Лера медленно приходила в себя. В голове стоял шум, тело окоченело от холода. Она почти не чувствовала конечностей. Тело затекло и онемело. Девушка представления не имела, где она и что с ней происходит. Где-то капала вода, настойчиво и оглушительно. Если она выживет, то навсегда запомнит этот гулкий отдающийся эхом звук. Она открыла глаза. Темно и влажно. Она попыталась пошевелиться и застонала, ощутив боль во всем теле. Адеев приковал ее к стене, как проделывал это с остальными жертвами. Всматриваясь в темноту, Лера поняла, что находится не в подвале под разрушенной церковью. Это стразу уменьшило ее шансы на спасение процентов на семьдесят. Она отчаянно рванулась, и железные браслеты гулко звякнули и поранили нежную кожу рук. Липкий страх покрыл спину холодным потом. В ее темнице кто-то был. Она уловила легкое движение в нескольких метрах от нее. Внезапно вспыхнувший свет ослепил воспаленные глаза. Она пошевелила губами, силясь что-то сказать, но боль пронзила все ее существо, вырвав из ее горла болезненный хрип. Влажная прядь волос упала на лицо, закрыв обзор, но она не могла убрать ее.
— Проснулась? — мягко поинтересовался Адеев. Конечно же, он был тут, ее обезумевший надзиратель, беспощадный мучитель. Сердце девушки сжалось, горло перехватило от ощущение неминуемой расправы. Волосы лезли в глаза, но она разглядела его мрачную высокую фигуру. Он уже успел переодеться. Черный балахон скрывал его фигуру, но он не надел капюшон. Адеев хотел, чтобы она видела его. Неужели последним, что она увидит перед смертью, будет лицо ее убийцы?
— Я уже хотел разбудить тебя.
Лера нахмурилась. Чего это он такой ласковый?
— Сколько я здесь? — едва ворочая языком, спросила Маринина. Ей казалось, что рот занимает половину ее лица. И если верить ощущениям, то из нижней губы до сих пор сочится кровь. — И где я?
— Не беспокойся, милая, мы в этом уютном и чистом подвальчике пробыли не больше часа. К сожалению, у нас мало времени. Ты понимаешь, о чем я?
Адеев медленно приблизился к ней. Он двигался почти бесшумно. И у него было на удивление спокойное и осознанное выражение лица. Ноэль был прав, маньяк не безумен. Он четко следуют своему плану, а сейчас в его планы, как это не прискорбно, входило ее убийство. Максим был совершенно спокоен и уравновешен. Он лучезарно улыбался, словно собирался пригласить ее на Юга, а не исполосовать на кусочки. Наверно, ее должно радовать, что он спешит. Проще умереть сразу, а не мучиться в ожидании каждого его появления, после которого на ее груди будет появляться новый глубокий порез.
— Не совсем, поясни. — вспомнив о его вопросе, прохрипела Лера. Адеев смотрел на нее своими черными убийственно-пустыми глазами и безмятежно улыбался.
— Боюсь, что твой друг скоро выйдет на нас. Я постарался уехать подальше от Москвы, но для него не существует расстояний, не так ли?
— Ты о ком? — решила сыграть в дурочку Лера. Может, стоит потянуть время? Возможно, что Ноэль уже едет ее спасать, хотя она на его месте этого бы точно не сделала. Но сейчас речь была не о нем и его обидах, а о ее жизни.
— Уж конечно не об идиоте Раденском. Он бы и через десять лет на меня не вышел. Ты же знаешь, как работает милиция. Есть, пьет и бесчинствует, да взятки берет. Разве им да нашего брата.
— Ты так уверен в своей безнаказанности? — усмехнулась Лера, лицо ее дернулось от резкой боли.
Адеев дотронулся до ее губ платком и осторожно стер кровь. Интересно, зачем? Если скоро тут весь пол будет залит ее кровью.
— Не уверен. — Максим пожал плечами. — Ты притащила сюда своего экстрасенса. Придется линять из страны. Ты ведь сама понимаешь, что для закона его домыслы — фикция. А меня они не достанут.
