Стол стоит. Труп лежит. Над ним доктор ворожит. «Только б получилось все», — Франкенштейн твердит. Как он розов, бел и ал, Человечий матерьял, Доктор Ф. его кроит, Сам с собою говорит. «Хорошо бы вышел прок, Это будет всем урок, Ахнут Запад и Восток», — Франкенштейн бубнит. «Ну-ка, ну-ка, шей смелей, Ниток разных не жалей, Иглы выбирай острей», — Франкенштейн ворчит. «Если что, сажай на клей, Клок удержится верней. Главное — ты не робей», — Франкенштейн бурчит. Вот он косточки сложил, Вот и мясо нарастил, Франкенштейн — Вот и кожей все обшил — Очень грозный вид! Только мозги дать не смог — Утомился, изнемог. «Я уже не чую ног», — Франкенштейн хрипит. Буря! Вдруг как грянет гром! Полетело все вверх дном, Провода как задымят, Циферблаты — заискрят. В сшитый труп ударил ток, И свершился страшный рок. Горе! Чудище встает, Зубы щерит и ревет, Страшным голосом рычит. Доктор в ужасе вопит. Ростом вставший труп высок: Подпирает потолок. Но при этом туп как дуб И неуправляем труп. Бедный доктор, ты пропал! Видишь жуткий сей оскал? Убегай скорее прочь, Пусть снаружи дождь и ночь. …Чем же кончился сюжет? Чудища, конечно, нет: Удалось остановить И оживший труп убить. А в округе той опять Воцарилась тишь да гладь. Доктору же благодать Более не знать. Доктор, доктор, ты в Аду! Сам накликал ты беду: «Господа я превзойду», — Ты дудел в дуду. В чем истории мораль? Хоть ученым очень жаль, Но спокойнее порой, Чтоб теорией сырой Оставались те идеи, Что опасностями веют!