Никто не бывал в Искьярде, затерянном на самом севере земли, с того времени, десять тысяч лет назад, когда закончился Золотой Век. Именно тогда боги заспорили между собой, кому из них править планетой. За это они и сражались на Сияющей Равнине. Из всего пантеона выжили только двое, Ре и Исс, тяжело раненые и излечившиеся только благодаря магии священных сосудов: Серебряной Чаши Ре и Черной Чаши Исса.

После битвы на Сияющей Равнине земля была охвачена огнем, небо стало темным и мрачным. Ни Ре, ни Исс не видели, чем править. Их манили звезды — звезды, с которых они пришли и где все еще жили демоны. Боги сели на своих жеребцов-драконов и улетели в небо.

А что случилось с другими богами, теми, кого убили во время битвы? Только Эревона, брата Ре и Бога Луны, похоронили в могиле — в его дворце в земле бессмертных, в Лорне. Кости других так и оставались на поле боя, пока не пришли люди и не потащили их остатки в Искьярд. Но путешествие была далекое и тяжелое, а солнце все еще было скрыто могучими пепельными вихрями и снегом, непрерывно падавшим с неба. Все люди, связанные между собой веревками, погибли, а кости колоссов, которые они волокли, были потеряны. Потом снежные бури стали еще страшнее, и похоронили под снегом весь город Искьярд, навсегда.

Но два бога были в безопасности. Ре поднялся в небеса на своей солнечной колеснице и какое-то время носился там, не показывая себя земле. Прошли годы, его лучи сумели пробиться через крутящиеся облака, которые покрывали землю, и для человечества опять взошло солнце.

А Исс вошел в темный портал планеты ночи и могил, Плутона, осужденный вечно жить в ее пурпурных глубинах. Но и в этом темном месте он не мог забыть землю, такую прекрасную, не мог забыть как люди поклонялись ему, брату Ре. И вот, когда небо земли очистилось и он посмотрел на нее вниз со своей звезды, то увидел, что люди забыли его, и поклоняются только солнечной колеснице его брата.

Злость и ярость овладели им, так как Ре победил: не на поле боя, но в битве за сердца людей. И тогда Исс решил взять реванш и разработал хитрый план: только благодаря силе поверивших в него он мог вернуться обратно из места, ставшего для него тюрьмой. На этот раз Ре будет побежден, и бесконечная ночь воцарится на земле, навсегда. А потом он уничтожит человечество, всех, до последнего человека, потому что они предали его и обратились к Ре. И он будет жить, один, в вечной темноте.

Прошли столетия. Когда люди спали, он посылал свою тень в мир, и темный туман проникал в любую нишу и в любую щель, в поисках того, кто мог бы его освободить. Он искал пять тысяч лет, пока, однажды ночью, туман не опустился на Искьярд, могилу богов. Там он нашел потомков тех жрецов, которые напрасно ждали, когда им принесут мертвых богов из Сияющей Равнины. Среди них был человек, наделенный талантом к магии: волшебник Маризиан. Исс увидел, что маг, как и все, коснувшиеся тайны магии богов, стремится к большему. Он послал волшебнику сон, и Маризиан увидел Теневой Жезл: могущественный артефакт, при помощи которого жрецы Искьярда когда-то открыли ворота в мир Теней, дав возможность мертвым богам пропутешествовать в земли мертвых. Когда Маризиан проснулся, в его памяти горели картины, посланные Иссом, и слова заклинаний. Не выдержав искушения, он вошел в подземный мир и открыл ворота. Но он не нашел там никаких тайн: вместо этого оттуда хлынули духи мертвых, которые перебили всех жителей Искьярда. Маризиан сбежал, а духи поднялись высоко в небо и затмили лик солнца, его свет стал слабеть и земля начала умирать. Когда люди увидели этот умирающий свет, они прокляли Ре и вспомнили о Боге Тьмы, Иссе.

Маризиан бежал, забрав с собой Жезл и магической меч, Зуб Дракона, которым он запечатал ворота проклятого города, так что ни один человек не мог войти в него. Он отправился на юг и основал город Тралл. Там он написал Книгу Света и Книгу Червя.

