Опираясь на балюстраду третьего этажа, Себастьян видел, как фигура в высоком белом парике идет к выходу. Тело у него задыхалось от жары под слоями шелка, мысли были в полном смятении. Где мог де Лент найти такую женщину?

Ее потрясающие глаза до сих пор не давали ему покоя. В этих глазах не было ни ложной застенчивости, ни скрытой расчетливости проститутки, они были как открытая книга, весь сумбур ее чувств на виду: радость, удовольствие, странная проказливость и не меньше всего страх. Он был достаточно честен с собой и признал, что ее страх возбуждал его, наполняя пьянящим ощущением собственной власти.

Полгода назад он, не задумываясь, использовал бы это в своих интересах. Но теперь подобное удовольствие становилось нежелательным, это осложняло его план, более того, побуждало к отвратительному, неминуемому сравнению: не то ли самое чувствовал де Лент, когда смотрел на Аделу?

Парик наконец исчез из виду, и Себастьян отвернулся. Нет, любовница де Лента хотела поцелуя не меньше, чем он. А насилие этого ублюдка не может быть названо даже соблазнением.

Тут между двумя средневековыми докторами появился Джан и сделал ему знак. Отбросив свои мысли, Себастьян последовал за ним, сейчас он не мог позволить себе отвлекаться от главного, несмотря на искушение и беспокойство. Сейчас он, впервые после разыгранной им смерти от несчастного случая, встретится со своим врагом. Этого момента Себастьян давно ждал с мрачной радостью и чувствовал, как в нем снова поднимается возбуждение. Что это было: влияние мстительной ярости или обманывающий себя демон?

Но все сомнения вкупе с другими мыслями остались позади, когда Джан открыл дверь маленькой боковой гостиной, жестом пригласив Себастьяна войти.

Де Лент, стоявший к двери спиной, лениво повернулся и с любопытством взглянул на него. Себастьян ощутил болезненный шок. Сам во многом изменившись со времени их последней встречи, он подсознательно рассчитывал увидеть подобное изменение в де Ленте. Но перед ним стоял все тот же изысканный джентльмен, которому он бросил вызов в клубе. Де Лент был, по своему обыкновению, в безупречном вечернем костюме, ставшем униформой почти для всех его ночных похождений. Лишь черная маска была данью характеру сегодняшнего празднества.

Когда он протянул руку для формального снисходительного пожатия, Себастьяна вдруг охватил безумный гнев. Как посмел он, чудовище, одеться джентльменом? Как посмел он держать себя с таким достоинством, если не заслуживает ничего, кроме презрения? Себастьян подумал, как легко покончить с этим прямо здесь: кинжал под ребра и толчок из окна.

Нет, де Лент заслуживает и худшего, но тогда он не узнает, почему его убили, не успеет оценить свои грехи, свое наказание. Он умрет, оставшись для общества уважаемым человеком, предательски убитым в вероломных лабиринтах политики и нравственности, какими была Венеция.

Поэтому Себастьян ответил на рукопожатие. Это все, что он мог сделать, чтобы не отшвырнуть руку де Лента и не ударить кулаком в черную маску. Он думал, что готов к этой встрече, он сотню раз мысленно разыгрывал ее, а теперь едва сохраняет самообладание.

– Я получил вашу записку, – по-итальянски, но с сильным акцентом сказал де Лент. – На сегодня у меня еще три приглашения. Но от английских джентльменов.

– И все же вы ответили на мое. Себастьяну хватило присутствия духа внести в свой итальянский легкий привкус испанского. Он рассчитывал, что за двумя чужими языками де Лент не способен узнать голос умершего человека.

– Надеюсь, оно того заслуживает.

– От нашего общего друга я слышал, что вы человек утонченных вкусов. – Себастьян чувствовал себя шутом. Наверняка де Лент видит его насквозь…

– Возможно.

Поймав его подозрительный взгляд, Себастьян заставил себя выразиться более определенно:

– Мой собственный вкус, как и вкус нашего друга, тоже не соответствует общепринятому. Красивая женщина – бесподобное украшение мужской постели… до тех пор, конечно, пока ее не сменяет еще более красивый мужчина.

