Пробило девять вечера. Сидя в парадной гостиной в окружении гостей, Роксана слушала известного поэта. Зал был залит светом десятков свечей, лакеи бесшумно сновали по паркету, предлагая гостям вино и напитки покрепче. Из соседней комнаты доносилось тихое треньканье клавесина — полезное дополнение к поэтическому слову. Посмотрев на циферблат часов, хозяйка дома ощутила, как взмокли ее ладони в лайковых перчатках, и потянулась за бокалом кларета. Она надеялась, что вино придаст ей смелости в предстоящей опасной игре с Гарольдом Годфри.

Тем временем Редмонд и его люди уже затаились в темном переулке неподалеку от дома Куинсберри на Кэнонгейт, ожидая, когда стрелки часов покажут девять тридцать. Редмонд подставил ладонь с открытыми часами под тусклый квадратик света, падавшего из окна дома напротив. Позолоченная минутная стрелка медленно подползала к цифре «шесть». В соседнем переулке ожидала своего часа карета, окна которой были задернуты шторками, а кучер хорошо вооружен. Он был готов сорваться с места в ту же секунду, как только долгожданный пассажир займет свое место в экипаже.

В таверне у крепостных ворот в укромном закутке сидели Робби, Монро, Адам и Кинмонт. Их стол был отгорожен от общего зала темной занавесью, в которой, однако, была предусмотрительно оставлена прореха, чтобы держать под наблюдением вход. Как только порог таверны перешагнет посланец Редмонда, это будет сигналом к уходу.

А Элизабет в это время сидела в своей комнате за столом перед раскрытой книгой, но не могла прочитать ни строчки. В глазах у нее рябило, и буквы сливались в сплошные темные линии. Роксана так и не пришла, однако Элизабет напрягала слух, вздрагивая от малейшего шороха за дверью. Роксана сказала: завтра ночью. Значит, сегодня. Она бросила взгляд на гардероб, где висела ее накидка. Дверца была наполовину открыта — так легче будет одеться, не теряя ни секунды. Уже в сотый раз пленница пыталась сосчитать, сколько времени прошло с тех пор, как ей принесли ужин. Часов в комнате не было, и от этого волнение только усиливалось. Костяшки отчаянно сжатых пальцев побелели, как у мертвеца.

— Пора, — прошептал Редмонд, взглянув на заветный дом, и сунул часы в карман. — Пока слуга не открыл дверь, никому не высовываться, — предупредил он своих спутников, а затем вышел из переулка и решительно зашагал по вымощенной камнем улице, на которой стоял особняк Куинсберри. За ним тенью следовал телохранитель.

У порога дома Редмонд остался один. На нем была одежда городского стражника, лицо в высшей степени спокойно, руки — без оружия? Оглядевшись, он постучал. В двери распахнулось крохотное смотровое оконце, сквозь которое привратник не слишком любезно осведомился, кого еще принесла нелегкая в столь поздний час.

— Послание от герцога для мисс Данбар, — важно объявил Редмонд.

За этими словами последовал скрежет засовов. Пока слуга возился с дверью, к входу вдоль каменной стены неслышно, как призраки, прокрались вооруженные люди. И едва окованная железом дверь приоткрылась, Редмонд молниеносно ворвался внутрь, сразу же зажав своей мошной ладонью рот старому привратнику, который не успел даже пикнуть. Десять воинов без единого звука вошли в узкий, как утюг, шестиэтажный дом. В считанные секунды привратник был связан и с кляпом во рту помешен в кладовую рядом с прихожей — ту самую, где имел обыкновение дремать во время службы. Два человека остались сторожить его, а заодно и прикрывать путь к отходу.

Бесшумной молнией отряд взметнулся вверх по лестнице. Вскоре все слуги были заперты в подвале, а Кристиана вместе со служанкой — в собственной спальне. Поставив по часовому на каждой лестничной клетке, Редмонд отправился на четвертый этаж, где, согласно описанию Роксаны, находилась комната Элизабет. Остановившись перед дверью, он заговорил — впервые с того времени, как вошел в этот дом.

— Это Редмонд, не бойтесь, — произнес он очень тихо, прильнув губами к дверной щели. — У меня есть ключ.

В следующую секунду его фигура появилась в узком дверном проеме. Несмотря на странное одеяние, она сразу же узнала до боли знакомое лицо. Его широкая улыбка была знаком спасения.

— Вы готовы?

Элизабет радостно кивнула.

— Далеко же тебя занесло от родного дома, — проговорила она, направляясь к шкафу, чтобы взять пелерину.

— И вас тоже.

