Какой-то шум донесся до Фанни в ее полусне-полубеспамятстве. Поначалу она подумала, что стучит у нее в голове, но потом все стихло, и только собственное хриплое дыхание мешало ей вновь вернуться в забытье.

Прошло немного времени, и Фанни показалось, будто кто-то поворачивает ключ в замке входной двери. Она подумала, что это, верно, хозяин дома. Больше ни у кого ключа не было. Наверное, она просрочила с оплатой… Нет, этого не может быть. Фанни всегда в срок платила по счетам и тщательно следила за этим. А, может, дом горит, подумала она равнодушно. Плевать… Пусть Мэтьюс войдет — по крайней мере, принесет ей воды.

Чьи-то руки заботливо застегнули пуговицы на старенькой фланелевой ночной рубашке, которую она надела, когда укладывалась в постель. Фанни приподнялась и попыталась одернуть ее и поправить под собой простыню, смявшуюся, пока она металась в жару. У Майкла Мэтьюса зрение слабое, но все же не настолько, чтобы не видеть, что с ней все в порядке…

— Вы?! — прохрипела Фанни, разглядев склонившегося над ней Ральфа.

Она закрыла дрожащей рукой глаза, желая отогнать назойливое видение, которое постоянно врывалось в ее беспокойные сны с тех пор, как она заболела.

Фанни торопливо стала оправлять рубашку, уже осознав, что имеет дело не с мучительным видением, а с реальным человеком. Сильные руки приподняли ее голову, поправили подушку, убрали спутанные волосы с ее лица, и она вдруг ощутила легкое прикосновение прохладной ладони к своему пылающему лбу. Головная боль отступила на несколько благословенных мгновений, впервые даруя ей облегчение, которое она встретила тихим блаженным стоном. Мужчина выпрямился и отвернулся.

Она опять застонала — не хотела стонать, но ничего не могла с собой поделать. Он уходит. Ему противно видеть ее в таком состоянии? Что ж, так оно и должно быть. Она никак не могла вспомнить самое главное, хотя отчаянно старалась собрать разбегавшиеся мысли. Фанни слышала, как он ходит по комнате, открывает ящики шкафа, потом маленький холодильник на кухне. Затем до нее донесся его низкий бархатный голос. Он с кем-то разговаривал, наверное, по телефону, потому что другого голоса слышно не было. Но все-таки он здесь, не ушел…

Успокоенная, Фанни откинулась на подушку и закрыла глаза…

Проснулась она в его объятиях. Сердце у нее дрогнуло, и она попыталась произнести его имя и попросить, чтобы он не отпускал ее, потому что ей хорошо и спокойно, когда он так ее держит, но во рту было сухо в она услышала лишь отвратительное карканье.

— Ничего, ничего, Фанни, — тихонько прошептал он. — Теперь я пригляжу за тобой.

Интересно, говорил ли ему кто-нибудь, какой у него красивый голос. Фанни было приятно думать об этом, прижавшись к его груди. И от него замечательно пахло свежестью и еще лимоном.

Он расстегнул и через голову стащил с Фанни рубашку. Поначалу она начала было сопротивляться, повинуясь проснувшемуся в ней чувству стыда, однако он умудрился легко успокоить ее, и она сдалась.

Освободившись от влажной от пота рубашки, она опустила голову на его плечо, остужая свои пылающие щеки о прохладную ткань его одежды.

— Вот и хорошо. — Голос у Ральфа был ласковый, бодрый, руки сильные, и Фанни стало легче. — Сейчас устроим тебя поудобнее, а там и доктор появится. Не твой доктор, а мой хороший друг — частный врач.

«Нельсон-стрит», вспомнила Фанни, когда он подал ей воды, которая утолила ее жажду, и в голове немного прояснилось. Вот он куда звонил.

Она хотела сказать, что ей не нужен врач хотя она, конечно же, ему благодарна, ведь всем известно, с гриппом шутки плохи. Однако тут ее бросило в дрожь, и Фанни решила ни о чем не думать. Ей было хорошо в его объятиях, уютно, спокойно, и дрожь скоро прошла.

