Американская разведка во время мировой войны

Джонсон Томас М.

Глава первая

Американская разведка во время мировой войны

 

 

У американцев тоже была своя «секретная служба»

Еще и теперь некоторые думают, что у американцев не было в Европе своей «секретной службы», но они ошибаются, или делают вид, будто ошибаются, что иногда является в армии признаком хорошего тона. У американцев были своя разведка и своя контрразведка, свои агенты и свои контрагенты, и теперь можно рассказать по этому поводу весьма любопытные вещи. Все это входило или, вернее, составляло разведывательный отдел штаба, но имелись также группы Н, С и D. Все они были активны и выполняли разведывательные задания. Фактически во время мировой войны служба шпионажа была лишь одной из отраслей разведывательного отдела штаба, который являлся современной организацией, оставившей далеко позади время шпионов в синих очках с фальшивыми усами.

Военная разведка достигла в наши дни такого совершенства, что один офицер, прошедший школу мировой войны, недавно сказал в виде шутки, что в будущей войне, если она когда-нибудь разразится, мы будем знать о противнике больше, чем он будет знать о себе сам.

В современной войне недостаточно знать численность и расположение неприятельских армии и флота; это только одно из четырех данных, которые должен принимать в расчет главнокомандующий сухопутными или морскими силами; политическое и экономическое положение и моральное состояние противника являются остальными тремя данными. Ибо современная война является не только сражением между людьми или броненосцами, но и между системами управления, между экономическими организациями, между умственным и душевным состоянием борющихся сторон. Разведывательная служба, доставляющая такие сведения, которые лежат в основе решений и политики, ведущей к победе, выполняет функции троякого характера:

1) собирание сведений, касающихся перечисленных четырех факторов;

2) обработка этих сведений;

3) распространение этих сведений.

Для выполнения своей задачи американская разведка работала совместно с министерствами внутренних дел, военным, морским и юстиции.

Оказалась ли она на высоте задачи? С точностью ли разгадала союзная разведка, как работала огромная военная машина, называемая Германской империей? В общем, на этот вопрос можно ответить утвердительно. Как будет видно из дальнейшего изложения, союзная разведка иногда терпела неудачи, но чаще всего ей удавалось разгадывать самые затаенные мысли своего искусного противника. Без разведывательного отдела ни один большой начальник, генерал или адмирал, не мог бы дать сражения, не подвергаясь величайшему риску. Мировая война дает поразительные примеры неспособности германской разведки. Германская разведка слыла одной из лучших, а между тем вступление Германии в войну сопровождалось промахами, которым нет названия, и это продолжалось до самого поражения Германии. Германский генеральный штаб готовился к очень короткой войне и к быстрой победе. А между тем, его разведка не сумела предсказать, сколько понадобится русским времени для мобилизации, и когда русские появились в Восточной Пруссии задолго до того, как их там ждали, генеральному штабу, застигнутому врасплох, пришлось, чтобы остановить вторгнувшиеся войска, перебросить два корпуса из знаменитой армии фон Клука, шедшей на Париж. Если бы эти корпуса остались армии фон Клука, Париж, вероятно, пал бы.

 

Ловля германских шпионов

В 1914 г. главные германские шпионы в Англии, числом 21, были совершенно обезврежены благодаря собственной глупости. Они применяли такие простые методы для отправки своих донесений, что были все захвачены английской «Интеллидженс Сервис» в тот день, когда Великобритания вступила в войну. Поэтому немцы ничего не знали о переброске первых британских частей во Францию.

Их агенты ошиблись также в своем мнении об Англии, так как они полагали, что Англия не сможет выдержать долгой войны и ее флот окажется не в состоянии предпринять экономическую блокаду.

Германская разведка сделала новую ошибку, не поняв, что с помощью тяжелых пушек «Шкода» было бы так же легко разбить линию французских крепостей, как и прорвать бельгийский фронт. Если бы это было понято немцами, то они взбежали бы вторжения в нейтральную страну, т. е. действия, которое явилось поводом для вступления Великобритании в войну и возмутило весь мир. Когда немцы пустили в ход в Бельгии свои тяжелые орудия, они обнаружили этим свою мощь и заставили насторожиться французов.

Однако немецкие пушки не могли застать французов врасплох. Еще за несколько лет до войны агенты французской контрразведки сообщили в Париж о существовании этих огромных пушек. Но на это сообщение не обратили большого внимания и не приняли никаких мер.

Только благодаря своей разведке британский флот узнал о германских планах перед Ютландским боем. За несколько дней до выхода германского флота в море англичане знали от своей секретной службы о каких-то приготовлениях. Затем 30 мая 1916 г. в 5 часов пополудни германское адмиралтейство послало по радио кодом приказание всем частям флота приступить к выполнению условленного плана, Английские радиостанции перехватили это сообщение и, хотя и не могли его расшифровать, но тотчас же догадались, что оно означает. Пятнадцатью минутами позже британский Большой флот вышел в море, готовый ко всяким случайностям.

Немцы совершили ошибку, передав приказ такой важности по радио, но использование радио при подобных же обстоятельствах в другой раз позволило им обмануть противника. У входа в Жадский (Jede) залив они поставили сторожевое судно с мощной радиостанцией. Пользуясь кодом германского адмиральского корабля, это судно послало ложное сообщение всем другим кораблям, радиостанции которых должны были в это время молчать. Англичане перехватили это сообщение и определили район, откуда оно было послано. Исходя из этого, они заключили, что раз адмиральский корабль находится в Жадском заливе, то эскадра еще не снялась с якоря. Поэтому пока англичане не столкнулись с немцами, они думали, что их противник, с минуты на минуту готовый сняться с якоря, все еще стоит на рейде; немцы же не знали, что англичане проведали о предстоящем выходе их флота. Так, обе разведки играли в жмурки друг с другом; когда мы вступили в войну, и нам пришлось выучиться этой игре.

В апреле 1917 года американская военная разведка была еще пустяком. В Вашингтоне она состояла из двух офицеров и одного писаря; кроме того, некоторые военные атташе работали по собственной инициативе и оплачивали большинство расходов из собственного кармана. Правительство, которое уберегло нас от войны, ассигновало в этом году на разведку сумму в 11 тысяч долларов. Армия вступила в ураган великой войны вслепую.

Офицером, который в мирное время приложил больше всего усилий для осведомления американской армии, был генерал-майор Ральф X. Ван Деман, первый американский офицер современной разведки. Некоторое время он оставался в Соединенных Штатах для борьбы с германским шпионажем, а затем отправился во Францию. Тогда руководство военной разведкой в Вашингтоне взял на себя бригадный генерал Мальборо-Черчилль.

