Естественно, Сибель не знала о мыслях деда, когда лежала в своей келье, уставившись в потолок. В тусклом свете маленькой масляной лампы Сибель едва ли различала там что-нибудь, но она ничего бы не увидела в любом случае, ибо мысли ее были полностью заняты проблемой, которая волновала Иэна, пока он не уснул. Сибель чувствовала легкое давление со стороны женщин своей семьи, побуждавшее ее принять Уолтера де Клера.

Поначалу матушка казалась совершенно беспристрастной, но теперь она, похоже, заметно благоволила сэру Уолтеру. Сибель не раздражало это давление. Она знала, стоит ей сказать, что Уолтер не устраивает ее, как давление тут же исчезнет, никакого наказания не последует, как не последует ни единого укоризненного взгляда. Более того, Сибель считала, что именно сэру Уолтеру следовало бы быть более решительным, а не ходить вокруг да около. Отец рассказывал о его владениях, о том, что он нуждается в помощи семьи, способной закрепить его права. Но тогда он, безусловно, не мог позволить себе тратить время на бесплодные ухаживания за девушкой, которая не знает, чего хочет, всячески увиливает от прямого ответа и может оставить его без столь необходимого союза.

Сибель нравилось, что существовала необходимость такого союза. То, что сэр Уолтер искал его в Роузлинде, говорило, что он знает о силе семьи. Ее ничуть не обижало то, что поначалу сэра Уолтера интересовала сама семья, а не она сама. Сибель улыбнулась. Возможно, он приехал для того, чтобы взглянуть на семью, но остановил свой взгляд на девушке, когда увидел ее. Или она заблуждалась? А женщина в его палатке?.. «Не будь посмешищем, – твердила себе Сибель. – Подобные вещи никакого отношения не имеют ни к тебе, ни к браку. Бабушка и мама неоднократно говорили тебе, что такие связи значат не больше, чем отправление естественных надобностей».

В отвлеченных мыслях Сибель охотно мирилась с тем, что мужчины прибегают к услугам проституток, чтобы облегчить плотские потребности, схожие с необходимостью в еде или опорожнении кишечника. Саймон не раз рассказывал ей о своих шальных проделках, и Сибель знала, что сэр Уолтер частенько сопровождал его в подобных приключениях. Это ничуть не волновало ее и не ослабляло желания разговаривать и веселиться с сэром Уолтером. Если бы Седрик, оруженосец, вернулся в Кингслер и рассказал ей эту историю, она бы, наверное, покатилась со смеху. Просто смешно, что появление женщины так существенно изменило дело. Как это могло случиться?

Пытаясь понять свою необоснованную реакцию на такой обыкновенный грешок, Сибель снова вспомнила всю сцену, явившуюся к ней с поразительной ясностью: запах ее разгоряченной кобылы; сильно утоптанная земля в лагере; укрытия воинов, обтянутые шкурами; палатка сэра Уолтера с красными и желтыми полосами – цветами рода де Клеров; его щит, прислоненный к палатке у входа (красные шевроны на серебряном покрытии указывали на то, что сэр Уолтер был младшим сыном); сам сэр Уолтер, вылетевший из палатки с мечом в одной руке, в распахнутом халате, обнажавшем его тело, покрытое светло-рыжей порослью.

Вспомнив эту сцену, Сибель улыбнулась и, ощутив тепло и покалывание в теле, приглушенно засмеялась. Ей вдруг стало интересно, что бы она почувствовала, если бы прикоснулась к мужчине с такой богатой растительностью на теле. Мужское тело ей было знакомо лишь по образам отца, деда и Саймона, но ни один из них не отличался такой обильной растительностью на теле. И все же было что-то до боли желанное и знакомое в густо поросшем волосами теле сэра Уолтера. Кто же соответствовал такому описанию?... Дедушка Саймон!

Совершенно неожиданно Сибель вдруг увидела, как она гладит грудь сэра Уолтера, делает завитки из волос на его теле. Этот образ вызвал очень странное ощущение в животе, по всему телу разлилось необыкновенное тепло, очаг которого пульсировал в пояснице. Это ощущение было сладостным, но заставляло ее испытывать волнение. Хотелось вытянуться и выгнуться так, чтобы хрустнули кости. Сибель почувствовала, как заливается краской стыда, ибо мысль, мелькнувшая в ее голове, не должна была родиться в сознании невинной девушки... Сцена в лагере не выходила у нее из головы, но теперь Сибель представлялось, как сэр Уолтер раздевается сам, как помогает снять платье женщине... Нет, это невыносимо! Он целовал эту шлюху, шептал ей горячие страстные слова, а глаза его туманились от страсти!..

