I

Осиротевшего Васю поезд увозил из полустанка в большой город, в детский дом. Пока, сопровождающая его тетя Оля, соседка и подруга мамы, обустраивалась — стелила простыни, прятала вещи от обнаглевших жуликов, знакомилась с попутчицами, — мальчик смотрел из окна вагона и время от времени восклицал:

— Тетя Оля, посмотрите!.. Дома и деревья бегут навстречу поезду!..

— Вася, ты уже не маленький, чтобы говорить такие глупости! Это тебе только кажется…

Затем тетя Оля подсела поближе к мальчику, ласково погладила его по головке и стала расхваливать перед попутчицами:

— Не думайте, что мой Василек такой непонятливый. Для своего возраста он даже слишком умный. Весь — в мать! Бедная, чему только она его не учила, пока была жива…

Оля прослезилась. Старушка, сидевшая против нее на нижней полке, прервала вязание и посмотрела на мальчика поверх очков.

— Да, слишком рано он осиротел, хотя в войну, помню, бывали случаи и пострашнее.

— И мой папа погиб на границе! — вмешался в разговор Вася, услышав о войне. — Начальник заставы о нем так и сказал: «Родина не забудет своего героя».

Васе хотелось поговорить еще о папе, но тетя Оля оборвала его на полуслове:

— Как же!.. Не забыла… Четыре месяца канителили с пенсией на кормильца, пока не довели до гибели и вдову.

Мальчик украдкой вытер со щеки тети Оли очередную непрошеную слезинку и шепотом попросил:

— Может, не надо о маме, а?..

— Вася! Об этом надо кричать на весь мир! Кричать! Чтобы офицер на границе месяцами не получал зарплату?! Чтобы дети стали мечтать о куске хлеба!

В глазах мальчика были страх и мольба. Он не хотел, чтобы кто-нибудь думал о его матери плохо, ибо слышал на ее похоронах одни упреки в ее адрес. «Не подумать о сыне! Как же ты могла?» — спрашивала покойницу та же Оля.

— А что случилось с его мамой? — спросила девушка с верхней полки и протянула Васе пачку печенья.

— Золотая у него была мама. Учительница музыки, но после смерти мужа осталась без работы с таким мальцом на руках, и сломалась, да настолько, что однажды не вернулась с его могилы…

— Моя мама не сломалась вовсе! Она замерзла! Ее положили в гроб в тоненьком платьице и туфельках! Надо было согреть ее, пальто надеть, — пояснил Вася и не хотел, чтобы Оля говорила о том, как мама в последние месяцы пила и плакала, плакала и пила, а в один вечер ушла на кладбище и осталась на могиле Василия. Так звали Васиного отца.

Старушка достала из сумки пирожок и сказала:

— Ешь, сиротинушка. Дорога тебя ждет ухабистая, — потом спросила, куда они направляются.

— В детдом, — тихо ответила Оля, — у него есть дядя по матери, но он учится в военном училище.

— Дядя Костя приедет за мной через три года! В телеграмме так написано, — похвалился Вася.

— Какой ужас! — воскликнула старушка. — И раньше детские дома были душегубами, а нынче это беда, да и только!

— Что поделаешь, — пожала плечами Оля. — Своих двое, да кормить их нечем. Хорошо, родители мужа нам помогают, не то, не знаю, как бы мы выживали.

— В детдоме хорошо! Там варят каждый день борщ и дают хлеб! — грустно улыбнулся Вася.

Взрослые заспорили, и мальчик приступил к еде.

— Если бы я была президентом страны, то первый указ бы издала о сиротах! — сказала девушка и добавила: — Всех детишек бы раздала по миру и закрыла бы сиротские дома.

Оля и старушка возразили. Ох уж эта молодежь! Нельзя раздавать сирот по миру. Это будущее страны!

— Если думать о каждой сироте, то они бы смогли заполучить заботливых опекунов, росли бы в семьях, учились бы и жили в странах, где соблюдаются права граждан! — объясняла девушка и спросила: — А что ждет Васю? Детдом, интернат и — улица! Или ему, как сыну погибшего офицера, предоставят жилье, помогут определиться на учебу?

Оля и старушка стали ругать «нынешнее начальство», которое «начисто забыло о нуждах своего народа» и занято разворовыванием нажитого. Тетя Оля надеялась, что так долго продолжаться не может.

— И Васю заберет со временем Костя. Брат матери все же! Отыщет его и увезет, — уверяла Оля.

— А я подарю ему фуражку папы! — сказал Вася.

Он забрал с собой фуражку отца. Хотел еще и карточки своих родителей, но тетя Оля их отправила посылкой Косте, чтобы тот их сохранил для мальчика и выхлопотал пенсию.

 

II

Вася прожил в детском доме полтора года и к той весне уже находился в выпускной группе. Осенью их должны бы отвези в интернат, и он бы там начал учиться.

Мальчик уже перестал скучать по родителям, отошли куда-то в туман их образы. Вася уже не требовал от воспитателей, чтобы перед сном детишкам читали сказки или включали тихую музыку, как это делала его мама. Он больше не требовал вилку и ел котлету, как и все другие, большой столовой ложкой.

