За свою почти сорокалетнюю карьеру Рональд Четвинд-Хейс выпустил более шестидесяти книг — романов, новеллизаций, сборников рассказов и антологий.

Его произведение «Детектив-экстрасенс» («The Psychic Detective») привлекло внимание киностудий «Hammer Films» и «Warner Bros.», а по рассказу «Вещь» («The Thing») был снят мультипликационный фильм. Один из сборников Четвинда-Хейса называется «Ад таков, каким ты его творишь» («Hell Is What You Make It»). Его рассказы публиковались в таких изданиях, как «Темные голоса. Книга ужасов от „Pan“» («Dark Voices: The Pan Book of Horror»), «Weird Tales», «После заката» («After Dark») и «Оборотни» («The Mammoth Book of Werewolves»), а журналы «Phenix» (Франция) и «Scarlet Street» (США) посвятили его работе специальные выпуски.

О нижеследующем произведении скромный автор высказался так: «Честно признаюсь, не могу смотреть на эту мою раннюю работу иначе как с безмерным восхищением (цитируя Ноэля Кауарда). Она соскользнула с кончиков моих пальцев на клавиши печатной машинки, а следовательно, и на бумагу, как по маслу. Как верно то, что Чарли Браунлоу получил необходимый для создания монстра опыт в лавке мясника и в автомастерской! Я сильно подозреваю, что многие хирурги обучались там же и знают не многим больше, а то и меньше, чем мой современный Франкенштейн.

Может, читателей заинтересует, что в шестнадцать лет, после просмотра „Сына Франкенштейна“ („Son of Frankenstein“) в местном кинотеатре, я в мастерской своего деда заспиртовал овечье сердце и выделил чистый спирт из денатурата. Однако к созданию настоящего монстра так и не приблизился…»

Чарли Браунлоу решил создать монстра. Нет, поймите меня правильно, ничего этакого, особо трудоемкого. Ничего, что требовало бы дорогостоящей лаборатории, сонма мигающих лампочек и нагромождения гудящих приборов. Не собирался он ни вскрывать в полночь могилы, ни воровать мозги сумасшедших, ни убивать ни в чем не повинных крестьян, чтобы вырывать у них сердца, — он вообще не намеревался заниматься подобными благоглупостями, которые привели к неминуемому провалу барона Франкенштейна.

По существу, после интенсивного курса обучения, а именно ночных просмотров по телевизору всех демонстрируемых фильмов ужасов, он пришел к выводу, что заблуждавшийся барон был слишком амбициозен. Его создание оказалось непомерно большим. Подумать только — громадный увалень, которого никому не под силу контролировать! Нет, он создаст милого маленького монстрика, которому, если тот начнет буянить, можно и подзатыльник отвесить. Полное удовольствие за свои деньги, как говорится.

Впрочем, если вы сами никогда не создавали монстров, вы понятия не имеете, сколько здесь возникает проблем. Собрать материалы, не прибегая к неэтичным способам барона, — уже само по себе дело головоломное, и Чарли, возможно, так никогда бы и не справился с ним, если бы его прадедушка не надумал уплыть в вечность по морю неразбавленного виски. Старикашка долго хворал, печень и почки у него совсем износились после многолетних перегрузок, и семейство согласилось, что смерть прадеда только принесла облегчение всем, включая и его самого.

Итак, родственники собрались в гостиной, чтобы в последний раз засвидетельствовать свое почтение усопшему, прежде чем задвинут и закрепят винтами крышку гроба, взирая на морщинистое лицо старика с разной степенью скорби. Тетушка Матильда, например, горевала о том, что дед не разглядел, что путь в небеса свободен, еще тогда, когда несущаяся галопом инфляция не лишила бы ее удовольствия наслаждаться своей долей наследства. Дядюшка Джордж жалел, что старый пердун не отдал ему пятерку, которую позаимствовал за три недели до смерти. Кузину Мэрион печалило то, что она не позволяла грязному дьяволу щипать себя за задницу, — это ведь могло поспособствовать упоминанию ее имени в завещании старикашки, которое будет оглашено в скором времени. Так что все сожалели в основном о своих промахах и упущенных возможностях — все, кроме Чарли.

Он будет горевать позже — если не получится украсть тело прежде, чем гроб опустят в могилу на погосте.

