Здесь я должна приостановить свой рассказ, чтобы найти верную дорогу посреди событий нескольких последующих дней. Эти события изменят нашу жизнь и нас самих. Я, разумеется, знаю, что каждое явление влияет на другие, идущие за ним, так что можно говорить о последовательности происходящих событий. Но «катастрофы сами ставят вещи на свои места», говорил Гюго. Жаль, что мы не прислушались к классику. Тогда нам, может быть, удалось бы избежать катастрофы.

Итак, мы собирались в «Евро-Диснейленд». Марджив и я брали Женни, а Сюзанна — Поля-Луи и Мари-Одиль, детей Шарлотты. Рокси тоже хотела ехать, но в последнюю минуту сказала, что ей нездоровится.

Мы с Марджив были воплощением внимания и заботы. «Может быть, пришло время?»

Нет, слабым голосом отвечала Рокси, на схватки не похоже, но все равно ей трудно вышагивать километры по парку, да еще в такую погоду. Уже в поезде мы с Марджив перекинулись несколькими словами и решили, что Рокси просто захотелось побыть одной, без нас и без Женни.

Я не одобряла поездки. Не могу представить себе, зачем европейцы ходят в «Евро-Дисней», не говоря уж об американцах, у которых есть свой собственный увеселительный парк в Калифорнии, если вдруг им захочется его посмотреть. Но мы не горели желанием. Конечно, Честер и Марджив возили нас туда, когда мы были детьми, и нам все безумно там нравилось.

Добираться до «Евро Диснея» надо поездом, около сорока минут на восток от Парижа. Поскольку Женни не вырастала на мультяшках о мышонке Микки и утенке Дональде, она не знала, какие чудеса ожидают ее там. Она все-таки французский ребенок, а не американский. В детском садике она и подцепила всякие словечки и восклицания вроде «о-ля-ля!», так как Рокси говорила с ней только по-английски. Она знала, что сегодня они едут на экскурсию, и радовалась, что с ними будет другая бабушка и ее двоюродные братик и сестренка.

— Как красиво! — вежливо произнесла Сюзанна, когда мы подошли к розовеньким домикам, выстроенным к приближающемуся Рождеству вдоль дорожек парка с цветущими рододендронами.

По углам окошек был искусно распылен снежок. С чувством стыда и раздражения я ожидала увидеть ряд картонных игрушечных замков, воплощающих американскую мечту о былом величии Старого Света. Каково же было мое удивление, когда передо мной выросло красивое, похожее на свадебный пирог здание с викторианскими арками и радужным стеклом в окнах. В нем было что-то знакомое, американское. Мое намерение возмутиться и извиниться за то, что моя страна выставила такую безвкусицу, улетучилось.

— Смотри, похоже на «Дель Коронадо», отель в Сан-Диего, правда? — сказала Марджив. — Эта гостиница построена по типу одного из наших калифорнийских отелей, — обратилась она к Сюзанне.

— Да, очень похоже на Калифорнию, — отвечала та. — Правда, я видела только Санта-Барбару. А эта гостиница действительно прелестна, только готовят здесь, говорят, неважно.

Теперь я стараюсь припомнить, что мы делали целый час до того, как произошло это странное событие. Нам было хорошо и весело в этой идеализированной Америке. Мне было приятно очутиться снова дома, в Америке, очищенной от всего современного, где видна ее первоначальная суть: домики с переливчатыми стеклами в окнах и разукрашенными, точно пряники, крылечками, безобидные, похожие на детишек, крольчата и мышата, веселые карлики, сказки со счастливым концом, Санта-Клаусы и мужественные ковбои, конские привязи, пыхтящие паровозики. Казалось бы, давно пора забыть примитивное прошлое, но ты против воли поддаешься очарованию мира, где не было жевательных резинок и оружия массового поражения.

