– Стоп, ни слова больше! – засмеялся Джон, накрыв ее своим телом. Нежными поцелуями он заставил ее замолчать. – Я могу понять, что такое автомобиль и даже аэроплан, но исследование Луны человеком? Ты требуешь слишком много от моего примитивного ума.

Либби покрыла поцелуями его шею и грудь и зарылась поглубже в смятые простыни. Джон прижался сильнее, и она закрыла глаза, наслаждаясь тем, что ощущает на себе его большое тело: колючие волосы приятно щекотали мягкую плоть. Она пыталась запомнить эти ощущения на всю жизнь – они ведь должны быть с ней всегда после возвращения в другую жизнь.

– Как скажешь, – промурлыкала она ему в шею. – Думаю, ты достаточно узнал о двадцатом веке для первого раза.

– Согласен, а кроме того, мне надо идти, – сообщил он, переворачиваясь на бок и потянув ее за собой. Джон запечатлел долгий поцелуй на ее губах.

Они занимались любовью и разговаривали почти всю ночь, так и не сомкнув глаз. Либби застонала и зевнула ему в плечо.

– Не хочу, чтобы ты уходил.

– Я тоже, – ответил Джон, пробегая рукой от ее талии к бедрам. Он положил ее ноги поверх своих. – Я был бы счастлив остаться здесь с тобой на всю жизнь. Но не могу. Я должен поговорить с Ленгдоном о том, что ты услышала. Мне надо выяснить, смогу ли я найти этого Мика и узнать, кто его сообщники.

Либби кивнула. Она понимала, что сделать это необходимо. Но сердце твердило другое, Джон любит ее, а она любит Джона. Наконец они счастливы. Дней остается все меньше, и она не хочет, чтобы была потрачена впустую ни одна из отведенных им судьбой минут. У нее болело сердце, но она не обращала внимания – впереди целая вечность. Горюй, не хочу! Пока возможно, она будет наслаждаться их близостью и счастьем.

– А теперь поцелуй меня на прощание и усни, а я буду весь день вспоминать, какой хорошенькой и растрепанной оставил тебя в постели.

Она выполнила его просьбу, хотя знала, что не сможет заснуть после его ухода.

Либби наблюдала за тем, как он умывался. Вода стекала по его мускулистому торсу. Она задрожала от внезапного желания. Либби вдыхала запах его пены для бритья, восхищаясь, как он ловко управлялся с выглядевшей такой страшной бритвой. Он одевался нарочито медленно, и она чувствовала, как истосковалась по нему. Она завидовала одежде, которая касалась его кожи, – как она жаждала дотронуться до нее. Ее руки болели от желания притянуть его к себе, но нет, нельзя. Чем скорее он поговорит с полковником, тем быстрее вернется к ней. Он надел портупею, поправил саблю, потом наклонился и обхватил ее шею руками и властно, по-хозяйски, завладел ее ртом. Либби тотчас откликнулась, вкладывая в поцелуй все чувства, которые переполняли ее.

– Вернусь как можно быстрее, – прошептал он, глядя на нее голодными глазами.

– Быстро не получится, – хриплым голосом простонала она, вкладывая в незатейливые слова всю страсть, которую испытывала, и боль, которую пыталась скрыть.

Джон погладил ее по щеке. И она тут же прижалась к его руке. Он ушел, а Либби повалилась на остывшую постель.

Либби нагрела воду и искупалась в корыте на кухне. Она вымыла волосы и уложила их. Одна из рубашек Джона превратилась в миленькое домашнее платье, открывшее постороннему взору большую часть груди. На обед Либби приготовила цыплят и картофельный салат, затем налила себе бокал вина и стала ждать. Хоть у них с Джоном времени с гулькин нос, она приложит все усилия, чтобы каждая минута, проведенная вместе, запомнилась им на всю жизнь. Либби растянулась на плюшевом диване, прислонившись головой к его резной спинке. Уже стемнело, но она зажгла только одну лампу – в прихожей. На веранде она расставила тонкие свечи. Либби с наслаждением вдыхала запах воска и наблюдала за тем, как мерцают в полумраке огоньки, создающие романтический настрой.

Усилия не пропали даром. Джон позвал ее, и она откликнулась, словно потерялась в лесу. Его глаза расширились от удивления, а сам он расплылся в улыбке, едва появился на веранде.

– Что это? – спросил он приглушенно. Джон прошел вперед и расстегнул верхнюю пуговицу мундира, который внезапно стал ему тесен.

– Одно из достижений двадцатого века. Женщины не скованны и не застенчивы. Мы руководствуемся нашими желаниями и высказываем вслух свои мысли. – Она закинула ногу на ногу, ни капли не стесняясь своего наряда. – Мы добиваемся исполнения наших желаний.

– О! – Он поперхнулся.

