Гудение становилось все громче. Она бежала по лабиринту узоров и не могла найти выхода. Змеи с золотыми глазами извивались под ногами, острые шипы цеплялись за платье и волосы. Что-то бежало за ней, она слышала его шаги, его дыхание на своей щеке. Оно настигало, приближалось и наконец вцепилось когтями ей в спину.

Тесса проснулась в холодном поту.

Дверь в келью распахнулась.

Свеча ярко вспыхнула и погасла. Комната погрузилась в темноту.

Что-то вошло в келью. Оно заполняло собой все пространство, всасывало в себя весь воздух. Запах, похожий на запах гонцов, но все же иной, ударил Тессе в нос. У нее волосы стали дыбом. Она попыталась перевести дух, но что-то сдавило ей горло.

Оно приближалось, от его тяжелых шагов дрожали стены. Тесса схватила одеяло, точно оно могло защитить ее, и вскочила. Деваться было некуда, она могла только пятиться и вскоре уперлась в стену каморки.

Чудовище с хрустом раздавило стоявшую на подносе посуду. Вонь усилилась. Тесса напрасно пыталась не вдыхать ее, дышать ртом, а не носом. На языке она почувствовала вкус крови.

Чудовище сливалось с темнотой; потом что-то сверкнуло — глаза, зубы? — и оно прыгнуло на Тессу, упало на нее, вдавило ее грудную клетку в легкие. Когтистая лапа прошлась по щеке, клыки впились в плечо.

У Тессы слезы хлынули из глаз. Она ослепла от боли, не могла дышать, не могла кричать. Она натянула одеяло на голову и молотила кулаками по телу чудовища. С таким же успехом она могла бить по гранитной скале. Тогда она ногтями вцепилась ему в морду. Чудовище разжало челюсти, выпустило ее плечо.

Огромная голова запрокинулась назад; горячее зловонное дыхание обдало Тессу. Она почувствовала запах крови — и чего-то еще, чего-то отвратительного, разлагающегося глубоко в сырой земле.

Тесса была рада темноте. Она не хотела видеть того, что находилось вместе с ней в келье. Не хотела знать, что это такое.

По звуку Тесса догадалась, что чудовище занесло лапу для удара, и швырнула в его сторону одеяло. Все равно что пытаться носовым платком остановить разъяренного быка — но ей удалось выиграть четверть секунды. Тесса кинулась к окну.

Случайно рука ее задела что-то твердое. Нож Райвиса. Но Тесса не успела схватиться за рукоятку. Что-то тяжелое ударило в затылок. У нее лязгнули зубы. Лбом она стукнулась о закрытые ставни. Ноги подломились, она повалилась на пол.

Келья начала медленно вращаться. Тесса не могла пошевельнуться, забыла, о чем думала, что хотела делать. В глазах зарябило.

И вдруг среди этого кошмара до нее донесся знакомый звук. Звон в ушах, который начался еще по дороге в Бзллхейвен, когда поднялась буря, сопровождал ее на дамбе, не оставлял ее и во сне.

И вот сейчас звон усилился. Он не позволил ей погрузиться в забытье.

Нечеловеческим усилием воли Тесса заставила себя двигаться, сопротивляться. Это оказалось нелегко. Ноги и руки точно свинцом налились, она была вся вымазана чем-то жидким и липким. Но боль, как ни странно, прошла.

Когти невидимого врага впивались в ее спину и плечи, в клочья рвали платье; клыки вгрызались в тело. Чудовищная туша подмяла ее под себя, угрожая переломать ребра, хребет. От запаха крови мутился рассудок.

Но звон в ушах не прекращался, в висках словно молоточки стучали, заставляя Тессу дышать, двигаться, думать. Она шевельнула правой рукой и снова нащупала на поясе нож Райвиса. Целая вечность понадобилась, чтобы вытащить его. Казалось, он весит не меньше тонны. Следующий удар чудовища пришелся по виску. Темнота на мгновение вспыхнула белым пламенем. Тесса отлетела в сторону.

