Рука об руку они подошли к карете и расположившимся возле нее мужчинам. Некоторые из них играли в кости, другие просто отдыхали, разлегшись на поросшей травой обочине дороги. Монро, которого вообще было сложно увидеть без книги в руках, и на этот раз был занят чтением. Однако, как только Элизабет и Джонни появились в поле зрения, все до единого оторвались от своих занятий, и последнюю сотню ярдов любовники шли под изучающими взглядами нескольких пар глаз.

— Мы едем в «Три короля» все вместе, — сообщила Элизабет Редмонду, подойдя к карете. — Благодарю вас за то, что… подождали, — добавила она, непроизвольно покраснев.

Редмонд дипломатично потупился, однако, когда в следующую секунду он перевел глаза на Джонни, в их проницательном взгляде читалось предупреждение. Повисло короткое молчание. Два огромных, сильных мужчины, привыкшие сами устанавливать правила, изучали друг друга, словно прикидывая, чего стоит потенциальный противник.

— Леди Грэм пригласила меня, — спокойно произнес Джонни.

— Не сомневаюсь в этом, — ответил Редмонд — вежливо, но по-прежнему настороженно.

— Это мое решение, Редмонд, — пояснила Элизабет, мягко дотронувшись до рукава начальника своей охраны.

Несколько секунд Редмонд, похоже, колебался, словно давая понять, что воины из Ридсдейла не только подчиняются чужим приказам, но способны и сами принимать решения. Затем он кивнул и сказал:

— Очень хорошо, миледи. Надолго вы собираетесь у нас задержаться? — равнодушным голосом охранника, обращающегося к хозяину за инструкциями, спросил он, повернувшись к Джонни.

— Нет, не надолго, Редмонд, — ответила Элизабет за последнего. — Сейчас идет сессия парламента. И я не хочу никаких осложнений, — добавила она, сделав ударение на последнем слове и многозначительно посмотрев на капитана своих гвардейцев, брови которого все еще были сердито нахмурены. — Лэйрд Равенсби — мой гость и едет в «Три короля» по моему личному приглашению. На этом вопрос закрыт. — Элизабет говорила быстро и категорично, в ее низко звучащем голосе слышалась непререкаемая властность.

— Ну вот, видите… — с ленивой усмешкой проронил Джонни. Он прекрасно понимал причины подозрительности, владевшей Редмондом, однако был намерен ехать в «Три короля» вне зависимости от желания главного охранника. — Я тут ни при чем. Леди Грэм решает все сама.

— Что ж, если это действительно ее пожелание… — пробормотал Редмонд.

— Именно так, не правда ли, леди Грэм? — поддакнул Джонни. Взгляд, который он бросил при этом на Элизабет, был весьма красноречивым.

— Совершенно верно, — подтвердила та, ответив Джонни многозначительным взглядом смеющихся глаз.

— Значит, все улажено, — вежливо обратился Джонни к Редмонду.

Когда Монро узнал об изменении их планов, он с радостью согласился отправиться в поместье Элизабет. Молодой архитектор был приятно удивлен перемене, произошедшей в его кузене, который всегда старался сократить время своего общения с противоположным полом до необходимого минимума. Кроме того, он радовался за Элизабет, которая так и лучилась счастьем. Она, бесспорно, заслуживала его, поскольку за свою короткую жизнь видела слишком мало радостей. Монро, впрочем, не строил иллюзий по поводу продолжительности чувств Джонни, но он мысленно махнул рукой на свои сомнения. По крайней мере, сейчас ей было хорошо. Вдобавок ко всему Монро не терпелось взглянуть на дом, строительство которого затеяла Элизабет. Ее архитектурные планы, бесспорно, были интересны.

Итак, прерванное путешествие возобновилось. Монро и Джонни составили Элизабет компанию, перебравшись в ее карету. Они говорили о только что состоявшейся свадьбе Грэмов, о той помощи, которую Монро мог оказать в строительстве нового дома, о парламентской сессии и отце Элизабет. Впрочем, две последние темы давались им с большим трудом. Когда разговор зашел о некоторых сортах вин, которые Элизабет получала из подвалов лэйрда Равенсби, она обратила внимание на то, что в этом вопросе последний, несомненно, является крупным знатоком.

