это было все то же короткое платье с несколько неровным подолом и длинными разрезами на юбке, из-за которых, наверное, хозяйка пивной решила, что носить это платье уже нельзя, хотя разрезы были сделаны специально, чтобы Кэрис могла свободно передвигаться по канату, позволяя зрителям любоваться ее то и дело мелькавшими соблазнительными ножками. Но на спине платье сильно порвалось. Подумав немного, Кэрис осторожно обрезала ножом рваные края, от этого дырки стали еще больше, но зато с ровными краями. Теперь от спинки почти ничего не осталось, но все-таки этого оказалось вполне достаточно, чтобы платье хоть как-то держалось на ней. Кэрис решила, что не будет ничего страшного, если сквозь дырки на спине будет видна сорочка. На худой конец она может совсем отрезать лиф платья от юбки и носить юбку отдельно.

Во дворе было так тихо и безлюдно, что Кэрис решила воспользоваться этой возможностью и вывесить рубашку и платье на столбик у колодца, чтобы высушить их на солнце. Она приготовилась сказать, если ее вдруг спросят о платье, что постирать его ей велел Дери. А низшие по рангу слуги не задают вопросов старшим. Выбежав несколько раз во двор, чтобы проверить, не высохли ли вещи, Кэрис, в конце концов, сказала себе, что они никогда не высохнут, если она будет сидеть и ждать этого.

Поэтому девушка принялась рассматривать двор более внимательно. Он оказался таким же пустым, как и конюшня, и девушка решила проверить, достаточно ли зажила ее лодыжка для танцев и упражнений. К тому же ей не хотелось, чтобы Телору и Дери стало известно о ее выздоровлении. В первый же вечер их пребывания в замке Дери дал ясно понять, что ей стоит попытаться здесь подыскать себе труппу. Поэтому девушка и цеплялась за малейшие предлоги, ни Телор, ни Дери не должны догадаться, что она уже в форме, она очень боялась, что не выдержит расставания. Кэрис прикусила губу. Это так глупо. Глупо! Если она останется с Телором, то, определенно, совершит ошибку. Он решит, что девушка просто хочет завлечь его. Что же тогда ей делать? Не найдя ответа на этот вопрос и не собираясь осматривать двор более тщательно, Кэрис взобралась на верхнюю жердочку забора, протянувшегося из одного угла двора к крепостной стене и огибающего большой сарай. Для начала она пробежалась по жердочке, чтобы проверить, не прогибается ли она и не качается ли забор. С лодыжкой все было в порядке, но, приступив к исполнению своего обычного номера, девушка недовольно сморщилась. На этой жердочке выполнить его не составляло никакого труда – забор не качался и не прогибался под ее тяжестью, к тому же он гораздо шире каната.

И все же Кэрис тщательно проделала все, что делала на канате: сначала она медленно, как бы нерешительно, прошлась, потом в конце жердочки нарочно слегка зашаталась и прильнула к воображаемой стене, дереву или столбику, изобразила на своем лице испуг от опять-таки воображаемых угроз своего партнера, якобы стоящего внизу, потом быстрыми скользящими шажками девушка направилась обратно на середину «каната», и тут начинался танец – сначала медленный, с раскинутыми в стороны руками, словно Кэрис с трудом пыталась удержать равновесие, затем темп ее танца постепенно ускорялся, она делала два шага в одну сторону, два в другую, скользила, замирала на месте, потом быстро поворачивалась, балансируя на одной ноге и глядя в другую сторону, после этого Кэрис наклонялась, бралась руками за канат, глядя уже вперед. Это было легко сделать на заборе, но как трудно на канате, который обычно к этому моменту уже ослабевал и прогибался еще сильнее. Держась руками за канат, Кэрис медленно-медленно, стараясь, чтобы канат не качался, отрывала ноги от каната, делала стойку на руках, затем опускала ноги, изгибаясь колесом, и осторожно ставила их на канат. Тут наступал самый рискованный момент в номере – руки Кэрис выпускали канат, и она должна была выпрямиться.

Выпрямившись, Кэрис легко бежала к одному концу каната, словно желая скрыться, но опять воображаемые угрозы снизу заставляли ее вернуться на середину. Она вновь танцевала, подскакивая на месте и кружась, садилась на канат, сильно раскачиваясь и, в конце концов, словно выполняя приказание снизу, снова наклонялась и бралась руками за канат, повторяя кувырок несколько раз подряд. Но сейчас, находясь на заборе, Кэрис просто стояла на руках. На канате же она делала вид, что падает, и улыбалась, слыша пронзительные крики и вздохи перепуганных зрителей, решивших, что она сейчас разобьется. Но Кэрис лишь кувыркалась на канате снова и снова, пока, наконец, ноги ее нащупывали канат, и она выпрямлялась в полный рост.

На заборе девушка вместо этих кувырканий сделала несколько подскоков на руках, это было тоже сделать совсем не просто, так как ладони ее еще не совсем зажили. Потом Кэрис просто побежала к концу забора и изящно спрыгнула вниз. После этого снова забралась наверх и проделала этот номер еще дважды. Кэрис так увлеклась своими упражнениями, что совсем не замечала трех мужчин, наблюдавших за нею, пока, наконец, Джорис Джагла не окликнул ее:

– Ты делаешь это на канате?

