Сэр Ги выпрямил спину и оглянулся на колонну уставших людей, следовавших за ним. Лошади спотыкались от усталости, подбрасывая седоков, которые были слишком вымотаны, чтобы даже браниться. Он снова посмотрел вперед, с беспокойством отмечая, что глаза его почти не видят приближающийся поворот дороги. Давно уже настали сумерки, приближалась ночь. Упрямая кобыла леди Элинор впереди него шла по-прежнему ровным шагом. Сэр Ги пришпорил своего жеребца, потом ударил сильнее, поскольку конь откликался очень неохотно.

— Миледи!

— Да?

Она встревоженно повернула голову. Сэр Ги не видел выражения ее лица, лишь отблеск белой кожи в темноте. Ги уверял себя, что ее лицо и должно быть бледным от усталости.

— Миледи, уже стало совсем темно. Мы должны остановиться и разбить лагерь.

— Остановиться?! — Она положила руку на шею кобылы, словно оценивая, сколько она еще протянет. Затем оглянулась на дорогу. — Что, лошади слишком устали? Кто-нибудь отстал?

— Мы все устали — лошади и люди. Но меня больше беспокоите вы, миледи. Вам станет плохо, если вы не отдохнете.

— Мне? — В голосе Элинор послышалось удивление, и она рассмеялась. — Я путешествовала с королевой — с великой королевой, я имею в виду, а не с крашеной куклой, которая у нас сейчас. Я пересекла Пиренеи по диким козьим тропам. Я пересекла Альпы посреди зимы. Если бы усталость могла убить меня, я уже давно была бы мертвой. — Она снова засмеялась. — И не говорите, что я тогда была моложе. Это правда. Но тогда я была и более хрупкая. А королеве тогда было шестьдесят с лишним лет, и она смеялась над нами, когда мы рыдали от усталости. Тело выдержит, если дух живет.

— Ну ладно, лошади устали. Я боюсь, что люди…

— Вам не нужно бояться за моих людей. Они, если понадобится, будут идти, пока не умрут в седле — и это гораздо более легкая смерть, чем та, которая последует, если они разозлят меня в такое время. И другим они не дадут выйти из строя. Не зря же я расположила городских людей между двумя группами воинов из Роузлинда. Лошади — другое дело. Скачите назад и посмотрите, все ли лошади в состоянии идти. Я хотела бы продолжать движение до полной темноты, если это возможно.

— В темноте будет тяжело поставить палатки, миледи. Я…

— Палатки? Какие палатки? Никакого лагеря не будет. Мы должны покормить лошадей и дать им отдохнуть, пока луна не взойдет. Потом двинемся дальше. И люди могут перекусить, если кто хочет.

— Мы будем ехать ночью, в Уэльсе?

— Вы что, ребенок? Вы боитесь темноты, сэр Ги? — Она заметила, как он покраснел от досады, точнее, догадалась, что покраснел, потому что он отвернул голову. — Ночь — такое же Божье время, как и день. А что касается Уэльса, никакая банда разбойников не нападет на пятьдесят вооруженных людей, а войны в этих краях нет. Я знаю, потому что совсем недавно здесь была.

— Валлийских лучников, я слышал, не слишком волнует, есть война или нет.

— Да, но они не сумасшедшие, они не стреляют наугад в толпу только ради удовольствия. Иэн хорошо известен в Северном Уэльсе, а мы открыто развернули его знамя и аккуратно держимся дороги. У нас не будет никаких проблем.

Элинор была совершенно права. Всадники постоянно чувствовали на своих затылках чьи-то ощупывающие их взгляды, но никакие стрелы не вылетали из лесов, которые все ближе и ближе подступали к дороге, по мере того как отряд продвигался к северу, а потом свернул на запад, в Клуид. Сэр Ги больше не пытался спорить со своей хозяйкой, лишь поблагодарив Бога, когда она позволила отряду остановиться и подождать до рассвета, прежде чем карабкаться по горным тропам.

Должно быть, так и есть, заметил он про себя, что Бог помогает тем, кто помогает сам себе. Это была любимая поговорка леди Элинор. И кажется, она каждый раз срабатывала для нее. Они не только без потерь преодолели лесные тропы и горные перевалы, но когда в наступающей темноте следующего вечера им навстречу вышел большой отряд, его вел сам лорд Ллевелин. Ги пережил минутный страх, но гордился тем, что не выдал его. Он предупреждающе крикнул своим людям и пришпорил усталую лошадь так, чтобы оказаться между леди Элинор и приближающимися всадниками.

