Земля в окрестностях Рорна, тощая и голая, мало на что годилась. Лишь очень искусный и терпеливый крестьянин мог что-то вырастить на ней. Однако множество коз и овец щипало здесь жесткую желтую траву, а из их молока делали мягкие острые сыры. К северу от Рорна было много селений — и все они в какой-то степени зависели от города.

Таул, сочтя, что настало время пообедать, стал приискивать место для привала. Близ дороги возвышался каменистый холм, где паслись овцы, — к нему Таул и направился. Неплохо будет взглянуть с высоты, не увязался ли кто следом.

Взойдя на холм, он извлек из мешка кусок вяленой говядины и принялся жевать его без особого аппетита — такая еда мало кому по вкусу. Мясо Таул запил водой из фляги и заел сушеными абрикосами с галетами. Немудрено, что моряки так скоро теряют зубы, подумал он при этом, — эти галеты твердостью не уступают подводным скалам. Торговец уверял, что они сохранятся до второго пришествия Борка, и Таул ничуть не сомневался в этом.

Добравшись до вершины, он вспотел, и его одолевало искушение вылить остаток фляги себе на голову. Но он удержался: неизвестно, есть ли где-нибудь поблизости вода, — и только подставил лицо прохладному бризу.

С невысокого холма, к удовольствию Таула, открылся широкий обзор. На горизонте виднелся Рорн — заманчивый с такого расстояния, белый и сияющий. На юге темной полосой искрилось море, далеко на севере маячили горы. Радость охватила Таула — он снова в дороге, он выбрался из города!

Его внимательный взгляд обшаривал окрестности — Таул еще с ночи почуял, что за ним следят. В ближнем кустарнике и среди камней не замечалось никакого движения — только овцы бродили с места на место. Таул, зная, что чутье его не обманывает, решил вывести шпионов на чистую воду. Он развернул одеяло и сделал вид, что собирается соснуть, старательно зевая и потягиваясь. Потом прилег на крайне неудобных камнях и притворился спящим.

Так он лежал несколько часов, пока солнце медленно склонялось к закату. Наконец краем глаза он уловил, как что-то зашевелилось внизу. Из кустов возникла какая-то фигура и двинулась к подножию холма. Таул с ножом в руке вскочил и бросился вниз по склону. Неизвестный ударился в бегство, но Таул, которому помогала сила тяготения, быстро настигал его. Рыцарь вскочил на спину бегущему, повалил его наземь, занес для удара нож — и только тогда узнал свою жертву.

— Не убивай меня! — заверещал мальчишка.

Таул, заломив руку Хвата за спину, ткнул его носом в грязь.

— Ты зачем идешь за мной?

— Больно, — взмолился Хват, пытаясь освободиться.

— И еще больнее будет, если не заговоришь. А ну, быстро — зачем ты идешь за мной? — Таул заломил руку еще сильнее.

— С чего ты взял, что я иду за тобой? Тут свободная страна, и каждый может ходить где захочет. — Таул скрутил руку, едва не сломав ее, и мальчишка взвыл от боли. — Ни за чем. Иду, и все.

— Никто не преследует другого без причины.

— Да нет у меня никакой причины, клянусь тебе! Мне просто захотелось постранствовать вместе с рыцарем.

— Ты служишь архиепископу Рорнскому?

— Да нет же. — Казалось, мальчик вот-вот расплачется. Таул отпустил его.

— Значит, ты вот так просто взял и подался за странствующим рыцарем?

— Ну да. — Хват вытер грязь с лица и ощупал руку. На руке остались красные следы — Таул обошелся с ним суровее, чем полагал. Мальчик пожал плечами. — В Рорне мне ничего не светит, вот я и решил поискать приключений.

— А как же твои родные?

— Да нет у меня никого.

— Что же ты будешь делать, когда вернешься в город?

— Не вернусь я туда, — с вызовом заявил Хват.

— За мной ты, во всяком случае, тащиться больше не будешь.

— Попробуй помешай мне. — Хват задрал подбородок.

— Ну а пить-есть что станешь?

— По дороге что-нибудь да подвернется, — небрежно повел плечами Хват.