Я не собираюсь заявлять, что похищение чьего-либо прадеда из гроба заслуживает похвалы, но именем науки творятся порой дела гораздо хуже. Я также считаю, что смелую инициативу нужно поддерживать, и не важно, на какой почве она взросла в любознательной голове. Интересуетесь квалификацией Чарли в сфере создания монстров? Что ж, он обладал некоторым хирургическим опытом, почти год проработав в местной мясной лавке. За этот срок он освежевал несметное число кроликов, расчленил множество овец, раскрыл мрачные секреты тысяч бычьих сердец, почек и печенок; он мог безошибочно показать, где находится филей, огузок, окорок, грудинка, лопатка, голяшка и вырезка. Не многим хирургам известно больше, а некоторым и куда меньше.

Затем (кстати к разговору о его медицинской подготовке), Чарли был не новичком на поприще автомеханики. Другими словами, он некоторое время шуровал у бензоколонки в гараже «Шустро въехал, шустро выехал». Там его посвятили в тайны, скрывающиеся под капотом машины: в темные секреты поломок карбюратора; в омрачающие сознание последствия протечки аккумулятора; в сокрушающие душу результаты использования негодных свеч зажигания.

Не требуется особого воображения, чтобы понять, что союз двух этих профессий рано или поздно должен был породить нечто весьма необычное.

После того как родственники разошлись по постелям — каждый отправился в свою, за исключением дядюшки Джорджа, разделившего ложе с кузиной Мэрион, — Чарли крадучись спустился по лестнице, проник в свою лабораторию (заброшенный сарайчик для хранения садового инвентаря), вооружился двумя мешками с углем, большей частью деталей разобранного отжимного катка и одной отверткой, затем вернулся в дом и приготовился обзавестись материалом для создания монстра.

Вывинтить шурупы оказалось несложно, а вот заставить прадеда покинуть гроб — напротив. Чарли тянул, тряс, толкал, дергал — все без толку, словно бы труп твердо решил остаться навеки в своем деревянном сюртуке и сорвать научный опыт.

Наконец Чарли решил проблему, поставив гроб на попа и вывалив прадедушку на каминный коврик, где тот и улегся, точно надоевший приживал, выставленный законным хозяином из дому. Далее наш современный Франкенштейн запихнул в гроб части катка, подоткнул их угольными мешками и вернул крышку на место, прочно прикрутив ее. Теперь нужно только перенести старикашку в совмещенный сарайчик-лабораторию, устроить его поудобнее в бочонке с маринадом и оставить приобретать качества солонины.

Чарли взвалил упрямое тело на правое плечо и, пошатываясь, двинулся по коридору.

Похороны прошли весьма успешно.

Их преподобие сказал несколько весьма лестных слов об усопшем, весьма смутив того, кто доподлинно знал, что именно готово к погребению.

— Не думайте, — произнес достойный пастор, — что мой старый друг в этом деревянном ящике. Поверьте, он отправился туда, где нет прожорливых могильных червей, нет тления и распада. Друзья, мы предаем земле то, что уже бесполезно; то, что честно исполнило свой долг и, в сущности, если можно так выразиться, отслужило свое.

Когда гроб опускали в могилу, Чарли едва кондрашка не хватила, поскольку он услышал, как один рабочий прошептал другому:

— Слышь, Гарри, а старикашка-то там перекатывается!

Но к счастью, выслушавший столь тревожную информацию лишь пожал плечами:

— Да ну, все эти задохлики одинаковые — скажешь, нет?

Дома все насладились шикарным ранним ужином с чаем, во время которого создалось впечатление, что проводы в иной мир — неприятная, но необходимая обязанность, после исполнения которой можно и побаловать себя. Дядюшка Джордж основательно нагрузился виски, постоянно подливая себе из стоящей на буфете бутылки, и двусмысленно подмигнул кузине Мэрион. Тетушка Матильда великодушно помогала тетушке Милдред расправляться с сосисками с пюре и вдохновенно инструктировала троюродную кузину Джейн, как разливать чай.

— Ты не украшение стола, так что можешь быть хотя бы полезной, — шутливо заметила она. — Нам сейчас нужно закинуть в себя что-нибудь погорячее, чтобы изгнать из жил кладбищенский холод.

