Когда поэт почти скрылся из виду, мне показалось, будто я снова вижу себя, — теперь уже от меня удаляющегося. С сумкой через плечо, а в ней мегафон канареечного цвета.

Под шум прораставшей в голове мысли я стал листать книгу, с каждой новой страницей убеждаясь в том, что, действительно, безопасней всего кончать с собой в утробе: все остальное вдобавок хлопотней. Из 12 финальных инструкций для самоубийц внимание привлекла последняя: «Оповестите о задуманном близких». Ринулся к телефонной будке и позвонил домой. Не было ни жены, ни дочери, ни матери. Ответил себе из Америки сам: «Меня нет, но у вас есть короткое время сказать любые слова», — а после сигнала началась далекая записывающая тишина.

Сказать мне себе оказалось нечего.

Стало даже смешно, что люди оставляют друг другу какие-то слова, но стоило мне повесить трубку и прервать свою с собою же связь, — прорастание главной мысли прекратилось: выступила другая мечта, помочиться.

Я поспешил в сортир, расстегнул ширинку, пристроился к незанятой вазе и заметил на днище большую нарисованную муху. Все вокруг целились своими пенисами в свое насекомое, но мне показалось более драматичным угодить струей в центральную из узких хромированных дырок. Еще не отмочившись, я ощутил, что эта случайная мысль помочиться начала сворачиваться, уступая место прежней, главной, мечте, которая теперь была уже настолько близкой, что спастись от нее становилось невозможно.

Я сдвинул голову вправо и увидел вялый, как залежавшаяся морковь, половой член, приданный полицейскому. Потом свернул взгляд правее и остановил его на незастегнутой кобуре с пистолетом…

Вашингтон — Лондон