В мгновение ока холодная ярость сменила румянец стыдливости, но через минуту Сибель будто вновь обожгло видением женщины, которая полуголой выскочила из палатки Уолтера, где до этого стонала в объятиях мужчины, и, может быть, они, насладившись любовью, так и уснули в объятиях друг друга?.. Вот в чем дело! Женщина! Сибель нашла ответ на свой вопрос. Увидев женщину, она пришла в ярость, поскольку знала, что эта шлюха совокуплялась с сэром Уолтером, а она и сама желала этого мужчину, не столько в будущем, как мужа, сколько именно в этот момент. Его полуобнаженный вид... нет, он был совершенно гол, если не считать распахнутого халата, который он тотчас же запахнул, когда увидел ее. Сибель прыснула от смеха. Потому-то он и не мог поднять свой щит! Он потянулся за ним, увидел ее и поспешил запахнуть полы халата.

«В таком случае, – думала Сибель, – вопрос решен. Он мне действительно очень нравится, так что пускай папа принимает брачное предложение, как только утихнут все эти распри». Она уютно свернулась калачиком, ощущая облегчение и восторг, но вдруг снова нахмурилась. Как-то раз Рианнон делилась с ней своими опасениями, пугаясь, что Саймон не будет хранить ей верность после женитьбы, и Сибель заверила девушку, что этого не случится. Мужчины Роузлинда, гордо заявила в ответ Сибель, не способны на такие вещи. Они женились только тогда, когда не сомневались в своем выборе, и после свадьбы хранили верность. Но Уолтер... Сибель на мгновение задумалась, осознав, что несколько раз уже назвала его не сэром Уолтером, а просто по имени... Уолтер не был связан с Роузлиндом ни традициями, ни кровью.

Сибель знала, что далеко не все мужчины относятся к вопросу о супружеской верности, как к серьезной проблеме. Но в этот же момент улыбка медленно изогнула уголки ее полных губ. Она вспомнила вторую часть своего разговора с Рианнон о верности Саймона. Она сказала девушке, что именно жена должна сделать брак приятной и интересной вещью.

Мужчины, вспомнила Сибель изречение Элинор, – необыкновенно наивные создания в вопросах любви, и в муже без труда можно разжечь беспокойство и страсть. Да... именно так она и сказала, но она лишь повторяла то, что слышала от матери и бабушки. Верит ли она себе сейчас, когда сама столкнулась с такой проблемой? А если не верит?

Матушка намекала, что единственным минусом для нее мог послужить возраст Уолтера и то, что он, возможно, привык к укладу своей жизни. Если так, то тут не обойтись без конфликтов, поскольку Сибель воспитали в духе независимости и первенства по отношению к своей собственности – эта особенность была не только чуждой, но и оскорбительной для большинства мужчин. Не заставит ли это Уолтера подыскать себе другую, более покорную жену? Что тогда останется ей? Эти вопросы не давали Сибель покоя. Не придется ли ей выйти замуж за одного из тех зеленых юнцов, которые ходят за ней по пятам каждый раз, как она появляется в обществе? Несомненно, из любого такого юнца можно вылепить себе мужа и подчинить его жизненному укладу Роузлинда.

Что-то внутри Сибель содрогнулось при мысли, что ей придется стать всем – наставницей мужа, судьей и защитницей Роузлинда и его вассалов, главой всего клана. Нет! Даже бабушка не взваливала на свои плечи столь тяжелый груз. Дедушка не являлся просто боевой машиной, послушно исполняющей приказы жены. Он выполнял роль противовеса и, несмотря на все свое добродушие и мягкость, обладал собственной волей и характером. Сибель помнила вспышки ссор между своими прародителями, когда она боялась, что потолок замка обвалится и рухнет прямо на них.

Мама и папа тоже были на равных. Они не вскипали и не метали громы и молнии так же легко, как дедушка и бабушка, но спорили друг с другом не менее горячо, пользуясь при этом лишь более вежливыми словами. Но, несмотря на все свои споры, мама и папа поддерживали друг друга, заряжаясь силой и энергией от своей любви. «Я не справлюсь со всем сама, – подумала Сибель и почувствовала, как на глаза навернулись слезы. – Мне нужен мужчина, настоящий мужчина. Безусловно, я смогу сдерживать его».

И тут ее одновременно посетили две успокаивающие мысли. Тетя Джиллиан никогда не ссорилась с дядей Адамом, но почти всегда все выходило так, как хотела она. Кроме того, Сибель понимала это, она немало пристыдила Уолтера за дурацкую ошибку, совершенную его людьми. Но он довольно быстро оправился. Он смотрел на нее во время этого столкновения так же, как и прежде.