Прошло еще пять тысяч лет. И в Искьярд опять вошел человек, первый за все это время. Только магия Теневого Жезла, который он принес из Тралла, помогла ему остаться в живых. Но от двадцати тысяч человек, которыми он когда-то командовал, осталось только трое. Это был Барон Иллгилл, бывший повелитель Тралла.

Восемь лет назад он начал войну между Огнем и Червем; потом его армия была разбита на поле Тралла и он убежал вместе с Жезлом. Тем не менее он верил, что у него есть шанс спасти мир от Исса. Надо только опять запечатать ворота в Мир Теней. В поисках ворот он спустился далеко под землю, в подземный мир Искьярда; он был близок к разгадке тайны, но силы оставили его. Пришло время отдохнуть, время собрать все, что осталось для последнего броска через темноту.

Барон приказал двум своим людям покинуть подземный мир и вернуться на поверхность. Это были Зар Суркут и Отин. Они поднимались обратно по пути, по которому с таким трудом спускались последние несколько недель: каждый уровень подземного мир стал могилой одного или нескольких из их товарищей. Но сейчас им улыбнулся Ре, потому что комнаты, такие опасные на пути вниз, были странно пусты и спокойны. Никто не мешал им, и они поднимались вверх, преодолевая уровень за уровнем, их единственный факел казался светлячком в обширных подземных залах, где тени походили на темные глубины океанского дна.

По потертым веревкам, повешенным несколько месяцев назад, они преодолели стофутовую шахту, и благополучно, несмотря на все опасения, перешли через пропасть по узкому деревянному мостику, который они тогда же соорудили. Вверх и вверх, надежда росла с каждым шагом. Потом, наконец, они увидели каменные коридоры нижних этажей огромной пирамиды Искьярда. Там они остановились, тяжело дыша, у основания последней шахты, выводящей на поверхность. Оба посмотрели вверх, на самую первую веревку, которую они повесили здесь месяцы назад: в темноте она казалось бледной виноградной лозой. И вообще слегка посветлело: возможно сейчас наверху короткий арктический день и слабые отблески солнечного света проникают сюда из входа в пирамиду высоко над ними.

В этот момент Отин дернул Суркута за плащ. — Ты видел? — прошептал он, в его голосе послышался страх.

— Что? — спросил Суркут, поднимая факел повыше, но его гаснущий свет только ослепил их.

— На верхушке шахты я видел лицо! — прошипел Отин.

— Шахта высотой в двести футов, — ответил Суркут. — Неужели ты мог видеть что-то, находящееся так далеко? — Но и его голос дрогнул от волнения и беспокойства.

Ночное зрение обоих мужчин исчезло, в слабом сером свете они не видели ничего высоко над собой. Они посмотрели один на другого, мысленно решая, должны ли они рискнуть в последний раз и подняться наверх. Их худые, изнеможенные тела ответили: да, должны. Если они останутся здесь, то умрут от голода. А также Эндил и барон, оставшиеся с Жезлом внизу, которые ждут их вместе с едой.

Суркут полез первым, подтягиваясь по веревке, слабой ниточке, ведущей к свету и еде. В любой момент кто-то или что-то, которое Отин видел снизу, могло перерезать веревку, и он мог разбиться насмерть. Но Отин и остальные двое также умрут вслед за ним, потому что если эта веревка оборвется, не будет ни пути на поверхность, ни еды.

Наконец он добрался до верху, ноги горели от боли, пот тек с усталого тела. И никого не было видно в сером свете, лившимся из Зала Призраков. Он вдохнул свежий ветер, дувший от входа в пирамиду: холодный, но чистый, особенно после вонючего воздуха подземелья. В этот момент появился Отин, перевалился через край шахты и упал на землю, тяжело дыша и ругаясь.

Они немного отдохнули, потом вышли из пирамиды на жестокий мороз арктического дня, бледное солнце, к тому же скрытое за плотными облаками, тем не менее почти ослепило их. Низкие облака висели над городом с его тысячью башнями, угрожая очередной снежной бурей.

