Через пятнадцать минут всем стало ясно, что стихия разыгралась не на шутку. Деревья качались и гнулись, дождевые струи хлестали землю. Несмотря на зонтики, все промокли, куртки прилипли к спинам.

– Зайдите в дом, – без особого радушия предложил охотникам Крей, кивнув на дверь. Охотники столпились в холле, топая ногами и встряхиваясь, как промокшие гончие. Клара понимала, что Серж вовсе не рад присутствию этих людей в доме, однако доволен тем, что они вынуждены искать под его крышей тепла и укрытия.

Но месье де Персан не вошел в дом вместе со всеми. Сбивчиво извинившись перед мэром, он склонился над рукой Клары Холли.

– Madame… malheureusement, je suis pressé… – Он кивнул остальным и юркнул в свою машину.

Антуан де Персан охотился всю свою жизнь, проводил таким образом время в обществе отца и братьев, отдавал дань местной традиции по выходным, радовался возможности побывать на свежем воздухе, редкой для человека, занятого сидячей работой, – банкира и главы семейства. В сущности, ему не слишком нравилось убивать животных, он не любил дичь, за исключением тушеного кролика, но это уже дело вкуса. Ему было просто приятно бродить по лесам и полям с ружьем. В строгом смысле слова он был не охотником, а стрелком, но социальное положение и непоколебимые, даже консервативные, нравственные устои и авторитет обеспечили ему место в охотничьем комитете (наряду с местами в комитетах различных филантропических и общественных организаций). А когда начиналась стрельба, порой ему не удавалось сделать ни единого выстрела. Это производило парадоксальный эффект: окружающие относились к нему с почтением, считали важной персоной, занятой настолько, что ему не до развлечений. Однажды товарищи по охоте преподнесли ему заднюю часть туши оленя, которую ему пришлось везти к мяснику в багажнике своей машины.

Он был женат на немке, уроженке Страсбурга, Труди, и имел двоих детей. Недавняя трагедия, гибель младшего брата, убитого мужем его любовницы, глубоко потрясла их мать и позволила самому Антуану формально встать во главе семейного клана, заниматься вложениями капитала и прочим вместо старшего брата Фредерика, который вел разгульную жизнь в Ницце. Сорокасемилетний Антуан занимал видный пост в банке «Маллер и Сье», выполняя также обязанности ведущего консультанта.

Войти вместе с товарищами в дом известного режиссера он отказался не случайно. Семейная трагедия, в основании которой лежал адюльтер, стала для него уроком: Антуан понимал, что больше никогда не сможет позволить себе заговорить с Кларой. Он возлагал большие надежды на свое самообладание.

Глядя, как уезжает Персан, Тим решил, что, пожалуй, роман Персана с Кларой Холли существует только в его воображении. С другой стороны, Персан был явно чем-то смущен и чувствовал себя неловко. Почему-то Тим вновь вспомнил о встрече в теннисном клубе, а потом у него промелькнула мысль, что если у Клары может быть роман с другим мужчиной, то она не откажется встречаться и с ним, с Тимом. Он не сразу заметил, что Анна-Софи шарит в кармане его плаща в поисках носового платка.

– Мне известен этот дом, месье, – сказал мэр Крею. – Прежде он принадлежал муниципалитету. Первый раз его продали в семидесятые годы. Такое решение принял не я, а мой предшественник.

– Я купил его по объявлению, – сухо объяснил Крей. – Прежнего владельца я в глаза не видел.

Мэр фыркнул, вероятно вспоминая предыдущего владельца замка – того самого, который лишил это здание всех следов былого величия.

Клара ушла и вскоре вернулась со стопкой полотенец. Охотники отказались от них, Тим и Делия тоже, а Анна-Софи и Крей с удовольствием вытерли мокрые лица.