Вася быстро адаптировался в новой жизни. Он понимал, что настали «тяжелые времена», и кашу чаще варят без молока, чай подают без сахара, а ночью в спальне холодно. Мальчик жил, как все. Одно было тяжело Васе: он не мог привыкнуть к неправде, к несправедливости и потому прошлой осенью сбежал из детдома. Тогда разразился скандал из-за того, что воспитательница обвинила мальчика в воровстве. Вася был дежурным в тот день, помогал няне накрывать на стол в то время, когда все остальные дети группы ушли гулять. Тогда и пропала из сумки воспитательницы шоколадная плитка. Вася плакал, доказывал, что не крал, но ему не поверили. Наказали, и это бы он перенес. Но мальчик имел глупость поклясться матерью для убедительности, а воспитательница возмутилась:

— Замолчи! Противно слышать о твоей матери-пьянице!..

Это было больно.

Это было несправедливо. Мать Васи пила только в последние три-четыре месяца…

Вася скитался по базару, просил милостыню, спал где попало, пока его не поймала милиция и снова не водворила в детдом.

 

III

Пришла теплая и ласковая весна. Зацвели деревья. Дети сняли тяжелую зимнюю одежду и надели легкие курточки.

В одно теплое весеннее утро Вася со своими ровесниками играл в прятки, когда возле калитки остановилась милицейская машина, и дяди стали выгружать коробки.

— Опять что-то отобрали у горе-продавца и привезли нашему начальству, — сказала воспитательница группы.

— Нина Владимировна! — подошла к ней няня и спросила: — Может, и нам перепадет что-нибудь?

Вася послушал, о чем говорят взрослые, и сам решил поговорить с милиционерами.

— А что в коробках? — спросил он.

— Апельсины, — ответил один из них.

— Кому? — поинтересовался мальчик.

— Как кому? Детишкам!

— По долечке? Зимой нам давали по долечке! Вкуснятина! — пояснил мальчик.

— Тут много! Достанется всем по две штуки!

Вася обрадовался, за одну минуту обежал весь двор и сообщил детям, что и по сколько штук на каждого привезли «дяди милиционеры». Дети окружили картонные коробки плотным кольцом, и дяди хотели раздать им апельсины «тут же», но, вышедшая из здания, тетя Зоя не разрешила:

— Нельзя детям давать немытое! Да и надо все оприходовать, а потом внести в меню.

Но прошла неделя, и дети стали забывать об апельсинах. Только Вася по нескольку раз в день спрашивал всех взрослых: «А когда нам раздадут апельсины?» и доказывал, что дяди их привезли для детей.

— Это несправедливо! — кричал он до тех пор, пока его не наказала Нина Владимировна.

— Постой в уголочке и забудь об апельсинах! Заладил одно и то же! Что ты за человек?!

Вася был умным ребенком, и «забыл» бы после этого про апельсины, но так сложились обстоятельства, что он вспомнил о них, в самое неподходящее для взрослых детского дома время.

В тот день дети сидели и обедали, когда к ним заскочила медсестра с перепуганным лицом и сообщила, что к ним едет комиссия.

— Ужас! Вот сейчас? — спросила Нина Владимировна.

— Завтра! Надо все вычистить, привести в порядок! — сказала медсестра и побежала в соседнюю группу.

За ней пришла методист и просила не подвести начальство: привести в порядок документацию, повторить с детьми стишки…

— С ними будет Людмила Васильевна, а ее не проведешь.

— Зануда! Копается, будто от знаний наших детишек зависит все ее будущее! — нахмурила брови воспитательница.

Вася спросил:

— А гостинцы нам принесут?

— Кому что, а нашему Профессору подавай гостинцы! — рассердилась на него Нина Владимировна.

— Не знаю, Вася! — пожала плечами методист, — наверное, нет… Наш министр беднее нас, откуда у него деньги на гостинцы!..

Лена нахмурила брови и стала убеждать, что у взрослых всегда много денег, и министр мог бы угостить их жевачками. Егорка не согласился с ней: жевачку пожуешь и выплюнешь, а комиссия могла бы подарить им фишки.

— Фишками можно играть всю жизнь!

— А я хочу апельсин! — вздохнул Вася, но разговоры детей прервались. Все вдруг закружилось, будто налетел невидимый ветер. Дети побежали в спальню и стали менять постельное белье, потом их купали, стригли ногти, позвали парикмахера. Взрослые гладили новые вещи, примеряли их. Васе досталась рубашка с белыми корабликами и шорты с карманами. Лена была рада синему платью «клеш».

— Банты нам повяжут завтра, — сказала она.

— Волос ведь нету! — удивился мальчик.

— Ну и что! На коротенькие волосики прикрепят. Потерпим, зато красиво с бантом! Если бы у меня были такие длинные ресницы, как у тебя…

— Ленка! Не надо! Зимой на них садятся хлопья снега! Зачем они нужны?

— Не знаю! Для красоты, наверное. Иначе зачем еще?

Вася этого не знал.

— А еще Профессором прозвали! Ты должен все знать! — упрекнула его Ленка и убежала.

