— Ты зря ушла, — сказала Джей, подсев ко мне за ужином. — Было интересно. Монахи принесли аппаратуру, подключили к этим провода, надели что-то вроде наушников.

Наверное, будут воздействовать на них музыкой.

Джей хохотнула. Ее лицо выражало презрение к тем, неподвижно лежащим в больничной палате.

— Ты не знаешь, почему все собрались у фонтанчика? — поинтересовалась я.

— То есть? — Джей изобразила гримасу недоумения. — Лично ко мне с утра подошел монах и сказал, что надо придти в это место в определенное время. Ведь у нас есть часы.

Она постучала ногтем по круглому циферблату.

— Он попросил не удивляться ничему, и помочь, если будет нужно. Мало ли чем они занимаются, помимо нас…

Джей выглядела удивительно спокойной, безоговорочно доверяющей монахам. А ведь несколько дней назад она была явно встревожена происходящим.

— Ты изменилась, — заметила я. — Изменила свое отношение к Монастырю.

— А зачем переживать почем зря? Мне здесь нравится. Тут много странного, но, как показывает практика, ничего ужасного с нами еще не случилось… ничего ужасного не случилось со мной. Если нам все равно ничего не объясняют, но и не причиняют вреда, то беспокоиться не имеет смысла. Пусть делают свои выводы, а я поживу тут год на халяву. К тому же, я заметила, что монахи ценят тех, кто держит себя в руках. Принимают, практически, за своих. Мне это приятно.

Это звучала, как твердая, хорошо осознанная позиция.

— Тебя разве не напугали неподвижные люди?

— Вот еще! Как будто ты не знаешь, что монахи используют гипноз. Тем более, мне Женька рассказал про этих идиотов. Так им и надо.

Я чувствовала, что она права. Но вспомнила о пропавшем спортсмене-авиамоделисте, и спросила еще:

— А как же Игор?

— Мы же разговаривали об этом! — отмахнулась Джей. — Наверняка его перевезли в другое место и продолжают исследовать. А может, он нарушил правила и его выгнали.

Он тебе кто — друг или брат? Ты же не дергаешься, когда в газетах сообщают о пропаже людей.

— Но он был один из нас…

— И что теперь? Ты лучше скажи, как ты сама оказалась у источника, если тебя никто туда не звал?

— Так получилось, — отмазалась я. Похоже, загадки Монастыря действительно следовало принимать за обыденность, и перестать волноваться. Ведь люди и так живут в довольно неопределенном мире, и только для удобства договариваются о том, как этот мир следует воспринимать. Но к истине это никакого отношения не имеет.

Может, истина вообще не доступна человеческому сознанию целиком. Тут остается только верить… доверять окружающему, и если уж действовать — то по ситуации, а не согласно глобальному плану, расписанному на годы вперед.

Был и другой вариант, с ироничной горечью догадалась я: не доверять ничему и все время выкручиваться, пытаясь обеспечить себе гарантированную драгоценную безопасность. Но это бы вызвало слишком сильное напряжение, и жить сразу стало бы весьма невесело. Впадать в паранойю я не хотела. Я все же надеялась, что от Монастыря мне ничего реально плохого не прилетит. А что вообще могло быть плохого? Только мои собственные страхи, вызванные непонятно чем. Даже смерть не представлялась мне особенно страшной. Ну, умру — и умру. Когда придет время. В любом случае, это от меня не зависит. А то, что монахи мной манипулировали… я понимала, если бы своими методами они мешали мне достигать своих целей. Но разве у меня были цели? Ведь не зря я подписала контракт на целый год. Мне даже девать себя было некуда.

— Джей, почему ты поехала в Монастырь?

— Хочу изменить свою жизнь, — не задумываясь, выдала она, точно знала ответ заранее.

Я ждала подробностей.

— Я хочу стать мужчиной, — призналась Джей. — Я женщина только снаружи. Да и то…

Она провела руками над своим по-мужски крупным и сильным телом.

