Пабло не было на углу улицы.

Я вылез из такси. Какое-то время я стоял и шепотом проклинал все на свете. Прохожие странно смотрели на меня.

Мне было все равно. Без Пабло я был нигде.

— У тебя что, на твоей чертовой голове нет глаз?

Я хотел обнять его.

— Где ты был? — спросил я.

Он показал на автостоянку на другой стороне улицы.

— Я махал руками как сумасшедшая мельница, тупица. Боже. И ты стоишь здесь и похож на дорожный знак.

— Где остальные?

— По пути в Вермонт. У нас на берегу озера Чамплейн есть небольшой охотничий домик. Они полетят на самолете из Ла Гвардия до Берлингтона.

Чертовски далеко, но чем дальше, тем лучше.

— Где машина?

Пабло слегка шлепнул меня по щеке:

— На стоянке, а где же еще? Я не собираюсь оставлять серебристый «ягуар» без присмотра, чтобы какой-нибудь придурок разбомбил его, после того как покончат с моим домом.

— Прости, Пабло.

— Не стоит, Фин, — вздохнул он. — Мне следовало все проверить, прежде чем лезть к большим парням.

— Они тебя недостойны.

Он улыбнулся:

— Я знаю.

— Нам надо вернуться в дом, — сказал я. — Я должен уладить пару вопросов, — я потрогал парик. — Ужасно хочется избавиться от этого.

Пабло достал огромную связку ключей из кармана:

— Куда потом?

— Центральный остров.

Он постукивал ключами по ладони. Должно быть, они весили целый фунт. Боже, наверное, это было больно.

— Ты чертов британец. Ты же не хочешь сказать, что мы пойдем в дом Макинтайра?

— Просто дай мне ключи, Пабло. Я пойду сам. Вернусь через пару секунд.

Он поболтал ими в воздухе перед моим носом, а потом резко отдернул руку, когда я пытался выхватить их.

— Еще не родился такой человек, который может войти в мой дом, если он закрыт. Пошли.

Когда мы подъехали к будке офицера Миллера, уже стемнело. Я спрятался за передними сиденьями под двумя или тремя пальто и свитерами. Там было жарко, как в аду.

Я услышал голос Миллера. Веселый, но любопытный.

Пабло объяснил, что он едет в яхт-клуб. Там собирали старую одежду для благотворительности. Пабло еще добавил, что это было для детей.

Я надеялся, что офицер Миллер не обратит внимания на то, что одежда на задних сиденьях была для довольно больших детей.

Миллер и Пабло поговорили о погоде, о делах в яхт-клубе, о том, что дети бегают без присмотра, об обезглавленных трупах в «тойотах». Миллер сказал, что он сожалеет, что это произошло вне его юрисдикции, и добавил, что машина не доехала всего нескольких футов до его будки. Казалось, что это будет тяжелое лето. Он будет счастлив, когда наступит первое сентября — День Труда, и все поутихнет.

Пабло принялся рассказывать о его лодке.

Я услышал, как открылась дверь будки, затем приближающиеся шаги.

Черт, только не это.

— Да вот и она, — услышал я голос Пабло, очевидно, он показывал фотографию лодки.

— Красивая, — сказал Миллер. — Мне бы никогда не захотелось сходить на берег, если бы у меня была такая лодка.

Опять послышались шаги и обмен приветствиями. Затем я почувствовал, как машина поехала вперед.

— Тебе нравится твоя лодка, — сказал я, выползая, как медведь после зимней спячки, весь покрытый потом.

— Я люблю ее, — сказа он и быстро добавил: — практически так же сильно, как и Джулию. Он положил фотографию на руль. «Джулия I». В глазах Пабло была видна страсть. — Знаешь, — сказал он, — когда Макинтайр узнал, что у меня есть лодка, он сказал, что мне не доведется воспользоваться ею. Я буду работать слишком много. Во всяком случае, он признался, что он ненавидел лодки. Какого черта он держит здесь дом, если он не любит лодки? — Он убрал фотографию в бумажник. — Ублюдок.

— Можно спросить тебе кое о чем, Пабло?

— Вперед, — мило сказал он.

— Когда Макинтайр заставил тебя взяться за мое дело, что было тогда у тебя на уме?

К моему удивлению, он не стал колебаться. Никакого «О Боже», никакой брани.

— Сотрудничество, Фин. Чистое и простое. Я первый человек в семье, который чего-то добился. Не просто имею деньги, но являюсь важным человеком. — Он снял руки с руля и потер лицо. — Это немного затуманило мой ум.

