День во всех отношениях выдался прекрасный. Лошади Поля Дюруа выиграли несколько призов на скачках в Лоншане, и теперь все семейство собралось отпраздновать это событие в кругу самых близких друзей.

Большой стол был накрыт прямо в саду перед загородным домом. Все веселились, поздравляли друг друга, и только Венера, о чем-то задумавшись, сидела особняком в сторонке. Происходившее вокруг, будто не интересовало ее.

Поль Дюруа временами поглядывал на дочь и озабоченно вздыхал. Он был человек умный, проницательный и видел, что Венера вернулась из Лондона изменившейся, совсем иной. Даже работа по организации больницы не занимала ее так, как прежде, хотя она старалась находиться там с утра до вечера, взваливая на себя столько дел, что с лихвой хватило бы на троих.

Венере тоже не нравилось собственное состояние. Работа утомляла и не доставляла прежнего удовольствия. Она, как никогда, много спала, но сон не приносил отдыха. Словно проваливаясь вечером в черную яму, по утрам она просыпалась с головной болью и обрывками кошмара, таившимися в памяти. Все чаще в самые неподходящие моменты наваливалась беспричинная тоска, раздражение. Венера не помнила себя такой.

И все же, будучи натурой прагматичной, она не допускала мысли, что просто-напросто влюбилась. Тем более – в маркиза.

Джека можно было воспринимать как угодно, только не в качестве будущего спутника жизни. О нем можно было мечтать, видеть во снах, можно было вспоминать его как приятное мимолетное увлечение, но представить в роли жениха, мужа… Нет, эти несколько прекрасных, волшебных дней, проведенных с ним, не могли изменить ничего в ее жизни!

Но почему же сейчас, в этот прекрасный летний вечер, когда все вокруг веселились, ей было так нерадостно и горько? Почему она, тая надежду даже от себя, все чаще взглядывала на дверь?

Когда гости разъехались, а все домашние, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по комнатам, Трикси Дюруа подошла к мужу, который стоял на балконе и, облокотившись на перила, смотрел во тьму сада.

– Милый, с Венерой что-то происходит, – сказала она, положив руку ему на плечо. – По-моему, пора вмешаться…

Поль медленно обернулся, вынул изо рта погасшую трубку.

– Я давно это заметил… Но я сам учил ее, что человек должен уметь справляться с собственными чувствами. А теперь не знаю, что делать…

Трикси вздохнула и посмотрела на бледный диск луны, только что всплывший над силуэтами деревьев. – Есть такие чувства, с которыми не в состоянии справиться ни одна женщина… Я просто не помню Венеру такой.

Поль вздохнул и, обняв жену за плечи, повел в комнату.

– Я бы рад ей помочь. Но что я могу сделать?

– Может, тебе стоит поговорить с ним? – Трикси с надеждой в глазах посмотрела на мужа. – С этим маркизом?

– И что я ему скажу? – Поль Дюруа нахмурился. – Насколько понимаю, он из тех светских львов, которые не привыкли рассматривать отношения с женщинами как нечто серьезное, тем более – обременять себя семьей.

– Но Венера так несчастна! – Трикси покачала головой и, подойдя к зеркалу, принялась снимать сережки. – Мы должны вмешаться!

– Ты разговаривала с ней?

Поль взглянул на жену.

– Я пыталась, но она уходит от разговора… Ты заметил, теперь ее даже скачки не интересуют? – Трикси сняла браслет и положила его на туалетный столик. – У меня сердце не на месте!

– Слушай… – Поль задумался на секунду, потом кивнул, будто убеждая самого себя. – А почему бы нам… не взять ее с собой в Марокко?

– В Марокко?

– Ну да… – Поль сделал широкий жест. – Ничто так не лечит от любовного недуга, как смена впечатлений. Кроме того, Винсент тоже поедет с нами.

– Винсент? Да, он ей всегда нравился… Поль, ты просто молодец! – Трикси радостно улыбнулась и убежденно заявила: – Марокко – именно то, что ей сейчас нужно.

– По крайней мере, она забудется. Увидит и узнает столько всего нового… То, что произошло с ней в Лондоне, станет в один ряд с прочими воспоминаниями, – кивнул Поль. – Прекрасно! Так и сделаем.