Хотя Кэрис и вздрогнула от неожиданности, но с забора не упала. Закончив стойку на руках, она выпрямилась и уставилась на говорившего.

– На хорошо натянутом канате я делаю это все. Если же он натянут слабо – стойку на руках уже не делаю, поэтому просто продолжаю танцевать и заканчиваю свой номер перекатываниями. Но когда-нибудь я все-таки выполню все, слабо будет натянут канат или туго, не будет иметь никакого значения. У меня много всяких трюков, но...

– Как высоко натягивают для тебя канат? – спросил Джорис.

– Это зависит от того места, где я выступаю.

– А как часто ты выступаешь?

Пожав плечами, Кэрис спрыгнула с забора.

– Один раз перед обедом, один – после, и потом еще два раза. Когда становится темно, я не танцую. В этом нет никакого смысла. Если канат натянут низко, чтобы его могли осветить факелы, это уже не вызывает у зрителей волнение и страх. Но я хорошая артистка. Могу сыграть мальчика, могу – знатную леди. Покажи мне любого, и я смогу его изобразить.

Джорис медленно кивнул головой.

– Я помню, когда ты приходила с карликом, ты говорила совсем по-другому.

– Я говорила так, как он, – согласилась Кэрис.

Ее глаза были устремлены на Джориса, но тем не менее она поглядывала на одного из его спутников, который привлек внимание девушки тем, что, крадучись, начал пробираться к той части двора, где в саду раскинулись яркие и богатые шатры лордов. Человек заметил, что девушка смотрит в его сторону, но это не остановило его, ему просто не пришло в голову, что она способна как-то ему помешать. И осторожность он соблюдал только для того, если вдруг за ним наблюдает кто-нибудь еще. Но именно Кэрис вмешалась.

– Эй ты! – закричала она, сделав вид, что идет к нему, но на самом деле остановившись у открытой двери конюшни. – Что ты делаешь здесь, на территории верхнего двора, и зачем направляешься к шатрам лордов? Если вы сейчас же не уберетесь отсюда, вы все, я расскажу о вас слуге менестреля.

– Это не твое собачье дело! – огрызнулся Джорис, делая движение, чтобы схватить девушку.

Но Кэрис, предугадавшая его намерение, была уже в конюшне, откуда раздался ее злой, издевательский смех. Если эти люди так сразу решились ей угрожать, значит, пришли они сюда с одной целью – воровать. В любой другой ситуации Кэрис даже не задумалась бы над происходящим, ее не беспокоило бы ни то, что они воруют, ни то, что их могут поймать и повесить. Сейчас же девушка была уверена – в воровстве обвинят именно ее, если она не остановит этих людей. И ей не поможет даже то, что у нее не найдут ничего из украденного. Кроме того, обвинение может пасть на других, ни в чем не повинных артистов. И поскольку у нее оставалось достаточно времени, чтобы спрятать украденное, ее наверняка заставят отвечать, куда она все спрятала, невзирая на те объяснения, которые она сможет пролепетать. Несомненно, лорд обыщет и других артистов, но Кэрис знала – она сама к тому времени будет либо мертва, либо искалечена и, если даже выяснится, что она говорила правду, для нее все уже будет кончено.

Когда мужчины заскочили вслед за Кэрис в конюшню, она уже успела вскарабкаться по столбу и усесться на перекладине под крышей. Ее все еще разбирал смех. Самый маленький из мужчин, наверное, акробат, стремительно вскарабкался туда же, но Кэрис с легкостью перескочила на соседнюю перекладину. Акробат, уже решивший, что поймал девушку, спустился вниз, проклиная ее. Он понял: преследовать ее бесполезно.

– Безмозглые идиоты, – крикнула вниз Кэрис. – Только в ваши пустые головы могла прийти мысль о воровстве здесь, в замке! Менестрель опасался, что ему придется расстаться с жизнью, если он опоздает хоть на час. Хозяин замка сначала вешает и подвергает пыткам, и лишь затем думает, правильно ли он сделал, если вообще думает. И я не собираюсь из-за вашей жадности совать в петлю свою голову.

Но все-таки они не сдавались. Продолжали выкрикивать угрозы и проклятия, потом Джорис жестом велел всем замолчать.

– Не будь дурой, – он пожал плечами и улыбнулся. – Каким бы свирепым ни был этот лорд, он не сумеет обвинить нас. Потому что, как и все остальные, мы присутствовали на турнире. Ну же, спускайся вниз и обещай держать язык за зубами, а каждый из нас поделится с тобой своей долей добычи.

