Было время ленча, когда я вышел из полицейского участка. Я сразу же попал в толпу людей, болтающихся поблизости в поисках еды или покупок. Им следовало хорошенько подумать, прежде чем выходить на улицу, — жара стояла ужасная, градусов тридцать.

Исполнить гражданский долг оказалось не так уж страшно. Общество в лице детектива Манелли казалось благодарным. У меня не создалось впечатления, что кто-то обвиняет меня в том, что произошло на шоссе Рузвельта. Я был всего лишь очевидцем, но все же я чувствовал свою вину. Мог ли я предвидеть случившееся?

Бог мой, ну каким образом? Я даже не был у Джей Джея дома и не знал, что творится у него в голове.

То немногое, что я знал о Джей Джее, не могло объяснить, почему он пригласил на свое самоубийство именно меня. Сегодня в шесть утра я думал, что потакаю детской радости по поводу новой игрушки, а не маньяку, страдающему манией убийства с намерением умереть самому.

Я решил вернуться в офис. Надо было подготовить еще много бумаг по вопросу слияния, и в любом случае из Франкфурта еще последует буря недовольства по поводу подписного листа. Я позвоню Кэрол Амен в «Джефферсон Траст» и уговорю ее взяться за дела. Мы могли свободно беседовать практически на любые темы. Временами я думал, что мы можем разговаривать о делах даже без одежды. Но…

В любом случае в шесть у меня встреча с Эрни, и я ждал этого с нетерпением.

— Вижу, тебя повысили, пока меня не было, — сказал я, войдя в комнату и увидев занимающую мое место Полу.

Она вяло улыбнулась.

Я посмотрел на корзину для входящих бумаг — не появилось ли что-нибудь новенькое.

— Только не говори, что я должен сидеть дома и плевать в потолок. Я всего лишь хочу поработать, вот и все.

— Тебе уже не двадцать один год. Если не хочешь отдыхать, не надо, — отрезала Пола.

— В чем дело?

Пола встала с обиженным видом да еще и протерла стул рукой.

— Спроси лучше Шелдона Кинеса. — Она направилась к двери.

— Постой, Пола, прошу тебя. Ну давай рассказывай.

— Шелдон пришел в бешенство, когда узнал, что ты позвонил в полицию и пошел туда без его ведома.

— Ну и? Он же зол на меня. Почему ты так расстраиваешься? Как ты говоришь, мне уже давно стукнуло двадцать один, и я могу сам позаботиться о себе.

— Но мне тоже досталось от него.

— Разрядил всю обойму?

— Что-то вроде того, — Пола взяла бумаги, оставшиеся после встречи. — В любом случае я лучше займусь бумагами, а ты иди поговори с Шелдоном. Он хотел позвонить тебе на сотовый, чтобы вернуть тебя в офис. Хорошо, что ты сам появился.

— У меня же был мобильник с собой, — я охлопал себя и нащупал мобильник в кармане куртки.

— А он был включен? Гений!

Я достал телефон. Экран был мертв. Я с недоумением смотрел на кнопки, которые могли нажаться сами собой. Мне казалось, что у Полы есть еще какие-то новости и она не горит желанием поделиться ими со мной.

— Ты все еще злишься на меня? — спросил я. — Ну, что еще, Пола?

Она колебалась:

— У тебя был плохой день. И он еще не закончился.

— Нет, — сказал я, — сплюнь. Мне гораздо хуже, если я знаю, что тебя что-то беспокоит и ты не хочешь мне об этом рассказать.

— Твоя встреча, этим утром, — спросила Пола. — Это по поводу слияния?

— Ну конечно же, Пола, встреча была по поводу слияния. Ты же сама это знаешь, но никто не просит тебя об этом спрашивать.

Я положил мобильник в карман.

— Фин, когда это случится? — спросила она. — Слияния сильно действуют на людей, а это давит на меня. Оно вообще произойдет?

— Если и произойдет, с тобой все будет в порядке, — ответил я. Мэндип был моим защитником, практически он был моей семьей. А я буду защитником Полы, ее рыцарем.

— Откуда ты знаешь? — прошептала она. — Ты ничего обо мне не знаешь.

Она не закрыла дверь, выйдя из кабинета, видимо, чтобы не хлопнуть ею.

Пола права. Я ничего о ней не знаю, только то, что ее муж умер и что дорога на работу из Бруклина ежедневно доставляет ей кучу неприятностей. Она спокойно выслушивала мое ежедневное нытье и ворчанье, занималась, кроме всего прочего, и моими минимальными квартирными проблемами: уборщица, кабельщик, агенты домовладельца. Она знала, из чего складывается моя хрупкая жизнь здесь, так же хорошо, как и я сам.