— Ничего не поделаешь, мой дом для меня сейчас не самое безопасное место. Надеюсь, что к завтрашнему утру я буду от него еще дальше, — откликнулась она из угла, торопливо набрасывая на плечи накидку. — Роксана говорила, что меня вызволят первой.

— В нашем распоряжении всего пять минут. Дайте мне руку, в этом доме слишком крутые ступеньки.

Целых три минуты они спускались вниз, кружа по лестнице, прежде чем за ними наконец захлопнулась дверь. Мир и спокойствие снова наступили в доме герцога Куинсберри. Еще две минуты понадобилось, чтобы добежать до экипажа на соседней улице, и колеса гулко застучали по брусчатке мостовой. Так Элизабет, теперь уже свободная, отправилась в путь из Эдинбурга в Аейт. Следом за каретой скакал вооруженный эскорт — Редмонд со своими людьми.

«До чего же все просто, — думала Элизабет, крепко вцепившись в поручень, в то время как возница изо всех сил нахлестывал лошадей, которые словно угорелые неслись по узким городским улочкам. — А все благодаря Роксане, чей осведомитель вынюхал, где меня держат. Благодаря Роксане, которая смогла пробраться ко мне, обведя вокруг пальца мою тюремщицу».

Она еще не знала, что и ее мужу поможет спастись все та же вездесущая Роксана, его бывшая любовница. Та, которая в эту минуту любезно улыбалась Гарольду Годфри.

— Вы на редкость пунктуальны, — игриво заметила красавица, когда под позолоченной аркой двери ее гостиной выросла внушительная фигура отца Элизабет. — Ах, гости… Никак не выпровожу эту орду! Ради Бога, извините, но поэт так увлекся, что читал стихи дольше, чем я могла предположить. Кстати, не желаете ли бренди?

Будучи неважным дипломатом, эрл не смог скрыть раздражения. Чего он здесь никак не ожидал увидеть, так это такой толпы народу.

— Бренди действительно будет очень кстати, — буркнул Годфри, обводя зал цепким взглядом, словно прикидывая, скольких человек ему предстоит вышвырнуть за дверь.

— Ничего, скоро все они разойдутся, — беззаботно щебетала Роксана, ведя его под руку сквозь толпу. — Большинство перекочует на прием, который вот-вот начнется в Блэр-Клоузе. А вы разве торопитесь? — Произнеся эти слова томно и протяжно, прелестница будто давала понять, что если за что-то и ценит мужчин, то уж никак не за торопливость в амурных делах.

— Нет-нет, конечно, нет. — Гарольд Годфри не был глупцом. Ради того, чтобы завоевать столь соблазнительную красотку, можно было и не спешить.

— Вот и прекрасно. — Роксана слегка прижалась к его руке, чтобы он почувствовал восхитительную нежность ее груди. — Пойдемте же, для вас у меня найдется великолепный французский коньяк.

В то время как Роксана отдавала распоряжения внимательно слушавшему ее лакею, щедрая взятка Кауттса делала свое дело — самые дальние ворота Эдинбургской крепости распахнулись перед воинами клана Кэрров. Потом в ответ на условный стук открылись еще двое ворот — так медленно и тихо, будто невидимый призрак расчищал дорогу перед вооруженными людьми. Однако после этого они оказались предоставлены самим себе — оставалось надеяться только на удачу и стальные клинки. Их путь был непрост. Пройдя через ворота Порткаллис, воины поднялись на холм Хок, откуда начинался спуск в подземелье. Двое несли факелы, освещая мрачные глубины. Казалось, эти осклизлые коридоры ведут прямиком в преисподнюю. На первой площадке с камерами для узников, утопленными в каменных стенах, несли караул двое охранников. Оба упали замертво с перерезанными глотками, так и не успев оторваться от игры в кости.

На следующей площадке стражников было уже трое. И все трое были убиты столь же безжалостно. Чтобы довести миссию спасения до конца, ее исполнители не должны были оставить в живых ни одного свидетеля. В конце концов они остановились перед железной дверью, которую можно было отпереть только изнутри. Чтобы не вызвать подозрений у тех, кто за ней скрывался, Робби пришлось переодеться в форму одного из убитых охранников. Эта уловка сработала — дверь начала медленно открываться. Изо всех сил надавив на нее плечом, он ворвался внутрь и застрелил в упор двух человек. Вспышки, вырвавшиеся из стволов пистолетов во мраке подземелья, были ослепительны, как молнии в ночи. Но грохот выстрелов так и остался похороненным в глубинах каменного мешка. Тревоги удалось избежать.

