Пока «Прекрасная Ундина» шла в направлении Гибралтара, лорд Графтон сидел в конторе верховного судьи Кеньона в Линкольнс-Филдс. С ним был его адвокат, хотя они с Кеньоном были старинными друзьями и уже по почте договорились, что бракоразводный процесс Графтона будет начат лорд-канцлером максимально скоро.

— Эта шлюха ничего не получит от меня, ни пенса! — злобно заявил Графтон. — И я требую принять билль, согласно которому все дети, которых она, возможно, заимеет, будут объявлены незаконнорожденными ублюдками!

— Все необходимые формальности будут обеспечены, уверяю вас, — заверил Кеньон. Он был человеком твердых шовинистических принципов, когда это касалось роли женщины в обществе. Более того, он полностью разделял моралистические взгляды лорд-канцлера Терлоу, полагавшего, что женщины, предающиеся прелюбодеянию, подрывают моральные устои нации. — И мы обеспечим, чтобы в деле фигурировала статья о признании незаконнорожденным любого зачатого вашей женой ребенка. Мы же потребуем, чтобы она лично предстала перед судом в палате лордов и подверглась перекрестному допросу.

— И этот ее мерзкий любовник тоже! Я требую для Дарли публичного унижения!

Кеньон предостерегающим жестом поднял руку: — Возможно, в этом отношении я вряд ли смогу помочь вам. Герцог Уэстерлендс обладает значительным влиянием и даже дружен с королем. Что же касается вашей жены, она предстанет перед судом и будет публично осуждена за свое аморальное поведение. — То, что сам Графтон имел репутацию горького пьяницы, не имело значения для человека вроде Кеньона, который охотно подписывался под проверенными временем двойными стандартами.

Мужчина мог делать все, что ему вздумается, в то время как женщина была обязана раболепно подчиняться всем нормам и условностям. Так всегда было, и так должно оставаться и в будущем.

Лорд-канцлер Терлоу и верховный судья Кеньон были против меняющихся социальных потребностей, а моральные ценности времени, выражавшиеся в признании большей ценности личного счастья, чем наследования собственности, не имело ни для кого из них ни малейшего значения. Они намеревались твердо противостоять новым, развратным и испорченным, взглядам на нравственность, которые угрожали устоям государства.

— Я хочу предъявить иск за преступное, криминальное поведение и к Дарли тоже! — яростно возопил Графтон. — Пусть он заплатит за развратные половые сношения с моей женой. — Процессы и иски на получение компенсации за прелюбодеяние жены от ее любовника заменили дуэли как средство возмещения морального ущерба. Хотя это были довольно редкие случаи в связи с высокой стоимостью судебных издержек. — Я хочу получить тридцать тысяч плюс извинения от этого блудливого козла.

— Вы уверены, что действительно хотите этого? — Главный судья бросил на Графтона испытующий взгляд. Ведь признать себя рогоносцем уже было достаточно постыдно, с другой стороны, факт выставления жены на всеобщее позорище, не в очень выгодном свете выставлял и самого мужа.

Графтон ощетинился:

— Ну, конечно же, я уверен. Я настаиваю на этом! Этот негодяй может сделать меня богаче, будь он проклят! Я хочу получить эти тридцать тысяч и хочу, чтобы он знал, что не на того нарвался!

Адвокат во время дискуссии тихо сидел в углу, страстно желая отработать свой гонорар любой другой деятельностью, лишь бы не выслушивать длиннющие тирады клиента в адрес собственной жены. По правде сказать, у женщины наверняка были достаточно веские причины удариться в бега. Графтон был просто невыносим. Но у мистера Элдона, эсквайра, была большая семья, которую надо было содержать, к тому же он строил скромный элегантный домик в Мейфэре, и не в его правилах было подвергать критике или осуждать прегрешения знати.

По счастью, когда за дело взялись лорд-канцлер Терлоу и главный судья Кеньон, в его обязанности входило в основном заполнение необходимых бумаг. И сейчас, когда Графтон собирался заставить лорда Дарли раскошелиться на тридцать тысяч гиней в качестве компенсации, вероятность увеличения его гонорара представлялась адвокату весьма недурной. А терраса за домиком, на которой настаивала его жена, была довольно дорогой.

В конечном счете, это же не были деньги скупердяя Графтона, а лорд Дарли был богат как Крез.

Графтон нервно махнул рукой:

— Значит, мы договорились?

— На текущий момент да, — согласился Кеньон.

— Пошлите весточку в мой клуб, когда я снова понадоблюсь. Я в Лондоне надолго. Мои люди расставлены в порту, так что я тут же буду знать, когда эта шлюха ступит ногой на землю Англии!

