Придя на работу – как всегда, первой, – Долл включила свет в приемном покое и подняла с коврика свежую почту. Туман, окутывавший Хейзи Хассокс накануне, развеялся, оставив после себя лишь серую ледяную сырость. Долл это радовало, потому что приливы в такую погоду ей будет переносить намного легче.
Она положила почту на стол Вив, проверила, не оставил ли кто-нибудь, страдавший ночью от зубной боли, на автоответчике сообщений о том, что его необходимо срочно принять, – таковых не обнаружилось, – и направилась совершать свой утренний ритуал: вначале поправить перед зеркалом в туалете прическу, потом пойти на кухню и сделать всем кофе и, наконец, подготовить кабинет к приходу первого пациента.
Включив свет в кабинете, она вскрикнула.
В кресле лежало тело.
– Господи! – Джоэл приподнялся и сильно ударился головой о выступающую часть бормашины. – Тьфу!
– Какого черта ты здесь делаешь? – Долл смотрела на него вытаращенными глазами. Сердце у нее колотилось; прилив, который она уже было почувствовала, отступил из-за охватившего ее леденящего ужаса. – Ты меня до смерти напугал! Выглядишь ужасно. Ты что, просидел здесь всю ночь?
– Да. – Щурясь от резкого света флюоресцентных ламп, Джоэл опустил ноги на пол и застонал. – Не спрашивай.
– Смотри на вещи трезво. Конечно, я буду спрашивать. Мне казалось, что вы с мамой собирались вчера вечером в ресторан?
– Собирались. И были, – Джоэл поморщился, проведя рукой по торчавшим коротким волосам. – Мы поехали в «Лоренцо». Мы отлично поужинали, превосходно провели время, и я превысил допустимую дозу кьянти – пожалуйста, пожалуйста, не принесешь ли ты мне чего-нибудь противовоспалительного, а еще ведро кофе?
– Вначале сходи в уборную, – посоветовала Долл. – Налей тазик холодной воды, сунь в него голову. Ты выглядишь просто ужасно. А потом я сделаю тебе крепкий кофе, подберу что-нибудь обезболивающее, и ты мне все расскажешь. До прихода пациентов у нас еще масса времени. А первыми придут миссис Доббс с ее Гэвином, прочистить корневые каналы. Они могут и подождать.
– Я тебе ничего не стану рассказывать.
– Станешь-станешь.
Полчаса спустя, когда Джоэл поделился с ней своей версией всей этой печальной истории, Долл почувствовала, что уже совсем ничего не понимает. Правда, он мучается от сильного похмелья и мог что-то напутать, но все равно очень странно.
Нужно будет навестить мать. Должно быть, у Митци были причины так себя повести. Но что же такое могло случиться? Они так подходили друг другу. Просто идеально. Как это все ужасно.
Описанные Джоэлом события того вечера просто не укладывались в голове. Даже если не пытаться понять, отчего произошел катастрофический разлад с Митци, то какое отношение к этому имеет то, что Шей и Лулу вчера вечером сообщили о своей помолвке? А также то, что Лулу нашла работу, более того, ответственную, серьезную работу – и завела сразу троих щенков? Что же касается эпизода с банковскими менеджерами мужского пола, щупающими и целующими друг друга прямо за столом, – ну, это просто полная ерунда.
– По-моему, ты до сих пор в стельку пьян, – сказала Долл. – А все, что ты мне сейчас рассказал, просто приснившийся с перепоя кошмарный сон. Я уверена, что позже все прояснится.
– И сейчас все ясно, как божий день, – пробормотал Джоэл, проглатывая уже третью кружку черного кофе и криво застегивая форменную блузу. – Как божий день. Господи, когда же подействует это обезболивающее?
– Через двадцать минут. Мне уже можно пригласить миссис Доббс? Нам пора сделать ей местный наркоз. Ты в состоянии приступить к работе?
Джоэл кивнул и снова вздрогнул.