После дневного сна, детей повели на прогулку. Нина Владимировна «закрепляла» с детьми знание деревьев, перелетных и зимующих птиц, виды транспорта и правила уличного движения.

— Вася, вся надежда на тебя! — сказала ему воспитательница.

— Вася не все знает! Не знает, зачем девочке нужны ресницы! — доложила Ленка и добавила: — Правда, чтобы было что красить черной тушью?

Нина Владимировна не ответила. Детям пора было заходить в помещение.

В групповой комнате разразился скандал. Няня выметала из спальни «драгоценности» ребят, которые хранились под матрацами. Первой заголосила Ленка:

— Мамины открытки! Зачем выбросили мои открытки?! — закричала девочка и стала их собирать.

— Почему мои фишки в мусоре? Мне их купил дядя! — бросился к куче мусора Егорка.

Кто-то хватал свои фантики, кто-то высушенные цветочки или картинки.

— Медсестра велела выкинуть из-под матрацев весь хлам, — сказала няня и посмотрела на воспитательницу.

— Правильно сделала! Не слушайте их! — рассердилась на детей Нина Владимировна и приказала: — Выкиньте все! Кому говорю?!

Ленка заплакала и стала уверять ее, что открытки очень красивые, на них нарисованы зверюшки и цветы.

— Все выкиньте!

Егорка плакать не стал. Он спрятал фишки за пазухой и вывернул карманы:

— У меня ничего и нет.

Другие последовали его примеру. Не мог спрятать фуражку отца лишь Вася. Он держал измятую, искореженную под матрацем, фуражку в руках, и когда воспитательница остановилась возле него и потребовала выкинуть «тряпку», сказал:

— Фуражку на пол не брошу!

— Как ты надоел мне! — выругалась Нина Владимировна, выхватила фуражку из рук мальчика и выбросила ее в открытое окно.

В это самое время Ленка подбежала к воспитательнице и спросила:

— Можно пойти к медсестре? Мне пора пить лекарство.

— Иди! — махнула рукой Нина Владимировна, а Васе велела стать в угол и пригрозила, что она привяжет его к шкафу, если он по-хорошему не понимает.

Вася стоял в углу между шкафом и подоконником. Он не плакал. Мальчик говорил про себя со своим отцом: «Я не люблю Нину Владимировну! Не думай, я не боюсь ее, но она сильнее меня! Вот вырасту, стану как ты военным, и тогда она посмотрит, что я с ней сделаю! А фуражку твою я отыщу! Отыщу, назло ей!..»

— Ты будешь просить прощение? — тихо спросила Васю Марья Васильевна, их няня.

— Нет, — ответил мальчик.

— Попроси прощение у Нины Владимировны и садись за стол. Ужин ведь стынет, — просила она.

— Не буду.

— Мне не дождаться от него извинения! — сказала воспитательница и велела ему сесть за стол.

В это время пришла Лена. Она подсела к Васе и сказала:

— Я собрала у мусорного ящика свои открытки! Вот они! — показала на свой карман. — И фуражку твою вытащила из лужи. Она в твоем шкафу.

Обрадовался Вася. Синие глаза его засверкали радостно, и он сказал:

— Я буду любить только тебя! Ладно?

— Хорошо, — согласилась она и захихикала.

 

IV

Комиссия приехала на второй день, сразу после завтрака. Нина Владимировна усадила детей за столы и хотела повторить с ними пословицы и загадки, но методист зашла в групповую и велела, чтобы дети спустились в музыкальный зал.

— Пока гости с начальством нашим обходят помещения детдома, всем ребятам велено собраться в зале, — сказала она.

Подготовишки взялись за руки и парами спустились в зал. Воспитательница подозвала Васю и Егорку.

— На вопросы гостей будешь отвечать громко и без глупостей! — сказала она Васе.

— А если попросят рассказать стихотворение?

— Стих расскажет Егорка, если попросят. Для этого большого ума не надо! А ответить на заумные вопросы сможешь только ты и будь внимателен, — предупреждала воспитательница.

Вася немного смутился. Обычно проверяющие спрашивали «что из чего сделано?», либо интересовались животными и птицами. Конечно, совсем недавно он сплоховал, и Нина Владимировна поругала его, когда на вопрос методиста: «Чем отличаются домашние животные от диких?» ответил, что первые умеют мычать, лаять и мяукать, а вторые разговаривают как люди. Телевизору поверил! Мультфильмов насмотрелся…

Тут заиграла музыка, и дети стали петь, потом Егорка рассказывал стихотворение про маму.

— Егорку дядя отвезет в больницу, и он расскажет свое стихотворение маме, — сказала Ленка.

— Врет он про больницу и маму. Я сам слышал, как Марья Васильевна пожалела его маму! Она у него в психушке, — сказал Вася.

— А психушка по-твоему что?! Не больница?

Вася пожал плечами.

Разговор их на этом прервался. В зал вошли гости, и директриса представила их детям. На седого мужчину сказала, что он министр народного образования, на молодую женщину в красивом синем платье показала рукой:

— Инспектор народного образования Людмила Васильевна!

— Зануда! — тихим шепотом ответила на это Нина Владимировна.