Но противник напрасно понадеялся, что она больше не поднимется. От удара звон в ушах стал еще громче, требовательней. В голове так шумело, что она просто не могла потерять сознание.

Она плашмя лежала на полу, сжимая в руке нож, и ждала, пока чудовище приблизится к ней. Что-то липкое, солоноватое на вкус стекало по щекам. Мускулы сводило от напряжения, легкие словно огнем жгло, по ум был совершенно ясен. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, считала она про себя, стараясь дышать равномерно. Один, два, три...

Чудовище бросилось на Тессу. Горячее дыхание опалило ее, когти вцепились в волосы. Этого она и ждала — когда враг выдаст себя. Тесса ловко извернулась, полоснула ножом по морде чудовища.

Раздался сдавленный вопль. Чудовище подалось назад, что-то горячее брызнуло Тессе в лицо. Она, пошатываясь, поднялась на ноги, утерлась разорванным в клочья рукавом. Ноги не слушались, ей пришлось прислониться к стене.

Вглядываясь в темноту, она пыталась вспомнить, как расположена дверь. Огромная туша преграждала ей путь. Дыхание разъяренного зверя со свистом вырывалось из груди. Через дверь ей не выйти.

Она подняла нож Райвиса над головой, как меч, и приготовилась к обороне. И тут кончик лезвия задел за что-то металлическое. Щеколда ставни. Окно. Шум в ушах стал еще пронзительней. Чудовище слишком велико, в окно ему не пролезть.

Но она-то пролезет свободно.

Мысль еще не успела оформиться, чудовище ринулось на нее. Тесса дрожащими руками просунула нож под металлическую щеколду. Когтистая лапа рванула ее за волосы, едва не сломав ей шею. Но Тесса в отчаянии мертвой хваткой вцепилась в рукоятку ножа, нажала сильней. И щеколда поддалась. Ставни распахнулись. Ветер со свистом ворвался в келью. Тесса полной грудью вдохнула запах соленой воды, водорослей, песка. Капли дождя брызнули в лицо. Но светлей не стало. Снаружи было так же темно, как в комнате.

Клыки чудовища, непонятного, сверхъестественного существа, пахнущего свежей кровью и грязью, рвали предплечье. Тесса извернулась и ударила в темноту. Хватка на секунду ослабла, Тесса высвободила руку. Отмахиваясь ножом от противника, она левой рукой уцепилась за подоконник. Ей удалось лишь чуть-чуть приоткрыть окно. Щель была такой узкой, что она едва могла протиснуться в нее. Неожиданно помогла кровь: теплая и скользкая, она послужила отличной смазкой. Благодаря этому плечи легко пролезли в отверстие. Но чудовище не собиралось отпускать ее. Оно прокусило сапог и ухватило Тессу за правую голень. Она отчаянно отбрыкивалась, боль становилась невыносимой. Самообладание покидало Тессу. И тут нога выскочила из сапога.

Тесса потеряла равновесие, попыталась ухватиться за внешний подоконник, но не успела и полетела в темноту.

Приземлилась она в луже соленой воды. Дно было каменистое, боль сотнями маленьких острых иголок вонзалась в тело. В ушах по-прежнему шумело, в висках, как язык колокола, билась кровь.

Над головой у нее что-то треснуло, разбилось. Тесса хотела посмотреть, что там такое, но боль скрутила ее, глаза наполнились слезами. Ветер дул в лицо. За завесой дождя она с трудом могла разглядеть стену монастыря.

На голову ей что-то упало. Тесса подняла руку и вытащила застрявшую в волосах щепку. Чудовище ломало раму. Оно собиралось преследовать жертву. Тессу вырвало — желудок изверг соленую воду. Она пошарила вокруг в поисках ножа, но нащупала лишь гладкую, отполированную морем гальку. Нож, должно быть, выпал при падении.

Чудовище наверху удовлетворенно заурчало. Что-то с плеском шлепнулось в лужу рядом с Тессой. Остатки оконной рамы.

