Томас Тессьер родился в Коннектикуте, где живет и сейчас. Получил образование в университете Дублина, затем несколько лет провел в Лондоне, где работал в издательстве и регулярно писал для «Vogue».

К лучшим романам в жанре хоррор, принадлежащим перу Тессьера, можно отнести «Рок» («The Fates»), «Ударная волна» («Shockwaves»), «Лунатик» («The Nightwalker»), «Фантом» («Phantom»), в 1982 году номинированный на Всемирную премию фэнтези, «Завершающие штрихи» («Finishing Touches») и «Тайные странники» («Secret Strangers»).

Яркий рассказ «Бланка», написанный безукоризненным слогом Тессьера, повествует о призраках, которые встречаются в современной жизни.

Когда я сказал друзьям о том, что собираюсь в Бланку, их реакция оказалась именно такой, как я и предполагал. «Зачем? — спросили они. — Ведь там не на что смотреть. И нечего делать, разве что пропасть. — Здесь собеседник обычно лукаво улыбался. — Смотри, не исчезни!» — «Может, именно поэтому я выбрал это место, — в свою очередь, улыбался я. — Исчезнуть на какое-то время очень даже здорово».

Однако автору, пишущему о путешествиях, причем автору с десятилетним стажем работы, сбежать не так-то просто. Я ведь уже побывал во всех достойных местах, равно как и в посредственных. Если вы назовете какую-либо точку на карте, мне она, вероятно, уже знакома, там я уже оценил гостиницы, попробовал кухню, все разузнал о сфере услуг и увеселениях. Моя работа совершенно замечательная, но тем не менее я подустал от официального мира. Мне казалось просто необходимым сбежать в оздоровительных целях и пару недель провести в какой-нибудь тихой заводи, абсолютно ничем не занимаясь, лишь потягивая прохладное пиво на террасе и читая хорошую книгу.

По работе я встречался с теми, кому довелось побывать на Бланке. Там скучно, в один голос твердили они. На многие мили протянулись холмистые долины и пастбища. Есть потухший вулкан, но туда не стоит подниматься. Да, городки там чистенькие, а население весьма приятное. Без проблем можно найти аккуратную комнату. Но там ничего не происходит и делать там нечего. Ни памятников, ни древних руин. Ни карнавалов, ни фестивалей, ни праздников. Ночную жизнь там бурной не назовешь, а посему ежели ищешь подобных развлечений (к ним я не стремился), то лучше отправиться куда-нибудь еще. Бланка — область скотоводов, и единственные добрые отзывы о тамошних достопримечательностях касались стейков, которые, по словам очевидцев, заслуживали наивысших похвал.

Индейцев, исконных обитателей Бланки, истребили около двухсот лет назад. Но все-таки сколько-то их выжило и превратилось в угрюмое меньшинство, одомашненное многими поколениями подневольной жизни и службы в качестве дешевой рабочей силы: пастухов, рабочих мясокомбинатов и слуг. Европейские поселенцы пытались провозгласить Бланку независимым государством, но многочисленные мятежи были обречены на провал, и в конце концов территорию поделили между собой соседи помощнее. Но вне зависимости от обозначенных на карте границ Бланка есть Бланка, как и по сей день любят там повторять.

Поскольку Бланка мало что может предложить туристу, она лежит в стороне от основных магистралей. Мне пришлось сделать две пересадки, причем второй перелет прерывался в стольких безликих поселках, что мне показалось, будто я лечу уже не один день. Наконец мы приземлились в городе Ораниен. Его население насчитывает около ста тысяч, это самый крупный населенный пункт Бланки.

Я поселился в отеле под названием «Des Vacances», от которого пешком можно было дойти до центра, зато тамошний шум до гостиницы не долетал. Комната была большой, воздуха в ней было вдоволь, а небольшой балкон выходил на две жилые улицы сразу и парк. Здесь было очень комфортно и совсем не похоже на все эти современные роскошные отели.

В первую ночь я проспал целых одиннадцать часов, потом плотно позавтракал стейком с яйцами и лениво прошелся по центру города. Узкие улочки сохранили особый шарм первых поселенцев — мостовая, вымощенная булыжником в давние времена, сохранилась такой же до сих пор. Но самой замечательной характерной чертой города была чистота. На глаза мне не попался ни один окурок. Похоже на некоторые районы Швейцарии или Сингапур.

С верхнего этажа универмага мне удалось разглядеть южную часть города — обширный район скотных дворов, боен и железнодорожных путей. Все мясо Бланки, направлявшееся во внешний мир, проходило через Ораниен. Я посетил одну трехэтажную животноводческую ферму и с удивлением обнаружил самое опрятное и чистое заведение такого рода из всех мною виденных ранее.

А потом я услышал о здешней полиции — вот где настоящий закон в истинном смысле этого слова, задирать который не следует, если обладаешь хоть каким-то рассудком. По разумению полицейских, мусорить означало совершать чуть ли не особо тяжкое преступление. Кому-то это покажется чрезмерным, только не мне. Побывав как в безупречно чистых городах, так и в запущенных, я однозначно предпочитаю первые. К тому же меня это абсолютно не касалось: я приехал отдохнуть и очухаться от неприятностей, а также избавиться от бесов (включая жену). В течение первых нескольких дней я заметил лишь полных маленьких мужичков в дурацкой форме — регулировщиков дорожного движения. Они выглядели как персонажи из оперетты Руритании.

— Это не они, — тихо сказал Басма. — Стоит опасаться тех, кого с первого взгляда не заметишь. Те ходят в штатском. И они повсюду.

— Даже здесь? — Я был удивлен и заинтригован.

— Само собой.

Мы сидели в небольшой, но очень приятной пивной на открытом воздухе позади отеля «Des Vacances». За столиками в лучах вечернего солнца нежились человек двадцать пять из числа завсегдатаев и постояльцев отеля. Все казались довольными и непринужденными.

Мой собеседник одновременно являлся местным жителем и заодно иностранцем. Вчера Басма своевольно присел за мой столик, когда я только обнаружил пивную и расположился там, углубившись в чтение «Тринадцатого омнибуса» Сименона. Сначала, негодуя на вторжение, я пытался не обращать на мужчину внимания. Не помогло. Наконец я сдался и закрыл книгу.