И тем не менее что-то изменилось. Воздух трещал от странной энергии и что-то еле слышно жужжало. Казалось, что звук идет откуда-то сверху, от фронтонов храмов и верхушек башен, скрытых низкими облаками.

Потом раздирающий уши рев перекрыл вой ветра, и в сером небе расцвели невиданные цветы — гейзеры оранжевого пламени. Внезапно над ними нависла темная тень, облака расступились — и они увидели огромные крылья, сверкающую всеми цветами радуги броню и извергающий огонь клюв. Дракон. Небо было полно ими. Все больше и больше их пролетало по небу и исчезало, по-видимому садясь на невидимые снизу башни.

Никто не видел ни одного дракона со времен богов. Почему они вернулись в землю людей? Драконы — создания Ре; могут ли они повредить им, последним из Легиона Огня? Наверно нет. Но страх победил любые доводы рассудка. Низко пригнувшись, Суркут и Отин бросились через покрытый снегом двор к зданиям, стоявшим рядом с пирамидой. Только очутившись внутри они почувствовали себя более ли менее в безопасности, хотя отдаленный рев драконов доносился и туда.

Они отдышались, зажги факелы и углубились в лабиринт, направляясь к тому месту, которое, впервые оказавшись в нем, назвали Залом Жизни. После темноты подземного мира, перед ними предстало настоящее чудо: большой сводчатый потолок, сделанный из полупрозрачных кристаллов, через который лился слабый поток солнечного света, лучи которого, собираясь и усиливаясь стеклянными призмами, разбегались по всему залу и весело танцевали на полу и стенах.

В центре пола был бассейн со спокойной водой, а в альковах вокруг него они увидели еду на золотых подносах, свежую, как будто только что приготовленную и поданную. Деликатесы, собранные со всего мира: пятьдесят различных сортов мяса и жаркого, теплый хлеб, мед, золотые бокалы с вином.

Зал Жизни, да, но и Смерти.

Когда они впервые пришли в город, именно здесь, в этом зале, умер Аргон. Тогда, как и сейчас, они страшно хотели есть, и хотя барон предупреждал их, все набросились на еду. Спустя несколько минут Аргона начало рвать кровью и он умер. После этого, каждый раз, когда кто-нибудь брал кусок с одного из блюд, он вспоминал Аргона и его ужасный конец; магическая еда, невероятно изысканная и вкусная, почти душила, попадая в пересохшее горло.

Суркут и Отин быстро наполнили свои рюкзаки едой, появившейся с того времени, когда они были здесь в последний раз, а потом набили животы до предела, из-за голода позабыв о судьбе Аргона. Но голод не только заставил их позабыть осторожность, из-за него они задержались в Зале Жизни дольше, чем был должны. Они замерзли и почувствовали, что свет гаснет, а на краях сверкающего зала растут тени.

И появился Меришадер. Раньше, когда они были с бароном, их защищал свет Жезла, но сейчас до Жезла было далеко… Они отступили назад от собравшихся теней, потом побежали. Но еще больше теней ждало из в Зале Слуг; твари бросились на них как саранча, они падали как тараканы с потолка и черным облаком струились над белой мостовой.

Каким-то образом Суркут и Отин прорвались через их кольцо, хотя даже прикосновение к такой твари означало смерть. Люди выбежали во двор, над их головами ревели драконы, и бросились внутрь огромной пирамиды. Пока все было тихо, Меришадеры не преследовали их, пока. Они внимательно осмотрели обнаженные части тела: лица, шеи и ноги. И на шее Отина обнаружили маленькое пятнышко, похожее на родинку. Оба знали, что это означает. Именно так умер Ниракс.

И тут они услышали звук: кто-то шел, шаркая ногами, по Залу Призраков. Они с ужасом посмотрели друг на друга и, добежав до веревки, полезли вниз, так быстро, как только могли.

Начался обратный путь. Орин молчал. Суркут говорил обо всем на свете, но только не о пятнышке на шее своего друга, безуспешно пытаясь забыть о том, что он видел.

Они спускались все ниже и ниже; время от времени они слышали что-то за своей спиной, поворачивались, протягивали факелы обратно и не видели ничего.

Так они вернулись к Барону Илгиллу.

