Ребенок, по счастью, слал довольно спокойно. Если бы малыш проплакал всю ночь, то к утру его маму, возможно, вынесли бы из дома ногами вперед. Но все равно она чувствовала себя как выжатый лимон.

Полночи Дорин лихорадочно размышляла над тем, что Роналд сказал, а остаток времени — над тем, что не сказал. Более того, одна мысль о том, что он спит в соседней комнате лишала ее сна, порождала дурацкие мысли. А не попросить ли мужа, чтобы он лег с ней и обнял ее. Просто обнял — и больше ничего…

Рассвет только-только занимался, но внизу уже послышались шаги Роналда. Дорин представилось, как он бредет через заснеженный двор к дровяному сараю, чтобы разжечь камин. А потом тихонько начинает готовить завтрак.

Он, конечно, стоически выполнял свой долг. Такой уж Роналд был человек. Она в конце концов все еще считалась его женой, к тому же только что произвела на свет сына. Родители попросили побыть с ней немножко и уехали, так что выбора у него не осталось. Но на лице его сейчас наверняка написано раздражение. Ему не терпится вернуться в цивилизованный мир. К Гленде.

Видеть не могу платья для беременных, не то что носить, решительно подумала Дорин, натягивая джинсы, из которых почти не вылезала, покуда они не стали узки. К ним прекрасно подошла яркая водолазка.

Значит, с талией все обстоит не так уж плохо. Дорин сразу же почувствовала себя лучше. А уж когда расчесала и уложила свежевымытые волосы и слегка подкрасилась — да, долго же лежала косметика нетронутой в ящике комода! — настроение еще поднялось.

Многочисленные ухищрения скрыли последствия почти бессонной ночи, состоявшей из мыслей о Роналде: что он сказал, как обвинил в том, что она не спросила его мнения, даже просто не выслушала. Но ведь и так все было ясно! Зачем вести бессмысленные разговоры?

Роналд сам заявил, что не хочет детей. А на случай, если бы забыла, Гленда ей напомнила. Так что непонятно, почему он обиделся. Хотел, чтобы беременная жена приползла к нему на коленях, смиренно спрашивая, чего он изволит?

И все же этот человек совершенно искренне считал, что ему не следует привязываться к ребенку, мать которого имеет привычку исчезать без предупреждения. Надо непременно убедить его, что это никогда не произойдет, что она мечтает об отце для сына.

Решительно выпрямившись, Дорин спустилась по скрипучим деревянным ступенькам, открыла дверь в гостиную… и замерла в изумлении.

В очаге пылал огонь — в этом Дорин оказалась права. Зато ошиблась во всем остальном. Роналд вовсе не был раздражен и не скучал. Наоборот, улыбался во весь рот, глядя на расширенные от удивления глаза жены.

Роскошная елка стояла у стены, сияя золотыми и серебряными шарами, отражающими пламя камина. Темно-зеленые ветви увивали алые шелковые ленты, а искусственный снег сверкал ярче настоящего.

Всходило солнце, и первые косые лучи заиграли на пушистом белом покрове полей, лугов и ее скромного садика. Весь мир превращался в волшебную сказку. Прозрачно-голубое небо светилось так, словно ангелы стерли с него пыль к Рождеству. Восхитительное утро. Ах, вот бы все стало хорошо!

— Как прекрасно, — прошептала Дорин, изо всех сил стараясь не расплакаться.

Ей хотелось сказать, что он тоже прекрасен. Узкие джинсы облегали стройные ноги, слегка взлохмаченные волосы придавали ему непреодолимое очарование, а суровые черты осветила улыбка. Просто идеал мужской красоты!

Вместо этого, тщательно контролируя голос, Дорин спросила:

— Откуда взялась такая красота?

— Помнишь, у меня вчера были дела? Елка — одно из них. Украшения к ней — другое. Хотел удивить тебя. Ну же, не плачь. Давай хоть в честь Рождества притворимся, что счастливы, ладно? Хотя я, помнится, читал где-то, что молодые матери просто живут у источников воды, которые никогда не пересыхают.

Неужели он и в самом деле читал про беременность, роды и первые месяцы жизни ребенка? Трудно поверить, еще труднее представить. А с «притворяться счастливыми» — это он ловко наступил на больную мозоль. Ничего не скажешь!

Но раз человек просит, не отказывать же ему, тем более что он только что устроил ей такой приятный сюрприз. Надо же, какая хорошенькая елка!

— А Энтони спит? — спросил Роналд, и лицо молодой матери озарилось счастливой улыбкой: он впервые назвал сына по имени.

Что же, начало положено. Теперь надо не упустить шанс и убедить его, что она и не думала запрещать ему видеться с малышом. Только действовать следует потихоньку, а то испугается — и поминай как звали.

