Когда они вскоре после наступления девяти часов прибыли в загородный дом принца Отари, его не было дома, как высокомерно сообщил им дворецкий.

— Скажите моему брату, что с ним хочет говорить принцесса Отари. И если он еще спит, разбудите, — приказала Тама.

Ошеломленный ее внезапной властностью, Хью уставился на маленькую фигурку женщины, стоявшей рядом с ним, которая испепелила дворецкого взглядом.

— Думаю, вам лучше сделать так, как она говорит, — подсказал он. — Она очень хорошо владеет мечом.

Слова Хью побудили напуганного мажордома к действию, потому что он подозвал лакея. Когда он повернулся, чтобы поговорить со своим подчиненным, Тама двинулась вперед.

— Мы будем ждать принца в гостиной, — сказала она. — И скажите брату, чтобы поторопился.

От ее повелительного тона голова у домоправителя повернулась так резко, что хрустнул его накрахмаленный галстук.

Подавляя усмешку, Хью подмигнул дворецкому:

— Она привыкла все делать по-своему. Может, вам стоит самому пойти доложить принцу?

В гостиной ничто не напоминало о Японии, убранство исключительно французское и по современной моде — везде бахрома и прочие украшения, великолепный в смысле узоров и расцветок текстиль, затейливая мебель, столь любимая во времена Второй империи при Луи Наполеоне Бонапарте.

— Ваш брат стал французом, судя по всему, — заметил Хью, окидывая комнату оценивающим взглядом. «И на издержки не поскупился», — подумал он, узнавая работу прославленного мебельного мастера Второй империи.

— Не знаю, хочется ли мне это слышать, — возразила Тама, стараясь подавить напряжение, от которого у нее заныла шея. Она не хуже Хью сознавала очевидность этого превращения. Подойдя к окнам, выходящим в сад, совершенно бесцветный в это время года, исключая зелень подстриженных тисов, она заставила себя хоть немного успокоиться. Комей — ее брат, сказала она себе. Он придет ей на помощь.

Хью стоял в отдалении от модно одетой женщины у окна, и вдруг его охватила стеснительность. У него мелькнула мысль, что у него нет никакого права находиться здесь, в лоне семьи, и под воздействием этой внезапно горестной мысли он резко сказал:

— Может, предпочитаете, чтобы я ушел?

Она повернулась:

— Вы этого хотите?

— Просто подумал, что помешаю вашей встрече.

— Нет, — раздраженно произнесла она.

— Успокойтесь, золотко.

— Я совершенно спокойна.

— Кто вы такой, чтобы называть мою сестру золотком? — осведомился холодный голос.

Оба повернулись к дверям.

— Комей! — воскликнула Тама, быстро направляясь к брату.

— Кто этот человек? — требовательно спросил принц Комей, неподвижно стоя на пороге.

— Капитан Драммонд. Он спас мне жизнь, так что можешь поблагодарить его, а не говорить, как главный палач. — И Тама улыбнулась, подойдя к брату. — Комей, Хью Драммонд. Хью, мой брат. — Она обняла брата.

— Приношу извинения, капитан Драммонд. — Комей сдержанно улыбнулся Хью, глядя через плечо Тама. — Сестра всегда была… порывиста.

Маленькая пауза перед словом «порывиста» вызвала укол ревности, к которой давно уже Хью считал себя неспособным. Принцесса не стеснялась просить о том, чего ей хочется, особенно в постели.

— В бою ее порывистость спасла мне жизнь, — сказал он, выбрав наименее неделикатный пример ее смелости. — Я в долгу перед вашей сестрой.

— Несколько раз мы с трудом спаслись благодаря Хью, — заметила Тама, отступая от брата. — И еще он привез меня на своем пароходе, чтобы я могла прийти к тебе. Нас всего лишили, Комей, — спокойно сказала она — Отец и его воины перебиты. Наш дом сгорел, наши враги решили нас уничтожить. Ты обязан вернуться и помочь расправиться с противниками.

Вошли два лакея с чайными подносами.

— Пойдемте присядем. — Принц жестом указал в сторону чайного столика.

Тама с трудом удержалась, чтобы не удалить лакеев, считая их появление неуместным. Но только сказала ласково:

— Вижу, ты по-прежнему обожаешь сахарное печенье.

— Кое-кто из наших слуг здесь со мной.

— Я и забыла. Конечно. — В те времена, когда Комей уехал, утрата дюжины слуг считалась делом случайным. Хотя сейчас никого из их прежних слуг не видно; все вроде бы французы.

Пока слуги готовили стол для чаепития, разговор шел о погоде и морском путешествии. Но как только лакеи вышли, в комнате воцарилась напряженная атмосфера.