Ральф надел на нее чистую ночную рубашку, перестелил постель, взбил подушку, снова положил Фанни на кровать, опять принес воды и держал стакан, пока она жадно пила воду.

Потом он ушел и вернулся не один, а с невысоким пожилым мужчиной в элегантном сером костюме, который взял ее за руку, посчитал пульс, потом прослушал грудь, спину, попросил ее дышать глубже, еще глубже, пока она не устала и не попросила, чтобы он оставил ее в покое.

— Выпей это, — сказал ей Ральф. Прошло несколько часов или, быть может, несколько минут?.. Фанни опять потеряла счет времени. Ральф поддерживал ее, пока она что-то покорно пила, а когда ее передернуло от горечи и она вся скривилась, он опять ласково ей улыбнулся.

— Ну, не капризничай. Нужно сбить температуру, и тебе сразу же станет легче. Хогасинс мне сказал, что через пару дней ты будешь в норме. Тебе надо много пить и много спать. А пока я уйду на полчасика. Ладно?

Он поправил ей подушку, убрал со лба волосы и заботливо укрыл ее одеялом.

— В твоем холодильнике пусто. Там только полпачки сухого молока. На полках тоже, кроме чая и зеленого горошка, — ничего. — печально усмехнулся. — Ты так была занята устройством чужих жизней, что о своей у тебя совсем не было времени подумать?!

Фанни хотела было возразить, что она устраивала не чужие жизни, а чужие свадьбы, и тотчас вспомнила… Может быть, ему надо вернуться к несчастной Мейбл? Она взглянула на его озабоченное лицо и передумала о чем бы то ни было спрашивать.

В первый раз ее сознание прояснилось настолько, что она задумалась о том, что он делает в ее квартире так долго и зачем вообще приехал. Но она ни о чем не спросила, потому что ей не слишком понравился его сумрачный взгляд, да и каждое слово давалось ей с трудом.

Сжав зубы, Фанни закрыла глаза, почувствовав, что не в силах справиться с подступившими к ним слезами. Но все же она дождалась, когда за ним захлопнулась дверь, после чего разрыдалась, а наплакавшись, крепко заснула.

— Ты выглядишь лучше.

Фанни открыла глаза и обнаружила, что Ральф сидит на краешке ее постели. Ей и вправду было уже лучше, чем когда он пришел в первый раз. Однако она не знала, благодарить ли ей за это его, с улыбкой глядящего на нее, или его врача и горькую микстуру.

Наверное, всех вместе, подумала она, принимая из рук Ральфа восхитительно ароматный апельсиновый сок и с жадностью делая первый глоток.

Пока она спала, он успел открыть окно, и в комнату теперь вливался прохладный вечерний воздух, было уже не так душно, В керамической вазе, которую Ариадна получила в качестве свадебного подарка, но почему-то возненавидела и отдала Фанни, стояла дюжина великолепных лилий.

— Цветы! — воскликнула, не удержавшись, Фанни, не понимая, зачем ему надо было покупать ей цветы.

— Надо же было хоть чем-то украсить твое мрачное жилище. Если не радоваться красоте, то зачем вообще жить? — произнес Ральф Задумчиво.

Нахмурившись, он взял стакан из ее рук, и Фанни тотчас вспомнила, как Полли говорила о его любви к красивым вещам, что точно так же относилось и к женщинам, и тяжело вздохнула.

— Почему ты живешь так… аскетично? — мрачно спросил он. — Мне казалось, твое дело приносит тебе неплохие деньги. Ты не считаешь, что можно было бы устроиться получше? А? Или ты совсем о себе не думаешь? — Не давая ей вымолвить ни слова в свою защиту, он, не меняя тона, продолжал: — Или это тоже отголоски твоего детства, когда тебя окружали три прелестные сестры и ты чувствовала себя Золушкой? Если так, то тебе нужно срочно менять свое представление о себе и о жизни. Срочно. Срочно нужна добрая волшебница/..

Он резко поднялся и, взглянув на нее без тени улыбки, отправился на кухню мыть стакан.