— У нас все будет готово на этот случай. Вы скоро ожидаете ее?

— Одному Господу известно. Она сбежала в Танжер на яхте Дарли на мифическую гусиную охоту, на поиски своего братца, который, несомненно, давно уже гниет в могиле.

Кеньон, прищурившись, откинулся в кресле:

— На яхте Дарли? Вместе с Дарли?

— Ну, конечно же, с Дарли, — огрызнулся Графтон.

— Вы уверены?

— Хахаль увез ее, — злобно подтвердил Графтон. — У меня надежные источники.

Неожиданно всплывшая информация удивила Кеньона. Лорд Дарли славился скоротечностью своих любовных связей, и долгое морское путешествие в Танжер говорило о крутом повороте и, возможно, смене приоритетов.

Отбросив в сторону моральные соображения, он решил действовать с осторожностью в этом деле.

Надо обо всем сообщить Терлоу. Герцог Уэстерлендс был грозным оппонентом.

— Хотя я должен предостеречь, Дарли с удовольствием бросит эту суку сразу, едва вернется в Лондон, — заявил Графтон со злорадством. — Он не выносит женщин подолгу.

— Несомненно, — двусмысленно ответил Кеньон. Оценка Графтона вполне совпадала с его собственной. Тем не менее, ничего не принимать, как данность было его девизом. Он тонко улыбнулся: — Почему бы нам, не встретиться снова после моего разговора с Терлоу?

Графтон указал тростью в сторону адвоката.

— Сходите за моим секретарем! — приказал он резким тоном.

Мистер Элдон поднялся с легким поклоном и улыбкой, но грубость Графтона обойдется ему дорого.

Он не любил, когда с ним обращаются как с лакеем.

И он не потерпит этого меньше, чем за пятьсот гинеи. Да еше неизвестно, выиграет ли Графтон свой иск о криминальном поведении Дарли или нет.

Выйдя в приемную, Элдон кивнул Тому Скотту.

— Ну что, он вас с дерьмом смешал, верно? — ухмыльнулся Том.

— А что, это так заметно?

— Не-а, он со всеми так.

— И с вами тоже?

— Скажем так, я здесь зарабатываю на мое будущее. — Том улыбнулся. — Он чаще бывает в стельку пьяным, чем трезвым, и когда он слишком зарывается, потом, глядишь, перепадает пятерка-другая гиней, а затем… кто знает.

— Терпеть его выходки должны стоить дороже, чем случайная пятерка с барского стола, знаете ли, — с чувством сказал Элдон.

Том расплылся в улыбке:

— Я же не говорю, как часто мне перепадает. Я просто боюсь, что он протянет еще достаточно долго, чтобы я скопил себе на маленькую ферму.

— Желаю вам всего наилучшего в этом плане.

— По случайности, вам неизвестно, когда леди Графтон собирается вернуться?

— Этого не знает никто. Она в Танжере с лордом Дарли.

— Не дайте старику Графтону и дальше портить ей жизнь.

Элдон вздохнул, раздираемый противоречивыми чувствами, собственная совесть поставила его перед дилеммой. С одной стороны, на процессе, затеянном Графтоном, он мог бы заработать приличные деньги. С другой стороны, взбунтовавшаяся против него женщина заслужила медали, а не публичного развода.

— Мне почему-то кажется, что лорд Дарли, не говоря уже о его отце, герцоге, сможет оказать большую помощь леди Графтон, чем вы или я, — заявил он, успокаивая как свою совесть, так и, надеялся он, председателя тоже.

— Это если он сам пожелает. Дарли ведь далеко не образец верности.

— Возможно, в этот раз он станет таковым. Да и Кеньон выглядел так, словно у него прихватило сердце, когда он узнал, что здесь замешан Дарли. Возможно, ему не захочется участвовать в процессе Графтона на его стороне. — Адвокат зарабатывал на жизнь, читая по лицам людей. Совершенно очевидно, что верховный судья был поражен и просто ошеломлен, услышав, что Дарли отправился в Танжер вместе с леди.

— Я мог бы следить за ситуацией, если вы не против, и спрашивать совета.

— Надеюсь, мы будем встречаться время от времени.

— Нет, конечно же, я не против. Спрашивайте обо всем. — Элдон не собирался хранить лояльность Графтону, да и вообще сложно представить, кто бы на его месте повел себя иначе. Он кивнул в сторону кабинета Кеньона: — Полагаю, эти вопли касаются вас.

— По счастью, я еще молод и полон сил, — ответил Том спокойно. — Он может вопить, сколько ему вздумается, ничего другого ему не остается. Доброго вам дня. — И, кивнув на прощание, он, не слишком спеша, направился к двери.