Мы проехали яхт-клуб Сиванака. Пабло вывернул шею, чтобы полюбоваться видом.

— Это должно быть превосходно, — прошептал он.

— Почему ты не присоединишься к ним? — спросил я.

Он смотрел вперед.

— Не их типаж и слишком далеко от дома. — Он немного притормозил. — Это твой дом?

Мы объехали поворот дороги, и впереди земля уходила в долину, полную комаров. Дом Карлштайна находился за ней, он был тенью на фоне заката. Слева от нас дорога огибала холм, потом шла немного вниз, прежде чем переходила в грязную дорогу, которая вела на вершину уступа. Силуэт большого дома вырисовывался на фоне темнеющего неба.

Я надеялся, что между его остроконечных башен будут громоотводы, чтобы молния не могла разрушить его башенки. Дом Ашера, мотель Бейтса.

Но все казалось спокойным.

А внутри? Деревянная отделка и эхо. Комнаты прислуги, идиотских адвокатов, выключатели времен царя Гороха. Большие открытые камины. Неприятные портреты мужчин с бородами и женщин в огромных платьях.

Царство мышей. Пыль в углах. Двухсторонние зеркала на стенах. И что-нибудь еще в углах, темных щелях, в подвале? Люди. Маленькие люди. Жестокие эльфы у отправного пункта в ад. И Кэрол?

— Куда тебя довезти? — спросил Пабло.

Я не хотел подбираться слишком быстро.

— Остановись где-нибудь здесь.

Пабло съехал с дороги на поросшую травой обочину. Пластиковые цилиндры защищали ряд маленьких деревьев от животных, но не от «ягуара». Пабло припарковался на трех из них.

Он улыбнулся мне:

— Недавно я посадил четыре деревца в Центральном парке, — сказал он. — Поэтому, я думаю, у меня еще осталось одно в запасе.

— Здесь нас могут увидеть, — сказал я. — Макинтайр знает, на какой машине ты ездишь?

— Кроме как о лодке, Макинтайр вообще ничего не знает обо мне. Он даже называет Джулию — Конни. — Он снова поскреб подбородок. — Итак, теперь мы наблюдаем?

Я пообещал, что мы больше не будем ничего делать сегодня вечером. Понаблюдаем за домом, посмотрим, есть ли там кто-нибудь. Сделаем пару логических выводов. И придумаем, что делать дальше.

Я достал бинокль, отделанный резиной. Он был немецкий и очень хорошего качества.

— Я одолжил у тебя это, — сказал я. Я одолжил пару вещей из морского рюкзака Пабло в гостевой комнате.

Из двух зашторенных окон падал свет. Я даже смог разглядеть форму машины рядом с темной аркой, которую я принял за входную дверь.

Я положил бинокль на колени.

— Может, они уже уехали, — сказал я, — или просто забыли выключить свет.

— Ты думаешь, что они занимались чем-то в доме? — спросил Пабло.

По крайней мере Карлштайн и Макинтайр — да. Но это не было основным его назначением. Это был лишь подготовительный этап. Это дом на полпути к чему-то, как сказал Эрни.

— Может, мы приехали слишком поздно, — пробормотал я. Хотя вряд ли. — Если им надо было перевезти людей и какие-нибудь вещи, им пришлось бы ехать мимо офицера Миллера, не так ли?

— Он бесполезен. — Пабло отвернулся от дома и стал осматривать залив через бинокль. — Но ему понравилась моя лодка. Будем это тоже учитывать.

Я ударил Пабло по руке.

— Лодки, — сказал я. — Конечно, они перевезут всех по воде.

— И им надо выбираться ночью.

Тихий уход с базы, дальше проплыть к проливу у Лонг-Айленда и — в другое укрытие.

— Мне надо осмотреться, — сказал я.

— Там ничего нет, — сказал Пабло, после того как он осмотрел все еще раз в бинокль.

— Не отсюда, — сказал я. — Обойти дом. Там должны быть следы, или улики, или что-нибудь.

— Мне казалось, что ты сказал, что мы осмотрим все из машины.

— Я сказал, что мы просто посмотрим. Я не говорил, что мы будем делать это из машины.

Он немного помолчал:

— Мне пойти с тобой?

— Нет, оставайся здесь. — Я не хотел бы, чтобы мне мешали. — У меня с собой мобильник.

— Ага, мой мобильник, — сказал Пабло. — А чем мне пользоваться, жестяной банкой?