Тесса отказалась от поисков ножа и попробовала подняться. Ноги не слушались ее, пришлось уцепиться за стену. Оставшиеся от платья лохмотья, как мокрая тяжелая занавеска, липли к спине, тянули вниз. В уцелевшем сапоге хлюпала вода. Тесса хотела было скинуть его, но сил не хватило.

Она слишком устала и знала лишь одно — надо отсюда уходить. Тесса оттолкнулась от стены, ощущая себя утлой лодчонкой, которая выходит из гавани в открытое море. Тело было до странности чужим, неповоротливым. Наверное, если бы не звон в ушах, так же тяжело ворочались бы и мозги.

Каждый шаг давался с трудом. Ноги скользили по гальке. Острые камушки царапали босую ступню. Из открытых ран сочилась кровь. Тессе хотелось опуститься на колени, а лучше просто лечь на землю и лежать, лежать...

Впереди, в черноте ночи, она заметила более светлую линию. Что это было — море, берег материка? — Тесса не знала. Напрасно она вглядывалась в темноту в надежде увидеть огни Бэллхейвена, крыши домов.

Порыв ветра принес запах крови. Тесса закрыла глаза. Внутри у нее все переворачивалось. Боль скручивала мышцы. Холодная свинцовая рука сжимала сердце. Если бы можно было упасть на камни, заснуть, потерять сознание, все равно что. Но металлический звон в ушах не позволял ей расслабиться. Он напоминал, что чудовище уже сломало раму и вылезло из кельи и, стоит остановиться, оно разорвет ее на части.

Тесса сделала глубокий вдох и побежала. За долгие годы, что ее мучил этот недуг — звон в ушах, она привыкла прислушиваться к нему.

Она бежала, бежала и бежала, рассекая встречный ветер, как волны. Сердце выскакивало из груди, легкие разрывались от напряжения. Почва постепенно менялась. Камушки становились все мельче, и вскоре вместо гальки она ощутила под ногами вязкий песок и комки водорослей, норовивших опутать ее, точно змеи.

Дождь то переставал, то наверстывал упущенное, и потоки холодной воды окатывали Тессу. Лицо было залеплено мокрым песком, он хрустел на зубах, а глаза так болели, что Тесса крепко зажмурилась: все равно в этой кромешной тьме она решительно ничего не видела.

Тяжелые шаги настигали ее — и толкали все вперед и вперед, шаг за шагом, по черному тоннелю ночи. Она ни о чем не думала. Все силы уходили на дыхание и мучительное, непрерывное движение.

В ушах шумело все сильней, заглушая вой бури. Тесса слышала только, как бьется в висках кровь и скрипит песок под ногами. Через какое-то время ей показалось, что преследователь ее стал отставать. Но Тесса не доверяла своим чувством и бежала, бежала. Звон в ушах — предупреждение об опасности. Чем он громче, тем страшнее грозящие ей несчастья.

Песок стал совсем мокрым, превратился просто в жидкую грязь. Тесса решила, что сбилась с пути, и поменяла направление, побежала в другую сторону, прочь от этих ручейков и глубоких луж, в которых утопали ноги.

Но через несколько секунд увязла совсем.

Грязная ледяная вода пенилась и пузырилась, накатившей волной Тессу чуть не сбило с ног. Звон в ушах совсем оглушил ее. Она не слышала даже собственного дыхания. За первой волной последовала вторая. Потом с другой стороны налетела еще одна. Теперь вода доходила до колен.

Тесса застыла как вкопанная.

Начался прилив.

Крупинки песка и морской соли попадали в ее по-прежнему закрытые глаза. Тесса протерла их и постаралась перевести дух. Но ничего не вышло. Сразу две волны атаковали ее с разных сторон. Потом под колени ударила третья. Под ногами больше вообще не было твердой почвы. Тесса почувствовала, что трясина затягивает, и в панике попыталась выдернуть обутую в сапог ногу. Песок всасывал ее, не желая расставаться с добычей. Тесса перенесла вес тела на другую ногу, дернула изо всех сил, освободилась от сапога, но потеряла равновесие. И тут же сразу несколько волн захлестнули ее. Но на сей раз не откатились назад. Вода неумолимо поднималась. Тессе вдруг пришло в голову, что она напоминает распустившийся цветок: ноги — стебель, а плавающий по воде подол платья — раскрывшаяся чашечка.