— Мне нравятся девушки. Только ты не пугайся. Почему-то многие считают, что нетрадиционная сексуальная ориентация — это главное, что есть в человеке, вроде меня. Но у нас, как у всех, жизнь любвными приключениями не исчерпывается. Для меня более естествен мужской способ действия. Возможность использовать свои мозги, — я ведь учусь в техническом вузе, и, наверное, буду писать диссертацию.

Впрочем, это все ерунда.

Она помялась, как бы не решаясь рассказывать дальше. Я внимательно молчала.

— Дело в том, что у меня был учитель. Один человек… Физически она тоже женщина, но одевается и ведет себя, как мужчина. У нее даже мужское имя: Алекс. Она решила стать мужчиной, когда осталась одна. Был муж, да сплыл. Некрасивая история, она очень болела потом. Но взяла себя в руки и решила стать сильной.

Решила стать другой… другим. У нее ребенок, между прочим.

Я хотела поинтересоваться, как ребенок относится, что его мама считает себя папой, но побоялась, что Джей тогда не станет рассказывать.

— К сожалению, у нее не хватает денег на операцию. У меня тоже. Но вдруг мне помогут в Монастыре? Пусть я стану объектом исследования по перемене пола. Это же очень интересно, как в результате такой операции меняется психология. Как думаешь, я похожа на мужика?

Она вскинула голову.

— Ты будешь очень красивым мужчиной, — честно сказала я.

По-моему, она и в качестве женщины была неплоха, несмотря на размеры.

— Так вот, — продолжила Джей. — С Алексом у нас была игра. Что-то вроде параллельного мира. В котором мы оба… обе — мужчины. Этот мир похож на наш, но в нем есть разветвленная тайная организация, которая контролирует культуру.

Похоже на масонский орден. А Алекс принадлежит к другой организации, подпольной, в чьи задачи входит первую организацию разоблачить. Но просто так людям не объяснишь, что они находятся под жестким контролем, они не поверят и будут только смеяться. Поэтому мы собираем информацию… Алекс для этого завербовал меня, поскольку я работаю на центральном телевидении, монтирую программы. Через наши программы, естественно, распространяются идеи, которые Орден хочет внедрить в сознании масс. Естественно, это делается не настолько тупо, как в рекламе, а гораздо тоньше. Есть определенная идеология, которая выгодна Ордену, потому что его члены хотят уйти в сильный отрыв от остальных — в плане технологий и возможностей, причем не только материальных, но и психологических. Они все очень талантливы, и Алекс восхищается ими. Но человеческая свобода, право человека на знания для него дороже.

— Интересно… Мне почему-то кажется, что Орден все это делает не для того, чтоб контролировать мир, а чтобы ему не мешали достигать больших успехов в развитии.

Ведь реально, например, наука зависит от общества: в нее вкладывается столько денег, сколько общество рассчитывает получить в качестве результата. И понятно, что за любые вложенные средства ученые должны отчитываться.

Я подумала о том, как же отчитывается о своих дорогостоящих исследованиях Монастырь. Ничего в голову не приходило.

— Точно! А Орден делает, что хочет, причем в огромных масштабах, но люди даже не подозревают… То есть, некоторые подозревают, но доказать это пока невозможно.

А ведь именно Орден внедрил идею о том, что любая гипотеза требует очевидных — объективных — доказательств. При этом сами они много работают на основе недоказанных предположений, потому что результат им важнее, чем раскладывание по полочкам всяких мелочей.

— Та-а-ак, — протянула я, широко улыбаясь. — Скажи мне честно, дорогая моя, что же ты делаешь в Монастыре?

— Молодец! — еще шире улыбнулась Джей.

— И ты не боишься?

— Видишь ли… Ситуация сейчас в таком состоянии, что мне уже все равно. — Джей подняла лицо и руку вверх и погрозила пальцем. — Если кто-то сейчас нас подслушивает, то выйдите и скажите об этом прямо!

Ответом была тишина. Мы уже давно сидели одни в полутемной столовой.