Я — Карнал. Ну, в общем, меня так прозвали. В честь принцев заброшенных улиц, кварталов и городов, а еще потому, что это прозвище похоже на мое настоящее имя. Стиль и «стилос латинос» — мне всегда нравилось рифмовать слова… Мой отец — алжирец, моя мать — француженка, мое настоящее имя — Карл, но сделайте как я: забудьте об этом.

Я всегда был послушным, из невыносимого негодяя я мог сделать конфетку. Окружающие часто упрекали меня в этом, но именно так иногда и начиналась настоящая дружба… Я далеко не святой, но и не последняя сволочь, поэтому я пытаюсь найти свой путь где-нибудь посредине.

Конечно, мне хотелось бы зарабатывать на жизнь тем, что я пишу. Но в данный момент мои стихи могут накормить только ящик стола. Работы, подработки, мелкие сделки — у меня не получается долго работать на одного и того же шефа; впрочем, единственные постоянные вещи в моей жизни — это ручка и записная книжка. Они всегда со мной — в кармане джинсов.

Они нужны мне, чтобы я не был похож на страдающего аутизмом, который слоняется по улицам города и бормочет себе под нос зарифмованную фразу, чтобы не забыть ее. Сейчас я работаю на стройке, как бродяга, ношу мешки и жду, когда наконец смогу жить за счет своего творчества.

Я вырос в более или менее спокойном квартале. Больше всего я ценил его разнообразие. Это здорово — жить в big meltingpot. Рабочий квартал — здесь чемпионом не вырастешь.

Еще со мной тусуется Марко. Все называют его Маркусом — из-за сериала, который крутили по телеку года два назад. Он очень похож на главного героя: ожесточенный мафиози, который постоянно заводится без всякого повода. И так как он все время повторял:

— Меня зовут не Маркус, а Марко!

…это прозвище так с ним и осталось.

Он наполовину француз, наполовину тунисец с португальскими корнями. Но это тут совершенно ни при чем. Проблемы закрытых национальных сообществ, самоидентификации и интеграции — все это мыльный пузырь. Маркус это понимает, как и все наше поколение. Для многонациональных людей не существует никакого расизма.

— Никакого расизма, потому что все мы в одном и том же дерьме!!!

Однажды он прокричал это в лицо одному перепуганному фашисту, перед тем как расквасить ему челюсть. Честно признаться, он того заслужил.

Они стояли на платформе надземного метро. Маркус вежливо спросил у того парня:

— Простите, мсье, у вас не будет сигареты?

Я был там и помню все, как будто это было вчера: этот тип лет сорока в костюме, сухой и бледный, нервно бросил ему в лицо:

— Вот она, Африка, — одни попрошайки!

Он бы еще назвал его «ублюдком»! Чертова гремучая смесь! И тут: БАМ! Да-а, Марко — он такой. Ему немного надо, чтобы взорваться. Национальный фронт со своими вспышками отдыхает. Вообще-то он спокойный чувак, но стоит крови хлынуть в голову, как он взрывается. Один из тех, кто не может заткнуться и промолчать, когда проходятся по его национальности.

Моя полная противоположность. Легавые оскорбляют тебя, унижают, угрожают тебе? Пусть делают что хотят! Вот, что говорю я. Зато эти марионетки, вырядившиеся с головы до ног, не будут приходить к тебе домой, приставать с разговорами или штрафами за грубое обращение с полицейскими, не будут говорить, что за «удары и ранения, нанесенные сотруднику полиции» ты, мол, согласно уголовному кодексу, ответишь перед судом.

Я знаю, спасибо: судья едва ли позволит мне и слово вставить, она ничего и слышать не захочет. А полицейский в суде будет поджидать удобного момента, чтобы исподтишка злобно усмехнуться мне в лицо. Что ж, оскорбляйте меня! Какая разница? Потому что моя единственная радость — это свобода, а мое единственное оружие — это молчание… с невозмутимым лицом. Я много раз говорил об этом Маркусу, но у него не получается держать язык за зубами.