Тесса еще раз протерла глаза, избавляясь от застрявших в уголках песчинок, и всмотрелась в темноту. Серая масса воды, каким-то чудом отражающая свет закрытой тучами луны, надвигалась на нее со всех сторон. Она оглянулась в надежде увидеть монастырь. Но увидела все ту же картину: темные волны бились о песчаный берег.

Тесса крепко сжала губы, чтобы удержаться от крика. В глубине, под поверхностью воды возникло какое-то новое течение. Две мощных струи теперь омывали ее. Тессу мотало из стороны в сторону.

Стой спокойно, приказала она себе. Стой спокойно.

Тессе все время приходилось отплевываться: соленая, смешанная с песком вода попала в рот. Но звон в ушах стал тише. Она должна думать. Думать.

Только сейчас она осознала, что впереди не видно и намека на огни Бэллхейвена. Она бежала сломя голову, ни о чем не думая, кроме гнавшегося за ней чудовища. Кроме того, неизвестно, с какой стороны монастыря была расположена ее келья: окно могло выходить вовсе не на море.

Тесса наморщила лоб. Надо попытаться вернуться в монастырь: иного пути нет. Отсюда надо выбираться. Мокрая одежда тянула ее вниз, на дно. Тесса наклонилась и рванула подол платья. Разорванная в клочья когтями чудовища материя осталась у нее в руке. Тесса вспомнила, как когда-то, в Бей'Зелле, Райвис использовал для той же цели свой нож.

Тесса швырнула тряпку в воду. Ну почему, почему она не может просто лечь, свернуться комочком и отдохнуть наконец?! Почему Райвис не ее, а Виоланту предупредил об опасности там, в гостинице? Почему он не подумал сначала о ней, Тессе Мак-Кэмфри?

Волна ударила ее. Тесса пошатнулась и чуть было не попала в ледяной подводный водоворот. Она содрогнулась. Стоять на месте больше нельзя, она не удержит равновесие.

Мысли о Райвисе, мечты о несбыточном, о том, чего ей никогда не получить, — пустая трата времени и энергии. Она не должна отвлекаться. Она должна быть собранной, сосредоточенной — такой, какой никогда не была прежняя Тесса Мак-Кэмфри. Должна думать прежде всего о себе, о своей жизни.

Соленая вода разъедала открытые раны. Снова поднялся ветер, и хотя борьба с ним отнимала почти все силы Тессы, она вдруг вспомнила об Эмите и его матушке. Они оба будут винить себя, если с ней что-нибудь случится. Тесса яростно замотала головой. Нет, она не посмеет причинить им боль, она просто не имеет на это права.

Еще раз вглядевшись в темноту, Тесса рассмотрела нечто, что наполнило ей очертания стен монастыря. Небо было совершенно черным, впереди была лишь темнота. Немного разнообразили пейзаж только серые, чуть светящиеся гребни волн. Тесса некоторое время сосредоточенно наблюдала, как они поднимаются, а потом опадают, рассыпаясь в бурлящее, пенящееся кружево. Она изучала их форму.

Какая-то мысль, сначала смутная, неясная, промелькнула у Тессы в голове. От возбуждения начало покалывать кожу на голове. Она увидела узор.

Волны с двух сторон накатывали на дамбу и разбивались друг о друга. Теперь Тесса ясно различала центр дамбы, место, где сталкивались серебрящиеся гребни волн. Ориентируясь на эту мерцающую в темноте дорожку, она и вернется в монастырь.

Каждый вздох причинял боль. Голова пухла от воспоминаний об оставленных ею друзьях.