Когда я приехал в Нью-Йорк, Пола уже работала на компанию. Еще тогда я предположил, что она и в будущем продолжит поспевать за ходом моей жизни.

Как же мало я знаю о тех, кто окружает меня!

Я вышел из кабинета, чтобы увидеться с Шелдоном Кинесом.

Шелдон разговаривал по телефону, он махнул рукой, чтобы я заходил. Я плюхнулся на кожаный диван и окинул взглядом его кабинет в темно-вишневых тонах. На столе стоял граненый стакан с минеральной водой «Перье» и кусочком лайма. Лед в стакане крутился из-за бурных пузырьков. Диваны для компаньонов, «Перье», лайм и холодильники. У моего отца когда-то были все эти привилегии в этой фирме. Будут ли они когда-нибудь у меня?

Шелдон создал домашнее гнездышко в своем кабинете: семейные фотографии, снимки его знаменитых ударов в гольфе, напоминающих о его былой славе, открытка, нарисованная его четырехлетней дочерью. В кабинете еще стояли шкафчики, в которых хранились материалы сделок, заключенных им, списки участвующих в проектах и безнадежные дела.

Шелдон закончил разговаривать по телефону.

— Как говорила моя няня, ты человек не без странностей, — начал он. — Я сказал тебе ждать меня. И вдруг я узнаю, что ты находишься в полицейском участке и рассказываешь там все подробности.

Это прозвучало не очень убедительно. У Эрни все получилось бы гораздо лучше, но Шелдон не мог сравниться с ним.

— Я и так слишком затянул с этим, — сказал я, — я должен был сразу же пойти туда.

Шелдон кивнул. Он был на шесть лет старше меня, и в тридцать пять лет его ангельское лицо выражало странную смесь мудрости и опыта.

— Я понимаю, — ответил Шелдон, — но мне было бы спокойней, если бы с тобой был кто-нибудь из наших. Как-никак, у тебя был шок.

— Я всего лишь рассказал им о том, что произошло, ничего более, — продолжал я, — я придерживался законов допроса, не давал ложных показаний и не пытался увильнуть от вопросов.

— Я уверен, ты отлично со всем справился, Фин. Но в этой трагедии погиб один из наших очень важных клиентов, и мы не хотим рисковать попусту.

— По какому поводу рисковать? — Я начал раздражаться. — Наш клиент начнет давить на нас из-за того, что у одного из его банкиров случился кратковременный припадок умопомешательства и он пригласил меня на свое самоубийство? Я так не думаю.

— Я тоже так не думаю. Но ведь все нервничают. А Чарльз — так особенно, и он все еще на расстоянии трех тысяч миль отсюда. Ты должен понять, что они очень чувствительны к таким делам. Или это называется отзывчивостью? В любом случае, люди нервничают, вот и все.

— И поэтому ты наорал на Полу, хотя она всего лишь выполняла свою работу?

— Она должна лучше выполнять свои обязанности, — Шелдон сделал маленький глоток минералки, желая показать, что мой гнев не заставил его даже вспотеть.

— Боже мой, — воскликнул я, — она всего лишь делала то, что ей было сказано. Не было никакой необходимости орать на нее.

— Я не орал на нее, — Шелдон помедлил и добавил: — Я никогда не кричу, ты же знаешь.

Очко Шелдону. Проницательность его не подвела: он не кричал. Пола и не говорила, что он кричал.

Шелдон понимающе улыбнулся:

— Послушай, ты расстроен, и я это очень хорошо понимаю. Конечно, тебе нужно было поговорить с полицией, но сначала тебе нужно было поговорить со мной, и я бы организовал поддержку.

Я кивнул, не проронив ни слова. Я даже и не собирался извиняться.

Шелдон открыл ящик стола и достал чистый лист бумаги:

— Над чем ты сейчас работаешь?

«В основном пытаюсь не сойти с ума после самоубийства Джей Джея», — подумал я.

— Да хватает работы.

Шелдон был местным боссом, и предполагалось, что он знает все, что происходит в офисе. Он требовал графиков работы с клиентами. У нас не должно быть проблем при решении поставленных задач, а информация об успехах должна быть достоверной.