Уже издали они заметили свет Жезла и зашагали быстрее по облицованному кирпичом туннелю. Вода дождем падала с потолка, так что они брели по руслу неглубокой подземной реки. Барон был в точности там, где они оставили его неделю назад, а Эндил стоял на страже. Барон взглянул в их направлении, когда услышал шаги по длинному, не меньше мили в длину коридору; его глаза были молочно-белыми: от постоянного света Жезла он почти ослеп.

Суркут выпалил всю их историю: драконы, Зал Жизни, Меришадер, чувство, что за ними шли всю дорогу назад. Как только он закончил, Отин упал на пол, изо рта потекла пена, на губах высыпали белые пятна. Ноги стали дергаться и он потерял сознание.

За следующие несколько часов сыпь распространилась со рта на все тело, покрыв его чем-то вроде тонкого белого пуха. Тело под пухом покрылось пленкой и он перестал дрожать, когда нити закрыли запавшие глаза и нос. Потом его лицо вообще исчезло под паутиной, которая затвердела и стал напоминать маску. И очень скоро все его тело оказалось, как в коконе, внутри твердой непробиваемой оболочки.

Именно тогда барон ударил Жезлом в сердце, оплетенное паутиной, чтобы человек внутри больше не мучался. А потом, когда кокон взорвется и разлетится на части? Отин станет таким же как Ниракс, одним из них, Меришадером, Существом Тени.

Барон поставил дымящийся Жезл в нишу, находившуюся в стене коридоре. Жезл шипел, когда капли воды падали на него. Рядом с нишей был альков, и там они похоронили Отина, завалив вход в него блоками, упавшими с мокрого потолка. Потом посмотрели на свою работу. Да, когда он проснется, его это не удержит.

От Легиона Огня осталось только трое. Когда-то в нем было двадцать тысяч, но это было семь лет и тысячи лиг назад.

Барон прислонился к мокрой кирпичной стене, от усталости опустив голову на грудь; там, где его лицо не было обожжено или покрыто черной бородой, оно казалось смертельно бледным. Как любовник, который ненавидит неутолимую похоть, но не может жить без нее, так и он глядел на горящий Жезл, который сверкал так же ярко как и тогда, много лет назад, когда он в медной шкатулке принес его в Тралл. Барон глядел и не мог наглядеться на него, сверкающее чудо, в которое он влюбился в тот момент, когда впервые увидел его в темноте гробницы Маризиана.

Жезл освещал потолок в пятидесяти футах над ними, и сотни ярдов туннеля, протянувшегося на милю вперед и назад.

Свет Теневого Жезла: человеческий глаз не в состоянии долго глядеть на него. Прямоугольник сине-белой энергии, которая сжигает сетчатку, путь в другой мир.

И человеческая плоть не в состоянии даже коснуться его — как и барон, который нес Жезл всю дорогу от Тралла. Лицо и руки Илггилла были в черных волдырях, губы — открытая рана. Энергия жезла прожгла насквозь полированную металлическую кирасу и обжигала ему грудь.

Горло горело от ожогов, и единственным средством заглушить боль оставалась падавшая с потолка вода, которую он жадно пил. Еда из Зала Жизни, которую принесли Суркут и Отин больше не манила его к себе. Жезл, Теневой Жезл: только его свет, медленно убивая, давал ему цель в жизни.

В Книге Света написано, что Жезл вылечит умирающее солнце, и хотя барон не был ни предсказателем, ни мудрецом, он верил в Бога Света, Бога, чьим инструментом он был, который руководил им в Тралле, и который, несмотря на бесчисленные опасности, сохранил его живым и привел сюда, в исконный дом Богов.

Но хотя Бог привел его так далеко, Барон знал, что Жезл предназначен не для него, а для Светоносицы — она придет сюда, вслед за ним. И тогда возрожденное солнце, как золотое видение, засияет над погруженными в тень полями, холмами и городами, и исцелит мир. Опять придет золотое лето, своими теплыми руками поднимет цветы и деревья, которые гибли, лишенные солнечной ласки. Поля опять начнут приносить урожай. Свет возрожденного солнца омоет мир, небо станет лазурно-голубым. Но он, Иллгилл, никогда не увидит будущего. Никогда он не посмотрит в лицо Ре, никогда не увидит Солнце. Для него остался только один свет, свет Жезла.

