–Это здесь.

Еще одурманенная сном, Ферн выглянула из окна кареты и... ничего не увидела. Над дорогой стлался густой туман, собираясь в низинах, путаясь в кустарнике на более высоких холмиках местности, поросшей вереском.

Болота. Отец как-то упоминал о многочисленных планах добычи торфа, которые строили различные предприниматели, надеясь вырыть богатство из неплодородной земли. Но болото победило всех.

По мере удаления от гостиницы, в которой они провели ночь, местность становилась все более сырой и необитаемой. Последний трактир с платной конюшней остался уже за много миль отсюда, его хозяин, казалось, с подозрением смотрел на чужих людей. Холодная курица, приобретенная Колином, была невкусной, зато большой, ее остатки лежали в корзине, стоявшей у них между ног.

Ферн посмотрела на мужа. Когда местность стала голой, лишенной всякой растительности, Колин еще больше замкнулся. Он сидел напротив, прекрасный, неприступный, и ей даже не верилось, что с этим человеком она могла провести такую бурную ночь. Тем не менее она знала, что под дорогой серой тканью и белоснежным полотном остались следы ее ногтей и зубов, доказательства ее власти над собой и над ним. Легче было сделать... это, чем разговаривать, даже легче не думать... ни о чем. Размышление опасно.

А раз оба не могли просто молча лежать рядом, то провели ночь в действии, которое не требовало слов. За них говорили их тела, но что все это значило? На следующее утро камердинер, в последний раз обслужив хозяина, был отослан, и Колин, согласно обещанию, помог жене надеть чистое дорожное платье. Собственные усилия Ферн причесаться оказались менее успешными, сделанный ею пучок на затылке уже начинал разваливаться.

 – Я ничего здесь не вижу, – сообщила она Колину.

 – Я видел указатель. Рексмер. Здесь должна быть деревня...

В это время карета накренилась, сворачивая с главной дороги на узкую колею. Ферн ухватилась за планку, чтобы не упасть, и с тревогой посмотрела в окно.

 – Я не вижу ничего, кроме болота и вересковой пустоши.

 – Он должен быть здесь, – повторил Колин тоном человека, для которого «должен» всегда означало «есть».

Карета повернула. Ферн могла бы поклясться, что ландшафт слишком плоский, чтобы скрыть что-либо, но туман, вероятно, исказил ее ощущение, ибо на маленьком холме действительно виднелась кучка домов вокруг серой застывшей глыбы деревенской церкви.

Ферн пристально смотрела в ее сторону, радуясь оправданию, что может смотреть на что-нибудь другое, кроме своего мужа. Когда они подъехали достаточно близко, она увидела каркасы разрушенных домов, когда-то стоявших между уцелевшими.

 – Что здесь произошло? – спросила она.

 – Вероятно, огораживание общинной земли, еще до того как поместье отошло к моей семье, – безразлично ответил Колин. – На такой земле лорду выгоднее иметь дюжину пастухов, чем сотню фермеров. Мы бы разорились за несколько поколений, если бы не получили в наследство Редклифф, а это баронство принесло нашему роду лишь титул.

 – О! – произнесла Ферн.

Она с сестрами часто жила в поместье дяди. Ее отец стал весьма богатым человеком благодаря своим инвестициям, и хотя он имел статус второго сына, Ферн знала, что хватит одного поколения, чтобы отделить ее от прошлого, что поместья дают настоящую знатность.

Поскольку деревня выглядела безлюдной, Ферн гадала, сколько из оставшихся домов могли быть арендованы. Когда они миновали покрытую мхом церковь, дважды прозвонил колокол, от его ударов содрогнулся воздух, а наступившая после этого тишина стала почти гробовой.

 – Наверняка тут не больше дюжины обитаемых домов, – сказала Ферн.

 – Не знаю, – ответил Колин. – Дома арендаторов находятся в Новом Рексмере, примерно в миле отсюда, и должны быть в значительно лучшем состоянии. Для поместий Редклиффов подобная разруха недопустима.

Ферн смотрела в окно кареты, пока деревня не скрылась из виду. Никто не отозвался на церковный звон. Никто не вышел посмотреть на карету. Деревня сохранила полную неподвижность. Кучер постучал в скользящую переговорную дверцу, и Колин отодвинул ее.

 – Вот оно, – донесся голос кучера. – Рексмер-Мэнор. Я обещал привезти вас сюда до темноты, сэр.

Колин согласно кивнул. Проследив за направлением его взгляда, Ферн увидела вдали скалистую вершину холма, которую венчала древняя, обваливающаяся главная башня замка.

 – Это? – спросила она.

 – Кажется, да, – равнодушно ответил Колин.

 – Мы не можем там жить.