Таул перевел дыхание.

— Это не игра, мальчик. Один ты долго не протянешь.

— Тянул же я в Рорне до сих пор, и неплохо.

— Там, куда я иду, будет куда опаснее, чем в Рорне.

— Позволь мне идти с тобой. — Мальчик с мольбой смотрел на Таула.

— Я иду пешком — ты будешь меня задерживать.

— Пока что я от тебя не отставал.

— Мои запасы рассчитаны только на одного, и денег недостаточно, чтобы купить еще.

— Мне никогда не составляло труда добывать деньги, — заулыбался мальчик. — По части звонкой монеты я мастак — точно тебе говорю.

— Ну довольно, Хват. Со мной тебе идти нельзя. Мне предстоит долгий, тяжкий путь и некогда с тобой возиться. Ступай обратно в город и оттачивай свое мастерство на достойных горожанах Рорна. — Таул понимал, что поступает жестоко, но только так он мог вразумить мальчишку. — Ступай. Если поторопишься, завтра на рассвете будешь в городе. — Мальчик метнул на него враждебный взгляд. — На вот. — Таул достал из мешка немного вяленого мяса. — Ты небось сутки нечего не ел.

Мальчик, не взяв мяса, зашагал прочь.

Таул посмотрел ему вслед, убедившись, что мальчик действительно идет в Рорн, а сам скорым шагом устремился на север, стараясь пройти побольше дотемна.

* * *

Мейбор разглядывал себя в зеркале. Да, пожалуй, он чуточку пополнел. Утром королевская знахарка дразнила его по этому поводу, настаивая, что ляжет сверху, иначе-де он ее раздавит. Мейбору же не нравилось, когда женщина сверху, — это место мужчины. Знахарка становится чересчур требовательной. Пора подобрать себе новую наложницу, и на сей раз она будет молоденькой: старое мясо ему приелось.

Мейбор раздумывал, не избрать ли на эту должность горничную госпожи Геллиарны, когда в комнату вошел его сын.

— Что тебе, Кедрак? — рявкнул отец, раздосадованный, что его отвлекли от мыслей о пышной тыльной части упомянутой горничной.

— Я с дурной новостью, отец. — Кедрак налил себе вина.

— Что такое? — встревожился Мейбор.

— Кто-то похозяйничал в наших садах с топором.

— Что-о?

— Около сотни деревьев изувечено. — Кедрак запустил руки в свои темные волосы.

— Где?

— В маленькой долине, вдоль которой идет охотничья тропа.

— Когда это произошло? — Мейбор заметался по комнате.

— Две ночи назад — смотритель прислал весточку с голубем.

— Он не догадывается, кто мог это сделать? Проклятые хальки, не иначе. Борк всемогущий! Хотел бы я, чтобы эта окаянная война никогда не начиналась.

— Вряд ли это хальки. Я был там в прошлом месяце — тогда их войска оттеснили далеко за реку.

— И все же это они. Кто еще способен на такое?

— Но прежде они ничего похожего не делали, отец. Не забывайте — хальки сами зарятся на наши сады. С чего бы они стали калечить яблони, которые надеются присвоить?

— Сто деревьев! Это при том, что доходы и так сильно снизились. Серьезно ли они повреждены? — Горе Мейбора было неподдельным. Он гордился своими садами — главным источником своего благосостояния. Ни один сидр не ценился выше, чем сидр из несторских яблок.

— Не могу сказать, отец. Но уж кто-кто, а наш смотритель не стал бы посылать голубя без веской причины.

— Как только кончатся дожди, ударит мороз — и яблоням крышка. В маленькой долине у нас самые старые деревья — и яблоки на них зреют сладкие, как мед. — Мейбор искал, что бы такое разбить или сломать. — Клянусь — я убью того, кто это сделал. — Он запустил через всю комнату кувшин с вином, который с грохотом ударился о стену, забрызгав красным бесценный ковер. — Есть новости о твоей беспутной сестре?

— Я так и не послал никого в Дувитт, предполагая сегодня отправиться туда сам.

— Я тоже поеду. Сперва в Дувитт, а оттуда в сады. Хочу сам взглянуть, велик ли ущерб.