«Ну, ясен пень, что мне еще остается? Я у всех у них в печенках сижу. И они все об этом знают. Я рос среди цыган, как жареная сардина в томатном соусе, как свежая треска в пряностях, как удачный кускус, как кобра, которая опьяняет тебя и превращает в полного идиота. Мой чертов отчим долго вешал лапшу на уши моей матери и мне, пока она наконец не решила его кинуть. Это лучшее, что она могла сделать, иначе она бы окончательно засохла. Теперь каждый из нас пытается наладить свою жизнь в разных уголках Франции. Я пытаюсь склеить кусочки очерствевшего детства… Для меня не существует границ.

Жизнь показала мне свои препятствия, а все пережитое научило меня идти быстро, если, конечно, я знаю, куда иду. Поэтому меня уважают. Мне дают прозвища. Обо мне рассказывают легенды — иногда. Героические и частенько развратные легенды. Таким меня видят здесь. Большие и маленькие. Герой без всякой совести, герой, для которого не существует ни страха, ни закона. Жизнь — стерва, у нее нет времени на всякие там нежности. Играть роль Карнала в ее утонченной поэзии — нет уж, спасибо! Я хочу противостоять жизни. Я хочу то, что принадлежит мне по праву, и никто не пойдет искать это для меня».

Когда Маркус так нам говорит, мы все его слушаем. Всю его злость… все его безумие. Вся штука в том, что ты знаешь — это плохо, но все равно слушаешь и восхищаешься вопреки самому себе. Это как уставиться на «Славных парней» или «Крестного отца». Знаешь ведь, что это последняя мразь, и все равно любуешься этим типом, его поступками, его манерой говорить…

Мы знали отца Марко до того, как он всех кинул. «Здравствуйте!» и «До свидания!» — вот и все. Ничего больше об этом фрукте не скажешь. Бешеный придурок, буйный алкоголик. Мы все более или менее знали, что пришлось пережить из-за него Марко и его матери, и прекрасно понимали, что именно это сформировало его характер со всеми его буграми и впадинами.

«Не отступать!» — это был его девиз, который часто приходилось подкреплять ударом. Никакой школы, никакой учебы, приносить в дом как можно больше денег — ему в голову вдалбливали только это. Грубость, работа и никакого подчинения. Его мать не могла вступиться за его учебу. Под диктатурой своего очаровательного супруга-алкоголика она и слова не могла сказать. У Маркуса в жизни одна цель — вес. Он хочет иметь вес. Не только в финансовом плане. Парень жаждет уважения и признания. Но не за добрые дела. Он хочет, чтобы его уважали из страха.

Мы все недавно узнали, что Маркус ввязался в какую-то полицейскую заварушку вместе со стариками, как мы их называем. Но это была запретная тема. Мы никогда об этом не говорили.

Например? Например, однажды вечером любопытный Мехди, он же Мехди Фальзар, затеял в нашей компании этот бредовый разговор в стиле one-man show:

— Ну, Маркус, как там дела со стариками?

Маркус пристально посмотрел на него, молча, будто бы глубоко погрузившись в свои мысли, потом монотонно, но ядовито ответил:

— Не копайся в чужом грязном белье, если не хочешь наложить в штаны, Мехди.

После этих слов никто больше ничего не говорил, все друг за другом разошлись по домам, и только дверь хлопала в наэлектризованной тишине. Я остался один в этом холодном зале. Меня грел только женский голос в телефоне да сигарета, докурив которую, я тоже хотел свалить.

Любопытного Мехди называли «Мехди Фальзар-Панталон» из-за его широких штанов в американском стиле… Только он во всем нашем квартале носил такие брюки. Здесь носят в основном Levi’s 501, по старинке… но в американском стиле никто не носит, я только сейчас об этом задумался. Он говорит, что это, мол, «вопрос стиля». Мехди — мегадинамичный парень, супербыстрый на машине, пешком и на месте.

Он знает все, что творится в квартале, в стране, в мире. Он всегда в центре событий. Мехди — наша информационная база, справочная по злободневным вопросам.

Когда кто-нибудь возвращался из темных мест или из местечка под солнцем, он обращался именно к Мехди, чтобы узнать все последние новости нашего квартала. Сидя на скамейке, турист задает ему об этом квартале те же вопросы, что и вчерашний заключенный: столько всего происходит за день, за неделю, на главной авеню, на маленьких улочках — приезжие так любят смаковать все эти истории, что к концу их пребывания те становятся для них совершенно безвкусными. Поэтому Мехди открывает рот, когда хочет гордо проинформировать нас о том или ином событии в мире технологии, политики, экологии, спорта, кинематографа… не буду продолжать.