 – Там будут люди, присматривающие за домом, – напомнил он.

 – Мы не можем остаться, – повторила Ферн.

 – Я не могу отсюда уехать! – Впервые после отъезда из гостиницы Колин проявил намек на чувства. – Мне нужно было приехать сюда!

 – Там должна быть гостиница...

 – Никаких гостиниц. Мы едем туда, – решительно произнес он, указав на открытое всем ветрам сооружение.

 – Оно мне совсем не нравится, – с растущим беспокойством сказала она.

Но когда они поднялись на холм, Ферн с облегчением увидела, что к старой башне примыкал обшитый деревом дом с многочисленными застекленными окнами, унылыми и темными. Даже его мрачный корпус со скелетообразными балками и влажными белыми стенами казался более гостеприимным, чем каменная громада рядом с ним. В его тени виднелся маленький оштукатуренный коттедж. Из трубы не шел дым, окна были закрыты ставнями.

 – Ваш смотритель живет здесь? – спросила Ферн, указывая на коттедж.

 – Понятия не имею, – ответил Колин. – Узнаем, когда подъедем.

В это время приглушенный стук колес по слишком мягкой грязной дороге сменился резким грохотом, карета подпрыгивала и качалась из стороны в сторону. Ферн посмотрела на землю: между сорняками можно было различить старую мощеную дорогу, которая неровно осела, подняв булыжники под разными углами.

Карета остановилась, но Ферн молча сидела, глядя на своего бесчувственного мужа. Кучер спрыгнул на землю, дверца распахнулась, Колин вышел и протянул руку жене. Та невольно отшатнулась, ибо по сравнению с этой местностью знакомая карета выглядела убежищем. Больше всего на свете ей вдруг захотелось очутиться в городском доме родителей, притвориться, что ничего за эти дни не произошло и она все та же беспечная девочка, какой была еще несколько дней назад.

Колин терпеливо держал протянутую жене руку, и она вдруг встрепенулась, рванувшись к нему, каким бы глупым ни казалось ее стремление. Какие бы тайны об этом месте он ни скрывал.

Ферн приняла руку и вышла из кареты.

Она так долго медлила, что кучер успел снять и поставить на землю первый сундук. Заплатив ему, Колин целеустремленно направился к двери коттеджа и постучал. Резкий звук разорвал тишину. Вблизи дом выглядел намного хуже, чем издали: большие куски штукатурки отвалились от замшелых стен. Если обитатели этой лачуги таким же образом сохраняли остальное имущество, то состояние господского дома не предвещало ничего хорошего.

Выждав полминуты, Колин снова постучал, на этот раз громче. Ферн хотела сказать, что никого в доме нет, однако лишь прикусила губу и обхватила себя руками.

Колин подергал замок, отчего на его перчатке осталась ржавчина.

 – Здесь давно никто не живет, – неодобрительно произнес он.

Потом изучил свою руку, фыркнул, развернулся, чуть не сбив Ферн, которая успела отскочить, и направился по заросшей сорняками дорожке к широкой двери тюдоровского крыла. Не получив ответа на свой громкий стук, он тоже подергал замок, и на этот раз дверь открылась.

 – Может быть, они просто не слышат меня.

От его ледяного тона у Ферн побежали мурашки. Бросив тоскливый взгляд на карету, она последовала за мужем и оказалась в душной темноте. Света из раскрытой двери едва хватило, чтобы разглядеть плотные шторы на окнах. Ферн осторожно двинулась к ближайшему окну, нащупала под тяжелым бархатом шнурок, и ее окатило дождем пыли, когда она раздвинула шторы, впустив бледный свет.

Ферн закашлялась, и Колин обернулся.

 – Похоже, люди, присматривающие за домом, не очень себя утруждали, – заметил он с каменным лицом.

Вытерев слезящиеся глаза, Ферн осмотрела похожий на пещеру тюдоровский зал. Дубовая обшивка стен потемнела до черноты, а когда-то белая штукатурка над ней посерела от въевшейся грязи. Под кессонным потолком в беспорядке громоздилась мебель, покрытая толстым слоем пыли и украшенная гирляндами паутины. Колин нахмурился, увидев в таком состоянии небольшой диван времен Людовика XIV.

 – Кажется, это из Норвуда. После смерти деда моя бабушка меняла обстановку, видимо, старую мебель отправили сюда. – Колин осмотрелся. – И не только из Норвуда, сказал бы я.

 – Как вы думаете, где управляющий? – осторожно спросила Ферн, хотя при виде такого запустения всякая надежда на его существование должна была исчезнуть.

 – Не знаю, – ответил Колин, стиснув зубы.

Она постаралась не дрогнуть от его реакции, напомнив себе, что она сильная.