Де Лент удивленно прищурился, когда понял, о чем он говорит. В Англии столь откровенный разговор мог привести к уголовному обвинению. Но теперь Англия была очень далеко, и как только его удивление прошло, в глазах де Лента мелькнул интерес. Себастьян начал верить, что в конце концов его шарада будет разыграна.

– Да, Венеция – город удовольствий, – сказал он, сдерживая рвение. – Всяческих удовольствий. Многие гондольеры могут стать услужливыми, как любая куртизанка… за надлежащую плату. Если желаете, я представлю вас тем, кому присуще… сочувствие.

Де Лент засмеялся, качая головой, и первая из его оборон пала.

– Боюсь, старина Мэнсфилд ввел вас в заблуждение. Это ведь Мэнсфилд, не так ли?

Себастьян неопределенно пожал плечами.

– Во всяком случае, этот порок я считаю для себя неприемлемым. – Де Лент качнулся на каблуках, в голосе чувствовалась улыбка.

– Тогда, видимо, есть и другие? Миссис Джеффрис не имеет монополии на дома, где любовная боль, возможно, немного буквальнее, чем в обычном понимании.

Де Лент снова покачал головой:

– И тут мои вкусы имеют другую направленность, и я не понимаю вашего желания помочь мне, если бы даже имел такую склонность.

Последние слова казались достаточно невинными, однако де Лент произнес их с легким нажимом, словно ему хотелось быть понятым. Себастьян изобразил застенчивое покашливание.

– Дело в том, что сейчас я испытываю некоторые материальные затруднения. А поскольку я знаю все городские закоулки лучше других эмигрантов, то помогаю всем приезжим, облегчая им путь к удовольствиям.

Де Лент захохотал.

– Да ты всего лишь сводник!

Себастьян оскорблено выпрямился, одновременно пытаясь сдержать торжество в голосе:

– Если вас не интересуют мои услуги, тут есть много других желающих. – Он повернулся и сделал вид, что уходит.

– Стой, парень. Я только немного пошутил над твоими затруднениями. Я не говорю, что меня это не интересует.

Себастьян вернулся, его улыбка под маской стала злобно-насмешливой.

– Рад слышать это, синьор. Что именно вас интересует?

– Мои интересы… разнообразны. Мне уже надоели привлекательные маленькие шлюхи от шестнадцати до сорока. Я хочу расширить свои познания.

– Что вы предпочитаете? Женщину, которая не проститутка? Которая уродлива, обезображена?

– Да, и более того. Я их коллекционирую. Жирных и тощих. Старых и молоденьких. И очень, очень юных. – Глаза в прорезях черной маски плотоядно блестели.

– Кажется, у меня есть девочка на ваш вкус. – Себастьян заставил себя выдавить эти слова. – Я могу вас познакомить сегодня…

– Это не к спеху, – ответил де Лент.

– Тогда завтра.

– Да. Завтра подойдет. Но сначала я хотел бы увидеть лицо моего… партнера.

На этот раз засмеялся Себастьян.

– Я предпочитаю маску. Завтра вы получите другое письмо, оно будет послано с той же предосторожностью, как и первое. А теперь я должен попрощаться, у меня еще много дел на вечер.

Формально поклонившись своему врагу, Себастьян вышел, прежний гнев и злое ликование по пятам следовали за ним, пока он спускался по лестнице. Он не мог забыть темные глаза женщины, и это воспоминание накладывалось на воспоминание о лице улыбающегося де Лента.

* * *

Следующий день был ясным. Очищенный дождем воздух сохранил только намек на вчерашние гнилостные запахи в каналах. Из окна спальни Сара видела кусок голубого неба, солнце уже согрело красные черепичные крыши и желтый камень стен. Теперь она могла поверить, что действительно была в той Италии, о которой так красочно повествовалось в путеводителе.

При ярком свете дня уже почти не верилось, что ночные события произошли наяву, а не во сне. Забыв про чистую сорочку в руке, Сара прижала кончики пальцев к губам, где Мавр их целовал. Могло ли это быть на самом деле?

Но доказательство осталось. Когда Сара открыла платяной шкаф, внутри лежал маскарадный костюм, казавшийся теперь немного потускневшим.

Хотя не было ответа на вопросы, которые мучили ее с тех пор, как она следила за незнакомцем, Сара одевалась с улыбкой, чувствуя себя необъяснимо беззаботной. Она скоро увидит его, так он ей сказал, и она верила. Без всяких разумных оснований для своей веры, что противоречило ее характеру и жизненному опыту.