– Хорошо бы миссис Ди или ее сынок Гэвин не заметили, как у тебя дрожат руки, когда ты подойдешь к ним со шприцем, – посоветовала Долл. – А марлевую повязку ты надел вверх ногами. Послушай, я зайду к маме в обеденный перерыв под предлогом того, что хочу поговорить о свадьбе. И постараюсь очень осторожно разузнать, почему она так поступила. Ты точно не…
– Я ничего не сделал, – резко ответил Джоэл. – И, пожалуйста, не устраивай матери перекрестный допрос. Вчера вечером она совершенно ясно выразила свои чувства. Как пишут на страницах бульварных газет о каких-нибудь знаменитостях, наши с твоей мамой отношения потеряли всякий интерес для прессы. Ладно, веди сюда миссис Доббс. Нет, Долл, я серьезно. Все кончено. Правда, на самом деле ничего и не начиналось. И то, вообще-то, неплохо. Давай браться за работу.
– Ты явно не в себе! – в отчаянии вздыхала Долл, сидя напротив Митци за заваленным всякой всячиной кухонным столом. – Он же такой красавец! Он с ума по тебе сходит! И ты с ума по нему сходишь!
– Замолчи. Слишком много получается сумасшедших. Не знаю, что он тебе наговорил, но мы с ним уже не маленькие. И нам не нужно, чтобы нас пришла мирить наша лучшая подруга с детской площадки. Послушай, милая моя, я допустила ошибку. Между мной и этим человеком ничего и не могло получиться.
– Чепуха! – Долл фыркнула прямо над супом, так что маленькая рыжая волна выплеснулась на стенку кружки с Винни-Пухом. – Конечно же, у вас все должно было получиться. А теперь он мучается от похмелья, горюет и зол, как фурия, и посмотри, на кого ты сама похожа! Когда это ты, кроме как во время серьезной болезни, в обед все еще ходила по дому в халате?
Митци вздохнула. Этой ночью она не спала. А когда тебе пятьдесят пять, ночь без сна даром не проходит, и приходится расплачиваться на следующее утро. Только подростки могут не спать всю ночь, а потом отлично выглядеть: кожа у них сама собой приходит в нормальное состояние. А у нее еще и болит голова, в глаза как песка насыпали, и на теле будто слой грязи, и все ломит. Где-то под ребрами твердым, неподвижным комком засела грусть. Чувствовала она себя просто ужасно и знала, что выглядит тоже отвратительно: опухшая, с серым лицом и двойным подбородком.
– Я не стану делиться подробностями, – твердо сказала она. – Это тебя совершенно не касается.
– Нет, касается, – пробурчала Долл, доедая остатки супа. – Ты моя мама, а он мой начальник и друг. И я к вам обоим хорошо отношусь – нет, я вас обоих люблю. Люблю, мама! Люблю. Ты еще помнишь это слово на букву «л»?
Митци горько рассмеялась.
– Слишком хорошо помню. В этом-то и беда.
– Я тебя умоляю! Только послушай, что сама говоришь! Ты не собираешься мне заявить, что, поскольку вот уже десять лет тому назад папа ушел от тебя к Гарпии Дженнифер, ты никогда не сможешь снова полюбить? Что он для тебя будет одним-единственным?
Митци покачала головой. Она не в силах была рассказать Долл о том, что случилось ночью. Она не могла.
– Давай не будем об этом. У тебя всего через пару недель свадьба, Лу только что объявила о своей неофициальной помолвке – по-моему, в нашей семье и так хватает романтики.
– Нет, черт возьми. Ты столько лет жила нами и ради нас. Ты была великолепной, самой лучшей матерью во всем мире. Сейчас мы с Лулу выросли, мы пристроены. А теперь твоя очередь радоваться жизни. Быть счастливой. И любимой.
– Да меня все любят. У меня есть…
– Не смей снова заводить свою песенку: «друзья и родные, Ричард и Джуди»! Не смей! Ты отлично понимаешь, о чем я говорю.
Митци вздохнула. Да, она понимала.