— Все прошло весьма мило, — сказала двоюродная бабушка Лидия, накалывая на вилку вареную картофелину. — Его преподобие произнес чудную проповедь. Мне так понравилась та часть, где он говорил, что Артур не в гробу. Так возвышенно и так поднимает настроение!

— Попробуй маринованный лук, — предложила тетушка Матильда.

— Спасибо, дорогая, воздержусь, если ты не против. От него пучит.

На некоторое время в комнате воцарилось молчание — лишь постукивали ножи и вилки да рыгал порой дядюшка Джордж. Затем кузен-седьмая-вода-на-киселе-из-бедных-родственников Даниэль, прошлую ночь проведший в кладовке, мрачно заметил:

— Он все еще здесь.

Чарли вздрогнул, а тетушка Милдред вспыхнула:

— О чем это ты? Кто все еще здесь?

Кузен Даниэль степенно кивнул с видом всезнайки, но информацию предпочел выдавать малыми дозами:

— Он. Прадед. Я слышал, как он бродил ночью.

Все дамы завизжали то ли в настоящем, то ли в притворном ужасе, а кузина Мэрион побледнела как полотно, так что дядюшке Джорджу пришлось срочно проводить ее в лучшую спальню. Двоюродная бабушка Лидия озвучила свое возмущение:

— Как ты смеешь болтать такое! Как тебе только в голову пришло! Это неучтиво. Не говоря уже о том, что ты всех перепугал. Извинись немедленно!

Кузен Даниэль снова важно кивнул:

— Я слышал то, что слышал. Он глухо стучал, шлепал — и потом прошаркал по коридору. Попомните мои слова — он не упокоился.

Воспользовавшись разразившейся вследствие этих слов бурей, Чарли выскочил из дому, прошмыгнул в сарайчик и завалил бочку с рассолом грудой пустых мешков. Но прежде, однако, он заглянул внутрь. Лысая башка прадедушки уже обретала сходство с выдубленной кожей.

Тетушка Матильда пригласила на чай свою лучшую подругу Дженнифер Грандли.

— Чарли завел себе хобби, — заявила она с некоторым удовольствием. — Должна сказать, ему весьма полезно иметь интерес.

— У каждого мужчины должно быть хобби, — глубокомысленно заметила Дженнифер. — Чем же он увлекся, дорогая?

Тетушка Матильда хихикнула:

— Не знаю. Он такой скрытный и никого не пускает в старый сарай для инструментов. Это что-то связанное с выпиливанием.

— Работа по дереву, — кивнула Дженнифер. — Да, тут без пилы не обойдешься.

— И без топора тоже, — продолжила тетушка Матильда. — Я слышала, как он рубит, а еще — стук молотка.

— Наверное, Чарли делает книжную полку, — предположила мисс Грандли. — Или, может быть, миленькую прикроватную тумбочку. Нет-нет, он, верно, собирается удивить тебя чем-то необычным. Вроде ночной вазы с крышкой.

Тетушка Матильда нахмурилась — казалось даже, что она пытается думать.

— Но зачем тогда ему понадобилась иголка с ниткой? И двадцать ярдов медной проволоки?

Дженнифер покачала головой:

— Честно — не представляю, дорогая. Уверена, во время резьбы по дереву иголка с ниткой не требуется. По крайней мере, я так думаю. Но конечно, в Чарли всегда была этакая изобретательская жилка. Помнишь, как он однажды подбил свои ботинки кусками жареного мяса? Знаю-знаю, потом они немного попахивали, но нельзя не признать, что поступок его свидетельствовал об оригинальном уме.

— О да, он оригинален, — согласилась тетушка Матильда. — Ах, а вот и наш Чарли.

Чарли вошел в комнату и замер, уставившись на гостью. Одетый в заляпанный грязью комбинезон, он выглядел, как должен выглядеть любой гений, хотя в действительности выглядят они так довольно редко.

— Не садись на диван в таком виде, — велела тетушка Матильда. — Сперва подстели газету. Чем ты занимался?

— Избавлялся от излишков требуемого, — беспечно ответил Чарли. — Проще говоря — рыл яму.

— Это часть твоего хобби? — застенчиво осведомилась Дженнифер. — Матильда сказала, ты сооружаешь что-то в своем сарайчике.

Но Чарли затерялся в том мире, где укороченные наполовину ноги плохо стыковались с задницей, реберная часть туши требовала подгонки, печень нуждалась в замене, почки утратили нутряное сало, легкие следовало заменить на батарею, — и вся штуковина по-прежнему оставалась слишком большой.

