— Значит, Женомуж сбежал?

— Да, и пусть ему помогут боги и дьявол, если он вздумает вернуться.

— Ты уверен, что Хода убил он?

— Не надо выпытывать меня, как будто я ваш лакей, правитель. Я видел то, что видел. Семеро мертвецов не могут перерезать горло восьмому.

Пентеро Исс, шагая рядом со своим верховным протектором по темному подвалу Бочонка, внимательно разглядывал его. С галами надо было что-то делать. Марафис вернулся всего сутки назад, но слухи уже поползли, и теперь его называли Марафис Одноглазый. Это зрелище не порадовало бы материнское сердце: шпора, на которую Марафис упал, проткнула ему левое глазное яблоко, и веки сильно раздулись. Исс подозревал, что Нож просто выковырнул пострадавший глаз, остановил кровь нажатием кулака, промыл глазницу спиртом, а потом тот же спирт влил в себя. Это укрепит репутацию Ножа, с легкой улыбкой подумал Исс. Возможно, верховный протектор еще станет легендой.

Марафис вернулся из Ганмиддиша один и рассказал историю о том, как Асария разнесла на куски его семерку на грифельных полях под Ганмиддишским перевалом. Все Рубаки погибли, их хребты поломало, как палки, ребра вбило в сердца, как гвозди. Его, Марафиса, отшвырнуло прочь с такой же силой, но тело одного из братьев смягчило удар. К несчастью, на сапогах у этого брата были стальные шпоры.

— Я не стану больше служить у вас на посылках, правитель. Если вам так неймется вернуть назад свою проклятую дочку, найдите себе другого дурака.

Исс кивнул. Ему было ясно, что никто не может подойти близко к Асарии, пока она не исполнит своего предназначения. Лучше подождать, когда все будет кончено, и тогда уж взять ее. Кроме того, Нож требовался ему здесь.

— Ты знаешь, что Мастер Иль-Глэйва удвоил число своих Свирепых и с началом зимы стал пускать в город Клятвопреступников?

— Угу. Он воображает, как все Горные Города. Передравшиеся кланы — приманка для всех.

— Само собой. Но первыми на южные кланы предъявят права войска баронов Вениса, а не Мастер Озерного Города.

— Там, за Горькими холмами, хорошие земли. Быстрые реки, тучные пастбища. Круглые дома, укрепленные как надлежит, не то что те каменные навозные кучи, которые они строят на Севере.

Значит, Ножу понравилось то, что он видел в Ганмиддише. Возможно, его поездка на Север оказалась не такой уж бесполезной в конце концов. Исс остановился у колонны с изображением трехголового насаженного на шпиль коня и, повернувшись к Ножу, посмотрел в его утерянный глаз.

— В это самое время дюжина баронов уже собирает свои войска. Владетели Соломенных Земель, Нищенских ворот и владетельница Восточных Земель со своим сыном Белым Вепрем — лишь немногие из тех, кто вооружает наемников. Они уже предвидят время, когда двинутся на север и отхватят себе кусок клановых земель.

— Владетель Соломенных Земель! Да он в постель себе прудит — где уж ему вести войско на север. — Марафис надавил рукой на колонну. — А эта бочка с салом Беллон Троук, которая нынче именует себя лордом Нищенских ворот... — Марафис, не находя слов, опять налег на колонну. — Я бы уж скорее пошел под начало к суке с Восточных Земель. Она по крайней мере знает, как уездить мужика до смерти.

Исс усмехнулся. Определение, данное Марафисом трем баронам, при всей своей грубости было совершенно верным. Нож на свой низменный лад умен — не следует забывать об этом.

— Какими бы они ни были, в мягкости их не упрекнешь. Им, как и всем прочим баронам, нужна земля. У всех у них имеются сыновья, родные и приемные, племянники, а владения Вениса со всех сторон замкнуты горами, и расширить их можно только в сторону севера. В сторону, занятую богатыми пограничными кланами.