Мы сели в игрушечный поезд, который повез нас на Запад, в Сьерра-Неваду, мимо озера, похожего на Тахо. Для нас тут не было ничего экзотического, но Сюзанна то и дело негромко восклицала: «Как красиво!», а Женни заливалась от души, увидев полуголых девиц в дансинг-холле и мужиков-злодеев. Потом мы зашли во Дворец Спящей красавицы — la Belle au Bois Dormant, объяснила Сюзанна детям. Мы сфотографировали друг друга и потом поплыли к пиратам.

Во время этого дурацкого плавания лодка качалась, как мой французский мир, и я прижималась к Женни, визжащей от страха при виде страшных рож головорезов и почти настоящих крокодилов.

Я понимала, что моя любовь к Эдгару была как эта забавная прогулка по игрушечной Америке, была не в самом деле, а понарошку. Но есть и разница — когда мы выйдем из «Евро-Диснея», то останемся такими, какими были до него. А я никогда не буду прежней после месяцев, проведенных с Эдгаром в придуманном Париже. Я непоправимо изменилась, хотя не знала в чем. Я вспоминала, чуть не плача, наш последний разговор, потом, собрав силы, хваталась за лучики последней надежды, что наши свидания будут продолжаться. Его слова, что ему надо ехать, были сказаны сразу же после того, как я объявила, что нас «засекли», и между ними нет никакой связи. Он просто уезжал в Загреб, и все. Потом меня снова потянуло ко дну. Эдгар давно собирался сказать, что все кончено, а то, что про нас в это время узнали, — это чистое совпадение. Но как они узнали? По злосчастной сумочке? А сколько стоит «Урсула»? Тот тип с Блошиного рынка — он собирается продать мне супницу миссис Пейс? У меня голова кружилась от качки утлой лодчонки посреди бурного океана и от перепутавшихся мыслей.

Мы стоим среди карибских флибустьеров и смотрим на далекие корабли в голубой дали, и вдруг к нам подходит один из пиратов. Глубоко посаженные свирепые глаза, ухмыляющийся рот, как акулья пасть — брр! Я вздрогнула от неожиданности, когда он дотронулся до меня рукой. Вообще-то участникам диснеевских представлений не положено заговаривать с посетителями, но он заговорил, и это было как в фильме ужасов, когда начинают двигаться глаза портрета.

— А-а, младшая сестренка! Счастливый случай.

Кто это — одноногий Джон Сильвер? Веселый Роджер? Через секунду я узнала черты мужа Магды Тельман, юриста. Он улыбнулся Сюзанне и Марджив.

— Это моя мама и… — Я запнулась, вспомнив его пьяную необузданность. Сейчас он был вежлив и спокоен, но я подумала: стоит ли говорить, кто Сюзанна, кто Женни и другие дети? Собственно, это была не мысль, а что-то мимолетное и опасливое.

Странно, что он здесь, одетый в просторную белую рубашку навыпуск, похожую на пиратскую блузу. Во всяком случае, он имел отношение к парку.

— Я так рад видеть ее, — почти весело обратился он к Сюзанне и Марджив. — Хочу, чтобы она помогла мне в одном деле. А пока ее не будет, дамы, я покажу вам кое-что интересное.

Дамы были смущены и смотрели на меня, чтобы я подтвердила, что знаю этого мужчину.

— Все в порядке, — начала я. — Мы вот собираемся в Страну будущего или как она там называется.

— Пожалуйста, — сказал он, крепко схватив меня за руку, и отвел в сторону. — Мне нужно, чтобы вы подкатили сюда мою машину. — Поверьте, у меня веская причина, но сейчас нет времени объяснять. Я скажу, где она стоит. Вы окажете мне большую услугу.

Я так привыкла быть на побегушках, что у меня чуть не сорвалось с языка «ладно!», но я почему-то заколебалась и ответила: «Извините, не могу». Он еще крепче сжал мою руку. Я видела, что он нервничает. На лбу у него выступил пот, хотя было довольно холодно, а он был без пальто. Свободной рукой он пошарил в кармане брюк и вытащил бумажник. Потом отпустил меня, достал оттуда свою фотокарточку, вставленную в пластиковую рамку с какой-то надписью, и сунул ее мне в руку.