Сара не знала, чего он хотел от нее, и ей было все равно. Прекрасные воспоминания о прошлой ночи делали ее безрассудной и живой. Ни один мужчина ничего от нее до сих пор не хотел, даже саму ее, так что она была в радостном настроении.

Но чудесное ощущение пропало, когда Сара увидела в портего накрытый к завтраку стол и мистера де Лента, сидевшего на одном из двух занятых стульев. Леди Меррил она приветствовала с искренней теплотой, а мистера де Лента сдержанно, зная, что он способен извратить любое слово, которое она произнесет.

Сара напрасно беспокоилась. Какое бы расположение духа ни заставляло вчера мистера де Лента мучить ее, сегодня оно прошло так же быстро, как и появилось. Леди Меррил, всегда медленно просыпавшаяся, сидела молча, пока мистер де Лент добродушно болтал о еде, погоде, достопримечательностях Венеции, но это внезапное дружелюбие пугало Сару больше, чем любое из его рассчитанных оскорблений. В такие дни, как этот, когда он был сердечным и дружелюбным, жгучая ненависть к мистеру де Ленту заставляла ее чувствовать себя мелочной и глупой, почти верить, что все его маленькие жестокости – просто шутки, а она была слишком недоброжелательной и принимала их за чистую монету.

Она почти жалела, что ей не хватит смелости признаться ему в ночном приключении, увидеть его лицо, когда она расскажет ему, как мужчина захотел танцевать с ней, даже поцеловать ее, причем не ради насмешки. Мысль была глупой, и Сара прикусила язык, но воображаемая реакция мистера де Лента очень веселила ее, пока она завтракала.

Наконец мистер де Лент встал из-за стола, вынул из букета, стоявшего в центре, две розы, воткнул одну в прическу матери, вторую в строгий пучок Сары и вышел. Леди Меррил еще смеялась, когда из своих комнат вылетели леди Анна и сестры Мортон, за которыми следовала гувернантка мисс Харкер, сурово хмуря брови.

Леди Анна держала перед собой огромную охапку лилий. Она засунула цветы в вазу, потеснив розы, потом, запыхавшаяся и смеющаяся, шлепнулась на стул напротив бабушки.

– Право, Анна, я почти не вижу тебя за этими цветами, – сказала та.

Мисс Эффи подхватила вазу, но прежде чем она поставила ее на буфет, обе сестры понюхали цветы, обвиняюще взглянули на подругу и сели завтракать.

Глаза у леди Меррил весело блеснули, наверное, она, как и Сара, подумала, что леди Анна огорчила своих подруг, не рассказав им о происхождении букета. Эта мысль Саре тоже не понравилась. Сначала карнавальный наряд в ее комнате, теперь громадный букет лилий, подходящих больше для похорон, чем для ухаживания, у леди Анны. Что происходит? Ведь нельзя же считать это простым совпадением?

Но леди Меррил без малейшего признака беспокойства вернулась к еде, и Сара опять прикусила язык. Это всего лишь ее подозрения, она не могла рассказать о них хозяйке, не открыв больше того, что намеревалась. Она могла подождать. Ответы, если они есть, к этому времени уже появятся. Глядя на молоденьких девушек, теперь возбужденно шептавшихся и хихикающих, Сара внезапно подумала, что ответы могут предназначаться не только им, но и ей.

* * *

Было уже за полдень, когда три гондолы наконец стукнулись о причальную лестницу Моло. Сначала мистер де Лент помог леди Меррил выйти на Пьяццетту. Леди Анна и мисс Эффи выбрались из своей гондолы, бесцеремонно оттеснив других пассажиров. Мисс Мортон высадилась с большим достоинством, за ней последовала Сара.

Она почти сразу отстала. Леди Меррил шла под руку с мистером де Лентом и, видимо, не нуждалась в ее обществе, поэтому Сара была счастлива держаться подальше от сына хозяйки. Она позволила себе роскошь внимательно смотреть вокруг, на странную глыбу, здание с плоской крышей, бывшее Дворцом дожей, на знаменитый собор, поднимавшийся за ним.

– Правда, ужасный? – заявила леди Анна, идущая под руку с Мортонами, и указала на собор.

– Он больше похож на какой-то языческий храм, чем на церковь, – согласилась мисс Мортон.