— М-да, — печально сказал я.

— Все в порядке. Я взял мобильник Джулии.

Я взял сумку с заднего сиденья и вышел из машины.

— Что у тебя еще там? — Пабло пытался схватиться за край сумки, когда я проходил мимо его открытого окна.

— Ты можешь воспользоваться театральным биноклем, — сказал я и ушел.

В том месте, где был перекресток, я пошел по направлению к дому Карлштайна, поглядывая на вершину холма. Здесь был плохой обзор, и я видел лишь второй этаж здания, все остальное было скрыто холмом.

Теперь, когда я уже знал куда идти, расстояния казались меньше, чем в прошлый раз, и у меня не заняло много времени добраться до зеленых ограждений, которые росли вдоль трека с гаревым покрытием. Я не обращал никакого внимания на москитов, но у меня ужасно болело бедро, и это замедляло мой ход. Сложно было игнорировать такую боль. Антисептика было недостаточно, сказала Джулия. Мне нужны были антибиотики.

Дом Карлштайна выглядел пустым, в гараже не было машины, не было и света. Он был мертв. И все же его аура нависала над этим местом.

Я снова обошел дом и вышел на палубу. Я бегло посмотрел на то, что я сделал с задним окном. Черная масса жуков и комаров собралась на пропитанной медом газете.

В проливе Лонг-Айленда то зажигались, то гасли огни на лодках, возвращавшихся в порт.

Я посмотрел на край палубы. Там была лишь небольшая полоска пляжа, устланного бетонными плитами между водой и кустами ежевики, а также там, в темноте, была видна галька.

Внезапно я понял, что это не была просто свалка. Все это дерьмо лежало там по какой-то причине. Чтобы не привлекать внимания посторонних.

Я спустился по ветхой лестнице на пляж.

Идя вдоль береговой линии, я наступал на останки давно умерших крабов, похожих на останки динозавров, и слышал хруст устричных раковин, когда чайки поднимали их в воздух, а затем бросали на камни. Потом я набрел на мусор человека: пустые банки, пивные бутылки, туалетная бумага, женские прокладки. И огромные камни. Злобное серебро луны окутывало их жесткие края светом, отбрасывало искорки, как ржавые открывалки в отточенный рельеф.

Пляж превращался в широкую полосу песка, которая выходила в залив.

Я слышал какой-то шум. Голоса? Слышалось скобление, хлопки.

Все, что я видел, — точки света над поверхностью воды. Некоторые двигались, некоторые стояли на месте. Еще парусные лодки? Я не мог сказать определенно.

Я согнулся и подошел поближе.

Это были не лодки, люди держали огни. Казалось, что они плывут над водой. Потом я понял, что они были на песчаной косе.

Я был на расстоянии ста футов от основания небольшого уступа позади дома. Я пошел к нему. Казалось, что здесь не было никакого мусора. Очевидно, Макинтайр не хотел, чтобы ближайшие окрестности напоминали строительную площадку.

Шум прекратился. Огни уже не двигались.

Поглядывая на неподвижные огни в заливе, я прижался к карнизу уступа, чувствуя, что песок превратился в жесткую скалу на топкой основе. Стебли травы шуршали, когда я шел по ним, и то там, то здесь с негодующими воплями взлетали птицы.

Я слышал крики. Я все еще пригибался под навес уступа. Даже если я встал бы и стал махать руками, маловероятно, что меня могли увидеть. Но те, которые были на песчаной косе, были, скорее всего, удивлены криками птиц, и явно им хотелось бы знать, что могло так спугнуть птиц.

Где-то грохотал и ревел двигатель лодки, за ним были еще несколько таких же. Целая флотилия. Отступающая армада. Я видел, как огни быстро неслись из залива и затем переходили в пролив.

Люди, оборудование. Больше ничего не осталось.

Была ли Кэрол запихнута на одну из тех лодок? Знала ли она, что Макинтайр собирался сделать с ней?

Я пошел дальше, вдоль края ущелья. Он был всего двадцать футов в высоту, но казалось, что на него было невозможно забраться.

Вдруг послышался еще шум. Я остановился.

Он был рядом со мной. Может, животное. Но в полосе травы не было ничего видно, тростник не шевелился и не пригибался к земле.

Я задержал дыхание.

Послышалось хныканье, хруст. Всего в нескольких футах от меня.

Я пошел на звук. Что бы это ни было, оно слышало меня. Оно могло или убежать, или атаковать меня, если бы хотело. Но я оставался неподвижным.