Но убедить в этом Венеру оказалось не так-то легко. Едва дослушав отца, она решительно сказала:

– Мне некогда. Я не планировала никакой поездки… Кроме того, у меня сейчас слишком много дел в больнице. Столько времени потеряно!

– Но это всего на две-три недели… Представь только: Африка, древняя страна… Мы побываем в таких местах, которые мало кто из европейцев видел!

– Нет! Мериме без меня не справится, – упрямо отказалась Венера, избегая отцовского взгляда. – К тому же я обещала Фелисии провести с ней несколько дней на море. У нее новый дом в Трувиле, мне очень хочется посмотреть.

– Я все понимаю. – Поль взял дочь за руку. – Мы ведь хотим только помочь тебе. Мать очень волнуется… Может, мне поговорить с маркизом Рэдвером?

– Нет! – Венера взглянула на отца и тут же отвела глаза. – Ради Бога, папа! Даже не думай об этом! Обещай!

– Мы готовы сделать все… Я только хотел как лучше.

– Папа, обещай мне!

Голос Венеры дрожал от волнения.

– Конечно. – Поль озадаченно пожал плечами. Он не ожидал такой бурной реакции, – Если ты не хочешь…

– Я меньше всего на свете хочу этого! – Она пыталась справиться с дыханием, грудь высоко вздымалась. – Папа, я сама… Прости. Съезжу на несколько дней в Трувиль, отдохну. Там так здорово!.. И все будет в порядке. Я тебе обещаю…

Поль задумчиво смотрел на свою такую взрослую и такую маленькую, совсем беззащитную девочку.

– Если хочешь, мы с мамой можем отложить поездку в Марокко и все вместе поедем отдохнуть в Трувиль?

– Нет, что ты! Не надо. – Венера ласково, но решительно взяла отца за руку. – Кроме того, в Трувиле в это время собирается неплохое общество. – Взгляд ее стал лукавым. – Вы мне там будете только мешать…

– Хорошо. – Поль потрепал дочь по щеке. – Делай, как знаешь… Надеюсь, ты сможешь справиться с этим сама.

Через три дня после отъезда родителей в Марокко с Фелисией де Кассе отправились в Трувиль.

Но, все же, садясь в поезд на парижском вокзале, Венера не понимала, зачем это делает. Даже мысль оказаться среди разряженной праздной публики на модном морском курорте, который в последние годы: стал Меккой для французской знати, была неприятна. Но выносить дальше состояние полной неопределенности, ожидания непонятно чего она тоже не могла.

Однако когда фиакр подвез их к подъезду одной из роскошных вилл, кольцом опоясывавших живописную бухту, и Венера окинула взглядом залитый щедрым солнцем пляж, разгуливавших среди живописных павильончиков всем в жизни довольных курортников, она поняла, что сделала правильно. Нужно было сделать что-то решительное, неожиданное, переломить себя, избавиться, наконец, от витавших над ней лондонских призраков. Нужно было жить дальше.

Джеку его бегство в Каслро никакого облегчения не принесло. Он пробовал охотиться, целые дни проводил на конюшнях, попытался, чтобы отвлечься, заняться хозяйством. Но воспоминания о днях, проведенных здесь с Венерой, постоянно и властно вторгались в сознание. Все вокруг напоминало о ней.

Иногда Джек куда-то шел и забывал, зачем идет, потому что вдруг с необычайной отчетливостью вспоминал, как на этом диване сидела Венера… как она разглядывала картины, развешанные по дому, спускалась по устланной ковром лестнице, весело смеялась, наполняя все вокруг атмосферой какой-то возвышенной праздничности… Мысли о других моментах, о часах, проведенных с нею наедине, он, стиснув зубы, ожесточенно гнал от себя.

Как-то, собираясь на охоту, Джек застыл посреди комнаты с ружьем в руке.

– Что с вами, сэр? – встревожено спросил Морис. – Ружье не в порядке? Дайте, я посмотрю.

– Нет, – не сразу отозвался маркиз и отложил ружье. – Все в порядке. Но на охоту мы сегодня не пойдем… Принеси-ка мне лучше, бутылку бренди. И стакан.

