За ужином Колин слишком много выпил, расстроенно думала Ферн. Конечно, пьяным он не был, ни один джентльмен не позволит себе напиться в присутствии дамы. Но голос у него был более громким, чем обычно, движения более размашистыми, а Ферн уже не впервые находилась в обществе мужчин и понимала, что это означает.
Тут была ее вина. Чувство вины душило Ферн, как густое облако дыма, и она, увы, совсем не грациозно прошла через гостиную в спальню. Она явно испортила их прогулку, хотя не понимала, каким образом. Поэтому, когда они вышли из экипажа у дома на Клифтон-Террас, она все еще чувствовала себя глупой, неловкой и... странно раздраженной, что лишь усугубляло ее неловкость. В результате, пока Ферн знакомилась с домоправительницей и тремя служанками, те с искренней жалостью смотрели на нее и говорили очень медленно, словно она была слабоумной. Ужин доставили из «Гранд-отеля» и подали в большой столовой, после чего молодожены остались наедине, если не считать единственную служанку, отчего Ферн сделалась еще более косноязычной.
Когда подали жаркое, она даже назвала Колина «мистер Редклифф», и не в шутку, а как на первой стадии его ухаживания. После этого вечер постепенно растворился в долгом молчании, которое лишь подчеркивалось ее глупыми высказываниями насчет их жилища, погоды, блюд и его короткими ответами. Ферн смотрела, как он бокал за бокалом пил вино, ощущая его близость и свою несостоятельность. Колин был наследником виконта, ему требуется совершенная хозяйка, женщина, способная в любой ситуации вести себя с изяществом и очарованием. До сегодняшнего вечера Ферн думала, что она и есть такая женщина. Но теперь уже не знала, какая она.
Оранжевый свет газовых ламп мягко освещал спальню, зеленый шелк стеганого одеяла и восточные обои блестели, как яйцо Фаберже. Поскольку ни камердинера мужа, приехавшего раньше, ни ее местной служанки видно не было, Ферн механически потянулась к шнурку звонка, но большая теплая рука, сжавшая запястье, остановила ее на полпути.
– Сегодня вечером прислуга нам больше не понадобится. – В голосе Колина слышалось удовольствие, от которого у нее побежали мурашки по спине.
Ферн повернулась. Она слишком остро воспринимала его пальцы на своем запястье, его близость, то, с каким выражением он смотрел на нее. Ферн не могла разгадать смысл его взгляда, но он вызвал у нее внутри жар, потом приступ тошноты, а потом еще нечто покалывающее, непонятное. Жар пополз вверх, и она с внезапным унижением осознала, что снова краснеет.
– Извините. Я не думала... не собиралась... – Поняв, что лепечет что-то невразумительное, Ферн сделала глубокий вдох. – Да, вы были совершенно правы, когда остановили меня, мистер Редклифф... то есть Колин. – Назвать его по имени оказалось не так легко, как полагалось бы жене. – Я сначала не посоветовалась с вами и прошу меня простить.
Колин скривил губы в чуть заметной улыбке, и она уловила в его дыхании запах послеобеденного портвейна.
– Вы полагаете, что именно так и должна поступать хорошая жена? Советоваться с мужем по поводу каждой мелочи?
– Да... я полагаю, нет, разумеется, нет.
Ферн разозлилась на свое косноязычие, но улыбка Колина стала шире. Без сомнения, его забавляла глупость жены, подумала она с горечью, до сих пор ей не знакомой. Впрочем, как и любое другое выражение лица, эта улыбка не отражала истинных чувств. Ферн лишь однажды, когда он читал в экипаже то письмо, заметила след чего-то бесспорно настоящего. Подавив вспышку понимания, она заставила себя объясниться.
– Но поскольку вас это явно заботит, я решила, что в таком случае должна была спросить...
– Mon ange, моя голубка, это же наша брачная ночь. В его словах был оттенок едва различимого удовольствия, но сочувственного или насмешливого, она не могла бы сказать. Рукой, сжимавшей ее запястье, он притянул Ферн к себе, а свободной рукой обнял за шею. Даже несмотря на легкость его прикосновения, она почувствовала, что не сможет освободиться, если он сам ее не отпустит.
– Вы знаете, что означает брачная ночь?