Фанни опять готова была заплакать, мгновенно вспомнив, как он учил ее вере в себя И тут снова ее бросило в дрожь. Ну, что ему от нее надо?! И почему он сердится? Почему ему не безразлично, где она живет? И как? И почему ей не безразлично его отношение ко всему этому? Когда Ральф вернулся в комнату, она, тем не менее, с вызовом заявила:

— Если вам не нравится мой дом, вы знаете, что вам делать! Я вас не звала. И вообще, я не понимаю, зачем вы приехали. И как вам удалось заполучить ключ?

Ральф спокойно засунул руки в карманы своих светлых летних брюк и улыбнулся ей, совсем не сердито. Это было похоже на то, как иногда пасмурным зимним днем проглядывает сквозь тучи солнышко, освещая и преображая все вокруг…

В это мгновение, в это ужасное мгновение Фанни окончательно поняла, что любит, всем своим глупым и неопытным сердцем безумно любит Ральфа Кейхела. И нечего от этого открещиваться, мрачно сказала себе Фанни, глядя, как он в два шага одолел расстояние до стола, занимавшего чуть ли не большую часть комнаты.

Фанни подумала, что, пожалуй, Ральф не самый неотразимый мужчина, которого она видела в жизни. И с моральной стороны, если учесть его безнравственную женитьбу, он тоже далек от идеала. Просто такова ее судьба. Ничего не поделаешь. Телом и душой Фанни предана ему. Вот так. Она принадлежит ему, а он принадлежит другой женщине.

Открытие было трагическим.

— Я приехал в город, Фанни, потому что мы с вами не договорили… — произнес он с укором. — Вы обещали подождать меня в Кейхел-Корте. Я ведь просил у вас всего один час. Один час!

Воспоминание о том, что произошло между ними накануне того дня, в самую последнюю ночь, которую Фанни провела под крышей его дома, привязало ее к нему с немыслимой силой. Ведь они тогда едва не легли в постель, доведенные до абсолютного безумия порывом страсти.

Слава Богу, она тогда взяла себя в руки и напомнила ему о его обязанностях.

У Фанни вдруг заурчало в животе, и она смущенно закусила губу. Что ей сказать? Что она трусливо бежала, потому что не желала слушать, как он будет умолять ее ничего не говорить Мейбл? Ведь слова Ральфа неизбежно опошлили бы то, что она испытала в его объятиях…

В отчаянии она покачала головой, с трудом удерживая себя от извинений, но, к счастью, он не ждал от нее объяснений, по крайней мере, еще не ждал.

Он заговорил снова, но уже не так мрачно: — Когда я приехал к вам в офис, ваша помощница сказала мне, что вы дома, с температурой. И она же дала мне ваш адрес, когда я ей честно признался, что у меня к вам жизненно важное дело, которое не терпит никаких отлагательств. Если она решила, что это касается свадебной церемонии, пусть думает так.

Едва Ральф упомянул о свадьбе, как у Фанни стало тяжело на душе. Но она постаралась взять себя в руки, боясь опять разрыдаться у него на глазах при жестоком напоминании о том, какой он, в сущности, негодяй.

Фанни вновь заставила себя посмотреть на него.

— И не устраивайте скандала своей милой помощнице. Она долго сопротивлялась. Настаивала, что достаточно опытна и сама может решить любую проблему. Однако я был настойчив.

Как будто Фанни не знала, каким он может быть!

— И ключи вы достали таким же способом, насколько я понимаю? — пробормотала она, холодно усмехаясь.

— Правильно. Но старик оказался более сговорчивым. — Ральф отошел от стола и взглянул на часы. — Я чуть было не пропустил время. Вам пора пить ваше лекарство. Но сначала вы должны поесть. Как насчет вареных яиц?

Фанни отрицательно покачала головой. При одном упоминании о еде ее затошнило. И голова опять закружилась. Наверное, от слабости.

— Уходите, — устало проговорила она. — Спасибо за все, что вы для меня сделали. Но вам пора идти. Я не хочу, чтобы вы тут оставались. У вас могут быть неприятности из-за меня…

Фанни упала на подушку, прекрасно понимая, что говорит неправду. Она хотела, чтобы он остался навсегда, вошел в ее жизнь и любил бы ее, как она его любит. Но это было невозможно.