Исс спохватился, что говорит слишком громко. Толстые стены Черного Склепа порождали эхо, и до правителя долетали обрывки собственных слов.

— Мир стоит на грани перемен, Нож. Земли будут завоевываться и уходить из рук. Тысячу лет назад Халдор Хьюс захватил охотничьи угодья к югу от города и всю землю западнее Скега. За тысячу лет до него Терон Пенгарон выступил на север и оставил город, где мы с тобой живем. Теперь настал наш черед. Война будет, и этого не избежать. Близится время, когда создаются дома и репутации, а главное — люди. Время, когда братья и родичи делят между собой богатства. И единственный вопрос заключается вот в чем: успеет Венис захватить свою долю или будет ждать, пока Глэйв, Звезда и Транс-Вор не заграбастают все? — Правитель пристально посмотрел на Марафиса. — Что скажешь, Нож? Вот уже сто лет, как из Вениса не выступало войско. Бароны отправятся в поход с собственными лошадьми и под собственными знаменами, но вести их должен кто-то один. — Исс умолк, зная, что сказал достаточно. Всегда лучше остановиться вовремя, чтобы человек мог обдумать все сам.

Марафис при свечах выглядел отталкивающе. Его пустую глазницу следовало зашить, а лицо после путешествия по морозу превратилось в дубленую шкуру. Исс заметил также хромоту — даже теперь, стоя неподвижно, Нож больше опирался на правую ногу.

— Вы хотите дать мне войско, правитель? — спросил он своим грубым голосом. — Чтобы я нянчился с вашими баронами и завоевывал землю для их толстозадых сынков?

— Ты будешь главнокомандующим, и первая добыча достанется тебе.

— Этого мало, правитель. Если бы мне нужна была земля, я бы как-нибудь разжился ею к этому времени.

— А твои гвардейцы? Разве они откажутся от такого случая? В кланах они смогут стать богатыми.

Это заставило Марафиса задуматься. Он не мог распоряжаться благосостоянием братьев-Рубак так же, как своим. Им Нож был предан всей душой. Утром, явившись в крепость, он первым делом зашел в Красную Кузницу и рассказал братьям-гвардейцам о потере восьмерых своих людей. Он привез с собой все их оружие, дуралей этакий, и в кузнице тут же раздули горн. Теперь сталь с ртутными добавками, должно быть, уже стынет, перекованная на новые клинки. Перековка усилила их красный цвет и запечатлела в металле память о погибших братьях. Этот обряд заменяет Рубакам религию.

— Ганмиддиш — славное место, — произнес Исс, повторяя слова самого Ножа. — Говорят, весной охота там такая, что человеку только стоит выставить копье, а лоси и олени сами на него натыкаются.

Марафис фыркнул, но Исс уловил проблеск интереса в его единственном голубом глазу.

— Кто же будет поддерживать порядок в городе, если Рубаки уйдут на войну?

Теперь поосторожнее, напомнил себе Исс.

— Тот, кто поведет армию, должен будет сначала набрать ее. Нищенский Город следует сровнять с землей, а всех боеспособных мужчин вооружить. Возможности баронов ограниченны — их знают и боятся только в собственных поместьях. Ты, Нож, известен всем от Злых до Тупиковых ворот и дальше, в баронских владениях. Тебе под силу набрать и войско, и людей для защиты города.

— Рубаки защищают город и его правителя тысячу двести лет.

— Рубаки родились в боях. Томас Map выковал первые красные мечи из крови своих соратников. С помощью этих клинков он и последние двенадцать его людей отбили северный проход у Иль-Глэйва.

Этого Марафис не мог отрицать, как и того, что Рубаки разрушили город Великий Крест, перебив первых поселенцев и каменщиков, пришедших с Мягких Земель, чтобы построить в ста лигах восточнее Вениса соперника ему. Как Исс, так и Нож знали, что Рубаки выступают в поход, когда им это выгодно. Вопрос заключался лишь в том, согласятся ли они выступить теперь, во главе с Марафисом, когда придет весна?