— Вы уверены, что можете ехать, отец? Вы еще не совсем оправились от болезни.

— Я здоров, мальчик, — не рассчитывай, что получишь свое наследство прямо сейчас. До моей кончины еще далеко.

— Сейчас займусь приготовлениями.

— Не надо лишних хлопот и долгих сборов. Если поскачем быстро, будем в Дувитте дней через пять.

* * *

Мелли проснулась в полной темноте — должно быть, лампа погасла, пока она спала. Мелли не имела понятия, который теперь час и долго ли она тут находится. Все ее тело застыло, а встав, она убедилась, что платье и юбки промокли. Не следовало бы спать на сыром полу — но больше прилечь было негде.

Мелли нащупала в потемках лампу — она остыла, а стало быть, погасла уже давно. Пора бы уже Баралису принести воды и съестного. Мелли надеялась, что ждать осталось недолго. Но потом у нее мелькнула ужасная мысль: что, если Баралис собрался уморить ее голодом в этой конуре? И Мелли содрогнулась, охваченная страхом.

Но она постаралась отогнать от себя эти мрачные мысли — ей и без того было о чем подумать. Так, ей неотложно требовалось облегчиться, а в комнате не было ни горшка, ни ведра. Мелли отошла в уголок и задрала юбки — еще немного сырости, какая разница.

Потом она подошла к двери и прислушалась — но в соседней комнате либо никого не было, либо дверь была слишком толстой и не пропускала звуки. Мелли изо всех сил боролась с отчаянием. Ее мучило пребывание в темной, тесной конуре, изнуряла жажда. Она запела было, желая взбодриться, но голос ее звучал так заунывно, что она испуганно умолкла.

Но скоро за дверью раздался лязг ключей. Замок заскрежетал, и дверь распахнулась. Мелли, ослепшая от света, прикрыла рукой глаза.

— Добрый вам день, госпожа. — Глаза Мелли привыкли к свету — она различила внушительную фигуру Кропа на пороге. — Вы, я вижу, озябли и промокли. — Его доброта переполнила чашу, и по щекам у Мелли покатились крупные слезы. — Полно, госпожа, не плачьте. — Кроп, подойдя, нежно погладил ее по голове. — Давайте-ка разомнем немного ноги. — Он вывел Мелли из кладовки в соседнюю комнату. — Вот поглядите-ка, что я вам принес.

Он притащил ковер и ее платья из прежней комнаты, а еще поднос с едой, водой и вином. Не забыл он и тазик для умывания.

— Спасибо, Кроп. Какой же ты молодец!

Слуга покраснел до ушей.

— Здесь все свежее, госпожа, — кушайте, ведь вы, поди, проголодались.

Мелли ответила ему слабой улыбкой.

— Сначала я, пожалуй, переоденусь — на мне все мокрое.

— Это лучше сделать потом, — потупился Кроп, — когда вы вернетесь к себе.

— Так мне разрешено вернуться в мою прежнюю комнату?

— Н-нет. — Кроп не смотрел ей в глаза. — Лорд Баралис велел, чтобы вы вернулись в кладовку, как покушаете.

Мелли сразу пала духом: опять сидеть в этой клетке! Кроп, угадав ее настроение, сказал:

— Сейчас я устрою вас поудобнее. Принесу вам лампу, стул и одеяла.

Мелли удрученно кивнула — и Кроп, удовольствовавшись этим, принялся переносить в кладовку то, что уже принес.

Мелли поплескала водой на лицо и выпила стакан вина. Аппетит у нее пропал, но она принудила себя съесть с вином немного хлеба. Хмель вскоре согрел и приободрил ее, и она принялась за еду более усердно.

Кроп, закончив свои труды, беспокойно топтался рядом.

— Пора назад, госпожа, — вымолвил он наконец. — Лорд Баралис не велел выпускать вас надолго.

— Скажи, Кроп, — сказала Мелли, отрезая кусочек окорока, — а зачем лорд Баралис запер меня здесь?

— Этого я не могу вам сказать, госпожа.

— Вздор! — властным голосом отрезала Мелли. — Лорд Баралис сам сказал бы мне это вчера, если бы не торопился так.