– Обещания артистов! – насмешливо воскликнула Кэрис. – Всю свою жизнь я была артисткой и знаю, чего от вас ждать, – по крайней мере, ничего хорошего, это точно, – и, невольно желая отделаться от Джориса и ему подобных, она снова заговорила языком Телора. – Что бы вы ни говорили и что бы ни делали, я все равно расскажу менестрелю, что видела вас в верхнем дворе, он же, без сомнения, поведает об этом лорду. И, если у вас осталась хоть капля разума, вы вернетесь к своей труппе и немедленно покинете территорию замка. Вы немного от этого потеряете. Завтра отсюда уедут все. Если обнаружится, что ничего не украдено, вас никто не будет преследовать, и вы сможете и впредь выступать в этом замке. Если же пропадет хоть какая-нибудь вещь – лорд достанет вас даже из-под земли. Этого же опасался и менестрель, когда боялся не попасть в замок в назначенный день.

– Проститутка! Шлюха! Дерьмо собачье! – кипятился Джорис. – Спускайся вниз, а не то тебе не поздоровится. Мы подождем, пока ты спустишься, и укокошим тебя. Долго ты там не просидишь.

Вместо ответа Кэрис просто улеглась на перекладину и невинным голосом поинтересовалась, сколько они собираются этого ждать. И как они смогут это объяснить, если их обнаружат в верхнем дворе и узнают, что они собирались схватить мальчика, приехавшего с менестрелем. Говоря это, Кэрис видела, что Джорис просто пытается отвлечь ее внимание, двое же других карабкаются по столбам, собираясь окружить ее и загнать в ловушку. Но девушка лежала, не двигаясь, и с презрением наблюдала за их попытками. Пусть Джорис думает, что она полная идиотка и ничего не замечает. Еще раз грязно выругавшись, Джорис сам полез на столб.

В самый последний момент, когда спутники Джориса забрались на перекладины по обеим сторонам от Кэрис, девушка, легко вскочив, перепрыгнула на соседнюю перекладину, пронесясь всего в нескольких дюймах от протянутой руки Джориса. Она знала, что в его труппе нет канатоходцев, и сразу же заметила, что никто из мужчин не осмеливается стоять прямо, не цепляясь руками за столбы, на которые опиралась крыша. Кэрис пришло в голову, что она может продержать здесь этих воришек, пока не придут конюхи. Тогда их непременно схватят и бросят в темницу. Но, хотя ей не нравились эти люди, она не хотела, чтобы их засекли до смерти или искалечили, поэтому перескочила на ту перекладину, где стоял наиболее смелый из них – акробат. Тот попытался схватить ее, но девушка, ловко увернувшись от его правой руки, ударила мужчину по ноге, стараясь сбить с перекладины. Акробат дико завизжал и обеими руками ухватился за столб.

Кэрис вытащила нож и, угрожающе размахивая им, стала медленно приближаться к мужчине, приговаривая неприятным, режущим слух шепотом, стараясь, чтобы голос звучал как можно более безумно и чтобы ее услышали все трое:

– Взгляни же сюда, храбрец. Взгляни на мою руку. Видишь, я могу отрезать твои грязные пальцы, и, когда тебе уже нечем будет держаться, я столкну тебя вниз. Если ты будешь держаться на перекладине и без рук, я выколю тебе глаза.

– Нет! Нет! – жалобно закричал акробат, невольно сжимаясь от страха при виде длинного лезвия ножа, которое тускло поблескивало в руке девушки.

– Тогда спускайся вниз и постарайся забыть и мое имя, и мое лицо, – сказала Кэрис уже более естественным голосом. – Учти, я становлюсь безумной, когда мне угрожают, – сделав шаг назад, она перескочила на другую перекладину, находившуюся в стороне от мужчин. – Да, кстати, Джорис, я совсем забыла сказать тебе одну вещь, – продолжала Кэрис, весело смеясь и подбрасывая в воздух нож. Потом она села на перекладину и, беззаботно болтая ногами, поймала нож, который за это время трижды перевернулся в воздухе. – Я владею еще одним мастерством. Ему научил меня мой первый покровитель – Морган Найфсроуэр.

Трое мужчин, спешно спускавшиеся вниз, слегка приостановились и спрятались за столбы так, чтобы не служить мишенью для ножа. Она снова засмеялась. – Вам не стоит бояться, здесь я убивать вас не буду. Я уже говорила вам: с хозяином этого замка шутки плохи, и я не собираюсь навлекать на себя неприятности. Ступайте с миром. Я ничего не расскажу менестрелю кроме того, что вы были здесь, наверху. Но если кто-нибудь из вас увидит меня еще раз, это будет последнее, что он видел.

Когда мужчины ушли, Кэрис улеглась на перекладину и уставилась в потолок, улыбаясь своей дерзкой «лисьей» улыбкой. Вот ее проблема и разрешилась. Теперь для нее уже невозможно присоединиться к труппе Джориса, и она была уверена, что ни Телор, ни Дери не заставят ее вступать и во вторую разбойничью банду. Кэрис знала: Джорис со своими спутниками могут поджидать ее у входа в конюшню, надеясь, что она окажется глупой, и они смогут поймать ее, как только она выйдет. Что ж, пусть ждут, ее это больше не волнует. Если актеры слишком задержатся здесь, их непременно схватят за то, что они находятся в неположенном для них месте, но она сделала для этих людей все, что могла. Но вдруг девушка нахмурилась и села, вспомнив, что на столбике у колодца все еще висят ее платье и рубашка. И если она потеряет их, неприятности будут у нее самой. Кэрис могла, конечно, неожиданно выскочить из конюшни, стрелой пронестись мимо Джориса и его приятелей, схватить одежду и... Но она не могла придумать, где спрятаться от них на открытой площади двора, и понимала, что назад в конюшню они ее уже не пустят.