Морис прекрасно видел, что творится с хозяином. Но он был хорошим слугой и привык подчиняться беспрекословно. И все же, ставя на стол поднос, мягко осведомился:

– Может, вам не стоит пить сегодня, сэр? На улице жарко… и гроза, похоже, собирается…

Но, встретившись взглядом с маркизом, лишь покорно склонил голову. Выйдя из комнаты, он услышал, как в замке повернулся ключ.

Морис покачал головой, задумался, потом решительно направился в кабинет маркиза, где хранились письменные принадлежности.

Когда на следующий день Морис сообщил о приезде Пегги, Джек не особенно удивился, но посмотрел на верного камердинера с некоторым подозрением. Морис стоял с совершенно непроницаемым лицом, уставившись в пол.

– Ладно, – сказал маркиз. – Будем считать, что она придумала это сама…

Примерно через час, услышав, как по гравию возле крыльца зашелестели колеса экипажа, Джек выглянул в окно.

– Ого! Судя по тому, сколько багажа она взяла с собой, Пегги решила поселиться здесь навсегда…

– Герцогиня любит путешествовать очень обстоятельно, – бесстрастно отозвался Морис. – Кроме того, женщинам требуется гораздо больше вещей, чем мужчинам.

– Ясно, – хмыкнул маркиз. – Тогда проводи ее в старую спальню наверху. Ты знаешь… Она просто обожает старинную елизаветинскую кровать, пусть порадуется… Я выйду, поздороваюсь с ней минут через двадцать.

Джек наклонился к зеркалу и потер небритую щеку. Тоскливое выражение глаз, лихорадочно блестевших на исхудавшем лице, не особенно его порадовало.

За обедом Пегги была весела, остроумна и без умолку щебетала о красотах местной природы, которые ей довелось увидеть по дороге. Погода была прекрасная, она, наконец, вырвалась из Лондона, и все в жизни складывалось просто замечательно.

– А какая роскошная новая железнодорожная станция в Каслро! – восхитилась напоследок Пегги. – Вокзал – прямо как на картинке! Ведь эта дорога тоже принадлежит тебе? – Но, наткнувшись на сумрачный взгляд маркиза, она замолчала.

– Очень польщен, – холодно сказал он, наливая себе в стакан бренди. – Спасибо за высокую оценку моих способностей. Как видишь, я могу не только диваны в заведении мадам Робюшон просиживать…

– Никогда и не думала о тебе так. Я, кстати, привезла из Лондона прекрасные новости. Сара Палмер, представляешь, обручена! Кажется, со своим учителем танцев, итальянцем.

Герцогиня подождала, надеясь хоть на какую-то реакцию. Но Джек угрюмо цедил бренди из своего стакана, словно именно это было сейчас в его жизни самым важным делом.

– Ты слышишь меня? Или это тебя тоже не интересует?

– Я об этом давно знаю, – отозвался Джек. – Больше того, заплатил за то, чтобы это событие произошло как можно скорее… Но ты же приехала сюда не ради того, чтобы пересказывать мне сплетни? Пегги, не хитри!

– И не собираюсь. – Герцогиня вздохнула и решительно вскинула голову. – Мне написал Морис. Ему очень не нравится твое поведение.

– Да? А кто он такой, чтобы ему что-то нравилось или не нравилось?

– Но мне это тоже не нравится! – Пегги редко повышала голос, но сейчас он сделался неожиданно звонким. – Джек, с тобой что-то происходит. Ты сам понимаешь, что дальше так продолжаться не может!

– Было бы гораздо хуже, если бы со мной уже ничего не происходило… – хмуро проговорил Джек и опять потянулся к бутылке.

– Бездна юмора! – Пегги серьезно посмотрела на крестника и отодвинула бутылку. – Только юмор у тебя какой-то погребальный… Меня это тревожит. Монашество тебе не к лицу, Джек… И это беспробудное пьянство…

– Это не пьянство, – поморщился маркиз. – Я в любой момент могу покончить с ним, если придумаю себе более достойное занятие… И не будем об этом.