— Но ведь я же, помимо всего прочего, еще и виноторговец, дорогая, — заметил Джонни. — Большую часть шотландских вин продаю именно я.

— Не считая предметов роскоши, а также английских вин, — добавил Монро. — Несмотря на то что тайный совет делает вид, будто их лучшие вина прибывают в Англию вовсе не из Шотландии.

— Война делает прибыли еще более значительными. И это несмотря на все попытки Бинга блокировать нас. Он просто пугливый болван.

— А у тебя самые быстроходные корабли на всех морях.

— Именно поэтому я все еще веду свои дела.

— И богатеешь.

Джонни улыбнулся. Действительно, иногда прибыль, которую приносил ему каждый его корабль, превышала тридцать тысяч фунтов.

— А иначе зачем заниматься делами!

— Часто ли приходится плавать тебе самому? — поинтересовалась Элизабет. Ей хотелось узнать как можно больше об этом восхищавшем ее мужчине. Она была удивлена, что этот воинственный бродяга Приграничья еще и управлял целой торговой империей, да к тому же в самый разгар войны.

— За один только прошлый месяц я дважды совершал путешествия в Роттердам. Впрочем, при попутном ветре плыть туда не очень долго. — Джонни не стал говорить, что тогда же ему дважды пришлось удирать от английских военных кораблей. — А за месяц до этого я побывал в Дюнкерке и Остенде. Кстати, вам нравятся сиамские шелка?

— Конечно, — улыбнулась Элизабет сидевшему рядом с ней Джонни. Он удобно развалился на подушках и непринужденно обнял ее рукой за плечи. Ей хотелось спросить, как ему удается входить во вражеские порты в военное время, однако она полагала, что этот вопрос может насторожить его. Она все же была англичанкой, а он — шотландцем. Так что вместо этого Элизабет сказала: — Только не подумай, что я жажду получить их от тебя в подарок. Но я охотно заплатила бы тебе за них.

— Чушь! Мои склады ломятся от этих шелков. «Форбс» только что вернулся из Сиама. Как ты полагаешь, Монро, какой цвет подойдет ей больше? — обратился Джонни к кузену.

— Ну конечно, зеленый — под цвет ее глаз, — отозвался тот.

— И еще, наверное, красный и персиковый, — предположил Джонни. — Как только я вернусь в Эдинбург, тут же вели прислать их в «Три короля». — Ему было приятно делать Элизабет подарки. Помимо шелков, он пришлет ей ткань для обтяжки стен и штор в ее новом доме, а значит, ему следует слушать более внимательно, когда она и Монро ведут разговоры о строительстве. А вот идея получше: надо заставить Монро нарисовать предполагаемый дом, схему расположения комнат и указать цвета, в которых они будут выдержаны.

Таким образом путешествие проходило вполне мирно и было наполнено неторопливыми беседами. Монро не уставал удивляться, наблюдая за своим кузеном, и еще более изумился, когда тот согласился принять участие в ужине с приглашенными заблаговременно соседями Элизабет.

— Я могла бы отменить этот ужин, — сказала Элизабет, — но в четверг сестра Джорджа Болдуина должна возвращаться в Лондон, вот мы и договорились собраться в среду. Мне бы чрезвычайно не хотелось расстраивать ее отказом. Она очень приятная девушка… и изумительно играет на арфе. Тебе нравится арфа?

Джонни Кэрр на дух не выносил музыкантов-любителей и тем не менее, к вящему изумлению Монро, поспешно ответил:

— Да, очень.

Монро буквально остолбенел и даже закашлялся от неожиданности.

— Надеюсь, ты не простудился, братец? — заботливо осведомился Джонни, глядя, как кузен пытается справиться с шоком.

Да, это путешествие и впрямь было наполнено чудесами, одним из которых, в частности, было безупречное поведение Джонни Кэрра. Монро думал, что в течение этих трех часов — а именно столько они добирались до «Трех королей» — он стал свидетелем самого блестящего спектакля, главный актер которого был движим одним лишь зовом плоти. Однако когда они наконец добрались до конечного пункта, он понял, что то же самое имело место и с другой стороны. Элизабет точно так же, как и Джонни, горела одним лишь желанием — как можно скорее скрыться в своей спальне. Поэтому Монро и Редмонду пришлось коротать время вдвоем, причем, разговаривая, оба мужчины тщательно избегали любых упоминаний об отсутствовавших за столом хозяйке и ее госте.