– Он византийский, построен в традициях святой Софии, – объяснила Сара, вспомнив отрывок из путеводителя.

Три девушки сразу остановились и повернулись, их лица выражали недоверчивое изумление. Господи, почему она всегда болтает, хотя давно поняла, что молчание – золото? И почему, когда бы она это ни сделала, люди смотрят на нее с таким выражением, будто она говорящая свинья? Минуло уже шесть лет с тех пор, как она покинула бесчестье своего «муравейника», и четыре года, как она не позволяла себе даже мысленно использовать уличный жаргон. И все равно этого было недостаточно.

Молча посмотрев на нее, девушки снова отвернулись и продолжили свою беспечную прогулку.

– Не могу понять, зачем они вообще такое построили, – сказала мисс Эффи.

Юные леди принялись сравнивать здание с каждым собором, каждой приходской церковью, которые они видели в Англии либо во Франции.

До сегодняшнего дня Сара видела только несколько соборов, и все из них в Лондоне. Но когда они приблизились к зданию, она решила, что базилика с ее причудливыми куполами, с азиатскими остроконечными арками, блестевшими от золотых плиток, неотразимо экзотична. Она бы прекрасно выглядела в Марокко или Константинополе, для Италии она, казалось бы, совершенно не подходила, и все же, как ни странно, смотрелась величественно. Сара медленно откинула голову, пытаясь разглядеть мозаику фасадных арок и детали четырех бронзовых коней, венчающих, центральный портал. За это время остальные уже исчезли внутри, и она поспешила следом.

Когда глаза привыкли к полутьме, она поняла, что весь потолок здесь покрывали мозаики – сотни мозаичных фигур были выложены на мерцающем золотом фоне.

При этом безупречный свет, вливавшийся сквозь высокие окна, не затмевал тут краски потолка, наоборот, купола и арки изысканно блестели. Эта неземная красота будила воображение и вызывала иллюзии наподобие тех, которые она прошлой ночью разделяла с Мавром.

Вздрогнув, Сара с беспокойством огляделась, почти уверенная, что почувствовала его взгляд. На свободном пространстве стояли группы туристов, возле алтаря молились немногочисленные венецианцы. Никто не мог быть переодетым Мавром.

И все-таки ощущение, что он рядом, не проходило. Сара представляла его зеленые глаза, устремленные на нее из тени за колоннами, слышала его голос в каждом эхе. Даже когда ее здравый смысл отверг это как полнейшее безрассудство, она чувствовала его присутствие.

Леди Меррил под руку с сыном обходила церковь, делая замечания насчет Пала д'Оро, сюжета похищения тела святого Марка, роскошного золотого алтаря в ризнице. Девушки шли следом, но Сара продолжала стоять у входа, разрываясь между желаниями скрыть лицо и заглянуть в каждый темный угол, пока не обнаружит своего наблюдателя.

Наконец леди Меррил, устав от созерцания церкви, опять вывела девушек на Пьяццу. Сара с огромным облегчением последовала за ними. Солнечный день, ярко-голубое небо и широкое пространство земного булыжника должны были рассеять дурное предчувствие.

Но увы.

Пока Сара в тревоге стояла рядом с леди Меррил, девушки критиковали колокольню: странность ее красного кирпича в море белого, ее пропорции, ее неудобное расположение на Пьяцце. Леди Меррил без всякого признака беспокойства снисходительно смотрела на них.

С моря подул ветерок, и Сара вздрогнула, когда волоски на ее руках встали дыбом. Она интуитивно знала, что он тут, близко, наблюдает. Пусть остальные слепы и глухи к ощущению, которое шлет ей сигналы тревоги, оно тем не менее было реальным. Пропала радость, когда она подумала, что снова увидится с Мавром. Здесь, в перешитом бомбазиновом платье, с рябым лицом, открытым солнцу, она предстанет сама собой. Но главным и более сильным, чем ее эгоистическое желание избежать разоблачения, было новое чувство опасности, беспокоящее и неожиданное.

Закончив уничтожающую критику несчастной колокольни, леди Анна подошла к бабушке и сообщила о намерении забраться наверх.