Приняв решение, Сибель забылась спокойным сном, а утром сообщила матушке, что готова принять предложение Уолтера, если таковое последует. Не выказав удивления, Джоанна одобрительно кивнула. Она заметила, что с тех пор, как они встретились в Роузлинде, Сибель замкнулась в себе, и предположила, что девушка раздумывает над самым важным решением в своей жизни.

– Прекрасно, – сказала Джоанна, не теряя спокойствия, хотя ее сердце захлестнула волна нежности и тревоги при мысли, что Сибель предстоит окунуться в бурные воды женской зрелости. – Однако предоставь мне самой сообщить об этом отцу и деду. Лучше, если они будут думать, что этот вопрос все еще остается спорным. – Она улыбнулась, а в глазах ее засверкали лукавые искорки. – Мужчины, – продолжала Джоанна, – слишком уж отзывчивы на жалобы своих собратьев по полу. Прежде чем мы определимся до конца, Джеффри и Иэн убедят Уолтера в том, что ты – его верная раба.

– Я быстро лишу его иллюзий на этот счет, – колко ответила Сибель.

– Не сомневаюсь в твоих возможностях, – сказала Джоанна, – но это может уязвить его гордость. Пускай Уолтер лучше думает, что его ухаживания помогли ему завладеть нелегкой добычей. Тогда, если он тебя разочарует, ты сможешь легко отступить, притворившись, что все еще сомневаешься. Таким образом, он решит, что все препятствия чинит сам.

Сибель задумчиво нахмурила свои золотистые с бронзовым отливом брови. Она обладала очень прямым и честным нравом, и такая неискренность тревожила ее.

– Бывают времена, – пояснила Джоанна, уразумев, о чем думает дочь, – когда чрезмерная честность творит жестокие вещи. У мужчин есть гордость, и ее нельзя рушить, ибо с осколками гордости исчезает и честь. Женщина должна быть очень осторожна в своем выборе, чтобы не уничтожить гордость мужа.

– Ясно, – ответила Сибель. – Но в отношениях мужа и жены не должно быть ни гордости, ни обмана.

Джоанна улыбнулась.

– Это правда и неправда, любовь моя. Нет никакой лжи в том, если ты добиваешься желаемого результата, оставляя при этом мужчину счастливым и довольным, а не ввергаешь его в опасное состояние, когда он начинает бояться, что является рабом собственной страсти.

– Но проявление благоразумия – это не то же самое, что поклонение страсти, – возразила Сибель.

– Не говори глупостей, – сказала Джоанна, качая головой. – Если женщина не соглашается с мужчиной, он всегда убежден, что не права именно она. А если он уступает, то не верит в свою рассудительность и считает себя обманутым из-за страсти к женщине. Однако, если вместо того, чтобы сказать: «Не будь идиотом!», женщина говорит: «Любимый, ты действительно считаешь, что это так? Как такое возможно? Будь добр, объясни мне еще раз, ведь я только женщина и многого не понимаю...», тогда благоразумие часто берет верх.

– Я видела, как это получается у тети Джиллиан, – рассмеялась Сибель. – И в вопросах, касающихся королевства или даже наших собственных владений, такая тактика, по-моему, самая верная. – Тут она снова призадумалась и нахмурилась. – Но что, если он вообще не станет советоваться со мной? Кроме того... существуют вещи, которым благоразумие просто чуждо...

– Да. Это возвращает нас к тому, почему я не хочу, чтобы Уолтер сразу же отбросил все сомнения насчет тебя. Во время его ухаживаний ты можешь легко раскрыть ему, что именно пробуждает твой интерес, и приучить его говорить тебе то, что ты хочешь слышать. Скорее всего он будет говорить тебе, что твои глаза подобны звездам, а губы, как спелые вишенки, или нести другую похожую чепуху. Не останавливай его слишком резко, а аккуратно подведи беседу к более благоразумной теме.

Это заставило Сибель рассмеяться снова.

– Не вижу никакого абсурда в том, если он будет сравнивать мои глаза со звездами.

– Возможно, если он не будет слишком увлекаться этим, – согласилась Джоанна, рассмеявшись в свою очередь, – но, если Уолтер не найдет сказать ничего другого, разговор очень скоро наскучит тебе.

– Надеюсь, у меня есть что похвалить и кроме глаз, – с деланной серьезностью заметила Сибель.