Сунув дымящиеся пистолеты в заплечные чехлы, Робби вырвал из еще теплых пальцев мертвеца связку ключей и, подбежав к небольшой двери, на пути к которой пришлось преодолеть несколько заслонов стражи, торопливо вставил один из ключей в замок. Ключ подошел сразу. Зарешеченная дверь открылась. Перед ними на грубых нарах лежал человек, казавшийся бездыханным. Он лежал ничком на охапке гнилой соломы, однако даже в скудном свете гаснущих факелов в нем можно было узнать Джонни.

Кауттс предупреждал, какое зрелище их ожидает, но все равно даже самые закаленные не могли не содрогнуться при виде работы палачей.

На Джонни была все та же одежда, в которой он уехал из дому, — бриджи и сапоги, но только теперь сплошь залитые кровью. Его спина представляла собой сплошную рану — уже не кровавую, а почерневшую от струпьев и гноя. В душу Робби закралась тревога: не слишком ли поздно они пришли?

Опустившись на колени рядом с нарами, он осторожно погладил брата по щеке. Кожа была сухой и горячей. Джонни горел в лихорадке, но еще дышал. Не вполне уверенный, слышит ли его брат, Робби закричал ему прямо в ухо:

— Это я — Робби! Слышишь? Мы пришли спасти тебя!

Глаза Джонни медленно открылись. Вернее, он едва разомкнул веки, словно для этого ему потребовалось приложить последние силы. Сквозь приоткрывшиеся щелочки его зрачки горели лихорадочным огнем.

— Элизабет, — еле слышно выдохнул он. Его голос был так слаб, что Робби пришлось буквально обратиться в слух, чтобы понять, о чем говорит брат.

— С ней все в порядке.

На запекшихся губах Джонни появилось отдаленное подобие улыбки. После этого ему пришлось несколько секунд копить силы, чтобы попросить:

— Помоги мне встать.

— Сперва проглоти это. — Робби сунул ему в рот пилюлю опия. Кауттс, видевший Джонни, предусмотрительно посоветовал им прихватить с собой обезболивающее. Вытащив из кармана флягу, Робби осторожно приподнял голову брата и влил ему в рот немного воды. Это движение, судя по всему, потребовало от Джонни немалого напряжения. Глаза его снова закрылись.

Обернувшись к остальным, Робби прошептал:

— Придется нести его.

— Но как? — спросил, судорожно сглотнув, Адам. При виде почерневшей спины Джонни ему стало не по себе.

— У нас нет выбора. Если мы не вытащим его отсюда, он умрет. Вы с Кинмонтом становитесь по бокам, а мы с Монро будем расчищать путь. Вопросы есть? — Никто не подал голоса. Тогда Робби опять склонился над братом. — Пройдет несколько минут, прежде чем морфий подействует, но мы не можем ждать. — Он продолжал говорить Джонни прямо в ухо — громко, медленно и внятно: — Сейчас мы тебя поднимем. Понимаешь?

Джонни кивнул и стиснул зубы в ожидании приступа адской боли.

Они подняли его на ноги, и из его горла вырвался глухой рык раненого зверя. Истерзанная плоть погрузилось в новую пучину диких страданий, от которых его прошиб холодный пот. Он практически не стоял на ногах, хотя с обеих сторон его заботливо поддерживали Адам и Кинмонт. Могучее тело было обессилено лихорадкой и гноящимися ранами, и только неимоверная сила воли помогала ему устоять на ногах. Шатаясь, Джонни с видимым усилием пытался унять дрожь в коленях.

— Сколько у нас времени?

Услышав голос брата, прозвучавший уже гораздо тверже, Робби вздрогнул от неожиданности.

— Очень мало, — честно признался он. — Стража меняется каждые полчаса.

— Я пойду, постараюсь пойти, — пробормотал Джонни, выпятив от напряжения нижнюю челюсть. — Дайте кинжал, — усмехнулся он бледными устами. — На тот случай, если мне попадется Годфри.

Робби снял с себя кинжал и прицепил его к поясу Джонни. Затем начался трудный путь наверх из подземелья. Впереди шли Робби и Монро. Чуть отстав, за ними следовали Кинмонт и Адам, которые тащили под руки Джонни.

Чтобы было легче идти, Джонни считал про себя ступеньки. Слова, пусть и не произносимые вслух, служили дополнительным импульсом, подстегивали мозг, заставляя его управлять конечностями. В своем сознании Джонни пытался построить воображаемый барьер, который защитил бы от боли его тело, страдавшее от непереносимых мук. Ценой неимоверного напряжения всех физических и духовных сил ему кое-как удавалось удерживаться на тонкой, как лезвие бритвы, грани между движением и непреодолимым желанием рухнуть и не шевелиться больше, чем бы ни закончилось это бездействие.