Пока сэр Ги делал все необходимое, чтобы быть готовым к бою, страх его исчез. Он вспомнил недавний разговор с хозяйкой, когда заметил, что Уэльс — очень большая и дикая страна. Как они найдут лорда Ллевелина, спросил он. Они могут потратить несколько месяцев, гоняясь за блуждающими огоньками по лесам, — это общеизвестно. Элинор не была в особо веселом настроении, чтобы смеяться, но тут она не смогла удержаться от улыбки.

— Не будьте дураком. Лорд Ллевелин сам выйдет к нам. Разве вы не чувствуете глаза на вашей спине? Неужели вы думаете, что такой отряд, как наш, может двигаться через Уэльс никем не замеченный? Где он сейчас, я не знаю. Но я знаю, где он будет, и готова учесть все годы службы, которые вы отдали мне. Он будет в Лланрусте, когда мы приедем туда, или встретит нас по дороге.

Властный голос спросил, кто идет. Леди Элинор ответила, называя себя. Старший из всадников сразу же спешился и подошел к ней, вглядываясь в ее лицо.

— Сестра, что вы здесь делаете?

— Я приехала искать помощи.

Глаза Ллевелина сверкнули, оценивая размеры ее отряда, и заметили поникшую голову ее кобылы. Уши его уловили тяжелую усталость ее голоса.

— Кто преследует вас? Насколько они далеко от вас? Где Иэн?

Она покачала головой.

— Мне никто не угрожает. А Иэн… — Ее голос задрожал. — Именно ради него и ради вашего сына я ищу помощи.

— В Уэльсе? Иэн попал в переделку в Уэльсе? — В вопросе его слышалось недоумение. Ллевелин был силой в Уэльсе. Если его брата по клану могли захватить в бою и он не слышал об этом, грош ему цена.

— О нет, это не валлийцы предали его, а мой английский кастелян. Я…

— Вот как. Не рассказывайте мне сейчас. Давайте поедем в Лланруст — это недалеко. Пусть ваши люди и лошади немного отдохнут. Вам сегодня нельзя двигаться дальше.

Сэр Ги затаил дыхание, ожидая резкого ответа, который мог бы доставить много неприятностей. Но хозяйка лишь позволила Ллевелину поцеловать ей руку и почтительно пробормотала: «Да, милорд». «Какой я идиот, — подумал сэр Ги, — она, конечно, знает, что делает». И когда они достигли замка, ему стало очевидно, что подобное смирение не было минутной слабостью. Леди Элинор точно знала путь к желанной цели. Сэр Ги начинал понимать ее. В поведении Элинор не было заметно ни малейшего признака недавнего нетерпения. Она вдруг стала хрупкой и запуганной женщиной, умоляющей о помощи.

И все-таки ни одной минуты времени не пропадало зря. Когда Ллевелин предложил ей пройти в женские покои, вымыться и поесть, она, рыдая, пробормотала, что не может ни спать, ни есть, пока на сердце ее такой груз. И она так умело, так живо сбросила этот груз, так умно сыграла на вероятности того, что оруженосцы Иэна могут быть использованы как инструмент для подрыва духа Иэна, что Ллевелин уже видел своего сына расчлененным или растянутым на дыбе.

Словно не замечая его беспокойства, Элинор рассказывала ему, что не знала, к кому обратиться. Она созвала своих людей, и они должны быть в Клиффорде к концу недели, но она не может привести армию к замку Клиро, когда Иэн там.

— Я подумала, что валлийские вассалы Иэна могли бы лучше справиться с этим делом. Но, боюсь, они не поверят мне или не захотят подчиниться. Я подумала, милорд, что, если бы вы поехали со мной к ним, — или, если вы не можете, хотя бы дали мне письмо, которое…

— Я приведу не только вассалов Иэна, но и своих тоже, — прервал Ллевелин. — Мой брат и мой сын… — Он помолчал, усмиряя гнев в своем голосе, и тихо добавил: — Не мучайте себя, леди Элинор. Идите отдыхать. Я пошлю своих людей немедленно.