Американский разведывательный отдел во Франции начал по-настоящему работать, когда глава нашей военной миссии в Париже полковник Джемс А. Логан отправился во французское 2-е Бюро и сказал: «Давайте работать вместе». История не рассказывает нам о том, что его тут же расцеловали в обе щеки, но, вероятно, так оно и было, ибо это произошло 6 апреля 1917 г. — на другой день после того, как конгресс, отказавшись согласиться на то, чтобы американские суда, во избежание потопления, ходили по океану, выкрашенные в красный и белый цвета, объявил Германии войну.

 

Первые шаги

После объявления войны Германии генерал Першинг отправился 27 мая во Францию, увозя с собою трех офицеров разведки, составлявших всю разведывательную службу.

Через шестнадцать месяцев в одной лишь Франции находилось 287 офицеров разведки, помимо прикомандированных к, штабам, помимо тысяч офицеров и солдат, прикомандированных к частям. Генерал Першинг изучил английскую и французскую разведывательные службы и решил принять английские методы, ибо англичанам, так же как и нам, приходилось работать в чужой стране. Во главе разведки он поставил генерала Нолана, который сопровождал его на Филиппины и под благожелательной улыбкой скрывал железную волю и большой ум.

В июне 1917 г. генерал Нолан и его сотрудники объехали Западный фронт, основательно знакомясь с чрезвычайно интересной наукой, которую они могли изучить в Америке только в самом элементарном виде. Штаб французского главнокомандующего их очень многому научил. Затем начальник английской разведки во Франции бригадный генерал Джон Чертерис пригласил их посмотреть, как механизм разведки будет работать при наступлении 1917 г. во Фландрии. Для американцев это было время лабораторного изучения.

Во время большого сражения во Фландрии они могли видеть всю систему в действии: как допрашивали пленных, как тщательно изучали захваченные бумаги и карты, как перехватывали и расшифровывали радио, как изучали фотоснимки, сделанные с самолетов, с какой тщательностью проверяли донесения шпионов из Бельгии о подкреплениях в тылу германского фронта и т. д. В основу американской секретной службы во Франции были положены английские методы — правила, принятые в английской армии, с некоторыми американскими усовершенствованиями.

В Шомоне на Верхней Марне обосновалась американская главная квартира, и в казармах, превращенных в американские канцелярии, начала развиваться таинственная организация, носившая название разведывательного отдела штаба (G. 2).

На тяжелых дубовых дверях, выкрашенных в черный цвет, появились маленькие таблички с кабалистическими знаками на них, вроде: «G. 2-A» (разведывательный отдел армии) или просто «S.S.» (морская разведка). Там в продолжение восьми часов днем и иногда четырех часов ночью работала группа способных и серьезных офицеров. Все они были тщательно отобраны и рекомендованы лично генералу Нолану. Большинство составляли бывшие учителя, лингвисты, путешественники, географы, сыщики, журналисты, юристы, специалисты по шифрам и радио, печатники и наборщики. В разведывательном отделе штаба находилась работа для всех.

Все эти люди собрались для расследования всего того, что было в человеческих силах узнать о военном, экономическом и политическом положении Германии, о солдатах на фронте и о домашних хозяйках в тылу, об эффекте союзной блокады и о событиях в рейхстаге. Они пользовались всеми средствами, которые им давала наука, и изобретали новые. Они научились дрессировать голубей и пускать детские воздушные шары, убеждать уставших от суррогатной пищи немцев дезертировать; они научились добиваться того, чтобы некоторые лица безобидной внешности могли видеть и слышать то, что немцы не позволяли видеть и слышать никому; они организовали работу многочисленных типографий и, пользуясь разными средствами, переходя от добродушия к угрозам, узнавали от германских пленных самые полезные сведения.

Дело развивалось. Через две недели после приезда генерала Першинга с тремя офицерами разведки их число достигло уже пяти: Нолан, полковник Конджер, полковник Роджер Г. Александер, полковник Вильям О. Рид и капитан С. Т. Хьюббард; пятью месяцами позже их было уже 28, а через девять месяцев — 81. Вскоре в древнем римском городе Лангре была основана разведывательная школа, где обучались сотни новых людей.

Разведывательная служба работала, имея в виду сражение при Сен-Мийель, еще за год до того, как оно состоялось.

Эти приготовления хранились в строжайшей тайне, но уже тогда майор Керр Т. Риггс, под руководством полковника, Конджера, начал изучать расположение немцев в этом знаменитом выступе, весь лабиринт их траншей, все позиции батарей. Он даже знал о знаменитых ваннах для офицеров выше Монтсека. Эта работа была начата даже еще до прибытия наших войск на фронт. Позднее южный скат выступа, носивший данное ему для маскировки цензурой название «участка к северо-западу от Туля», был превращен в лабораторию разведывательного отдела. Там работали люди, там они знакомились со всеми немецкими ухищрениями, с каждым днем узнавали все больше и больше. Офицеры разведки имели мало досуга.

 

Секретный щит в главной квартире

Они без отдыха работали, чтобы скрыть стенную карту боевого расписания, считавшуюся самой секретной картой во Франции. Она была спрятана под щитом, вделанным в стену главной квартиры и охранявшимся днем и ночью секретным агентом, который спал тут же с автоматическим пистолетом в руке. Это была единственная карта во Франции, непосредственно показывавшая расположение и состояние каждой германской и каждой союзной дивизии на Западном фронте.

Если взглянуть теперь на репродукцию этой карты, помеченной «секретно», то поражает, с какой тщательностью и старанием ее поддерживали в соответствии с положением на каждый день. В самом деле, она отражает расположение на 11 ноября 1918 г. к 11 час. 398 различных германских и союзных дивизий и других частей — по обе стороны Западного фронта протяжением от Голландии до Швейцарии и даже больше. Она показывает 26 германских дивизий, расформированных в течение четырех месяцев для пополнения изъянов, причиненных потерями в эти четыре месяца. Она показывает 213 союзных дивизий, численно равных 243 германским дивизиям, но имеющим против себя только 185 дивизий, из которых только две были сформированы из свежих резервов, против 32 свежих союзных дивизий, численно равных, по меньшей мере, 35 германским дивизиям. Эта секретная карта в первый день перемирия давала возможность взглянуть на победу с птичьего полета.

Разведывательный отдел штаба имел многочисленные задачи, но важнейшей из них была забота о том, чтобы этот обзор с птичьего полета был всегда ясным, точным, полным и отражал каждый данный момент.