Больше двух часов мы провели, потягивая пиво и разговаривая, причем труд вести беседу взял на себя Басма, который оказался приятным собеседником. Ливанец средних лет, он против воли покинул Бейрут, где у него остался тайник с валютой. Условия жизни там сделались невыносимыми и невозможными, он стал объектом атак как со стороны христиан («Потому что я мусульманин»), так и шиитов («Потому что они считают, что все бизнесмены в международной сфере деятельности непременно работают на ЦРУ»). К тому же бизнес практически зачах. Басма провел в Ораниене почти три года, занимаясь не приносящей дохода торговлей, чем истощил капитал. Он жаждал перебраться на более плодородную почву, правда, пока не придумал куда. К этому моменту я уже устал и слегка опьянел, поэтому рано отправился спать. Правда, мы договорились встретиться на следующий день и пообедать в городе, когда, собственно, мы и разговорились о местной полиции.

— И кто же, например? — поинтересовался я.

— Давайте только не будем оглядываться и таращить глаза, — тихонько предостерег меня Басма. — Справа от вас возле стены сидит парочка. Я видел их здесь уже не раз, они меня, право слово, интригуют.

Красивый молодой человек и прелестная дама, обоим лет под тридцать. Мужчина в льняном костюме и белой рубашке без галстука. Волосы темные, лицо здоровое, без особых примет. Одежда женщины была изысканной и определенно заграничной — юбка и жакет под стать ей, стильная блузка. Наверное, дочь местного богача, так надменно она держалась. Глядя на них, я как минимум завидовал их молодости и красоте.

— Мне все равно, — сказал я. — Я здесь лишь проездом. Мне хочется всего-навсего отдохнуть здесь пару недель.

— Конечно, — снисходительно улыбнулся Басма.

Итак, он повел меня на экскурсию по городу. После обеда, непременно включавшего в себя стейк, мы прогуливались по главному торговому пассажу, забитому последними модными новинками из Европы и азиатской электроникой, причем на всех товарах непременно стояли ценники. Заглянув в пару баров, мы ненадолго зашли в танцевальный зал и по совместительству службу знакомств эконом-класса. Потом остановились на сияющей неоновыми огнями дискотеке под названием «Marlene's», где с интересом понаблюдали за толпой. Сюда приходили танцевать, флиртовать, играть в социальные игры, а также выпивать дети местных богачей. Басма называл их недоумками, поскольку самые толковые представители поколения уезжали в Америку или Англию, где учились в лучших частных школах и университетах.

Просадив немного денег в шикарном игорном клубе и мельком с ужасом заглянув в неприметное с виду заведение, где можно было черт знает что вытворять с девушками (или юношами) тринадцати лет от роду, я счел, что на сегодня повидал достаточно. Скучный и аккуратный облик Ораниена маскировал самые обычные распутные наклонности граждан. Меня это не беспокоило, но и не интересовало.

Вернувшись в номер, на сон грядущий я пропустил последний стаканчик бурбона из дьюти-фри и закурил. За вечер я выпил много, правда, с большими промежутками, к тому же плотно поужинал. Я не был пьян, только устал, да в голове немного гудело. Это совершенно точно, потому что, когда я напивался прежде, мне никогда и ничего не мерещилось, или же я просто не помнил об этом. Той ночью мне явилось видение, которого мне никогда не забыть.

Я спал у себя в постели, там, в отеле «Des Vacances». Была середина ночи. Вдруг я проснулся от громкого лязга. Тут же вскочив с кровати, я мигом оказался у окна и во все глаза глядел на то, что походило на пышную процессию, вырядившуюся в исторические костюмы. Я опешил и даже не мог пошевельнуться. По улице, ярко освещенной тремя четвертями Луны, верхом ехали солдаты. Одни держали факелы, другие размахивали мечами. По булыжной мостовой со страшным грохотом топали лошадиные копыта. Ни в одном из домов свет не горел, но солдаты заходили в двери и выводили из домов людей. Их швыряли в запряженную лошадьми телегу, где уже находились другие пленники. В ночи раздавались жуткие звуки: крики солдат, тщетные мольбы и увещевания мужчин, плач женщин и детей, ад кромешный. Солдаты вроде бы закончили свои дела и собирались уже уезжать, когда один из них, похоже офицер, обернулся и посмотрел прямо на меня. Я стоял на своем маленьком балконе, изо всех сил сжимая кованые перила. Офицер что-то сказал одному из своих подчиненных, который тоже посмотрел в моем направлении. Указывая на меня, офицер поднял меч. Лицо мне показалось знакомым, только я никак не мог понять, где же видел его. Несколько солдат, подчиняясь приказу, зашагали через улицу к отелю. Но я по-прежнему не мог шевельнуться. Меня сковал жуткий страх, когда я понял, что сейчас меня заберут вместе со всеми. А дальше вот такое ощущение: скручивание, падение, отвратительный сладковатый привкус и то, что нам всем снится чаще, чем хотелось бы перед естественным концом — смертью.

Я спал допоздна — что уже становилось приятной привычкой — и проснулся в приподнятом настроении, чувствуя себя замечательно веселым и полным сил. Сон я помнил и размышлял о нем, пока принимал душ, а также за завтраком и по пути к газетному киоску, куда я пошел за свежим номером «Herald Tribune». Сидя в кафе на открытом воздухе, я выпил две чашки кофе, покурил и прочел об успехе Дэррила Строберри в далеком Монреале.

Отлично, что я жив. От сна уже не веяло ни угрозой для жизни, ни страхом. Ночное видение сделалось чем-то вроде мысленной безделушки. Может, я был счастлив оттого, что подобный кошмар мне бы никогда не привиделся в Нью-Йорке. При свете дня он словно оповещал меня: «Вот теперь ты точно знаешь, что находишься в Бланке».

— Такова местная история, — кивнул Басма, когда ближе к вечеру мы встретились в пивной и я рассказал ему о кошмаре. — Вы должны были знать об этом еще до приезда сюда.

— Ну да. Долетали какие-то слухи. — Я раскурил сигарету, пока официантка обслуживала нас вторым заходом пива. — Мне доводилось слышать о якобы пропадавших ночью людях.

— Так и есть, только без «якобы». То, что вам приснилось, именно так и происходило в минувшие времена, да и в наши дни порой тоже случается.

— В самом деле?

— Конечно.

— Что ж, все это политика, которая меня никогда не занимала. С тем же успехом мне может присниться секс.

— Ага! — широко улыбнулся Басма. — Но что за толк предаваться ему во сне?