Я раздвинул тростник. Маленький сверток лежал, дрожа на болотистой подстилке из камыша, как ежик-переросток, свернувшийся в калачик, чтобы его никто не трогал. Я чувствовал, как его страх передавался мне.

— Все в порядке, — прошептал я.

Комочек все еще оставался свернутым. Я тихонько дотронулся до него. Почему-то мне все еще казалось, что это было животное, хотя я уже ясно понимал, что это был человек.

Появилось лицо. Огромные женские глаза поблескивали в тусклом лунном свете, искрились в его лучах, расширенные от ужаса.

Это было лицо кого-то чуть больше ребенка. Уголок ее рта был вялым. По правде говоря, половина ее лица выглядела как мешок. Если бы она была старше, кто-нибудь сказал бы, что ее ударили. Но детей ведь не били. Или нет? Я посмотрел на нее поближе. Ее щеку пересекал шрам. Но все же она была красивой, все еще узнаваемой — девочкой с фотографии Раджа. Лесная нимфа моего отца.

Я положил сумку на землю и прикоснулся к ее плечу.

— Приити?

Она немного разогнулась.

— Кто вы? — Ее голос был очень слабым, это был беспомощный шепот.

— Я друг твоего брата. Радж просил, чтобы я нашел тебя.

И я нашел ее. Я искал другого человека, но нашел именно ее. Хотя это была лишь часть обещания, данного Раджу. Когда огонь уже пожирал его, он молил меня защитить ее.

Приити выглядела, словно она была сильно больна.

Приити немного присела.

— Я ничего не слышала о брате. Вы говорите, что вы его друг. Как он?

Я не знал, что сказать, хотел солгать, но ее открытый, ранящий взгляд сделал это невозможным.

— Он умер, Приити, — сказал я. Я протянул руку к ее маленьким пальцам и сжал их. — Прости.

Она сидела неподвижно, а ее рука была обмякшей.

— Я чувствовала это, — сказала она. — Я почувствовала, как его сердце прекратило биться. Сердцебиение брата чувствуется в груди сестры. — Она подняла на меня глаза. — Как он умер?

Его босс связал его и запалил как факел.

— Сгорел в пожаре.

Она вытащила руку из моей ладони и приложила ее к щеке.

— Кто-то обжег меня однажды, — прошептала она. — Теперь я знаю почему. Это было для того, чтобы я почувствовала боль Раджа.

— Что здесь произошло, Приити?

— Они перевезли нас. Они сказали нам, что нас переместят в безопасное место, где нас не смогут найти люди из миграционной службы. Затем нас снова отправят на работу. Но они сказали, что я не смогу найти работу, — она прикоснулась к лицу. — Из-за этого… мне кажется, они хотят убить меня. Поэтому по пути к лодкам я сбежала.

— Там была белая девушка?

Она покачала головой:

— Все из Индии. Нас приблизительно пятнадцать человек, мальчики и девочки.

— Дом пуст? — спросил я.

— Я не знаю. Я никого не видела, но мы прошли лишь через небольшую часть дома, прежде чем вышли сюда. — Она показала на утес. — Мы спустились по ступеням на пляж. Они были очень опасными. Одна из девочек упала. Тогда я и побежала. — Она снова свернулась в клубок. — Надеюсь, с ней все в порядке, — прохныкала она. — Это место боли. Я не могу поверить, что мистер Аскари послал бы меня сюда, если бы знал, что здесь творится.

Поговорить об истинной природе Сунила Аскари можно было бы чуть позже.

— Я хочу, чтобы ты подождала меня немного здесь, — сказал я. — Если я не вернусь через час, тогда иди по пляжу, пока не дойдешь до дома. Обойди его и иди по тропинке, пока не дойдешь до дороги. Там увидишь припаркованную серебристую машину. В машине сидит мужчина. Он друг. Оставайся с ним, и с тобой все будет в порядке.

Приити свернулась еще крепче в клубок.

— Я не пойду к человеку в серебристой машине. Я пойду только с тобой. Или сама, если ты не вернешься за мной.

— Я вернусь.

Я практически прошел мимо расщелины в скале, прежде чем заметил ее. Ржавая лестница была приделана вертикально к уступу, она была узкой, мерзкой на вид и очень ненадежной.

На скате уступа висела толстая веревка. Посмотрев наверх, я увидел, что веревка была приделана к чему-то на вершине холма.

Может, сиденье. Может, лебедка.