Шелдон устраивал две встречи в неделю со мной и еще тремя коллегами, на которых оговаривал все: начиная с клиентов, задерживающих оплату, и заканчивая тем, какая минеральная вода должна стоять у нас в холодильнике. На первый взгляд казалось, что он демократ, но на самом деле Шелдон был надсмотрщиком, который любит сначала выслушать мнение каждого человека, прежде чем принять или отклонить его. Чистый лист бумаги говорил о многом. Босс хотел узнать о моем вкладе в процветание компании. Шелдон любил церемонии: лакированная авторучка серебристо поблескивала, шуршали черные чернила по плотной бумаге для принтера — верх каллиграфии. Это доставляло ему удовольствие, и в принципе это было довольно-таки безобидно, по-моему.

Но зачем этот лист бумаги? Почему сейчас? Именно в этот момент? К страху прибавилось чувство вины, хотя мной должна была овладевать гордость. У меня было предостаточно важных контрактов: одни имели значение для прибыли и имиджа компании, другие стоили вступления в юридическое сообщество, третьи заслуживали того, чтобы мое имя прогремело.

Шелдон поднял глаза в ожидании, ручка на изготовку.

— У меня сейчас компания «Хадсон», — начал я. — Она хочет купить сеть магазинов «Беллами» в Великобритании. Все достаточно прямолинейно, если не принимать в расчет несколько антимонопольных законов. Сложнее обстоят дела с патентами двух восточноевропейских операторов сотовой связи, брошенных на произвол судьбы членами консорцима США.

— Консорциума, — поправил меня Шелдон.

— Затем идет румынская пивоваренная компания, которую хочет Буш, не понимаю только зачем: румынское пиво — полное дерьмо.

— Расскажи мне о воскресных дополнениях, — сказал Шелдон.

— Это-то тебе зачем, Шелдон?

— Зачем, что? — Он отложил ручку и уставился на меня сквозь скрещенные пальцы. Мне захотелось сломать его ангельский нос.

Я махнул рукой в сторону листа, который постепенно заполнялся безукоризненными, каллиграфически выписанными буквами.

— Это. Этот чертов лист бумаги. Зачем? Ты мог бы все найти на компьютере, а я бы тем временем оправился от удара, который, по твоему мнению, был нанесен мне.

— Я представитель компании, — тихо произнес Шелдон. — И я хочу знать, что делает один из моих подчиненных, причем знать точно. Компьютер никогда не расскажет о нюансах дела.

— Нюансах? — рассмеялся я. — Те дела, о которых мы сейчас говорим, — пара бумажек и горы денег. В них нет никаких нюансов.

Шелдон закрыл глаза:

— Остынь, Фин.

Бумаги опасны. Они как инвентарные описи, по которым можно проследить движение ценностей. Должны ли были мои дела двинуться в путь?

— Ты увольняешь меня?

Шелдон застонал:

— Не неси чушь.

— Тогда зачем это? Из-за Джей Джея?

— У тебя был сильный шок.

— А это только усложняет ситуацию.

Шелдон взял ручку, его губы искривились, словно гусеница в тисках.

— Все по очереди, — сказал он, — как только мы закончим с листом, мы поговорим.

Мой босс хотел заполнить этот лист. Высоты редактирования, да, он умел редактировать.

— Частное размещение ценных бумаг трех компаний, — продолжил я, — «БАМа», «Сайфера» и «Раббекса». Все действуют по правилу 144А. Все просто, кроме «Раббекса», производителя презервативов, их гастрольное выступление вызывает сомнения по естественным причинам. Пит-стоп в Интернет-ресурсе «Бизнес для бизнеса», зарегистрированного на фондовой бирже NASDAQ. Ну и, конечно же, наше слияние с «Шустер Маннхайм», — я сел поглубже. — Это главное дело, — произнес я, мысленно умоляя Шелдона расспросить меня о том, что было не так важно.

— Ну а незначительные дела? — спросил он.

Крохи пиршества. Построение гипотез, обзор конфиденциальной корреспонденции, составление приглашений, проведение анализов.

Он надел колпачок на ручку, когда я перечислил все дела.

— Впечатляюще, — сказал он, — можно сказать, портфолио.

— Ну а теперь ты хочешь поговорить, не так ли?

Шелдон допил свой «Перье», один из кусочков льда скользнул ему в рот.

Последовал хруст.

— Сними с себя все это.

— Зачем?

Шелдон вздохнул:

— Мне произнести по буквам?

— Джей Джей, — сказал я. — Я был не на своем месте. Ты боишься за мое душевное равновесие или отсутствие такового? Я могу отпугнуть этих доильных коров? В чем дело, Шелдон? Или я задел за живое?