Кэрис не могла себе даже представить, что никто не притронется к ее вещам и не решится украсть их во избежание неприятностей. У нее всегда было мало вещей, и даже порванное платье казалось ей бесценным, а при мысли, что она потеряет хорошую рубашку Телора, девушку охватил ужас... Кэрис понимала только одно – ей во что бы то ни стало нужно снять со столба одежду, прежде чем ее заметит Джорис. Поднявшись на ноги, Кэрис двинулась к ближайшему столбу. Медленно, стараясь шуметь как можно меньше, она начала спускаться вниз, с опаской поглядывая на входную дверь и ожидая, что в любую минуту в конюшню ворвется эта троица и попытается схватить ее. Кэрис совершенно не представляла, как сможет отбиться от троих взрослых мужчин, не убив их. Или же они убьют ее. Но Кэрис понимала – она должна что-то сделать.

Телору удалось довольно прилично заработать на этой свадьбе, гораздо больше, чем он ожидал. Он не знал, почему те, кто просил его петь, на этот раз были столь щедры – в его черной, обшитой войлоком сумке, которую он прятал в чехле от старой арфы, лежало три золотых браслета, но он понимал, что это было вызвано, во всяком случае, не внезапным, значительным ростом его мастерства. В поведении некоторых людей, осыпавших Телора подарками, сквозила явная неуверенность, словно они считали, что все равно не смогут сохранить то, что имеют, поэтому позволяли себе такую щедрость. Но эта причина не объясняла расточительности всех троих, подаривших Телору золото. Лорд Уильям Глостер, к примеру, ничуть не казался обеспокоенным. Телор покачал головой, как делал всякий раз, думая об Уильяме Глостере. Этот человек и нравился Телору, и не нравился.

Именно такое двойственное чувство испытывал он к лорду Уильяму. Телор понимал, что у лорда довольно злобный характер, он чувствовал, какой страх испытывают по отношению к Глостеру его слуги, да и другие лорды тоже, и Телор просто не мог игнорировать эту деталь, характеризующую лорда Уильяма. Но у него была и другая характерная черта – он любил музыку и поэзию, действительно, по-настоящему понимал всю радость «творческого созидания», хотя и не объявлял себя поэтом или сочинителем музыки. Именно из-за глубочайшего интереса лорда Уильяма не только к уже готовым творениям, но и к процессу их написания, из-за того, что он знал толк в хороших вещах, даже если они и были новыми, Телор старался не обращать внимания на ту сторону характера Уильяма Глостера, которая была не слишком приятной. Телору даже не приходило в голову, что эта порочность натуры лорда может когда-нибудь коснуться его самого; за себя Телор не боялся. Но все же в глубине души он чувствовал опасность, исходившую от этого человека, и это беспокоило менестреля даже в те минуты, когда от общения с лордом сердце его наполнялось теплым, приятным ощущением товарищества, чего ни с кем, кроме Юриона, Телор никогда не испытывал.

Столь успешное выступление на свадьбе натолкнуло менестреля на мысль о том, что он может на какое-то время позволить себе отдых. Но дело не только в этом. Если, действительно, вспыхнет война, он просто будет вынужден вернуться назад, в Бристоль, или в другой город, достаточно сильный, чтобы сохранить безопасность своих жителей. И тогда ему придется некоторое время, даже, может быть, несколько месяцев, жить на те средства, которые он заработал здесь. И проблема будет вовсе не в горожанах, обычно гораздо менее щедрых, чем лорды, просто когда кругом идет война, мало кому хочется слушать песни менестреля.

Теперь Телору захотелось как можно скорее вы: ехать за пределы замка Коумб. Даже мысль о том, что он может попасть в милость к де Данстенвиллу и остаться в заточении в замке Коумб, если разразится война, казалась Телору ужасной. Поэтому, вопреки своему желанию заработать на этой свадьбе как можно больше, Телор несказанно обрадовался, узнав, что время проведения турнира сокращается до одного дня вместо обычных двух.

Как правило, во время больших празднеств один день отводился на рыцарские турниры, после которых на следующий день устраивалась всеобщая рукопашная схватка, напоминающая самую настоящую войну, только в меньших масштабах. Но вместо этого де Данстенвилл объявил, что утром состоятся лишь несколько рыцарских поединков, участники которых уже сделали вызов друг другу, а после них сразу же начнется всеобщий рукопашный бой. Большинство гостей остались довольны принятым решением, потому что многие, так же, как и Телор, стремились поскорее выехать из замка Коумб, хотя Телор считал, что на это у них были совсем другие причины.