Кроп задумался.

— Ну, раз он сам собирался вам сказать, то, пожалуй, могу сказать и я, как по-вашему? — Кроп улыбнулся, показав желтые зубы, из которых многих недоставало.

— Я думаю, лорд Баралис был бы доволен, если бы ты рассказал то, что не успел он.

Кроп важно кивнул:

— Тут, госпожа, всему виной тот парень, Джек.

— Ученик пекаря, — подсказала Мелли.

— Он самый. Только он и у лорда Баралиса служил тоже, вроде как я, — с гордой улыбкой сообщил Кроп. — Так вот, этот парень взял да и сбежал. Стража ищет его везде, но покуда не нашла.

— А я-то тут при чем? — Мелли, впрочем, уже предугадывала ответ.

— Ну, лорд Баралис опасается, как бы он не пришел вас спасать. Вот и поместил вас сюда, где никто не найдет.

Поев, Мелли безропотно вернулась в кладовку и почти обрадовалась, когда дверь закрылась за ней: ей надо было подумать.

Старания Кропа вызвали у нее невольную улыбку. Он принес в каморку ее платья, поставил стул и столик. На нижней полке скромно притаился ночной горшок. На влажном полу Кроп разостлал ковер и снабдил Мелли несколькими одеялами.

Мелли сняла с себя мокрую одежду. Какую работу мог Джек исполнять у Баралиса? Пекарский ученик ничего ей об этом не говорил, и Мелли испытывала легкое раздражение при мысли об этом. Неужели он вправду явится ее спасать? Это было бы здорово, прямо как в рыцарских романах, но Мелли, поставив себя на место Джека, призналась себе: уж если бы ей повезло вырваться из когтей Баралиса, она бежала бы отсюда без оглядки.

* * *

— Тут ты заблуждаешься, Боджер.

— А вот мастер Гуллип говорит, что знатные господа куда яровитее нас, простолюдинов.

— Он тоже жестоко ошибается, Боджер.

— Он говорит, что может это доказать, Грифт.

— Меня бы это не удивило. Всем известно, как мастер Гуллип любит подглядывать. Сам-то не может уже — вот и норовит подглядеть, как другие это делают.

— Так, может, он и прав, Грифт, насчет господ-то?

— Нет, Боджер, тут он не прав.

— Почему, Грифт?

— Прав он в том, что господа это делают чаще, — зато мы, мужичье, это делаем лучше.

— Выходит, господа — слабаки, Грифт?

— Поверь мне, Боджер: чем ниже стоит мужик, тем лучше с ним бабам, а уж лучше свинаря их и вовсе никто не ублажит.

— Свинаря?

— Ну да — ниже его ведь никого нету, вот бабенки к нему и бегают.

— А я думал, они бегают к нему за ветчиной, Грифт.

— Тебе еще многому надо учиться, Боджер. Приятели помолчали, смакуя свой эль и вытянув ноги.

— А с дамами тоже так, Грифт? Им тоже простой мужик приятнее?

— Да, Боджер, а господа охочи до простых баб. Даже старый король Лескет в свое время забавлялся со служанками.

* * *

Джеку послышался шум позади, и он оглянулся. Крыса, наверно. Джек прибавил шагу. Он знал, что взрослому парню, которому скоро стукнет восемнадцать, глупо бояться крыс, но их плотные тельца и голые лапы вызывали в нем брезгливую дрожь. Фраллит однажды запер его на всю ночь в амбаре с зерном, чтобы излечить от страха перед крысами, но Джек после этого стал бояться их еще сильнее. Ту ночь он провел у самой двери, моля Борка, чтобы тот отогнал крыс.

Джек уже долго блуждал по запутанным подземельям замка Харвелл. Подумать только — он прожил в замке всю жизнь и понятия не имел, что лежит там, внизу!

Придя сюда вчера, он снял со стены факел и принялся исследовать многочисленные ходы, ведущие от большого зала. Он ощущал трепет первооткрывателя, сворачивая наугад туда-сюда. Ему представлялись те, кто ступал здесь до него: короли, убегающие от убийц, и воры, уносящие с собой похищенные драгоценности. Джек с охотой дал волю воображению. За последние недели с ним случилось так много страшного, что он рад был хоть на пару часов забыть об этом. Он шел куда глаза глядят, а воображение бежало следом.