Тесса с трудом оторвала ногу от дна и сделала первый шаг назад, на Остров Посвященных. Узор приведет ее к монастырю.

Путь оказался нелегок. Вода прибывала и прибывала. Каждое малюсенькое продвижение вперед требовало нечеловеческого напряжения. Вода была холоднее воздуха, и, погружаясь в нее все глубже, Тесса совсем окоченела. Всю оставшуюся энергию — мускулов, легких, сердца — она сосредоточила на борьбе с течением. Глаза смотрели вперед, и только вперед, но мыслями она снова была с теми, кого любила.

Тесса беспокоилась, как там без нее матушка Эмита, как ее здоровье, как ноги. Беспокоил ее и сам Эмит, в безопасности ли он. Она не могла не думать, как они будут горевать, если она не вернется назад. Мысли о Райвисе она гнала прочь, но они слушались ее так же плохо, как одеревеневшие от холода ноги.

Вода поднималась. Дул ветер. Дождь хлестал в лицо. Тесса постепенно замерзала. Тело отяжелело, стало неуклюжим и неповоротливым, она перестала чувствовать ноги. Звон в ушах звучал теперь словно откуда-то издалека... и не звон вовсе, а усыпляющее, гипнотическое жужжание.

Когда вода дошла ей до плеч, Тессу оторвало от дна и понесло. Она беспомощно распростерла руки и старалась держать над водой голову. Плыть она не могла: не хватило бы сил бороться с волнами.

Ледяной обруч стянул грудь. Горько-соленая вода заливала лицо, попадала в рот, нос, уши. Тессу болтало на волнах, обмякшую и безвольную, как спутанные комки водорослей. Только светящаяся дорожка указывала ей путь. Она была абсолютна одинока, брошена на произвол судьбы. Бескрайняя водная пустыня — единственное, что ей осталось.

Тесса обнимала воду, точно это было живое и теплое существо. Действительно, море больше не казалось ей холодным: температура воды сравнялась с температурой тела.

Но ей так недоставало Эмита и его матушки, их уютной кухни. Так недоставало Райвиса и его звучного насмешливого голоса.

Тесса отказалась от борьбы, опустила голову. Предала себя на волю волн. Веки ее сомкнулись. Звон в ушах почти затих, стал не громче комариного писка.

* * *

— Герта, Герта, пожалуйста, пожалуйста, очнись. — Ангелина боялась сделать больно своей старой служанке и поэтому не решалась схватить ее за плечи, встряхнуть, а лишь держала за руку. Снежок пристроился рядом с походной койкой и как-то чудно поскуливал. Ангелина видела, что песику хочется прыгнуть на кровать, облизать лицо Герты, но мешают угрызения совести, свойственные даже самым никчемным собакам.

Снежок струсил, Снежку так стыдно...

Ангелина улыбнулась ему. Она вовсе не хотела, чтобы собачка ее была более храброй. Храбр был Изгард. И Герта. Быть храбрым — значит причинять боль другим или испытывать ее самому. Ангелина сомневалась, что перенесет, если кто-нибудь сделает больно Снежку. Она наклонилась и потрепала песика по мягкой шерстке. Снежок завилял хвостиком — он обожал, когда его гладили.

Никудышный песик любит свою, хозяйку, очень любит...

— Я знаю, Снежок, — прошептала Ангелина, — я все понимаю и люблю тебя.

— Госпожа...

Ангелина подскочила как ужаленная. Герта только что открыла глаза, подернутые молочно-белой пленкой. Она несколько раз моргнула, но пленка не исчезла.

Ангелина чуть сильней сжала руку старой няньки.

— Ты в медицинской палатке, Герта. Изгард распорядился перенести тебя сюда и велел лучшему хирургу обработать твои раны.

Герта чуть пошевелила головой. При желании это движение можно было принять за кивок.