— Мейбл будет вас искать. Она сказала это не столько затем, чтобы напомнить ему о его обязанностях, сколько для того, чтобы напомнить себе о них и защитить себя от него. Однако от этого у нее только сильнее разболелось сердце. И Фанни закрыла глаза, пряча набежавшие слезы,

— Никуда я не пойду, пока вы в таком ужасном состоянии, — твердо проговорил он. — Вот вы поправитесь, мы поговорим и тогда, может быть…

Фанни была слишком слаба, чтобы спорить и настаивать, поэтому она отвернулась к стене, не понимая, зачем ему нужно оставаться тут… а он, судя по его словам, собирался пробыть тут долго… Неужели только затем, чтобы заставить ее все же выслушать себя?

Она решила не думать об этом сейчас. Еще будет время…

Фанни слышала, как он долит по комнате, приподнялась на локте, чтобы принять лекарство, потом выпила еще полстакана апельсинового сока, который он ей принес, опять повернулась к стене и постаралась заснуть.

Она то спала, то просыпалась, то опять забывалась беспокойным сном. Ей нужен был покой. Хотелось забыть Ральфа, но он постоянно врывался в ее тревожные сны.

Наверное, ему отчаянно нужно, чтобы она держала язык за зубами насчет той ночи… Он во что бы то ни стало хочет жениться на бедняжке Мейбл, естественно, из-за ее поместья… Ей, Фанни, он ничего не может дать, хотя сам не знает, как сильно подчинил ее себе… А Мейбл? Что их связывает? Что бы ни связывало, это очень серьезно, если она не может уйти от него к любимому мужчине… Как Мейбл сказала? Есть другие соображения, которые делают ее свадьбу неизбежной… Имущество?..

Когда Фанни проснулась в очередной раз, комната тонула в темноте, если не считать лампы на столе, освещавшей угол и часть кухня с холодильником, газовой плитой и поцарапанной раковиной. Ральф спал в кресле. Спал тихо и спокойно, как младенец. Хотя Фанни не представляла, как можно спать в этом неудобном кресле с поломанным подлокотником.

Не раз она решала, что пора поменять мебель, но так и не поменяла. Деньги надо было вкладывать в бизнес, да и в ее квартирке все равно никто не бывал, кроме нее самой. А вот кресло надо было сменить…

Героическим усилием Фанни спустила ноги с кровати, стараясь не разбудить спящего. В неярком свете лампы он был так красив! У Фанни пересохло во рту от одного взгляда на него. Стоило ей на него посмотреть, как сердце начинало колотиться и дыхание прерывалось. Она торопливо отвернулась и потянулась за халатом, который оказался под кроватью. У нее закружилась голова, и комната поплыла перед глазами…

Ральф проснулся. В мгновение ока он оказался рядом с ней и поднял ее с пола.

— Зачем вы поднялись?! — закричал он.

Фанни прищурилась, чтобы сфокусировать взгляд. Ральф и вправду был в ярости и кричал на нее, хотя Фанни никак не могла понять почему. Потом он сказал:

— Если вам что-то надо, зовите меня.

Ясно?

Он так разозлился, что мог бы наверное и убить ее, с удивлением подумала Фанни, когда к ней вернулась относительная ясность мыслей.

— Мне надо в туалет, — покорно проговорила она. — И я не понимаю, как вы можете в этом мне помочь.

— Хорошо.

Ей показалось, что у него дрогнули в улыбке губы, но, возможно, она ошиблась. И хотя почувствовала себя гораздо лучше, когда он отпустил ее, все же дрожала и ноги у нее подкашивались, словно у ребенка, который только-только учится ходить. Фанни сделала шаг, другой… Он решительно обнял ее, и на сей раз она не стала сопротивляться. Фанни обхватила Ральфа за шею, ведь так ему легче ее нести. Она просто хочет ему помочь, и больше ничего.

— Что сказали ваши родители, когда увидели это убожество? — спросил он, неся ее по длинному коридору, освещенному одной-единственной неяркой лампочкой.

— Ничего особенного. — Она с удовольствием касалась пальцами его волос на шее. — С мамой, правда, едва не случилась истерика.