— Пока что и так сойдет.

Басма уныло пожал плечами. Я знал, что разрушаю сложившийся у него стереотип американского туриста как человека, стремящегося оттянуться по полной. Мы пообедали вместе, а потом я еще больше разочаровал приятеля, решив на этом завершить вечерние похождения. Я все еще до конца не оправился от усталости после прошлой ночи и теперь хотел только одного: почитать лежа в постели и проспать часов двенадцать. На следующий день мне хотелось взять напрокат машину и проехать по окрестностям, какими бы унылыми и безрадостными они ни были.

Как обычно, Сименон подействовал на меня волшебным образом. Вскоре я перенесся в дождливый Париж (даже задыхаясь в душной августовской жаре, Париж Сименона казался дождливым), где инспектор Мегре должен был распутать очередное грязное преступление. Очень интересно, но, к сожалению, я уснул раньше, чем предполагал. В четыре утра я проснулся с книгой в руке. Положив ее на пол, я залез под одеяло. Не помогло. Наконец я сел и тяжко вздохнул, понимая, что уснуть не удастся. Но все же снова улегся и не шевелился.

Заметив странные сполохи света на стекле наполовину открытого окна, я встал с постели. Явно светили на улице, внизу: то ли фары автомобиля, то ли уличное освещение. Но когда я шагнул на балкон и посмотрел вниз, зрелище так поразило меня, что я замер. Опять они. Лошади, телеги, солдаты с мечами и факелами, несчастные, которых вытаскивали из домов, матери и жены, дети. Во второй раз меня посетил тот мрачный кошмар, который я созерцал двадцать четыре часа назад, только на сей раз я уже давно и вполне очнулся от сна. Я заставил себя убедиться, что действительно не сплю: ощутил босыми ногами холодное шероховатое кованое железо балкона, глубоко вдохнул свежий ночной воздух и, обернувшись через плечо, взглянул в комнату. И когда опять посмотрел на улицу, солдаты все еще были там и действо продолжало разворачиваться перед моими глазами. Я бодрствовал, и, значит, кошмар был явью.

Хотя на сей раз все происходило не совсем так, как вчера. Гвалт и грохот — их не было. Лошади ступали по мостовой, солдаты кричали, мужчины пытались их в чем-то убедить, их жены рыдали, но все это я лишь видел, но не слышал. Ночью правила тишина. Внизу снова был тот офицер — главный, который накануне указал на меня мечом. Я снова обратил на него внимание, и он опять показался мне знакомым, и я по-прежнему не мог сообразить, где же видел его. На сей раз он даже не взглянул в моем направлении. И он, и солдаты занимались своим делом, словно меня не существовало, хотя едва ли можно было не заметить меня на балконе второго этажа, когда за моей спиной в номере ярко горел свет. То, что они меня не видели, могло оказался следствием еще одного отличия сегодняшней ночи от прошлой: я не боялся. Жуткое зрелище приковывало внимание, я замер как вкопанный и не мог отвести глаз, но в то же время я чувствовал, что не имею к нему никакого отношения, я посторонний. Я был скорее озадачен, чем испуган происходившим.

Наконец я поступил благоразумно. Я отвел взгляд, оторвавшись от жуткой процессии, и увидел выше по улице обычный ряд припаркованных автомобилей. Зрелище успокаивало. Но когда я снова посмотрел вниз, драматическое действо все еще продолжалось. Телеги и солдаты, марширующие по направлению к главной магистрали, уже отошли ярдов на сто. Я провожал их взглядом до тех пор, пока они не дошли до перекрестка с той большой дорогой, и больше мои глаза не могли различить ничего, кроме мерцающих отблесков пламени факелов.

Только через несколько минут я осознал, что смотрю на вереницу огней фар движущихся автомобилей. Потом услышал шум дорожного движения, который наконец нарушил тишину. Утренняя смена, сказал я себе. Сотни рабочих спешат к бойням, скотным дворам и мясоперерабатывающим заводам на южной окраине города. Газетчики, повара и водители автобусов. Все те, кто каждое утро до рассвета выходит в город. В любой город. Я вошел в комнату, сел на кровать и закурил, задаваясь вопросом, как мог вчерашний кошмар возродиться в сегодняшней галлюцинации.

— Вы принимаете наркотики? — буднично поинтересовался Басма.

Через парк мы шли к бару, в котором я еще ни разу не бывал. Было около пяти часов дня, и я рассказал ему о галлюцинации — как я расценивал ночное происшествие, — когда мы встретились, чтобы выпить и поболтать.

— Нет, я уже несколько лет наркотиками не балуюсь, но и до этого никогда не злоупотреблял, — усмехнулся я.

— И вы абсолютно уверены, что вполне проснулись, когда увидели это зрелище — что бы оно ни значило?

— Да.

— И вы уже не спали до того, как увидели?

— Определенно. Я лежал в постели, сожалея, что так рано проснулся. Потом увидел оранжевые сполохи — балконная дверь застеклена.

— Да, да, — нетерпеливо подгонял меня Басма.

— И, как я уже сказал, я сел, потом подошел к окну, вышел на балкон и увидел процессию.

— Ясно.

Басма больше не сказал ни слова до тех пор, пока мы не пришли в бар, где в продаже имелось лишь местное пиво «Болеро». Как только мы взяли свои напитки и я закурил, Басма снова вернулся к разговору:

— Так вы считаете, что это была галлюцинация?

— Да, конечно, — кивнул я. — Что же еще?

— Призраки. — Он улыбнулся, только не так, как если бы шутил. — Вероятно, вам довелось повидать исторических призраков.

— О, что-то я сомневаюсь насчет этого.

— Почему? По-моему, так и есть. Более того, мне кажется, что вы в предыдущую ночь тоже не спали, когда их увидели. Просто решили, что это был сон, потому что в первый раз были меньше уверены и к тому же выпили больше — так?

— Да, пил я действительно много, но все же считаю, что мне это приснилось. Под конец кошмара я запаниковал и мгновенно забылся сном — никаких воспоминаний о том, как вернулся в постель или хотел это сделать. — Я затушил окурок и принялся за другую сигарету. Мне не хотелось вновь разочаровывать Басму, который, как ребенок, желал верить в существование призраков. — К тому же, даже если я не спал, галлюцинация все равно могла мне примерещиться.