— Это как понять? — шепотом спросил ее Вася, но ответа не последовало. В это самое время вошли в зал мужчина с черными усами, а за ним молоденькие ребята внесли большие бумажные мешки.

Министр поздоровался с ними и сказал:

— Хорошо, что вы подоспели!

— Я же обещал! — улыбнулся ему усатый.

Директриса «сладким» голосочком сообщила:

— Родненькие мои! Славные мои детишки! Спонсор Руслан Александрович привез вам всем сладости! Скажите ему «спасибо».

— Спа-си-бо! — дружно ответили дети, затем сорвались с мест и окружили мешки.

Парни только успевали вручать мешочки со сладостями. Лена и Вася побежали, сели на стульчики и сверили содержимое кульков.

— Здорово! Все одинаково! — обрадовался Вася, но еще подозвал и Егорку, у того оказалась пачка печенья с другой надписью.

— Смотри, она не больше и не меньше наших! — успокоила Васю Лена.

Все дети получили подарки, и воспитательницам пришлось пригрозить, что отберут их, если они не сядут и не успокоятся. Подействовало, хотя очень хотелось каждому приступить к еде: печенья, конфеты, батончики и по апельсину…

Министр спросил:

— Вас кормят хорошо?

— Да-аа!

— У вас тепло?

— Да-аа! — хором пропели дети.

Тут директриса и сказала:

— Мы-то все делаем для детей! Сами видите: они чистые и накормленные. Но о нас все позабыли! Месяцами не получаем зарплату, деньги на питание не отпускаются! Никто нам не помогает!..

— Неправда! — раздался звонкий голосочек Васи, и все посмотрели на мальчика, который уже шел к гостям. — Неправда! Недавно милиционеры привезли нам апельсины! Целых пять коробок! Сказали по две штуки на каждого…

— Вася! — завопила Нина Владимировна и направилась к мальчику, но инспектор подозвала Васю, обняла и спросила:

— Что, ни одного апельсина детям не дали?

— Не дали! А милиционер сказал, что привезли их детям!

Директриса рассердилась на «ябедника» и потребовала не придавать значения его словам. Однако проверяющие сочли нужным выслушать до конца маленького детдомовского правдолюбца.

И он продолжил:

— Нина Владимировна сказала, что когда-нибудь лопнет брюхо директрисы, как у волка! И выскочит из него не Красная Шапочка, а пять картонных коробок с апельсинами! Вот будет здорово!

Засмеялись только детишки и Людмила Васильевна.

Детей сразу отправили в групповые комнаты с нянями, а гости решили поговорить с хозяевами.

О «предательстве» Васи услышали все сотрудники. Одни ругали его, другие хвалили, а Марья Васильевна сказала:

— Бедный мальчик!

— Что теперь будет? — заглянула к ним соседка.

— Ничего не будет! Ворон ворону глаз не выклюнет! Начальству нашему пришлют еще одну грамоту! Муж ее тоже сидит там, наверху! — сказала няня и показала пальцем в потолок. — Вот Нину Владимировну уволят с работы, а Васю накажут…

Вася не дослушал. Он быстро собрался: надел куртку, ботиночки, сунул в пакет свои гостинцы и фуражку отца и убежал из детского дома. «Скорее на вокзал и сесть в поезд! Иначе снова схватят и приведут сюда!» — подгоняли его тревожные мысли.

 

V

На железнодорожном вокзале было многолюдно, и затеряться среди множества народа. Васе большого труда не составляло. Не удавалось сесть в вагон. Проводники отгоняли его прочь, пока он не догадался пристроиться за бедно одетой тетей и перехитрить всех.

Вася целый день бродил из вагона в вагон. Поел свои гостинцы, а на ночь устроился под столом в вагоне-ресторане. Обнаружили его на второе утро и хотели высадить на небольшой станции.

— Тетенька, мне надо ехать до конца! — умолял Вася. Ему хотелось попасть в большой город с базарами и вокзалами, чтобы было где жить и питаться.

— Убирайся! Убирайся, тебе говорят! — гнала его проводница.

В это время к вагону подошел милиционер и тревожно засвистел:

— Гражданочка! Никого тут не высаживай! От этих бродяг житья нет!..

— Мне он тоже не нужен! Пусть убирается! — пуще прежнего заорала проводница.

Тогда милиционер решил показать ей, кто хозяин на этом перроне: он схватил мальчика за шиворот и силой затолкал его в переполненный тамбур вагона, приговаривая:

— И чтобы глаза мои больше тебя не видели на этой станции!

Вася был рад такому исходу дела. Он побежал по коридору вагона к своим знакомым попутчикам и по их совету спрятался на одной из верхних полок.

Поезд прибыл на станцию назначения рано утром. На огромном вокзале было многолюдно. Продавцы открывали свои ларьки, разгружали товар.

Вася имел опыт беспризорной жизни и понимал, что среди множества народа надо искать себе подобных. Он шел по залу ожидания, всматривался в лица и безошибочно находил пьяниц, но те гнали его прочь беззлобным коротким словом:

— Пошел вон!