Сэр Ги был в восторге: лорд Ллевелин в точности исполнял волю леди Элинор, словно был куклой на веревочке. Разумеется, это нормально, что Ллевелин готов прийти на помощь своему сыну и брату. Но если бы он был предоставлен сам себе, он разобрался бы с этим делом совершенно по-другому. Земля ведь не его, в конце концов. Он бы с удовольствием обменял замок на Иэна и Оуэна и предоставил бы затем Элинор и Иэну самим решать деликатную проблему изгнания сэра Питера из Клиро-Хилла, не посягая на гарантии Ллевелина новому владельцу, что они этого делать не будут.

Теперь же он был обеспокоен и разгневан даже больше самой Элинор. Сэру Ги было ясно, что Ллевелин уверен, что никакие физические мучения не сломили бы Иэна, сколь долго ни продолжались бы. Но если пытки будут применены к его оруженосцам, он пойдет на все что угодно, чтобы спасти их. Единственной надеждой Ллевелина было, что такая мысль могла не сразу прийти в голову кастеляна. Если они поторопятся к Клиро-Хиллу, Оуэна, может, еще удастся спасти.

Услышав следующий обмен репликами, сэр Ги поднялся на ноги вслед за леди Элинор. Он был рад этому движению, которое позволило ему отвернуть лицо. Ему отчаянно хотелось улыбнуться, когда он слушал, как его хозяйка добивалась того, чтобы отправиться вместе с Ллевелином прямо на поле битвы. Она должна поехать вместе с ним к вассалам Иэна, умоляла она, они ведь должны узнать ее на будущее. И должна следовать с армией до Клиро-Хилла, поскольку ее собственные вассалы собираются в Клиффорде, чуть восточное места сражения.

Разве не будет ей безопаснее путешествовать в сопровождении лорда Ллевелина, нежели пробираться одной через земли, на которых она могла стать жертвой «какого-нибудь врага». Она не назвала этого врага, но глаза Ллевелина подтвердили, что Гвенвинвин был бы очень рад взять в плен жену его брата по клану и использовать ее как рычаг давления.

Ответное предложение Ллевелина, чтобы она осталась в Лланрусте, Элинор отвергла с фальшивыми сожалениями. Она указала на то, что слишком много времени будет потеряно из-за необходимости привезти ее обратно из замков вассалов Иэна и что, не зная, где ей искать лорда Ллевелина, она не сможет передать сообщение собственным вассалам о своем местонахождении. А письма от нее, она боялась, будет недостаточно, учитывая обстоятельства, которыми сопровождалось это дело. Им нужно будет видеть ее, чтобы увериться, что она сама не в плену.

Сэр Ги не был уверен, согласился ли лорд Ллевелин или он понял, что эта женщина способна найти ответ на любой аргумент, выдвинутый им, или понял, что она поедет — с ним или без него — вне зависимости от того, что он скажет. А может быть, он просто был настолько обеспокоен судьбой сына, что его не слишком заботила безопасность Элинор. Во всяком случае, он не стал больше спорить, и Элинор ушла спать.

* * *

Обнаружив, что дверь заперта, Иэн не стал реветь от ярости или бессмысленно тратить силы, колотя в нее. Он пережил жизнь с отцом и остался рассудительной цельной натурой только благодаря своему умению уходить в себя и терпеть перед лицом непреодолимой силы. Полная беспомощность его положения запустила этот старый механизм в действие, но инстинкт в данном случае подкреплялся еще и рассудком. Несомненно, от него ожидали гневной реакции. Спокойное его поведение могло вызвать беспокойство у его тюремщика и вывести из равновесия. К тому же рано или поздно, кто-то придет к нему в камеру. Что бы ни случилось, Иэн был намерен выйти отсюда, живым или мертвым.

Он часами ломал голову, пытаясь понять, зачем человека могут заточить в самой роскошной комнате замка. Единственное, что ему приходило в голову, это что сэр Питер хотел заморить его голодом и объявить затем, что он умер от какой-то болезни. Это была настолько странная идея, что Иэн не мог удержаться от смеха и в конце концов завалился спать.