— Не вижу никого из наших старых слуг, — небрежно заметила Тама, подкрепляясь печеньем.

— Они внизу. — Комей, наливавший чай в пиалу, поднял глаза. — Ты понимаешь.

Она понимала. Брат не хотел ничего такого, что не соответствовало бы образу французского аристократа, каковым он хотел быть. Его короткие волосы, костюм, галстук с бриллиантовой булавкой, перстни на пальцах — все было комильфо.

— Отец погиб в сражении при Вакамацу, — заявила она без перехода, желая поколебать воплощаемый им «прекрасный идеал». — Не знаю, известны ли тебе подробности. Осада была долгой, битва кровавой, и все закончилось резней. Тяжело раненный, Сёсё испустил дух после того, как доставил мне последнюю весть от отца.

— Я горюю по отцу, — сказал Комей голосом, лишенным каких-либо эмоций. — Мы наслышаны о той битве и об окончании гражданской войны. Плохие новости доходят быстрее. Но все это кажется мне таким бессмысленным — ужасы и убийства, утрата поместий…

— Попытаться остановить тиранию, Комей, это не бессмысленно. Отец сражался за правое дело, за прогресс. Мы обязаны продолжить его дело. Император должен быть на стороне влиятельных семей. Вернись домой, чтобы защищать наше дело. Помоги мне бороться за лучшую долю нашей страны.

Комей поставил пиалу на столик.

— Теперь моя страна здесь. И император нас не простит. Ты знаешь, как Сацума и Тёсю старались добиться нашего низвержения. Теперь они у власти. Все кончено. Неужели ты не понимаешь?

— Но так быть не должно! — воскликнула Тама, откладывая печенье, и наклонилась вперед от волнения, уверенная в своей правоте. — Как же ты не понимаешь! При Вакамацу были десятки кланов, которые уже получили прощение — кое-какие многолетние враги Сацума и Тёсю. Ёсинобу, сам сёгун, живет в уединении, его поместий почти не коснулись. Мы можем вернуться. Можем, Комей!

— Мы не собираемся возвращаться. — Голос был мягкий и низкий, но бескомпромиссный. — Скажи ей, Комей.

В дверях, держа на руках сына, стояла жена Комея.

— Ты говорил, что так и будет, если она выживет. — Мийо оставалась стоять в дверях, словно проклятое прошлое могло обрушиться на нее, если она войдет. — Ты говорил, что твоя сестрица приедет за тобой. — Слезы блеснули в ее глазах. — Ты говорил, что она будет настаивать…

Встав с кресла, Комей подошел к жене и ласково повлек ее в комнату. Ребенок у нее на руках смотрел на незнакомцев с испугом.

— Тама, это Мийо и наш сын Таро. Мийо, познакомься с моей сестрой и капитаном Драммондом.

Мийо склонилась, хотя и явно неохотно; на гостей она взирала мрачно.

— Садись, — попросил Комей, предлагая жене кресло. — Выпей с нами чаю.

Жена принца действительно красива, думал Хью, просто ослепительна, потому и вскружила Комею голову. Или, быть может, они родственные души. Хотя вряд ли, ведь они из разных слоев общества. Но какова бы ни была причина, принц в Японию не вернется. Ясно как день.

Тама тоже все поняла еще до того, как чаепитие закончилось. С энтузиазмом, удивившим ее, брат заговорил о своем новом доме и стране, о железнодорожных акциях, которые приносят невероятный доход, о салонах, где он и другие поэты читают свои стихи перед знатоками поэзии. Одна из его скаковых лошадей заняла призовое место на скачках в Лоншане, не скрывая гордости, сказал он. Но, наверное, главный аргумент убедил ее, что брат не передумает, — они с женой опять ждут ребенка.

— И подумайте, — продолжал Комей, — когда Хори Курано Ками призывал Ёсинобу совершить харакири после поражения при Тоба, сёгун рассмеялся на его слова и сказал, что варварские обычаи вышли из моды. И был прав — феодальный строй теперь лишь воспоминание. Оставайся здесь, с нами, — предложил он. — Даже и не вздумай возвращаться назад и подвергать свою жизнь новым опасностям.

Тама посмотрела на Хью.

Он говорил мало, не желая высказывать свое мнение по такому явно семейному вопросу.

— Насчет риска ваш брат абсолютно прав. — Он слегка пожал плечами. — Но, с другой стороны, и на Елисейских полях вас может переехать неумелый возница.

Ее озарила улыбка, напомнившая ему о той сильной духом женщине, с которой он сражался плечом к плечу, пробираясь в Осаку.