Если мы знали, где находились немцы, и в каком состоянии, причем знали хорошо, то мы могли их разбить. Если же нам это было неизвестно, то все наши наступления становились рискованными. Самые ценные сведения о немцах чаще всего поступали к нам от самих же немцев.

Германские пленные, их бумаги, их карты, их газеты, их письма являлись для разведки лучшим источником информации, лучшим и более надежным, чем шпионы и агенты, лучшим даже, чем перехваченные радиотелеграммы, хотя последний метод давал иногда очень хорошие результаты.

Верным способом получить о немцах сведения был допрос самих немцев.

Летом 1918 г., когда немцы предприняли последнее отчаянное усилие, чтобы одержать победу до решительного вмешательства американцев, роль пленных в работе разведывательного отдела иллюстрируется следующим фактом.

В апреле все союзные разведки пытались узнать, куда немцы намерены направить предстоящее свое наступление. Полагая, что оно будет направлено на Амьен, маршал Фош сосредоточил французские резервы в районе этого города.

Но 23 апреля полковник Стенли Д. Эмбик из штаба генерала Блисса составил для заседания союзного верховного военного совета в Париже докладную записку, не разделявшую мнения маршала Фоша. Взвесив все стратегические факторы, полковник Эмбик сделал вывод, что немцы не станут наступать в направлении Амьена, а двинутся на Париж на фронте Шмен-де-Дам между Суассоном и Реймсом, т. е. на большом расстоянии от Амьена. Генерал Блисс и вся американская часть военного совета были согласны с мнением полковника Эмбика, который представил свою докладную записку маршалу Фошу в мае. Англичане тоже сделали свой прогноз. 13 мая их разведка заявила, что наступление будет направлено не против французов, а против англичан, причем далеко от Амьена, между Аррасом и Альбером. Таким образом, 14 мая имелось три различных предположения.

В этот день состоялось совещание специалистов американского разведывательного отдела. Капитан Хьюббард объявил, что он не согласен ни с мнением Фоша, ни с мнением Хейга. По его мнению, предстоящее германское наступление состоится на участке Шмен-де-Дам между 20 и 30 мая.

15 мая американцы предупредили союзников о своих предположениях. Англичане проявили некоторое беспокойство, но французы почти до последней минуты настаивали на том, что угрожаемым пунктом является не Шмен-де-Дам, а Амьен, где находились французские резервы.

До 25 мая разведывательный отдел 4-й французской армии, расположенной у Шмен-де-Дам, заявлял: «По нашему мнению, нет указаний на то, что противник сделал приготовления, которые позволят ему вскоре начать наступление». Рано утром того же дня были взяты в плен два немца — офицер и рядовой. Их допросили порознь. Офицер заявил, что наступления не будет, а солдат сообщил, что готовится большое наступление. Кому верить? Офицер был уличен во лжи и подвергнут «особому допросу». Он изменил тон и подтвердил сообщение солдата. На рассвете французские части могли видеть, как позади фронта передвигаются крупные германские войсковые соединения.

 

Тайная история одного сражения

Французы и англичане, отдыхавшие на этом «спокойном участке», получили приказ занять боевое положение. Но было уже поздно. Когда, после ужасного артиллерийского огня, немцы в 4 часа следующего утра начали наступление, им была противопоставлена недостаточная оборона; меньше чем в неделю немцы перешли pp. Эн, Вель и Урк и дошли до Марны и Шато-Тьерри, покрывших славой американскую историю. В тот же день французская разведка получила от агента, находившегося при германской главной квартире, следующее донесение: «27 мая немцы начнут наступление на Шмен-де-Дам». Это донесение имело десятидневную давность. Секретной службе понадобилось слишком много времени, чтобы переправить его через Швейцарию.

Работа французской разведки оказалась также неудовлетворительной перед большим германским наступлением в Пикардии весной 1918 г. — наступлением, которое почти решило судьбу войны. 21 марта, когда началось германское наступление, которому суждено было почти раздавить англичан, генерал Петэн сказал генералу Першингу, что эта подготовка к наступлению мнимая, и настоящее наступление, по его мнению, состоится против французов в Шампани.

Последнее германское большое наступление «Friedenssturm», которое, по мысли наступавшей стороны, должно было положить конец войне, началось 15 июля; на этот раз французская разведка оказалась на высоте задачи. Наблюдательные посты вдоль всего фронта от Шато-Тьерри до Шампани нащупали скопления германских орудий и боеприпасов. 3-я американская дивизия на Марне видела даже, как немцы приготовляли понтоны для переправы через реку. В начале июля полковник Конджер показал американским корреспондентам сложную таблицу, отражавшую расположение германских утомленных дивизий на отдыхе, их действия и состояние, и предсказал, что следующее наступление произойдет через две недели. Наступления ждали с беспокойством; часть пленных передавала неясные слухи о предстоящем наступлении; французы и англичане находились в состоянии тревоги, начиная с 4 июля.

14 июля французский патруль проник в германские линии в Шампани и захватил нескольких пленных. На них была совершенно новая форма, тяжелое снаряжение и в провиантских мешках удвоенный паек. Они признались, что на следующий день подготовлялось сражение, в котором они должны были участвовать. Эта новость с быстротой молнии распространилась по фронту, и из пушек союзников был тотчас же открыт огонь. Когда немцы двинулись в наступление, они были отброшены с такой силой, как никогда в течение всего 1918 года. Впрочем, это было их последнее наступление.

Невозможно забыть ликования, господствовавшего в следующие дни в союзных разведывательных отделах, где разбирались письма и заметки, найденные у германских пленных. Каждое из этих писем было длинной жалобой, в которой сквозили малодушие, усталость и отчаяние. «Они потеряли мужество», — решили офицеры разведки. 24 июля маршал Фош пригласил Хейга, Петэна и Першинга на совещание для подготовки союзного наступления, которое должно было быть началом конца.

Это решение союзников никогда бы не осуществилось; если бы руководители германской разведывательной службы послушались своих подчиненных; последние сообщали, что Фош готовит контрнаступление, которое 18 июля застигло немцев врасплох и изменило весь ход событий. По словам бывшего офицера германской разведки майора Курта Ауфнера, 17 июля он сам и два других офицера предупредили своих начальников в германской главной квартире о неизбежности наступления и даже точно сообщили, какими союзными дивизиями воспользуется Фош, включая 1-ю, 2-ю, 4-ю и 26-ю американские дивизии. Их донесения, сообщавшие о событиях, которым германское командование не хотело верить, были брошены в корзину. Если бы эти донесения были приняты во внимание, большой удар союзников, нанесенный 18 июля, не был бы неожиданностью и, может быть, потерпел бы неудачу. В последнем случае Фош, Хейг, Петэн и Першинг, может быть, не решили бы 24 июля продолжать наступление. А если бы они не продолжали наступления, война могла бы еще не окончиться 11 ноября.