Утро опровергло эту догадку. Через отверстие под дверью был подан полный завтрак на самой лучшей посуде, какая была в замке. Иэн, проснувшийся от слабого скрежета посуды по полу, подошел к двери и непонимающе уставился на аккуратно разложенные яства, прикрытые тонкой чистой салфеткой. Яд? Это было бы еще более странно, нежели первая идея.

Позднее в тот же день под дверь ему подбросили «Тристана». И снова, несмотря на весь свой гнев и раздражение, он затрясся от смеха. Судя по всему, сэру Питеру не хотелось, чтобы Иэн скучал, и он предложил узнику книгу, чтобы скрасить тоскливые часы заключения. Впрочем, часы Иэна не были такими уж тоскливыми. Он прежде всего внимательно исследовал все предметы, имевшиеся в обеих комнатах. Там, во внутренней комнате, вдали от любопытных глаз, он сооружал для себя оружие из всякой всячины. Это был очень медленный процесс, поскольку детали, которые ему приходилось использовать, были малопригодны, и, кроме того, нужно было по возможности меньше шуметь.

Первая надежда на побег забрезжила в нем на второй день. Как только стало ясно, что его задержание — неудобно было даже называть такое обходительное обращение заточением — и впредь станет протекать с максимальным комфортом, Иэн предположил, что слуги будут входить в комнату, чтобы наводить порядок, очищать ночные горшки, убирать грязную посуду и так далее в том же духе.

Они могли дожидаться, пока он уснет, или появляться в сопровождении сильной охраны. После нескольких визитов их бдительность ослабнет. К тому времени оружие будет готово. Он застигнет их врасплох и убежит. Однако ни один слуга так и не приблизился к двери. Обед ему доставил оруженосец сэра Питера, заявивший, чтобы горшок он подал тоже под дверь, через расширенное отверстие, которое он открутил специально для этой цели. Оруженосец — еще мальчишка — не дал Иэну никакой возможности для угроз, жалоб или разговоров. Сказав свои несколько слов, он стоял и ждал, крепко стиснув рот, пока горшок не показался из-под двери. Он взял его, заменил чистым, закрутил отверстие и тут же ушел.

Когда эта надежда не оправдалась, Иэн принялся ломать голову в поисках какой-то другой идеи. Наконец он решил удалиться во внутреннюю комнату и не выходить оттуда ни за едой, ни для каких-то других целей. Он был уверен, что это заставит кого-нибудь, возможно, даже самого сэра Питера, войти и узнать, в чем дело.

Несколько дней ему понадобилось, чтобы подготовить этот план. Из того, что ему подавали, он откладывал про запас еду, которая не портилась, и воду. Он не хотел ослабеть от голода и жажды. Ему, вероятно, придется продержаться несколько дней, пока они начнут беспокоиться. Кроме того, ему нужно закончить работу над оружием.

Иэн был доволен своей идей, уверенный, что она сработает. Ему пришло в голову, что ни один воин или слуга не появлялся здесь потому, что сэр Питер просто не доверял им. Этим также объяснялись роскошные условия его содержания. Пока ему подаются великолепные блюда и обслуживается он со всеми церемониями, можно объяснять отсутствие Иэна его тяжелой болезнью — хотя бы неделю-две.

Воины Иэна будут удовлетворены этим объяснением. Они полагают, что за ним ухаживают оруженосцы. Это, по всей видимости, означало, что Оуэн и Джеффри содержатся где-то неподалеку, на том же этаже. И, что еще важнее, это означало, что Иэну достаточно просто освободиться и показаться воинам Клиро-Хилла:

Единственным препятствием, мешавшим полностью удовлетвориться подготовкой к освобождению, было глодавшее Иэна сомнение, сумеет ли он вырваться до того, как Элинор попадется в расставленные для нее сети. До Иэна наконец дошло, почему сэр Питер был так рад видеть его и почему его так огорчило отсутствие Элинор. Должно быть, это Гвенвинвин породил в Питере сомнения в намерениях Иэна. И если сэр Питер получил от Гвенвинвина уверения в поддержке и его желании принять от сэра Питера присягу вассала, то сэр Питер не попадет под власть Джона, когда Иэн и Элинор умрут.

Логика была проста. Время было выбрано удачно. После нескольких дней «болезни» Иэна он, естественно, дал знать Элинор, что с ее мужем плохо. Элинор приедет, подхватит ту же «болезнь», оба они умрут, а мальчики, Джеффри и Оуэн, станут заложниками, прикрывающими Питера и Гвенвинвина от Ллевелина и короля.

Иэн закрыл глаза и попытался отогнать эти страшные мысли прочь. Может, Элинор так зла на него, что не приедет. Может, она в достаточной мере подозревает сэра Питера…

— Милорд…

Иэн открыл глаза и медленно повернул голову, но со стула не встал. Он не пойдет к двери, чтобы позволить сэру Питеру увидеть, как изменился его цвет лица или как дрожат у него руки. Голос сэра Питера за дверью мог означать только, что его план оказался бесполезным. Было уже слишком поздно. Если Элинор пострадала… Безумие завьюжило в темных глубинах его мозга.

— Милорд, я передаю вам ваше оружие и доспехи. Когда вы будете готовы, я войду. Я умоляю вас позволить мне прожить ровно столько времени, чтобы я успел вам объяснить, что произошло. А потом вы сделаете со мной все, что сочтете нужным.

Застыв от удивления, Иэн смотрел на кольчугу, проталкиваемую через отверстие для горшка. Далее последовал пояс и оружие в ножнах. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы поднять все это, и тогда из-за двери протянулась палка, подтолкнувшая вооружение вперед и в сторону, туда, где Иэн мог чувствовать себя в безопасности от возможного удара стрелы.

— Это не уловка, — с мольбой в голосе произнес сэр Питер. — Я расскажу вам все через дверь, если вы не хотите, чтобы я вошел. Я только прошу, чтобы вас не обуял гнев и вы смогли понять, что я буду говорить.

— Где леди Элинор? — спросил Иэн.

— Я не знаю, милорд. Я был уверен, что она давно уже будет здесь. В первую же ночь вас искал гонец, и я отослал его. Я полагал, что, раз доподлинно известно, что вы здесь, она сразу же примчится сюда, не вынуждая меня писать письма с угрозами и лгать.

Это звучало правдоподобно. Иэн должен был бы испытать облегчение, но приступ боли охватил его. Ему казалось невероятным, что Элинор настолько ненавидела его, что даже не прислала никого узнать, что все-таки с ним стряслось. Две недели, почти две недели прошло, и нет даже письма к сэру Питеру с вопросами…

— Пожалуйста, милорд, — молил Питер, — пожалуйста, выслушайте меня. Потому что…

— Где мои оруженосцы?

— Здесь, милорд, с ними хорошо обращаются. Я впустил бы их к вам, но боялся, что они как-то навредят себе в бешенстве. Милорд, вы сможете выйти отсюда, если только пообещаете не покидать замок до тех пор, пока не выслушаете меня. Мы осаждены.

— Кем?

— Лордом Гвенвинвином. Какой я идиот! Дважды, трижды простофиля! — воскликнул сэр Питер. — Я заслуживаю любого наказания, какому вы подвергнете меня, поскольку я предал все жизненные идеалы и веру, надеясь купить безопасность своих детей, а приобрел смерть и бесчестье себе и нищету для них.

Иэн наконец встал со стула, поднял с пола меч и вытащил его из ножен. Затем он достал из футляра обеденный нож и сильно ударил им по лезвию меча. Раздался звон, сладостный, медовый и долгий. Никто не подпортил качество металла. Иэн повернулся к двери.

— Входите и рассказывайте все, что хотите.

— Поручитесь ли вы своим мечом, что не убьете меня, пока не дослушаете до конца?

— Не поручусь.

Наступила короткая пауза. Лицо сэра Питера исчезло из зарешеченного окошечка.

Иэна это уже не волновало. Он был так растерян, так разрывался между облегчением от известия, что Элинор вне опасности, и болью от того, что она оказалась безразлична к его жизни или смерти, что ему уже хотелось подольше побыть одному, чтобы разобраться в своих чувствах. Одиночество ему было не суждено, однако.

Он услышал тяжелый вздох, а затем лязг снимаемых с двери засовов. Дверь распахнулась, и Иэн увидел, что комната за ней совершенно пуста. Прежде чем он успел подумать, не ловушка ли это, призванная доказать, что он был «убит в бою», показался сэр Питер. В полном соответствии со своими словами он был одет лишь в домашнее платье. Даже ножны для обеденного ножа были пусты.