— Верхушку поменьше и катающееся основание, — пробормотал он. — И руки — кому, к черту, нужны руки? Пара усеченных коленчатых валов вполне сойдет. Прошу прощения.

И без дальнейших объяснений он вскочил и вылетел из комнаты. Тетушка Матильда вздохнула:

— Что бы он ни делал, он определенно поглощен своим занятием.

— Знаешь, дорогая, — помолчав, сказала Дженнифер, — думаю, я догадалась. Он делает кресло на колесиках с железными ручками. Очень полезный предмет, если желаешь передвигаться не вставая.

Дядюшка Джордж был так возмущен, что подавился третьим стаканом виски и выразил свой праведный гнев, стукнув кулаком по подлокотнику кресла.

— Зачем? Вот что мне хотелось бы знать — зачем?

— Это все телевидение, — провозгласила тетушка Матильда. — Оно учит молодежь дурному. Телевидение, «Автомобили Z» и тот ужасный лысый тип, загубивший свои зубы леденцами на палочке. Да, удивительно, как это нас всех еще не прикончили прямо в постелях.

— Этот козел был моим добрым другом, — со слезами в голосе заявил дядюшка Джордж.

— Но он же умер, — заметила тетушка Матильда. — Я хочу сказать, что он все-таки был просто козлом. И он издох.

— Однако это не повод для кого бы то ни было отрезать его треклятую голову! — взревел дядюшка Джордж. — Я оставил труп во флигеле, уложил самым аккуратным образом! А утром, когда я уже подкатил тачку, чтобы отвезти его к месту упокоения, смотрю — нет головы! Какой-то мерзавец ее отрубил! Нет, ты мне скажи — зачем кому-то понадобилась отрезанная козлиная башка? Верно, это дело рук какого-то психа.

— А скейт Альфи? — встряла в разговор кузина Джейн. — Какая-то тварь свинтила с него колеса. О да, идет охота за колесами! Изуродован даже матушкин сервировочный столик. Бедный дьяволенок рыдал до судорог, обнаружив одну лишь голую доску. Ему так нравилось гнаться за молочником вниз по склону Парсон-хилла. Мальчишки есть мальчишки, что и говорить.

— Как Чарли, — с гордостью кивнула тетушка Матильда. — Он преследует все, что движется.

— Ты испортила этого парня, — прорычал дядюшка Джордж. — Позволяешь ему делать все, что ему угодно, и не искать постоянной работы! Он плохо кончит!

Тетушка Матильда скрестила на груди руки и возмущенно мотнула головой в знак упрека и несогласия:

— Не лезь не в свое дело, Джордж Браунлоу. Разве Чарли не сын моего единственного брата, разве отец его не скончался, а мать не сбежала с другим мужчиной? Он хороший мальчик, регулярно, смею заметить, приносит в дом свое пособие, а не растрачивает его в ломбардах, как кое-кто, на кого я могла бы указать пальцем.

— Но что он там делает целые дни в одиночестве? — рявкнул дядюшка Джордж. — Возится в этом сарае — стучит, пилит и бормочет что-то себе под нос. По мне, так у него крыша поехала, вот как.

— А тебя никто и не спрашивает, — ответила тетушка Матильда. — Если хочешь знать, он сооружает кое-что для меня, и это будет сюрприз. Нечто связанное с креслами — так думает Дженнифер.

Они могли бы спорить еще долго, если бы кузина Джейн не напомнила, что уже полвосьмого и пора смотреть «Улицу коронации». В середине передачи появился Чарли, скользнул в кресло и застыл, пялясь остекленевшими глазами в мерцающий экран и время от времени вызывая гнев дядюшки Джорджа своим тихим, но раздражающим бормотанием. Внешность его сейчас в точности соответствовала расхожему представлению об облике гениев: длинные спутанные волосы, небритый подбородок, мятая одежда и ногти с траурным ободком, видно скорбящие по поводу утраты тесных взаимоотношений с водой и мылом. Но всклокоченную голову Чарли окружала аура осуществления задуманного, озаряющая лица лишь тех мужчин, которые отыскали крохотную иголку успеха в громадном стоге изнурительных усилий. Неожиданно изображение на телеэкране дрогнуло, и яркая вспышка едва не обезглавила Энни Уолкер. Чарли мгновенно взвился, взвыл: «Гроза!» — и ринулся прочь из комнаты.