– Я слишком для этого стара, – ответила леди Меррил, радуясь избытку ее энергии. – Но Бертран останется со мной, а Сара займет мое место попечительницы вашего девичьего целомудрия. Удачно, что она пошла с нами. Кто знает, какая нечестивая личность может скрываться наверху? – Она улыбнулась собственной шутке.

– Да, мадам, – пробормотала Сара.

Роль для нее самая неподходящая. Как ей быть дуэньей трех невинных младенцев, если она вчера тайком бегала на свидание. Но делать нечего, и она подчинилась.

Девушки не стали ее ждать. Леди Анна и мисс Мортон шепотом вели оживленную беседу, мисс Эффи, идущая сзади, пыталась услышать. Видимо, леди Анна в конце концов разгласила им свою великую тайну, которая так волновала подруг все утро. Сара не делала попытки что-либо выяснить. Поскольку леди Меррил не беспокоится, подслушивание в ее обязанности не входит, а у нее было к этому врожденное отвращение.

Так что Сара тайком оглядывала иностранцев и местных жителей, гулявших по площади или сидевших в кафе под длинными портиками. Мог ли один из них быть Мавром? Нет, все недостаточно высокие, кроме того, она не чувствует здесь его присутствия.

Девушки уже нырнули в открытую дверь лоджии. После короткого разговора на смеси английского с итальянским они дали смотрителю пригоршню монет, вошли в башню и начали взбираться по трапу, служившему здесь лестницей.

В маленькой убогой комнатке смотрителя Сара увидела старую кривозубую женщину, которая что-то готовила на железной печке для еще более кривозубого старика. Тот разрешающе махнул ей. К счастью, леди Анна уже заплатила за ее вход, и она с видом настоящей дуэньи начала степенно подниматься по трапу. Сара усмехнулась. Образец приличия не в состоянии выбросить из головы мысли о мужчине, который ее поцеловал.

Восхождение на колокольню было долгим, и она даже при медленном подъеме слегка запыхалась, пока вышла на солнечный свет. Девушки уже облокотились на подоконник колокольни, смеясь и восхищаясь открывшимся видом.

Когда Сара училась в школе, ежедневные прогулки были обязательными, а на службе у леди Меррил она практически вела жизнь затворницы, поэтому ей пришлось остановиться на пороге звонницы, чтобы перевести дух. Наконец она вошла и сразу обнаружила, что они тут не одни: в дальнем конце, полускрытая куполами, стояла высокая темная фигура.

Мавр. Она знала это. Хотя он стоял к ней спиной, хотя его волосы, бывшие прошлой ночью под тюрбаном, сейчас локонами падали на воротник, но каждая линия его тела, надменная осанка была совершенно узнаваемы.

Он не должен ее видеть. Эта мысль была воплем отчаяния. Теперь он уже не сможет не заметить ее обезображенное лицо, а она не может и не допустит, чтобы это произошло.

Она круто развернулась и начала спускаться по трапу, но, сделав несколько шагов, вспомнила о своих обязанностях дуэньи. Она замерла и стояла в нерешительности, пока легкий шорох за спиной не заставил ее оглянуться.

Сара машинально прикрыла щеки ладонями. Он уже повернулся, однако его взгляд не искал ее в темноте лестничной клетки. Она бы поклялась, что он ее вообще не заметил, если б в его усмешке, хотя и едва различимой, не было чего-то непристойного. Господи, неужели он понял, что это она? Или это лишь плод ее воображения? Да, он явно смотрел на трех девушек, продолжавших стоять к нему спиной. Его надменная осанка изменилась, плечи опустились, аристократическая гордость внезапно слетела с него. Он шагнул вперед… к леди Анне.

На долю секунды в голове у нее мелькнуло предостережение леди Меррил насчет личности, скрывающейся наверху, и Сара уже хотела броситься к девушкам. Но тут он заговорил, и она снова замерла.

– Миледи. – Это было сказано с гортанным акцентом венецианского диалекта.

Лишь теперь Сара поняла, что на нем другой костюм, другая маскировка: грубая одежда местного чернорабочего.

Повернувшись, девушка с презрительным удивлением взглянула на него. Однако униженным он явно себя не чувствовал. Да и с чего бы? Он был таким же чернорабочим, как и Мавром. Из своего укрытия Сара заметила его протянутую руку. Леди Анна, стоявшая с открытым ртом, без сопротивления позволила сунуть ей помятый листок бумаги.