На эти темы завязывались споры. Иногда яростные и даже жестокие. До такой степени, что из-за них в полночь посреди зимы на балкон выходила какая-нибудь бабулька и кричала, чтобы мы успокоились. Мы всегда с уважением относились к старшим, поэтому начинали говорить тише, но каждый хотел быть первым: то Карнал, то Маркус, то Мехди, то Вато — четвертый из нашей тусовки.

— Ты тоже закрой рот! Говори тише, не видишь, что ли, старуха наверху рвет и мечет?

Мехди отвечал громко и отчетливо, чтобы она услышала:

— Извините нас, мадам, виноваты. Не беспокойтесь, мы больше не будем. Вы же не вызовете полицию, мадам?

Старуха отвечала сначала спокойно, а потом взрывалась истерическим крещендо:

— Пока нет, но если так будет продолжаться всю ночь, то да-а-а-а-а!!!

Тут-то и вмешивался я, приложив палец к губам и показывая парням «Тс-с!»:

1. Чтобы сложилось впечатление, будто все исчезли из коридора;

2. Чтобы услышать, как бабулька закрывает дверь балкона;

3. Чтобы удостовериться в том, что спор может спокойно продолжаться без энергичного вмешательства Ее Величества Королевы курятника.

Вато заключал:

— Спите спокойно, мадам, мы уходим. Спокойной ночи и еще раз извините нас.

Она отвечала так же спокойно, как и первый раз, это значило, что в конце фразы будет взрыв:

— Ну да, конечно, спокойной ночи…

Ее последние слова заглушал стук балконной двери.

Тем не менее в большинстве случаев это не мешало в процессе разгорающегося спора раздаваться громким возгласам. Это как в Национальном собрании.

И когда Королева курятника появлялась вновь, были возможны два варианта развития событий: либо мы подчиняемся и делаем, что можем, чтобы история не получила продолжения, либо разбегаемся кто куда, лишь бы спасти свою шкуру.

Например? Например, легавый, молодой Блэк, во время патруля на другом конце своей улицы — формальность, которую он выполняет каждый день в 17.00, — заявляет с сильным каркассонским акцентом:

— Почему, когда я проезжаю мимо, ты кривляешься, как обезьяна? Джунгли зовут?

Только послушайте, как он заговорил, грязный тип! Около десяти вечера, как раз когда мы с друзьями после ужина возвращаемся пешком из блинной, в пятом округе обычная проверка. Полицейские просят у нас документы, внимательно рассматривают мое удостоверение, а потом один из них говорит мне с тулузским акцентом:

— У вас написано «Валь-де-Марн», а это пятый округ — вам здесь делать нечего!

На этот раз в участок отправляется Вато, то ли из-за его страстной борьбы с несправедливостью, то ли из-за того, что ему просто не повезло.

Вато — четвертый из нашей команды. Заблудшая душа, дитя иммиграционной службы. Когда у всех остальных возникают сомнения, он в себе уверен… он магрибинец. Но мы-то знаем, что это Вато Локо из Южной Америки, поэтому мы и прозвали его Вато.

Математик от природы. Спроси у него, сколько будет 508x1046, через две секунды он ответит 531 368, а я считаю на калькуляторе и на это времени уходит в пять раз больше, чем у него. Я всегда ему говорил, что однажды отвезу его в НАСА. У Вато — мощный бицепс, он спортсмен высшего разряда, но парень он уравновешенный, несмотря на свое нелегкое детство и благодаря своим приемным родителям!

У Вато есть все, чтобы преуспеть: карьера боксера и публика, жаждущая завоевания. Только дай ему боксерские перчатки, он уже готов блистать. Черт, какой же он все-таки очаровашка! Ему так нравится собственный дендизм! У него всегда куча планов. Он рискует однажды утонуть в слезах всех этих блондинок, брюнеток и рыженьких. Он уже во власти собственного телефона.