– Херес! – воскликнула Клара. – Вы непременно должны выпить хереса с сандвичами и немного обсохнуть. Опасно попасть под дождь в такой холод. – Она и сама не понимала, зачем говорит все это, что заставило ее оказать радушный прием этим неприветливым людям. Но у них с Сержем редко бывали гости, это обстоятельство имело непосредственное отношение к общительности и напомнило Кларе первую ошибку, которую она допустила во французском обществе, никого не приглашая в гости. Барбекю во дворе, которое они с мужем устроили в День независимости четвертого июля сразу после переезда в замок, пригласив всю деревню, только вызвало раздражение местных жителей, которые надеялись увидеть интерьер дома. Сообразив, в чем дело, Клара растерялась: она считала, что во Франции многие торжества проводят под открытым небом или под навесами, которые она с таким трудом воздвигла во дворе.

Вот и теперь она удивилась, когда мэр согласился выпить хереса и не отказался от сандвича. Она провела гостей по коридору в большую комнату с окнами, обращенными на юг, и прилегающую к кухне. Анна-Софи следовала за ней, словоохотливо пересказывая то, что она слышала от Тима:

– Существование «большой комнаты» мешает французам понять, что в американских домах есть еще и гостиная, заставляет их поверить, что американские кухни совмещены с гостиными, поэтому они начинают портить интерьер собственных домов так называемыми cuisine américaine. – При этом в ее голосе сквозила преданность французским идеалам.

В большой комнате гостям представился случай обсушиться у большого каменного камина, который лишь с недавних пор украшал это помещение. Сеньора Альварес готовила сандвичи, Делия помогала ей, а промокшие охотники застыли посреди комнаты. Некоторых Тиму удалось втянуть в разговор об октябрьских дождях. Ему объяснили, что сезон охоты на мелкую дичь, к примеру голубей и куропаток, часто выдается дождливым.

Крей исчез. Тим видел, как нахмурился режиссер, каким сердитым взглядом он одарил Клару, когда она предложила гостям херес. Но несмотря на это, приступ гостеприимства у Клары не прошел. Ей нравилось ощущение, охватывающее людей в ее уютном доме, где привезенная из Англии мощная печка распространяла приятное тепло, где в кладовой стопками лежали сложенные салфетки, олицетворение порядка, и высились маленькие десертные тарелки, которые так удобно держать на коленях.

Разыскав самые разные ингредиенты, пригодные для сандвичей, Делия срезала с хлеба корку и намазывала ломтики арахисовым маслом. Клара тоже увлеклась приготовлением закусок на скорую руку, намазывала маслом хлеб, резала огурцы, думая о том, как она похожа на свою мать, и вспоминая, как миссис Холли нравилось готовить еду для многолюдных сборищ – родителей членов футбольной команды, подруг по бридж-клубу, знакомых, которые собирались у нее после библиотечных распродаж или подсчета голосов в ночь после выборов.

Размазывая масло по хлебу, Клара вдруг заметила, что она думает об Антуане де Персане. Да, он не зашел к ней вместе с остальными, но почему она решила, что тому были особые причины? Какая разница? Глупо надеяться, что он приехал сюда ради нее, что ему хотелось повидаться с ней. И потом, она никогда бы не ввязывалась ни во что такое. Но какое? Клара смутилась, заметив, какой нелепый, непозволительный оборот приняли ее мысли.

Клара принесла херес, сеньора Альварес – бокалы, десертные тарелки и салфеточки с вышитыми петухами. Последние Делия осмотрела с профессиональным интересом и решила, что это салфетки американского производства примерно 30-х годов.

– Я привезла их из Лейк-Осуиго, – объяснила Клара.

Наконец, согревшись и обсохнув, мэр пожал руку Кларе, потом Тиму, Анне-Софи и даже Делии, и тот же ритуал повторили все его спутники: рукопожатия и прощания заняли несколько минут. Гости расселись по машинам. Перед уходом французы слегка оживились и завели милую беседу о погоде, деревенской библиотеке, ветхом мосте у перекрестка и планах его починки. Об охоте никто не упомянул. Клара отметила их тактичность.