Исс нуждался в них. Баронов с их наместниками недостаточно для завоевания кланов. Сами они, конечно, другого мнения — мечи у них из отменной стали, а кони что твои лоси, — но правитель знает, чего они стоят. Без твердой руки они рассыплются, как овсяная лепешка в руке ребенка.

— Так как же, Нож? Согласен ты повести войско на север?

— Мои люди получат землю первыми?

— И баронские титулы, как только поставят на этой земле свои дома.

Марафис погладил кинжал у пояса, сжав маленький рот так, что его совсем не стало видно.

— Это большой риск, правитель.

— Говори, чего хочешь еще.

— Ваш титул, когда вас не станет.

Если бы они стояли поближе к подсвечнику, Нож увидел бы, как зрачки Исса превратились в две точки. На его место всегда кто-то метил. Недостаточно называться правителем, когда всякий, у кого есть земля и власть, может вооружиться и свергнуть тебя. В этом самом подвале тридцать дней из своего стодневного правления провел в заточении Коннад Хьюс. Его брат Раннок взял штурмом крепость, чтобы освободить его, но опоздал всего на семь часов: Трант Грифон пронзил сердце Коннада своим мечом. С тех пор неудачливый правитель заслужил себе имя Стодневный Хьюс. Пентеро Исс мог бы назвать еще дюжину своих предшественников, не продержавшихся у власти и года.

Мысли об этом не прибавляли ему покоя.

— Правитель не может назначать себе преемника — ты это знаешь не хуже меня. Мне пришлось отбирать власть у Боргиса Хорго. Тот, кому нужна власть, берет ее сам.

— По-вашему, я не думал об этом, правитель? — Пустая глазница Ножа придвинулась к самому лицу Исса. — Из-за вашей дочери я потерял три семерки. Три семерки и один глаз, а еще немного — и ноги бы лишился. Тут колдовство, и дело еще не кончено — я чую это, как пес суку. Я знаю вас, Пентеро Исс, и знаю, что у вас хватит ума захватить клановые земли со мной или без меня, но знаю также, что ваш интерес на этом не кончается. Своими бледными руками утопленника вы хотите ухватить кусок посочнее кланов. Мне ни к чему, чтобы меня с моими людьми послали в бой и бросили, как только перед вами замаячит более желанная добыча.

Он был очень близок истине — уж не потеря ли глаза наделила его такой прозорливостью? Сначала кланы, потом суллы. Он, Исс, уже давно это задумал. Нанести удар, когда их внимание будет отвлечено, и забрать землю для Вениса... и корону для самого себя. Правителем называться недостаточно. Не для того он прошел весь путь от крестьянского сына до правителя, не для того провел десять лет в усадьбе помещика, где его заставляли работать как слугу, а не как родича, а потом еще двенадцать в Рубаках, поднимаясь все выше и выше, пока Боргис Хорго не сделал его верховным протектором и своей правой рукой, — не для того, чтобы все это отнял у него какой-нибудь узурпатор с мечом. Слишком много труда он затратил и слишком долго строил свои планы.

Сохраняя невозмутимость, Исс сказал:

— Ты необходим мне всегда, Нож. Пока я возвышаюсь, будешь возвышаться и ты.

— Назначьте меня своим преемником.

— Это все равно ни к чему бы не привело. Правитель должен иметь поддержку как Рубак, так и баронов. Если я это сделаю, бароны посмеются над нами. «Кем это Исс с Ножом себя возомнили, — скажут они, — королем и наследным принцем?»

— Говорят, правитель Транс-Вора теперь называет себя королем.

— Говорят также, что его мозг отуманен ивишем и что он любит маленьких мальчиков.

Марафис ухмыльнулся.

— И все-таки я хочу быть назначенным. Пусть себе бароны смеются или плетут заговоры — это уж мое дело. Сегодня они думают обо мне только как о вашем ставленнике, вашем Ноже. Назовите меня своим преемником, и я еще до конца войны заставлю их думать по-другому.

