Окно, мельчайшим дождём окроплённое, — как только что начатый холст Сёра. Прозрачный. Влага словно приклеена. Не движется. Не мокра. За исключеньем единственной капли. Она на стекле разбухает, круглится, напоминая слезинку стыда: всё начинает светиться, искриться в ней. Дробится звезда. Ночь целиком уместилась в капле: от жары ошалевшая мошкара мечется в жёлтом, ослабленном свечении фонаря-шара. То ли пристыженно, то ли нежно шар мерцает, как минерал драгоценный, в заснеженных укрывающийся горах, которые завершаются в небе острыми колпаками льда… И когда потом собравшаяся в капле той вода начнёт сползать, — за нею прямая борозда, — она внезапно на мгновенье ока блеснет в окне, обдав его, как током, неясным страхом. В нём мы и являем себе себя… И исчезаем.