— Как сурок. А если заплачет — я сразу услышу. Елка просто прелесть. Спасибо огромное! Ты, небось, уже давно встал — столько всего переделал. Так что усаживайся поудобнее, а я приготовлю завтрак.

— Отличная мысль.

Роналд последовал за ней в кухню, а Дорин сама не знала, радоваться такому повороту событий или нет. Останься муж в гостиной, она хоть вздохнула бы спокойно.

С другой стороны, как ни глупо, но ей хотелось побыть рядом с ним столько, сколько получится. Нескоро еще в этом доме случится такая радость А денек-другой пожить весело — почему бы и нет?

Дорин даже не спрашивала, что он хочет на завтрак. Вкусы и привычки мужа преданная жена выучила давно. Она обжарила бекон и половинки помидоров, сунула хлеб в тостер, открыла пакет апельсинового сока. Поставив перед Роналдом кружку горячего кофе, Дорин поспешно отвернулась. Притворство начинало утомлять и смущать. Кто, как не он, должен был торопиться обсудить подробности развода и покончить с надоевшим делом, чтобы вернуться к возлюбленной?

Может, начать стоит ей? Пусть Гленда тогда не впустила ее в дом, но и теперь еще не поздно сказать те же слова — что она не собирается ничего требовать, что хочет всего-навсего дружбы. Необязательно близкой.

— А ты научилась неплохо справляться на кухне.

В голосе Роналда прозвучало столько тепла, что сердце Дорин растаяло, как кусочек льда на горячей ладони.

Ладно, реальность подождет. Лучше представить, что они снова друзья, как в старые добрые времена. И пусть так будет всего день. Говорят, в старину даже сражающиеся армии объявляли перемирие на Рождество.

— Э-э-э, да ты, дружок, ничего не знаешь! — Дорин положила помидоры, бекон и обжаренный хлеб на тарелки. — Подумаешь, на кухне справляюсь! Я теперь научилась делать многое. Например, менять пробки. И прочищать засоренную раковину. — Она опустилась на стул рядом с ним. — Но главное — боюсь, ты просто не поверишь, — умею пользоваться стиральной машиной, не заглядывая каждые две секунды в инструкцию!

Что она пытается доказать? Что изменилась, стала самостоятельной, перестала быть непрактичной дурочкой, книжным червем? Может быть, и так. В любом случае, он отреагировал на ее слова совершенно естественно, спросив:

— Ты снова переводишь?

— Да, но не так много. Ровно столько, чтобы хватало на жизнь. До рождения Энтони я не могла работать в полную силу. — Зачем она это говорит? Слова так и сыплются с языка, не остановишь. — Понимаешь, столько всего навалилось, а тут еще дом надо было обустраивать…

— Знаю. Маргарет рассказала. Я очень обрадовался, узнав, что тяжелую работу ты все же решила не делать сама, а наняла соседа-фермера. Еще не хватало, чтобы ты, будучи беременной, копала, красила и все в таком духе.

Он отодвинул тарелку, отложил столовые приборы и окинул жену испытующим взглядом. Дорин затрепетала. Надо же, оказывается он узнавал мельчайшие подробности ее жизни! Значит, ему есть дело до нее. Значит, он чувствует ответственность за жену с ребенком.

Эта мысль так обрадовала Дорин, что, когда он спросил, как же она умудрилась отыскать такой чудесный домик, молодая женщина даже рассмеялась.

— Хочешь верь, хочешь не верь, но, решив покинуть Лондон, я купила подержанный «форд»и карту. Собиралась, понимаешь ли, направиться на юг. — О том, что она хотела уехать как можно дальше, не покидая пределов страны, Дорин предпочла умолчать. Разрушит, чего доброго, славное, доверительное настроение. — Только добравшись до Солсбери, поняла, что еду в противоположную сторону. Но мысль повернуть обратно так ужаснула меня, что я осталась. И нашла этот домик через местное агентство.

Роналд весело рассмеялся.

— Похоже на тебя: решила поехать на юг, а в итоге оказала на северо-западе! Ты всегда славилась топографическим кретинизмом. Объяснишь, бывало, дорогу, скажешь: поворачивай направо, а ты поедешь налево. Дорри, — голос его звучал совершенно серьезно, — я очень беспокоюсь. Стоит тебе оказаться за рулем, и может случиться все, что угодно.

Глаза Дорин вспыхнули от радости. Теперь не было нужды притворяться — сердце ее пело от радости. Он беспокоится! Она что-то значит для него! Выходит, чувства, рожденные долгими годами знакомства, — дружба и желание, все еще живы!

Давно угасшая надежда восстала из праха. Должно быть, отношения с Глендой все же не сложились — тогда понятно, почему он решил провести Рождество в Лондоне. Может, Роналд хочет вернуться к ней, к жене. Иначе зачем бы тратить столько усилий на елку, украшения?