— Одна и та же галлюцинация две ночи подряд… — Басма обдумал это. — В вашем анамнезе подобное значится?

— Нет, вовсе нет, — пришлось признать мне.

— Тогда почему вы решили, что с вами ни с того ни с сего такое могло случиться?

Я пожал плечами:

— Виной тому то, что болтают о Бланке. А еще эмоциональное расстройство как следствие крушения супружеской жизни. Плюс некоторое отчаяние, порой накатывающее на меня по мере приближения к сорока годам. — Я допил пиво и огляделся в поисках официантки, которую в баре искать бесполезно. Потом вдруг осознал, насколько жалостливо по отношению к самому себе прозвучали мои слова, отчего я ужасно рассердился. — По правде говоря, я вообще понятия не имею, отчего это должно было со мной случиться.

— Галлюцинация? — снова тихонько переспросил Басма.

— Предположить это гораздо разумнее, чем воображать целую армию призраков.

— Если вам так угодно.

На самом деле было совсем не угодно, но уже сытый по горло не только разговорами об этом, но даже размышлениями, я сходил еще за двумя бокалами пива «Болеро» и сменил тему. И поведал собеседнику об утренней прогулке. Я взял напрокат «опель-рекорд» и по широкой дороге, мягкими петлями бегущей на север от Ораниена, отмахал многие мили вдоль ферм крупного рогатого скота, проехал через маленькие, но безукоризненно чистые поселки. В общей сложности я ездил около пяти часов и вдоволь насмотрелся на сельский ландшафт. Ничего дурного в окрестностях я не обнаружил — они представляли собой милые неиспорченные пастбища, только уж больно пресные и невыразительные, абсолютно лишенные очарования и всякого интереса. Как раз такие, как мне рассказывали.

— Да, — кивнул Басма. — Я слышал, что если выехать за город, то куда ни глянь — везде одно и то же на протяжении сотен миль. Хотя сам я никогда не видел этого.

— Вы никогда не выезжали за пределы Ораниена с тех пор, как здесь поселились?

— А зачем? Смотреть там решительно не на что. — Улыбка Басмы превратилась в ухмылку. — Разве не так?

— Верно.

— Машина все еще у вас?

— Да, она в моем распоряжении до завтра, нужно вернуть ее в полдень, — ответил я. — Она припаркована возле отеля.

— Отлично. Если вы не прочь прокатиться, то я бы мог вам кое-что показать. Не совсем туристическую достопримечательность, но, думаю, вы сочтете, что зрелище того стоит.

Он не стал уточнять, куда мы поедем, но у нас в запасе была уйма времени: стемнеет не скоро. Басма говорил мне, куда рулить, и вскоре стало ясно, что мы направляемся к южной окраине города.

— Скотные дворы? — догадался я.

— Так вы уже их видели.

— Только издалека. — Я рассказал ему о том, что мне удалось разглядеть с верхнего этажа универмага.

— Теперь посмотрите вблизи.

Мне было немного любопытно. Мы проехали торговый район, потом жилой район, совсем непохожий на тот, где остановился я. Чем дальше от центра, тем более убогими и обветшалыми делались многоквартирные дома; городские кварталы, где обитало население среднего достатка, уступало место окраине, где ютились рабочие-индейцы. Чтобы получше разглядеть все это, я старался ехать помедленней, хотя мне и без того пришлось бы тащиться еле-еле, столько на улицах людей было. Дети играли, не обращая внимания на машины, взрослые беседовали, собравшись группами (мужчины с мужчинами, женщины с женщинами), а старики стоически сидели везде, где могли отыскать спокойное местечко. Похоже на то, что большая часть общественной жизни, включая приготовление и потребление пищи, проходила здесь, на улице.

Вскоре мы оказались на месте. Промышленность и жилые дома для рабочих зарождались и возникали одновременно, причем без всякого проектирования или же долгосрочного планирования. Здесь были здания строчной застройки, вплотную примыкавшие к отверстым дверям скотобойни. Втиснутые между консервным и мясоперерабатывающим заводами многоквартирные дома. Громадный лабиринт загонов с тысячами голов скота и тьмой-тьмущей скотных дворов. Когда мы поездили по округе, я начал понимать, что люди здесь буквально живут на работе: когда заканчивается смена, они идут домой, только вот дом почти не отличается от рабочего места. Нескончаемый тупой рев скотины, тяжелое зловоние крови, сырого мяса и навоза, постоянный грохот поездов, дрожь работающих механизмов — все, что вы видите, слышите, чувствуете и обоняете, говорит о смерти. Таков на вкус здешний воздух.

Мы оказались в самом захудалом районе южной окраины. Люди здесь стояли или сидели перед своими лачугами с каким-то оторопелым видом. По немощеным улицам двигаться становилось все труднее и труднее. В канавах с обеих сторон улиц бежала жижа, красная от крови с боен. Здесь не было слышно шума дорожного движения и прочих звуков, сопровождающих жизнь человека, потому пронзительно ясно слышался лишь визг пневматических пил, рассекающих туши животных. На каждой мусорной куче злобные коты и драные псы состязались в желании урвать кусок посытнее с громадными коричневыми тараканами и полчищами крыс.

Быстро темнело.

— Надеюсь, вы найдете дорогу обратно.

— Конечно.

Басма выдал мне несколько указаний, и вскоре мы выехали на дорогу получше. Путешествуя по бедному району, мы говорили мало. Как только я завидел огни центра города, мой сведенный живот начал расслабляться. Путешествуя по миру, я бывал в самых неблагополучных лагерях беженцев, но никогда еще не чувствовал себя настолько не в своей тарелке. Дело в том, что лагеря, по крайней мере гипотетически, являются временным прибежищем, и там всегда есть место надежде на возможную перемену участи. Тем же людям, которых я только что видел, надеяться было абсолютно не на что.

— Думаю, мне частенько доводилось есть говядину из Бланки, — сказал я просто для того, чтобы хоть что-то сказать.

— Наверняка, — тут же согласился Басма. — В какой только форме мясо не отгружают отсюда: мозги, язык, сердце, почки, печень, вырезка, спинная часть, стейки и так далее, вплоть до хот-догов и венских сосисок. Консервированное, в вакуумной упаковке и замороженное.