Один старичок в измятой соломенной шляпе протянул мальчику корочку хлеба:

— Мне его не прогрызть! Ешь.

— Спасибо.

— Бродяга? — спросил старичок.

— А как вы это узнали? — удивился Вася.

— Много лет прожил на земле, — ответил старичок и крикнул в сторону угловой скамейки: — Карпыч! Тебе не нужен помощник?

Вася понял, что Карпыч спит, раз его не видно, и побежал к нему сам. На скамейке, действительно, спал мужчина, подложив под голову телогрейку. Возле него на полу стояли деревянные протезы-ноги, обутые в ботинки.

— Ух ты! — удивился Вася, присмотревшись к руке спящего, на которой был нарисован синей тушью якорь.

Карпыч приоткрыл налитый кровью «бычьий» глаз и пробормотал толстыми губами:

— Мал еще.

— Вы не смотрите, что я маленький! Я умный! И сильный! В детском доме меня прозвали Профессором!.. Еще я умею петь! И просить милостыню жалобным голосом!

— Прочирикай песенку, — не открывая глаз, попросил Карпыч.

Вася не заставил себя ждать. Он бросил пакет с фуражкой отца на скамейку, расставил ноги для удобства и запел:

Карпыч поднял руку: хватит, мол. Испугался Вася, что не понравился толстячку и начал уверять, что знает много песен и может их петь хоть целый день.

— Фальшивишь, браток! — сказал Карпыч, сел на скамью и бранился самыми непристойными словами.

Мальчик сделал вывод, что бранится, потому что разбудили его раньше положенного срока.

— Карпыч! Ты давно у нас не гостил! — обрадовалась ему уборщица и спросила, как у него идут дела на новой работе? — Говорят, разбогател!

— Говорят, на луне кур доят! — проворчал Карпыч и принялся цеплять протезы к ногам.

— Он вчера отмечал день рождения друга! Всех угощал, да и сам набрался, — говорил старичок.

Карпыч, прихрамывая на обе ноги, медленно пошел в сторону туалета, а уборщица улыбнулась ему вслед:

— Золотые у него руки! Лучше бы оставался тут и веселил своей игрой пассажиров.

— И тут рэкетирам надо платить и там! Бунтует Карпыч против их произвола, и это к хорошему не приведет, — был убежден старичок.

— Мальчик у него был в помощниках, куда тот подевался? — интересовалась уборщица.

— Забрали у него мальца! Его начальству понадобились малолетние распространители «чернухи»…

Карпыч вернулся. Черно-белая седая борода была аккуратно причесана, и волосы не торчали более во все стороны, а, приглаженные водой, поблескивали.

— Идем, Профессор! — усмехнулся Карпыч, шумно и весело попрощался со своей «публикой» и пошли. — Топай за мной, да помалкивай. У меня раскалывается башка и пока не вылечусь, я не человек.

Вася молча кивнул и с телогрейкой Карпыча, со своим пакетом, шел за новым знакомым, и в синих глазах его была радость: он больше не один, более того, новый знакомый его человек необычный.

Рабочее место Карпыча оказалось на углу большого базара под огромной акацией. Он остановился возле дерева и крикнул в сторону красного ларька:

— Красавица!

— Карпыч!? Так рано? — спросила молоденькая блондинка, высунув голову из окошка.

— Кто рано встает, тому, говорят, Бог подает! — усмехнулся Карпыч и велел «все передать» мальцу.

Вася принес старое сиденье от мягкого стула и положил его на камень под деревом, застелил сидение еще и телогрейкой, после чего уселся на свое место Карпыч. Он снял ноги-протезы и поставил их по обе стороны от себя. Затем выпил три баночки пива и, когда «перестала гудеть голова», послал Васю за своей «радостью».

Красавица передала Васе баян и попросила не уронить.

— Не уроню. Я сильный, — улыбнулся ей мальчик.

Познакомились. Девушку звали Мариной. Она очень любила детей. У нее тоже был ребенок. Девочка Олеся.

— Приходи, накормлю. Карпыч всегда щедро платит.

Вася отнес баян, затем поел у Марины, а когда над базарной площадью разнесся радостный «Севастопольский вальс», мальчик побежал к Карпычу и смотрел на его пальцы, пляшущие по блестящим пуговичкам баяна, как завороженный.

— Ух ты! — прошептал мальчик, как только музыка смолкла.

— Спасибо тебе, Карпыч! — крикнула ему лоточница.

Махали гармонисту и другие продавцы, улыбались.

Упали первые денежки в картонную коробку Карпыча.

Базар только собирался. Машины с товаром въезжали в синие ворота, катили тележки с ящиками и мешками, носили большие сумки. Продавцы спешили, а редкие утренние покупатели шли неторопливо, останавливались возле Карпыча, слушали его игру, хвалили «мастера», и тот благодарил их. Песни же Карпыч пел только на заказ.

— Карпыч! Давай про ямщика! — крикнул ему продавец из машинного ряда и велел прислать кого-нибудь за деньгами. Вася сбегал и принес. И лоточнице он спел за деньги, но уже про «бродягу», для деда из высотного дома он спел про «тюрьму-разлучницу, и неба в клеточку» бесплатно. Тот смотрел в окно, затем долго благодарил Карпыча и обещал поставить за него свечку в церкви.