С помощью Анны-Софи и Делии она принялась наводить порядок, собирать бокалы и тарелки, смятые салфетки и пепельницы. Почему-то женщинам нравится убирать в доме после визита гостей, думал Тим. Особенно удовлетворенной выглядела Клара. На одном блюде осталось полдесятка нетронутых сандвичей – в основном с арахисовым маслом.

– Я заметила, что никто не спросил, можно ли здесь курить, – сказала Делия, хмуро посматривая на пепельницы.

Женщины не сразу обратили внимание на то, что Серж Крей опять спустился вниз и теперь окидывает взглядом режиссера грязные тарелки, бокалы и скомканные салфетки. Как и Тим, он сразу заметил несъеденные сандвичи с арахисовым маслом. На одной из тарелок остался надкушенный сандвич.

Усмехнувшись, Крей саркастически произнес, обращаясь к жене:

– Только тебе могло прийти в голову угощать арахисовым маслом французов.

Клара улыбнулась и отвернулась, будто не придав словам мужа особого значения, но тон Сержа неприятно поразил Тима, дал понять, какие отношения существуют между Кларой Холли и ее супругом, позволил увидеть, каков их брак. Раньше Тим не думал о повседневной стороне брака, о неизбежных ссорах, общих радостях и разочарованиях. И о резкостях в адрес жены, которые могут вырваться у мужа в присутствии посторонних. До сих пор он ни разу не сказал Анне-Софи грубого слова, у него даже не возникало подобного желания. Но некоторые ее привычки раздражали Тима. К примеру, то, что она курит. Иногда она не признавала простые, но такие понятные англосаксонские культурные ценности. Только теперь Тим осознал, что эти недостатки могут стать миной замедленного действия.

Жестокость и резкость Крея пробудили в Тиме рыцарские чувства по отношению к Кларе. Ему хотелось заверить несчастную красавицу, что далеко не все мужчины стали бы упрекать и осуждать ее и что сандвичи с арахисовым маслом прекрасно вписываются в общие представления о гостеприимстве. Его охватило желание обнять ее и утешить.

Анну-Софи тоже встревожила и разочаровала пренебрежительная фраза Крея. «Только ты способна на une telle bêtise». Всего тремя словами этот человек унизил Клару, притом совершенно несправедливо, ведь эти сандвичи приготовила Делия. И хотя масло выглядело неаппетитно и напоминало испражнения, угощение было вполне съедобным и предлагалось от чистого сердца. А мадам Крей будто ничего и не заметила, словно давно привыкла к грубой критике мужа и подвергалась ей так часто, что уже перестала чувствовать боль и обиду.

Так вот что это за брак! Неслыханная женская покорность ошарашила Анну-Софи. Она бы разбила тарелку об голову Сержа! А Клара Холли сделала вид, будто не заметила – а может, и вправду не заметила – грубость мужа, явный намек на то, что более глупой женщины, чем она, на свете не найти. Глупостью она превзошла всех! И эти слова он произнес в присутствии посторонних – Тима, девушки из Орегона, какого-то мужчины, который представился Анне-Софи дизайнером ландшафтов.

Анна-Софи перевела взгляд на Тима. Как она и надеялась, в его глазах светила любовь к ней, и это говорило о том, что он не сможет так грубо обращаться с ней. Их брак будет идеальным. Она задумалась о том, как красив ее любимый, как она любит его, как хорошо, что они встретились. Жаль только, что она недостойна его, поскольку не блещет красотой! Вот если бы ей научиться у мадам Крей всепрощению и спокойствию! Она вновь мысленно призналась в любви будущему мужу. Никто, кроме него!

– А что, арахисовое масло для них слишком американская еда? – задумчиво спросила Делия, которой было небезразлично мнение мэра и остальных. Какие болваны! Как ужасно быть замужем за толстяком, пусть даже знаменитым, который способен обругать тебя за такой пустяк, как сандвич с арахисовым маслом, да еще в присутствии посторонних!

– Это один из культурных барьеров, – объяснила Клара.