Мы принялись отпускать шуточки на тему того, а не стать ли нам вегетарианцами, описывали салаты, которые могли припомнить, чем и развлекались до тех пор, пока не устроились комфортно с бокальчиками в баре «Номер Первый» — лучшем из двух заведений, где посетителей обслуживают официантки с оголенной грудью. Здесь было дорого, но хорошо. Музыка гремела на полную катушку, женщины привлекали к себе внимание, и сейчас мы с Басмой как раз нуждались в этом, потому что настроение после экскурсии на юг не располагало к серьезным разговорам. Мы пили до закрытия бара, и к этому времени уже ни один из нас не мог сесть за руль, поэтому мы оставили взятую напрокат машину и сели в такси.

Я вовсе не удивился, когда Басма вышел вместе со мной у отеля. Где находится его дом, я точно не знал, но предполагал, что где-то неподалеку, потому что мы познакомились в пивной у отеля и вечером всегда прощались возле отеля.

— Пропустим по стаканчику на сон грядущий у меня дома? — предложил Басма, когда такси уехало прочь.

— Благодарю за приглашение, но больше пить я не в силах.

— Правда? У меня есть бутылочка «Тичерс», виски что надо, а живу я прямо здесь, только улицу перейти. — Басма неопределенно махнул в сторону домов на противоположном углу. — Пойдемте, выпьем еще по рюмочке.

— Нет, в самом деле. Спасибо. Боюсь, что я вот-вот упаду и вырублюсь, а лучше бы сделать это в своей постели, чем у вас на полу.

Басма пожал плечами:

— Как хотите. Увидимся завтра.

— Конечно. Спокойной ночи. — Я пошел было прочь, но затем остановился и обернулся к нему. — Эй, знаете что? Ваш дом входит в число тех, где производят облаву призрачные солдаты.

— Даже не говорите мне об этом, — с середины улицы отмахнулся он. — Знать ничего не желаю.

— Почему? Это же просто призраки и история. Верно?

— Все равно!

Басма погрозил мне пальцем и продолжил путь домой. Я поднялся наверх, заперся на ключ и даже умудрился раздеться перед тем, как провалился в сон. Открыл глаза я только в полдень. Первой мыслью явилась следующая: как прекрасно, когда ночь проходит без галлюцинаций, кошмаров и призраков, о которых потом весь день размышляешь. Я избавился от наваждений и проспал всю ночь, ничем не потревоженный.

Но, с другой стороны, стоило мне встать на ноги, как я почувствовал себя совершенно ужасно. Долго простояв под душем, я несколько освежился, но головная боль не прошла. Уже собравшись перекусить, я внезапно вспомнил о взятой напрокат машине. Платить за еще один день не хотелось, хотя спохватился я слишком поздно. Когда я добрался до машины, то обнаружил под щеткой стеклоочистителя на ветровом стекле штрафной талон за парковку в неположенном месте. Я сунул его в карман, размышляя о том, можно ли благополучно порвать его на кусочки, или же хваленая полиция Ораниена схватит меня до того, как я улечу отсюда на следующей неделе.

Естественно, агентство проката автомобилей жаждало получить плату за второй день, поскольку с возвращением «опеля» я припозднился больше чем на час. Спорил я впустую до тех пор, пока не достал корреспондентский билет журнала «Vogue», после чего менеджер тут же сделался подобострастным n угодливым. Все в порядке: никаких дополнительных расходов.

Наконец я зашел перекусить — уже давно пора было. Вернувшись в номер, я первым делом разорвал штрафную квитанцию за парковку, а потом попытался почитать «Herald Tribune» и уснул. После четырех я поплелся в пивную. Поджидая Басму, я удержался от алкоголя и пил минералку. Через час я призадумался: в самом ли деле мы договорились встретиться в том же месте в тот же час или нет? Может, у него были дела, а я вчера в нетрезвом тумане неправильно его понял? Я не рассердился и не разочаровался, потому что на самом деле был не прочь отдохнуть от компании Басмы хоть один вечер. Я подождал еще немного просто из вежливости, а потом вернулся к себе. Если он явится позже, то знает, где меня искать. Но приятель не пришел, и я с радостью лег спать пораньше.

На следующий день я чувствовал себя великолепно и занимался тем, чем изначально планировал заняться на Бланке, то есть сидел в тенечке в саду возле пивной и читал Сименона. Там я позавтракал, позже попил кофе, потом съел ленч и в середине дня заказал лимонад и тарелку ломтиков арбуза. К пяти часам я уже проглотил оба романа о Мегре и позволил себе бокал холодного «Болеро». Это светлое пиво было очень легким, и я к нему прямо пристрастился.

Но где же Басма? Внезапно меня посетило чувство вины, когда я припомнил наше пьяное прощание. Я дразнил его, разглагольствуя о призрачных солдатах, как он их называл, и теперь вдруг мне пришло в голову, что я, возможно, раздражал приятеля. Может, именно поэтому он теперь избегает меня. Когда вспоминаешь свои нетрезвые деяния, они часто кажутся намного гаже, чем были в реальности. Сидеть на одном месте мне уже наскучило, но я решил подождать еще час, пока не стало очевидно, что мой ливанский друг появляться не собирается.

Я решил поискать его. Начал с углового дома, располагавшегося по диагонали от отеля. За незапертой зарешеченной дверью находился крохотный вестибюль с кафельным полом и колченогим деревянным столом. Внутренняя дверь оказалась закрыта, поэтому я нажал кнопку звонка и продолжал звонить минут пять, пока не вышла грузная женщина средних лет.

— Я ищу мистера Басму, — сказал я ей.

— Он уйти.

— Когда он вернется? — В ответ на мой вопрос она пожала плечами и покачала головой. — Что ж, могу я передать ему записку? — Я достал ручку и бумагу, которую специально захватил с собой на всякий случай.

— Он уйти, — выразительно повторила она.

— Разве он не вернется?

— Приходить мужчины. Он уйти с мужчинами.

Все ясно. Вот бы и конец истории, коль скоро хозяйка так уверена, что Басма не вернется. Но я, однако, отступать не собирался.

— Где его вещи?

— Что?

— Вещи — одежда, имущество. — Большинство населения Бланки говорит по-английски, ибо местный диалект — один из тех законсервировавшихся местных диковинок ограниченного употребления, наподобие африкаанс. Но эта особа по-английски изъясняться могла с большим трудом. — Его пожитки, его личные — его вещи, черт возьми!

— Нет.

— Когда он ушел?

— Вчера.

— Могу я взглянуть на его комнату?