Исс отступил на шаг. От Марафиса пахло сырым мясом и лошадьми, и он вдруг показался правителю опасным, как может быть опасен раненый зверь.

На дорогу домой Нож затратил одиннадцать дней. Одиннадцать дней наедине с вытекшим глазом и памятью о восьми убитых. Исс вздрогнул. Ему не нравился этот новый, поумневший Нож. Предлагал он нечто неслыханное — такого в Венисе еще не бывало, — но Исс мог понять его мотивы и даже признать, что они не лишены смысла.

Марафис в глазах баронов ничтожество, головорез с красным мечом. Он не унаследовал фамильных земель, как они, а родился сыном мясника, и его выговор отдает Морозными воротами. Пока баронские сыновья обучались фехтованию в своих укрытых от ветра ристалищах, Марафис обучался рубить руки тем, кто воровал колбасу с лотка перед отцовской лавкой. В гвардию он поступил четырнадцати лет, когда его отец начал подозревать, что не все, кому сын отрубил руки, были ворами.

Насколько Исс знал, первые три года в Рубаках Марафисом помыкали, как всяким новичком. Возможно, это даже пошло ему на пользу.

Так или иначе, в семнадцать он завоевал себе право носить красный меч. Сын мясника из Морозных ворот, он теперь владел им наравне с бастардами и третьими сыновьями баронов.

Иссу всегда казалось, что Нож, вступая в гвардию, видел себя одним из солдат низшего разряда, которые не приносили присяги, не имели права носить красных клинков и несли стражу только в бедных кварталах города, но похоже, Нож вынашивал честолюбивые мечты с самого начала.

Став верховным протектором, он поднялся на самую большую высоту, какая только была доступна низкорожденному. Теперь, публично объявив о своем намерении стать правителем, он хочет взойти на последнюю ступень. Он знает, конечно, что баронов это взбесит — они будут потрясать своими холеными кулаками и клясться, что никогда не допустят смерда в правители, — но постепенно он приучит их к этой мысли. Через пять лет то, что теперь не умещалось в голове, станет простой очевидностью. Итак, Марафис метит в правители... Ну что ж, даже Исс должен признать, что он достоин этого места.

Исс тихо перевел дух. Тут была выгода, но и опасность тоже. «Когда вас не станет», — сказал Нож. Но согласится ли он ждать так долго? Легко представить, как он захватывает Крепость Масок, закупоривает Бочонок и лишает жизни нынешнего правителя. Рубаки преданы ему безраздельно — если бы он повел их зимой в Белую Глушь, они пошли бы за ним. Однако Нож не дурак.

Ему нужна законная власть, а ее нельзя достичь, убив своего правителя. Ему понадобится время, чтобы утвердиться в качестве барона и военачальника. Обеспечив Венису победу над кланами, он может считать, что полдела сделано. Решимость Исса окрепла. Надо держать Ножа при себе, обеспечив ему в этой войне интерес, за который он будет драться яростно и упорно, а потом... мало ли что может случиться с полководцем на пути домой из похода. Северные Территории скоро станут весьма опасным местом.

Успокоенный этой мыслью, Исс сказал:

— В таком случае тебе правдами и неправдами придется добывать себе баронство — понимаешь?

Нож пожал плечами.

— У баронов некрасивых дочек пруд пруди. — Рот у него был слишком мал для широкой ухмылки, однако он изобразил нечто подобное. — А не то найду какого-нибудь старого хрыча, который меня усыновит, как вас в свое время. Я слыхал, вы родились в бедной усадьбе на болотистой стороне Транс-Вора, а не в богатом поместье.

Исс пропустил это мимо ушей. Земля есть земля, и если отец его имел ее не в избытке, то прадед был владетелем Раздробленных Земель. В этом мире существует четкая грань между ним и Марафисом, и Нож дурак, если этого не понимает. Ни один человек простого звания еще не правил Венисом и не будет править.

Исс встал так, чтобы свет падал на него сзади, проходя сквозь пальцы и волосы.