Кинмонт и Адам даже виду не подавали, с каким трудом дается им каждый шаг. Тащить огромное тело, обмякшее от нечеловеческих страданий, было нелегко. Приходилось быть предельно осторожными, чтобы невзначай не коснуться спины Джонни. К тому же невозможно было его торопить — Джонни шел настолько быстро, насколько позволяли ему силы, которые и без того были на пределе.

Они благополучно миновали два уровня подземелья, сняв по пути накидки с убитых стражников. В конце концов был преодолен последний лестничный марш, за которым открылся выход наружу.

Весь покрывшийся испариной после изнурительного восхождения, Джонни блаженно втянул ноздрями бодрящий зимний воздух. Он дышал всей грудью, желая, чтобы стужа до отказа наполнила его легкие и сердце.

Все было тихо под каменной стеной. Лежавший внизу город был почти невидим за туманной дымкой.

— Еще десять минут, и ты на свободе, — прошептал Робби. — Ты можешь идти? — Оказавшись на открытом воздухе в кромешной тьме, поскольку пришлось погасить факелы, он мог лишь догадываться о том, сколько сил осталось у брата.

— Я бы прополз, — сипло зашептал Джонни, еще не отдышавшись после штурма крутых тюремных ступенек, — хоть сквозь преисподнюю… Лишь бы… подальше отсюда.

— Следующие несколько сотен метров могут оказаться особенно трудными, — предупредил Робби.

— Я готов, — откликнулся Джонни, мобилизуя остатки сил, чтобы преодолеть последний отрезок тяжелого пути. Морфий наконец достиг самых дальних закоулков мозга, и теперь уже не приходилось мысленно приказывать себе делать каждый шаг. Ноги стали ватными, но передвигались сами.

Одевшись в форму стражников, воины клана Кэрров сгрудились вокруг него. Сам Джонни был не в состоянии надеть накидку стражника на свои израненные плечи. Так начался долгий, полный опасностей спуск с холма Хокс по извилистой дорожке, вымощенной брусчаткой, к главным воротам крепости. Оказавшись на открытом пространстве, пять храбрецов рисковали жизнью. Скрыться от опасности было некуда. В случае, если бы их заметили, против них выступил бы целый гарнизон. Однако другого пути не было. Эти минуты стали подлинным испытанием их отваги.

Единственной покровительницей Джонни Кэрра и тех, кто пришел ему на помощь, была сейчас темная ночь. Гряда густых облаков, пришедших с моря, нависла над городом, полностью скрыв луну, а потому под крепостной стеной, вдоль которой шла дорожка, все было черным-черно. И горстка воинов, осторожно ступая по влажным камням, продолжила путь к свободе. За все время навстречу им попался всего один солдат, да и тот, судя по его походке, был изрядно пьян и потому, кажется, не обратил на них внимания.

Оставалось пройти еще три поста охраны. Первые два миновали без осложнений. Стражники, стоявшие там, за одну только ночь обогатились настолько, что наутро вполне могли оставить службу. Полученной мзды им вполне хватило бы на всю жизнь. Однако, как назло, именно в тот момент, когда Кэрры приблизились к воротам, в караульное помещение рядом с входом в крепость ввалились четыре офицера. Насколько можно было заключить по их громкому хриплому хохоту, вся четверка только что неплохо развлеклась в одной из многочисленных таверн на улице Хай-стрит. К великому огорчению Кэрров, притаившихся в темной нише неподалеку от входа, освещенного неровным светом факелов, подвыпившим офицерам вздумалось засесть вместе со стражниками за карты.

Воинам, скрывшимся в каменной щели, не оставалось ничего другого, как, скрипя зубами от бешенства и бессилия, наблюдать за происходящим сквозь приоткрытую дверь караулки. Времени почти не оставалось. Еще чуть-чуть, и сменится стража. Тогда надежда выбраться наружу станет несбыточной.

Джонни обессилел окончательно. Несмотря на недюжинную выдержку, единственное, на что он сейчас был способен, — это не потерять сознание. Если бы не Кинмонт и Адам, он давно бы уже рухнул наземь.

— Идите и прикончите их, — хрипло прошептал Джонни, понимая, что ждать больше нельзя. Свобода была совсем близко, за этими воротами, и если им суждено было уступить ее врагу, то только за самую высокую цену. Сдаваться без боя было не в их традициях.

— А один ты продержишься? — озабоченно спросил Робби, которому нужны были все люди, чтобы справиться с теми, кто сидел сейчас в караулке.

— Если ты поторопишься, — ответил Джонни, и на губах у него появилось нечто, напоминающее прежнюю ироничную ухмылку. Ему приходилось обеими руками цепляться за камни, выступающие из стены.