Он всегда говорит только правду. Он не из тех, кто врет. Мы все знаем его теорию. Согласно его расчетам, чем больше душа и тело вступают в контакт с хорошенькими мисс, тем больше шансов найти свою жемчужину. Это вопрос статистики и вероятности.

И попробуй ему скажи, что любовь не имеет ничего общего с цифрами! Он ответит, что эффективность прямого удара в боксе усиливается в зависимости от времени и количества его нанесений. Вот уж правда ходячий калькулятор! Но по мне, он все же не только счетная машина.

У него всегда обо всем достоверная информация. Это тебе не последние новости от Мехди. Нет… Он всегда в курсе планов той или иной банды из нашего квартала, он знает в лицо только что поступившего на работу почтальона, он может сказать тебе, что вчера на твою машину выписали штраф или что ты месяц назад был с телкой в том или ином месте, а ты уже и думать забыл, как эту телку звали. Это его фишка: ты даже не подозреваешь, что он может тебя спалить. И только через два-три месяца он перестает тебе подыгрывать и говорит, что обо всем знал, глядя тебе прямо в глаза, — чтобы видеть твою реакцию.

Да, забыл уточнить. Вато вырос на последнем этаже отеля своих приемных родителей. Отель как отель, не шикарный, но и не убогий. Просто отель, где останавливаются всякие разные люди и происходят всякие разные вещи. Хорошая закалка.

Мы четверо как пальцы одной руки, не считая толстяка из нашей команды, который всех смешит тем, что таскает за нами свое пузо. Можно сказать, что пятый палец отрезали.

31 декабря 2005, 11 часов

Я спокойно сплю, мне снится сон: Дед Мороз принес мне в подарок принцессу, нежную, как шелк. Мы сидим и болтаем, наш разговор навевает мне мысли об удовольствиях неведомого рая. Вдруг она вынимает из невидимого кармана колокольчик и звонит в него, и тут он разрастается, разрастается, и вот уже нет ничего, кроме колокольчика!

Я в кровати; колокольчик, который разрушил прекрасный обряд, — это просто-напросто эхо входного звонка, сто тысяч раз отозвавшееся в моем сне…

Я иду открывать дверь, и в моей голове раздаются сто тысяч ругательств:

— Это что еще за сволочь? Проваливай! Предупреждать надо. Я сплю еще…

С первого слога я узнаю голос этой сволочи Маркуса:

— Хорош кривляться. С тобой по-другому нельзя.

Я открываю дверь. Башка у меня раскалывается. Мы смотрим друг на друга и ржем, мне всегда не хватало строгости. Он говорит мне:

— Ладно, я посижу, покумекаю полчасика тут, в гостиной, рядом с кучей пивных бутылок.

Уже начав собираться, я отвечаю ему из другой комнаты с высокомерием, которое не имеет к нему никакого отношения, — мне просто нравится такой тон:

— О, не беспокойся… И хватит болтать. Ты ведь меня знаешь.

— Да, именно поэтому я и беспокоюсь! — нервно выкрикивает он, но я-то знаю, что на самом деле он улыбается, потому что, как всегда, уверен в том, что говорит. Он любит покричать, чтобы окончательно обосноваться на чужой территории и дать понять, что последнее слово за ним. Этот парень — настоящий стратег.

Через полчаса Маркус веселит меня своими утренними приколами: мы ржем над прохожими на улице. У них такие рожи, что можно подумать, они идут совершать самоубийство! Коллективное или индивидуальное. А мы… не знаю, куда мы идем. Я знаю только одно: что у меня башка как гиря. В ней еще отзываются барабанной дробью звуки вчерашнего вечера. И еще я хочу есть… Маркус улыбается и говорит как нельзя вовремя:

— Ну что, толстяк, куда поедем есть?

— Поворачивай направо, а потом ты сам знаешь, к тунисцу.

— Тунисец… Они странные. Они меня раздражают, у них там все как в средневековье. Ты не хочешь сожрать на обед чего-нибудь китайского?