– Что ты такое говоришь, бессовестная! – воскликнула Джоанна. – Нам следует поспешить, иначе мы застанем ночь в дороге. Помни, о чем я тебе говорила. Если твой отец или Иэн заговорят с тобой об Уолтере, скажем им просто, что ты не возражаешь против него, но хочешь получше с ним познакомиться. Я вполне серьезна, Сибель. Ты должна четко знать, как поведет себя с тобой Уолтер, когда получит разрешение твоего отца. Более того, поскольку ни одно брачное соглашение не может быть подписано без благословения твоей бабушки, ты всегда сможешь отказаться, если решишь, что ошиблась в своих чувствах или в самом Уолтере.

Сибель ничего не ответила на последнее утверждение матушки, просто кивнула ей и побежала собрать те немногие вещи первой необходимости, которые выложили из дорожных коробов служанки. Однако от Джоанны не ускользнуло, что дочь взволновала мысль об отказе Уолтеру. Взгляд Сибель, несмотря на поспешную маскировку, выдал ее чувства.

Джоанна тихонько вздохнула, не зная, радоваться ей или печалиться. Очевидно, Уолтер де Клер интересовал ее дочь гораздо сильнее, чем можно было предположить вначале по ее спокойному поведению. Если Уолтер проявит благоразумие в обращении с ней, Сибель станет ему верной женой и настоящим другом. Джоанна шла в небольшую комнату у входа в домик, чтобы посмотреть, чем она может помочь своей матери, но разговор с Сибель надолго задержал ее. Элинор уже была на улице. До Джоанны долетел через небольшое оконце под потолком голос Джеффри, и она вдруг улыбнулась, ощутив легкость на сердце. Быть рабой любви любимого человека – не так уж и плохо.

Когда Уолтер доставил своих подопечных в замок Брекон, он обнаружил там послание Ричарда, в котором тот просил черкнуть ему в Абергавенни пару слов об их прибытии. Ричард писал, что Уолтер может приехать к нему сам, если возникнет такое желание, но сообщал при этом, что люди Генриха, Болдвин де Гюзне, в чьих руках находился замок Монмут, и Джон Монмутский, пребывавший в Гросмонте, снова проявляют признаки активности. Уолтер все взвесил и решил отправиться в Абергавенни. Их отношения с Мари зашли так далеко, что, оказавшись в довольно большом замке, где при известном усердии можно было найти укромное местечко, ему необходимо было предпринять определенный шаг.

Уолтер не отрицал ни своего сильного физического влечения к Мари, ни того, что она сама обнадеживала его, и в данный момент он не мог заставить себя отказаться от нее; однако если Ричард планировал использовать свою невестку для создания политического союза, он бы совладал с собой. Таким образом, самым безопасным решением было перепоручить дам заботам кастеляна, успокоить их, заверив, что он лично собирается препроводить Ричарда в Брекон как можно быстрее, и удалиться на безопасное расстояние.

Прибыв в Абергавенни сразу же после полуденной службы, Уолтер обнаружил, что Ричард еще утром уехал на юг, в Аск. Поскольку Аск находился всего лишь в десяти милях, Уолтер продолжил путь и, когда в небе стали сгущаться ранние сумерки позднего ноября, предстал перед графом Пемброкским. Уолтера приняли радушно, но с некоторой тенью сожаления, что его весьма позабавило. И хотя он умерил до некоторой степени это сожаление, убедив Ричарда в своей уверенности, что дамы будут вести себя в Билте, соблюдая все правила приличия, тот, похоже, был рад, что Уолтер прибыл в столь поздний для немедленного отправления в Брекон час.

Поскольку Ричард не мог оставить без внимания тему, касавшуюся его жены и невестки, осведомившись из приличия, по крайней мере, об их здоровье и благополучии, Уолтер не преминул ухватиться за возможность, чтобы получить интересующую его информацию. Вскоре стало ясно, что Ричард совершенно равнодушен к поступкам Мари и считает, что скорее приобретет врагов, чем союзников, отдав ее под венец.

– Ради всего святого, Уолтер! – воскликнул Ричард, восприняв все гораздо серьезнее, чем ожидал Уолтер. – Ты ведь не думаешь жениться на ней? Поверь мне, как бы великолепна она ни была, ее приданое не стоит того, чтобы пойти с ней под венец. Не советовал бы я тебе этого даже в том случае, если бы она была в десять раз богаче.