– Не надо так волноваться, милая. У меня были на то причины. Веские причины. А теперь надо поговорить о том немногом, что нам еще осталось приготовить к свадьбе…
– Да плюнь ты на эту свадьбу! Митци печально улыбнулась.
– Тебе надо успокоиться. У тебя подскочит давление.
– У меня все в порядке с давлением. Я чувствую себя отлично. С ребенком все в порядке. С Бретом все в порядке. Свадьба уже спланирована до мельчайших деталей. Нам больше не нужно обсуждать свадьбу Нужно обсудить, почему ты и Джоэл больше не вместе.
– Не нужно. И мы не будем это обсуждать.
– Чтоб мне провалиться, обычно ты не настолько непробиваема, – вздохнула Долл, поставив кружку в посудомоечную машину и взяв свою сумку и пальто. – Я в этом виню ваше «беби-бумерское освободительное движение». Ты точно не собираешься мне рассказать, что случилось вчера вечером, нет?
– Нет. И не пытайся разузнать это у Лу. Она ничего не знает.
– Ну, это в порядке вещей. Наша мисс думает только о себе, так что вряд ли она что-то заметила, не так ли? Вот если бы вы с Джоэлом были четвероногими и умели вилять хвостом, было бы другое дело…
Митци рассмеялась. Смех вышел грубый и скрипучий.
– Пожалуйста, оставь это, милая моя Долл. Я знаю, что тебе будет неловко работать вместе с Джоэлом, но пожалуйста, ради нас обеих, не надо устраивать ему допроса третьей степени с применением пыток.
– Ничего не могу обещать, – надменно заявила Долл. – Мне нужно еще посмотреть, что будет дальше.
Глядя, как Долл удаляется по мокрой дорожке и садится в машину, Митци вздохнула. Ей так хотелось лечь в кровать, спрятаться в абрикосовых оттенках, в пышной роскоши своей комнаты, залезть с головой под одеяло, проспать целую неделю, а проснувшись, забыть о том, как неловко ей было вчерашним вечером.
Но сделать этого она не могла.
Они вернулись домой из «Лоренцо»; из-за тумана ехали они медленно, смеялись и болтали, а Джими Хендрикс создавал самую что ни на есть страстную атмосферу. Вечер прошел просто чудесно. Идеально. Она ощущала все тот же трепет. От одного взгляда на Джоэла, сидевшего в темноте автомобиля, внутри у Митци все плавилось от желания.
Это блаженное состояние продолжалось и после того, как они вошли в дом, зажгли лампы, налили себе вина, покормили Ричарда и Джуди. Джоэл от души восторгался рождественским убранством гостиной – все это были старые елочные игрушки, любимые всей семьей, которые каждый год достают из ящиков, пробуждая воспоминания, и с которыми не сравнятся модные рождественские украшения работы дизайнеров, строго выдержанные в одной цветовой гамме, – а потом посмотрел ее коллекцию компакт-дисков и включил сборник «Стоунз».
Они легли на коврик перед камином, слушая «Покрась в черное». Еще чуточку поговорили, много смеялись, и как-то само собой вышло, что в свете камина они прижались друг к другу. Он поцеловал ее.
Митци быстро заморгала, вспоминая об этом.
Она пребывала в тот момент в полном блаженстве. Она положила ладони ему на голову и стала просто впитывать, как губка, красоту его лица. Она никогда ни к кому не испытывала такого чувства, никогда в жизни. Даже к Лансу. Потом поцелуи стали перемежаться прикосновениями, поглаживаниями и ласковым шепотом.
Митци вздохнула, вспоминая, как прекрасно это было.
Наконец-то они проведут ночь вместе. Будут заниматься любовью. Джоэл будет рядом с ней, пока она спит и когда она проснется. Абрикосово-золотая спальня перестанет быть храмом одиночества.
Но спальня может подождать. Пока что им хватает этого коврика, отсветов камина и того, что они наедине друг с другом.