— Комнату?

— Да. Комнату Басмы. Пожалуйста.

— Да, да. Иди.

Чтобы добраться туда, потребовалось немало времени — женщина передвигалась с трудом. Она привела меня в комнату на первом этаже. Она была безотрадной и маленькой, все убранство состояло из дивана, двух стульев, стола, уродливого шкафа и односпальной кровати. К ней примыкала крохотная ванная комната, а за полиэтиленовой занавеской пряталась кухонька того меньше. Мебель была старой и ветхой, стены — выцветшие и невзрачные, ковровое покрытие — тонкое, словно бумага. Я подошел к окну и посмотрел на парк и спокойные улицы. Поднял взгляд и увидел балкон и окно моего номера в отеле на той стороне.

— Хороший вид, — подала голос женщина.

Я рассеянно кивнул. Точно — Басму уже не вернешь. Здесь не осталось даже намека на личные вещи. Лишь то, что обычно входит в обстановку чрезвычайно скромной меблированной комнаты.

— Триста крон, — возвестила женщина.

— Что?

— Триста крон. Один месяц. — В мановении руки женщины читалось желание расхвалить мне преимущества жилья. — Сто американских долларов.

— Нет. — Я заторопился прочь.

Этой ночью я спал возле балкона: устроился в большом кресле и положил ноги на журнальный столик. Не шибко удобно, но терпимо, ибо мне нужно быть начеку. Важно не пропустить появление призраков, если они, конечно, этой ночью покажутся.

Я пытался читать, но не мог сосредоточиться на словах. Басма не уехал бы столь неожиданно, даже не попрощавшись, говорил я себе. Со слов той женщины выходило, что его забрали, а это, конечно же, означало, что увели его против воли. Но кто и почему? Казалось крайне маловероятным, что ливанские враги преодолели такое расстояние ради мести. Приятель так настойчиво предостерегал меня по поводу полиции Бланки, что я просто не мог себе представить, чтобы он хоть как-то оступился здесь. Явно в политику он не вмешивался. Но Басма был предпринимателем, а посему возможно, что его угораздило вляпаться в какую-нибудь аферу.

Могу ли я ему помочь? Наше общение было приятным, он мой друг. Басма никогда не пытался меня надуть или смошенничать. Нехорошо просто позабыть о нем, выкинуть из головы. Но я не мог придумать ничего, кроме как обратиться в полицию, а как раз этого делать не хотелось.

На рассвете меня разбудили звучные хлопки дверей автомобиля. Я тут же обратил внимание на серебристый «мерседес» с тонированными стеклами, припаркованный на углу напротив отеля. Мигали желтые огни аварийной сигнализации. В тот дом, где раньше жил Басма, вошли четверо мужчин в темных очках и льняных костюмах. Пока они были внутри, подъехал фургон и остановился позади «мерседеса». Через мгновение вышли четверо, причем вели пятого — без наручников, но сразу становилось очевидно, что это пленник. Я встал, распахнул окно и вышел на балкон.

— Басма.

Оглушенный недоверием, я назвал имя друга про себя, едва ли даже тихонько шепнул. Но в тот же миг все пятеро остановились и посмотрели на меня. Басма был напуган. Мне показалось, что одного из тех четверых я узнал. Но я сам был так потрясен, что непроизвольно отпрянул и споткнулся. Чтобы не упасть, мне пришлось схватиться за балконную дверь. Тут же все исчезло, словно никого и не было, и я смотрел на совершенно безлюдный угол перекрестка.

Я сел на кровать и закурил. Руки тряслись, голова гудела. Дым, словно толченое стекло, драл горло, но я все равно глубоко затягивался, словно нарочно стремился сделать себе больно. Я отмотал по миру столько миль, повидал немало как прекрасного, так и гадкого, а в промежутке — бесконечно много всего, но сейчас впервые растерялся.

Потом меня охватила злость. При чем тут мои чувства? В беду попал Басма, ему нужно помочь или, по крайней мере, выяснить, что с ним произошло. К тому же я знал, что, кроме меня, в Бланке у него друзей нет. Ничего предпринимать мне не хотелось — даже думать об этом до невозможности страшно, — но что-то ведь надо делать. Теперь я по крайней мере знал, с чего начать.

Они вошли в пивной сад в четыре часа пополудни, как являлись несколько раз в течение прошлой недели. Дама была, как всегда, прекрасна, хладнокровна и шикарна. Она принадлежала к тому типу женщин, в которых влюбляться поостережешься, но зато любоваться ими приятно. Однако заворожила меня не она, а ее спутник. Мужчина в льняном костюме. Басма предупреждал меня о них. Я был уверен в том, что как раз он и был тем офицером на коне, которого я дважды видел ночью. Я знал, что он один из тех, кто увел Басму.

Сны, кошмары, галлюцинации, призраки. Выбирай на вкус. Но, может, самым простым и достоверным объяснением происходящему было то, что я переживал упадок сил, вызванный разводом и внезапным перелетом в это гиблое место. Вполне разумно. Я колебался, цепляясь за необоснованность своих умозаключений. Но я здесь, Басма пропал, а мужчина в льняном костюме казался таким реальным. Наконец я встал и подошел к столику, за которым сидела парочка.

— Прошу прощения, — начал я. — Извините, что подошел без приглашения. Я могу поговорить с вами?

— Да. Пожалуйста.

Мужчина жестом предложил мне присесть. У обоих был такой вид, словно они ждали меня, отчего я почувствовал себя еще более неловко.

— Я видел вас здесь почти каждый день с тех пор, как приехал сюда, — я в отпуске. Дело в том, что потерялся мой друг. Кажется, он пропал. Зовут его Басма, он ливанец, жил в угловом доме через дорогу. Вы его не знаете?

— Не думаю.

— Может, посоветуете, как мне о нем разузнать?

— Обратитесь в полицию.

В ответе была невыносимая комбинация любопытства и равнодушия. Я так ничего и не узнал.

— Басма полагал, что вы как раз и служите в полиции.

По крайней мере, хоть что-то. Сначала, чуть шевельнув бровью, мужчина тут же улыбнулся, словно какому-то дурацкому недоразумению. А дама сделалась крайне внимательна, и сложно было не вернуть ей всепоглощающего взгляда.

— Я работаю в правительстве, — сказал мужчина, — а не в полиции. Но вы здесь гость. Я попробую разузнать о вашем приятеле у кое-кого. Само собой, ничего обещать я не могу.