— Ну-ну. Тебе не уйти. Неужели ты еще не понял, что это твое последнее злодеяние.
— Злодеяние? — в черных глазах отразилось искренне удивление. — Нет, дорогая. Я выполняю волю Господа. Я очищаю мир от подобных тебе. Это вы творите злодеяния. Вы возомнили себя выше Бога. Вы вмешиваетесь в судьбы людей и решаете, кому жить, кому умереть.
— Максим, послушай себя! Что ты говоришь! Воля Господа? Разве Бог благословляет убийство?
— Каждый день умирают люди. Такова жизнь, милая Лера. Бессмысленно умирают. Я не выношу бессмысленности. Смерть — это очищение. Ты должна радоваться, что я остановлю тебя сейчас, пока твои способности не погубили человеческие жизни.
— Мои способности? Если я и девушки, которых ты убил, обладали способностями, то почему мы все в разное время оказывались в твоих руках? Разве, обладая дьявольскими силами, мы не могли предугадать опасность?
— Бог защищает меня. Это очевидно.
Глаза Максима неожиданно наполнились ненавистью и злобой.
— Почему я до сих пор разговариваю с тобой? — прорычал он низким вибрирующим голосом. У Леры все оборвалось внутри. Сейчас начнется. Она отрешенно смотрела, как он достает длинный и острый металлический клинок из широкого балахона. Он зловеще сверкал в искусственном свете лампы.
— Потому что ты сам понимаешь, что я никакая не ведьма и не ясновидящая. Я даже не знаю, что это такое! — сделала последнюю попытку на оправдание Лера.
— Но зло внутри тебя. И я его достану. Очень скоро. — холодные губы скривились в злорадной улыбке. — Ты знаешь, что у твоей матери была маленькая наколочка на груди? — протянув руку, Адеев рванул тонкую ткань блузки. Пуговицы разлетелись во все стороны, и Лера услышала треск разрываемой ткани. Холодный воздух прошелся по обнаженной коже. Ледяной клинок завис в миллиметре от ее тела. Девушка скорчилась и вжалась в стену. Самое время закричать, но вряд ли это ей как-то поможет.
— Вот здесь, в ложбинке между грудей. — он надавил острым кончиком ножа, протыкая кожу, но из-за страха и холода, Лера не почувствовала ничего. Она посмотрела в глаза своему мучителю. Как она могла не увидеть этой зловещей пустоты в его взгляде? Непреклонность и беспощадность скрывались в жесткой линия губ. Слишком поздно бояться. Нужно с достоинством принять свою участь.
— Ты не кричишь. — он внезапно опустил орудие пыток, и испытывающее посмотрел на нее. — Не молишь о пощаде. Не пытаешься оправдаться. Они все кричали, пока последние силы не оставляли их. Я раздевал их догола, и они умирали в грязи и зловонии, обливаясь кровью и слезами. А я смотрел, как с каждой каплей жизнь вытекает из бесстыдных глаз. Я видел ужас и отчаянье. Они все раскаялись перед последним шагом в безмолвие.
— Это сильно смахивает на священную инквизицию, когда приговор известен еще до суда. — едва слышно проговорила Лера. — Мне не в чем каяться. Я не кричу, потому что знаю, что меня ждет. Я видела, как они умирали, и я не доставлю тебе такого удовольствия.
— Я не ошибся в тебе. — он улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. — Ты смелая. Особенная. Ты действительно не доставишь мне удовольствия своей смертью. С тобой умрет частичка меня. Не бойся, я все сделаю быстро. Я прихватил с собой шприц с обезболивающим. Один укол, и ты ничего не почувствуешь.
— Какое милосердие. С чего это ты так великодушен? — зло усмехнулась Маринина.