Дядюшка Джордж не замедлил прямо высказать свое мнение, которому теперь имелось подтверждение.

— Ну вот, тут уже ничего не поделаешь — он же просто на стену лезет. Совсем забыл о приличиях. Попомните мои слова: в следующий раз он встретит рассвет, стоя на голове.

Тетушка Матильда дождалась, когда утихнет грохот могучего удара грома — загнавшего скулящую кузину Джейн под стол, — и спокойно сказала:

— Если мозги мальчика немного отличаются от мозгов обычных людей, это еще не повод объявлять его сумасшедшим. Говорю вам — однажды Чарли потрясет всех нас.

— Но что такого особенного в грозе? — фыркнул дядюшка Джордж.

— Наверное, он получает удовольствие от мощи природы. Джейн, немедленно вылезай из-под стола. Если в дом попадет молния, там ты будешь не в большей безопасности, чем где-либо еще. Я сейчас сварю всем какао…

Ее прервал очередной раскат грома и громкий крик, родившийся где-то в глубине сада, но приближающийся к дому, усиливаясь с каждым мгновением. Когда же с треском распахнулась задняя дверь, крик обрел неслыханную высоту, а также сходство с неимоверно растянутыми словами.

— Йа-а-а-а-сде-е-е-е-ела-а-а-а-а-лэ-э-э-э-то-о-о-о-о…

В комнату ворвался Чарли. Громыхнул дверью о стену, перевернул некстати преградивший дорогу столик, налетел на буфет, затем выдернул из кресла тетушку Матильду и закружил смятенную старую леди по комнате, продолжая выкрикивать во весь голос:

— Я сделал это! Все готово, все до мелочей! И оно двигается! Двигается…

Тетушке Матильде удалось освободиться из объятий парня и даже подтолкнуть все еще выделывающего ногами кренделя племянника к стулу. Она пригладила волосы, убедилась, что брошка-камея по-прежнему находится там, где положено, и тихо сказала:

— Тебе действительно стоит лучше контролировать себя, дорогой. Но я очень рада, что ты завершил свое дело, каким бы оно ни было. Уверена, ты сотворил полезную штуку.

Но Чарли, очевидно, не слушал, поскольку стиснул трясущимися руками голову и трижды топнул правой ногой по ковру.

— Я и забыл, зачем пришел. Можно… можно мне взять один из шерстяных жилетов прадедушки? Не думаю, что есть опасность, что оно замерзнет, но некоторые стыки нужно спрятать. Не то чтобы оно некрасиво — не в общепринятом смысле, конечно, — но я не слишком ловко управляюсь с иголкой и ниткой.

Тетушка Матильда походила на заблудившуюся в чащобе даму, не уверенную, разумно ли будет продолжать путь.

— В гардеробе, дорогой… наверху…

Чарли вскочил, наткнувшись на кузину Джейн, ошибочно решившую, что сейчас уже можно вылезти из-под стола, и выбежал из комнаты. Громко застучали на лестнице его тяжелые сапоги.

— Кресло, говоришь? — хмыкнул дядюшка Джордж.

— Так я поняла…

— Кресло, которое носит жилет?

— Ну, он сказал, что нужно скрыть стыки. Жилет послужит чем-то вроде обивки, полагаю.

Слышно было, как Чарли сбежал вниз по нескольким ступеням и кубарем скатился по остальным. Грохот перевернутой корзины указал на то, что парень свернул в кухню. Дядюшка Джордж не без труда поднялся.

— Я собираюсь посмотреть, — провозгласил он.

— Но это должен быть сюрприз.

— Так я сделаю сюрприз самому себе.

Две женщины остались глядеть друг на друга, и когда одна пошевелилась, другая вздрогнула. Мраморные часы на каминной полке пробили восемь, зловеще пророкотала в последний раз гроза — и откатилась на запад.

— Можно выключить телевизор? — робко спросила кузина Джейн.

— Да, дорогая. В программе больше нет ничего интересного.