— Я понимаю.

— Вы остановились в этом отеле?

— Да. — Я назвал свое имя, номер комнаты и сказал, что пробуду здесь еще пять дней. — Благодарю за помощь. Извините за вторжение.

— Все в порядке.

Потом на меня накатило отвращение оттого, как почтительно я выражался, как лебезил, пытаясь хоть что-то разузнать. Тот человек явно знал Басму и знал всю подоплеку истории гораздо лучше моего, но и лицемером был отменным. «Благодарю за помощь». Но как еще мог я преподнести свой вопрос? В лицо обвинить его в аресте Басмы? Безумство! Абсурд описывать ему историю, которая каждое утро разыгрывается на перекрестке, и сообщать, что я знаю, чем занимается он и его подручные.

Так что возможности мои были в высшей степени ограничены. Я сделал все, что мог. И начал склоняться к мысли, что вот еще один факт моей жизни остается позади. Басма сгниет в мерзкой тюремной камере, если, конечно, уже не превратился в призрака. В любом случае я не могу предпринять ничего, что облегчит его положение. Я могу попытаться написать о Басме и о Бланке что-нибудь политическое и зубастое — только не здесь, конечно. Когда благополучно вернусь в Нью-Йорк. Только я ничего подобного никогда не писал.

Этой ночью я хорошо спал и на следующий день почти ничего не делал. Пару раз я немного прогулялся, но главным образом слонялся поблизости от отеля, читал и отдыхал. Тот правительственный чиновник с прекрасной спутницей не появлялся. Следующая ночь тоже прошла мирно: никаких снов и призраков. Было так приятно проводить дни в пивном саду, потягивая чай со льдом и лениво жуя кусочки холодной дыни. Я очень радовался тому, что мужчина в льняном костюме второй день подряд не показывается.

Порой я в самом деле думал о Басме, но по долгу службы я во всех уголках земного шара встречался со столькими людьми. Память о нем ускользала от меня. Я остыл настолько, что понял: задуманную статью я не напишу никогда. Потому что не смогу ее должным образом написать. Мой конек — туризм, а не политика, призраки и исчезнувшие люди. К черту Бланку. Может, это своего рода признание собственной несостоятельности, но зато я почувствовал, что нахожусь на пути к духовному исцелению, что как раз и было основной целью поездки.

Вечером я намеревался сходить в новый ресторан и поужинать чем-нибудь другим, только не стейком. А потом посетить какой-нибудь ночной бар. Наконец-то я созрел для серьезных отношений с противоположным полом. В самом начале восьмого я вышел из гостиницы. И в тот же миг у отеля резко затормозил серебристый «мерседес», из которого выпрыгнул мужчина в льняном костюме. И прямиком направился ко мне. Я решил больше не позволять этому неприятному типу меня запугивать.

— Хотите увидеть своего друга?

— Да. Где он?

— Я вас отвезу. — Жестом он указал на открытую дверцу автомобиля. — Прошу вас. Пока еще светло.

Я знал, что все остальные люди на улице стоят неподвижно и смотрят на нас. Спокойно и неторопливо я подошел к машине и сел, оказавшись между уже знакомым мне мужчиной и еще одним, который осмотрительно меня игнорировал. Я совсем не удивился, когда на переднем сиденье рядом с водителем увидел красавицу. Разок взглянув на меня, она отвела взгляд. Мы мчались через центр города. И, как я понял, направлялись на юг. Я задал несколько вопросов, но ответы получил неопределенные.

Водитель скорость не сбавил ни разу. Разве только погнал чуть быстрее, когда мы оказались в густонаселенном рабочем районе. Чтобы спастись, людям и животным приходилось в последний миг выскакивать практически из-под колес. Я чувствовал, как остальные пассажиры «мерседеса» пытаются сдержать улыбку. Мы проносились мимо заводов, скотобоен, многоквартирных домов, скотных дворов, мясоперерабатывающих и консервных заводов, предприятий по замораживанию продуктов. Пролетев через убогие трущобы, пронеслись мимо того места, где мы с Басмой завершили экскурсию по южной окраине. Наконец «мерседес» помчался по грунтовой дороге, которая пересекала обширную пустошь, заросшую кустарником. Проехав по ней пару миль, я увидел, что мы приближаемся к скоплению автомобилей с включенными фарами, которые светили в одном направлении.

Меня подвели к краю длинного рва глубиной футов восемь. Сгустился сумрак, но еще не совсем стемнело, к тому же место действия освещали подключенные к генератору прожекторы. Яркий свет резал глаза. Здесь собралось около десятка людей, которые курили, спокойно разговаривали, что-то писали в блокнотах и фотографировали. Когда глаза привыкли, я заставил себя осторожно заглянуть в котлован.

Там оказались тела, двадцать или даже больше. У всех руки были связаны за спиной, затылки разворочены, лица вспухли. Я заметил, что среди тел кишмя кишат насекомые, а запах шел просто ужасный. Какое-то время я просто стоял и смотрел, но, ей-богу, ни единая мысль не приходила на ум. Мужчины в защитных очках и масках собирались опрыскать котлован каким-то химикатом.

— Вы можете опознать этого? — спросил мужчина в льняном костюме, указывая на конкретный труп. — Вон там.

— Да, это он. — Несмотря на распухшее лицо, я узнал моего последнего друга. — Это Басма.

— Мне жаль, — небрежно бросил он. — Ужасная смерть.

Можно подумать, что смерть бывает прекрасной.

— Почему с ним случилось такое? Он был безобидный малый, гость в этой стране. Почему же они, — я чуть было не сказал «вы», но в последний миг удержался, — такое с ним сотворили?

— Пройдемте, пожалуйста.

Он провел меня к машине, где ожидала молодая дама. Она выглядела, как всегда, сногсшибательно и на сей раз нарядилась в брючный костюм с тропическим рисунком, причем блузка была расстегнута на целых три пуговицы. Мужчина кивнул ей. Она открыла папку, которую я прежде не заметил, и что-то ему передала. Он показал мне.

— Это ваше?

Я почувствовал, как кровь отхлынула от щек, а потом вновь прилила к голове, пока я в замешательстве пытался собраться с мыслями. Он показал мне лист картона, на который были приклеены все клочки порванного штрафного талона за неправильную парковку.