У Телора сложилось впечатление, что ожидание турниров и общей драки не только не разрядило накалившуюся атмосферу, царившую в замке, всю напряженность которой менестрель ощутил в первый же день своего пребывания здесь, но, напротив, только усилило беспокойство собравшихся. Было очевидно, гости делятся друг с другом не слишком радостными новостями. До Телора дошли слухи, что вскоре в Англию должны привезти Генри, внука покойного короля, для того, чтобы возобновить сопротивление королю Стивену, а король Стивен будет стараться захватить южное побережье страны, лишив тем самым принца Генри возможности ступить на английскую землю. Но Телору было известно еще, что Роберт, граф Глостер, строит в этой части страны крепости и вводит туда войска, чтобы армия короля Стивена не осмелилась атаковать гавани, расположенные на южном побережье. Поговаривали о том, что королю Стивену известно о намерениях и планах графа Глостера, и о том, что он собирает армию для нападения на новые крепости Глостера и его союзников.

Телор не мог не желать, чтобы гром, молния или чума поразила всех троих – принца Генри, короля Стивена и графа Роберта, а заодно и всех их наиболее горячих и ревностных сторонников. В том числе и уэльсцев, которые, если верить слухам, готовы подняться и наводнить Англию, грабя и выжигая все на своем пути, в то время как две враждующие группировки будут продолжать свирепствовать и уничтожать друг друга. Телор мечтательно улыбнулся своему представлению о рае на земле, понимая, что оно не очень-то совершенно. Возможно, будет лучше, если один из претендентов на трон все-таки останется в живых, чтобы удержать оставшуюся знать от бессмысленных войн друг с другом и обеспечить защиту против уэльсцев, поскольку, если их вообще сотрут с лица земли, это несказанно опечалит Юриона. Телору было абсолютно все равно, кто из лиц, предъявляющих свои права на трон, останется в живых. Пока в стране, где он живет, будет царить мир, менестрелю совершенно безразлично, кто в этой стране король или королева.

И все же в день проведения турнира у Телора совсем не осталось времени на подобные увлекательные умозаключения. Во время рыцарских турниров его обязанность – произносить помпезные, напыщенные речи о древнем и славном происхождении участников, их удивительной храбрости, беспримерной доблести и отваге (несмотря на то, что иногда это было совсем не так, но этого требовала традиция). И уж, конечно, он восхвалял удаль тех рыцарей, которые ему за это хорошо платили. Телор был польщен, когда его просили об этом оба участника поединка, если же кто-то отказывался от его услуг, это совсем не радовало Телора, потому что отказ мог означать только одно – этот человек что-то имеет против него. Но в любом случае Телор прежде всего восхвалял доблесть того рыцаря, который первым попросил его об этом, а не только, кто предложил за это большую цену, как делали многие менестрели. Но он, действительно, был очень рад, когда де Данстенвилл жестом руки подозвал его к себе и попросил исполнить какую-нибудь военную песню в то время, как участники рукопашного боя соберут свои отряды.

Телору страшно хотелось спеть «Битву при Малдоне», в которой все, сражающиеся за свою честь, погибают на поле боя. Он понимал, что им движет простое упрямство и безумие. И тем не менее это была всего лишь случайная циничная мысль. Де Данстенвилл может казнить менестреля за исполнение столь расхолаживающей, приводящей в уныние песни. «Битва при Малдоне» – саксонская песня, и Телор мог исполнять ее лишь в очень немногих домах старинной английской знати, где с грустью и отчаянием цеплялись за дорогие сердцу воспоминания об их былой славе и богатстве.

И Телор запел живую и энергичную песню, повествующую о битве при Гастингсе, в результате которой предки норманнов захватили страну, которой теперь правили.

После этого Телор был относительно свободен. Относительно, потому что все равно должен был присутствовать на турнире – он мог понадобиться для того, чтобы исполнить элегию над убитым героем. Убийства, конечно, не входили в цель рукопашного боя, предполагающего лишь дружеский поединок в искусствах, необходимых на войне, и, поскольку побежденный платил победителю выкуп, которого убитый, естественно, заплатить не мог, смертельные удары были не более, чем случайностью. Но участники рукопашного боя пользовались тем же оружием, что и во время настоящего боя, поэтому не было ничего удивительного, что булава бьет слишком сильно, а удар меча оказывается слишком глубоким.

Телор пожал плечами, размышляя над этим. Это казалось ему абсолютным сумасшествием, все равно, что он бы фехтовал с другом или братом своей тяжелой дубинкой с железным наконечником вместо легкой сосновой палки.

Но он уже и так слишком много думал о безумии в поведении лордов, поэтому постарался выбросить эти мысли из головы, сделал знак Дери и отошел с ним подальше от поля боя, туда, где шум сражения был не таким оглушительным. Телора совсем не интересовало это сражение, к тому же он знал, что его вызовут на поле гораздо позже.

– Нам нужно решать, что делать дальше, – сказал Телор.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Дери. – Кэрис?