 – Я намерен все осмотреть.

Колин скрылся за единственной внутренней дверью, поэтому ей осталось только бросить последний взгляд на карету и кучера, снимавшего второй сундук, и поспешить за мужем.

Коридор вел мимо лестницы в столовую, такую же заставленную, грязную и заброшенную. В обоих концах были двери: одна – в кабинет, так Колин назвал маленькое квадратное помещение, другая – в кухни, занимавшие цокольный этаж главной башни. Ферн не могла избавиться от ощущения, что за ней следят. Это было нелепое ощущение, так как она могла бы поклясться, что никто годами не нарушал здесь слой пыли.

Колин молча поднялся по лестнице, она шла за ним. Его настроение пугало ее не так сильно, как сам этот дом. Четыре спальни второго этажа оказались грязными комнатами, набитыми мебелью и пропитанными запахом холодной сырости. Комнаты слуг под свесом крыши были абсолютно пусты, если не считать кусков штукатурки, упавших от протечек с потолка.

 – Вряд ли мы найдем здесь управляющего, – тихо сказала Ферн.

Лицо Колина, стоявшего в последней чердачной комнате, выражало глубокое недоверие и осуждение, словно подобное разочарование было ему чуждо и невыносимо.

 – Думаю, ты права, и мне очень интересно встретиться с человеком, которому я плачу двести фунтов в год за обслуживание моей собственности. – Хотя слова были сказаны негромко, в них звенела сталь.

 – Растрата, – прошептала Ферн.

 – Откровенное воровство.

 – Мы не можем тут жить. Здесь грязно, слуги ушли.

Колин усмехнулся.

 – У нас нет выбора, по крайней мере сегодня. – Он кивнул на узкое слуховое окно.

Сердце у Ферн упало, когда сквозь грязное стекло она увидела карету, грохотавшую по дороге, удаляясь от дома.

 – Вы не можете остановить его?

 – Нет. Боюсь, моя дорогая жена, что мы тут пока застряли. А после того как я, по вашему требованию, отослал камердинера, остались и без единого слуги.

Ферн охватила паника. Теперь они без свечей, без слуг, без чистой постели, без транспорта, без еды.

 – Что же нам делать? Его улыбка была ледяной.

 – Действовать, моя дорогая.

* * *

 Колин отправился вниз за ручным багажом и принес сначала корзинку с остатками их обеда. Этого достаточно для легкого ужина, но если они хотят позавтракать, ему придется сходить утром в деревню.

При некотором везении он сможет получить больше, чем еду. Им с Ферн нужны слуги, а ему требуется еще чертовски хорошее объяснение насчет тех нелепых писем и насчет того, что сделано с деньгами, которые предназначались для содержания в порядке его имущества.

Пока он переносил снизу их багаж и складывал в коридоре, Ферн с озабоченным выражением ходила между четырьмя спальнями. Закончив свою работу, он заглянул в первые две, где увидел сдернутое постельное белье, но Ферн там не было. Колин нашел жену в третьей спальне, пристально изучающей кровать. Она выглядела усталой, недовольной, и он почувствовал угрызения совести. Ферн воспитывали не для борьбы с трудностями, она создана для упорядоченной, предсказуемой жизни, а все происходящее с ними можно было назвать каким угодно, только не предсказуемым.

 – Это единственная постель, где можно спать. Остальные покрылись плесенью, – сообщила она.

 – Может, их просушить на солнце, выбить... или еще что-нибудь? – предложил Колин, смутно вспомнив, что делали служанки.

 – Да, просушить, выбить, – согласилась Ферн. – Но чтобы такие постели действительно стали чистыми, этого недостаточно. К тому же нет солнца.

Одним движением стянув одеяла и простыни, она взглянула на него. Что-то мелькнуло в глубине ее серых глаз, вспышка чувства, которое он видел уже несколько раз. Но теперь оно исчезло не так быстро.

 – Если вы хотите «действовать», тогда не стойте, лучше помогите мне.

Неожиданная строгость ее требования заставила Колина усмехнуться, и он шагнул вперед, чтобы помочь.

 – Земля тоже сырая. Можно пойти в другую спальню и попытаться выбить пыль там, – сказала Ферн.

 – А как это делается?

 – Специальной выбивалкой. Если не сможем ее найти, то метлой. Если вы отнесете это в другую спальню, я поищу метлу. – Голос у нее дрогнул, уверенность исчезла.

Ему вдруг стало жалко ее. Она держалась на удивление хорошо, не винила его за решение, которое все больше и больше выглядело гибельным. А так как он и сам не знал, почему настаивал на том, чтобы жить в Рексмере, то принял отсутствие ее обвинений с незнакомым чувством признательности. Вряд ли он мог упрекать Ферн за нежелание ходить одной по темным комнатам, в этом доме было нечто такое, что даже у него волосы на затылке вставали дыбом.