Лишь одно — если не считать крыс — упорно возвращало его к настоящему: он должен был вспомнить что-то о матери. В ту ночь, когда Баралис допрашивал его, Джек почти вспомнил это. В голове у него вспыхнул свет, и в нем явились две фигуры: одна из них была его матерью. Она пыталась сказать что-то Джеку, но свет тут же погас. И чем сильнее Джек старался вспомнить ее слова, тем туманнее делалось воспоминание. Сначала он думал, что это был сон, — но после сна не остается чувства, что ты понял бы все, продлись видение еще несколько мгновений. Сны Джека, во всяком случае, таким свойством не обладали.

Он всегда спал крепко. Мастер Фраллит говаривал, что единственный способ разбудить Джека — это пнуть его как следует. Но со времени ухода из замка сны не давали Джеку покоя. Они дразнили его, показывая места, где он никогда не бывал, и людей, которых он никогда не встречал. Образы вспыхивали в его мозгу, как сало на огне: корчащиеся в муках люди, город с высокими стенами, человек с золотыми волосами. Сны эти, казалось, не имели никакого смысла — и поутру Джек пробуждался разбитым и неспокойным, словно и не ложился вовсе.

В этих снах он то стоял у печи, как прежде, то бежал, спасаясь от погони, и кто-то допрашивал его о силе, которой он не умел повелевать.

Судя по словам наемников, подслушанным им, для королевского советника допрос тоже не прошел даром. Значит, есть в нем, Джеке, нечто способное отразить волю Баралиса? Они сразились — и Джек, хотя и не одержал победы, все же остановил врага на самом рубеже. Баралис, словно свинья, ищущая трюфели, раскапывал его мозг в поисках истины — и чуть не докопался до нее. Они оба чуть до нее не докопались.

Ответ и вправду где-то внутри — и Баралис вытащил его раздражающе близко к свету.

Пока Джек бродил по пустым коридорам, у него было вдоволь времени для раздумий. Размышляя о своих приключениях, он понял, что ничего не желал бы изменить в этой цепи событий. Если бы он не сжег хлеб, то не ушел бы из замка и не встретился бы с Фальком и с Мелли. Фальк наделил его великим даром понимания, научил смотреть на все под разным углом и заронил в голову мысли, изменившие все мировоззрение Джека.

А образ Мелли, гордой и прекрасной, пленил Джека. Он знавал многих девушек и сорвал немало поцелуев, но никто еще не завораживал его и не ввергал одновременно в полную растерянность так, как она. Джек даже радовался, что попал в руки наемников: Мелли умерла бы без его ухода.

А теперь он должен ее освободить. Джек перечитал много книг из библиотеки Баралиса, где герои спасали прекрасных девиц. Раз они могли, сможет и он. Пусть он не умеет владеть мечом, но он стал сильным, таская мешки с зерном, а уворачиваясь от тумаков Фраллита, приобрел ловкость.

Он понимал, что лучше затаиться на пару дней, прежде чем возвращаться в убежище Баралиса. Сейчас наемники наверняка начеку и жаждут мести. Чем дольше он будет выжидать, тем больше шансов захватить их врасплох. Джек прекрасно знал: Мелли он освободит, только обманув бдительность стражников — в бой с ними вступать он не намерен. Пекарям приходится мыслить более трезво, нежели героям.

Главное для него теперь — раздобыть воды и пищи, а значит, надо искать путь в жилые помещения замка.

Многие ходы в подземелье, как ни странно, упирались в глухие стены. Чего ради было строить их таким образом? Джеку вспомнился разговор наемников о Баралисе, открывавшем стены с помощью рук, и он попытался обнаружить какой-то механизм в одном из тупиков. Быть может, Мелли держат как раз за такой преградой? Но из этого ничего не вышло, и Джек сдался. Зачем тратить время на поиски тайных ходов, когда есть множество открытых?