Он постоял немного возле двери, видимо набираясь мужества, затем медленно подошел к Иэну.

— Умоляю вас, позвольте мне помочь вам вооружиться, — сказал он.

— В чем дело?

— Дело в том, что я уверен, что нас скоро атакуют. Я оказался застигнутым врасплох. У меня едва хватило времени запереть ворота, и они должны знать это. Они попытаются захватить нас, как только подготовят штурмовые лестницы и метательные орудия. Я не хотел бы, чтобы замок попал в руки, которые довели меня до погибели. Кто-то должен повести людей. Если мне суждено умереть… Но я должен еще рассказать вам свою историю.

— Где мой щит и шлем?

— Сразу за дверью. Послушайте…

— Покажите, где мои оруженосцы.

— Милорд, время не терпит, и…

Иэн направился к двери. Сэр Питер опять тяжело вздохнул и последовал за ним, безмолвно указывая на соседнюю комнату с запертой дверью. Рядом с дверью стоял столик, на котором лежал ключ. Иэн отпер дверь и распахнул ее. Прежде чем он успел шагнуть внутрь или в сторону, мальчики набросились на него. Он отступил назад и упал бы, если бы сэр Питер не поддержал его.

— Оуэн! Джеффри!

Звук его голоса заставил их застыть на месте. Они опустили самодельное оружие, которое держали в руках, и безмолвно уставились на него. Затем Джеффри расплакался и обнял его. Оуэн стоял, тяжело дыша. Когда на глаза ему попался сэр Питер, он чуть приподнял подсвечник, который держал в руке, и зубы его обнажились в рычании.

— Не сейчас, Оуэн, — предупредил его Иэн. — Иди вниз, но осторожно… Сразу далеко не отходи от лестницы, чтобы ты мог вовремя подняться, если тебя будут преследовать. Если тебя встретят хорошо, разыщи свои и Джеффри доспехи и принеси их сюда. И еще… — Иэн повернулся к сэру Питеру: — Где мои воины?

— Позапрошлой ночью я их выпустил из замка. Я не причинил им никакого вреда, они ушли со своим оружием и лошадьми.

Иэн провел рукой по лицу.

— Мне кажется, вы настоящий безумец, — изумленно произнес он.

— Я тоже так думаю, — пробормотал сэр Питер.

— Они давно у меня служат, — уточнил Иэн. — Разве вы не понимали, что они отправятся либо к моей супруге, либо к моим вассалам, чтобы привести подмогу?

— К вашим вассалам? Я не подумал об этом. Я был уверен, что валлийцы отправятся прямо к лорду Ллевелину.

Иэн открыл рот, чтобы задать следующий вопрос, но просто покачал головой.

— Иди же, Оуэн. Джеффри, ты пойдешь со мной и поможешь мне вооружиться. Вы тоже, сэр Питер. Мне кажется, вам пора бы уже начать ваш рассказ, пока я не сошел с ума.

— Когда леди Элинор сообщила мне о своем втором браке, — угрюмо заговорил сэр Питер, — я был очень доволен. Я очень любил сэра Саймона, но в результате его долгой болезни нам не к кому было обращаться за помощью. Леди Элинор делала все, что могла, но она была слишком привязана к больному мужу. Здесь, на границах Уэльса, мир поддерживается часто лишь знанием неминуемого появления сильного человека даже скорее, чем самим появлением.

Вскоре после того мы с лордом Гвенвинвином отправились на охоту, и я спросил, знает ли он вас. Он совсем не обрадовался этой новости — теперь я вижу это, а тогда не увидел. Он отзывался о вас с большой похвалой, но сказал мне также, что вы брат по клану лорда Ллевелина. Я не знаю, как это произошло, но он мне внушил, что вы поддерживаете желание Ллевелина поглотить весь Уэльс.

Иэн натянул кольчугу, и Джеффри затягивал ему пояс.

— Нет, — возразил он. — И не потому, что я не люблю Ллевелина или не думаю, что Уэльсу будет хуже при таком хозяине. Просто я слишком хорошо знаю анжуйцев. Если Ллевелии объединит Уэльс под своим управлением, Джон обрушится на него со всей силой Англии. И мне придется разрываться между службой двум сеньорам. Но это не важно. Почему вас так беспокоит, что Ллевелин будет управлять Уэльсом?