 – Ферн.

Она повернулась, и Колин заметил следы грязи на кончике ее носа, что выглядело необъяснимо соблазнительным. Ему захотелось обнять и целовать жену до тех пор, пока она не забудет страх, а потом и все остальное. Но Колин знал, что это ничему не поможет, несмотря на привлекательность.

 – Черт возьми, – пробормотал он. – Это помогло бы мне.

 – Что? – спросила Ферн.

Обойдя разделявшую их кушетку, он схватил ее за плечи и, когда она взглянула на него, сразу понял, что страх в ее глазах вызван не им. Как он мог думать, что это обычная женщина? Да, ее лицо могло обмануть своей привлекательностью, но глаза, отражающие глубину и оттенки чувств, были удивительными.

Медленно склонив голову, он припал к ее рту, и вся неуверенность и желание сплелись в безумстве ее губ, зубов, языка. Колин с большой неохотой отпустил ее, и она, слегка задыхаясь, оперлась на него.

 – Ты сможешь, – тихо сказал он. – Мы сможем.

Ферн прижалась лбом к его груди, словно черпая в нем уверенность. Уверенность! Если бы он ею обладал. Колин не знал, что происходит в этом странном, заброшенном месте, не знал, что происходит между ним и его женой. Но он быстро понял, что некоторые вещи стоили того, чтобы за них бороться.

 – Давай, ты поможешь мне здесь, а потом мы с тобой вместе поищем выбивалку.

 – Конечно. – В ее голосе слышалось облегчение.

Вдвоем они перенесли матрас в соседнюю комнату, Ферн распахнула оконные створки и быстро отошла.

 – Начинает моросить, – с тревогой сказала она, потерев руки. – Без того холодно и влажно.

 – Да. – Было еще достаточно тепло, просто она беспокоилась, решил Колин. – Теперь мы должны найти эту выбивалку и, возможно, еще несколько свечей или масло для ламп.

 – Думаю, на кухне, – с сомнением произнесла она.

 – Тогда идем, – ответил Колин, пока ее беспокойство не возобладало над здравым смыслом.

Он направился к лестнице, и она шла за ним так близко, что подол юбок иногда задевал его ноги.

 – Мне здесь не нравится, – сказала Ферн, когда они вышли на первый этаж главной башни.

Колин протянул ей руку, и она вцепилась в нее мертвой хваткой. Свет просачивался сквозь узкие бойницы, высоко расположенные по периметру зала, от сквозняка развевалась паутина между ребрами крестовых сводов, поддерживающих верхний этаж, опорные колонны закрывали вид. Когда они прошли в глубь зала, Колин увидел два огромных камина, занимающих одну стену, а между ними висела на крюках различная кухонная утварь. Вид столь же заброшенный, как и вселяющий надежду отыскать здесь выбивалку или метлу. Столы, покрытые толстым слоем пыли и рубцами столетий, таились между колоннами.

 – Должно быть, со времен постройки башни тут все осталось без изменения, – сказал он, когда они прошли зал, ища что-нибудь похожее на выбивалку.

 – Что вы имеете в виду?

Не зная, то ли Ферн в самом деле интересно, то л она заполняет молчание, он все равно ответил.

 – В средние века складские помещения и кухни располагались в цокольном этаже башни с главным залом над ними. Снаружи никакого входа на кухни не было. Чтобы туда попасть, нужно было подниматься по внешней деревянной лестнице на второй этаж, а когда башню штурмовали, лестницы сжигались.

 – А ее когда-нибудь штурмовали?

 – В дни Маргариты Французской и иногда во время войны Алой и Белой розы.

Ферн окинула взглядом зал, и Колин по выражению ее лица понял, что она представляет себе лязг оружия и крики мужчин. Теперь в пустом зале гулко раздавались только их шаги.

У дальней стены кухни, возле лестницы, ведущей наверх, они увидели четыре двери.

 – Кладовые? – спросила Ферн.

 – Не знаю, – ответил Колин.

Первая дверь открылась в узкий пролет каменной лестницы, ведущей в темноту, откуда веяло холодом и сыростью.

 – Подвалы, – сказала она. – Давайте не пойдем туда.

Усмехнувшись, Колин открыл вторую дверь. Свет из высоких окон кухни проник в маленькую комнату, напоминавшую келью, где мог поместиться лишь остов кровати, еще заполненный гнилой соломой.

 – Ну и что нас ждет в третий раз? – спросил Колин, толкнул дверь, и Ферн пронзительно закричала.