— В каком-то смысле да, хотя я бы так не сказал.

— Понимаю.

Все произошло так быстро. Еще утром у меня был список клиентов, а теперь…

— Значит, по-твоему, я не могу пережить это и не могу самостоятельно судить, хорошо я выполняю свою работу или нет?

— Все не так, — Шелдон запнулся. — Чарльз думает, что…

Я хлопнул рукой по подлокотнику дивана:

— Ну а кто получит эти дела?

— Пол, Альф и Терри.

Ламберхерст, Сильверман и Вордман. Кто же еще? Три инвалида-мушкетера. Каждый за себя и никто за другого. Шелдону доверяли, и это было хорошо известно в нью-йоркском офисе, но он мало заботился о сохранении чести мундира.

— О нет, — простонал я вслух, — они испортят все мои файлы.

Шелдон одернул меня:

— Они хорошие юристы, и файлы не ТВОИ, они принадлежат «Клэй и Вестминстер». — Он замолчал. — В любом случае они будут заниматься твоими файлами, пока не…

— Пока не, пока не, пока не что?

— Пока тебе не станет лучше.

— Я смотрел на шоссе Рузвельта, Шелдон, я не врезался в него, я всего лишь был очевидцем, ради Бога.

— Прошу тебя, Фин, пятнадцать человек.

— Это не из-за аварии, не так ли? Это шанс, которого ты ждал.

Шелдон замер:

— По-моему, тебе лучше замолчать.

— Чарльз навязал меня тебе, и с тех пор ты всегда хотел избавиться от меня.

— Я предупреждаю тебя, Фин…

— Пять лет я вел дела, увеличивал твою долю от прибыли, но ты все еще покусываешь губу, не так ли? Не из тех слоев, а? Ни нянечки, ни степени Оксбриджа.

— Что ты взъерепенился?

— Когда будет Чарльз? — спросил я. Чарльз Мэндип любил меня, он был практически членом моей семьи, произнес речь на свадьбе моих родителей. Боже мой, он был моим крестным. Мой защитник и защитник моей матери. На какое-то время Шелдон ввел его в заблуждение, но Мэндип опять защитит меня. Да, это была его роль — роль защитника, когда умер отец.

— Он будет здесь завтра, — сказал Шелдон. — Передача дел была его решением, Фин.

Нет. Мэндип не сделал бы этого. Шелдон прикрывался им. В любом случае это шло вразрез с изречением Мэндипа о том, что надо заканчивать дело, за которое берешься. Этому он учил и моего отца. Что сказал мой отец? Не бери начатых дел и не отдавай их, а то будет изжога. Да пусть эти мушкетеры подавятся. Но я не хотел этого, я хотел того, что принадлежало мне, что я создал.

Шелдон выглядел изможденным.

— Дело сделано. Фин, иди домой.

— Нет, — сказал я, — еще надо поработать с платиновыми клиентами к завтрашнему собранию с Уолшем.

Мэндип будет здесь завтра, заглянет и туда.

Шелдон замотал головой:

— Ты также не занимаешься слиянием.

Он положил ручку в кожаный пенал и украдкой взглянул на монитор.

— Ты не можешь, — пробормотал я.

Но они могли. Они сделали это. Все было уже отработано. Плавящийся «Перспекс» кипел в чаше, готовый вылиться в форму для надгробного камня.

— Да, и еще, — сказал Шелдон, — нам нужны пояснения, — он кивнул головой на то, что уже записал, — этих сведений явно недостаточно. Надо все конкретизировать.

Я рассеянно кивнул.

— Ты можешь все сделать дома и потом переслать по электронной почте, — Шелдон встал. У него было багровое лицо. — Подумай, куда бы ты мог поехать на праздники. Может быть, в Англию? Или куда сам хочешь. Солнце или снег. В пределах разумного, конечно.

Выйдя из кабинета Шелдона, я вспомнил еще кое-что. Женщина стояла в центре автокатастрофы на шоссе Рузвельта. Я понял, что в ней было странно: на ней не было крови, ее летнее платье не пристало к телу, как какая-нибудь пропотевшая футболка после соревнований. Ее очки не были погнуты и оставались на своем привычном месте.

В руках она держала собачий поводок. Остатки собаки болтались на его конце. Она плохо его застегнула.

Женщина просто стояла там, словно ждала, пока ее дворняжка пописает, и они уйдут оттуда.