Конечно, этот всезнайка не поворачивает направо. Образ тарелки с чем-нибудь жирненьким, от которого я уже пустил слюнки, вдребезги разлетается в моем воображении. Я думаю о Момо, тунисце. О, его чертовы кебабы! А сэндвичи у него как домашние. После них есть долго не хочется! Он кладет туда картошку и даже мясо — ему по барабану. Греческие ресторанчики всегда пользуются спросом. Как только в квартале открывается греческая забегаловка, которой вкусно готовят, в ней яблоку негде упасть. Она превращается в «греческий дом молодежи», где тусуются все. Но теперь это уже не для нас… Пусть молодежь развлекается.

— О, да отстань ты со своим китайским. Эти китайцы меня по телику достали.

— Поверь мне, все равно скоро во всех нас будет течь китайская кровь… даже в твоих детях!

И снова последнее слово за ним! Дружеские разборки, куда повернуть — налево или направо, завершились тем, что мы поехали в китайскую забегаловку.

Смешение вкусов, закусок и горячих блюд — и все это без хлеба. Это тебе не магрибинцы, это китайцы. Маркус нажрался до отвала. Пока я молча доедаю, он закуривает самокрутку, и потом мы так же молча сматываемся.

Я по-прежнему не имею представления, куда мы направляемся, но мне лучше. Скажу честно, я нажрался, мой желудок доволен, и от этого мне хорошо. Шум в моей голове постепенно успокаивается.

Маркус едет спокойно. Мой взгляд прикован к дороге, я вслушиваюсь в жужжание мотора и уже готов заснуть… как вдруг раздается его грубый голос:

— А где все остальные-то?

Он выдергивает меня из путешествия в мир снов, и я с трудом пытаюсь выудить нужную информацию из глубин своего мозга.

— Я говорил с Вато по телефону. Он будет ждать нас у индийской лавки, а до Мехди я не смог дозвониться.

Молчание. Взгляд Маркуса прикован к дороге, но мысли его где-то далеко:

— Да, Карналито, надеюсь, Мехди не обиделся из-за прошлого раза. Но… ты ведь сам знаешь, молчание дорогого стоит.

— Молчание — золото, братишка. Да ладно, забей! Не заморачивайся по поводу Мехди. Ничего, все нормально… Мы все одна семья. Но иногда ты так молчалив, что мы начинаем сомневаться, доверяешь ли ты нам, Маркус.

В это мгновение он резко поворачивает руль с легкостью парижского хищника в поисках свободного места для парковки.

— Две минуты, толстячок. Мне нужно уладить одно дельце.

Я и слова не успеваю сказать, как Маркус уже на улице рядом с каким-то парнем. Они направляются туда, где их никто не увидит. Я сижу в машине, и курю свою индейскую трубку, и смотрю на облако дыма, напоминающее голубя. Я думаю о том, что жизнь похожа на сигарету — наверное, эта мысль посещала многие поколения людей. Маркус вновь появляется в моем поле зрения, рядом с ним Мехди. Это радует.

Этот тип — настоящий Энерджайзер! Хамелеон, который подстраивается под любые условия. Такому парню никто никогда не отказывает, ведь он такой классный. На его роже застыла вполне правдоподобная улыбка. Девиз этого гуляки — «Будь понахальнее, дружок… Будь понахальнее!». Шикарные вечеринки — это его фишка. Можете быть уверены, скоро мы увидим его на фестивале в Каннах или еще на какой-нибудь престижной тусовке. Народ его ценит, и особенно его пакетики с белым порошком. Но все же хорошо, что это не стало его профессией. Это всего лишь удобный способ зарабатывать столько, чтобы можно было тратить не задумываясь.

Спросите его, чем он хотел бы заниматься в будущем? Он ответит вам, что он хочет делать именно сейчас. Пока вы его спрашиваете о том, что он хочет именно сейчас, он уже так далеко в своих мыслях, что у вас создается впечатление, будто вы говорите со стеной. На самом деле он хотел бы быть актером. Когда-то он ходил в театральный кружок. Кружок как кружок, ничего серьезного, но он постоянно строил из себя клоуна. В один прекрасный момент преподаватель перестал понимать, кто из них ученик, Мехди или он сам… поэтому он его выгнал. Иногда Мехди ходит на кастинги. И заставляет нас ходить с ним.