Ей инстинктивно хотелось вырваться, опустить глаза, но Ферн заставила себя встретить его взгляд. Он слегка коснулся ее шеи большим пальцем, и она вздрогнула, осознав, как близко они находятся друг к другу.
– Конечно. – Ферн порадовало, что голос у нее спокойный, хотя он не соответствовал ее душевному состоянию. – Мы ляжем вместе в постель.
И более того. Она слышала, что рассказывали шепотом близняшки Гамильтон и туманные намеки старшей сестры Фейт. Будут также поцелуи, нечто еще, о чем Ферн даже стеснялась расспрашивать, нечто, заставлявшее краснеть и бормотать невозмутимую Фейт, отчего близняшки хохотали, обмениваясь многозначительными взглядами. «Доверься мужу», – сказала наконец сестра, именно это и должна теперь сделать Ферн.
Но ему не так легко довериться, как считала Фейт. В глазах Колина был огонь, но за этим огнем скрывался холодный рассудок, а не теплая нежность. Хотя его руки были надежными, сильными, они ей напоминали капкан. Может, это и вероломство, но Ферн сомневалась, что хочет положиться на своего мужа. Он, как всегда, был истинным джентльменом, абсолютно сдержанным, полностью владеющим собой и – в данный момент – ею тоже.
Идеальный муж. Так почему она боится его?
Лицо Колина заполнило ее поле зрения, и Ферн вдруг поняла, что это не иллюзия. Он наклонился к ней, чтобы поцеловать.
Внутри опять вспыхнул жар, мгновенно распространившийся по телу, и Ферн не задумываясь отпрянула.
Но Колин держал крепко. Не успела Ферн опомниться, как он приподнял ее и в следующий момент поцеловал. Она замерла от удивления. Ничего подобного она до сих пор не испытывала, даже представить себе не могла. Тот сдержанный официальный поцелуй в гостиной ее родителей, когда она приняла его предложение, заставил ее покраснеть и вызвал легкую дрожь счастья, но этот... был искрой для разжигания костра.
Ферн никогда бы не подумала, что мужской рот может быть таким горячим. Крепко прижав ее к себе, Колин снова поцеловал ее, теперь уже настойчивее. Под своей рукой, оказавшейся между ними, она чувствовала его грудь, жар его тела, который вытягивал из нее силу, пока ноги у Ферн не стали ватными и мысли в голове не смешались. Внезапный приступ страха утонул в ощущениях. Его язык был у нее во рту, и она пробовала теплый пряный вкус портвейна, чувствовала, что уступает его объятиям, тает рядом с его горячим телом...
И вдруг, будто проснувшись, Ферн мгновенно пришла в себя, резко отпрянула и вырвалась из его объятий. Она слегка вздрогнула, увидев бесстрастное выражение на его лице. Казалось, ничто из того, что испытывала она, абсолютно не трогало Колина.
– Что-то неправильно? – спросил он, как будто приглашал ее на танец.
– Да. Нет. Я не знаю, – в полном замешательстве ответила Ферн. – Это кажется неправильным. Все это кажется неправильным.
Колин закрыл ей рот пальцем, и даже это легкое прикосновение, к еще большему стыду Ферн, вызвало у нее мурашки.
– Все именно так, как и должно быть, mon ange. He бойтесь. Вы поступаете очень хорошо.
Его легкомысленные слова заставили Ферн взбунтоваться, но, прежде чем она успела выказать непослушание, Колин шагнул вперед, прижав ее к стене и лишив возможности сбежать. Она почти задохнулась, когда он положил ладонь ей на затылок. Нет, он только прислонился к ней лбом и пристально смотрел ей в глаза. Она могла с уверенностью сказать, что Колин знал, каким трепетным ожиданием наполнило ее это прикосновение. Однако в его глазах невозможно было ничего прочесть.
– Вы поступаете хорошо, – прошептал он. – Тут все правильно.
Он снова ее поцеловал, его руки скользили по ряду перламутровых пуговиц, расстегнули одну под атласным поясом, где корсаж встречался с юбкой.