Папа, как обычно, покричал немного. Но я объяснила, что мне нужно как можно меньше тратить, потому что я вкладываю деньги в бизнес… Вы ведь понимаете, что деньги просто так не даются… А когда смогу, начну копить на приличное жилье. Больше они к этому не возвращались. Они знают, что я все равно сделаю по-своему. Папа, правда, предложил купить мне что-нибудь пристойное…

— А вы отказались? — сухо спросил Ральф.

— Конечно. Я должна сделать все сама, иначе просто перестану себя уважать.

— Ну и упрямство!

Однако Фанни поняла по голосу, что он улыбается и одобряет ее, и ей стало приятно, хотя она всеми силами воспротивилась этому. К счастью, прежде чем она успела — в который раз! — оплакать его власть над собой, он открыл дверь, включил свет и осторожно поставил ее на пол.

— Я буду рядом. Кричите, в случае чего.

И не бойтесь: меня не так-то легко испугать.

Уголки его губ чуть приподнялись в улыбке, и у Фанни отчаянно забилось сердце, так ей захотелось утонуть в синем бездонном океане его глаз.

Ну, нет! Этого еще не хватало! Надо как-то отделаться от него, иначе…

Фанни заперла дверь и вздохнула с облегчением. Она ненавидела себя. Ну, как она может любить мужчину, принадлежащего другой женщине? Да еще мужчину, который способен на шантаж?

Нет, она заставит себя забыть об этой любви. Безумие надо лечить, и она займется этим, как только встанет на ноги. Она еще этого не знает как будет это делать, но сделает!..

Фанни подставила руки под холодную воду, стараясь вновь обрести свое хваленое благоразумие. Она ведь всегда знала, что хорошо и что плохо, как надо поступать, а как — не надо. Ведь, что т говори, а она — деловая женщина, у которой нет времени на дурацкий роман с без пяти минут женатым мужчиной!

Она смотрела на свое отражение в маленьком зеркальце на стене… Если бы она догадалась захватить с собой полотенце, то приняла бы душ, и тогда, быть может, все встало бы на свои места и душевное равновесие было бы восстановлено.

— С вами ничего не случилось?

На пороге стоял хмурый Ральф, закрывая собой весь дверной проем.

Фанни отпрянула.

Неужели она совсем не может побыть одна? Ну зачем он появляется всякий раз, когда она так старается убить в себе любовь к нему?

— Я хочу почистить зубы.

Она знала, что говорит сейчас, как капризный ребенок, но ей было плевать. Ситуация, в которую она посодействовала ей на нервы, лишала последних сил.

—  — Прекрасно, и Что же вас останавливает?

Щетка осталась в комнате. Этой ванной комнатой пользуется еще три человека, поэтому мы никогда ничего тут не оставляем.

И сами убираем за собой, — добавила она и поджала губы.

Ну, почему бы ему не оставить ее в покое и не вернуться домой к своей пусть нелюбимой, но невесте?! Неужели он не понимает, что она, Фанни, никогда не станет никому ничего рассказывать? Зачем он мучает ее?..

Она крепко ухватилась за раковину и наклонилась над ней, внезапно почувствовав упадок сил. На сей раз виноват был не грипп… Это она знала точно.

Ральф внимательно посмотрел на нее, кивнул и, легко подхватив ее на руки, с мрачным видом понес обратно. Вернувшись в комнату, он осторожно положил ее на постель.

— Сейчас принесу воды, и вы почистите ваши зубки здесь. А не хотите выпить чего-нибудь горячего?

Фанни поняла, что он больше не сердится. Ни гнева, ни раздражения не было заметно на его лице. Однако она отказалась. голова у нее кружилась, ее снова знобило, и он, пробормотав что-то непонятное, опустился на колени и обнял ее. Ральф не отпускал ее, пока она, прильнув к его груди, не затихла в его объятиях. Фанни ощутила вдруг необыкновенное счастье от его близости. Быть рядом с ним. Чувствовать его руки… Нечего себя терзать! Надо прогнать дурацкие мысли и наслаждаться счастьем, если оно дается ей хотя бы на несколько минут.

— Останься. Обними меня, — попросила Фанни, почувствовав, что его объятия ослабели.