— Мне так жаль, Герта. Правда жаль. Мне не следовало ничего говорить Изгарду. Прости меня. — Ангелина заметила, что срывается на крик, и понизила голос. — Врач сказал, что тебе повезло. Сказал, что череп у тебя, как у лошади. Голова разбита, но кости все целы. Он наложил двенадцать швов.

Герта провела языком по запекшимся, почти белым губам:

— Он не ударил тебя?

Ангелина замотала головой. Ей больно было видеть женщину, силе и целеустремленности которой она всегда завидовала, в столь жалком положении.

— Изгард волновался перед битвой, вот и все, — затараторила она, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Это по моей вине он... — Она осеклась, сообразив, что ее слова могут быть истолкованы как предательство по отношению к мужу. Порой она совсем не следила за собой и болтала лишнее. — Но в любом случае теперь тебе не придется возвращаться домой.

— Это король сказал?

— Нет, — смущенно ответила Ангелина. — Он этого не говорил. Но совершенно очевидно, что в таком состоянии тебе нельзя пускаться в путь через горы.

— Ага, вижу, она очнулась. — Хирург отстранил Ангелину и подошел к кровати Герты. Ангелине сразу не понравился этот человек. Не будь она королевой, он не взял бы на себя труд запомнить даже ее имя. У него не было ни времени, ни терпения разговаривать с женщинами. Он их явно недолюбливал. Его черный фартук, пропитанный кровью Герты, успел высохнуть и теперь казался почти чистым. Наверное, поэтому, подумала Ангелина, хирурги одеваются в черное.

Ангелину начал бить озноб. Она протянула руку погладить Снежка. Но собачонки уже не было на месте. Никчемный пес возился в пыли и крысином помете под соседней койкой. Наружу высовывался лишь возбужденно подергивающийся хвостик. По-видимому, Снежок был увлечен охотой на паука или же борьбой с муравьями. От одного взгляда на песика Ангелина сразу почувствовала себя лучше. Что-что, а это средство еще ни разу ее не подвело.

Обернувшись, она увидела, что врач взял Герту за плечи и пытается приподнять ее.

— Что вы делаете?! — закричала Ангелина. — Герте нельзя вставать с постели.

Хирург не слушал ее.

— Ее ждет телега и двое сопровождающих. Она должна покинуть лагерь, — буркнул он.

— Но... но... — От изумления и возмущения Ангелина просто слов не находила.

— Тише, госпожа, успокойтесь, — пробормотала Герта. — Король отдал приказ. Он не может взять его назад.

— Но...

— С ней все будет в порядке. — Хирург говорил так, точно Герты не было в палатке. — Конечно, она немолода, но я дал ей успокаивающее и вынул осколки из ран. Ей повезло, что король позаботился о ней и послал за мной.

Ангелина с трудом удержалась от грубости.

— Пожалуйста, оставьте нас на минутку, — попросила она, — я хочу переговорить со своей служанкой с глазу на глаз.

Врач как ни в чем не бывало вытаскивал Герту из палатки.

— Я сказала — оставьте нас!!

Хирург застыл на месте как вкопанный. Герта охнула. Снежок вылез из-под койки и недоуменно склонил набок голову.

Ангелина испуганно прикрыла рот ладонью. Она в жизни ни с кем так строго не разговаривала. Что с ней такое творится? Она хотела было извиниться, объяснив свое поведение усталостью и раздражением, но увидела, как врач бережно положил Герту на пол.

У Ангелины раскраснелись щеки, закружилась голова от торжества и восторга. Она выпрямилась, расправила плечи и, выставив вперед подбородок, распорядилась:

— Подложите Герте подушку под голову, подайте мне фляжку чая с медом и миндальным молоком, а потом можете идти.

— Слушаюсь, ваше величество. — Голос хирурга теперь звучал совсем по-другому. Ангелина впервые заметила, какого он маленького роста. Удивительно, раньше он казался ей настоящим великаном.

Врач пытался одной рукой снять с койки подушку. Другой он поддерживал голову Герты. Ангелине стало неловко стоять и смотреть, как он корячится. Она протянула руку, хотела помочь, но Снежок заворчал: Стой смирно.