В течение последних месяцев войны немцев, несомненно, больше всего заботил вопрос о личном составе. Во время весеннего наступления они понесли огромные потери, причем больше всего пострадали их лучшие части, гак называемые Stosstruppen (ударные войска). Союзники получили подкрепление в виде двух миллионов совершенно свежих американцев. Сколько времени еще могли продержаться немцы, и когда им пришлось бы преждевременно пожертвовать юношами, составлявшими их последний резерв? Это хотели знать все союзные военачальники и все разведки.

Американцы дали сражение на Маасе в Аргоннах — свое самое большое сражение. Продвинувшись далеко вперед, они остановились, но 4 октября возобновили наступление. Первая дивизия ударила по одной из лучших ударных дивизий старой германской армии — по первой гвардейской дивизии. Пленные были тотчас же приведены к опытным офицерам, которым был поручен допрос. Ослабевшие и деморализованные немцы не заставили себя долго просить; они сразу заговорили. По их словам, к ним посылали слишком молодых новобранцев; как только начиналось сражение, эти новобранцы обращались в бегство. Могло ли быть лучшее доказательство поражения Германии?

Вообще германские пленные говорили довольно охотно, как, впрочем, и пленные почти всех армий, включая американскую. Правда, два неизвестных героя из 1-й дивизии, которые были захвачены немцами накануне наступления при Кантиньи, ничего не сказали, дав возможность начать наступление внезапно и добиться успеха. Но многие пленные не помнили совета, который полковник Вальтер X. Суиней приказал напечатать на всех картах, раздаваемых солдатам: «Если вы взяты в плен, постарайтесь как можно больше забыть».

Пленные германские солдаты, измученные и голодные, были легкой добычей для разведывательного отдела. Надо было быть железными людьми, чтобы, выйдя из ада сражения, не отвечать ни на какие вопросы, когда обещают папиросу, пищу, сон. Большинство прусских офицеров старого поколения отказывалось давать показания. Остальные сдавались и рассказывали все, что знали, часто не отдавая себе отчета в серьезности значения своих слов. Существовали всевозможные способы заставить их заговорить.

У одного из пленных, имевшего вид человека, умеющего ценить земные радости, добродушно спросили на превосходном немецком языке, нравится ли ему мюнхенское пиво. Он тотчас же ответил:

— О да, господин лейтенант, еще бы!

И после этого дело пошло.

На людей более суровых прекрасно действовала небольшая доза дисциплины.

Знакомая команда: «Achtung!» (внимание!), которую выкрикивали так, как это имели обыкновение делать немецкие сержанты, часто оказывала свое действие.

Пленные — это была настоящая ахиллесова пята немцев, ибо в германской армии было три элемента, не питавших никакой любви к Германии, а именно: эльзасцы, поляки и датчане. Были еще элементы, не любившие Пруссию, — саксонцы и южные немцы. Некоторые офицеры разведки всегда начинали с того, что обходили ряды пленных, опрашивая каждого, не поляк ли он. Все поляки немедленно подвергались допросу, ибо они говорили охотнее, чем немцы. Французы умели разговаривать с эльзасцами, и многие из них дезертировали к французам. Они дезертировали также к американцам, и за несколько дней до наступления на Сен-Мийель германский командующий генерал Фукс приказал отвести 77-ю запасную дивизию в тыл, так как из нее дезертировало столько солдат, что он считал эту дивизию ненадежной.

 

Беседа немцев с разведывательным отделом штаба

Войска, возвращавшиеся с Восточного фронта, говорили очень охотно. Они причинили немцам больше зла, чем принесли пользы. Они подверглась влиянию большевизма. Значительное число солдат не хотело больше сражаться, тотчас же сдавалось в плен и рассказывало обо всем, что знало. Многие солдаты были сторонниками революции в Германии.

Но случалось и так, что люди, бывшие врагами революции, — старые пруссаки, — невольно давали очень полезные сведения.

На третий и четвертый день сражения на Маасе в Аргоннах, 28 и 29 сентября, генерала Першинга больше всего интересовал вопрос, когда немцы смогут подтянуть свои резервы, чтобы остановить наше наступление. Мы застигли их врасплох, но им все-таки удалось достаточно продержаться, чтобы начать подтягивать свои резервы. Эти резервы приближались. Сколько времени мы могли бы еще продолжать свое усилие? Когда нам следовало остановиться, чтобы реорганизовать свои силы и подготовить второй удар?

Объезжая линию фронта, генерал Нолан прибыл на участок 35-й американской дивизии; он заметил, что она больше не продвигается вперед. Немцы начали контрнаступление. Была захвачена небольшая группа пленных. Их новая форма и цветущий вид поразили начальника разведывательной службы.

— Ну, далеко-то вы не пойдете! — сказал он. — Мы вас отбросили повсюду на расстояние девяти или десяти километров.

Возмущенные немцы не удержались и ответили:

— Долго это не будет продолжаться. Мы из 52-й дивизии и целый месяц отдыхали. Нас послали, чтобы остановить американцев; только мы и можем это сделать. Вы взяли в плен несколько человек, но осталось много других, которых вы не взяли. И затем скоро прибудут новые войска. Вы не сможете больше продвигаться вперед.

Генерал Нолан отправился к генералу Першингу.

— Сожалею о том, что я приношу вам дурное известие, но германские резервы находятся в пути. Одна из лучших дивизий, 52-я, уже прибыла и остановила наступление 35-й американской дивизии. Солдаты отдохнули, поправились и полны энергии, между тем как солдаты 35-й дивизии уже утомлены. Нам трудно будет держаться, а немцы ждут еще подкреплений.

Над нашим первым наступлением нависла большая угроза. Без помощи подкреплений фронт нашей 35-й дивизии был бы прорван 52-й дивизией.

Пленные из 52-й дивизии, состоявшей исключительно из отборных солдат, не имели ни малейшего намерения дать нам полезные сведения. Но с ними обошлись чрезвычайно ловко, следуя принятым нами правилам: всегда опрашивать пленного на его родном языке, без свидетелей, не делая никаких письменных заметок и… натощак.

По приказу генерала Першинга пленных по прибытии в лагерь немедленно кормили и давали пачку табаку. Приготовление пищи для пленных было поручено двум немецким поварам. Но, вопреки этому приказу, прибывавших пленных не всегда кормили сразу. Сначала офицеры разведки отбирали тех, кто казался им посмышленнее и в то же время имел вид человека слабохарактерного. Пока другие ели, этих допрашивали.