– Ну, как тебе современные идеи? – Она понимала, что могла шокировать его, даже оттолкнуть своим откровенным видом. Крошечная бабочка сомнения порхала в ее мозгу. Но ее улыбка стала дьявольской, и он шагнул вперед.

– Я чертовки счастлив и… – он посмотрел вниз, на свои брюки, – готов выполнить все твои желания. Точно, готов.

Либби рассмеялась, отставила бокал и подошла к нему.

– Сэр, советую вам немного повременить, – предложила она, скользнув взглядом по его брюкам, – до окончания обеда.

Джон поднял ее и рывком прижал к груди.

– Увы, мэм, с обедом придется обождать!

Он взлетел по лестнице, ногой открыл дверь своей комнаты и положил Либби на кровать. Джон страстно поцеловал ее, а затем оторвался от Либби, чтобы раздеться. В одно мгновение он освободился от оружия, ботинок и формы и набросился на нее.

– Это самый необычный день в моей жизни, – сообщил он Либби. – Я не мог дождаться, когда вернусь домой. Всю свою жизнь я был одинок. А вот сегодня чуть не сошел с ума от желания быть с тобой.

– Я тоже, – призналась она, покрывая поцелуями его шею, в то время как ее пальцы теребили его напрягшиеся соски. – Мне казалось, что день никогда не кончится.

Его руки занялись ее телом, трогая, лаская, запоминая. Она знала, что никогда не насытится его близостью.

– Люблю тебя, – пробормотала Либби, распластавшись на постели. Она ощутила на себе желанную тяжесть его тела. – Люби меня!

– Всегда!

Либби потеряла счет времени. К действительности ее вернуло урчание в собственном животе. Оно же заставило Джона оторваться от нее.

– Я сейчас, – прошептал он, целуя ее в губы.

Он вышел из комнаты, нисколько не стесняясь своей наготы. Она жадно следила за тем, как сжимались при ходьбе его ягодицы, как двигались бедра. Либби опустилась на сбившийся матрас и застонала. Черт побери, как ей повезло! Господи, как она несчастна!

Как ей покинуть его? Сможет ли она сделать это? Вопрос в том, сможет ли она остаться? Либби уже знала ответ. Нет, ни за что. Она так же будет тосковать по Джону, как тоскует сегодня по своему времени. Без Джона ее жизнь здесь потеряет всякий смысл. Если с ним что-нибудь случится, она не сумеет ничего сделать. Она не знает, как прожить в этом мире. К тому же она не привыкла чувствовать себя зависимой. Она не представляет себе жизни без своей работы, ведь она привыкла сама зарабатывать себе на жизнь. А сколько усилий ей стоило добиться этого! Нет, она не в силах отказаться от своих привычек и стать просто женой!

Да ведь он ничего такого и не предлагал ей. Он говорил о том, чтобы она осталась, но не сказал, в каком качестве.

– Как насчет того, чтобы поесть? – Джон прервал ее раздумья, появившись в комнате с подносом в руках.

Холодные цыплята, салат, бутылка вина, стаканы, салфетки.

– Звучит заманчиво! – Она подвинулась, освобождая ему место рядом с собой.

Он поставил поднос на столик около кровати и нахмурился.

– Она вот-вот рухнет.

– Надеюсь, сказанное тобой относится к кровати, а не ко мне, – со смехом сказала Либби, пока он подходил к изголовью.

– Конечно, у тебя такой удовлетворенный вид и ты такая красивая, – ответил он, подкручивая ножки и укрепляя ремни, на которых лежал матрас. – Я все подкрутил, теперь сон у тебя будет крутой.

– Что? – удивилась она. Словечко «крутой», такое модное у ее современников, позволило ей представить его в двадцатом веке. Интересно, как бы он смотрелся в костюме от «Братьев Брукс» или джинсах и ковбойских ботинках?

– Я сказал, что ты можешь спать спокойно. Я закрутил гайки.

Она засмеялась:

– Не отсюда ли появилось это выражение? У меня всегда были сомнения относительно его происхождения.

– Не понимаю, о чем ты? – спросил Джон, опускаясь на постель. – В настоящее время меня волнует больше всего мое бедное брюхо.

– Типично мужской подход к делу.

– А я и есть обыкновенный голодный мужик, – ответил он, вгрызаясь в цыплячью ножку.

Либби засмеялась и взяла кусок, который он протянул ей. Они опорожнили миску салата и выпили полбутылки вина и только тогда почувствовали, что утолили первый голод.

Отставив поднос, он притянул ее к себе ногами: грудь прижата к ее спине, ее голова у него на плече.

– Как было у Ленгдона?

Он вздохнул и зарылся лицом в ее волосы.

– Примерно так, как я предполагал. Он хотел знать, можно ли доверять твоей информации и тебе лично.