Барон зашевелился и поднял голову. В магическом белом свете Жезла он ясно видел обоих своих товарищей. Но более пристально он посмотрел на Зара Суркута, думая о внешнем мире и о странах, которые еще поклоняются Пламени. Наверняка Червь покорил всю Империю, от запада до востока, а Галастра? Такая далекая от Тире Ганда, такая далекая от чего угодно. Быть может легионы Тире Ганда никогда не пересекут Астардианское Море?

Надежда на то, что Огонь все еще где-то горит, несмотря на поражение на поле Тралла, поддерживала его все это время, когда он в мороз пересекал Палисады, пробивался сквозь Полунощную Чудь в магическую Страну Лорн. Только десять из его людей добрались до Лорна. И тогда он решил: хватит с него смертей. И он остался ждать там, в месте, где не было времени, куда беспокойству и тревогам вход был запрещен. Но даже в этой стране бессмертных, в Лорне, ему не было покоя. И когда он увидел картины будущего в кристаллической комнате под дворцом, он понял, что должен идти.

Барон коснулся Жезлом рукоятки молота Бронзового Воина, и их понесло через разные планы бытия, как если бы они летели золотой дорогой через воющую пустую темноту. Секунду назад он был в Лорне, а потом, как если бы вспышка света сорвала с глаз пелену зрения смертных, он увидел совсем другое. Искьярд, вот что он увидел, и в то же мгновение на него обрушился холод, железный холод. Великая Площадь, покрытая снегом, протянувшаяся во все стороны, и башни, тысяча башен, рвущиеся к бронзовому небу. А посреди храмов и башен — огромная пирамида, поднимавшаяся в небо в полутьме короткого арктического дня. А вокруг площади стены города, каждые несколько ярдов прерывавшиеся массивными круглыми башнями, сделанными из розового камня, сверкавшего даже в полутьме: казалось, что вдали исчезают стоячие волны.

С того момента прошло долгих двенадцать месяцев. Тогда он надеялся, что они, остатки легиона, смогут победить опасности подземного мира и, используя магию Жезла, вылечить умирающее солнце.

Он был слишком самоуверен: задача не для него, но для тех, кто пойдет по его следам. Так написано в пророчествах, да и предсказатели, вроде Аланды, сотни раз говорили ему об этом в те блаженные времена, когда он правил городом. Но он не обращал внимания ни на них, ни на их слова. Только теперь, когда конец близок, он вспомнил об этом.

От двадцати тысяч солдат и офицеров легиона осталось трое, и он один из выживших. Если подумать, какой у него был шанс стать одним из этих троих? Мизерный, бесконечно малый. Все вражеские копья, мечи и булавы на поле Тралла метили в него: а он не прятался, одетый в красно-черные доспехи, с изрыгающей огонь саламандрой Иллгиллов. Божество сохранило его. Божество или проклятие? Проклятие, которое заставило его видеть собственными глазами конец земли и смерть каждого из его людей, за исключением этих двоих. Внутренний взгляд барона полетел назад, через эту бесконечную пустую землю, над тысячами лиг тундры, отмечая места, где пали его люди, вплоть до самого конца, до поля битвы.

Да, Ре выбрал кого-то другого для спасения мира, не его. Светоносица — она придет. А его долг почти исполнен, и у него осталось единственное желание: опять увидеть сына, Джайала.

Пока он стоял, отдыхая у стены туннеля и думая о сыне, его воспаленный рассудок успокоился и на барона снизошел странный покой. Скоро он отдохнет. Вечно, но только тогда, когда придет Джайал. Его сын придет, скоро, барон знал это. Наверняка Джайал выполнил поручение, которое барон дал ему на поле Тралла: найти Зуб Дракона и принести к нему, где бы он не находился в этом мире.