Быстрый способ произвести на пленного впечатление заключался в следующем. Его спрашивали:

— Как поживает ваш полковник Шмальц? (или называли другое имя в зависимости от полка, из которого был солдат).

Тогда пленный думал: «Этот человек о нас много знает. Почему же не отвечать на его вопросы?»

Очень хорошим средством завоевать доверие было также предложение послать через Швейцарию письмо семье пленного, причем подобные обещания всегда выполнялись.

Немцы пользовались другими средствами, чтобы заставить заговорить американцев. По мнению одного офицера германской разведки, наиболее надежным средством было собрать нескольких американцев, принадлежащих к различным родам войск, и затеять спор о том, чье оснащение лучше. «Тогда вы узнаете все, что вы хотели бы знать».

Пленные невольно давали сведения, разговаривая между собою. Когда они прибывали из боя, их бегло опрашивали о положении в их частях. Затем после тщательного допроса с целью выявления малейших сведений о Германии и ее армии, их распределяли по концентрационным лагерям. Но даже там они не ускользали: от разведывательного отдела. Одетые в такую же грязную и оборванную германскую форму, как пленные, офицеры разведки, говорившие по-немецки, смешивались с толпою пленных и слушали разговоры.

 

Истинная история одного американского шпиона

Эти «враждебные уши» не всегда принадлежали американцам. Иногда американской разведке помогали немцы.

Один профессор германского университета, об имени которого следует умолчать, работал по заданию капитана Санфорда Гриффита. Переодетый офицером, он проник в офицерскую тюрьму и собрал там важные сведения. В награду за сотрудничество подобного характера разведывательный отдел направил после войны двух немцев в Америку и помог им отделаться от обвинений, так как даже республиканская Германия была для них опасна.

Как-то один пленный германский офицер, усаживаясь на стул перед началом допроса, сказал:

— Значит, вы — капитан Гриффит? Мы вас знаем. Мы превосходно осведомлены обо всех ваших действиях.

Другого германского офицера, пытавшегося лгать, следующим образом заставили говорить правду. Начальник разведки 1-й армии полковник Вилли Хоуэлл сказал пленным офицерам, что их не заставляют отвечать на вопросы, но если они на них отвечают, то должны говорить правду.

Этот германский офицер нарочно давал сведения, которые тотчас же были признаны ложными. На следующий день полковник Хоуэлл инсценировал церемонию разжалования; он сорвал погоны с офицера, который солгал, несмотря на то, что к нему отнеслись хорошо. В разгаре церемонии обвиняемый не выдержал… и заговорил.

Один немецкий подполковник, захваченный во время сражения на Маасе в Аргоннах, дал в результате мягкого обращения очень важные сведения о положении в германской армии. Этот немецкий подполковник был тогда такой же достопримечательностью, как первый австрийский пленный на Западном фронте, с которого полковник Хоуэлл приказал написать портрет в красках, чтобы в будущем солдаты могли отличать австрийца от немца.

Разведывательный отдел изучал все, не пренебрегая ничем, даже одеждой и снаряжением убитых и раненых на поле сражения. Каждую ночь храбрая боевая труппа разведки искала на поле сражения сведений, часто покрытых пятнами нашей или немецкой крови.

Каким образом офицер разведки мог собрать, подобно сыщику, все эти незначительные мелочи и сделать из них вывод о важных фактах? Мы сейчас это покажем, приведя краткую сводку из донесений разведки 1-й американской армии как раз перед большим наступлением в районе Мааса в Аргоннах.

 

Краткая сводка из донесений разведки 1-й армии

20 сентября

1-я гвардейская дивизия. На расстоянии 1 км к западу от Авокура найдено тело офицера, убитого при первом неприятельском наступлении 18–19 сентября. По-видимому, этот офицер недавно прибыл из Потсдамского запасного батальона и принадлежит к 1-му пехотному полку 1-й гвардейской дивизии. Однако без других доказательств нельзя твердо установить наличие этой дивизии. Эта дивизия была отведена от Лана (Лаона) 4 сентября. Местность, где было найдено тело, приблизительно соответствует предполагаемой границе между 37-й и 53-й запасными дивизиями, но, вероятно, в настоящее время входит в расположение 37-й дивизии.

22 сентября

117-я дивизия. Пленный из 157-го полка, взятый на расстоянии 500 м к востоку от Авокура, заявил, что его полк 3 ночи тому назад сменил 150-й полк 37-й дивизии. 117-я дивизия, по-видимому, сменила 37-ю.

1-я гвардейская дивизия. Тот же пленный заявил, что к западу от его полка на линии фронта находится гвардейский пехотный полк. Этим подтверждается наличие на участке Варенн 1-й гвардейской дивизии, на что указывал обнаруженный труп офицера из 1-го пехотного полка.

23 сентября

На расстоянии 1 км к востоку от Фур-де-Парм была найдена фуражка с кокардой Вюртемберга. Поскольку 2-я дивизия ландвера прибыла из Вюртемберга, по-видимому, она еще находится на линии фронта на своем нормальном участке.

25 сентября

1-я гвардейская дивизия. Дезертир из 4-го гвардейского пехотного полка явился на наши линии около Эр к югу от Варенн. Он подтверждает наличие на участке фронта 1-й гвардейской дивизии и заявляет, что 16 сентября она сменила саксонские войска, сформированные в полки 200-х: номеров (53-я запасная дивизия). По его словам, расположение войск с запада на восток следующее: 2-й пехотный, полк, 4-й пехотный полк, 1-й пехотный полк.

Нам было крайне полезно знать боевое расписание немцев, чтобы получить представление о числе и расположении различных дивизий. Это показывало нам, как распределены неприятельские силы, и мы могли сделать вывод о том, что противник может попытаться предпринять и на что он способен. Предсказание неизбежного разгрома Германии было сделано лишь во второй половине 1918 г., причем скорее секретной службой, чем на основании показаний пленных. Было ясно, что трещина, замеченная в июле в моральном состоянии германской армии, расширилась сильно, но еще недостаточно для полного развала армии. На этот раз донесения нашей секретной службы, шедшие через Швейцарию и Голландию, были ближе к истине. Но проходило очень много времени, пока они достигали Шомона; например, некоторые очень правильные предсказания, касавшиеся германской революции, прибыли после того, как — совершилось событие, которое они предвидели.

Бумаги всякого рода давали материал разведывательному отряду, и пленных обыскивали, собирая всяческие документы: письма, записные книжки, карты, записки и т. д., содержавшие более или менее важные сведения.