Они пошли в бой немедленно, не теряя ни секунды. Ватага людей со шпагами наголо, едва не сорвав дверь с петель, вихрем ворвалась в тесную комнатенку. В следующее мгновение в караулке уже кипела рукопашная. Впрочем, подкупленные охранники участия в ней не принимали. Едва на пороге раздался тяжелый грохот сапог, они, заранее предвидя дальнейший ход событий, выскользнули наружу. Теперь, когда у каждого из них завелось целое состояние, не имело никакого смысла рисковать своей жизнью, ставшей теперь вдвое дороже. Таким образом, четырем офицерам пришлось защищаться, не рассчитывая на помощь солдат. Один рухнул сразу же. Другой успел позвать на помощь — его истошный вопль, прокатившись по площадке, на крторой стояли орудия крепостной батареи, достиг ворот Порткаллис.

Обороняющимся в любой момент могла прийти подмога, а потому Кэррам пришлось усилить натиск. Их клинки словно молнии мерцали во мраке, заставляя офицеров пятиться назад. Времени совсем не оставалось. Между тем за запертыми воротами их ждала свобода, ждала Хай-стрит, приют воров и беглецов, где любому человеку раствориться было проще простого.

Прижавшись к неровной стене, Джонни с ужасом увидел, как поверженный офицер, опершись на локоть, медленно приподнялся с каменных плит пола. Пользуясь сутолокой, раненый незаметно вытащил из-за пояса пистолет. Потом тщательно прицелился в спину Робби.

Джонни непроизвольно потянулся к кинжалу. Это инстинктивное движение вызвало острый приступ боли. Черная пелена застелила глаза, и он зашатался, едва не лишившись чувств. Однако падать было нельзя. Надо было продолжать видеть, думать, а главное, действовать, причем действовать незамедлительно. Между тем офицер уже нажимал на спусковой крючок. Миновав пик, боль на секунду отступила. Воспользовавшись кратким моментом между двумя мучительными приступами, Джонни выхватил из кожаных ножен кинжал и, не прерывая движения, метнул его. В обычных условиях подобный бросок был бы вряд ли возможен, однако сейчас ситуация требовала от полуживого человека нечеловеческих поступков.

На его глазах обоюдоострое лезвие вошло офицеру в шею у основания черепа. В следующее мгновение новая судорога скрутила тело Джонни, и он, чувствуя тошноту и звон в ушах, согнулся пополам. Ноги подломились под ним, но он, падая, успел выставить перед собой руки. Его ладони ощутили прохладу влажной брусчатки. Джонни попытался подняться, однако свинцовая темнота окутала его со всех сторон. Теперь уже и руки отказывались служить ему.

Через несколько секунд клансмены, сами истекая кровью, подхватили его и, тяжело ступая под тяжестью обмякшего тела, вынесли из крепости. Четыре человека, неся пятого, быстро, насколько это позволяла им тяжелая ноша, петляли по улочкам и переулкам, заметая следы на пути к особняку Роксаны. В конце концов они укрылись в небольшой конюшне на задворках ее сада.

— Подождите здесь, а я пойду посмотрю, ушел ли уже Годфри, — вполголоса пробормотал Робби, внутренне радуясь тому, что его брат еще не пришел в сознание. Пока они несли Джонни, раны на его спине снова открылись. Чтобы не оставлять за собой следов, клансмены во время короткой остановки, разорвав свои рубашки на лоскуты, наспех перевязали его. Теперь, всего лишь несколько минут спустя, ткань была насквозь пропитана кровью.

Поэтические чтения подошли к концу, и Роксана с тревогой наблюдала за тем, как расходятся гости. Ей не слишком верилось в то, что два молодых воина из клана Кэрров, притворявшиеся уснувшими на двух диванчиках, обитых вощеным ситцем, послужат ей надежной охраной от Годфри, отличавшегося, судя по его виду, звериной силой и буйным нравом. В то же время она постоянно посматривала на часы. Время, отведенное для спасения Джонни, уже миновало. И вот теперь, когда последний гость сошел с винтовой лестницы, она осталась неподалеку от лестничной площадки наедине с Гарольдом Годфри. Он стоял рядом, почти вплотную к ней, отчего охватившая ее тревога граничила с паникой. Поблизости не было ни одного слуги. Этот факт, вне всякого сомнения, был принят во внимание и эрлом Брюсиссоном. И он воспользовался первой же возможностью пообщаться с графиней накоротке, схватив ее за руки и грубо притянув к себе.

— А теперь, графиня, не покажете ли мне свою спальню? — приступил к делу Годфри. — Не зря же я проторчал тут целый вечер.

— Право же, Брюсиссон, — проворковала в ответ Роксана, попытавшись изобразить на лице игривую улыбку, — вам не помешало бы чуть больше галантности в обхождении с дамой.