Веревка просто болталась. Там не было никакого крюка, ничего. Осмотрев, что было рядом, я мог сказать, что там происходило очень много разных вещей. Галька и песок были истоптаны и разметены. Ногами и тяжелыми объектами.

Я поставил ногу на первую перекладину лестницы. Мое бедро взорвалось новым приступом боли, и я отставил ногу назад на песок.

Двадцать футов было не так уж высоко, но в моем состоянии это было все равно, что вторая ступень сложности альпинистского маршрута.

Я вытащил пару вещей из сумки, затем закинул ее в тростник и снова стал подниматься. Я выдохся, и мои глаза были затуманены потом.

— Даже не пытайся двигаться.

Луч света достиг меня одновременно с голосом. Верх лестницы был белым бриллиантовым свечением мощного фонаря или прожектора.

У меня онемели конечности, я прикрывал руками глаза, пытаясь разглядеть хоть какие-то черно-белые очертания.

Кто-то вошел в луч света, перекинув тело через край лестницы, и стал спускаться. Я не мог видеть, кто это был. Я уже был уверен в этих мощных движениях мускулистых ног, которые твердо ставили себя на каждую перекладину лестницы.

— Притащи его сюда, — прокричал кто-то сверху. Макинтайр?

Затем я увидел, что мелькнуло что-то белое: большой квадратный головной убор сзади обритой головы.

Джесс спрыгнул с последних трех ступеней, подошел ко мне и, не сказав ни слова, сильно ударил меня в живот.

Когда я упал на песок, хватаясь за живот, Джесс стоял и потирал кулак.

— Чертовы адвокаты, — прошипел он.

— Прекрати ребячиться, Джесс, — послышался голос сверху холма. Злой, диктаторский. Это определенно был Макинтайр. — Просто притащи его сюда.

Джесс схватил меня за воротник и рванул наверх.

— Забирайся на лестницу, мерзавец.

Я прислонился к холодным ржавым перекладинам и почувствовал, как по моему подбородку потекла кровь. Мои ноги начали взбираться на лестницу. Я слышал, как в отдалении летели птицы. Казалось, что это были не утки, а грифы, которые готовились к следующему приему пищи.

— Я не могу двигаться, — прохрипел я.

Джесс оттянул руку назад, словно собирался ударить меня, потом остановился и осмотрелся вокруг.

— Тогда нам придется немного помочь тебе, а? — сказал он.

Схватившись за конец болтающейся веревки, он в момент затянул тугой узел, который набросил на мою шею, а затем еще и плотно укрепил его.

Он поднял голову.

— Запустите лебедку, мистер М, — прокричал он. Затем он похлопал меня по щеке. — Вперед, старина. Экспресс услуги до верхнего этажа. На этот раз без остановок.

Когда он стал взбираться по лестнице, я начал тянуть веревку, дергать ее, пытался порвать ее, так как она сильно впилась мне в шею.

Я пытался закричать, но смог лишь прошипеть что-то невнятное.

Когда я почувствовал, что мои ноги отрываются от земли и бьются о скалу, у меня было впечатление, что моя голова взорвется. Я вцепился в узел, пытался просунуть пальцы между жесткой веревкой и моей плотью, но не было никакой разницы. Вокруг моего горла сжимались тиски, а в моей голове все искрило, словно там был фейерверк.

В моей голове проносились мысли, а затем я вообще уже ни о чем не думал.

Первое, что я почувствовал, — движение. Мир двигался. Пролетал мимо меня. Затем боль. У меня было такое впечатление, что моя спина была в огне.

Я попытался сглотнуть. Но петля все еще сжимала мою шею, как тиски, и меня начало тошнить. Я хотел потрогать горло, почувствовать его, успокоить его. Почувствовать прикосновение кожи к коже. Но мои руки не слушались меня, они удерживались чем-то над моей головой. Мне казалось, что меня повесили на вешалку.

А мир продолжал двигаться. Мимо меня мелькали картинки. Столы, на одном стоял черный телефон, как у моего деда, на другом — огромная китайская ваза, пестрящая желтыми и белыми цветами.

Затем я увидел большую лестницу. Огромное венецианское окно красовалось на верху лестницы, где находилась площадка. От нее вели уже две лестницы.

Ко мне начали возвращаться мысли вместе с притуплённой возможностью анализировать происходящее. В конце концов я пришел к выводу, что мир вокруг меня не двигался. Двигался я. Джесс тащил меня за кисти рук. Картины, столы, ваза, телефон были ориентирами дороги в ад.