Еще до наступления на Сен-Мийель у немцев обнаруживались признаки разложения, и важно было знать, долго ли они еще смогут выдерживать повторные удары союзников. Офицеры разведки обыскали выступ Сен-Мийель сверху донизу, как делает сыщик, вывертывая все карманы при обыске жулика; они нашли подписанный Людендорфом очень важный секретный приказ, датированный 4 сентября (т. е. неделей раньше), в котором имелся следующий параграф: «Это есть главная линия обороны, и мы должны держаться позади этой линии. Необходимо хорошо целиться, не растрачивать попусту снарядов и решительно готовиться к бою лицом к лицу». Приказ Людендорфа раскрывал две важные вещи: оборонительную тактику немцев при будущих союзных наступлениях, «эластическую систему», и довольно серьезный недостаток в снарядах. Были найдены еще другие приказы и бумаги, подчеркивавшие необходимость беречь снаряды и дать отдых утомленным войскам, что являлось несомненным признаком начала развала огромной германской машины.

Другие бумаги, найденные в Сен-Мийель, раскрыли историю поражения, нанесенного немцам англичанами у Амьена. Гинденбург и Людендорф отослали офицеров генерального штаба для расследования причин поражения. Их донесения о слабости немцев были размножены и распространены по фронту, включая и выступ Сен-Мийель.

Один документ очень помог союзникам: это была отпечатанная в Германии карта с нанесенными на нее всеми укреплениями и оборонительными сооружениями вокруг выступа Сен-Мийель. Этот документ тоже был строго секретным, и его запрещалось брать с собою в траншеи или на фронт, где он мог попасть в руки неприятеля.

В первый день нашего наступления на Маасе в Аргоннах промах одного американского офицера оказал нам большую услугу. Этому офицеру оказали, что первые «полезные пленные», которые прибудут в его штаб, должны быть на первом же свободном автомобиле отправлены в ставку генерала Першинга. В качестве «полезных» он отобрал всех офицеров, а германские офицеры почти никогда ничего не говорили. Отобранные им офицеры не составляли исключения из общего правила, и когда офицеры разведки не смогли ничего добиться от пленных, один из офицеров предложил обыскать немцев.

В результате обыска была найдена записка одного из высших германских командиров, раскрывшая, что знаменитая 5-я гвардейская дивизия была расположена в ближайшем тылу, и указывавшая, какую она должна занять позицию в случае американского наступления, т. е. в это же самое утро.

 

Важные письма

В руководстве по разведке имеется следующая фраза: «Переписка между находящимися на фронте солдатами и их семьями и соотечественниками является одним из важнейших источников информации и относительно армии и относительно самой страны». Вследствие этого письма искали всюду, где их только можно было найти, в том числе и в карманах американских солдат, собиравших разные вещицы на память. Письма тщательно изучались. Несмотря на цензуру, они рассказывали иногда о передвижениях войск, говорили об эффективности нашей артиллерии, сообщали о потерях противника, рассказывали о том, как кормили солдат, и каково было их настроение. Письма из тыла постоянно намекали на недостаток продовольствия и давали нам иногда полезные сведения, указывая на общих знакомых, служащих в других полках. Иногда в письмах описывались даже результаты воздушных нападений на германские города. Для получения полной и точной картины сличались письма солдат одной роты или одного полка. Изредка какой-нибудь будущий Шерлок Холмс добивался поразительных результатов, заставивших одного шутника из разведывательного отдела опубликовать следующий документ под названием: «Толкование документов».

Невеста пишет из Берлина немецкому солдату: «Три месяца, как я не видела ни одного фильма».

Выводы:

1. Киноактеры работают во Франции в качестве шпионов.

2. В Берлине не хватает электрической энергии, чтобы освещать кинематографы так же хорошо, как пивные.

3. Проекционные аппараты используются в прожекторных частях на фронте.

Солдат пишет своей невесте: «Как мне не хватает твоей улыбки!»

Выводы:

1. Германская армия предпочла бы сидеть дома, а не в окопах.

2. Ни одна красивая женщина не имеет права приближаться к фронту.

С исторической точки зрения, наиболее важным германским документом, захваченным американцами, был доклад генерала Фукса Гинденбургу и Людендорфу о том, как американцы оттеснили его армейскую группу С во время сражения при Сен-Мийеле. Американский разведывательный отдел приказал напечатать этот доклад на английском языке и разослать американским генералам и штабным офицерам.

Разведывательный отдел узнавал тайны не только из клочков бумаги, но иногда даже по воздуху. Одним из величайших успехов было перехватывание и расшифровывание германских радиограмм. И марта 1918 г. немцы начали пользоваться новым шифром, совершенно неизвестным союзникам. Применение нового шифра было оценено как признак готовившегося большого весеннего наступления, и французы, англичане и американцы засадили своих лучших специалистов за работу для отыскания ключа к этому шифру.

13 марта наша подслушивающая станция услыхала сообщение, переданное новым шифром одним немецким радиотелеграфным постом другому. Затем к своему изумлению мы поймали следующий ответ клером (в незашифрованном виде): «Мы еще не получили новых шифровальных книг. Просим повторить сообщение старым кодом». Передаточная станция исполнила просьбу. Нашим специалистам удалось, сличив оба сообщения, установить элементы нового шифра. Мы послали то, что нам удалось установить, французам и англичанам. Через три дня союзники читали новый шифр почти так же хорошо, как немцы. Когда, в конце концов, 21 марта началось большое наступление, германские сообщения расшифровывались от начала до конца.

Коды и их расшифровывание развились во время мировой войны до такой степени, что использование радио в будущей войне становится затруднительным. Союзники достигли такого совершенства в расшифровывании перехваченных сообщений, что наша главная квартира обычно знала расположение почти двух третей германских дивизий. Французы никому не говорили об источнике своей информации. Чем тщательнее они хранили тайну, тем было лучше. В особенности отличилось в этой работе британское адмиралтейство, в частности, когда надо было раскрыть намерения германского флота и германских подводных лодок.

В 40-й комнате перехваченные сообщения расшифровывались с поразительной быстротой. Дело в том, что русские водолазы в начале войны достали со дна моря германский код с потопленного броненосца «Магдебург»; впоследствии часто удавалось извлекать коды с потопленных подводных лодок. Однажды из обломков цеппелина разведывательным отделом был извлечен код, послуживший затем причиной гибели многочисленных немецких подводных лодок.