И он остался. Прилег рядом и лежал тихо-тихо, потом вздохнул и прижал ее к себе еще сильнее. Фанни, чуть высвободившись, положила ладонь ему на грудь, чтобы чувствовать биение его сердца, и спокойно заснула.

Было еще темно, когда она проснулась, почувствовав, что замерзла. Еще не совсем понимая, где она и что происходит, она обняла его, инстинктивно стараясь согреться.

Голова перестала болеть, но тело было каким-то ватным, легким и сверхчувствительным. И разум как будто не принадлежал её. Наверное, так бывает в состоянии нирваны. Фанни ощущала почти забытый ею покой. Ей казалось, будто она спит и видит сон.

Ральф спал. Она почти не слышала его дыхания, а его сердце билось медленно и ровно. Какое счастье вот так засыпать и просыпаться в его объятиях, как будто они давно и навсегда принадлежат друг другу!

Фанни вдруг неожиданно обнаружила, что рубашка Ральфа расстегнута. Его гладкая кожа стала слишком большим искушением, чтобы она смогла не поддаться ему, и она с величайшим наслаждением провела ладонью по его груди. Ей очень понравился этот замечательный сон, в котором не надо было думать ни о чем постороннем и сдерживать свои сокровенные желания. Никто ведь не может наказать человека за то, что он делает во сне. Правильно?

И вот уже Фанни прижалась щекой к его груди, а потом легко, стараясь не разбудить его, коснулась ее губами, украв запретный для нее в реальной жизни поцелуй.

Она осыпала его сонными поцелуями, едва касаясь губами его кожи, пока наконец не добралась до его крепкой шеи и до бившейся на ней жилки. Вся полыхая, она забыла обо всем на свете и что было силы прижалась к нему. И он тотчас проснулся. Она поняла это по тому, как напряглось его тело и изменилось, стало прерывистым и жарким дыхание.

— Фанни, — хрипло прошептал он. — Проснись!

Он слегка встряхнул ее.

— Ты вся горишь. Пожалуйста, не надо… Я этого не выдержу, я же здоровый мужчина.

Он попытался спасти положение, даже попробовал шутить, но она уловила напряжение в его голосе, да и тело его не осталось равнодушным к ее ласке, отчего она отдалась своему неодолимому желанию, не в состоянии совладать с ним, а когда он попытался ласково отодвинуть ее от себя, рассердилась и прижалась к нему изо всех сил.

Больше ее ничто не могло остановить!

— Нет! Обними меня!.. Пожалуйста, обними меня!

Она задыхалась… Она хотела его любви. Остальное сейчас не имело значения. Да и как могло быть иначе, когда он стал единственным смыслом ее жизни?..

Теперь он был с ней в царстве снов. Наконец-то они остались вдвоем. Он и она. Больше никого и ничего.

Вскоре она поняла, что он останется с нею в ее прекрасном сне, потому что услыхала, как он стонет, а потом вновь почувствовала на себе его руки, которые были такими нежными и такими осторожными, словно ее тело было из тончайшего фарфора.

Ральф медленно целовал ее, и эти поцелуи и его руки разожгли в ней такой огонь страсти, что она едва не закричала от переполнявшего ее желания.

Тогда она обхватила руками его голову и с горячечной страстью, которую больше не могла сдерживать, прижалась губами к его губам.

Он прервал поцелуй и, нежно придерживая ее за плечи, опять уложил на подушку, только теперь уже он тоже весь дрожал и дышал хрипло, словно ему не хватало воздуха.

Фанни откровенно и бесстыдно протянула к нему руки, и тогда все, что разделяло их, обратилось в пепел, сгорев в пламени их чувств. Забыв обо всем на свете и словно обезумев, Ральф вновь приник к ее губам и властно и безраздельно подчинил ее себе. Теперь уже в мире не осталось ничего, кроме сумасшедшей страсти, которая притягивала их друг к другу и полыхала в их разгоряченных телах.

Вот так, объятые пламенем взаимных чувств, они пустились в удивительное путешествие, туда, в запредельный мир, где нет ни времени, на пространства, где теряет силу рассудок и где-то, что называется раем, принадлежит лишь двоим…