С этим парнем я наделал кучу глупостей. Чтобы немного заработать, мы воровали всякие вещички. Это получалось само собой. Вдруг срываешься. Сворачиваешь пожитки. Раз, два, три — и все! Наплевать на все. Важно только то, что происходит сейчас. Полнейшая импровизация. Ну конечно, выкручиваешься как-нибудь, чтобы раздобыть машину, надо же на чем-то ехать. А потом все как покатит. Дадо, Дади, Дебрегч, Марко, К-p Уно, Фрипуй, оба Бека, Маркус, Нани, Муму, Вато, Дешамс, Мида, Мехди, Ибу, ну и другие… Все они могут рассказать вам пару-тройку таких же сумасшедших историй, случившихся несколько лет назад или накануне.

— Мехди Панталон, он же Мехди Фальзар! Здорово, друг! Ну что, хороший намечается вечерок, а?

— Ну что, малыш, как у тебя дела? Ремень пристегнул? Пристегнулся? Готов к вылету в Новый год? — спросил Мехди, садясь в машину.

— Вы только посмотрите на него! Да он на ногах еле держится! Он же вчера назюзюкался в стельку. Прямо даже не знаю, что с тобой делать.

Ну вот, теперь мы все в одной машине. Надо остановить их, пока у меня голова снова не разболелась:

— Вы меня затрахали. Я уже далеко отсюда, в 2037. Я уже вчера Новый год отпраздновал! Все это круто: расщепление, разбавление, кипение, только мне бы поменьше пузырьков в напитках, ладно? Понимаешь, о чем я?

Но мсье «за-мной-последнее-слово» снова принялся меня раздражать:

— Ага, принц-штукатурщик, у тебя клевые стишки. Но ты же знаешь, мы по жизни делаем то, что хотим. Жизнь — жестокая штука. Разве я тебя ничему не научил, а, Мехди?

— Слушай, заканчивай давай со своей философией, Карай! Лучше припаркуйся да открой дверцу своей колымаги: сейчас Вато нам покажет one-man show! Смотри-ка, на какую добычу он замахнулся. Вот тебе и Дон Жуан! Вот прикол, ты только погляди на эти его выкрутасы!

Вообще-то Вато задрал со своими выкрутасами. Нам пришлось ждать, пока он выразит все свои чувства, зажжет огонь страсти, покорит очередную сирену и укрепит тем самым несокрушимую веру… в самого себя.

Мне кажется, у Вато проблемы с женщинами. Или, как у всех нас, много маленьких проблем с жизнью. Его послушать, он каждый день влюбляется. Каждые две недели он встречает новую девчонку и каждые две недели с кем-нибудь расстается. У него то заканчивается, то начинается очередная любовная история. О’кей, все понимаю: он в поисках своей жемчужины, но за эти два года он бы мог уже целое жемчужное ожерелье нанизать!

Короче, у меня такое впечатление, что Вато ужасно боится, что в его жизни никогда не будет стабильности. А может, его подсознание грызет страх, что его бросят? А может, он просто такой горячий чувак, и не стоит забивать себе голову лишними вопросами?

13:31

Наконец номер телефона мисс у него в руках. Вато садится в машину, и мы сматываемся. Мне хорошо, я со своей тусовкой — это как раз то, что я люблю особенно: когда мы все в машине. Когда мы так едем куда-то, складывается впечатление, будто мы не теряем времени попусту и движемся по направлению к тому, что так давно ищем…

23:53

Атмосфера полной эйфории, хотя вечер и начинается поздновато… Кто-то отпраздновал Рождество со своей семьей, кто-то со своей второй половиной и ее родителями… А Маркус пригласил нас всех к себе, чтобы проводить Старый или, наоборот, встретить Новый год — тут уж каждый решает для себя.

Все красиво одеты, праздничный стол накрыт. Ах… Маркус! Да за этим брутальным видом скрывается настоящая домохозяйка! Это то, что называется «умение принять своих братанов как следует».