Уолтер думал, что Ричард слишком предосудителен в своих суждениях. Он допускал мысль, что таким резким нападкам на Мари граф во многом был обязан своим проблемам с супругой. Сам он считал, что Мари абсолютно безобидна, если не считать редких проявлений дурацкой гордости и чрезмерного пристрастия к сплетням, что, впрочем, было свойственно всем женщинам. «Ну, нет, не всем», – тотчас же подумал Уолтер. Сибель могла выкинуть время от времени какую-нибудь злую шуточку, но она никогда не сплетничала сама и не желала слышать грязные сплетни от других. Мысль о ней чуть не сорвалась у него с языка.

– Нет, я уже почти что дал клятву... – Уолтер осекся, вспомнив, что он не получал непосредственного одобрения лорда Джеффри и не имел права притязать на Сибель.

Более того, подобное заявление могло бы повлечь за собой серьезные последствия, если бы лорд Джеффри решил по каким-либо соображениям связать Сибель брачным соглашением с кем-то другим. Притязая на немедленную помолвку, можно было свести на нет весь брак. Уолтер вдруг ощутил острое желание заявить о своих притязаниях, заставив, таким образом, отца Сибель принять его. Он слегка покраснел от такой мысли и покачал головой.

– Это будет слишком сильно сказано, – поспешил продолжить он неуверенным голосом. – Я подумываю об одном союзе, но только я о нем и подумываю. Пока я не сделал предложения, и у меня нет... уверенности, что оно будет принято.

– Только скажи, и я постараюсь помочь, если смогу, – предложил Ричард.

Уолтер сделал неудачную попытку улыбнуться. Тот факт, что ему в голову могли приходить столь позорные соображения, наряду с болезненным ощущением, ранившим его в самое сердце при мысли, что Сибель отдадут кому-то еще, – все это лишний раз подтверждало, сколь сильно он нуждался в ней.

– Можете быть уверены, – сказал Уолтер, – что я прибегну к вашим любезным услугам в случае необходимости. Надеюсь... – Он не закончил фразу.

Ричард кивнул.

– Ты хочешь сказать, что я скорее нанесу вред, чем помогу тебе...

– Ради всего святого, нет же! – воскликнул Уолтер. – У меня и в мыслях ничего подобного не было. Я...

– Ладно, только не имей в виду Мари в качестве второй претендентки, – перебил его Ричард, улыбнувшись горячности друга, хотя и не был уверен в его искренности. – Поверь мне, как жена она тебе не годится. Если у меня только появится время, я подыщу ей какого-нибудь придворного лизоблюда. Не смотри на меня так. Они будут счастливы вместе. Я не испытываю к Мари ненависти, но она такова, какова есть.

Хотя Уолтер все еще чувствовал, что для Ричарда и Мари, и Жервез – одного поля ягоды, он не собирался спорить на этот счет. Вместо этого он поинтересовался у Ричарда, не хочет ли тот, чтобы он отвез дам в Билт, и снова позабавился, когда на лице Ричарда появилось выражение явного облегчения. Однако на смену радости пришла твердая, если не сказать несчастная, решительность.

– Нет, – сказал Ричард. – Жервез вправе надеяться, что сопровождать ее буду я. Послать ее к Ллевелину одну – значит, задеть ее чувство собственного достоинства. – Он вздохнул. – Жаль, что они оказались так расторопны... но мне следовало этого ожидать.

– Я могу вернуться и сказать, что вы задержитесь на день-другой, – предложил Уолтер.

– Господь с тобой! – воскликнул Ричард. – Этому никогда не будет конца. – Он изобразил кривую улыбку. – Просто Бассетт планировал напасть завтра на городок Монмут, а я намеревался присматривать за замком, пока оттуда не появится гарнизон... если он вообще появится... чтобы защитить город. Монмут входит в число мест, которые я намерен атаковать.

– Мы с таким же успехом можем ехать через Монмут, как по любой другой дороге, – заметил Уолтер.

– Через Монмут! – Ричард пришел в недоумение. – Но Монмут находится на востоке, а Брекон – на западе.

– Монмут еще и на севере, – с притворной важностью указал Уолтер. – Брекон тоже на севере. Более того, от Монмута до Абергавенни ведет прекрасная дорога вдоль реки Троти.

Ричард взорвался громким смехом.

– Тут ты прав, – согласился он. – К тому же Жервез никогда не узнает, что от этого места до Абергавенни существует гораздо лучший путь вдоль реки Аск. Отлично, мы отправляемся с армией на Монмут... но, предупреждаю тебя, я сдамся и скажу, что это ты сбил меня с пути, если нам припишут медлительность и моя жена узнает от кого-нибудь, что мы сделали такой крюк, В конце концов, я слишком долго жил во Франции, чтобы знать здешние дороги, а южный Уэльс – это твой дом, Уолтер.