— Завтра я распущу слух, что считаю тебя единственным преемником. Одно мое слово не может сделать тебя правителем, но я буду стараться обратить общее внимание в твою пользу. Взамен ты наберешь мне армию и поведешь Рубак вместе с баронами на Север.

— По рукам, — кивнул Марафис, а Исс, глядя на его изуродованное лицо, содрогнулся при мысли о том, что сделал.

* * *

Крадущаяся Дева притаилась в тени на задах дома. Желтые каменные стены излучали теплый свет на полуденном солнце. Поврежденная ветром труба пропускала дым у основания, и снег на крыше почернел от сажи и пепла.

Деву особенно интересовали дверь и окна. На первый взгляд они не выдавали ничего, кроме дуба, липы и ржавых болтов, но на второй и третий стало видно кое-что другое. Ставни на окнах были двойные, и хотя внутренние были окрашены в тот же цвет просмоленного дерева, что и внешне, их гладкие створки показывали, что под краской не дерево, а чугун. Так же обстояло дело и с дверью, дубовой, потрепанной непогодой, будто бы висящей на двух разболтанных ржавых петлях. Магдалена, рассмотрев дверь как следует, не могла не восхититься столь искусной подделкой. Эти хлипкие петли нипочем не удержали бы дубовую плаху в фут толщиной.

Толщина двери сомнений не вызывала. Час назад из нее вышла светловолосая девочка, и Магдалене все стало ясно. Девочка, которой, на взгляд Магдалены, было лет семь, вышла только на крыльцо и крикнула кому-то внутри: «Холодно, но солнышко светит, как весной». Женский голос из дома велел ей запереть дверь, чтобы не выстудить дом.

Магдалена поджала губы, целованные очень немногими. Запереть! Дом Лока — настоящая крепость. Это не бросалось в глаза, и Дева преисполнилась уважения к человеку, переделавшему первоначальную постройку так, чтобы обмануть случайного наблюдателя, и притом надежно загородившему все входы и выходы. Этот дом больше всех слов, сказанных Турло Пайком, убеждал Магдалену в том, что она не ошиблась.

«Семья Лока должна жить уединенно, — сказал ей Исс. — Ангус Лок никому не говорит, где живет, даже своим молчаливым собратьям-фагам».

Магдалена знала несколько наемных убийц, которые отказывались от заказов, связанных с Островерхим Домом, как называли фаги свои тайные убежища. Но в себе она почти не находила страха перед колдовством или теми, кто им занимается. Она родилась в Монастырской башне, воспитывали ее зеленые сестры, и один человек как-то сказал ей, что сама она колдунья не из последних. Магдалена оскалила сухие зубы. Она, конечно, убила его, но его обвинение продолжало преследовать ее из-за могилы. Она Крадущаяся Дева, и вся сила, которая ей потребна, заключается в ее руках.

Почувствовав себя неуютно в зарослях кизила под облетевшими кронами старых деревьев, Магдалена встала и размяла ноги. Тени бежали за ней, как дети, и хотя она не опасалась, что ее заметит кто-то, кроме кроликов и птиц, к дому все-таки не подошла.

Попасть внутрь обещало стать трудной задачей. Женщины, по всей видимости, пекутся о собственной безопасности и накрепко запирают дверь и окна на ночь. Ломать замки и петли было бы шумно, затруднительно и не свойственно Магдалене. Опять-таки: если дом так хорошо укреплен снаружи, то внутри, вполне вероятно, есть оружие. Исс ничего не знал о семействе Лока, но Магдалена предполагала, что мать и старшая дочь умеют обращаться с ножом. Ангус, по отзывам, превосходно владеет мечом и был бы глуп, если бы не поделился толикой своего мастерства с женой и дочерьми.

Нет. Было бы слишком опасно взламывать запоры, рискуя потом столкнуться в темноте с вооруженными людьми. На такой риск Крадущаяся Дева никогда бы не пошла.