Мы разговариваем, ржем, но это только начало. Минут через двадцать мы выпьем по коктейлю, и начнется самое интересное…

Именно в этот момент понимаешь, как быстро летит время. Понимаешь, что уже не помнишь, как и с кем квасил на Новый год три года назад. Понимаешь, что воспоминания перемешиваются в твоей голове, и нужно чертовски сосредоточиться, чтобы восстановить ход событий. Вечеринка. Свадьба. День рождения в клубе или годовщина смерти. Трагические события сливаются со счастливыми, но благодаря шрамам на лице ты можешь вернуться в прошлое в мгновение ока. Со шрамами это просто: раз, и все! Зеркало тут же погружает тебя в самые противные воспоминания. Ты видишь в нем, как проходят месяцы, годы, забывая о том, что нужно наслаждаться каждой секундой. Как будто ты просто пассивный, инертный, бесцельный зритель. Но жизнь — это не фильм, который мы смотрим.

Приближается заветный час. В моей голове пусто, я словно составляю протокол всего происходящего: обратный отсчет, бутылка, поздравления, вылетающая пробка, четыре стакана и сорок четыре поцелуя. Обычно посчитать, сколько раз мы целуемся, не очень-то сложно. Например, вечеринка в Тулузе: тридцать четыре человека, все друг друга знают, сколько поцелуев получается? Если мы в Тулузе, то выходит: 34x33x2 = 2244 поцелуя за вечер, с легкостью ответил бы вам Вато через две секунды.

23:59

Вот уже совсем скоро двенадцать, и вся Франция превращается в этот миг в единый мир: все смотрят на часы или в телевизор. И видят себя, бегущие секунды, воспоминания и мечты о будущем. Маркус начинает обратный отсчет, и мы, как бараны, хором повторяем за ним:

— 5… 4… 3… 2… 1…

Бум!

Металлический звон стаканов. Макрус, покачиваясь, разливает что-то похожее на текилу и громко говорит:

— Давайте! Наконец пришло время.

К моему большому удивлению! В моей черепной коробке звучит эхо только что произнесенных слов, как будто мой мозг отказывается верить в то, что видят глаза: Мехди и Вато машинально подхватывают маски и начинают ходить по комнате. Я волнуюсь — то же чувство, когда тебя прижимают легавые и ты понимаешь, что сейчас тебя будут бить:

— Это че за базар?! Я че, один пойду на вылазку? Вы струсили, что ли?

У меня должно быть глаза навыкате, но я прекрасно понимаю, что все серьезно…

— Маркус! Ты все это затеял?! Вы же с ним не пойдете, правда? У этого парня с головой не все в порядке!

— Слушай, Карнал, успокойся. Доверься ему. Все идет по плану. И если это тебя успокоит, я уже не первый раз в этом участвую.

— Супер! Отличная новость! Мехди — продвинутый налетчик! Весело нам будет! Не очень-то ты меня успокоил, Фальзар… А ты, Вато? Ты же не сделаешь, как эти придурки? Тебе такая карьера светит, идиот! Ты что, в карцер хочешь или на кладбище? Я думал, тебя жизнь уже достаточно потрепала, чтобы ты понял наконец…

Еще более низкий тон — признак поражения. Вато отводит глаза, я осуждающе смотрю на него, я сбит с толку. Он бормочет:

— Посмотрите на него — уличный принц… Он может влезть в штаны Мехди. Ты же не будешь всю жизнь сопротивляться? Ты просто не сможешь.

Маркус медленно подходит ко мне со стволом в руке и, даже не глядя в мою сторону, продолжает:

— Мехди, ты берешь две черные сумки и четыре пустых мешка и кладешь их в багажник. Вато идет за машиной — он знает, где мы припарковались. Стартуем ровно через пять минут.

Я срываюсь, чтобы уйти.

— Вы знаете, что делать…

Маркус подпрыгнул, как кошка, заградил мне путь и приставил к моему горячему лбу свой холодный ствол:

— Что до тебя, Карналито, то ты будешь делать то, что я скажу.

Его рожа расплылась в приветливой, почти дружеской улыбке:

— Сегодня ты Патрик Суэйзи! Давай вперед, подбери эту чертову маску, пока я не передумал.

Самый настоящий шизофреник, честное слово! В одной фразе — две абсолютно разные интонации…

Ну все, теперь я влип. Шеф оркестра заварил свою кашу… а чтобы добавить во всю эту историю перчика, не предупредил одного из своих сообщников. Честно говоря, я бы предпочел, чтобы это была всего лишь кулинарная история. Я бы гораздо уютнее чувствовал себя — даже несмотря на то, что это и правда смешно — в фартуке и поварском колпаке, нежели в «этой чертовой маске».

— Псих, самый настоящий… — повторяю я, кидая мешки в грузовик вместе с Мехди и Вато. Или ему дали по маковке, и он рехнулся, или он реально так уверен в себе, что вообще ничего не боится. В общем, меня это никак не успокаивает. Передо мной мой первый настоящий кошмар, и у меня нет никакого выбора. Упершись руками в край стола, Маркус по пунктам читает нам свой план: каждая инструкция на отдельном листочке, и он раздает их участникам банды. Сам спокойнее, чем ученик на экзамене. Он, как хозяин, как начальник на стройке, хладнокровно раздает всем приказы. Кстати, этот перекошенный стол мы сперли несколько месяцев назад в такую же тихую темную ночь с одного предприятия (мы все прекрасно знали, как туда пробраться) по указке Маркуса, страдающего манией величия. Волки в стае ходят друг за другом, львы — никогда. Маркус — он, как лев, хочет есть больше других. Поэтому он и выделяется из стаи. Он, как «крестный отец», готов умереть ради того, чтобы управлять стаей, пока ему на смену не придет следующий вожак.

Я молча выполняю приказания. Настроение у меня как в те дни, когда работаю на стройке грузчиком: меня все раздражает, хочется сорваться и убежать, секунды превращаются в минуты, а минуты — в часы. Ну, и еще есть несколько отличий: во-первых, чувства эти немного сильнее. Во-вторых, в конце дня меня ждет совсем не то, что обычно. И в-третьих — и это самое главное, — все это время я вкалывал, как египтянин (в эпоху пирамид), а теперь рискую провести следующие несколько лет за решеткой. Я это все прекрасно понимаю.

— Почему вы мне ничего не сказали? Мехди? Мне все это как кол в задницу, братишка!

— Там куш на четыре с половиной миллиона евро под ключом, Карнал. Тут все пучком. Я тебя уверяю, он ценит, что ты здесь, приятель…

— Да плевать я хотел на бабки и на этого рехнувшегося португальца. Вы все с ума сошли, что ли? Мы вместе почти с пеленок, а у меня такое впечатление, что меня взяла в заложники моя собственная банда. Это гиблое дело. Ты говоришь, что вы уже проворачивали другие дела?

— Он тебя проверяет. Это ненадолго. Нас он тоже проверял. Так же смотрел на нас — но мы все еще здесь и уже сорвали неплохой куш!

— Он и ВАС проверял?! Я не ослышался? И ты мне говоришь об этом с такой вот улыбочкой?

— Этот парень — ас! У него до нас была банда. У него эффективные методы, все сто раз продумано. Для него это уже не первый раз. Конечно, он строит из себя главного, но так надо по правилам игры: в каждом деле у нас есть новичок. А после, когда все заканчивается, он становится своим.

Он прав. Лучше каждый раз иметь в банде новичка, это надежнее. А молчание — золото, правда?

Да, так оно и есть. Я ведь до сих пор не знаю, куда мы собираемся… что делаем… Мы собираемся ограбить банк или королеву Англии?! Я вообще ничего не знаю!

— Не дрейфь! Постепенно все узнаешь. Он нас всех так проверял, одного за другим. Он хочет, чтобы мы все потихоньку прошли боевое крещение, чтобы посмотреть, не смоемся ли мы. Правда, для тебя крещение будет тяжеловато. На этот раз дело у нас крупное. Если все сработает, то нам хватит на всю оставшуюся жизнь. А если…

— Мехди, оставь Карнала в покое хоть на пять минут. Дай ему изучить план. А сам пока проверь, все ли мы погрузили в грузовик.

— Уже проверил.

— По списку? Ты издеваешься надо мной, что ли? А? Я изучающее смотрю на раздраженного Маркуса и начинаю нервничать все больше и больше. Когда в моих руках оказывается один из листочков, которые раздает Маркус, я вдруг вспоминаю о том, что хотел сказать Мехди, чтобы завершить наш спор:

— Да, Мехди, в том-то и проблема, что в таких ситуациях всегда два «если».