Телор внимательно посмотрел на своего друга. Все время он постоянно думал о девушке, хотя не видел ее и не разговаривал с ней с тех пор, как они расстались в конюшне в день их приезда. Развлекая надменных, сверкающих великолепием драгоценностей дам, он неизменно видел перед собой огромные глаза девушки, ее узкое личико, обрамленное непослушными кудряшками. Этот неотступно следующий за Телором образ помогал ему более нежно, чувственно и трогательно исполнять любовные песни, в них теперь было больше страсти, и он уже не мог смотреть в глаза слушающих его дам. Телор невольно ловил себя на том, что смотрит куда-то вдаль, туда, где лучи заходящего солнца окрашивают далекие кроны деревьев в темно-рыжий цвет волос Кэрис. Даже пламя костра в безветренную погоду напоминало ему глаза девушки, сверкавшие золотыми искорками при свете заходящего солнца. Это раздражало Телора, он сердился на себя, напоминая, что Кэрис, должно быть, уже договорилась с какой-нибудь труппой, выступающей в замке. Но даже если это и не так, даже если они вновь будут путешествовать вместе и она, в конце концов, сама захочет разделить с ним постель, все равно его уже не переделать, его будет неизменно тянуть к приключениям с другими женщинами.

Сейчас Телор несколько спокойнее вспоминал об опасности, которая могла обрушиться на него со стороны леди Маргарет и которой ему, кажется, удалось избежать. Но в душе он понимал – это все лишь предлог для временного прекращения легкомысленных связей. Ему и раньше приходилось рисковать, играя в любовь со знатными леди, всякий раз он клялся и божился, что больше на это не пойдет, и всякий раз забывал об этом риске, как только проходило первое потрясение.

Телор понимал: он просто не в силах не замечать многообещающих взглядов тех женщин, которые не прочь насладиться небольшим любовным приключением. Но он не всегда был уверен, что игра стоит свеч. Хотя даже те леди, которые никогда бы не согласились пойти на близость с менестрелем, не могли не восхищаться его внешностью и одаривали Телора чрезвычайно щедро. Хуже всего то, что Телор понял, – он получает деньги от женщин за свою внешность, а не за мастерство. Так чем он отличается от обыкновенной проститутки? Но, к счастью, лишь немногие благородные дамы были подвержены приступам дурного настроения, и инстинкт Телора говорил, что в ближайшее время особо щедрых подарков ему ждать неоткуда.

Из-за того, что Кэрис так глубоко взволновала его, Телор никогда не упоминал ее в разговорах с Дери. Он не собирался скрывать свой интерес к девушке, но боялся того дня, когда узнает, что она договорилась с какой-нибудь труппой и покидает их. Но когда Дери задал свой вопрос, который касался не только их будущего, но и судьбы Кэрис, Телор невольно вздрогнул и забеспокоился. Он вспомнил, как однажды, когда Дери был в особенно подавленном и мрачном настроении, разыграться его чувствам не позволило присутствие Кэрис.

Не успев хорошо подумать, Телор вспыхнул: – Что ты имеешь в виду, говоря о Кэрис? Ты хочешь ее?

– Боже упаси, нет, – ответил Дери. – Кэрис скорее мальчик, чем девушка, она такая жилистая, совсем не похожа на мою Мэри, – когда карлик произносил последние слова, голос его дрогнул, но, к удивлению Телора, Дери не замолчал и не убежал прочь. Он лишь откашлялся и продолжал: – Но она мне нравится. Кэрис не жадная и не боится тяжелой работы. С ней жестоко обращались, это правда, но ее характер остался добрым и чутким. И мне кажется, она просто была вынуждена пасть так низко, раньше она такой не была.

– Вынуждена? – переспросил Телор.

Он испытал явное облегчение, поверив в искренность утверждения карлика, что Кэрис-женщина его вовсе не привлекает. И в то же время Телора охватила странная двойственность чувств: удивление и удовлетворение. Время от времени, понимая все же, что это глупо, Телор вспоминал, какая грязная и вонючая была девушка, когда они с Дери подобрали ее. Она опять скоро станет такой же, твердил себе Телор, девушка не привыкла к опрятности, и именно из-за его идиотского желания она стала и говорить правильно, и вести себя скромнее. Теперь же и Дери, которого никогда не ослепляла страсть, утверждает, что на самом деле Кэрис гораздо лучше, чем показалась им на первый взгляд.

Дери пожал плечами.

– Она привыкла к чистоте, а не к тому состоянию, в котором мы ее нашли, – начал он и рассказал Телору о том, как девушка захотела вымыться сама и выстирать свою одежду. – И потом она так отличается от всех остальных артистов, – продолжил карлик. – Я понял это, только когда подвел ее к лучшей труппе и услышал, как она разговаривает с их руководителем.

– Но мне кажется, что мы не имеем права вмешиваться, если она решит уйти с ними, – заметил Телор, говоря это против собственного желания, но боясь показаться дураком. – Она говорила тебе, что собирается вступить в эту труппу?

– Нет, – признался Дери.

– А что, черт побери, мы будем с ней делать, если она не присоединится ни к одной труппе? – раздраженно спросил Телор, досадуя на Дери, ведь тот только дразнил его предположением, что Кэрис не хочет присоединяться ни к одной труппе, и в то же время ничего не говорил о том, известно ли ему о планах девушки.

– Мы? – переспросил Дери, искоса взглянув на Телора. – Я ничего не смогу для нее сделать, разве что буду играть роль шута и созывать зрителей полюбоваться ее мастерством канатоходки. В чем же будет заключаться твоя миссия, я не знаю, но надеюсь, что ты будешь исполнять для нее музыку, не больше. Я уже сказал, с девушкой сурово обращались. И будет нехорошо, если ты привяжешь ее к себе, а потом бросишься на первую же женщину, которая тебе улыбнется.

Телор открыл было рот, но сказать ничего не смог. Его страшно возмутило осуждение Дери. Ведь именно Кэрис вмешивалась в его жизнь, а не он в ее. Будь она проклята! После свидания с леди Маргарет у него не было связи ни с одной женщиной, и виновата в этом только она, Кэрис. И похоже, она вовсе не собирается отблагодарить его за те жертвы, на которые он шел из-за нее. Но, с другой стороны, Телору не хотелось признаваться Дери, что в случае с этой девушкой его «безотказный» шарм не возымел своего действия. Она предлагала ему себя, но только из страха и чувства долга. Однако эта мысль помогла Телору понять, насколько проницательны слова карлика. С Кэрис и в самом деле сурово обошлись, ее заставили поверить, что в мире нет добра и за все на свете нужно платить.

Только из-за того, что у него заныло сердце от жалости к Кэрис и ему захотелось заставить весь мир просить у нее прощения за причиненные ей обиды, только поэтому Телор и проворчал:

– Играть для нее? Значит, мы будем натягивать для нее канат в деревнях, где самое большее, на что нам удастся заработать, это тарелка супа из репы. Идти же куда-нибудь еще небезопасно для меня.

– Значит, мы должны найти более приличную труппу для девушки, – мягко сказал, Дери. – Такую, чтобы она осталась довольна.

Дери понял, что лучше не задевать ту часть разговора, которая касалась перспективы для Кэрис стать любовницей Телора, не стоило больше обсуждать и возможно совместного с Кэрис выступления в тех местах, где искусство Телора выглядело бы неуместным. Карлик был уверен – природная доброта его друга возьмет верх и он легко и тактично откажется от девушки. В конце концов не такая уж Кэрис и неотразимая красавица. Если же она, несмотря на отрицательную реакцию менестреля будет добиваться его ответных чувств, Дери больше ничего не сможет сделать для бедняжки.

Намекнув в шутливой форме, что Кэрис могла бы выступать вместе с ними, Дери понял – первый шаг сделан и этого пока достаточно. Карлик сделал вид, что у него чешется подбородок, чтобы хоть как-то скрыть улыбку, которую не мог сдержать. Телор добрый человек. Он любит свою работу и скоро почувствует себя виноватым за то, что лишает девушку работы.

– Легко сказать – мы найдем для Кэрис хорошую труппу, которой она останется довольна, – мрачно заметил Телор, чтобы скрыть от Дери, да и от себя самого, свой восторг от того, что девушка может остаться с ними. – Но это нее так то просто сделать.

И Телор повторил Дери все слухи о вероятности войны на всем южном побережье страны.

– И Бристоль, непременно, попадет под осадное положение, если уже не попал, – заметил он. – Потому что это самая могущественная крепость портграфа Глостера, и Матильда с Генри, скорее всего, именно там высадятся на берег.

Дери кивнул.

– Мне кажется, в этом ты прав. Тогда почему бы нам не отправиться в Оксфорд? Разве есть на свете лучшее место для артистов?

Телор согласился. Оксфорд, хотя и был городом церквей и монастырей, но так же был и центром учения и науки. В нем, до отказа забитом преподавателями и учениками, больше интересовались точными науками, нежели фанатичными религиозными догмами. К тому же это еще и богатый рыночный город, где находится один из самых могущественных королевских замков. Представители различных видов искусств стремились попасть в Оксфорд по трем причинам: во-первых, ремесленники и лавочники, привозившие товары на рынки города, и простые воины королевского войска всегда радушно принимали и жонглеров, и акробатов, и других артистов, во-вторых, учащиеся, их преподаватели и лорды, управляющие замком в отсутствие короля, радовались встрече с искусными менестрелями, а в-третьих, богатые торговцы могли оказывать финансовую помощь артистам.

Оксфорд особенно привлекал Телора, он мог продать там любой, изготовленный им инструмент и без особых затрат узнать что-нибудь новенькое, необходимое для его творчества (часто в благодарность за то, что он так внимательно слушал, с него даже вообще не брали денег). Телора интересовали все виды героических баллад, события которых имели место еще в далекой древности, и даже саксонские легенды, хранившиеся в глубокой тайне несколькими английскими учеными. Обладая прекрасной памятью, Телор с легкостью запоминал эти истории, касавшиеся самых разных тем.

– Да, – сказал Телор, улыбаясь, хотя, непонятно почему, испытывал беспокойство. – Лучшего места просто не может быть. И потом, мы ведь поедем мимо Марстона и сможем предупредить сэра Ричарда о надвигающихся волнениях. Хотя Марстон расположен слишком глубоко на севере и вряд ли попадет в зону военных действий, все-таки будет лучше, если сэр Ричард приготовится.