— Какое счастье, что ты здесь, со мной! — говорила тем временем Элизабет.

На столике возле балконной двери стоял уже остывший и почти нетронутый ужин, по всей комнате в беспорядке были разбросаны вещи. Джонни и Элизабет настолько спешили, что они раздевались так, словно затеяли меж собой соревнование относительно того, кто скорее обнажится. Теперь их разгоряченные тела касались друг друга, их руки были тесно переплетены, а сердца и души наполнены счастьем.

— Ваше приглашение наполняет меня чувством безмерной благодарности, леди Грэм, — пророкотал Джонни. Он снова говорил в присущем ему насмешливом тоне. — Когда я отдышусь, то постараюсь выразить ее вам каким-нибудь самым бесстыдным образом.

— М-м-м… — сладострастно протянула Элизабет. Талант и изобретательность, которые Джонни проявлял в искусстве любовных утех, заставляли ее испытывать непреходящее желание — вне зависимости от того, сколько времени они проводили в постели. — Вряд ли парламент сможет обойтись без тебя целую неделю. А мне нужно не меньше, чтобы хоть чуть-чуть утолить свою жажду.

Несколько секунд Джонни обдумывал ее слова. Остаться здесь на целых семь дней — это было бы потрясающе! Неукротимая и в то же время по-детски наивная и любопытная в постели, Элизабет тоже будила в нем неутолимую страсть. Но подозрительные маневры Гамильтона, двойная игра Куинсберри, щедрость Годольфина в отношении английского золота — все это ставило под угрозу само существование его страны. И так же сильно, как страсть звала его остаться в «Трех королях», долг призывал Джонни Кэрра вернуться в Эдинбург. Он должен быть там не позже чем в воскресенье утром. А это значило, что выезжать надо было в пятницу.

Джонни не мог рассказать Элизабет о том, что он и Флетчер из Салтуна задумали в первый же день, когда возобновится работа парламента, предпринять кое-какие шаги, чтобы положить конец дискуссии относительно субсидирования английской армии. Как знать, кому она могла бы проговориться, а англичане никогда не жалели денег на платных шпионов. Поэтому единственное, что он сказал, было:

— Я мечтал бы о том, чтобы парламент смог обойтись без меня целый месяц, в течение которого мы с тобой не вылезали бы из постели. Однако, к моему великому сожалению, это невозможно. Поэтому сегодня и завтра я постараюсь приложить максимум усилий, чтобы ты надолго запомнила мой приезд сюда.

Элизабет лежала с закрытыми глазами, поэтому она не видела его улыбки, но безошибочно угадала ее по голосу.

— Ах ты, бесстыжий насильник! — пробормотала она.

— Ага, а ты у нас — робкая и застенчивая девочка.

— Не забудь добавить: и целомудренная.

— К тому же давшая обет безбрачия. — В комнате, окутанной полумраком, раздался его мягкий горловой смех. — Наверное, это мне нравится в тебе больше всего, — добавил Джонни. Подергав Элизабет за руку, будто желая привлечь ее внимание, он спросил: — Завтра нам обязательно надо встречаться с этими людьми? — Он имел в виду соседей Элизабет. Ему хотелось запереться с ней в этой комнате и не выходить отсюда до Михайлова дня или, по крайней мере, до пятницы.

Элизабет полуобернулась к нему, в тусклом пламени свечей ее тело словно светилось матовым светом.

— Я боюсь, сейчас уже слишком поздно что-то менять, но, если тебе не хочется, ты можешь не спускаться вниз.

— Сколько они здесь пробудут? — осведомился Джонни. Ему не хотелось расставаться с Элизабет даже на час. Впервые в жизни Джонни Кэрр взял на себя труд проанализировать, что происходит в его душе.

— Несколько часов.

— Это ужасно, но терпимо.

— Извини, но ты же сам сказал мне, что не возражаешь.

— Я был движим похотью.

— А разве ты не весь состоишь из нее? — поддела его Элизабет.

— Ты меня не знаешь. — В голосе Джонни уже не звучало его обычной иронии.

— Кое в каком отношении знаю, и очень неплохо, — с улыбкой поправила она его.