В октябре 1917 г. потерпел неудачу последний большой налет германских цеппелинов; большей части экипажей пришлось приземлиться. Один из цеппелинов приземлился в Бурбон-ле-Бэн в американском учебном лагере в тылу Лотарингского фронта; люди были схвачены прежде, чем они успели уничтожить содержимое гондолы. Разведывательный отдел не преминул воспользоваться таким удобным случаем. Почти одновременно один американский секретный агент нашел книжку, содержавшую радиокод, которым немцы пользовались для передачи приказаний своим подводным лодкам; по разорванным лоскуткам капитан Хьюббард восстановил карту, указывавшую зоны, предназначенные для каждой немецкой подводной лодки в Северном море. Страшный враг был в наших руках.

 

Как разведывательный отдел топил подводные лодки

Полковник Р. X. Вильямс послал из Шомона капитана Хьюббарда с его драгоценной добычей в Лондон, причем большую часть пути его охранял начальник английской разведки бригадный генерал Мак-Дональд. Адмирала Симса как раз не было в Лондоне, но его адъютант, который был в это время болен, встал с постели и отвез драгоценный документ в 40-ю комнату. Для германских подводных лодок началась ужасная неделя. Повинуясь приказаниям, которые они получали по своему же собственному коду, но исходившим от союзников, они всплыли в гуще неприятельских эскадренных миноносцев. Если они не гибли, то подвергались преследованиям и были лишены возможности топить коммерческие суда. Еще до того как немцы обнаружили истину и изменили код, Ллойд Джордж заявил, что с самого начала подводной войны никогда так мало английских судов не было потоплено минами. Он мог бы еще прибавить, что никогда не было потоплено так много германских подводных лодок.

Опять-таки благодаря 40-й комнате перед сражением у Доггер-Банк адмиралтейству удалось послать адмиралам Джеллико и Битти сообщение, начинавшееся так: «4 германских броненосца, 6 легких броненосцев и 22 контрминоносца выйдут сегодня вечером в море для разведывательной экспедиции В направлении Доггер-Банк. Вернутся, вероятно, завтра вечером». Затем следовал приказ атаковать германский флот.

Долгое время было неизвестно, что одной из причин, по которым русские проиграли сражение на Мазурских озерах и многие другие сражения до 1915 г., было перехватывание немцами в течение первых месяцев войны русских радиотелеграфных сообщений. Таким образом, немцы более или менее точно знали, куда придется каждый удар противника, и им были известны задачи каждой его дивизии, словно они присутствовали на всех русских военных советах. Французский офицер генерального штаба, прикомандированный к царской армии, положил много труда, чтобы убедить русское командование в необходимости очень часто менять шифры в условиях современной войны.

Когда Америка вступила в войну, она была почти так же мало сведуща в этих вопросах, как русские в 1914 г. Полковник Паркер Хитт и майор Фрэнк Мурман были единственными офицерами-специалистами в этой отрасли. Под руководством генерала Черчилля полковник Джордж Фабиан сформировал в Соединенных Штатах специальную роту радистов для подготовки кадров наших подслушивающих станций во Франции. Понадобилось семь месяцев для составления первого американского кода, и он был скоро отменен, так как, если бы он попал в руки немцев, опасность была бы слишком велика.

Позже немцам удалось завладеть одним из американских кодов. Вопреки строгому приказанию, один командир полка рискнул отправиться на передовые линии с экземпляром этой книги в кармане. Немцы выбрали именно этот день для организации налета на траншеи и захватили командира полка вместе с книгой. К счастью, кто-то знал, что эта книга была у майора в кармане. Тотчас же позвонили по телефону в главную квартиру, и все американские дивизии получили приказ немедленно переменить код.

Один и тот же код находился в действии не больше трех недель. Кончалось тем, что противник всегда его расшифровывал. Мы беспрерывно проверяли путем передачи ложных сведений, не расшифрован ли наш код. Хорошим средством проверки была передача по радио приказа о наступлении на таком участке фронта, с которого мы уже увели все войска. Если немцы тотчас же открывали по этому участку заградительный огонь, нам оставалось только переменить код.

Благодаря одному американскому специалисту, расшифровавшему германские радио, союзники одновременно с немцами узнали о предстоявшей эвакуации Румынии генералом Макензеном. В этом сообщении, переданном по радио, настоятельно рекомендовалось немедленно вывести германскую оккупационную армию из Румынии и направить ее в Верхнюю Силезию через Венгрию. Таким образом, было обнаружено ненадежное положение этой армии. Немедленно уведомленное румынское правительство возобновило военные действия против Германии.

Германские посты подслушивания вначале успешно действовали против американцев, позволявших себе слишком свободно разговаривать. Во время сражения на Маасе в Аргоннах американцы перехватили германское донесение, которое довольно точно передавало боевое расписание союзников и указывало, что для определения, на основании сообщений по радио, местонахождения одной из американских дивизий понадобилась целая неделя; этот срок германское донесение считало слишком долгам.

 

Генерал кончает ужин

Когда война уже близилась к концу, бригадный генерал Дж. С. Ри, командовавший в то время 2-й дивизией, расквартировал свой штаб на ферме, недавно эвакуированной германским командованием. Оставляя ферму, немецкий генерал обещал владельцу не подвергать ферму артиллерийскому обстрелу. Генерал Ри сел за стол, чтобы поужинать с семьей фермера. Почти тотчас же послышался свист снарядов, задрожали стены. Ужин пришлось кончать в подвале. Вдруг появился сержант, в ведении которого находилось радио. Он был бледен и взволнован.

— Генерал, — сказал он, — во время моего отсутствия капрал, мой помощник, послал клером сообщение, в котором было точно указано, где проходила ночью линия фронта, и была названа ферма, где расположился ваш командный пункт.

— Немедленно передайте следующее новое сообщение, — сказал генерал сержанту, — и тоже клером.

И он продиктовал поправку в указании линии фронта и сообщил, что штаб генерала Ри переехал в другую ферму, находящуюся на расстоянии 200 м от первой. Вскоре неприятельские снаряды изменили свое направление, началась бомбардировка другой фермы к величайшему неудовольствию прибывших туда офицеров, не предупрежденных об этой хитрости.

Благодаря перехваченному радио был пойман один из крупных шпионов в Соединенных Штатах. По радио передавалось сообщение германского посольства в Мексике, указывавшее некоему Пабло Ваберскому, который должен был перейти границу Техаса, какие военные заводы надо было взорвать в Америке. Впоследствии у Пабло было много досуга для размышлений о легкомыслии дипломатов, на жаловании у которых он состоял.

Разведывательный отдел перехватывал не только радиотелеграфные сообщения, но и сообщения по радиотелефону.