– Это только по воле Божьей Марстон может оказаться в стороне от этого сумасшествия, – заметил Дери, который выглядел озабоченным. – Марстон недостаточно силен, и, кроме того, сэр Ричард всегда пренебрегал необходимыми предосторожностями.

– Да, это так, – согласился Телор. – Но вряд ли кто-нибудь польстится на его поместье. Все соседи сэра Ричарда знают, что в доме нет ни драгоценностей, ни золотой, ни серебряной посуды, нет ничего, кроме древних манускриптов и книг. А на это вряд ли позарятся грабители. У сэра Ричарда нет наследника, которому он мог бы оставить богатство, поэтому каждую серебряную монетку он тратит в свое удовольствие – платит переписчикам книг за работу, – Телор задумался на мгновение и пожал плечами. – И все-таки нам может быть стоит даже забрать Юриона с собой в Оксфорд.

– Если, конечно, он с нами поедет, – засмеялся Дери. – Ведь у твоего учителя есть своя голова на плечах.

Телор тоже засмеялся.

– Это не имеет значения. Я не думаю, что Марстону угрожает опасность, но даже если это и случится, Юриона она не должна коснуться. Зачем кому-то причинять зло менестрелю?

– Думаю, ты прав, – сказал Дери. – Так, значит, мы покинем замок рано утром?Ты сегодня будешь ночевать в замке или с нами?

– Мы не уедем рано утром, поэтому я буду спать в замке. Сегодня вечером только и будут говорить, что о прошедшем турнире, заново переживать каждый удар и требовать песен и баллад о каждом большом сражении, которое только смогут вспомнить. Завтра большинство из них вернется к повседневной жизни, вспомнят о своих собственных делах, и я уверен, кто-нибудь пожелает пригласить меня на свои празднества или же просто в поместье, чтобы я спел для их семей. И ради этого, мне кажется, стоит побыть еще денек в замке Коумб.

– Будет лучше, если какое-то расстояние от замка мы проедем в компании гостей, – предложил Дери. – Подобные события привлекают внимание разбойников и грабителей, которые только и ждут, чтобы напасть на одиноких путников или, по крайней мере, на тех, с кем легко справиться.

Телор кивнул.

– Конечно, это неплохо, но я сомневаюсь, что кто-нибудь поедет в нужном нам направлении. Большинство приехали с юга и востока, другие живут поблизости. Но я поинтересуюсь, хотя и рискую лишиться нескольких приглашений, если отыщу группу, с которой мы могли бы отправиться.

– Мы с Кэрис будем готовы выехать в любую минуту. Я соберу вещи, – Дери внезапно замолчал и хлопнул себя ладонью по лбу. – Говорю о Кэрис и вещах, а ведь я совсем забыл о бедной девочке. Я собирался купить ей гребень и какую-нибудь ленту или сетку для волос. Когда мы ходили с ней на ярмарку, она только и делала, что восхищалась этими предметами.

Телора тоже охватила досада.

– И я тоже об этом забыл. Я заплачу за гребень. Кэрис спрашивала, могу ли я купить ей гребень, и я пообещал ей. К тому же у нее должно быть свое белье и платье...

– Только не платье, – решительно перебил его Дери. – Ни одна женщина не сможет устоять и не надеть на себя новое платье, а ведь ты сам говорил, что для нее безопаснее быть одетой, как мальчик. Поэтому разумнее купить Кэрис тунику подходящего размера. Она может использовать ее как верхнюю одежду даже после того, когда снова наденет женское платье.

– Хорошо, – быстро согласился Телор. Предложив купить платье, он уже успел пожалеть об этом. Просто ему хотелось самому что-нибудь купить девушке. – А еще ты можешь ей выбрать брюки подходящего размера, чтобы я смог забрать свои назад, – предложил Телор, – и чулки, и туфли, я имею в виду туфли для мальчика.

– А зачем ей туфли и чулки? – спросил Дери. – Сейчас ведь тепло, к тому же я сомневаюсь, что раньше она ходила летом в туфлях и чулках. Возможно, в Мальмсбери будет гораздо больший выбор вещей.

– Выбор-то, может, будет и больше, – ответил Телор, – да вот вряд ли это все там будет дешевле. Сегодня торговцы все будут продавать по крайне низким ценам. Они знают, что простые люди давно истратили те скудные гроши, которые у них были, знатные же господа собираются уезжать. Поскольку я называю Кэрис своим учеником, она не должна ходить босой, но, с другой стороны, она ведь не всегда будет носить мужскую одежду и обувь, поэтому я и хочу купить ей туфли подешевле.

– Ты прав, – согласился с ним Дери. – А сейчас, если я больше тебе не нужен, я, пожалуй, пойду.

– Иди. Надеюсь, больше для меня здесь работы не будет. В любом случае никто уже не станет забрасывать меня монетами и безделушками. Когда увидишь, что возвращается какая-нибудь большая группа людей, поднимись в замок. Я буду или в галерее, или внизу.