— Потому, — ответил сэр Питер, — что мне дали понять, что для завоевания Уэльса в качестве первого шага Ллевелин должен втянуть Гвенвинвина в войну, а это лучше всего сделать, поставив в замке Клиро человека, который будет провоцировать Гвенвинвина.

— И вы думали, что леди Элинор согласилась бы с этим?

— Я был уверен, что она послушает вас. На вашей свадьбе она не могла смотреть ни на кого другого, кроме как на вас, и не слышала никого, с кем разговаривала. И когда приезжала сюда, она чуть не убила меня, когда я только попытался…

Это была правда. Элинор приехала домой в очень пылком настроении, вспомнил Иэн, голос сэра Питера превратился для него в бессвязное бормотание где-то далеко. Она любила его. У них был месяц действительно чистой радости. Невозможно, конечно, жить с Элинор без ссор, которые всегда заканчивались смехом или любовными забавами. Что же произошло?

Голос сэра Питера продолжал что-то жужжать, и из того, что Иэн уловил, он понял, что был очень близок к истине в своих предположениях насчет намерений этого человека. Он ошибался только в своей уверенности, что сэр Питер предал Элинор. Отвлекшись на размышления о том, чем их ссора после турнира отличалась от всех остальных ссор, Иэн не смог вникнуть в рассуждения, которые доказывали бы Элинор, по мнению сэра Питера, что план сдачи Клиро-Хилла ее мужем вассалу Ллевелина был опасен.

— А потом, — сказал сэр Питер, и голос его дрогнул, — все пошло наперекосяк. Леди Элинор не приехала. Вместо этого лорд Гвенвинвин привел свою армию. Он прислал мне письмо — я никогда не думал, что такое письмо может быть адресовано мне. Я…

— Господин! — Оуэн торопливо вошел, неся в руках доспехи и оружие, свои и Джеффри. — Господин, никто в замке не знает о том, что случилось! Когда я спустился вниз, все слуги начали расспрашивать меня, поправились ли вы, чтобы присоединиться к битве. Они думали, что вы заболели и что мы ухаживали за вами. Им было запрещено подниматься наверх из-за опасности заражения. Они уверены, что Джейми и остальные воины уехали, чтобы привезти к вам вашу супругу. Никто даже не догадывается о предательстве этой гадины.

— Спокойнее, Оуэн, — сказал Иэн. — Не суди, пока не знаешь всего. Вооружайся. И ты, Джеффри, тоже. А потом поднимайтесь на стены и проследите, как там идет подготовка. И заодно проследите, если сумеете, какую подготовку ведет противник. Да, скажите, как вас кормили и содержали в той комнате, если слуги ничего не знали об этом?

— Раз в день приходили три человека, вооруженные пиками. Двое из них держали нас пригвожденными к стене, пока третий оставлял еду, воду и менял горшки.

— Вот почему мы набросились на вас, милорд, — пылко объяснил Джеффри. — Когда мы поняли, что ничего не можем сделать, мы с Оуэном притворились, что боимся. Мы цеплялись друг за друга, не делая никакой попытки бежать или выхватить у них пики. Мы думали, что рано или поздно они потеряют осторожность. Когда дверь открылась и мы увидели двух невооруженных людей…

— Хорошо придумано и хорошо сделано, — одобрил Иэн. — Это был единственный ваш шанс. Но теперь торопитесь, чтобы все было готово. Похоже, нас ждет суровая битва. Да, и поищите на стенах тех, кто…

— Их нет здесь, — прервал его сэр Питер. Тон его был безразличным и беспомощным. — Это были мои оруженосцы — теперь уже взрослые люди, но оставшиеся у меня на службе, — и брат моей жены. Я отослал их прежде, чем освободил вас, милорд. Я не хотел, чтобы они погибли из-за меня.

Иэн ничего не сказал, но глазами просигналил Оуэну, чтобы тот все равно поискал. Хоть он и верил сэру Питеру, он не должен был упускать возможность того, что все это было подстроено с тем, чтобы он «погиб в бою». Он снова повернулся к сэру Питеру:

— Что говорится в письме от Гвенвинвина? Краска понемногу вернулась на серое лицо сэра Питера, отблеск стыда и возмущения, которые он должен был бы чувствовать, если бы не помертвел от отчаяния.