— Вы дразните меня, мадам, словно имеете дело с юнцом, — зарычал он. — Прошу вас, избавьте меня от необходимости быть галантным. Я и так принес уже вам достаточно жертв. Чего только мне стоило выслушать все эти тошнотворные стишки.

— Боюсь, сэр, вы неправильно истолковали мое приглашение. — В тоне Роксаны зазвенела сталь. Сделав шаг назад, она попыталась высвободиться из его рук, державших ее мертвой хваткой.

Однако его пальцы только сильнее впились в ее плечи.

— Наоборот, мадам, должно быть, это вы неправильно истолковали мои намерения.

— Даже если и так, полагаю, вы не намерены угрожать мне в моем собственном доме? — Она повысила голос, подавая сигнал тем, кто находился сейчас в гостиной.

— Но разве я угрожаю вам, графиня? — В его словах сквозило искреннее удивление, однако злобный взгляд никак не вязался с внешним спокойствием. — Я всего лишь очарован вами, ваши обольстительные чары не могут не волновать меня. И я жду…

— Может быть, чуть позже, Брюсиссон, когда я получше узнаю вас, — отрезала Роксана, выворачиваясь из огромных ручищ, напоминавших клещи. — А сейчас у меня складывается впечатление, что для столь непродолжительного знакомства вы действуете слишком уж напористо. Не соблаговолите ли покинуть мой дом? — возмущенно произнесла она, высвободившись наконец из грубых объятий.

Однако в ту же секунду оказалась в них снова.

— Не стоит так торопиться, кошечка. Сейчас у меня вовсе нет настроения уходить.

— Вы что, не слышите, что сказала вам леди? — внезапно раздался сбоку молодой мужской голос.

Резко обернувшись, эрл обнаружил, что двое подвыпивших гостей уже не спят, а стоят в выжидательной позе у дверей гостиной. Однако их появление не произвело на него особого впечатления.

— Вы оба можете пожелать графине спокойной ночи, — небрежно проговорил он, — а потом отправляться восвояси.

— Английские господа никогда не отличались воспитанностью, — равнодушно протянул черноволосый, кладя руку на эфес шпаги.

— Уберите от нее свои руки, Брюсиссон, — потребовал второй.

Как раз в этот момент Роксана заметила, как из темноты за спиной Гарольда Годфри выросла фигура Робби. Он появился в дальнем конце коридора, поднявшись по лестнице для прислуги. Худшего времени для его прихода невозможно было придумать. Мгновенно изменив тактику, хозяйка дома нежно положила ладонь на руку Годфри и повела его к главной лестнице. Чтобы рот не кривился от ужаса, она улыбалась, всей душой надеясь при этом, что улыбка получается достаточно естественной.

— У меня есть к вам предложение, Гарольд, — начала Роксана сипловатым задушевным голосом, изо всех сил стараясь приковать к себе интерес грозного гостя, чтобы тот не вздумал обернуться. — Может быть, вы могли бы прийти ко мне чуть позже, когда… э-э-э… — ее взгляд быстро метнулся в сторону двух мужчин, — ситуация все же позволит нам познакомиться поближе. Вот что, приходите завтра, — продолжила она шепотом, — когда здесь не будет этих щенков. Сейчас увещевать их нет смысла — они слишком пьяны. Ну пожалуйста…

Озадаченный столь быстрой переменой настроения, Годфри пристально взглянул на красавицу, прикидывая заодно, стоит ли сейчас связываться из-за нее с двумя пьяными шотландцами, возбужденно сжимавшими рукоятки своих шпаг.

— Завтра в пять, — зашептала Роксана решительным тоном. — Я все сделаю так, чтобы нашему свиданию никто не помешал.

Глаза Годфри буравили ее еще секунду. Затем он разжал пальцы.

— К вашим услугам, мадам! — коротко рявкнул эрл. Любовная интрижка не стоила кровопролития, однако необходимость отступить от своих планов вызывала в нем сильное раздражение. — До завтра.

Не успел еще Годфри спуститься по лестнице, а Робби уже торопливо шагал к Роксане. Обеспокоенно поглядев вслед громоздкой фигуре, сходящей вниз по устланным ковром ступенькам, она бросилась навстречу юноше, пылавшему праведным гневом. Упершись ему в грудь обеими ладонями, Роксана горячим шепотом взмолилась:

— Он уже уходит, Робби. Только, ради Бога, не натвори глупостей. Подумай о Джонни!

Он остановился, но не сразу. Исполненные мольбы слова женщины все же проникли в сознание Робби, хотя маска гнева еще долго не сходила с его разгоряченного лица. Как бы то ни было, увещевания Роксаны достигли цели, и ей удалось затолкать его обратно в тень. Оказавшись под прикрытием занавеси, Робби остановился как вкопанный, и она, не ожидая этого, непроизвольно прижалась к его груди.