И она не тронулась с места.

Врач не только принес фляжку, он услужливо наполнил молочно-белой жидкостью две чашки. Ангелина боялась, что, стоит ей заговорить, извинения сами собой сорвутся с языка, и поэтому поблагодарила его за услуги величественным кивком головы. Снежок с трудом дождался ухода чужого дяди и с визгом запрыгал вокруг хозяйки, просясь на ручки.

— Скверный Снежок. — Ангелина рассмеялась, несмотря на все свои горести. Просто поразительно, как может одна и та же ночь быть такой ужасной и в то же время такой чудесной? — Скверный Снежок, Снежок шалун.

— Госпожа... — Голос у Герты был такой слабый, такой несчастный, что Ангелина немедленно спустилась с небес на землю. — Уговорите короля найти другую женщину, чтобы ходила за вами.

— Но мне никто, кроме тебя, не нужен. Если бы ты знала, как я жалею, что не слушалась тебя, что была такой нехорошей. — Только сейчас Ангелина вспомнила, как обманом заставила Герту вывезти ее из крепости Серн, вспыхнула от стыда и машинально положила руку на живот. — Прости меня за все, Герта.

Щеки у Герты были очень бледные, почти прозрачные, как льняная ткань, вывешенная на просушку. Подернутые пленкой глаза посмотрели Ангелине в лицо, потом на ее живот.

— Теперь, когда я уеду, вам придется самой о себе позаботится. Вам нужно хорошо питаться и побольше спать.

Ангелина сдвинула брови. Сперва Эдериус, а теперь вот Герта. Почему все советуют ей получше заботиться о себе?

— Со мной все будет хорошо. Честное слово. Единственное, что меня волнует, это как ты перенесешь дорогу.

Герта опустила глаза и пошевелила кистью руки. Ангелина восприняла это как приглашение и пылко схватила старую служанку за руку. Ее напугало, какие холодные у Герты пальцы, но она притворилась, что все нормально.

— Я доберусь, госпожа, — заговорила Герта. — Лето в разгаре. Я родилась и выросла в горах. Король очистил дороги от разбойников. Вам не о чем волноваться, абсолютно не о чем. Понимаете?

Хотя Ангелина была в этом далеко не уверена, она кивнула, зная, что именно такого ответа ждет от нее Герта.

За спиной у Ангелины раздалось нерешительное покашливание. Хирург старался привлечь ее внимание.

— Ваше величество, вашей служанке лучше уехать сейчас. До рассвета осталось всего два часа. Начинается наступление, на дорогах скоро будет полно солдат. — Он подождал, не скажет ли что-нибудь Ангелина, и, не дождавшись ответа, добавил: — Король советует ей покинуть лагерь, пока не рассвело.

Ангелина крепилась, но старания казаться сильной вконец вымотали ее. Она потрогала вывернутое Изгардом, распухшее запястье.

— Хорошо. Забирайте ее. — Хирург шагнул к Герте. — Нет, — остановила его Ангелина, — пусть вам кто-нибудь поможет. Я не позволю волочить ее по земле, как мешок с зерном. — Это немного. Но больше она ничего поделать не может. Герта права: Изгард никогда не отменит свой приказ и не позволит служанке остаться.

Врач вышел из палатки. Ледяные пальцы Герты сжали руку Ангелины.

— Сегодня вы были сильной и храброй, как истинная королева. Теперь вам придется быть такой каждый день. Ради себя самой — и ради вашего малыша.

Ангелина, не моргая, уставилась на Герту. Она ушам своим не верила.

Герта понизила голос:

— Бедная крошка! Неужели ты воображала, что я, старая опытная нянька, до сих пор ничего не заметила?

За все время их знакомства Герта никогда еще не говорила с такой нежностью. У Ангелины заныло сердце. Она наклонилась и поцеловала старуху в щеку. Герта лукаво улыбнулась:

— Не зря я стала посылать Снежку самые лакомые кусочки.

— Так ты все это время знала, что я сама их съедаю? — Ангелина откинула прядь волос со лба Герты. У нее точно гора с плеч свалилась: так приятно наконец перестать лгать.

— Снежок, конечно, очень умная собака, но даже он не сумел бы обглодать с косточки мясо, а жир оставить. — Герта похлопала Ангелину по руке. — Беременность и роды — моя специальность. Пусть я темная необразованная дуреха, но если хотите узнать, ждет ли женщина ребенка, с этим смело обращайтесь ко мне.

Ангелина слушала ее с нарастающим беспокойством: голос Герты становился все слабей и слабей. Она понимала, что служанке лучше отдохнуть перед дорогой, но не удержалась и задала еще один вопрос:

— Почему же ты не сказала Изгарду? Разве в твои обязанности не входило обо всем доносить ему?

Герта закрыла глаза, несколько раз глубоко вздохнула и лишь потом ответила:

— Да, в мои обязанности входило обо всем докладывать королю. Видит Бог, нельзя любить свою страну больше, чем я люблю Гэризон. Но вы — и ваша никчемная собачонка — как-то вкрались в мое сердце. Я не собиралась любить вас, но почему-то полюбила. Так уж получилось.

Снежок заскулил и на брюхе подполз к Герте. У Ангелины ком стоял в горле. Это она втравила их всех, всех троих, в эту скверную историю.

— Вот она. Будьте осторожны, не торопитесь. — Хирург вернулся в сопровождении двух мужчин, вопросительно взглянул на Ангелину и, убедившись, что королева не возражает, вместе с помощниками начал вытаскивать Герту из палатки. Ангелина и Снежок пошли за ними.

На улице было еще темно. Пахло дымом: солдаты уже гасили костры. Непривычные звуки нарушали тишину ночи — звон металла, скрип кожаных сапог, дыхание разгоряченных лошадей. Ангелина почувствовала, как дрожит под ногами земля: армия Изгарда выступала в поход.

Приглядевшись, на вершине холма она заметила темную — чернее ночи — шевелящуюся массу. Гонцы. Даже издалека их не перепутать с людьми: фигуры кажутся какими-то расплывчатыми, нереальными. Ангелине показалось, что она слышит, как гонцы перекликаются друг с другом. Нет, наверное, почудилось, решила она. У людей не бывает таких голосов. Это просто волки воют.

Ангелина вздрогнула и вновь обернулась к врачу. Он укладывал Герту в повозку. У выделенных для сопровождения людей был усталый, недовольный вид, руки раздраженно теребили вожжи. Как и всем солдатам Изгарда, им не терпелось ринуться в бой.

— Я поручаю эту женщину вашим заботам, — заговорила Ангелина, сама себе изумляясь. — Если она благополучно доберется до крепости Серн, я буду расценивать это как личную услугу и буду считать себя вашей должницей. — Обычно Ангелина разговаривала с мужчинами скромно потупившись, но на этот раз она смотрела им прямо в лицо и отвела глаза, только дождавшись ответа.

Оба преклонили колени и поклялись выполнить ее просьбу. Ангелина величественно протянула им руку для поцелуя. Солдаты не подали вида, что заметили красный рубец, оставленный пальцами Изгарда.

— Отправляйтесь, — велела она, — и доставьте мою служанку домой живую и невредимую.

Ангелина проводила взглядом маленький отряд.

— Я люблю тебя, Герта, — еле слышно прошептала она.

Двое мужчин, сама Герта, три лошади, крытая повозка, пони. К седлу пони приторочен большой лук. Отлично. Значит, Изгард выделил Герте в сопровождающие одного из своих знаменитых лучников. Ангелина восприняла это как знак раскаяния. В конце концов, может быть, ее муж не такой уж плохой человек.

Когда повозка скрылась из виду, Ангелина подозвала Снежка и направилась в другой конец лагеря. Она без труда находила дорогу. Благодаря множеству керосиновых ламп палатка Эдериуса светилась в темноте как маяк.