Ферн замерла. Следует ли ему делать это? Возражения казались бы слишком нелепыми. Раз им предстоит лежать в одной постели, не могли же они провести следующие лет сорок танцуя вокруг, чтобы не соприкоснуться голыми телами. Кроме того, Колин джентльмен и не стал бы делать ничего предосудительного. Какие приятные ощущения – его горячий рот на ее шее, его руки, поглаживающие ее тело. Правда, настойчивость его действий слегка пугала Ферн, хотя она не могла сказать почему. Но должно быть, он прав, говорила она себе, когда от прикосновений его рта у нее по телу пробежала восхитительная дрожь. Тут не могло быть ничего плохого...
Кажется, это станет намного более приятной обязанностью, чем он предполагал. Оценив уступчивость женщины в его объятиях, сравнив с предшествующим опытом, Колин пришел к весьма удовлетворительному выводу.
Почему он раньше думал, что не имеет значения, страстная жена или нет? В конце концов, сколько бы любовниц мужчина ни держал на стороне, он всегда возвращается домой, и всегда жена – его ближайший источник удовлетворения. Он поцеловал Ферн в ложбинку между грудями, и она прерывисто вздохнула. Самодовольно улыбнувшись, Колин поздравил себя с удачным выбором, хотя лишь везение принесло ему эту страсть. Подумать только, ведь он мог бы всю ночь трудиться, словно над исполнением какой-то неприятной обязанности! Радостно сознавать, что его супружеская постель будет по крайней мере теплой.
Расстегнув последнюю пуговицу лифа, он потянул его вниз чтобы открыть украшенный лентами корсет. Он был девственно-белым, ослепительным в своей чистоте, однако не вызвал у Колина благоговения, поскольку, несмотря на строгость, лишь подчеркивал земную розовую плоть Ферн и пышную грудь, избежавшую заточения в клетке из китового уса. Вряд ли ему требовался золотой туман алкоголя, чтобы по достоинству оценить эту картину.
Наконец отброшенный в сторону лиф, взмахивая рукавами, упал, и Колин посмотрел на Ферн. Что было в ее широко раскрытых серых глазах? Удивление? Тревога? Желание? Возможно, и то, и другое, и третье.
Ему захотелось тут же сорвать с нее корсет, освободить эти груди, но выражение глаз жены остановило его. Незачем пугать неопытную девушку. Он знал, как привести женщину в возбужденное состояние, когда лучше всего это сделать, и решил, что теперь как раз тот случай. Он расстегнул шелковый пояс и крючки юбки под ним. Кажется, у него выросло слишком много пальцев, он запутался в слоях нижних юбок, пока не нашел шнурки кринолина. Два рывка, и тот с приглушенным стуком упал на пол.
Ферн хихикнула. Он приподнял ее, освобождая из этого хитроумного приспособления, и она улыбнулась ему – взволнованно, полузастенчиво и глуповато. Ладно, если именно сейчас ей требуется немного глупости, он может это позволить. Колин три раза покружил ее, пока она не засмеялась, но сам потерял равновесие и более резко, чем ожидал, опустил ее на пол.
– Боже мой, – сказала Ферн, схватив его руку и посмотрев на него из-под густых ресниц.
– Вы и правда замечательная молодая женщина, – искренне произнес Колин.
Он почувствовал, как у нее перехватило дыхание, рот приоткрылся в ожидании. Приняв приглашение, он завладел ее ртом, свободная рука двинулась от талии вниз, стягивая юбки, и те в пене кружевных оборок упали к ее ногам.
Ферн судорожно вздохнула. Его тело напряглось в ответной реакции, он еще крепче прижал ее к себе, чувствуя жесткие ребра корсета, обещавшего скрытую под ним уступчивую плоть.
Теперь она была готова, а он тем более. Когда он поднял ее, отнес к кровати и посадил на стеганое покрывало, она снова хихикнула.
Щеки у нее порозовели, губы припухли от его поцелуев, глаза были затуманены невинным желанием, которое чуть не лишило его самообладания. Он сбросил второпях сюртук, галстук, жилет, рубашку, начал расстегивать панталоны и тут поймал ее взгляд. Ему хотелось, чтобы эти серые глаза смотрели на него, когда он поднимет ей сорочку и возьмет ее прямо здесь, где стоял, у нее между ног.