Прохожие же бросали деньги в коробку, и Карпыч их время от времени выбирал, сортировал и рассовывал по карманам.

— Вот такая у меня работа, Профессор, — сказал Карпыч и закурил.

— Здорово у вас получается!

— И у тебя получится. Вот только поставлю твой голос и научу петь с чувством! А голосок у тебя — чистое золото.

Вася не мог понять мудреных слов Карпыча, но сердце его наполнилось нежностью к этому небритому, с виду грозному толстяку.

Уже ближе к вечеру Вася и Карпыч спели вместе про козленка.

— Петь ты не обучен! — разозлился Карпыч.

— Могу просить милостыню!

— Не смей! Мы с тобой не попрошайки какие-нибудь! Мы — трудящаяся творческая интеллигенция и должны зарабатывать деньги!

Мальчик облегченно вздохнул: просить он стеснялся всегда. А все поручения Карпыча он старался выполнить быстро: принес ему сигареты, отнес записку лоточнице, купил минеральную воду, а себе бутылку ситро, а вечером, когда базар стал расходиться — отнес сиденье и баян к Красавице.

Карпыч нацепил ноги-протезы и сделал несколько кругов вокруг дерева «приспосабливался к стоячей жизни», пока Вася ходил к лоточнице за заказанным ранее ужином.

— Будь послушным мальчиком, Карпыч только с виду грозный, — сказала ему лоточница.

— Он хороший! — засмеялся Вася.

— Он-то хороший, а его хозяева совсем обнаглели! Житья от них Карпычу нет! Душегубы! — сказала лоточница, увидев белую машину возле дерева. — Беги! Только помалкивай!

Вася взял тяжелый пакет и побежал. Они с Карпычем сели в машину и уехали. Шофер — грузный молодой мужчина с толстой бычьей шеей, огромными ручищами и белесыми ресницами за всю дорогу не произнес ни слова. Он взял у Карпыча пачку денег и, даже не взглянув на них, сунул в карман рубашки.

Вскоре они выехали за город, свернули к садам-огородам и остановились возле небольшого домика.

Карпыч и Вася вылезли, а машина поехала дальше.

— Дармоеды! Шкуродеры…

Карпыч бранился самыми непотребными словами до тех пор, пока машина не исчезла из виду, потом сплюнул и зашагал к калитке.

— Крыша? — спросил Вася.

— Бульдог-кровопиец? Он заплатит мне за все!

Домик Карпыча состоял из одной комнаты, длинной, как трамвай. На одной стене на гвоздях висела одежда, а под ними на полу тазы большие и малые, ведра. На полках другой стены было белье, парфюмерия и посуда, а основная, самая большая стена, была в картинках, больших и малых, прикрепленных кнопками. Старый диван, кровать, стол со стульями и телевизор.

— Еду положи на стол и будем умываться.

Карпыч снял рубашку, и Вася увидел расписанное синими рисунками тело толстяка.

— Вот бы и мне так! — сказал восхищенный мальчик.

— Это глупость! — рассердился Карпыч и велел поливать ему воду.

Ужинали молча. Голодный Вася не заметил, что возле него на столе лежали нож и вилка. Именно ими и пользовался Карпыч.

— Вкуснотище! Я в жизни не ел такое! — смущенно сказал Вася.

Тоненькие нежные сосиски, запеченные с маслом, зеленью и чесночком в большой булке дока-хлеба! Царская еда!

— Налей себе воду и выпьем за знакомство, — сказал Карпыч.

— А можно?!

Карпыч кивнул: можно, и просил рассказать автобиографию.

— Только без вранья.

Вася растерянно посмотрел на Карпыча и спросил, что такое «автобиография». Хозяин дома объяснил.

Мальчик улыбнулся и за минуту пересказал все, что знал о себе. Утаил лишь о том, что мама его после гибели отца запила.

— Маму зря закопали. Она бы согрелась, — тихо закончил Вася и посмотрел с надеждой на Карпыча: может он прав и стоит съездить на ее могилу летом, откопать…

— Глупости не говори, Профессор! Умерших лучше не трогать. Им на том Свете покойней, чем нам на этом Свете. Налей, и выпьем за упокой их душ! Пусть земля им будет пухом.

Карпыч налил себе водки, Васе — воду, и выпили.

Мальчик заплакал и спрятал голову на груди Карпыча. Он говорил о своей матери, о том, как горько она плакала и просила прощение у него, сына, пила водку и шла к могиле папы.

— А воспитательница обозвала ее пьяницей! — пожаловался он.

— Дурочек много на земле, — сказал Карпыч и прижал к груди голову мальчика. — Не реви! Лучше сходи к Федоровне, передай ей деньги, и пусть она поставит в церкви свечу за твоих родителей.

Федоровна жила тоже в садах, только на два участка ниже. Худенькая старуха в душегрейке-безрукавке из бараньей шкуры, да в беленькой косыночке сажала проросший лук в грядке.