Во всем этом был только один неприятный момент, пусть и незначительный, но постоянно всплывающий где-то в глубине ее сознания: Лу и Шей. Вполне вероятно, что они вернутся домой только через несколько часов, но все равно ей казалось, что как-то неловко будет провести свою первую ночь в постели с Джоэлом, когда в соседней комнате будут находиться дочь и ее молодой человек. Ведь получится чуть ли не оргия. Что останется от романтической идиллии, которую она себе представляла, если придется опасаться, что их услышат, и закрывать двери. О раскованной непосредственности можно будет и не мечтать.
Джоэл поцеловал ее обнаженное плечо.
– Ты такая красивая. Ты изумительная женщина. Я никогда не встречал таких, как ты. Ты же знаешь, как я тебя хочу, правда?
Митци кивнула. Она не могла говорить. Не важно. В тот момент ничто не имело значения. Ни разница в возрасте, ни ее морщинки, ни многие годы воздержания, за которые она чуть не забыла, как это делается. Не важно даже, что придут Лу и Шей. Какое это имеет значение, на самом деле.
Мик и его ребята, будто точно рассчитав время, именно в этот момент запели «Давай проведем ночь вместе». Они с Джоэлом обменялись быстрыми взглядами и засмеялись.
Он снова поцеловал ее, а потом приподнялся, сел и взял свой бокал вина.
– Выпьем за тебя. За нас. Ты просто чудесная. Они чокнулись бокалами, и она засмеялась.
– Ты тоже.
И это, конечно, было правдой. Красивый, веселый, добрый и щедрый. Как пишут во всех журналах, «такой мужчина попадается один на миллион».
Потом события стали развиваться очень быстро, и Митци, пусть ее охватили сумбурные эмоции и увлек за собой стремительный поток вожделения, понимала, что все происходит не так, как ей бы хотелось. Она не хотела, чтобы все произошло на коврике перед камином, и не хотела, чтобы их в любой момент могли застать врасплох Лулу и Шей. Она не хотела посвящать никого в то, что сейчас произойдет.
Пусть это и глупо, но она всегда представляла, что, если ей когда-либо и случится переспать с Джоэлом, все произойдет так, как будто она снова стала такой, как когда-то, юной и невинной. Ей хотелось перенестись в прошлое, в те времена, когда спать с тем, с кем тебя не связывают узы брака, считалось недопустимым, и завести любовника было поступком отчаянным и волнующим, и о тайной любовной связи не принято было непринужденно болтать в компании, обсуждая это тем же тоном, что новые прически и модные туфельки.
Она хотела, чтобы их близость стала ее тайной, чем-то волнующим, смелым, запоминающимся. Она хотела снова дрожать, как много лет назад, от сознания собственной греховности, от того, что совершает такие романтические безумства.
Конечно, имели свои преимущества и нынешняя прямота, и отказ от всяких запретов, но все же, как волшебна непередаваемая сладость греха.
Она хотела, чтобы Джоэл соблазнил ее в ее спальне, переливающейся оттенками абрикосового, и чтобы все случилось как в песне о любви, которую поет Кики Ди, – «Amoureuse»; она хотела пережить все то, о чем говорится в волнующих строках песни, и чтобы все было, как в первый раз. В первый раз с этим необыкновенным человеком.
Он почувствовал, что ее настроение переменилось.
– Что случилось?
– Ничего… Просто… Нет, правда, ничего…
Джоэл нежно поцеловал ее.
– Я люблю тебя, Митци. Я не догадывался, что так получится. Не рассчитывал на это. Вот почему все так замечательно. Никогда не думал, что испытаю такое чувство.
И она не думала. Вот еще одна проблема. Она любила его. Она не хотела, чтобы все ограничилось только этой ночью. Она любила его и хотела чего-то вечного. Она не хотела мимолетных забав с Джоэлом. Она понимала, что не сможет переспать с ним, отдать ему все свое существо, если потом он оставит ее.
Когда она потеряла Ланса, сердце ее было разбито. Если она потеряет Джоэла, она не сможет жить дальше.