Где-то звонил телефон: современный, электронный, не соответствующий внутреннему убранству дома.

Я почувствовал, что кто-то копался в моем кармане пиджака и достал мой сотовый. Шум внезапно стал невыносимым.

Я посмотрел наверх и увидел, что Макинтайр долго смотрел на экран телефона, а потом нажал кнопку. Он послушал какое-то время, затем выключил его и аккуратно положил его под каблук. Затем он со всей силы ударил по телефону, который разлетелся вдребезги.

Он повернулся к Джессу и кивнул.

Джесс в свою очередь пнул меня носком ботинка.

— Будь хорошим мальчиком, пока меня не будет. — Он прошагал через холл и немного помучился с огромным замком на входной двери.

Я услышал, как по дому разнеслось эхо, когда за ним закрылась дверь.

— А я думал, что мы договорились, Фин, — сказал Макинтайр.

Я смог только прохрипеть что-то неразборчивое.

Макинтайр сказал:

— Да, ты расстроил Джесса, ударив его по голове.

Я услышал шаги дальше по коридору. Я пытался двинуться, но у меня все болело.

— Тебе следовало держаться подальше, Фин. — Это был голос Мэндипа, но я чувствовал, что он был не один. Я повернул голову и посмотрел вверх.

По обеим сторонам от Кэрол стояли Мэндип и Аскари. Ее лицо было таким же ничтожным, как и ее спортивный костюм, тот же, что она носила в Святой Сесилии.

— Фин, — прошептала она. Я с трудом расслышал ее. Она начала двигаться ко мне.

Аскари схватил ее за волосы и оттащил назад.

Я открыл рот, чтобы закричать на него. Я извивался от ярости, сознавая свое бессилие что-либо сделать.

Макинтайр присел на корточки около меня.

— У тебя есть предположения, сколько она будет стоить хорошему клиенту? — сказал он. — Было бы неплохо, если бы у нас была мамаша: пара. Как вазы и свечи, более ценные, когда есть пара. — Он ударил меня по ребрам. — Немного макияжа вокруг глаз, подкрасить губки. Они могли бы танцевать вместе, раздевать друг друга. — Эрни сказал, что он хотел потанцевать с феями развращенный танец. — Может быть, помылись бы вместе. Эдип станет Эдипой. Боже, у меня встает от одной мысли об этом. — Казалось, что он выбросил эту фантазию из головы и выпрямился. — Ну, хотя бы она у нас есть.

Я снова стал извиваться. Макинтайр поднял меня.

— Вот, дай помогу. Посмотри на свою возлюбленную.

Он протащил меня по полу и прислонил к отделанной деревом стене. Я чувствовал запах полировочной жидкости. Он раздражал мое горло, и меня опять начало тошнить.

— Ты когда-нибудь заставлял Кэрол заниматься сексом втроем? — спросил он. — Боже, я бы стал уважать тебя за это.

— Переходи к делам, Джим, — сказал Мэндип. Он сильно нажал на ингалятор, словно его легкие не могли справиться с его собственной вонью.

Я немного мог двигать ногами и руками. Я больше не чувствовал себя парализованным. Аркан все еще был на моем горле, но теперь я уже мог нормально дышать.

Открылась входная дверь, и появился Пабло. Джесс подталкивал его в спину. Снаружи доносился треск. Он был таким знакомым, но я не мог вспомнить его.

— Он был недалеко от дома, мистер М, — сказал Джесс. — Вылез из своей милой серебристой машины.

Пабло взглянул на Кэрол, затем посмотрел на меня:

— С тобой все в порядке?

— Нет, — просипел я.

Треск превратился в постоянные толчки, которые проходили через весь дом. Я чувствовал, что они пульсировали сквозь мое тело.

Макинтайр поднял глаза к потолку.

— Они здесь, — он повернулся ко мне. — Как я сказал, у нас была сделка. Я юрист, ты юрист, и мы ударили по рукам.

— Отступление не является сделкой, — сказал я, прерывисто дыша.

Макинтайр пожал плечами:

— Ну, и какую позицию ты теперь занимаешь?

Он подошел к Пабло и похлопал его по спине:

— Ты теперь у нас во главе, Пабло. Ты теперь большой человек. С этого утра ты партнер. Будет что отпраздновать с Конни. — Он повернулся к Мэндипу и Аскари. — Его жена. Хороший семьянин, мы любим таких в руководстве.

— Мне не нужно партнерство. — Слова Пабло были едва слышны из-за оглушающего шума, доносившегося с улицы. — Мне нечего с вами делать.