В самом деле, через некоторое время он набрел на узкую лестницу с деревянной дверцей наверху. С гулко забившимся сердцем Джек повернул ручку и приоткрыл дверь. Он ничего не увидел — дверь загораживал какой-то громоздкий предмет, странно знакомый ему. Джек поднес факел поближе и различил перед собой громадный медный чан. Дверь из подземелья вела в пивной погреб.

Джек решил оставить факел в туннеле, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, — он быстро вернулся назад и вставил факел в кольцо на стене. Потом прокрался мимо медного чана, стараясь держаться в тени. В погребе, похоже, никого не было. Сейчас, наверное, уже вечер, а может, и ночь.

Запах дрожжей и хмеля напоминал Джеку счастливые годы детства, когда он таскал эль замковым стражникам, сам частенько прикладываясь к кувшину. Теперь это казалось ему таким далеким — Джек знал в глубине души, что больше ему не бывать ни учеником пекаря, ни мальчиком на побегушках.

Из погреба он поднялся на кухню, погруженную во мрак — лишь где-то горела одинокая свеча. Джек знал, что должен быть начеку. Даже в поздний час на кухне могут быть люди: судомойки скребут котлы и тушат огонь в печах, а пьяные стражники бродят в поисках съестного.

Из кладовой донесся чей-то шепот, и Джек с удивлением увидел, что дверь в нее, обычно запертая, стоит открытой. Внутри на полу лежали мужчина и девица — он со спущенными до колен штанами, она с задранными юбками. Мужчину Джек сразу узнал и хотел удалиться, но тот вскричал: «Кто там?» — и Джек замер на месте, надеясь, что в темноте его не разглядят. Мужчина натянул штаны, а женщина оправила юбки.

— Там точно кто-то есть, — заявил, выходя, потревоженный любовник.

Джек, набравшись духу, выступил на свет.

— Это я, Джек, мастер Фраллит.

— Ты, парень? Что ты тут делаешь? Я думал, ты сбежал, — удивился запыхавшийся и красный мастер Фраллит.

— Я и правда сбежал. Но это долгая история.

— Погоди-ка чуток. — Мастер махнул девушке, чтобы она уходила — он не хотел, чтобы она слышала их разговор. — Могу я верить, Джек, что ты никому не скажешь о том, что сейчас видел?

— О том же я попрошу и вас, мастер Фраллит.

Оба согласно кивнули.

— Могу я помочь тебе чем-нибудь? — Мастеру не терпелось убраться отсюда.

— Пожалуй, нет, мастер Фраллит. — Тот вздохнул с нескрываемым облегчением. — Вот только... можно мне взять из кладовой немного провизии?

— Бери, парень, только быстро. И жареную оленину не трогай. Наш востроглазый кухарь мигом заметит, если она пропадет.

Джек быстро завязал в узелок сыр, пирог и прочее, что попалось под руку.

— Скорее, парень, — подгонял пекарь. Джек, набрав достаточно еды, вышел, и Фраллит неодобрительно покосился на его объемистый узел. — Теперь убирайся, — сказал мастер, запирая кладовую. Джек поблагодарил его и устремился обратно в погреб, прихватив еще свечей и кувшин с водой.

Вернувшись в подземелье, он зажег одну свечу от факела и сел пировать, уминая пирог с куропатками и кровяную колбасу, мраморный сыр и яблоки в тесте. Но самым вкусным показался ему тайно похищенный ломоть холодной оленины.

Спать он улегся в укромной нише. Факел догорел, и Джек оставил гореть свечу, хотя она могла его выдать. Он пожалел что не захватил еще и огниво, и решил добыть его будущим вечером. Неплохо также будет приискать что-нибудь теплое.

Проснулся Джек озябшим и голодным. Слегка позавтракав, он снова принялся обследовать подземные ходы. Он не сомневался, что Баралис пользуется ими постоянно, — кое-где даже горели факелы, и от этих коридоров Джек держался подальше, не желая столкнуться с советником или с его наемниками.

* * *

Баралис счел, что пришла пора переговорить с Траффом наедине. Вожак наемников оказал ему скверную услугу, дав Джеку сбежать, и, если Трафф вправе ждать вознаграждения за хорошую работу, он должен отдавать себе отчет, что за плохую работу его ждет наказание.