Она отодвинулась от него.
– По-моему, это не совсем удачная мысль…
Произнеся эту фразу, она тут же поняла, что сказать надо было совсем не эти слова. Окати она его ведром воды, и то не смогла бы настолько нарушить его настроение.
Он посмотрел на нее, и в его глазах была обида.
– Что? Я хотел сказать… Извини… Я думал, ты хотела… хотела, чтобы я… Господи…
– Я и хотела. И сейчас хочу… – пробормотала Митци. – Просто, ну, не вот так…
– Я тоже не думал, что мы собираемся провести ночь на полу. Хотя наверняка ты не это имела в виду?
Митци с тоской наблюдала, как он сердито берег свою рубашку.
– Нет, правда. Послушай, Джоэл…
– Нет, – голос его был холоден. – Не надо мне ничего объяснять. Извини. Я думал, ты чувствуешь то же, что и я. Никоим образом не хочу тебе навязываться.
– Ты не навязываешься. Ни в коем случае. О господи. Дай мне объяснить. Позволь хотя бы попытаться… – Она натянула фиолетовый топик. Пуговицы зацепились за волосы, и по щекам потекли слезы, которые она так долго сдерживала. – Пожалуйста, Джоэл…
– Не плачь. – Он встал на ноги и надел ботинки. – Пожалуйста, не плачь. Мы замечательно провели время, мы так порадовали друг друга. Жалко будет, если все закончится слезами. Извини, если я что-то неправильно понял. Я заблуждался, неверно истолковал сигналы.
– Ты не виноват. Это все я. Я все испортила. Пожалуйста, дай мне объяснить…
Он схватил со спинки стула свой пиджак, отчего рождественская елка сильно задрожала, и на пол со свистом полетел целый водопад иголок.
– Не уходи. Тебе нельзя ехать. Ты же знаешь – пьяный за рулем…
– Со мной все будет в порядке. – Его сверкающие глаза казались такими же холодными, как камушек в его серьге. – Теперь мы, по крайней мере, все точно узнали. Я рад, что не выставил себя еще большим идиотом. Нет, я сам разберусь, как отсюда выйти.
А Митци смотрела ему вслед, и горло ей сдавливала грусть. Не успел Джоэл захлопнуть за собой дверь, выходя на улицу, как ее поглотило одиночество.
И теперь, когда с того момента прошло уже больше двенадцати часов, она чувствовала все то же самое.
Это она во всем виновата. Она позабыла правила любовных игр. Почему, почему она не могла честно сказать ему, чего она хочет? О чем она мечтает? Он не стал бы над ней смеяться. Джоэл не стал бы так зло поступать. Он бы понял, может быть, даже присоединился к ее романтическим мечтаниям или, по крайней мере, притворился бы, что разделяет их. Но теперь все кончено. Поздно, слишком поздно. Из-за своей глупой мечты, из-за нелепой неопытности она совершила то, чего мужчины никогда не прощают, – передумала, охладела в самый жаркий и страстный момент. Она обидела, оскорбила его. Другого шанса у нее уже не будет.
Митци смотрела на свое отражение в оконном стекле на кухне. Выглядела она на все свои пятьдесят пять и примерно еще на сто кем-то другим прожитых лет. Вчерашняя косметика размазалась и осталась в морщинах, под глазами были мешки и темные круги, на ресницах – засохшая комочками тушь, делавшая ее похожей на немолодую актрису из детского спектакля; волосы спутались и торчали клоками. Кожа висела чуть ли не складками, почти касаясь воротника ее не особенно чистого старого махрового халата – того, в котором она обычно ходила, когда было лень сразу одеться, а не того элегантного, из кремового шелка, который она собиралась непринужденно надеть на голое тело, чтобы Джоэлу было приятно на нее посмотреть.
– Господи Иисусе…
Ричард и Джуди потягивались, выбравшись из корзины для белья в надежде на второй завтрак, и с безусловным обожанием посмотрели на нее. Она погладила обоих, утешаясь их мурлыкающим вибрато.