— Он предложил мне на выбор три варианта. Первый заключается в том, чтобы убить вас и выдать ваших оруженосцев ему в качестве пленников. Если я сделаю это, он не станет штурмовать замок. Он примет меня в качестве вассала и защитит от гнева Ллевелина и короля. Если мне не нравится идея, что ваши оруженосцы вслух обвинят меня в измене, мне предоставляется второй вариант. Я могу убить всех троих. Однако если я сделаю это, я должен сдать замок ему, поскольку все должно выглядеть так, будто вы убиты в бою.

— Он не объяснил, как это можно инсценировать? Ну а третий вариант?

— Война… — Глаза сэра Питера, которые до сих пор были прикованы к его поникшим рукам или к полу, наконец поднялись на Иэна. — Вы ведь не собирались изгнать меня?

— Ну конечно, нет. Идиот вы!.. Как вы могли подумать, что я буду инструментом начала войны, в которой Лле-велин имел право призвать меня? Которая могла продлиться много лет и в конце концов вовлечь короля, который также имеет право призвать меня! К кому мне пришлось бы идти?

Сэр Питер пожал плечами.

— Лорд Гвенвинвин обманул меня, как последнего барана. — Он вздохнул, взгляд его снова опустился на пол. — Мой рассказ окончен, и я тоже конченый человек.

Неуклюже, как человек, мышцы которого протестуют против того, что мозг приказывает им делать, сэр Питер стал на колени. Иэн посмотрел на него сверху вниз. Один удар меча, который он держал в руке, решил бы проблему неверного кастеляна. Был ли этот человек неверным? Глупым — да. Но смерть казалась слишком суровым наказанием за глупость, особенно в этом случае. Лорд Гвенвинвин — очень умный и дьявольски хитрый человек. Он точно знал, как разыграть этого барана.

Кроме того, думал Иэн, как он сможет объяснить смерть управляющего воинам, которым через несколько часов, вероятно, придется сражаться с гораздо более грозной силой. Они верили, что Иэн был болен. Их вера будет серьезно потрясена, если сэр Питер вдруг исчезнет, как уже исчезли его оруженосцы и шурин.

А может быть, он и запланировал это? Не был ли сэр Питер умным пастырем, а не глупой овечкой? Иэн продолжал смотреть на него — и не мог поверить в это. Ничто, абсолютно ничто не намекало на такую хитрость в этом человеке. Риск, на который пошел сэр Питер, на который он шел в данный момент, был слишком велик. В конце концов, будь Иэн глупцом, он убил бы его сразу.

— Я умоляю вас, милорд, бейте, — взмолился сэр Питер, трясясь в рыданиях без слез. — Я причинил вам много зла, но разве моя жизнь не является достаточной расплатой? Не мучайте меня.

— Да встаньте вы, осел! — раздраженно воскликнул Иэн. — Перестаньте делать меня таким же дураком, как вы сами. Вы думаете, я могу убить вас сейчас, перед самой битвой? Каждый меч сейчас на счету, если мы собираемся отбиться от нашего врага.

— Что?

— Встаньте, я сказал, и вооружайтесь, — повторил Иэн. — Похоже, что мы все скоро можем умереть из-за вашей глупости, но я не собираюсь продать свою жизнь слишком дешево. Вы загнали нас в этот угол, а теперь уж постарайтесь вытащить нас из него.

— Милорд, милорд, — воскликнул сэр Питер, хватая Иэна за руку и лихорадочно целуя ее, — вы не пожалеете о своем милосердии, уверяю вас! Я…

— Не цените слишком высоко мое милосердие, — произнес Иэн, скривив рот. — Не думайте, что выйдете сухим из воды. Я лишь откладываю решение вашей судьбы. Судить вас будет леди Элинор — если мы доживем до этого часа.

Сэр Питер вытаращил глаза.

— Она разорвет меня на кусочки раскаленными щипцами. Если бы я мог продемонстрировать ей…

— Я не позволю ей сделать этого, — сухо произнес Иэн, а затем рассмеялся. — Только это я могу пообещать вам, если мы удержим замок.