Роналду никогда не полюбить ее, но это можно пережить. А ради Энтони стоит восстановить распавшийся брак. Сумеет ли она простить измену, если он не будет настаивать на разводе?

Ответом было «да!». Я слишком его люблю, решила Дорин, и воспользуюсь любым шансом снова стать частью его жизни.

Она с сомнением посмотрела на Роналда. Уж не придумываю ли я то, чего нет? Муж поднялся из-за стола и подошел к шкафу. Надежда — очень хрупкая вещь, того и гляди расколется. Надо точно выяснить, в самом ли деле он мечтает о воссоединении семьи? Действительно ли расстался с Глендой? Незнание подобно слепоте.

Но Роналд опередил ее. Он положил перед женой большой коричневый конверт и сказал:

— С Рождеством тебя, Дорри!

В голосе его прозвучала странная нотка. Что-то явно было не так. Дрожащими пальцами молодая женщина разорвала плотную бумагу.

В конверте оказались бумаги, в коих черным по белому значилось, что владельцем коттеджа отныне является Дорин Осборн, урожденная Линвуд.

— Какая щедрость!

Дорин охватило отчаяние. Он вовсе не хотел вернуть ее. Просто откупался, чтобы жена с ребенком жили в сторонке и не путались под ногами. И совесть его будет спокойна — как же, Роналд у нас человек долга!

А она уже собиралась все простить и забыть! Она хуже чем дура. Просто ничтожество. Лезет к человеку, который и знать ее не хочет.

— Совсем нет. Стоило мне услышать, что ты полюбила этот коттедж, как я понял, что должен тебе его подарить. Ты такое гнездышко свила — любо-дорого глядеть! А мысль, что по прихоти хозяина тебя с ребенком могут вышвырнуть вон меня просто убивала.

— Спасибо за заботу.

Дорин затолкала бумаги обратно в помятый конверт, решительно поднялась и отошла в другой конец комнаты. Надо было быть сильной.

Но быть сильной не хотелось. Напротив, хотелось рухнуть на пол и разрыдаться. Оплакать наконец несчастную, попранную любовь.

— Дорри…

Что-то в его голосе заставило Дорин обернуться. Нет, дело не пойдет на лад, пока Ро-налд здесь. Ей никак не удастся стать независимой, самостоятельной женщиной. Уйдет он наконец или будет мучить ее дальше?

— Ты правда хочешь развестись?

Сердце Дорин едва не разорвалось от горя.

«Нет, нет! Конечно нет!» — хотелось ей закричать. Будь все иначе, мысль о разводе вообще не пришла бы в голову. Но мир, увы, несовершенен. В нем есть Гленда. Так что не стоит поддаваться искушению. А если случайно забудешь, что жизнь не фунт изюма, — посмотри на коричневый конверт на столе.

— Да.

— Понятно.

— Думаю, тебе лучше уехать, как только дороги станут проезжими.

— Допустим, я согласен. Только позволь узнать одно — почему? Одну минуту ты сияешь как солнышко, а в следующую уже заявляешь, что беременна и требуешь развода, бросаясь в меня нелепыми обвинениями. И не успел я глазом моргнуть, как ты умчалась Бог знает куда, не оставив адреса.

— По-моему все очевидно! — Вся боль, вся горечь накопившиеся за долгие месяцы одиночества, всколыхнулись в ее душе. — Я знала, что ты не собираешься заводить детей, сам сказал. А что случится, если я забеременею, поспешила сообщить милейшая Гленда. Ты бы просто вышвырнул меня! Так что я решила быть первой. Кроме того, я понимала, что ты хочешь ее, а не меня. Не прошло и часа, как я ушла, а ты уже притащил ее в дом! — Роналд побелел от гнева.

— Боже мой, вот, значит, что ты обо мне думаешь! На какие подлости считаешь меня способным!

Ладони его непроизвольно сжались. Казалось, он разобьет стену. Никогда прежде Дорин не видела мужа в такой ярости.

— Помнится, вчера ты предположила, что я брошу тебя с ребенком в маленьком деревенском домике, занесенном снегом. Или ты просто притворяешься? Знаешь, есть слово, которым обозначают женщин вроде тебя. Я не буду его произносить. Такие ни перед чем не останавливаются. Но в одном ты права: мне здесь больше делать нечего! Думаю, ты прекрасно справишься сама. Желаю всего наилучшего!

— Рон!

Но его уже не было в комнате. Хлопнула входная дверь, и послышался звук заводящегося мотора. Дорин хотелось броситься за ним, умоляя вернуться. Однако ноги упорно отказывались слушаться. Тогда она без сил рухнула на стул и разрыдалась.

Что же я наделала? Неужели все, что видела и слышала, — ложь? Должно быть, последняя возможность стать счастливой упущена. И во всем я виновата сама! — в отчаянии думала Дорин.