— Ты отказываешься? — холодно спросил он, скривив губы. Вот бы плюнуть ему в лицо, да во рту пересохло. Она обвела глазами свое последнее пристанище. Он даже прибрался для нее. Помещение было маленьким, без окон и дверей. Очевидно подполье или подвал. Стены выложены красным кирпичом, тщательно выметенный бетонный пол с испорченным ею ковром посередине. У одной из стен деревянная перекладина с полками, на которых в беспорядке валялись запчасти и комплектующие от автомобиля. Поземный гараж?
— Гараж сверху, а мы под ним. — проследив за ее взглядом, подсказал Адеев. — Ты правильно делаешь, что не кричишь. Тебя никто не услышит и не найдет. Я оставлю тебя здесь.
— Я бы не была так уверена. — саркастически заметила Валерия. Она решила сменить тактику и выдавила из себя понимающую мягкую улыбку. — Ты еще можешь помочь себе. Отпусти меня, а я скажу, что ты не виновен. Я объясню, что ты всего лишь жертва обстоятельств. Ты не виноват в том, что твоя мать приговорила своего мужа к смерти, чем навлекла проклятие на всю семью.
— Что ты знаешь о моей семье? Что ты знаешь о моей матери? — рассвирепел Адеев. Видимо, она наступила на больную мозоль. Продолжить или не стоит? Клинок снова оказался у ее грудной клетки.
— Расскажи мне. — не меняя тона, попросила Лера, вспомнив о своем психологическом образовании. — Я все равно ни кому и ничего уже не расскажу, а ты выльешь всю свою боль. Я хочу знать, ради чего умираю. Хочу понять твою ярость.
— Да, что ты способна понять? — он презрительно смерил ее взглядом. — Детдомовская шлюха.
— Ты ничего не теряешь. — спокойно ответила Лера. — Твоя мать обрекла тебя на страшное существование. Я знаю, что ты не был таким. Я видела тебя в своих видениях маленьким напуганным мальчиком, прижимающим к груди старую куклу. Ты знал, что она хочет навредить твоему отцу. Ты все слышал, так?
Максим колебался, растеряно глядя на нее. Рука его дрогнула, и он опустил клинок. Так, начало положено. Давай же, расскажи мне, выплесни свое негодование.
— Да, я слышал. — глухо ответил он безжизненным голосом. Отвернувшись от нее, Адеев закрыл ладонями лицо. — Я слышал, как она сказала, что мой отец не должен жить. А я так его любил. — он опустился на пол и замер в позе, выражающей глубокое отчаянье. — Я должен был сказать ему, предупредить, но был напуган. Я боялся ее и ненавидел. Я струсил. Я позволил им убить его.
— Ты был ребенком. — голосом, полным сочувствия, произнесла Маринина. — Ты не виноват.
— Конечно, не виноват! — воскликнул он ожесточенно, вскочив на ноги и разворачиваясь к ней. — Во всем виноваты вы! Чертовы ведьмы! Он бы жил до сих пор, если бы не Анастасия, эта шлюха Дьявола. И ты такая же, как она!
— Нет, я не такая, Максим. Я не знала своей матери. Почему ты думаешь, что авария не была случайной? Ты взрослый образованный человек, неужели ты веришь в эти сказки про порчу и проклятия?
— Мой дед вскоре покончил с собой, а жена брата умерла при родах. Это тоже случайно? — он, не моргая, смотрел на нее. Лера вздрогнула. Что-то близкое к сожалению колыхнулось в ее душе. Неужели после всех этих смертей она жалеет его? И все же это было так. Она видела только маленького испуганного несчастного одинокого мальчика. Теряя близких, он все это время винил себя за молчание, за трусость, вымещая свою злость на других. Он придумал себе миссию, которая помогла бы ему избавиться от ярости и чувства вины. И рядом не было никого, кто любил бы его, попытался понять и помочь, разглядеть боль в глубине темных горящих ненавистью глаз. В каждой женщине, доведенной его больным воображением до статуса коварной служительницы сатаны, он убивал, прежде всего, себя, слабого беззащитного мальчика, который не смог помочь своему отцу.