Но время дорого: они находятся совсем близко от цели, того самого места, которого достиг Маризиан пять тысяч лет назад. Места, где волшебник нашел Теневой Жезл. Барон опять посмотрел в туннель, в том направлении, куда им надо идти — темнота, которая, казалось, хочет поглотить их всех.

Темнота, он не видел дневной свет с того момента, как они вошли в подземный мир. Там, наверху, мог быть день или ночь, но он потерял ощущение времени много дней назад.

Возможно в этом месте света не было никогда, даже во времена Маризиана. Искьярд, тот самый город, из которого маг убежал на юг. Теперь они идут по его следам и видят то, что он оставил за собой: во всяком коридоре и во всякой комнате, через которую они прошли, груды мумифицированных трупов, рот каждого черепа разинут в беззвучном крике. И все головы смотрят пустыми глазницами в сторону барона и его людей, значит опасность пришла сверху, оттуда, откуда они идут.

Нити судьбы, похоже, начинают завязываться в тугой узел: Суркут рассказал ему о драконах, вернувшихся в город. Свет должен начать битву со тьмой.

Суркут устало опирался о стену туннеля, не зная о том, что их предводитель внимательно разглядывает его. Это был человек с рыжеватыми волосами и лицом, покрытом белой бородой: очень стройный, даже худой, совсем не похожий на тех, кто умер, могучих мужчин, которые, казалось, были вырублены из дуба, и которые, тем не менее умирали, падая на колени и истекая кровью. В очередной раз барон спросил себя: почему судьба сохранила Суркута, когда куда более сильные люди погибали так легко?

Но сейчас барон изучал его не из-за внешнего вида, но пытался поймать свет, заточенный в призме его глаз, свет солнца, которого он, барон, никогда больше не увидит.

Другие шестеро солдат легиона, которые достигли Искьярда вместе с ним, разбросаны по разным уровням подземного мира под пирамидой, в местах, которые никто никогда не найдет: склепы, охраняемые тварями более страшными, чем Меришадер, или пропасти, в милю глубиной, куда кто-то из них упал. Здесь нет и не будет священных птиц, которые могли бы унести их кости к вечному свету Ре, или жреца, который прочитал бы молитву над их погребальным костром.

Но Отин будет жить снова. Он, как и Ниракс, вернется к ним обратно, в темноте, его лицо будет спутаннй массой нитей паутины, он возродится как Меришадер. Это подарок твари.

Барон мрачно посмотрел на непрочный каменный барьер, отделявший туннель от могилы Отина. От легиона не осталось почти ничего. Он поднял с пола кремень, наклонился вперед, прищурив глаза, наполовину ослепшие от света Жезла, и нацарапал имена умерших на кирпичной стене туннеля, рыхлой от воды, столетиями текущей по ней. Горвен, Ниракс, Отин, Минивер, Аргон и Крастил. Руки тряслись, и, когда он отступил назад, то увидел на мокрой стене каракули, ничем не лучшие, чем те, которые на улицах Тралла рисовали уличные мальчишки. Но этого достаточно.

Барон повернулся к двум выжившим: Эндилу и Суркуту. — Это знак: если мой сын найдет Искьярд, он поймет, что мы пошли дальше — дальше в глубины, к тайне. — Оба человека наклонили головы. Уже достаточно давно они решили, что он сошел с ума, но выбора у них не было — надо было идти в земли, забытые людьми. А сейчас они вообще ничего не думали и не старались понять. Просто слепо шли за ним.

— Мы должны идти, — продолжал барон, указывая на коридор, уходивший вниз. Суркур, если у тебя есть слова о сержанте, храбро сражавшимся за твой клан, скажи их сейчас.

Дворянин из Галастры гордо вскинул голову. — Милорд, никто из нас не больше увидит нашего Бога. Мы простая глина; только Солнце может дать нам жизнь: так пускай Второй Рассвет вернет Отину жизнь.

Барон посмотрел туда, куда глядел Суркут. Даже в ослепляющем свете Жезла сводчатый потолок подземелья был едва виден. Солнце, символ Ре, все еще светит там. И опять по его душе прошла тень. Кто не выдержит первым, умирающее тело или помраченный дух? Он мысленно взмолился: пусть Джайал или смерть придут как можно скорее.