— Ты вообще-то путешествуешь? — неожиданно спросил он, пропустив мимо ушей намек Элизабет на их исступленные любовные забавы, и она уловила в его голосе какую-то странную нотку.

— Очень мало. А мы что, сменили тему разговора?

Устремив взгляд на обшитый деревянными панелями потолок, Джонни ответил:

— Нет. — Элизабет почудилось, что эхо от этого короткого, резко брошенного слова еще несколько секунд вибрировало в воздухе, а затем она почувствовала, как он еще крепче сжал ее руку. — Почему бы тебе не поехать со мной в Эдинбург?

Как только эти слова сорвались с его языка, ему тут же захотелось взять их обратно. Для мужчины, который на протяжении всей своей жизни больше всего на свете ценил свою личную свободу, они означали смертный приговор. «Боже великий!» — воскликнул про себя Джонни Кэрр, раздумывая, как бы подипломатичнее выкрутиться из сложившейся ситуации. Он не хотел иметь постоянную любовницу и поэтому никогда не связывал себя надолго с какой-нибудь одной женщиной. А уж англичанка, да еще дочь Гарольда Годфри — это вообще немыслимо, учитывая ту роль, которую он играл в политической жизни Шотландии! Привезти в Эдинбург дочь Годфри было бы равнозначно тому, чтобы лечь в постель с дочерью Марльборо и после этого убеждать всех в том, что твои политические помыслы по-прежнему чисты, а принципы — непоколебимы. Никто и никогда не поверил бы в это, и Джонни — в том числе.

— Я бы с удовольствием, но сейчас я не могу. Ты ведь знаешь, я затеяла это строительство… — Элизабет подвинулась поближе и положила голову ему на грудь. — Может быть, позже…

Джонни снова обрел способность дышать и подумал, что, к счастью, она спасла его от его собственной глупости.

— Но все равно, спасибо тебе за это приглашение, — закончила Элизабет. Она была явно польщена предложением Джонни.

— Может, это и правильно. Ты все равно бы там до смерти соскучилась, — ответил Джонни безразличным, как он надеялся, голосом. Сердце в его груди все еще колотилось так, будто он только что пробежал не менее дюжины миль. — Тем более что, разрываясь между заседаниями парламента и спорами в таверне Патрика Стейла, мне редко удается заскочить домой даже для того, чтобы переодеться.

Элизабет сразу же почувствовала, что Джонни отыгрывает назад, но это удивило ее гораздо меньше, чем предложение, сделанное им за секунду до того. Впрочем, она не хуже Джонни знала, что ее присутствие в Эдинбурге сделает его предметом самых немыслимых слухов. «Доброжелатели» могут договориться даже до того, что Джонни Кэрр шпионит в пользу Англии. Ее отец был одним из самых печально известных людей Куинсберри, и его имя бросало тень и на нее. Именно поэтому Элизабет Грэм явилась бы далеко не самым ценным приобретением для политической карьеры Джонни Кэрра.

— Может быть, будет лучше, если ты сам еще раз приедешь в «Три короля» во время очередного перерыва в парламентских слушаниях.

— Да-да, — подхватил Джонни, испытывая несказанное облегчение оттого, что опасность миновала, — когда будет сделан перерыв для уборки урожая. — Его сердцебиение почти вернулось к норме.

— Вот именно, — вежливо согласилась Элизабет, думая, что это — самый вежливый из всех известных ей мужчин. Его спонтанное приглашение явилось для них обоих тяжелым уроком того, к чему могут привести эмоции, если выпустить их из-под контроля, однако даже после этого Джонни Кэрр ничуть не утратил в ее глазах ни своего обаяния, ни привлекательности.

В одиннадцать утра их разбудила служанка, пришедшая доложить о приезде гостей.

Свернувшись в объятиях возлюбленного, Элизабет некоторое время лежала — сонная и не желавшая пробуждаться. Ей было так хорошо, будто целый мир во всей своей красоте раскинулся перед ней и стоило лишь протянуть руку, чтобы прикоснуться к этому неповторимому чуду.

Почти то же самое испытывал и Джонни. Чудесное летнее утро и Элизабет, калачиком свернувшаяся в его объятиях, заставили отойти на задний план тревожные мысли о будущем Шотландии. Более того, эта женщина почти заставила его забыть о своей ненависти по отношению к правлению англичан.

Почти.