Теперь они услышали медленно приближающиеся шаги, предвосхитившие появление в гостиной дядюшки Джорджа. Он шел странной, деревянной походкой, был очень бледен и рухнул в кресло, не произнеся ни слова. Он сидел, неотрывно глядя на помещенный в рамочку портрет Дирка Богарда (к которому питала пристрастие тетушка Матильда), висящий на противоположной стене. Тишина становилась невыносимо гнетущей.

Нарушить ее первой решилась кузина Джейн:

— Ну, что он сделал?

Дядюшка Джордж, не отрывая взгляда от мистера Богарда, открыл рот — и издал крик. Очень громкий, очень хриплый и очень горестный. После чего комнату вновь оккупировала тишина, на этот раз прерванная тетушкой Матильдой:

— Джордж… Джордж, что-то не так? Ты хватил лишку? Я всегда говорила, виски на пустой желудок никому не приносит пользы.

Это утверждение словно дало некий толчок: дядюшка Джордж встал, степенно подошел к буфету и не скупясь плеснул себе виски; осушил стакан огромным глотком, с обдуманной осторожностью поставил его на полку, повернулся — и закричал снова.

После этого второго, безусловно улучшенного исполнения он вернулся в кресло и продолжил созерцать классические черты мистера Богарда.

— Я ухожу, — объявила кузина Джейн после минуты глубоких раздумий. — Запру все двери, окна и никогда больше не приближусь к этому дому.

— Возможно, он допился до белой горячки, — предположила тетушка Матильда. — Я хочу сказать, что в старом сарайчике не может быть ничего, что привело бы его в такое состояние. Или же?..

— Я не собираюсь дожидаться, когда это выяснится.

— Но ты даже не отведала какао, дорогая.

— Можешь вылить свое какао туда, куда мартышки выливают имбирное пиво. То, что заставило старину Джорджа выть обезумевшим банши, я лицезреть не намерена. А племянничка твоего советую отправить в психушку.

Она подхватила свое вязание, две части «Тайн исповеди», коробку шоколадных конфет, карманный фонарик и быстро направилась к выходу. Очередной вопль дядюшки Джорджа и вид мелькнувшего в конце коридора Чарли значительно ускорили шаг кузины Джейн, и дом содрогнулся, когда она захлопнула входную дверь.

Столь стремительный уход родственницы, казалось, совершенно не расстроил Чарли, сунувшего голову в комнату и спросившего:

— Можно мне, пожалуйста, немного масла?

— Ах, да какое там масло, — откликнулась тетушка Матильда, промокая лоб дядюшки Джорджа носовым платком. — Что ты сделал со своим бедным дядей? Просто не знаю, что с ним такое. Он то и дело кричит, и нервы мои совсем на пределе.

Чарли помрачнел и упрямо уставился в пол:

— А зачем он подсматривал? Я же готовил сюрприз. А он заглянул в окно прежде, чем я успел прикрыть Оскара шерстяным жилетом.

Тетушка Матильда приподняла бровь:

— Оскар! Забавное имя для кресла.

Чарли стоял на одной ноге, качая другой взад-вперед.

— Это не кресло. Я не умею делать кресла. Если хочешь знать, это монстр. Ну вот, ты заставила меня выдать секрет, сюрприз испорчен, и меня совершенно не тянет показывать его тебе.

— Уверена, дорогой, если ты создал монстра, он очень мил, — кротко кивнула тетушка Матильда. — Но это не объясняет, отчего твой дядя упорно продолжает сверлить взглядом славного мистера Богарда и кричать. Помнится, матушка наша частенько говаривала, что мой братец — маленький монстр, но, уверена, она никогда не кричала.

— Так можно мне масла? — повторил Чарли свой вопрос. — А то колесики скрипят.

— Хорошо, бери. Только не слишком много. Оно сейчас идет по семьдесят пенсов за фунт.

После пяти минут смачивания лба одеколоном дядюшка Джордж начал проявлять признаки возвращения к жизни. С вялым интересом он изучил каждый предмет мебели в комнате, пересчитал свои пальцы и, кажется, безмерно удивился, обнаружив, что все они в наличии, затем повернулся к тетушке Матильде и прошептал:

— У него рога.

— Неужели? Что ж, уверена, они весьма пригодятся, так или иначе. Хочешь чашечку вкусного какао?

— И длинные железные руки, — задумчиво добавил дядюшка Джордж.

— Себе бы я железных рук не пожелала, — признала тетушка Матильда, — но, осмелюсь сказать, они лучше, чем ничего. Давай я сделаю тебе к какао сэндвич со сгущенным молоком?