– Хоть кто-то меня любит – ой, да что за черт! – Она увидела, что дверь на кухню открывается. – Только бы не Фло, рассчитывающая на кофе и свежие сплетни. Только не сейчас. Вот задница-то…
– Я тоже рад тебя видеть, – улыбнулся ей Ланс. – Господи, Митци. Ты не заболела? Выглядишь просто ужасно. Извини, если мы пришли не в самое подходящее время – разве ты не прослушала мое сообщение? Которое я вчера оставил на автоответчике?
Митци забилась в уголок и недовольно глянула на него. Конечно, она не прослушала это его проклятое сообщение. Она и не смотрела на проклятый телефон. Ведь вчера она думала совсем о другом, верно?
– Уходи, Ланс. Время сейчас действительно неподходящее.
– Тогда нужно было ответить на мое сообщение. Я сказал, что мы зайдем во время обеденного перерыва, чтобы обсудить некоторые детали по поводу свадьбы Долл и Брета.
Мы? Мы?
– Мне все-таки удалось припарковаться, – заворковала Дженнифер, появившись в дверях рядом с Лансом. – Настолько узкая улочка… о господи, Митци, у тебя что, грипп? Выглядишь просто ужасно!
Митци постаралась еще поглубже забиться в самый темный угол. Все так несправедливо. Дженнифер, в светлой замше, с сиреневым кашемировым шарфом на шейке, в высоких светлых сапожках, вся так и излучала сияющее великолепие, элегантность и ухоженность.
– Она не получила наше сообщение, – бодро сообщил Ланс, ведя Дженнифер на кухню. – О, здесь все по-прежнему, да? Такой же бардак.
Дженнифер, таращась на творившийся кругом беспорядок, осторожно отодвинула стул и, предварительно убедившись, что он не грязный, села. Ричард и Джуди тут же дружно выгнули спинки, распушили хвосты и зашипели на нее, пятясь прямо по недоеденным корочкам, размоченным в бульоне.
– Я же сказала, что время неподходящее, – проворчала Митци, отодвинувшись от стены и со злобой глядя на Ланса и Дженнифер. – Как видите, я едва ли готова принимать посетителей, и в любом случае…
– Ой, мы ненадолго. – Своими безупречно наманикюренными жемчужными ноготками Дженнифер собрала крошки на столе в одну кучку. – Мы сейчас на несколько дней отправляемся в Лондон. Остановимся в «Савое», и Ланс поведет меня по магазинам на Бонд-стрит. Это его подарок мне на день рождения.
Митци ничего не сказала. Ей Ланс покупал букет на ближайшей бензоколонке и угощал ее парой кружечек в «Волшебной долине» – когда умудрялся не забыть, что у нее день рождения.
– Я решил, что нам стоит заскочить, – сказал Ланс, – поскольку Дженнифер собирается покупать наряд, в котором пойдет на свадьбу, – само собой, от кутюр, – и она не хотела бы, чтобы его цвет плохо сочетался с цветом твоего.
– Как это внимательно с вашей стороны.
– Итак, – Дженнифер обратила к Митци свое безупречно гладкое, как персик, личико. – Какого цвета будет твой наряд?
– Зеленого.
– Зеленого! Зеленого? Зеленое ни в коем случае не подойдет! Это же тако-о-ой несчастливый цвет!
– По-видимому, это касается только платья невесты. – Митци попыталась пригладить волосы и разлепить реснички. – И зеленый мне нравится.
– Господи, – сказала Дженнифер. В уголках ее пухлых губок наметилась улыбка. – Это же ретро. Что же, тогда проблемы цветового диссонанса не возникнет. А что у тебя со шляпкой? Ты уже заказала шляпку для этого случая?
– Я буду без шляпки. Все будут без шляпок. Это совсем не такая свадьба. Все будет очень скромно и просто.
– Разве можно идти на свадьбу без шляпки! – по лицу Дженнифер можно было подумать, что Митци предложила всем отправиться в церковь голыми. – Я собираюсь купить шляпку от Филиппа Трейси.