— Когда подкатите машину, можете пригласить своих знакомых на хороший обед в гостинице «Диснейленд» за мой счет. И вообще с этой штукой где угодно вход бесплатный.

Я молчала, он снова схватил меня за руку.

— Значит, так… Белый «опель», взят напрокат, стоит у западной ограды. Номер я не помню. Если там несколько таких, придется попробовать ключом. Садитесь на парковый поезд тут же, в Стране фантазии… Впрочем, нет, дойти быстрее. Прямо вдоль путей. Вот ключи.

— Да, но… — начала я.

— Пожалуйста! — Что-то в его тоне заставило меня подчиниться. Может быть, даже угроза. И еще — как крепко он сжимал мне руку и смотрел на Женни. Американцы за границей охотнее помогают друг другу, чем дома. Почему бы не помочь и мне? Но с сожалением признаюсь, что окончательно убедил меня бесплатный пропуск на аттракционы.

— Поезжайте по служебной аллее до того места, где я увижу вас из Дворца Спящей красавицы. Мы будем там. У вас это отнимет минут пятнадцать, не больше, а для меня это великое дело. За ваших не беспокойтесь. Я проведу их по всему дворцу.

— Изабелла, ты куда? — воскликнула Марджив.

— Вернусь через несколько минут. Познакомьтесь с мистером Тельманом, — сказала я и пошла по периметру парка туда, куда сказал он. Мне было не по себе.

Я шла уже больше пятнадцати минут — сквозь сосновую рощу и заросли шалфея. Мне казалось, как будто я в Калифорнии, на ногах у меня семимильные сапоги и одним шагом я перемахиваю огромное расстояние. Пейзаж каждую минуту менялся. Вот пустыня, усеянная кактусами, и стадо коров-лонгхорнов. Лощина со старым заржавленным джипом внизу. Поднявшись на возвышение, я увидела побеленный сарай из секвойи. Похоже, я у озера Тахо. И наконец, за маленькой деревенской железнодорожной станцией сквозь чащу горного кустарника я различила автостоянку. Я шла минут двадцать, не меньше. Свернула на дорожку — нет, не туда, пошла по другой, проходившей под путями миниатюрной железной дороги, и очутилась среди грузовичков, электрокаров, небольших цистерн со смазкой и огромных уборочных машин. В стороне у ограды одиноко стоял белый «опель». Он был не заперт. У меня было такое ощущение, будто я угоняю чужой автомобиль. Да и как можно себя чувствовать в такой ситуации? С другой стороны, что может случиться среди бела дня в «Евро-Диснее», где тысячи и тысячи посетителей? Объездчики в ковбойских шляпах смотрели, как я сажусь и завожу машину. Все они были французы, в парке и работали в основном французы, но в стетсоновских шляпах и ковбойских сапогах они были похожи на американцев. Я едва успела подъехать к служебной аллее, как у выезда появился «плимут» с надписью «шериф» на дверце и из него выскочили французские полицейские с пистолетами в руках.

Подняв руки, я вылезла из машины. Кто из американских кинозрителей не знает, что надо делать именно так? У нас тоже были зрители. Сверху, с эстакады, на нас смотрели десятки пассажиров поезда. Они, наверное, подумали, что мы участники живой картины из американской жизни.

Жандармы поставили «опель» на прежнее место, а меня заставили сесть к ним в машину. Стали задавать вопросы. Что я здесь делаю? Чей это «опель»? Где человек, который взял его напрокат? В каких мы с ним отношениях? Теперь я говорила по-французски лучше, чем тогда, когда Рокси резала вены. Во всяком случае, я сумела выдавить из себя несколько слов. Они выслушали, что я говорила о Тельмане, о том, как я познакомилась с ним, о том, что он сейчас с моей матерью и маленькой племянницей, что там еще невысокая француженка-блондинка с ее другой внучкой и внуком.

Выслушать-то они выслушали, но вот поверили ли они мне? Так или иначе, меня не отпустили.