Совершение убийства требует самой ничтожной степени риска. Те, кто ничего в этом не понимает, думают, будто вся работа наемного убийцы заключается в том, чтобы подкараулить свою жертву в темном переулке, перерезать ей горло и скрыться. Магдалена убила в переулке только одного человека, и это было одно из самых опасных поручений, за которые она когда-либо бралась. В то время она была молода, брала за работу воробьиный вес в золоте и не знала, как это трудно — подойти к незнакомому человеку и убить его. Тот, заказанный ей, пережил уже четыре покушения, и хотя она подобралась к нему тихо и сзади, он почуял что-то еще до того, как лунный свет упал на ее клинок. Будучи здоровенным детиной, он сломал ей два пальца, прежде чем она нащупала ножом его гортань. Его кровь залила ей руки до плеч и лицо, а крики подняли весь народ в ближайших улицах. Магдалене понадобилось все ее мужество, чтобы вернуться домой незамеченной.

С тех пор она научилась готовиться к последней стадии более тщательно, пользоваться разными приманками для проникновения в чужую жизнь и устраивать маленькие «смертельные представления», где она была автором и лицедейкой одновременно. Взять хотя бы Турло Пайка. Желание получить снадобье, которым он усыпит женщин, так одолело его, что он шел за Магдаленой до самой своей могилы.

Вот, кстати, еще одно, о чем мало кто думает: как поступить с телами после. Труп жертвы не всегда можно бросить распростертым на постели. Чаще заказчики требуют, чтобы смерть выглядела естественной или походила на нападение грабителей, случайное падение в воду, самоубийство или убийство, совершенное кем-то другим. А многие ставят условием, чтобы труп исчез бесследно и о смерти жертвы никто не узнал.

Магдалена, сняв тонкие кожаные перчатки, помассировала порядком замерзшие руки. День, как верно подметила маленькая Лок, был очень холодный, но солнце расточало свой блеск, словно король на празднике нищих. Дева была очень чувствительна к холоду и беспокоилась за свои руки. Чуткость пальцев для убийцы — это все.

Вздохнув, она снова обратила взгляд к дому. Исс оставил все на ее усмотрение, как и следовало ожидать в подобном случае, и просил только обойтись «без огласки». Магдалену это вполне устраивало. Попадая в места вроде Трех Деревень, где все друг друга знают, она предпочитала после завершения работы уходить так, чтобы обвинение не пало на нее. Смерть Турло Пайка поможет ей в этом — вполне вероятно, что преступление припишут ему, если вообще поймут, что здесь совершилось преступление.

Магдалена еще не приняла окончательного решения, но смерть женщин можно было представить как несчастный случай.

Она стала медленно обходить усадьбу, минуя каменные хлевы, старые ржавые плуги, закрытый колодец, голый яблоневый сад и противоснежную стену под склоном соседнего холма.

Парадным входом пользовались нечасто — от него не вело ни одного следа, и у двери намело бугорок свежего снега. Магдалена подозревала, что эта дверь никогда не открывается. Доказательств у нее не было, но она видела достаточно сельских домов, чтобы понимать ход мысли их строителей. Вторая дверь — это лишний риск: проще заколотить ее досками, как, возможно, передние окна, оставив доступной только заднюю часть дома.

Магдалена подавила приступ любопытства. Не ее дело, почему Ангус Лок так печется о безопасности своего семейства. Он явно боится, и то, что она сейчас пытается проникнуть в его дом, показывает, что боится он не напрасно... но недостаточно сильно.

Тщательно изучив косяки и филенку просмоленной двери, она вернулась в лес. Она работала в таверне последнюю ночь, и лучше было не опаздывать. За свою жизнь Магдалена сменила много разных мест, и Гуль Молер был добрее многих хозяев. А то, что он немного влюбился в нее, послужит ей поводом для ухода.

Она покинет Три Деревни завтра, под покровом ночи, когда ее дело будет сделано. Она уже решила, как будет действовать. Все будет выглядеть так, будто здесь произошло ужасное несчастье.

Огонь в таких случаях лучше всего.