Он прижал ее к себе еще сильнее. Его руки, очевидно не повинуясь рассудку, скользнули вниз по ее спине.

— Он посмел прикоснуться к тебе, — злобно зашептал Робби. — Я убью его.

— Нет-нет, не надо, — снова взмолилась Роксана, чувствуя, как гулко забилось ее сердце. Своей тонкой ладонью она попыталась зажать ему рот. — Все уже позади, он ушел. Пожалуйста, не надо…

Его взор стал более осмысленным, животная ярость исчезла из глаз. Неизвестно, поддался ли он горячим уговорам или принял самостоятельное решение, но от слепого безрассудства, только что владевшего им, не осталось и следа. Это было так же неожиданно, как и его появление из темного закутка. Подняв руку, Робби удержал ладонь Роксаны у своих губ и поцеловал ее пальцы. Это был поцелуй учтивого кавалера — нежный и мимолетный.

— Спасибо за то, что задержала Годфри. — Его голос окончательно обрел прежнее спокойствие. — Без этого нам было не обойтись. А теперь нужно принести сюда Джонни.

Его рука соскользнула со спины Роксаны, и он сделал знак двум мужчинам, которые дожидались его в темноте коридора.

— Теперь ему ничто не угрожает, — добавил он, мягко подводя Роксану к лестнице черного хода. — Но он без сознания, и раны его серьезны.

Уже через час раны недавнего пленника были смазаны бальзамом, а сам он вымыт, накормлен и уложен в чистую и мягкую постель. И все же домоправительница Роксаны, которая взялась врачевать спину Джонни, по-прежнему сокрушенно качала головой.

— Уж больно раны гноятся, — с сожалением проговорила она, глядя на дремавшего Джонни. — Не знаю, что и сказать, миледи. Помогут ли мои снадобья?

Первым делом следовало известить Элизабет о том, что ее муж благополучно вызволен из заточения. Именно с этой целью на «Трондхейм» был направлен гонец. Что же касается команды избавителей, то она в полном составе дежурила у постели больного, не смыкая глаз от тревоги. Чтобы наблюдать процедуру чистки его ран, нужно было обладать поистине железными нервами. Эти люди хорошо знали, что такое боевые ранения. Роксана сама находилась у смертного одра своего мужа Джеми, который умер от ран, полученных в битве при Намюре. Однако редко кому приходилось видеть столь страшные раны, как у Джонни: вывороченная наружу плоть буквально разлагалась заживо. Нужно было срочно что-то предпринять. А потому в конце концов был вызван заслуживающий доверия аптекарь, который мог назначить нужный курс лечения.

— Как ты думаешь, Элизабет приедет сегодня вечером? — спросил Адам.

— А ты думаешь, Редмонд сумеет ее удержать? — ответил Робби вопросом на вопрос. — Вряд ли, хоть улицы города и кишат сейчас патрулями.

— Не знаю, как она, а я ни за что не осталась бы на корабле, не зная, в каком состоянии находится мой муж, — вступила в разговор Роксана. Эти слова были произнесены ею с какой-то особой торжественностью.

Робби взглянул на нее. На его лице плясали неверные отсветы пламени камина. Что же касается глаз, то они оставались в тени, и их выражения нельзя было различить.

— Значит, ты ездила в Намюр, когда твой Джеми получил там смертельное ранение, не так ли?

— Так, — коротко ответила она, и глубокая скорбь внезапно исказила ее черты при воспоминании о койке в лазарете с лежащим на ней умирающим мужчиной, в котором лишь с трудом можно было узнать прежнего Джеми.

Несмотря на полумрак, боль проступила на ее лице столь отчетливо, что Робби не мог не подойти к ней. Присев рядом, он нежно взял ее за руку.

— Жаль, меня тогда не было рядом. Я бы сделал все, чтобы помочь тебе, — сочувственно проговорил юноша. Никто, кроме Роксаны, не расслышал его слов.

Она прижалась к нему, и Робби обнял ее. Полузабытые ощущения и образы воскресли вновь, обрели ясные очертания. Не в силах вынести давящей пустоты, Роксана вновь нуждалась в нем.

Монро дипломатично придал беседе новое направление, заговорив о планах путешествия в Голландию, о том, когда ожидать прихода аптекаря и сможет ли Редмонд обеспечить Элизабет безопасность на ее пути к дому Роксаны. Он вел беседу настолько мастерски, что Роксане вовсе не было нужды через силу разыгрывать из себя любезную хозяйку, уделяющую гостям максимум внимания, а потому она просто тихо сидела в уголке полутемной комнаты, безмерно благодарная этому человеку. Его помощь была как нельзя кстати в этот момент, когда у нее не было сил самой даже пальцем пошевелить, не говоря уже о том, чтобы развлекать других.