— Да, в Нью-Йорке все так поступают. Надеюсь, здесь это не расценивается как особо тяжкое преступление. Я заплачу штраф, какова бы ни была сумма, и сделаю это прямо сейчас, если хотите.

— Отказались ли вы внести комиссию за просрочку в агентство проката автомобилей «Болеро», грозили ли написать негативный отзыв о компании в вашем журнале?

Я глубоко вздохнул и медленно выдохнул.

— Я опоздал примерно на час, описал менеджеру ситуацию, и агентство, похоже на то, мои объяснения удовлетворили. Если это не так, я готов заплатить им тоже.

— Будьте добры ваш паспорт.

Я достал его.

— Зачем?

— Теперь можете садиться в машину. Офицер отвезет вас обратно в отель. Благодарю за содействие.

— Мне нужен паспорт, — заявил я ему. — Через три дня я улетаю домой. В воскресенье днем.

— Я знаю, — отвечал он. — Мы свяжемся с вами.

На обратном пути я пытался поговорить с водителем, но он игнорировал мои вопросы. Я был взбешен, но также напуган. Абсурд! Для опознания Басмы я не был нужен, но они заставили меня пройти через это, зная наверняка, что у меня не хватит мужества обвинить их в убийстве. Хорошенько вглядись в котлован, говорили они мне, вот на что мы способны.

Если уж на то пошло, что же такое натворил Басма, что его угораздило закончить жизнь в лапах этих людей? Может, он был как-то связан с исламскими фундаменталистами? И местные власти считали, что ликвидируют мусульманского террориста? Или он был аферистом или контрабандистом, очаровательным злоумышленником, который сбежал из Бейрута лишь для того, чтобы удача изменила ему в Бланке? Мне он показался приятным и довольно-таки ленивым, с милыми манерами и тягой к спиртному. Но, по сути, я ведь едва его знал. Несколько раз мы обедали вместе и много раз пили — вот и все. Знакомство-то шапочное. Наши биографии и обстоятельства жизни слишком разные. Они не смогут так поступить со мной.

Здравый смысл подсказывал мне, что бояться нечего. Штрафы за парковку и просрочку автомобиля — пустяк, который легко уладить, заплатив наличкой. Я же американец, автор статей о путешествиях, работаю на известный международный журнал. Они могут изводить и запугивать меня, но вредить не посмеют.

И все же я решил предпринять меры предосторожности. На следующее утро я попытался связаться с ближайшим американским консульством, находящимся милях в четырехстах. Сначала оператор гостиницы сказала мне, что все междугородние линии заняты. Через час бесплодных попыток дозвониться мне сообщили, что линии связи повреждены и неизвестно, когда заработают снова. Я пошел на центральное почтовое отделение и попробовал позвонить оттуда, но с тем же успехом.

Тогда я попытался взять напрокат автомобиль — в другом агентстве. Пока я еще не составил четкий план действий, но в машине мне все равно отказали — паспорта не было.

Есть не хотелось. Я выпил два бокала пива и много курил. И бродил по городу до тех пор, пока не нашел железнодорожный вокзал. Там купил билет на ближайший поезд, даже не зная, куда он идет. Но полицейский в форме с улыбкой конфисковал мой билет:

— Мы не хотим, чтобы вы скрылись от нас, сэр.

Ну конечно. Ведь в распоряжении полиции находится штраф за парковку из мусорного ведра. Они разузнали обо мне в пункте проката. И все время следили за мной, ходили по пятам. Зачем — понять невозможно. Я вернулся в отель и, изо всех сил пытаясь сохранять спокойствие, написал письмо своему юристу в Нью-Йорке. Я рассказал, где нахожусь, что у меня проблемы с властями и что если он не услышит обо мне — то есть мой голос по телефону — к моменту получения письма, то непременно должен вытащить меня с Бланки: созвать пресс-конференцию, уведомить конгресс, задействовать государственный департамент, все, что угодно. Моему редактору я написал примерно то же самое. Я воспользовался бумагой гостиницы, но не проставил имя на конверте. Почта отеля мне не казалась безопасной, почтовые ящики на улице тоже, но все же я решил, что за пределами гостиницы мои шансы несколько выше. Я пошел прогуляться и как можно незаметнее опустил письма в почтовый ящик на углу. Потом пошел в парк, присел на скамейку и закурил. Ничего. Я вернулся в гостиницу как раз вовремя, чтобы выглянуть в окно и увидеть, как от почтового ящика отъезжает серебристый «мерседес».

«Моя последняя ночь в Бланке. Завтра я должен был улететь отсюда. В полдень. У меня все еще билет на руках. Но у меня нет паспорта. Я ждал два дня и две ночи. И ничего. Я все еще жду. Некуда идти, нечего делать, только курить, пить и ждать.

Я все время думаю о них: о красавце в льняном костюме и прекрасной молодой особе. Главным образом о ней и блузке, расстегнутой на три пуговицы. Грудь у нее небольшая, ведь ложбинки я не заметил, но зато форма ее совершенна. Дивная кожа чуть тронута солнцем. Мне бы хотелось лечь с ней, облизать ее всю, но ведь даже коснуться ее невозможно. На таких женщин можно только смотреть и думать, каково было бы затрахать их до смерти.

Вечером, когда я пришел на ресепшен с просьбой утром меня разбудить звонком, мне улыбнулись и сказали „да, конечно“ и улыбнулись еще разок. Никто не записал мою просьбу. Портье сказал, что я выгляжу не очень. Может, я желаю заказать ужин в комнату? Или пообщаться с кем-нибудь? Чистоплотным, поощрительно добавил он.

Все кончится задолго до полудня. В четыре или пять утра приедет серебристый „мерседес“, следом за ним — фургон. Те, что в фургоне, очистят номер от моих вещей, когда меня уведут. Однажды утром вы выглянете из окна и увидите, как это происходит, слишком поздно для меня — и для вас.

Надеюсь, я не один и там есть другие. Многие будут просить, умолять, кричать, наделают от страха в штаны, но кое-кто пойдет без посторонней помощи, спокойно и достойно. Если доведется, я бы хотел пройти именно так.

Хотя какое это имеет значение.

Я раздавил окурок. Открыл еще пива, достал очередную сигарету. Мне не нужно подходить к окну, чтобы узнать, что происходит снаружи. Пляшут сполохи света.

Помолитесь за меня».

Пер. М. Савиной-Баблоян