Однако в сумбуре чувств, отражавшихся на ее лице, преобладало беспокойство, так что Колин подавил эти желания и направился к двери, чтобы погасить газовый свет. Теперь единственным источником освещения было слабое мерцание ламп в гостиной.
– Вы уверены, что это правильно? – шепотом спросила Ферн, когда он вернулся.
– Именно это и делают женатые люди, mon ange, – засмеялся Колин, снимая обувь. – Вы сами знаете.
– Конечно.
В ее голосе слышалась неуверенность, и он постарался отогнать ее поцелуем. Ферн приглашающе откинула голову, ее ладони скользнули по его спине, на миг замерли, потом, едва касаясь, опять двинулись вниз. По напряженности ее тела, прерывистому дыханию и легкой дрожи рук Колин чувствовал ее возбуждение от собственной смелости. Это робкое возбуждение было... пьянящим. Удивительное чувство, которому он не мог дать название. Оно наполнило его ощущением власти, как у человека, готового сорвать драгоценный цветок и не решавшегося, чувствуя под своими пальцами лепестки – бархатные, мягкие и хрупкие.
Спустившись до его бедер, ее руки остановились.
– Вы совсем голый, – полуиспуганно-полувозмущенно сказала Ферн.
– Скоро такой будете и вы, – заверил Колин.
Он подсунул под нее руки, нащупал шнурки корсета и одним движением развязал бант. К несчастью, его руки были зажаты между ее телом и матрасом, поэтому шнуровка ему не поддавалась.
– Вы не против, если я вас потревожу?
– Что? Ах да.
Ферн начала отодвигаться в сторону, но что-то натянулось под его коленом, и она замерла.
– Простите, миссис Редклифф, – с преувеличенной серьезностью произнес Колин, зная, что нужно сказать именно так.
Она хихикнула и, когда он приподнялся, вытянула из-под него кружевной подол рубашки.
– Не за что, мистер Редклифф, – почти кокетливо ответила Ферн.
Хотя при тусклом свете, проникающем в спальню из гостиной, Колин различал лишь контуры ее тела, он был уверен, что она улыбается. Откинувшись назад, он дал ей возможность сесть и повернуться к нему спиной. Потом погладил обнаженную кожу, ощутил под рукой легкую дрожь и на миг задержался, чтобы насладиться мурашками, покрывшими ее гладкое тело. Затем несколько раз дернул шнурки корсета опытной рукой – как выяснилось, не слишком опытной, потому что все получалось у него не так ловко, как обычно, – и расстегнул впереди крючки планшетки.
Наконец он с чувством глубокого удовлетворения и почти церемонно освободил Ферн от корсета. Это первый раз из многих разов, первая ночь из бесчисленных ночей, поэтому некоторое соблюдение установленных правил казалось подходящим для кульминации такого значительного дня.
Колин отбросил корсет, вздрогнув, когда тот ударился обо что-то в темноте за кроватью, и снова притянул Ферн к себе. Ее ягодицы оказались у него между ног, его копье прижималось к ее спине, а руки обнимали ее талию.
Она испуганно ойкнула, выгнула спину, чтобы не прикасаться к его паху. Но Колин ее не отпустил, поцеловав маленькую впадинку у плеча. Плечо было теплым и приятным, мягким и гладким. Ферн сделала новую попытку освободиться, потом вздохнула и подчинилась. Однако в ее теле чувствовалась напряженность, предупреждавшая, что не следует торопиться.
«Медленно», – сказал он себе, хотя горел желанием приступить к делу. Тем не менее послушался собственного совета, чуть ослабил хватку, и она тотчас отстранилась.
Тогда, положив руки ей на плечи, он снова притянул ее к себе, ощупью нашел лодыжку. На Ферн были только чулки, видимо, она скинула туфли, когда он посадил ее на кровать. Настоящая леди. Под коленями оказались подвязки – он сразу избавился от них и наклонился, чтобы поцеловать ее полные икры. Она замерла.
– Это хорошо, Ферн, – пробормотал он.
– Конечно, – согласилась она, правда, не так уверенно, как ему хотелось.
«Медленно», – снова предостерег он себя.
Колин скатал чулок, стянул его, проделал то же самое со вторым, затем очень осторожно провел рукой по ноге вверх до живота, а другой обхватил и сжал ее грудь, прикрытую тонкой рубашкой.