Аптекарь принес с собой огромный кулек всевозможных лекарств, мазей и компрессов. Осмотрев больного, он при почтительном молчании собравшихся глубокомысленно излагал диагноз, когда из коридора вдруг послышался шум, возвестивший о прибытии Элизабет.

Она устремилась туда, где был ее любимый. Телохранители едва поспевали за ней. Беременная женщина с разбегу толкнула дверь, прежде чем ее успел открыть лакей, опешивший от внезапного появления необычной гостьи. На какую-то долю секунды Элизабет, сама не своя от волнения, застыла на пороге.

В другое время ее появление было бы встречено возгласами ликования. Однако сейчас слова приветствия застряли у всех в горле. Ни у кого не хватало духу сказать ей мрачную правду. Да она и не нуждалась в словах. Не сводя глаз с изможденного человека, лежавшего на кровати, она быстрыми шагами пересекла обширную комнату.

И замерла у постели, от всей души благодарная Господу за то, что муж ее, несмотря ни на что, все-таки жив. Ее молчаливая молитва была горячей и искренней, без единой капли горечи и упрека небесам. Глаза Элизабет наполнились слезами, и она тихонько прикоснулась к руке Джонни, словно желала убедиться, что зрение не обманывает ее. А потом провела пальцами по его лбу — нежно и осторожно, чтобы не разбудить человека, заключающего в себе весь ее мир. На фоне его темных спутанных волос тонкие пальцы Элизабет казались ослепительно белыми, словно сделанными из сахара. Лицо ее было мокрым от слез, и сердце разрывалось от боли, стоило только подумать, какие муки пришлось ему вынести.

Никто так и не осмелился заговорить с ней. И тогда Элизабет обернулась.

— Из-за него вы рисковали жизнью. Спасибо вам всем, — просто сказала она. — Спасибо за то, что вовремя пришли Джонни на выручку. — Его раны не были перевязаны, так как любое прикосновение к ним вызывало новое кровотечение, а потому ужасные следы истязаний были у всех на виду. — Он будет жить, — тихо пробормотала Элизабет, и ее заплаканное лицо осветила несмелая улыбка. — Я позабочусь об этом.

Отойдя от постели, она первым обняла Робби, затем стоявшую рядом с ним Роксану, потом Монро, Адама и Климента. Даже домоправительница и аптекарь были удостоены этого теплого приветствия, исполненного искренней благодарности, в связи с чем были немало смущены, не зная, как истолковать подобный демократизм в общении. Элизабет выпрямилась. В ее осанке появилась уверенность. Видно было, что ужас последних дней постепенно рассеивается. Казалось, для этой женщины отныне нет ничего недостижимого. Главное — муж ее остался в живых и находился рядом.

— Итак, что мы предпримем? — деловито осведомилась Элизабет у аптекаря. С точно такой же решимостью она бралась ранее за строительные проекты, на осуществление которых мог потребоваться не один год. С тем же бесстрашием бросала вызов собственному отцу, наводившему на других ужас своим необузданным нравом. Восемь мучительных лет, проведенных во владениях Грэмов, не прошли даром — они закалили ее. Небрежно сбросив свою пелерину на стул, она продолжила: — Я намерена узнать от вас, как лечить лихорадку. Кстати, — последовало предупреждение, — я также намерена как следует кормить его. И еще: никаких кровопусканий. Думаю, мы вполне поймем друг друга.

Непреклонный тон, каким все это было сказано, энергия, явственно различимая в ее словах, должно быть, достигли мозга Джонни, одурманенного страданиями и наркотиками. Больной, которого столь решительно собралась лечить супруга, приоткрыл глаза, губы его шевельнулись, на них появилась слабая тень улыбки.

— Битси, — прошептал он еле слышно.

Повернувшись волчком на месте при звуке родного голоса, она опрометью бросилась к кровати и, опустившись на колени, вплотную приблизила к нему свое лицо.

— Я здесь, милый, здесь, — зашептала Элизабет, и слезы с новой силой заструились по ее щекам.

Джонни снова закрыл глаза. Для него в нынешнем состоянии приподнять веки было все равно что своротить гору.

— Не уходи, — жалобно простонал он, попытавшись протянуть к ней руку.

Она стиснула его ладонь. Пальцы двух рук — белой, как снег, и смуглой, как древесная кора, — тесно сплелись.

— Я не уйду, никогда, никогда… — пообещала Элизабет страстным шепотом.

Его пальцы ослабли и разжались, и он снова погрузился в сон.