И она укоризненно покачала головой, поскольку дядюшка Джордж решил выдать очередную порцию шокирующей информации:

— И он обкорнан по самые бубенцы.

Отступление в кухню было явно единственным разумным выходом. Тетушка Матильда приготовила кувшин какао и щедро намазала толстые ломти хлеба маслом и сгущенкой. Она смутно припоминала, что перенесшим потрясение в качестве целебного средства рекомендуется что-нибудь горячее и сладкое. Пока она занималась этим актом милосердия, из сада появился Чарли, распахнул во всю ширь кухонную дверь и тихо спросил:

— Не возражаешь, если Оскар войдет? В моей лаборатории ему не слишком весело.

Тетушка Матильда соскоблила с подноса каплю успевшего присохнуть сгущенного молока и размазала ее по корочке.

— Ты же знаешь, дорогой, я никогда не запрещала тебе приводить в гости кого бы то ни было. Только, конечно, с оглядкой на благонравие.

И тут, не дожидаясь дальнейших приглашений, в комнату скользнул Оскар.

Затрудняюсь описать это изделие, ставшее символом совокупления двух столь разных профессий. Мясную промышленность, конечно, следует поблагодарить за туловище прадедушки и козлиную голову; автомобилестроение наградило Оскара железными руками, красными мигающими глазами и запальными свечами, помещенными по обе стороны двусоставной прадедо-козлиной шеи. Приклеенные полоски шин прятали швы, посредством которых коленчатые предплечья крепились к плечам прадедушки, а кисти рук, оснащенные шестью пальцами, создавались из амортизирующих пружин заднего сиденья машины. Памятуя о первостепенной важности компактности, Чарли пожертвовал большей частью прадедовых ног, так что Оскар действительно оказался обкорнан — как весьма бестактно выразился дядюшка Джордж — по самые бубенцы. Короткие толстые пеньки поместились в перевернутые ступицы машинных колес — на месте их прочно удерживал солидный слой резинового клея. Пара роликовых колесиков, вполне вероятно позаимствованных со скейта Альфи, были приклепаны с нижней стороны ступиц и служили отличной — и даже усовершенствованной — заменой ног. Шерстяной жилет милосердно скрывал все иные вольности, которые Чарли позволил себе с туловищем прадедушки.

Оскар — ибо именно так теперь следовало называть это сборище деталей и кусков — был не более трех футов ростом и внешностью своей определенно мог лишить самообладания всякого, кто не способен по достоинству оценить неприукрашенную работу гения. Его аппарат связи также слегка оставлял желать лучшего.

Пасть козла открылась, блеснуло в свете лампы крыло встроенного в нее вентилятора, и высокие вибрирующие звуки постепенно сложились в узнаваемые слова:

— Говорит Радио-четыре Би-би-си. В следующие полчаса профессор Хьюдж опишет свое путешествие по Замбези…

— Ах, черт! — Чарли в сердцах хлопнул Оскара по спине. — Тут, верно, какой-то пробой между радиолампами и громкоговорителем. Минуточку — я встроил панель управления ему под лопатку.

Он стащил со своего творения шерстяной жилет, нажал то, что прежде было автоматическим стартером, пощелкал маленьким пластмассовым рычажком и в конце концов от души пнул по нижней половине торса прадедушки. Столь радикальное и сильнодействующее средство возымело эффект — блеющий голос спросил:

— Каааа… коооого… дьяаааа… воооола… туууут… проооо… иииис… хоооо… диииит?

Чарли буквально светился от счастья.

— Это, верно, исходит от куска мозга прадедушки, который мне удалось всунуть в козлиный череп. Видишь, я сделал тут небольшое отверстие…

Обычно тетушка Матильда никогда не перебивала говорящего, но сейчас случай был исключительный. С момента появления Оскара она лишь смотрела, вздыхала, иногда одобрительно кивала, но попыток провести доскональный осмотр самолично не предпринимала. Однако теперь она заговорила весьма резко:

— Чарли, как я поняла, для своего хитроумного изобретения ты использовал часть останков твоего дорогого прадедушки?

