Два дня Бобби провел в Нантакете. Погода стояла чудесная, город был полон туристов, а сам Бобби в качестве родного дяди учил своих племянников ходить под парусом. Странно, но, несмотря на казавшийся идиллическим праздник, ему никак не удавалось избавиться от какого-то чувства досады. Где бы и с кем бы он ни находился, чем бы ни занимался, оно его не покидало. Такое расположение духа можно было бы отнести на счет излишеств, если б не была известна его причина и если не принимать во внимание тот факт, что ни один монах не придерживался более аскетического образа жизни, чем он последние несколько недель.

Даже мать спросила его:

– Ты, случайно, не болен?

А брат сказал:

– Что тебе нужно, так это вечер в городе.

Это означало несколько часов непрерывной пьянки в местных пабах, которая вылилась наутро в жуткую головную боль.

Кислое настроение при этом осталось при нем – никуда не делось.

Тем не менее он, взяв племянников, повел их учиться управлять яхтой, и это хотя бы на несколько часов, пробежавших незаметно, позволило ему забыть о том, что почти все время занимало его мысли. Однако, высадившись на берег, он вновь обнаружил фантомы депрессии.

Обсуждая в тот вечер с отцом качества нового управляющего имения в Авиньоне, Бобби сообщил, что намерен туда поехать, и они договорились о том, что следует сделать. Потом Бобби поиграл немного для матери на пианино: она часто просила его об этом, а у него не хватало духу сказать, что играет он только для себя, когда есть настроение. Он сыграл весь ее любимый репертуар, не обращая внимания на колкости брата, даже исполнил кое-что по просьбе невестки, после чего, извинившись, пошел к себе.

– Что-то случилось, – сказала мать, когда он ушел.

– Прежде всего ему не мешает подстричься, – заметил брат. У него, как у всех сёрферов, были короткие волосы, что облегчало уход за ними.

– Думаю, он влюбился, – высказала свое мнение невестка.

«Да что она понимает!» – подумали остальные: ведь самые близкие Бобби люди знали его лучше. Даже когда тот женился на Клэр, никто не питал никаких иллюзий насчет того, что брак этот по любви.

– Ну это уж совсем что-то невероятное, – сказал брат.

– По-моему, ты ошибаешься.

– А может, Алексис права, – из вежливости поддержала ее мать: сказались привычки пиар-агента.

– Раз так, то он сам оповестит нас в свое время, – проговорил отец. Человек прагматичный, он не признавал гаданий на кофейной гуще.

Пока семейство обсуждало Бобби, тот наверху собирал вещи.

Спустившись вниз, он замер в арочном проеме, соединявшем переднюю со столовой, словно ожидал команды бежать.

– Я лечу на континент. У меня там кое-какие дела. Позвоню через несколько дней.

– Вот видите! – гордо сказала Алексис.

– Куда ты собрался? – спросил брат.

– На запад, – ответил Бобби.

– Куда конкретно? – поинтересовалась мать.

– Да оставьте вы парня в покое, – осадил их отец.

– Приеду – позвоню.

Хлопнула первая стеклянная дверь, за ней вторая.

– Ни за что не позвонит, – ухмыльнулся Джейк, обращаясь к жене.

– А вот и неправда, неправда! – У Алексис было предчувствие. – Подожди – увидишь.