Либби хотела было обидеться, но у нее ничего не вышло. В сложившихся, обстоятельствах она не могла винить полковника.

– Я старался убедить его, что тебе можно верить. Даже намекнул, что ты доверилась мне: по всему видно, что ты убежала из дома из-за неприятностей в семье. Надеюсь, ты не против? Просто я не хочу, чтобы он запретил тебе поехать на остров, когда придет время.

– Спасибо, – прошептала она, почувствовав себя неуютно при одном упоминании об отъезде. Она гнала от себя мысли о разлуке, но нельзя отгородиться от жизни, которая в любой момент может преподнести сюрприз.

– Мы перевернули все документы и выявили двух человек, похожих по описанию на Мика. Один из них рядовой, который записался в армию в Сан-Антонио. Он всегда казался мне очень кровожадным. Мы решили начать с него. Как только мы спросили его, был ли он в моем служебном кабинете, он попытался сбежать. Сейчас он на гауптвахте, но отказывается говорить. Ленгдон дал ход делу и приказал провести официальное расследование.

– А его сообщники?

– Боюсь, не смогу тебя обрадовать. Мы опросили всех в его дивизионе. И несколько человек назвали одно имя. Пока это только предположение, но я не буду спускать с него глаз до самого праздника.

– Ты думаешь, они все-таки попытаются убить его? Даже при том, что их сообщник задержан?

– Я тоже задавался этим вопросом. Ленгдон хочет, чтобы мы арестовали всех заговорщиков. Поэтому мы распустили слух, что Мик попал на гауптвахту, так как пьяный стоял на посту. Тогда его сообщники не будут знать, что их заговор раскрыт. Полковник приказал никого не пропускать к Мику, чтобы тот не передал своим дружкам, что нам известно об их намерениях.

– Я могу вам помочь? Хоть мне и не удалось рассмотреть их, но я смогу узнать по голосам.

– Нет, – решительно заявил он и крепко обнял ее за талию. – Я управляюсь сам. Я не хочу, чтобы ты расхлебывала эту кашу, ты и так достаточно сделала.

– Но, Джон, – она пыталась повернуться к нему лицом.

– Никаких «но», Либби! Позволь мне самому разобраться с ними. Я не намерен подвергать тебя опасности!

– Не будь шовинистом! – пожурила его Либби, поглаживая Джона по бедрам.

– Только не пытайся убедить меня, что в твое время мужчины позволяют женщинам подвергать свою жизнь опасности! Не думаю, что мы так изменились за каких-нибудь сто лет!

– Можешь мне не верить, но в двадцатом веке женщины работают полицейскими, частными детективами и даже надзирателями в тюрьмах.

Джон покачал головой и приник губами к ее макушке.

– Я бы своей не позволил. Вот поэтому я не хочу, чтобы ты занималась тем, что может причинить тебе вред.

– У нас вся жизнь сопряжена с опасностью, – ответила Либби.

– Не понял.

– Объясняю. Преступность, насилие, убийства, грабежи стали повседневным явлением. Куда мы катимся, неизвестно.

– Тогда оставайся со мной. Позволь мне защитить тебя.

Искушение было очень велико, гораздо больше, чем она предполагала. Но ее сердце, которое билось в унисон с ритмом двадцатого столетия, обязательно бы взбунтовалось. Подавив сожаление, она с легкостью произнесла:

– В этом случае меня будут волновать лишь индейцы, чума и архаичная медицина.

– Я сумею позаботиться о тебе и всегда буду тебя защищать.

Она повернулась к нему лицом и стала на колени между его ногами.

– Тогда пойдем со мной. Ты будешь моим рыцарем.

У него вытянулось лицо.

– Не могу. Ты говоришь, что не знаешь ничего о мире, в котором живу я. Мне о твоем известно еще меньше. Я не смогу управлять вашими автомобилями или летать на аэропланах.

Либби рассмеялась:

– В наше время не все умеют пилотировать самолет. Я, например, не могу. Но ты сможешь научиться водить автомобиль.

– Помнится, ты упоминала об ошибках, которые непременно будешь совершать здесь. А что прикажешь делать мне, если кто-нибудь спросит меня о бывших президентах или известных изобретениях? А как я буду зарабатывать себе на жизнь? Сомневаюсь, что твои современники нуждаются в кавалерийском офицере, который только и умеет, что бороться с индейцами.

Либби склонила голову ему на грудь и вздохнула.

– О, Джон, ведь должен быть какой-то выход. Должно же где-то существовать время, в котором мы оба можем жить.

– Это «где-то» здесь, – прошептал он, приподняв ее и глядя ей в глаза. – Оно здесь, в этом доме, в этой комнате, в этой постели. Здесь нет различий. Здесь только ты и я. И наша любовь, вне времени.