— Ну… да. Видишь ли, материалы чертовски трудно достать, так не пропадать же старику впустую…

— Даже не оправдывайся. Я могу понять твое стремление к практичности, но не следовало касаться грубыми руками своего прадеда. Он не твоя собственность. Некоторым образом он принадлежал всем нам, и, естественно, нужно было спросить разрешения — хотя бы у меня.

Чарли потупился:

— Прости, тетушка. Я не подумал.

Тетушка Матильда кивнула:

— В этом-то и беда молодого поколения — они никогда не думают. Что ж, я сказала все, что собиралась сказать. Вопрос закрыт. А теперь поведай мне подробно о своем изобретении. Что оно может делать?

Тетушка и племянник внимательно наблюдали, как Оскар обогнул кухонный стол и плавно покатился в сторону гостиной, где сидел, взвешивая безумную идею стать трезвенником, дядюшка Джордж. Чарли, как все истинные художники, не рассматривал свое творение в свете презренной корыстной пользы, так как, насколько он помнил, барон Франкенштейн не ждал от своего монстра никакой выгоды.

— Ну, — произнес он после минуты задумчивого молчания, — я мог бы обучить его кое-какой мелкой работе по дому. Подбирать письма с дверного коврика, пробивать дырки в жестянках со сгущенкой и тому подобное.

Тетушка Матильда не стала комментировать предложения племянника, она вслушивалась в блеющие звуки, доносящиеся из гостиной:

— Г… дееее… к… дьяаааа… воооо… луууу… моооо… и… ноо-оо… гииии?

— Какая жалость, что ты сохранил ту часть своего прадеда, которая любила сквернословить, — пробормотала она.

Раздался громкий — и уже знакомый — крик; только теперь он был гораздо громче и гораздо длительнее: он был воплем того, кто пересек границу страха и ступил в черно-белую страну, где реальность обретает форму дикой фантазии. Затем из гостиной вылетел дядюшка Джордж; двигался он со скоростью, которой позавидовал бы и человек гораздо моложе, к тому же не поддерживающий тесные отношения с бутылкой виски. Оскар следовал за ним по пятам. Катился он плавно; глаза сверкали, точно задние фары автомобиля; голова была опущена; хорошо смазанные колесики вращались беззвучно; создавалось явное впечатление, что он, по крайней мере в данный момент, очень счастливый маленький монстр.

Крик дядюшки Джорджа, протаранившего заднюю дверь, превзошел все прошлые попытки; а Оскар, вероятно решив, что он с лихвой исполнил свои обязанности, подъехал к своему создателю и проблеял два слова:

— Чеееер… тоооов… дуууу… раааак…

— Ты должен сделать что-нибудь с культурой его речи, — решительно заявила тетушка Матильда. — Его ругань поистине крайне неприятна.

Уверен, все полагают, что самодельных монстров должен ждать скверный конец. Они сгорают в подожженной мельнице, растворяются в озере кислоты или же взрываются, потянув удачно оказавшийся под рукой рычажок, который каким-то загадочным образом воспламеняет тонну динамита. С точки зрения одной только морали было бы замечательно, если бы я мог написать, что нечто подобное случилось и с Оскаром, но истина монстр, чей лик не скрыть, как ни старайся, — вынуждает меня признаться, что он в настоящий момент вполне жив и здоров.

Раз в неделю Чарли меняет ему батарейку; он научил Оскара подбирать с коврика газеты и письма, пробивать рогами отверстия в банках со сгущенным молоком и поносить всякого, кто явится в то время, когда тетушка Матильда смотрит «Улицу коронации». Но, если честно, последнее случается не слишком часто, так как гости у них теперь скорее исключение, чем правило.

Дядюшка Джордж вступил в «Братство трезвости», и его дважды показывали по телевизору; своими описаниями ужасающих следствий употребления крепких спиртных напитков он внушил зрителям сильнейшую тревогу и отчаяние.

Сейчас Чарли задумался о создании Оскару пары, но этому, естественно, препятствует все та же банальная проблема — отсутствие материалов. Он приглядывается — покуда теоретически — к тетушке Матильде, но поскольку старая леди, похоже, проживет в добром здравии еще лет двадцать, то, видимо, тот миг, когда благодушное самодовольство научного мира встряхнет рождение Монстра-Сделай-Сам, сделанного самими монстрами, откладывается.

Кстати, если вдруг у вас имеется никчемная дряхлая родственница — вы уж черкните мне пару строчек.