Когда мы с Катей вернулись в здание аэропорта, снова кроме пота запахло чем-то очень неподвижным и кислым. Но когда мы вошли в ресторан, нам открылась странная сцена. За столами почти никто уже не сидел: обступив со всех трёх сторон площадку перед берёзовой картой России, люди сбились в сплошную толпу. Она улюлюкала, хлопала в ладоши, притаптывала и поминутно взрывалась в хохоте. Анна и Гуров вместе с Олей и музыкантами щурились под яркими юпитерами и вовсю тешились.
Музыканты подыгрывали певице на инструментах, а та дёргала головой и пыталась перекричать хриплым голосом и гитару с контрабасом, и громкий гогот. Странной картина была из-за того, что происходило за музыкой — между взбесившимися вентиляторами.
Во всю высоту от потолка до паркетного настила — в плотном ветровом столбе — крутились сотни зелёных банкнот, а в самом центре этого неистового вихря размахивали руками и толкались Анна с Гуровым. Кроме острых лучей света обоим кололи глаза хлеставшие по лицу волосы и бумажные листы.
Поначалу мне показалось, будто оба просто счастливо безумствовали, как если при несносной жаре вырваться из тесной комнаты наружу — под нежданный ливень. Потом я, как показалось, угадал смысл: Гуров вроде бы пытался вылавливать банкноты и запихивать их себе в подмышки, из-за чего ему приходилось принимать потешные позы, а Анна, напротив, отчаянно сражалась за то, чтобы спасённые им листы выбить обратно в буйную круговерть.
Каждый раз когда она преуспевала в этом, вместе с ней ликовала не только толпа, но — и сам Гуров, что каждый же раз заново лишало всякого резона его новую попытку урвать у зелёного вихря как можно больше банкнот. Не понимала этого действа и Катя: хлопала глазами и озиралась по сторонам.
Время от времени редкой банкноте удавалось выпорхнуть из круговерти — и тогда со свистом и визгом бросались к ней одни и те же люди, толкаясь локтями и полушутливо ругаясь, но уже зная доподлинно, что криво лыбившийся гарсон отберёт у счастливца добычу и примкнёт её к аккуратно сложенной в кулаке пачке стодолларовых листов.
Катя наконец выманила его из толпы и потребовала объяснить картину.
Объяснять гарсону оказалось не много: стоило, мол, Анне с Гуровым вернуться в зал — музыканты заиграли неизвестную ему, гарсону, песню, а девушка слушала, слушала, а потом поднялась, вынула из сумки зелёную пачку, подошла к музыке и выкинула деньги прямо в этот ветер.
И они начали плясать, — деньги.
А потом стал плясать и Гуров: то пляшет, то ловит.
И Анна тоже: то пляшет, то выбивает у Гурова деньги.
И все вокруг смеются. Потому что это очень весело и непохоже.
Катя спросила — а что произошло до того?
Гарсон не понял: до чего?
До того, пояснила она, как музыканты заиграли неизвестную ему песню.
Ничего, ответил тот: до того они играли известную.
Катя резко развернулась и направилась к нашему столику.
Из соседей на месте пребывали только араб с тремя жёнами. Ни он, ни они не глядели назад — на толпу, музыкантов и плящущие деньги. Просто слушали песню: