Вайло Бладд сунул в рот квадратик черной жвачки. Полуволк и другие собаки расположились кругом около него, стиснув мощные челюсти и прижав уши в знак повиновения. Время от времени кто-то из них постанывал, словно от боли.

Вайло сидел в тишине и жевал. Вдали черной лентой блестела Волчья река, и на ее середине выступала бугром Ганмиддишская Пядь. Стоял мороз, но Собачий Вождь почти не чувствовал холода. Над кланом простиралось безоблачное ночное небо с месяцем и тысячью льдисто-голубых звезд. Сидя на плоском камне, где обычно тупили молоты или разделывали выловленную в реке форель, Вайло видел и Ганмиддишскую башню, и круглый дом. И то и другое принадлежало теперь ему, как вся земля до Горьких холмов.

Позади по снегу захрустели шаги. Собачьему Вождю не надо было оборачиваться, чтобы знать, кто идет. Он видел это по поведению собак.

— Он жив еще?

Клафф Сухая Корка не ответил, но Вайло и без того знал, что его вопрос услышан и понят. Клафф присел на корточки рядом с собаками и посмотрел на реку, грея руки о шею полуволка. Немного погодя он сказал:

— Он все еще в горячке. Каудо не понимает, как он умудрился протянуть последние пять дней. Говорит, всякий другой черноградец давно бы помер.

Вайло выплюнул жвачку в перчатку. Ему вдруг захотелось уйти с холода, сесть у очага и обнять двух оставшихся внуков. Он молча встал.

Собаки были такой же частью его, как седые косы, и они вскочили в тот самый миг, как скрипнули сапоги их хозяина. Сухая Кость тоже встал. Он мог бы и не делать этого — после взятия Ганмиддиша он завоевал себе такое уважение, что мог не вставать ни перед кем, даже перед своим вождем, — однако встал так же быстро, как всегда. Другие могли приписать это силе привычки, но Вайло было лучше знать. Клафф — бастард, а бастарды всегда встают.

Вайло положил руку ему на плечо, и они вдвоем вернулись к круглому дому.

Ганмиддишский круглый дом по сравнению с дхунским и бладдийским был невелик. Построенный из базальта и зеленого речного камня, он стоял на высоком берегу над рекой, в старой дубраве под названием Гнездо. Главное здание поднималось над землей на полных шесть этажей, оправдывая девиз Ганмиддиша: «Мы возвышаемся над горами и над врагами». Вайло, как почти все северные кланники, не доверял круглому дому, вздымающемуся к облакам. Круглый дом должен черпать силу из земли и живущих в ней Каменных Богов, но многие южные кланы строили себе высокие дома, изобличая влияние горных городов и воздушного, небесного, неосновательного бога, которому там поклонялись.

Собачий Вождь покачал головой, подходя с Клаффом к отполированной бурями южной стене круглого дома. Эта победа почти не доставила ему радости. Краб Ганмиддиш, здешний вождь, пришел к власти всего через пять лет после самого Вайло. Краб ругался, как зверолов, мог полезть в драку со всяким, кто не так на него посмотрел, и зачал столько незаконных детей, сколько другому обедов не съесть, но Вайло он нравился. Краб никогда не лгал, охотно признавал своих побочных отпрысков, а десять лет назад, когда ветрянка скосила всех ягнят клана Визи, послал им в подарок шестьдесят голов.

Вайло всосал воздух сквозь больные зубы. Он ничего не имел против Краба, если не считать недавней дружбы, которую тот завязал с Градским Волком. Поход на Баннен породил в Крабе тревогу, и он, не полагаясь на один Дхун, начал переговоры с Черным Градом. Дхун слаб, разбит и всего лишен — Черный Град силен и крепнет с каждым днем. Кто упрекнул бы ганмиддишского вождя за то, что он решил поплясать под две скрипки? Что до Мейса Черного Града, он сражался за Баннен рядом с Дхуном, а вернувшись в свою темную вонючую берлогу, посмотрел, должно быть, на юг и спросил себя: «И что же я получил за свои хлопоты?»

Вайло тряхнул косами. Вряд ли Градский Волк, отправившись в следующий раз на защиту кого-нибудь из вассалов Дхуна, вернется домой с пустыми руками. Честолюбия ему не занимать — Вайло это сразу почуял.

— Краб бежал на восток, в Крозер, — сказал Сухая Кость, следуя, как всегда, за мыслями своего вождя. — Он собрал вокруг себя восемьсот человек и занял старый форт.

Вайло проворчал что-то в ответ. Враги потихоньку скапливаются на его границах. Дхун разделился между Гнашем, Банненом и Молочным Камнем, Ганмиддиш теперь окопался в Крозере. В другое время это поглотило бы все его внимание, но сейчас он никак не мог сосредоточиться на чем-то одном. Черноградец слишком близко. Половина окон круглого дома смотрит на башню и на Пядь. Стоит только поднять голову, и увидишь.

Вайло посмотрел и теперь, напоследок, пока Сухая Кость не закрыл тяжелую входную дверь, оставив за порогом мороз и ночь. Тридцать этажей зеленого гранита высились над рекой, как указующий в небеса перст Каменного Бога. Там, где башня выходит из воды, сидит Райф Севранс — Свидетель Смерти.

По телу Собачьего Вождя прошла дрожь, и все его семнадцать зубов задребезжали.

— Нан, приведи ко мне ребят. Я буду в покоях вождя, — велел он пожилой бладдийке с косами цвета и вида корабельных канатов, подоспевшей с пивом и овсянкой, пока Вайло с Клаффом шли через сени. Женщина, встретившись на миг глазами с Вайло, кивнула и удалилась.

Нан Калдайис приехала с ним из Дхуна. Теперь, когда их матери и старшей сестры не стало, за внуками присматривала она. Вайло доверил бы Нан что угодно, даже собственную жизнь. Она ходила за его женой в последний год ее болезни, а после ухаживала за внуками и невестками и много лет давала Вайло утешение, в котором он нуждался. Из детородного возраста она давно вышла, и Вайло это устраивало. Тридцать пять лет назад в день своей свадьбы он поклялся себе, что не произведет на свет ни одного бастарда.

Тихий голос Сухой Кости вторгся в его мысли.

— Скажи только слово — я соберу дружину молотобойцев и провожу малышей обратно в Дхун.

Остановившись у двери в покои вождя, Вайло посмотрел в голубые сулльские глаза Клаффа.

— По-твоему, мне не следовало привозить их сюда.

Это не было вопросом, но Сухая Кость все равно ответил:

— Да. В этом круглом доме им не место. Рано или поздно Краб попытается отбить его назад.

— А насколько безопасно им будет в Дхуне со своим отцом?

— Все безопаснее, чем здесь, на границе городских владений, всего в сутках езды от Баннена с Крозером и ненамного дальше от Гнаша.

Вайло грохнул по двери кулаком, и собаки испуганно присели.

— Думаешь, я сам не знаю? Думаешь, я не лежу без сна каждую ночь, пережевывая те же самые мысли?

Сухая Кость, не отвечая на гнев вождя, наклонил свою красивую голову и тихо произнес:

— Каждый переезд, который ты предпринимаешь, опасен для них. Пусть лучше сидят в Сердце Кланов, в Дхуне.

Он был прав, и Вайло это знал. Войдя в зеленые стены чертога вождя, он повернулся к Клаффу и сказал:

— Я боюсь отсылать их с глаз долой, Сухой. Ведь их двое теперь, только двое.

Клафф кивнул и этим ограничился. Он не стал говорить утешительных слов, не стал напоминать вождю, что его сыновья еще молоды и могут завести дюжину детей каждый. Вайло, благодарный ему за это, уже второй раз этой ночью тронул Сухую Кость за плечо.

— Через несколько дней отвезешь их обратно.

Клафф ответил неуловимой улыбкой, и тут двое детишек, о которых шла речь, вбежали в дверь. Не обращая на деда никакого внимания, они направились к собакам.

Поглядев, как они возятся, кувыркаются и визжат среди черных с рыжиной зверюг, известных всему Северу как «костяшки Собачьего Вождя», Вайло ухмыльнулся.

— Не похоже, что они будут сильно скучать по мне.

Сухая Кость собрался уходить, но Вайло, остановив его едва заметным движением, спросил:

— Как там эта девушка?

— Хорошо. Нан была у нее сегодня. Говорит, она не из тех, что морят себя голодом или выкидывают штуки похуже. Мне сдается, девчонка ей приглянулась.

Вайло задумчиво потер подбородок, унимая зубную боль.

— Сколько ж ей лет-то?

— Совсем ребенок, — пожал плечами Клафф. — Длинная и худющая.

— Вели привести ее сюда, Сухой. Хочу сам поглядеть на дочь правителя.

— Сюда? — Клафф бросил взгляд на детей, которые хихикали, почесывая ногами живот полуволка.

— Да. Раз Нан о ней хорошего мнения, я готов допустить ее к своему очагу.

Сухая Кость вышел, притворив за собой дверь тихо, будто слуга, а не человек, семь дней назад взявший клан Ганмиддиш. «Дай мне двести воинов с мечами, — сказал он накануне, — и храни молчание, пока дело не будет сделано». Вайло и посейчас не знал, как Сухой умудрился это совершить. Чтобы двести человек взяли такой здоровенный круглый дом? Притом без всякой бойни... не то что в Визи.

Усевшись на табурет у огня, Вайло хлопнул себя по ляжкам, подзывая детей и собак, и лапы вместе с ногами затопотали по камню наперегонки. Дети плюхнулись на пол у его ног, Вайло отстегнул от пояса поводки и начал запрягать собак. Они терпеть этого не могли, но в присутствии детей сдерживали свой нрав, и Вайло управился с ними почти без кровопролития, а потом накинул срединный ремень на крюк в стенке очага.

— Деда, а зачем ты их привязал? — спросила Кача, ставшая теперь его старшей внучкой, и сочувственно посмотрела на полуволка.

Вайло взъерошил угольно-черные волосы девчушки. В ее матери текла южная кровь, вот и получилась красотка, смуглая и черноглазая.

— Потому что я жду гостя, а собаки гостей недолюбливают.

Одна из собак, поджарая злобная сука, зарычала, и Вайло цыкнул на нее, хотя и беззлобно. Когда он снова повернулся к внучке, его внимание привлек красный свет, падающий в узкое окошко на противоположной стене: бладдийский огонь на башне. Он горит уже семь дней и ночей — достаточно, чтобы во всех городах узнали, что Собачий Вождь стоит у их дверей.

Вайло хотел отвести взгляд, но не мог. Было время, когда взятие Ганмиддиша кое-что значило для него. В ту пору мысль о войне и набегах поднимала его с постели каждое утро и не давала ему и его воинам уснуть допоздна. Он дрался, потому что был зубаст и любил свои победы больше самой жизни. Теперь он дрался из одной только ненависти.

Ненависти и страха.

Вайло встал и закрыл железные ставни на все семь крючков, а потом еще задвинул засов.

Это из-за Черного Града Клафф Сухая Кость предпринял вылазку против Ганмиддиша. Клафф видел женщин и детей, найденных у дороги Бладдов. Он сам помогал их откапывать. Всякий клан, собирающийся заключить союз с Градским Волком, должен знать, что добром для него это не кончится. И Собачий Вождь, и Сухая Кость хорошо это понимали. Не обмолвившись об этом ни словом, они знали, что война не будет окончена, пока не падет Черный Град.

Вайло тяжело, всем телом, оперся на закрытые ставни. Огонь на Ганмиддишской башне продолжал пылать у него перед глазами, а заключенный в нем черноградец жег его душу.

Это не просто мальчишка. Направляясь вчера днем в башню, Вайло не знал, с чем столкнется. Этого парня прозвали Свидетелем Смерти с той ночи, когда он убил трех бладдийцев у печного дома Даффа. Говорят, что он дрался, как Каменный Бог, а до того признался в открытую, что был в засаде на Дороге Бладдов.

Рука Вайло стыла на холодном железе. Теперь этот черноградец здесь, у него в плену. Он видел его своими глазами и вдыхал его вонь. Клафф и другие думали, что он прикончит черноградца. Он прочел это на их лицах, выйдя из башни, когда они стояли полукругом около челна. Сухая Кость даже позаботился о том, чтобы побои, которым подвергался черноградец, не привели к его смерти или увечью: эта привилегия принадлежала Собачьему Вождю.

Но Вайло не воспользовался ею — он сам не знал почему. При виде черноградца, распростертого на скамье, избитого, измазанного кровью и речным илом, его страдания ожили с новой силой. Отчего произошла резня на Дороге Бладдов? Знали ли черноградцы заранее, что будут убивать женщин и детей? Или бойню начал кто-то один, потеряв голову от гнева и неожиданности, а остальные последовали его примеру? Оказывали ли женщины сопротивление? Быстро ли расстались с жизнью его внуки?

Вайло, закрыв глаза, еще тяжелее навалился на ставню.

Да, он оставил черноградца в живых. Со временем тот умрет, ибо Собачий Вождь не допустит, чтобы человек, убивший его родных, остался жив, но сначала он, Вайло, должен узнать кое-что. Узнать то, что может рассказать ему только очевидец.

Собаки, вскочив, заворчали, и Вайло посмотрел на дверь. Еще пара мгновений — и послышался стук. Сухая Кость вошел в комнату, ведя перед собой девушку. Поставив ее посередине, он вышел. Вайло знал, что он будет ждать снаружи, на таком расстоянии, где наверняка не услышит ни слова.

Собачий Вождь встретился глазами с приемной дочерью Пентеро Исса. Она, как и говорил Сухая Кость, была высокая и худая, но Вайло достаточно разбирался в молодых женщинах, чтобы понять, что эта худоба скоро пройдет — стоит подержать девушку несколько недель на овсянке с салом.

— Что ты сделал с Райфом Севрансом и Ангусом Локом? — Холодный тон девушки на миг напомнил Вайло ее приемного отца Пентеро Исса — ведь тот воспитывал ее с самого рождения.

Вайло, не отвечая, вернулся к очагу и сел рядом с собаками. Внуки тут же подползли к нему, и младший уцепился за дедовы мохнатые штаны, просясь на руки. Вайло понимал причину их беспокойства: они почувствовали, что собакам тоже страшно.

Обычно при виде незнакомца, входящего к хозяину, собаки тут же начинали скалить зубы, рычать, натягивать поводки и мерить пришельца взглядом хищников из морозной тундры. Но как только приемная дочь Исса вошла, они примолкли, и ни одна не подала голоса, даже полуволк. Они лежали, припав животами к полу и прижав уши. Когда Вайло посадил внука на колени, одна из сук тихо заскулила и отползла еще дальше назад.

Вайло разглядывал девушку, ожидающую его ответа. Ее серебристые волосы падали на плечи совершенно прямыми прядями, словно отягощенные свинцовыми бусами. Глаза серые, как небо перед бурей, большие и ясные, с серебристыми прожилками, — отражали свет. Все в ней казалось сотканным из воды, серебра и камня, между тем она едва-едва вышла из детского возраста, и ей было страшно — Вайло не мог обманываться на этот счет. Он видел, как она комкает свою юбку, чтобы унять дрожь в руках, как работает ее горло от частых глотков.

Однако ее первый вопрос касался ее спутников, а не собственной участи.

— Мои кланники хорошо с тобой обращались? — спросил в свою очередь Вайло.

— Я задала тебе вопрос.

— Ответь сама сначала.

Суровость в его голосе заставила девушку вздрогнуть. Внуки тоже испугались, и Вайло обнял их за плечи, чтобы успокоить.

— Довольно хорошо. Меня кормили, не давали замерзнуть и надежно запирали. — Серебро в ее глазах потемнело, сделавшись похожим на сталь. — Теперь скажи, что стало с моими друзьями.

Вайло медлил с ответом. Ее мужество поразило его — он не мог вспомнить, когда от него что-то вот так требовали в последний раз, — но он слишком долго был Собачьим Вождем, чтобы отвечать немедленно, хотя бы и дочери правителя.

— Ангуса Лока держат в яме, — промолвил он наконец, — вот здесь, у меня под ногами. Если он и страдает, то лишь от сырости и скудной пищи. Сырой лук да намоченный овес мало кому по вкусу.

— Как ты намерен поступить с ним?

Вайло чуть было не ответил «Как пожелаю», но девушка в это время как раз поправила волосы. Это был детский жест, а не женский. Для Асарии Марки волосы все еще оставались досадливой помехой вроде комаров или пыли — она еще не умела играть ими ради привлечения мужских взоров. Вайло с трудом сдержал улыбку. В комнате витали призраки его внуков.

— Я буду держать Лока в Ганмиддише, пока не сочту нужным перевести его в другое место — либо за выкуп, либо в обмен на кого-то. На Севере есть люди, которые дадут за его голову хорошую цену.

Если для девушки это было внове, она не показала виду. Моргнула только и спросила:

— А Райф?

— Он умрет от моей руки.

Девушка перевела дыхание, и свет в ее глазах померк, как будто внутри у нее привернули лампу. Глубоко в собачьих глотках возник звук, который Вайло еще ни разу не слышал. Руки вождя покрылись мурашками.

Он снял внука с колен и встал.

— Райф Севранс и его клан перебили наших женщин и детей на Дороге Бладдов. Они обнажили свои клинки и хладнокровно затравили моих внуков, словно дичь. — Он не сводил глаз с дочери правителя. Все его чувства предупреждали Вайло об опасности, а Собачий Вождь всегда полагался на свое чутье.

Девушка стояла совершенно неподвижно, и ему казалось, что она притягивает к себе свет очага. Воздух в комнате переместился, шевельнув собачью шерсть и детские волосы.

Встревоженный Вайло, продолжая двигаться к ней, говорил все громче:

— Райф Севранс — детоубийца, враг нашего клана. Я убью его, ибо у меня нет выбора. Девять богов требуют этого. — Вытянув руку, он дотронулся до щеки девушки, и ему показалось, что он коснулся камня.

Его горло задвигалось.

Колдовство!

Поняв, что происходит, Вайло отдернул руку и схватился за меч у себя на поясе. Клинок вылетел из мохнатых ножен, а губы девушки приоткрылись, и на языке показалась какая-то темная жидкость вроде расплавленного стекла. Тени плавали в ней, словно соринки в масле.

Вайло похолодел. Самой своей глубиной, теми сосудами, что связывают ум с сердцем, он ощутил присутствие зла, не имеющего имени. Собаки тоже это чувствовали — он слышал, как они стучат и скребут когтями по полу, и слышал, как полуволк подвинулся поближе к детям.

— Хорошо, я не стану пока его убивать. — Вайло орудовал мечом очень быстро и мог молниеносно перерезать девушке горло... но он знал, что этого недостаточно.

Его тихие слова проникли в слух девушки, как стрелы. Она заморгала, и свет в ее глазах зажегся опять. Темная жидкость на ее языке колебалась на грани мира Вайло и влажной пещеры рта. Она переливалась, как смола, и Вайло видел, как отражается в нем его смерть. Но девушка сделала глубокий вдох и втянула колдовскую субстанцию обратно в легкие.

Комната вождя дрогнула, стропила затрещали, и легкое облако пыли спустилось вниз.

Собаки подняли вой.

— Дедушка, эта тетя больная? — спросил Кача громким детским голосом, громче своего обычного голоса. — Принести ей пилюлю?

Отрешенное выражение сошло с лица дочери правителя, превратив ее в маленькую девочку, которой давно пора спать. Она пошатнулась, и Вайло невольно вытянул руку с мечом, чтобы ее поддержать.

— Да, неси, и поживее, — сказал он внуку, а собакам крикнул: — Цыц!

Он спрятал меч. Руки у него дрожали, но клинок скользнул в ножны с первой попытки. Что же здесь такое произошло? Какая-то часть его существа знала, что могло случиться, но память ничего ему не подсказывала. Ощущение зла покинуло его. Девушка была как девушка. Вайло держал ее почти на весу, пока внучка везла по полу табурет.

Усадив ее, он увидел, что у нее из носа идет кровь. Девушка дрожала, и Вайло послал ребят к Нан Калдайис за крепкой водкой, радуясь случаю отослать их.

— На, вытрись. — Вайло снял с шеи красный платок и подал девушке.

Она повиновалась, а он тем временем подышал глубоко, унимая свое надорванное сердце. Ему безотлагательно требовалось выпить. Одна из сук сплоховала, и в комнате запахло мочой, но у Вайло не поднялась рука проучить ее.

— Убить бы тебя на месте, дочь правителя. Этим я оказал бы благодеяние всему Северу.

Она посмотрела на него ясными, как у ребенка, глазами.

— Но ты этого не сделаешь.

Девушка говорила правду. Она была нужна ему живая и здоровая, но он не собирался говорить ей об этом.

— Кто ты?

— Лучше тебе не знать.

Опять-таки правда. Он, Собачий Вождь, жил в мире земли и глины, где круглые дома редко выступают из почвы больше чем на три этажа, а боги обитают в камне. То, что он видел у девушки на языке, принадлежало иному миру. И, подумав об этом, он вдруг вспомнил то, что и так уже знал.

Эта девушка не имеет никакого отношения к Пентеро Иссу и Венису. Она из мира суллов.

Все семнадцать зубов Вайло отозвались острой болью, стоило ему вспомнить о своих закоренелых врагах. У Бладда была общая граница с суллами — вернее, с порубежниками, представлявшими собой помесь суллов, кланников и всех тех, кто оставлял свое семя в их разбойничьих поселках. Порубежники — одно дело, а вот настоящих, чистокровных суллов Вайло боялся больше всего на свете.

Он ясно помнил тот день тридцать четыре года назад, когда предпринял набег на порубежное селение Кедровый Утес. Не прошло и года, как он стал вождем, и в ту сухую весну порубежники вылезли из своих лесов и стали промышлять дичь у него на границе. При этом они поджигали лес, вынуждая бежать всю обитающую там живность. Если ветер дул в нужную сторону, они за один день добывали столько мяса, что всему поселку хватало на год. Охотники стояли с копьями в устье огненного канала, поджидая бегущую дичь, а костерщики обходили пожарище, подбирая зажаренную. Вайло ненавидел порубежников всей душой. Он видел, как они за полдня спалили высокий бор.

Когда они взялись зажигать пожары у него на границе, он не стал медлить. Собрал полторы сотни лучших своих молотобойцев и копейщиков и двинулся с ними на восток, к Кедровому Утесу. Там произошло столкновение. Порубежники не могли тягаться с бладдийцами и начали отступать еще до боя. При воспоминании об этом губы Вайло сложились в улыбку. Каменные Боги! Ему было чем гордиться в тот день. В пылу легкой победы ему не захотелось возвращаться восвояси просто так. Почему бы не прогнать врагов чуть дальше и не захватить землю у Запруженной реки, на которую Бладд всегда зарился? Это казалось ему очень легким делом. Вайло помнил, как они с Ионом Грабером и Масгро Фаа смеялись, перебив дубинками дюжину порубежных костерщиков на красном илистом берегу Запруженной.

У них было четыре часа на то, чтобы захватить реку и высокий берег за ней, а после они пустились в пляс на отмели.

Масгро раздобыл где-то женщин, как всегда добывал. Сам Вайло не участвовал в насилии, но смотрел, как это делают другие. Насытившись, воины упились заквашенным лосиным молоком и жидким, как моча, пивом. Утром, еще пьяные от победы и вчерашнего хмеля, они двинулись обратно в Бладд.

Не прошло и часа, как дорогу им заступили суллы.

Пятьсот воинов, суллов чистой крови, в рысьих шкурах такой густоты и роскоши, что казалось, будто они везут на спинах живых зверей. Кони их напоминали тихие, хорошо смазанные машины. Длинные крутые луки, натертые волчьим салом, торчали над крупами, как мачты.

Пока суллы не появились, Вайло ничего не видел и не слышал, — так тихо ступали их кони.

Он хорошо помнил, что ни один сулл — даже те, что ехали впереди, — не достал ни единой стрелы из колчана. В этом не было нужды. Все преимущества были на их стороне — численность, позиция, лучшее оружие и заранее обдуманные действия. И даже будь бладдийцев вдвое или втрое больше суллов, преимущество все равно осталось бы за теми — Вайло понял это сразу.

Это был первый настоящий урок, который он усвоил как Собачий Вождь: с суллами связываться нельзя.

Суллы продержали их в кольце, сколько им было нужно. Вайло и по сей день не мог сообразить, сколько же времени продолжалось это противостояние. Ему то казалось, что прошло несколько минут, то вспоминалось, что речь скорее могла идти о часах. Затем, без приказа или какого-нибудь заметного сигнала, суллы все как один повернулись и удалились обратно в лес. Вайло до сих пор помнил поднятый ими ветер и пыль, помнил смесь страха и изумления, испытанную им.

Без единого слова и без оружия суллы безошибочно дали понять: Порубежье — сулльская земля. Держитесь от нее подальше.

Вайло ни разу больше даже ногой не ступал в Порубежье. Он защищал свои границы, и весьма рьяно, но ни он, ни его кланники не покушались больше даже на малую полоску сулльской земли. Сулльская граница была для него священна. Он знал, что она священна, еще в тот день, когда пошел на Кедровый Утес, но он был свежеиспеченным зубастым вождем и мнил, что сладит с суллами.

Думая об этом теперь, он понимал, что дешево отделался. Суллы запросто могли бы перебить их всех, но вместо этого решили преподать им урок.

И Собачий Вождь никогда не забывал об этом.

Нахмурившись, он с безопасного расстояния снова посмотрел на дочь правителя. Она так и сидела на своем табурете, прижимая к носу окровавленный платок. Если в ней и текла суллийская кровь, по цвету лица этого не было видно, но Вайло не мог отмахнуться от того, что подсказывало ему это чутье. Суллы не привязаны к земле и глине, как кланники: они живут в стране холодных ночей и серебряной луны, в высоких, до неба, лесах ледового дерева, бледного, как лед. Магия у них в крови. Все их города открыты лунному свету. Суллы — это ночь, сумрак и тень, и Вайло нутром чуял, что субстанция, которую он видел на языке Асарии Марки, имеет к ним прямое отношение.

— Вайло, — тихо послышалось из-за двери, — я принесла поесть и выпить.

— Войди, Нан.

В свои пятьдесят без малого Нан Калдайис двигалась грациознее, чем любая другая женщина в клане. Вайло смотрел, как она идет через комнату, высоко неся свою красивую голову, как ставит поднос. При взгляде на девушку она чуть нахмурилась. Привычка заботиться о ком-то глубоко сидела в ней, но она, как и Сухая Кость час назад, вышла, не сказав ни слова.

Вайло хлебнул водки прямо из кувшина. Его любимая еда — жареная кровяная колбаса и свиная ножка с отстающим от кости мясом — стояла на подносе рядом с намоченным овсом и медовыми коврижками, любимыми всеми женщинами и ненавидимыми им, как хорошо знала Нан. Вайло глотнул еще водки, сладко обжегшей язык. Коврижки Нан принесла для девушки.

Пожав плечами, Вайло налил водки в полую крышку от кувшина и подал девушке. Она выпила залпом и вновь подняла на него глаза.

Вайло наполнил крышку еще раз.

— Тут есть сладости, если хочешь. Коврижки и все такое.

— Я бы лучше поела мяса.

Под взглядом ее ясных серых глаз Вайло Бладд пожалел о том, что сделал. Асарии Марке не место в городе Пентеро Исса с его обитыми шелком стенами, пахнущими розой свечами и ночными посудинами, чьи крышки пригнаны так плотно, что наружу ничего не проникает. И тем не менее ему придется отправить ее туда.

Отложив кусок свинины, он сказал:

— Я послал твоему приемному отцу ястреба с извещением, что ты здесь. Думаю, на днях за тобой приедет его семерка.

Лицо девушки не выражало удивления.

— Как? Без выкупа?

— Это уж мое дело, — отрезал Вайло. Мучимый зубной болью, он отодвинул поднос. Девушка верно подметила. За нее не возьмут выкупа, а просто передадут из рук в руки — как зверолов сует шлюхе пару медяков.

Собачий Вождь в долгу перед правителем. Конечно, Исс и его дьяволов приспешник отрицают существование этого долга. Только и слышно: «Мой господин ничего не требует за свою помощь при взятии Дхуна» да «Мы полагаем, что на место верховного вождя всех кланов лучше всего подходишь ты». Только неправда это. Вайло слишком долго пробыл вождем, чтобы не знать, что даром ничего не дается. Исс что-то хочет от него. Вайло не совсем понимал чего, но подозревал, что война между кланами чем-то устраивает правителя. И помочь вождю Бладда захватить Седалище Дхунов — верный способ ее начать.

Как бы там ни было, она началась. Вайло не оглядывался назад и не жалел о содеянном. Он не мог себе позволить такую слабость. Его клан вступил в войну, и она разрастается по мере того, как в пляску с мечами втягиваются все новые кланы. Обновляются старые раздоры, создаются новые, и человек, мыслящий трезво, как он, Вайло, понимает, что можно хорошо поживиться, если действовать похитрее и не зевать. Он, Собачий Вождь, незаконный сын Гуллита Бладда, рожденный с половинным именем и половинным будущим, может стать первым вождем Бладда, который станет во главе всех кланов.

Но пока что он преследовал более мелкую цель. Он терпеть не мог быть в долгу у кого бы то ни было, особенно когда долг этот темен, как порубежное пиво, и столь же скверно пахнет. Пентеро Исс долго держал у себя его бирку, и теперь Вайло благодаря острому глазу Клаффа Сухой Кости может получить ее назад.

Дочь правителя. Если вернуть ее Иссу, долг будет уплачен сполна. Дьявольские пособники не будут больше скрестись в его дверь, беспокоить его собак и высказывать предположения относительно его будущих действий голосами, больше подходящими для молодиц, нежели для мужчин. Собачьего Вождя все это удовлетворяло как нельзя больше.

Когда весть о пленении девушки пришла в Дхун, Вайло сам подбросил ястреба в воздух. Птица, красивая самка весом с новорожденного младенца, обученная затворницами в их горной башне, умела пользоваться холодными воздушными потоками рассвета и сумерек и носила в себе наследственную память о городе Венисе. Теперь она уже должна быть там или даже лететь домой, освобожденная от доставленного на юг письма. Возможно, в этот самый миг холеные пальцы правителя гладят ее серые с белым перья, пока его помощник взламывает печать.

Взбудораженный этими мыслями, Вайло грохнул кулаком по двери, призывая Сухую Кость. Он больше не мог смотреть на эту девушку. Письмо он отправил до того, как познакомился с ней, и что сделано, то сделано. Он представлял себе дочь Исса совсем по-другому, но это еще не причина что-то менять.

Пока он ждал Сухую Кость, взгляд девушки жег ему спину. Она молчала, но он слышал, как покатилась по полу крышка от кувшина, выпавшая из ее руки. Призраки его внуков столпились в комнате, и он ожидал вот-вот услышать: «Дедушка, не отсылай меня прочь».

Клафф, войдя, только раз взглянул на Вайло своими голубыми глазами и тут же понял, что должен делать. Он подошел к девушке, схватил ее за руку и заставил встать.

— Возьми мясо и проследи, чтобы она его съела, — сказал Вайло, кивнув на поднос.

Клафф подвел девушку к столу и взял свиную ножку, легко удерживая свою спутницу одной рукой. Жалобно заскулила собака, когда он вместе с девушкой двинулся к двери.

На пороге девушка оглянулась, высоко подняв голову и ожидая, когда вождь на нее взглянет.

— Когда ты намерен убить Райфа Севранса?

Вайло перевел дух, внезапно почувствовав себя старым и усталым. Девушка, тоже измученная, с опущенными уголками рта ожидала ответа.

— Я не стану его казнить, пока ты не уедешь. — Собственные слова удивили его, и он добавил, придав жестокость лицу и голосу: — Даю тебе в том мое слово.

Девушка, пристально посмотрев на него, повернулась и вышла.

Ухватившись за стену из зеленого речного камня, Вайло выждал, пока не захлопнулась дверь. Он не думал, что она станет его благодарить, но отсутствие всякого ответа тронуло сердце холодом. Он был уверен, что нынче она больше не будет колдовать, но знал, что помешать ей не может. Преимущество было на ее стороне, как на стороне суллов в тот день у Кедрового Утеса.

Лучше всего поскорее сбыть ее с рук.

Через некоторое время он отлепился от стены и снял с собак их сбрую. Частью души ему хотелось подняться на три пролета, отделяющих его от комнаты Нан, и затеряться в ее пахнущих сеном объятиях. Нан хорошо его знает и даст ему всегдашнее, такое привычное и милое утешение. Но другая его часть просилась с собаками на волю, в пропахший рекой Ганмиддиш.

Никого не встретив, он пересек сени и вышел наружу. Сырой, с высокими потолками круглый дом освещали фонари, заправленные рыбьим жиром, от которых на стенах оседала сальная пленка. Вайло рад был уйти отсюда. Как только входная дверь закрылась за ним, он отпустил собак. В другой раз они бросились бы врассыпную, втягивая в свои мощные легкие запахи лис, зайцев и крыс, но в эту ночь держались поближе к хозяину. Вайло обругал их и велел поискать себе пропитание, поскольку он их кормить не намерен, но они все равно остались, и он махнул на них рукой.

Человек и собаки вышли на берег и весь остаток ночи смотрели на Ганмиддишскую башню.

* * *

Наемница сидела на стуле, хорошо освещенная настольной лампой, но Пентеро Исс видел ее как-то нечетко. Сначала он приписал это изъянам света из-за каких-то примесей в янтаре, но лампа чадила не больше, чем прежде, и он пришел к выводу, что Магдалена Тихая относится к числу невидных женщин.

Магдалена Тихая, или Крадущаяся Дева (известная под этим именем очень немногим людям на Севере, способным платить по сто золотых за голову жертвы), ждала, когда Исс заговорит. Лет ей было не то двадцать, не то тридцать, не то сорок, а волосы могли быть то каштановыми, то рыжими, то золотистыми в зависимости от игры света. О глазах Исс и вовсе не думал. Заглянув в них, когда открывал дверь, он не увидел там ничего, кроме своего отражения. Магдалена была стройна, но в теле, и невелика ростом, но с длинными ногами и осанкой высокой женщины. Или она и правда была высокой?

Она не была привлекательной, но Исса влекло к ней. В ней не было ничего отталкивающего, но что-то отталкивало его.

— Хорошо ли ты доехала из... — Правитель умолк, вспомнив, что не знает, откуда она приехала. Ходили слухи, что она живет здесь, в городе, но все слухи о Крадущейся Деве на поверку оказывались ложными.

— В эту пору года всякое путешествие, будь то короткое или длинное, утомительно, — не моргнув глазом, ответила девица.

Только голос в ней и поддавался какому-то определению, будучи красивым и мелодичным. Исс благосклонно улыбнулся, удовлетворенный и ответом, и тем, что нашел хоть какую-то зацепку.

Он и раньше, разумеется, имел дело с Крадущейся Девой, но не лично. Подробностями всегда занимался Кайдис Зарбина, имевший через сеть своих влажноглазых собратьев — жрецов, писцов, слуг, банщиков, посыльных и музыкантов — множество сведений о множестве жителей города. Встречаясь с Магдаленой в условленных местах, Кайдис передавал ей указания Исса и вручал плату — золотом, всегда золотом.

На сей раз Исс решил увидеться с ней сам. Это было нелегко, поскольку Крадущаяся Дева отзывалась на вызовы с неохотой, высоко ценя свою знаменитую неизвестность. Однако она все же явилась — через неделю после переданного ей приглашения.

Исс мог только догадываться, почему она решила прийти. Сначала он видел причину в том, что он правитель города и что таким, как он, не отказывают. Но теперь, в ее переменчивом как дым присутствии, он понял, что ошибался. Крадущаяся Дева пришла потому, что сама захотела.

— Не хочешь ли вина? Розовой наливки с гвоздикой?

— Нет, — ответила Дева с кажущейся беззаботностью, но ее мышцы напряглись, как у тундровой кошки перед прыжком.

Ну что ж. Исс уважал деловых людей, особенно женщин.

— У меня затруднение, Магдалена, — сказал он, вертя в пальцах обточенную кость собачника. — Есть одна семья, которую я хочу... устранить, но я не знаю точного расположения деревни, где они живут. Я имею об этом, скажем так, лишь самое общее представление благодаря одному из моих осведомителей. — Исс помолчал, ожидая какого-то подтверждения со стороны девицы, но не дождался и был вынужден продолжить: — Эта семья живет в крестьянской усадьбе в сутках езды на северо-восток от Иль-Глэйва. Мой осведомитель назвал мне три наиболее подходящие деревни. — Исс перечислил их. — Мне нужен человек, который побывал бы там и осторожно, очень осторожно поразведал, где эта семья живет, а после сделал все необходимое для ее устранения.

Наступило молчание. Исс, не привыкший долго ждать от кого-то ответа, начал чувствовать первые признаки гнева. Пусть Крадущаяся Дева самая искусная убийца на Севере и те, кто пользуется ее услугами, произносят ее имя почтительным шепотом, но он как-никак правитель Вениса. Он уже собрался отчитать ее, но тут она сказала:

— До Иль-Глэйва девять дней езды. Это будет стоить дороже обычного.

Исс почувствовал некоторое облегчение, но не подал виду.

— Разумеется.

— А сколько в этой семье человек?

— Не знаю точно. Мать и дочь — это наверняка. Быть может, есть другие дети.

— Неопределенность тоже имеет цену.

К этому Исс был готов.

— Я заплачу, сколько бы это ни стоило.

Крадущаяся Дева слегка шевельнула губами, прикрыв совершенно сухие зубы, и правитель чуть не попятился. Она начинала его раздражать. Ему стоило слишком большого труда смотреть на нее — все равно что изучать вид местности сквозь кривое стекло.

Многие полагали, что секрет ее успеха заключается как раз в ее внешности. Она ничем не отличается от других женщин. Когда она, совершив убийство, уходила из сельских усадеб, купеческих домов и дворцов, все принимали ее за служанку, посыльную, старую прачку, кормилицу или судомойку. В отличие от других убийц женского пола, которых на Севере можно было нанять за горсть золотых или рубин величиной с муху, Крадущаяся Дева на шлюху не походила. Она никогда не соблазняла мужчин, никогда не вонзала в них нож во время любовных игр, не пользовалась хитростью и красотой, чтобы проникнуть в запретные места, и не прятала кинжал за кружевным корсажем. Ей не было нужды прибегать к женским уловкам. Глядя на нее, все видели то, что ожидали увидеть: женщину, чье присутствие в этом месте вполне оправданно.

При этом она, конечно, была хитра, как лисица.

В ночь, когда Сарга Вейс ограничил жилище Лока окружностью нескольких деревень, Исс первым делом подумал о Магдалене. Вейс для этой работы не годился. С Женомужем никто откровенничать не станет, а если он и разнюхает что-то, у него недостанет духу пролить кровь. Нож мог бы убить, но он слишком прост. Расспрашивая, он начнет ломать кости, распугает все окрестное население и насторожит тех, кого собирается убить.

Исс положил костяную палочку обратно на стол. Кроме того, Нож и Женомуж занимаются другим делом. Их задача — доставить Асарию домой из Ганмиддиша. Нельзя допускать, чтобы она снова пропала.

— Я хотела бы услышать подробности, — сказала Магдалена своим шелковистым голосом.

Исс подумал об Ангусе Локе, о фагах, о старой ненависти и старых тревогах, уже шестнадцать лет докучавших ему. Он назвал подробности, после чего их встреча завершилась очень быстро.