— Мне так жаль. — искренне прошептала Лера одними губами. В глазах ее задрожали слезы. Адеев услышал ее. Он дотронулся до ее щеки холодной ладонью, завернутой в латекс.
— Мне тоже. — сказал он с немой мукой в глазах. — Я хотел бы быть другим. Но вы не оставили мне выбора.
— Моя смерть ничего не решит. Ты не остановишься. Ярость снова вернется. Дело не в магии, не во мне, и даже не в моей матери. Это зло, как ты выразился, внутри тебя. Только ты сможешь помочь себе.
— Очень трогательно. — убрав руку, он холодно улыбнулся уголками губ. — Но хватит с меня мелодрамы. Ты все услышала, что хотела?
— Да. — разочарованно произнесла Валерия.
— Тогда пора умирать, любимая.
Он занес руку и резко провел ледяным лезвием по ее груди. Сверху вниз. Он вошел в ее тело глубоко и мягко, словно разрезал не плоть, а сливочное масло. Ей показалось, что она услышала, как металл заскрежетал, наткнувшись на кость. Лера сдержала крик. Боль была ослепительной, пронизывающей, лишающей сил и рассудка. Но она не закричит.
— Твоя мать была красивой. Ты не похожа на нее. Ты лучше. — глядя, как кровь быстро заструилась по ее телу, спокойно произнес Адеев. Он казался спокойным и сосредоточенным на своем действии. Аккуратно и четко, без эмоций. Лера не сводила глаз с окровавленного клинка. Он снова приближался к ней. Теперь уже боль не была такой сильной. Она привыкла к ней. Говорят, что в шоке люди не чувствуют боли. Но она чувствовала. Кровь стекала с ее груди на юбку, струилась по ногам, образовывая под ней лужицу, которая быстро увеличивалась. Страх ушел, оставив место отстраненности. Она больше не боялась умереть, она жаждала, чтобы все скорее кончилось. Безнадежность, отчаянье и желание освобождения от пульсирующей нечеловеческой боли. Есть ли смысл в ее смерти? Спасет ли это чьи-то жизни? Или она просто канет в пустоту, из которой нет выхода. Лера почти погрузилась в блаженное забвение, боль отступила, темнота засасывала ее. Это смерть? Или она просто теряет сознание? Но потом что-то произошло, и она вынырнула из состояния невесомости.
Сквозь красный туман, она увидела лицо Ноэля. Сердце ее забилось быстрее. Он нашел ее. Нашел. Она знала, что не умрет так. Но что это…. Холодный металл прижался к ее горлу.
— Я убью ее, если пойдешь. — кричит Адеев. Лера мотает головой, пытаясь отогнать надвигающуюся темноту. Сколько лиц. Откуда появились все эти люди. На их лицах написан ужас и…. Нет, только не это. Они уже приговорили ее. «Но я жива, жива. Что же вы стоите, спасайте меня».
Ноэль делает знак рукой, и люди, сжимающие в руках оружие, которое может ее спасти, отступают. Что же ты делаешь, Ноэль? Отчаянье сжимает ее душу. Куда делась боль? Она ничего не ощущает? Может, она уже умерла? Но она видит, видит Адеева. Лицо его исполнено первобытной злобы, в широко раскрытых глазах застыл ужас. Ноэль неотрывно смотрит на него, нож у ее горла дрожит. Кажется, теперь она понимает начинать, почему Ноэль приказал людям остановиться. С криком нечеловеческого отчаянья, Адеев роняет длинный металлический клинок, и он со звоном ударяется о бетонный пол.
— Ах, ты дьявольское отродье. — свирепо вопит Адеев и бросается на Ноэля. В поле зрения Леры попадает Раденский, в его руке пистолет. Сейчас они его убьют. Убьют маленького одинокого никем не понятого мальчика.
— Нет, не надо. Не убивайте его. — этот крик отнимает у нее оставшиеся силы. Последнее, что она видит это потрясенное лицо Ноэля, в его глазах усталость, недоумение и боль. Тело Адеева медленно оседает к его ногам. Все кончено…. А теперь в туман.