— Время вышло, мой латинский друг. — Теперь на лице Макинтайра была лишь угроза, улыбку как смыло. — Ты возьмешь кепку, и тебе придется носить ее. А если ты этого не сделаешь, эту леди будут насиловать до тех пор, пока она не развалится на части. И, чтобы подтвердить сказанное, ты с Конни будешь каждый день получать посылку в виде кусочка одного из детей, которых мы только что вывезли отсюда.

Пабло посмотрел на меня.

— Давай, — сказал Макинтайр. — Посоветуйся с ним. Он уже должен понять смысл слова «отступление».

— Делай, как он говорит, Пабло. — Я не знал, слышал ли он меня. Весь дом содрогался от шума. Там был вертолет, а может, и два.

Это объясняло назначение уродливой асфальтированной площадки перед домом. Макинтайр ведь ненавидел лодки, или нет? А поездка на машине означала, что надо будет ехать мимо этого придурка Миллера.

Кэрол вырвалась из рук Аскари и подбежала ко мне. Она упала мне на грудь. Она осматривала мое лицо, нежно гладила мою шею.

Она повернулась к Макинтайру.

— Зачем? — сказала она. — Вам что, недостаточно? Что вам еще надо? Вы заберете наши жизни, что дальше? Когда вы остановитесь? — Она встала и начала двигаться к Макинтайру. Ее руки были полувытянуты в мольбе, а не в угрозе.

Джесс выступил вперед и ударил ее наотмашь. У Кэрол подкосились ноги. Джесс стоял над ней как гордый матадор.

— Это не из-за убийств, Кэрол, — сказал я. — Это все из-за чего-то худшего. Для тебя. У нас нет выбора. Они убьют меня, что бы ни произошло.

Джесс подошел к входной двери и открыл ее, позволив Кэрол подползти ко мне. В дом, как шторм, ворвался шум и треск. Я почувствовал, как влажные щеки Кэрол прижались к моим, как она погладила меня по голове, опаленной пожаром. Ее волосы развевал ветер, и было впечатление, что ее как будто сдувало от меня. Но это был Джесс, вырывающий ее из моей хватки.

Сквозь волосы и увечья, слезы и отчаявшееся лицо я видел, как двигались ее губы. Но я не мог слышать ее.

Я попытался встать, подняться при помощи стены.

Макинтайр выкрикивал план действий в ухо Джессу, показывая туда и сюда, направляя всех в определенные места, чтобы все нормально расчистить.

Аскари подозвал Джесса и взял у него пистолет, который торчал из-за ремня. Он кивнул и позволил Джессу выйти через входную дверь, затем встал надо мной и направил пистолет мне в голову. На его лице не было никаких эмоций.

Он пнул меня и помахал пистолетом вверх, показывая, что он хотел, чтобы я встал. Да пошел он.

Он пнул меня сильнее. Я начал пытаться встать. Внезапно я почувствовал, что Мэндип положил руки мне под мышки. Его лицо было серо-синим, кожа напряжена от постоянной борьбы его губчатых легких за воздух. Он помог мне встать и повел меня к двери. Его руки были очень слабыми. Кто поддерживал кого?

Снаружи был ураган. Не было лишь дождя, лишь ветер встревоженной жаркой ночи и пронзительный свист двух вертолетов, стоящих очень близко друг к другу, их лопасти практически соприкасались.

Я взглянул вверх. Скрылась даже серебристая луна. Не было видно и звезд. Как это было возможно? Был прекрасный день, ни облачка.

Боже мой, где же были звезды?

Аскари начал покачивать пистолетом вниз. Другой рукой он прикрывал свою голову.

Какого черта он…?

Я почувствовал, как воздух яростно проносился мимо моей головы.

Почему он беспокоился, снесет ли мне голову лопастями? Я подумал о неудобствах. Они вычистили дом. Это был теперь высококлассный приют отшельника на Лонг-Айленде. Мои мозги на асфальте могли привлечь внимание полиции, если они собирались заглянуть сюда.

Как же они хотели убить меня?

Аскари втолкнул меня через дверь вертолета. Внутри все напоминало переполненный задний салон на дешевой авиалинии. Кэрол уже сидела на одном сиденье, ее голова была откинута назад на подголовник. Казалось, она была без сознания. Над ней стоял Джесс. Он отошел от нее, и теперь я увидел шприц у него в руке. Значит, только что принесли освежающие напитки.