— А-аа, видела я тебя! — улыбнулась она, завидев Васю. — Рада, что у Карпыча появился внучок! Видела, как вы сошли с машины. Ночь провела без сна! Боязно одной-то тут, а Карпыч загулял где-то и не приехал, — говорила Федоровна и мыла руки в бочке.

— А чего бояться? — усмехнулся Вася.

Познакомились. Вася рассказал и Федоровне свою автобиографию, иначе старуха не могла понять за кого ставить свечи, на чье имя заказывать молебен.

В это время Карпыч запел-заплакал, и лицо Федоровны сделалось озабоченным.

— Ты не пугайся Васенька. Он каждый вечер выпивает и хоть немного да поголосит. Судьбу свою оплакивает…

— Это как?

Федоровна вздохнула и рассказала мальчику, что Карпыч в молодости заведовал клубом в их слободке. Имел жену и двоих детей. Построил дом.

— Кто не знал Петьку-баяниста, любимца женщин! — тихо засмеялась Федоровна: — На его концерты собирался весь город.

Потом пришла беда: жена баяниста загуляла «в отместку мужу» со своим начальником, и Карпыч «порешил» обоих. Его посадили в тюрьму, и там отрезали обмороженные ноги. Искалечили ему жизнь «насовсем».

— Сыновья подросли, продали дом и разъехались в разные города, не хотят знаться со своим отцом. Это его и убивает. О детях своих печалится Карпыч, по ним тоскует его сердце. Да еще и Павку у него забрали. Мальчика приютил год назад, полюбил его, а нет, отобрали его эти изверги!

— Меня не отберут! — воскликнул Вася и побежал к себе.

— Приходи, Васенька! Угощу солеными огурчиками!..

Карпыч к тому времени перестал плакать. Он снимал ноги-протезы, сидя на кровати.

Вася помог ему и хотел убрать со стола, но Карпыч велел ему включить телевизор и лечь спать на диван.

— Федоровна придет позже, все приберет и помоет. Она и вещи наши постирает. Такую женщину выгнать из дому! Такой хозяйки лишиться! Изверги! — ругался он с родственниками старой женщины.

Так прошел первый день Васи в новом городе. Засыпал мальчик с улыбкой на губах, а улыбался он доброму толстяку Карпычу, тихому саду за раскрытыми окнами, сытому ужину и дивану с подушкой под головой и пледу.

 

VI

Прошло более трех месяцев, и жизнь Васи стала налаживаться. Его любили окружающие его взрослые. Никто не оскорблял его родителей, а то, что Карпыч разрешил называть себя дедушкой, и сам звал его уже не Профессором, а внучком, было верхом счастья для мальчика. Еще было одно обстоятельство: Вася учился петь и радовал Карпыча. Пел Вася и на заказ, и тогда над базарной площадью разносился «золотой» голосочек мальчика, и останавливались возле них торопливые прохожие.

— Внучок! Поблагодари всех! — кричал Карпыч, и Вася кланялся…

По вечерам Карпыч и Вася репетировали все новые песни. Приходила к ним и Федоровна. Садилась на низкий стульчик и говорила:

— Дай вам Бог счастья!..

Но в один летний вечер Карпыч заспорил с шофером. Говорили они недолго, но то, что ругались, услышала даже Федоровна в своей комнате.

Карпыч пил в тот вечер и плакал. Выпил одну бутылку, вторую, потом побил всю посуду.

— Случилась беда, — прошептала Федоровна и просила мальчика пойти с ней.

— Дедушка заболел? — спросил тот и не стал убегать, а принялся успокаивать Карпыча: — Вот я вырасту и покажу Бульдогу! Ты не плачь, деда!..

— Они испоганят твою жизнь! Они никого не жалеют, но я им покажу! — грозился Карпыч.

Вася не оценил обстановку, не мог понять, почему так горько плачет сильный и добрый дед! Но на второй день мальчика поймали незнакомые парни, затолкали его в машину Бульдога так быстро, что он и пикнуть не успел, услышал только крик Карпыча и его угрозы «если они не отпустят внука»…

 

VII

Вася вырывался изо всех сил, старался звать на помощь дедушку, но большая ладонь одного из парней зажала ему рот, и он услышал:

— Молчи, если тебе жизнь дорога!

— Дед же будет плакать! Отпустите меня!

— Деда твоего мы утешим, — сказал Бульдог и спросил: — Ты не знаешь, где он прячет свои денежки?

— В кармане! Где же еще?! Отпустите меня! Карпыч отдаст вам все деньги! — кричал Вася.

— Он же не дурак, чтобы прятать деньги при ребенке, — сказал один из тех, кто сидел рядом с Васей на заднем сиденье.

— Мы их найдем. Они у него имеются, коль сделал перевод на имя певчей птички.

— Он все выберет из кассы и вручит мне! — сказал Бульдог и добавил: — От места отказался, значит имеет большие запасы.

Помолчали.

Въехали во двор трехэтажного особняка. Ворота перед ними раскрылись сами, как в сказке. И вышла из дома красивая девушка со светлыми волосами и ярко разукрашенным лицом.

— Прими Птичку, выкупай, накорми и одень. Завтра он должен зачирикать и понравиться Хозяину. Он услышал о диковинке на пикнике и рассердился, что Птичка поет не в его саду, — сказал один из парней.