— А вообще-то я умираю от скуки и усталости, — усмехнулся он. — Вы ведь не хотите, чтобы это действительно произошло.

Тама сложила салфетку и положила на стол.

— Вы должны прийти в «Гранд-отель», — сказала она, вежливо улыбаясь и поднимаясь с кресла. Разочарование от решения ее брата не было для нее полной неожиданностью. — Приходите как-нибудь ко второму завтраку, а потом и маленький Таро сможет нас навестить.

— Нас? — Губы принца сложились в твердую прямую линию, лицо стало строгим.

— Мы с капитаном снимаем номер в «Гранде».

— Вместе? — тревожно спросила Мийо, взглянув на мужа, словно ища моральной поддержки.

— Да, вместе.

— Здесь такие вещи не приняты, — заявил принц с отчетливым холодком в голосе.

— В отеле, кажется, никто не возражает. — Тама явно не собиралась подчиняться брату, как и никогда не подчинялась. — Или вы предпочли бы встретиться с нами в каком-нибудь другом…

— Лучше ты приходи к нам в любое время, Тама, — перебил ее брат. — Так будет лучше для всех.

Он намеренно не упомянул о приглашении Хью. Вопиющее оскорбление.

На сей раз в жесткую линию сложились губы у Тама.

— Капитан спас мне жизнь, Комей. Он заслуживает уважения с твоей стороны.

— А ты заслуживаешь его уважения.

— Оно у меня есть, — коротко ответила она.

— Не хочу вас оскорбить, но я понял, что не имею никакого права присутствовать здесь, — вмешался в разговор Хью, пытаясь предотвратить ссору брата с сестрой. Он поднялся, когда встала Тама, и затем, жестом указав на дверь, проговорил: — Я подожду на крыльце.

— Ни в коем случае! — Тама бросила взгляд на Хью. — Не смейте уходить. Комей, извинись сию же минуту!

Принц нахмурился.

Хотя Комей придерживается определенного этикета, среди его правил нет такого, по которому полагается вставать, когда встает женщина, отметил про себя Хью. Форма обхождения у принца гибкая, судя по всему.

— Извинения вовсе не обязательны, — пробормотал Хью. — Ваш брат хочет защитить вас.

— Ха! — фыркнула Тама. — Защитить меня! От чего? От каких-то французских правил приличия? Лучше бы он выступил рядом со мной против наших врагов.

— Мечом ничего не уладишь, — сердито заявил Комей. — Нашему отцу давно следовало понять это. И тогда наши земли никто не тронул бы.

— Против нас выступили наши заклятые враги! — пылко возразила Тама. — Разве найдется еще такой, кто не станет защищать свою землю?

— Я приехал во Францию, чтобы избежать таких решений.

— Он не такой, как вы! — воскликнула Мийо. — Неужели вы не понимаете?! Он поэт! Он человек мирный!

— У него есть возможность заниматься тем, что ему нравится, потому что наш отец защищал то, что принадлежало нашему роду на протяжении многих веков. Свобода выбора осталась невознагражденной!

— Поймите же, здесь он счастлив! — воскликнула Мийо, так сильно стиснув ребенка на руках, что тот капризно завопил. — Люди разные…

— Тише, Мийо. — Комей положил руку на плечо жены, а потом встретился взглядом с сестрой. — Я не могу сражаться, как ты, — тихо сказал он, и в голосе его уже не слышалось негодующих ноток. — Никогда не мог. Прости.

— Понимаю. — Наверное, она всегда это понимала. — Мне не следовало приезжать.

— Оставайся с нами, — умоляющим голосом заговорил брат. — Не возвращайся в Японию. Поговори с другими людьми в нашем обществе эмигрантов. Ты увидишь — все согласятся со мной. Если ты вернешься, твоя жизнь будет поставлена на карту.

— Почему-то меня это не беспокоит.

— Я знаю, что ты подразумеваешь. Приходи в среду в салон Хаттори, — заклинал принц. — Поговори с ним. У него есть связи в новом правительстве. Он тебе подтвердит, что двор не прощает тех, кто противостоит ему.

— Спасибо, приду. А теперь извините, я хочу вернуться в отель и лечь спать.

— Ложись здесь, — предложил брат, протягивая к ней руку.

— Может быть, в другой раз, Комей. Спасибо.

— Я пришлю тебе записку с адресом Хаттори, — быстро сказал он. — Обещай, что придешь.

Она кивнула.

— Приду. — И, глянув на Хью, Тама улыбнулась. — Вы готовы?

— Да, мадам.

Скрытый жар этих слов поразил оевропеившееся, недавно освоившее западное ханжество души семейство. Раскрыв рты, принц и его жена смотрели, как их гости вышли, держась за руки.