– Превосходный выбор. – Дверь в кухню снова открылась, и, как будто в страшном-страшном сне, появилась Тарния. – Мои все, конечно, от душечки Джаспера, но и милашка Филипп тоже молодец.
– А тебе какого черта здесь надо? – простонала Митци, когда Тарния и Дженнифер обменялись воздушными поцелуями через заваленный вещами стол. – Ты же с восемьдесят пятого года не заявлялась ко мне в гости!
Тарния, такая же безупречно ухоженная и сияющая, как и Дженнифер, и одетая в розовые кожаные брюки, черные ботинки и черный байкерский пиджак (и кончики ее черных волос были безвкусно подкрашены розовым), прищурила глазки.
– Господи, Митци. Я не знала, что ты заболела. Ты будто на несколько лет постарела.
– Я не заболела. Я в полном порядке. Я просто не оделась к приему гостей.
– В полдень-то? – засмеялся Ланс. – Ты действительно распускаешься. Ну, ладно, мы уйдем, и ты сможешь привести себя в порядок. Тебе же на это может понадобиться весь оставшийся день… Ладно, мы не хотели бы опоздать на ужин в «Савое». Что ж, теперь, по крайней мере, Дженнифер сможет совершенно свободно выбирать наряды на Бонд-стрит – в зеленом никто, кроме тебя, не придет.
– В зеленом? – взвизгнула Тарния. – На свадьбу нельзя идти в зеленом, Митци! Это плохая примета.
– По-видимому, это касается только платья невесты. – Поднявшись, Дженнифер начала осматривать свой замшевый прикид и отряхивать с него крошки и кошачью шерсть. Сзади их тоже прилипло предостаточно, но она этого не видела. – Тарния, когда я вернусь из Лондона, я позвоню тебе по поводу коктейля с Банкрофт-Хамсами, ладно?
Тарния кивнула, и, снова послав ей воздушные поцелуйчики, Ланс и Дженнифер удалились.
– Не смотри на меня так, – сказала Тарния. – Знаю, что мой приход мог показаться несколько неожиданным, но я как раз привезла отдать кое-какие вещички в благотворительный магазин и решила, что, раз уж я так недалеко от твоего дома, мне стоит просто заскочить и спросить, не найдется ли у тебя еще одного экземплярчика твоего меню. Ну, ты понимаешь, с этими твоими старинными деревенскими вкусностями. На Новый год мы с маркизом собираемся устроить роскошный ужин для представителей благотворительных организаций, ну, и поскольку всем до смерти надоели Найджела и Джейми, так что я решила стать первой, кто попробует предложить что-то новое.
– Они у меня где-то здесь… – Митци беспомощно посмотрела на кучи всякой всячины, загромождавшей столы и полки. – Я их попозже найду и тебе занесу.
– Хорошо. Но выглядишь ты так, как будто тебе нужно полежать и полечиться. А ты не думала сделать пластическую операцию, Митци? Или, по крайней мере, химическую очистку лица и детокс? Только своими силами, как говорится, мы можем сохранить молодость и красоту. Ведь ты не удержишь, – сказала Тарния, изобразив, насколько позволял ботокс, знающее лицо, – этого своего божественно привлекательного молодого стоматолога, если он увидит тебя вот такой старухой деревенской.
Митци, у которой будто разом вышибли из легких весь воздух, изо всех сил постаралась не раскиснуть окончательно.
– Да, наверно, не удержу.
– Вот что я тебе скажу, – пропела Тарния, направляясь к выходу, – не утруждай себя нести мне меню. В благотворительном магазине дамы рассказали мне, что на этой неделе в ратуше состоится что-то наподобие рождественского концерта. Ты, без сомнения, всем этим тоже занимаешься – никак не пойму, почему ты мне про это ничего не рассказывала, – и нам с маркизом нужно будет там показаться. Тогда-то мы их у тебя и возьмем. Пока-а-а…