Трафф велел своим людям выйти, и Баралис с удовлетворением подметил подобающий страх, написанный на их лицах. Сам вожак налил себе кружку эля — Баралис презирал людей, ищущих подкрепления в спиртном.

— Итак, Трафф, — с обманчивой мягкостью начал он, — есть какие-нибудь вести о нашем беглеце?

— Никаких. Если он все еще здесь, мы его найдем, а если выбрался наружу, далеко по такой погоде не уйдет. — Трафф хлебнул эля.

— Вы разочаровали меня. Я полагал, что десять взрослых мужчин способны устеречь одного мальчишку.

— Он захватил моего человека врасплох...

— Терпеть не могу оправданий, — оборвал Баралис, видя, что Траффу явно не по себе.

— С тех пор как я поступил к вам на службу, у меня убили двух человек, а третьего так изувечили, что и родная жена не узнает. — Трафф для храбрости снова приложился к элю. — И я, с вашего позволения, намерен убраться отсюда к чертовой матери.

— Не выйдет. — Трафф оторопел, обнаружив, что не может двинуться с места. Баралис же, оглядев комнату, взял нож с деревянной рукоятью и провел пальцами по лезвию. Клинок раскалился докрасна, и оторопь Траффа сменилась ужасом. Баралис поднес нож к лицу наемника, глядя, как тот морщится от жара. — Теперь, мой друг, — медовым голосом продолжил лорд, — ты, мне думается, понял, что со мной шутки плохи. — Он приблизил нож к самой коже Траффа. — Я мог бы очень чувствительно наказать тебя, но не стану — ведь мы оба знаем, что ты сейчас одумаешься. Ты собрался меня покинуть, но нет, мой друг, без моего согласия меня никто не покидает. Я верю, в будущем ты приложишь больше стараний. — Он легонько провел лезвием по щеке Траффа, оставив красный след на коже, и приложил раскаленный клинок к руке. Когда на ней образовалась черная метина, Баралис убрал нож и освободил Траффа. Тот повалился на стол и заскулил, проливая слезы от боли. — Ну вот, Трафф, надеюсь, теперь ты понял, как обстоит дело. — Баралис бросил нож в кувшин, и пиво зашипело. — Я ухожу, а ты позаботься о том, чтобы мальчик в ближайшие дни был найден. — Баралис задержался на пороге, посмотрев, как Трафф нянчит обожженную руку, и отправился в замок.

Проходя через подземелье, он заметил, что один из факелов пропал со стены, и подумал, что надо спросить об этом Кропа.

Придя к себе, Баралис растер руки — они разболелись от возни с ножом. От сырой погоды суставы у него пухли и деревенели, но Баралис не стал принимать снадобье, решив, что лучше потерпеть, чем лишиться ясности рассудка. Вместо этого он налил себе сбитня, приносившего ему некоторое облегчение.

Кроп вошел промокший — должно быть, со двора.

— Я ожидал тебя раньше. Девушка надежно заперта?

— Да, ваша милость.

— Ты не слишком привязывайся к ней, Кроп, — предостерег Баралис, чувствуя, что его слуга питает слабость к девушке. — Где это ты так промок?

— Я выходил наружу, хозяин, и узнал у конюхов, что лорд Мейбор уехал.

— Вот как, — заинтересовался Баралис. — И куда же направился лорд Мейбор?

— Сперва в Дувитт, а потом в свои восточные имения. Конюх сказал, там стряслось что-то неладное.

Баралис улыбнулся, довольный. Мейбор будет отсутствовать добрую пару недель — к тому времени истечет срок пари Баралиса с королевой, — а после Мейбор, даже если найдет свою дочь, ничего этим не достигнет. Кроп хотел уйти, но Баралис задержал его.

— Кроп, ты не брал факел из подземелья? — Тот ответил хозяину тупым взглядом. — Подумай хорошенько.

— Когда я беру там факел, хозяин, то всегда ставлю на его место новый.

— Ты уверен?

Кроп усердно закивал.

— Хорошо, можешь идти. — Баралис скривил рот в улыбке: итак, мальчишка где-то в замке.