– По-моему, ты нездоров… Ты иногда смотришь на себя в зеркало? Тебя просто невозможно узнать! – с чувством воскликнула Пегги.

– Ясно, – кивнул Джек, невесело усмехнувшись. – Вам не хватает марионетки, которую вы из меня так долго и упорно лепили. Перед вами больше не блистательный, неотразимый в своей нахальной самоуверенности маркиз Рэдвер, а нечто непонятное. Он, не хочет таскаться ночи напролет по светским раутам, протирать простыни в чужих спальнях. А если бы я вдруг стал читать книги? Вы решили бы, что я сошел с ума?

– Джек, я такого не говорила! И для меня вовсе не тайна, что творится с тобой. Только ты боишься себе в этом признаться. – Герцогиня совсем по-девчоночьи вскинула голову. – Тебе не хватает этой женщины, потому что ты любишь ее. И я хочу тебе помочь.

– Спасибо. – Джек дотянулся до бутылки и снова налил себе бренди. – Ты уже мне достаточно помогла… Никогда не забуду тот проклятый вечер!

Пегги смотрела на крестника с растущей тревогой. Вот этого она действительно не ожидала. В голосе беспечного, непробиваемого маркиза Рэдвера звучала настоящая боль. Боль человека, смертельно раненного любовью.

– Джек, – произнесла она мягко, словно уговаривая маленького ребенка, – это должно было рано или поздно случиться…

– Все, хватит!!! – вскричал Джек и стиснул кулаки. Только испуганный вид Пегги сдержал его, и маркиз не грохнул кулаком по столу.

После очень долгой паузы и нескольких предварительных вздохов герцогиня решилась сказать:

– Она сейчас в Трувиле… Если тебе интересно.

– Откуда ты знаешь? – не сразу отозвался он глухим, сорванным голосом. – Только не говори мне, что ты с ней переписываешься.

– Нет, что ты! Но у меня много друзей в Париже.

– Что ж, – Джек безразлично пожал плечами, – в Трувиле, так в Трувиле… Надеюсь, она хорошо проводит время. Я слышал, там в это время собирается прекрасное общество. Не чета нам, неотесанным островитянам…

– Она проводит время вовсе не так хорошо, как тебе кажется.

– Ты что, послала туда шпионов следить за ней?

– Джек, ты же взрослый человек! – вспыхнула герцогиня. – Во всяком случае, пытаешься изображать из себя взрослого… Но почему ты ведешь себя как мальчишка? Кому ты этим делаешь хуже?

– Себе, – мрачно отозвался маркиз. – И имею на то причины…

– Извини, милый мой, – Пегги сокрушенно покачала головой, – но ты – полный идиот… – Она сделала предостерегающий жест рукой: – Не перебивай! Если я тебе этого не скажу, то никто не скажет. От чего ты всеми силами отталкиваешься? Что защищаешь? Свою драгоценную свободу, которой давно нет? Она давно тебе опостылела, а через месяц, через полгода, через год станет непосильным грузом… – Взгляд Пегги затуманился, словно она заглянула в какую-то бесконечную даль. – Свобода – самая страшная тяжесть на свете, если ее некуда девать, не к чему приложить. Запомни это…

Джек долго молчал, уставясь в тарелку с остатками еды. Потом поднял глаза на герцогиню и медленно спросил:

– Что же мне теперь делать? Может, я и готов, а она возьмет и отошьет меня по всем правилам? Что тогда?

– Через это тоже надо пройти, милый. – Пегги упрямо тряхнула головой. В глазах ее зажглись лукавые огоньки. – Чего ты хотел? Получить все сразу, не прилагая к этому усилий? Да люди ради этого пол-Земли пешком проходят!

– Ничего я не хотел…

– Я понимаю. Гораздо лучше сидеть здесь, казниться непонятно чем, изображая соблазненного и покинутого. Нет, мой милый, теперь уж не увиливай. Давай лучше заключим с тобой пари.

Маркиз поднял глаза на крестную и впервые за весь вечер улыбнулся:

– Пегги, ты неисправима…

А герцогиня и не отрицала. Прищурившись, смотрела на Джека, и в глазах у нее был блеск, который ни с чем нельзя спутать. Блеск настоящего азарта.