– Мой хозяин просил меня передать это вам.

Он поклонился. На лестничной клетке стало темно, когда он заполнил собой дверной проем, и Сара едва успела отвернуть лицо к стене, потому что он уже проходил мимо. Теплые пальцы коснулись ее голой шеи, потом он ушел.

Сара устало двинулась наверх, она должна что-то сделать, что-то сказать, чтобы как-то исправить случившееся. Но леди Анна только с презрением и вызовом посмотрела на нее, разворачивая записку. Если потребовать у девушки письмо, она все равно не подчинится, а Сара не могла вынести унижения, сплетничая леди Меррил, и, что еще хуже, вопросов о ее собственном странном поведении, которые могла ей задать в ответ леди Анна. К тому же это было бы лицемерием, раз она все еще чувствует на шее прикосновение Мавра. Кто он и что означает его жест? Ласку, предупреждение? То и другое? А если предупреждение, тогда о чем?

Решив, что Сара достаточно запугана, сестры Мортон окружили леди Анну, пока та читала письмо. Девушки возбужденно шептались и загораживали листок, чтобы Сара не могла увидеть ни строчки. Закончив, они прошмыгнули мимо нее и побежали вниз, словно боялись, что она попытается отобрать у них записку, если они тут останутся.

Попытка удержать их была бы бесполезной. Признав свое поражение, Сара позволила себе полюбоваться видом, которым девушки так многоречиво восхищались. Далеко внизу раскинулась панорама города – красный кирпич, белый камень и черепичные крыши простирались до морского берега. А далее Сара видела перламутровый блеск лагуны. На расстоянии лабиринт каналов и улочек выглядел как единая каменная кладка. Город казался таинственным даже с этой выгодной позиции, откуда все было на виду.

Возвращаясь к трапу, Сара с непонятным удовольствием подумала о записке Мавра, он тоже был человеком таинственным.

* * *

Поскольку леди Анна, к явному удивлению бабушки, заявила, что есть на улице под портиком – это вульгарная иностранная привычка, долгое чаепитие проходило в позолоченных комнатах кафе «Флориан» на Пьяцце. Затем все отправились к своим гондолам. Леди Анна и сестры Мортон ушли вперед, занятые разговором.

До Моло еще оставалось несколько метров, когда леди Анна вдруг замерла, глядя на лодки, и сестры под взрывы смеха потянули ее дальше. Леди Меррил не обратила на девушек никакого внимания и продолжала спокойную прогулку, но Сара поняла, что леди Анна смотрит на одного из гондольеров, который ждал их у причала Моло. Разумеется, он так же держал весло, как и другие, так же коснулся рукой шляпы при их приближении. Только его одежда, пусть и соответствующего белого цвета, была слишком хороша для простого гондольера, а лицо слишком красиво, такую красоту многие женщины считают неотразимой. Оглянувшись на девушек, Сара не сомневалась, что знает содержание записки Мавра, как будто сама ее прочла.

Леди Анна и мисс Мортон сели в первую гондолу, держась за руки и с восхищением разглядывая красивого юношу. Сара бросила полу отчаянный взгляд на леди Меррил, увидела, что хозяйка одарила девушек спокойной улыбкой, и совсем пала духом. Какая бы игра тут ни велась, она не столь безобидна, в этом Сара была уверена. Но что она могла сделать?

Леди Меррил приняла бы ее слова за беспочвенные подозрения и сплетни, причиной чему могла быть ее собственная безнравственность.

Голова у Сары пухла от вопросов. Почему Мавр послал за ней прошлой ночью? Почему он ее поцеловал? Может, он рассчитывал получить сведения, чтобы похитить леди Анну? Может, хотел выкуп… или собирался тайно бежать с девушкой в надежде на щедрое брачное соглашение, когда их поймают. А может, он действительно работал на этого лжегондольера…

Одно предположение сменялось другим, еще более невероятным. Однако Сара молча села вслед за раздраженной мисс Эффи во вторую лодку, пока мистер де Лент помогал матери устроиться в третьей.

Когда они плыли назад, из гондолы леди Анны постоянно доносился смех. И хотя Сара все это время с беспокойством ожидала внезапной ловушки, они благополучно вернулись в палаццо. Только мисс Мортон, желая получше рассмотреть какой-то береговой знак, случайно уронила в канал носовой платок.