Пилот в шлеме сидел на своем месте как статуя. Хороший дворецкий, в плотной шляпе, который ничего не видит, ничего не слышит.

Джесс толкнул меня в пустое сиденье, достал склянку с жидкостью и воткнул в нее иглу. Я чувствовал бугор под ногами. Взглянув вниз, я увидел, что это был мешок с песком.

Значит, меня хотели вытолкнуть из вертолета и утопить в море.

Через шум я услышал крик.

Это был Аскари. Он жестикулировал Джессу, который отдал пистолет Мэндипу, и указывал на другой вертолет. Я увидел, что туда забрались Макинтайр и Пабло.

Мэндип летел с нами? Четыре места. Но было пять человек. Включая Джесса и пилота. Эта птичка сможет подняться с таким весом? Или Мэндип будет последним на борту спасительного вертолета, последний человек на крыше посольства США в Сайгоне? Его задача проследить, как мы взлетим?

Я опустил руку в карман.

Через мгновение я буду мертв. Интересно, я вообще осознаю момент смерти?

Юристы любят использовать латинизмы, когда нельзя определить точное время совершения преступления. Они говорят sine die. Ни дня. Это не означает, что этого не произойдет, просто ты сам не знаешь, когда это случится. С того момента, когда прожектор ослепил меня на пляже позади дома, я сказал себе, что, может, еще будут лучшие времена. Я сказал себе — на неопределенный срок.

Теперь время было зафиксировано. Все происходило сейчас.

Я зажал в руке короткий цилиндр и не отводил глаз от Джесса, когда нащупывал крышку. Он повернулся ко мне, в руке был шприц, это было словно отголоском Даминдры Кетана у Башен Молчания. Но на этот раз я не собирался втыкать шприц в моего убийцу.

Джесс подозрительно посмотрел на меня, как будто почувствовал что-то неладное.

Я вытащил цилиндр, отвернул крышку и, наклонившись вперед, бросил его между ног пилота. Я слышал, как цилиндр скакал по педалям, носился по полу.

Если сильно потрясти банку «Будвайзера», гейзер, который вырвется наружу, когда потянешь за ключ, может быть удивительным.

Но это не была банка «Будвайзера». И вместо пива цилиндр распрыскивал огонь. И оповестительный огонь не должен вести себя как хорошие бенгальские огни. Цилиндр должен выпустить шарик фосфора или чего-то еще на тысячу футов в воздух. И предполагается, что даже с луны будет видно рождение новой звезды.

Пилот абсолютно не нуждался в объяснениях. Он уже выбрался из вертолета. Парашют лежал на площадке, а он уже был далеко.

Джесс тоже пытался выбраться, но он был в неудобной позиции между передним и задними сиденьями.

Мне было некуда деваться.

Я наклонился через проход и попытался закрыть собой Кэрол.

В замкнутом пространстве взрыв был оглушительным. Я почувствовал, как по моей спине прошла тепловая волна. Весь вертолет трясло.

Кабина наполнилась плотным дымом, который вытекал из открытых дверей. Если бы эти двери были закрыты…

Я развернулся, схватился за Кэрол и перетащил ее через переднее сиденье.

Я задыхался и был в ожидании, что появятся остальные, которые закончат то, что они начали. Мое тело схватили, отпустили. Со мной было покончено.

На моих плечах появилась пара рук. Старых рук.

Они тащили меня. Сильное вытягивание рук из моего тела.

Я упал на асфальт.

Дым развеивался, и я увидел, что Мэндип пристально смотрел на меня.

Бледное лицо, старое, старое лицо, овеянное отчаянием.

Он сильно закашлялся, стал качаться, а затем побежал, размахивая руками, на второй вертолет, который начал отрываться от земли, неуверенно покачиваться. В окне позади пилота показалось лицо. Чье лицо? Пабло? Макинтайра или Аскари?

Я подполз к Кэрол. Она выглядела, как спящий ребенок, который выпал из кровати и даже не проснулся. Я убрал волосы с ее лица.

Поблизости тело вертолета истекало жидкостью и было разорвано, как в случае тяжелейшего прободения желудка. Я был в трансе. Мне надо было двигаться, отодвинуть себя и Кэрол. Но я не мог.

В отдалении от нас второй вертолет летел по направлению к проливу. Вскоре треск лопастей вертолета сменился воем сирен. Целый оркестр звука и света появился над изгибом холма, как суфлер из ямы старого театра Бродвея.

Я решил, что полицейские смогут потушить вертолет. Это была их работа.