— Ляля! Завтра Хозяин привезет принцессу возраста Джульетты! Тебе приказано быть в доме, но в роли официантки! Усекла? — спросил другой.

Улыбка с лица Ляли сошла, более того, она нахмурила брови и велела Васе «топать» за ней. Мальчику пришлось бежать, поскольку огорченная девушка понеслась по длинному коридору быстрым широким шагом. Открыла двери и сказала:

— Войди и скинь с себя барахло!

— Джинсы мне купил дед! — напомнил Вася, но Ляля схватила его за руку и затолкала в просторную сверкающую комнату с бассейном, ванной и душем.

— Примешь душ!

— Мы с дедом купаемся в большом тазу! Он садится на стул посреди таза, а я поливаю воду, мою ему спину! Он весь в татуировках! И дед купает меня…

— Забудь об этом нищем!

— Он не нищий! Не говори…

— Забудь о нем, если хочешь жить в раю!

— А что такое рай!

— Это и есть рай в центре ада! Вырастешь, поймешь сам! Если, конечно, дадут вырасти! — быстро и гневно говорила Ляля, затем пошла и принесла, заранее для него купленную, одежду. Синий мягкий костюм из бархата, гольфы, белую рубашку с синей бабочкой и даже шапочку из сетки.

После этого Ляля посадила его за стол и велела поторопиться. Васю завела в «зимний сад» и велела подождать. Мальчик был поражен красотой не диковинных пальм и можжевельника в помещении, а пением птиц, попугаем и рыбками в аквариуме. Он не полагал, что рыбы такие разные: от полосатых толстячков до золотых с вуалью. «Вот бы порадовался им дед! Я расскажу ему обо всем этом, как только вернусь домой. Мы тоже купим аквариум. Не такой огромный, а маленький, такой как в детдоме», — размышлял Вася, и синие глаза были наполнены тоской. День клонился к вечеру. Карпыч должен был вернуться домой. «Выпьет и будет плакать!» — подумал Вася и побежал к двери.

У порога встретила его Ляля и сказала, чтобы мальчик и не помышлял о побеге. Поймают и «повесят за ногу».

— Поехали! Надо постричь тебя, а заодно и я сделаю прическу.

Повез их один из парней, остановился возле парикмахерской и просил Лялю поторопиться: надо ехать на дело. Девушка огрызнулась:

— Обойдутся и без тебя! Мне надо привести себя в порядок, а это быстро не делается!

Вася никогда не стригся у парикмахера. Последние месяцы стриг его сам Карпыч. Короткую стрижку называл почему-то «тюремной прической», потому мягкие светлые волосы мальчика вились себе в колечки.

— После стрижки сядешь в машину, и подождете меня, — сказала Ляля и ушла в дамский зал.

— Странная мамаша! Не сказала, как его стричь! — проворчала парикмахерша.

— Немного подкоротить! — велел Вася. Так говорил всегда Карпыч.

Подкоротили быстро. Побрызгали туалетной водой. Он вышел из парикмахерской и увидел, как шофер раскрыл двери машины, а сам опрокинул голову и спал на переднем сиденьи.

Вася убежал.

Он догнал трамвай, поехал до следующей остановки, слез, перебежал улицу и проехал несколько остановок автобусом, снова спрыгнул возле небольшого сквера.

Вася понимал, что в такой час Карпыча возле базара уже не будет, а дорогу до садов-огородов он не знает: их всегда возили машиной. «Надо заночевать где-нибудь», — подумал мальчик. Он понимал, что его будут искать, но решил встретиться с Карпычем, чтобы обговорить, как им быть дальше.

— У Федоровны Бульдог нас не найдет, — думал мальчик.

Большой продуктовый базар, где «работает баянист без ног» он отыскал только к вечеру второго дня. Базар был уже закрыт и из знакомых нашел на месте только Красавицу. У нее в ларечке сидел друг Карпыча дед Павел.

Увидев Васю, взрослые и испугались, и обрадовались.

— Жив! Жив внучек! — поздравляли они друг друга.

Когда же волненье улеглось, дед Павел сказал:

— Василий должен знать правду, — и коротко поведал мальчику о том, что прошлой ночью Карпыч встретился с «извергами», убил двоих, но и сам погиб.

— Тебе надо уехать из города. Сегодня же!..

— Твой дед знал, что рано или поздно возьмутся и за тебя, — вставила свое слово и Марина. — Сперва посадят на иглу, а там и на «мокрые дела» начнут посылать. И пропадешь ни за что!..

— Я хочу к дедушке! Он сильный! — заскулил Вася, не веря в смерть Карпыча.

Его кое-как успокоили, сказали, что днем дважды приходили враги Карпыча и спрашивали, не появлялся ли Вася.

А это значит — твои похитители боятся, что ты выдашь их милиции и хотят убрать тебя со своей дороги. Поймают — повесят.

В ту же ночь дед Павел и Марина проводили Васю на железнодорожную станцию и посадили его на первый же проходящий пассажирский поезд. Он и увез мальчика навстречу новой жизни.