Он подслушивал разговоры по телефону одной германской траншеи с другой и быстро распознавал голоса тех, кто эти разговоры вел. Новый голос означал смену одной части другою. Когда одна из лучших германских дивизий — 10-я — прибыла на линию фронта перед сражением у Сен-Мийеля, наши подслушиватели тотчас же заметили новые голоса, и разведывательный отдел получил дополнительное доказательство относительно намерений противника.

Все бесполезные разговоры по телефону в траншеях были строго запрещены, особенно всякое упоминание передвижений войск, смен одной части другою, планов, частей, имен, словом, всего того, что могло послужить к осведомлению противника.

На всякий случай говорить надо было всегда шифром, и каждый офицер имел свою кличку, которая должна была ввести противника в заблуждение.

Противник тоже занимался подслушиванием, как на собственном печальном опыте узнали однажды два телефониста из 26-й дивизии. В сырую ночь на участке Туля они слишком увлеклись разговором, как вдруг один из них услышал на линии странный шум.

— Что там такое? — спросил он, вспомнив, наконец, приказ о секретности переговоров. — Кто на линии?

— Кто на линии? — ответил иронический голос. — Два хитрых немца, очень вам благодарных за те сведения, которые вы им любезно дали.

Мы могли также определять местонахождение германской артиллерии. Звукометрические команды днем и ночью, особенно ночью, с максимальной точностью определяли местонахождение батарей. Земное или воздушное наблюдение позволяло проверять результаты их работы. По всему фронту специально обученные наблюдатели проводили целые дни, спрятавшись на вершине дерева, прижав к глазам бинокль, подстерегая и отмечая малейшее движение на неприятельских линиях. Каждое утро они искали новых окопов, вырытых за ночь. Ничто не ускользало от их взора, так как малейшее изменение на неприятельском фронте могло указать на планы противника.

Задача их далеко не всегда была легка, так как их преследовала артиллерия и пулеметы. Один наблюдатель из 77-й дивизии нашел однажды превосходный наблюдательный пункт — вершину большого дерева, — но его обнаружили немцы, и ему пришлось быстро слезть; будучи человеком упорным, он опять полез на дерево, как только огонь прекратился, и скоро был опять вынужден слезть.

Такая игра продолжалась целый день. В сумерках он послал своему начальнику следующую записку: «Если вы хотите, чтобы я продолжал наблюдение, пришлите мне новые брюки, потому что я совершенно разорвал свои, будучи вынужден целый день скользить по стволу дерева».

В течение двух последних лет войны наиболее зоркие глаза армии часто находились в воздухе. Летчики, видевшие и спускавшиеся на землю, чтобы рассказать о виденном или даже доставить фотоснимки, оказали огромные услуги. Для непрерывного наблюдения наблюдатели пользовались также аэростатами. Разведывательный отдел достиг большого искусства по части расшифровывания фотографических снимков, сделанных с самолетов. Тень определенного характера означала склад боевых припасов, другая — позицию батареи. Очень легко было распознать траншеи и проволочные заграждения.

На участке Мааса в Аргоннах, в ясную погоду, случавшуюся редко, наши летчики не теряли времени. Именно они указали нам момент, когда немцы начали отступать на восток от Мааса, позволив нашей артиллерии преследовать их по дорогам и деревням. О том, что австрийские дивизии покинули немцев, тоже сообщила нам одна ночная эскадрилья.

Немецкие газеты давали разведывательному отделу ценные сведения о настроениях и условиях жизни в Германии.

После больших усилий удалось добиться регулярного получения разведывательным отделом в Понтарлье всех немецких газет через Швейцарию. Мы получали газеты на следующий день после их выхода. Как правило, газеты публиковали только то, что им разрешало правительство, и это сразу же позволяло нам получить представление о политике правительства. Бюро печати германской армии часто посылало германским газетам секретные бюллетени, указывавшие, какого тона следует придерживаться в отношении текущих событий; эти бюллетени всегда попадали в наши руки.

Во время последней кампании 1918 г. офицеры разведывательного отдела в Понтарлье в Шомоне с особенным интересом читали германские газеты, так как они содержали ценные указания относительно поражения германской армии. Во время переговоров о перемирии комментарии германской печати немедленно сообщались по телеграфу полковнику Хаузу в Париж и президенту Вильсону в Вашингтон. Они отражали настроение не только прессы, но и правительства.

Иногда немецкие газеты, — обычно газеты, выходившие в маленьких городах, где цензура была менее бдительна, — помещали военные сведения. Приблизительно в то же время, когда нами был раскрыт новый немецкий радиокод, перед весенним наступлением 1918 г., англичане и французы хотели узнать, где находятся ударные германские дивизии, потому что тем самым были бы обнаружены планы немцев. Среди этих дивизий первое место занимали пять гвардейских дивизий. Местонахождение четырех удалось установить, пятая же была неуловима. И вот разведывательный отдел, просматривая газеты, выходившие по всей Германии, наткнулся на заметку в одной из маленьких провинциальных газет, описывавшую какой-то праздник и, между прочим, указавшую: «В празднике принял участие гвардейский оркестр».

 

Решенная задача

По всей вероятности, цензура думала, что она исполнила свой долг, не указав номера дивизии. Этой предосторожности было бы достаточно, если бы разведывательный отдел не имел других источников информации. Но осведомительная работа часто напоминает игру в пасьянс. Надо собрать все частицы, чтобы получить ясную картину. Показания какого-нибудь пленного, отправка какого-нибудь письма, приказ германской цензуры, перехваченное сообщение по радио — и вдруг один из недостающих элементов картины выясняется; это может быть всего лишь позиция отдельной батареи или же целый план сражения.

Германские газеты и донесения одного американского агента в Германии указали нам, что существует храбрость такого сорта, от которой лучше воздержаться. Они рассказали о судьбе одного американского майора, который среди бела дня попытался вместе с шестью французскими самолетами бомбардировать Кобленц. Мы узнали только о том, что он не вернулся. Подробности этого приключения стали известны позже. Застигнутые бурей, неопытные летчики были вынуждены приземлиться в Германии близ Кобленца; два американца сдались шестнадцатилетнему мальчику.

Германская пропаганда использовала этот случай, чтобы успокоить страх населения перед большими рейдами американских бомбардировщиков. Газеты приводили слова, сказанные якобы одним из пленных летчиков: «Десять или двадцать тысяч самолетов, обещанные год тому назад президентом Вильсоном, так и не были предоставлены». Газеты приводили также мнение начальника германской ПВО, заметившего: «Если шести американским самолетам не удалось достигнуть Кобленца, то нам нечего особенно опасаться нападения массы в двадцать тысяч самолетов».

Американцы никогда не слышали о подобном плане, но немцы упоминали о нем не без основания.

Один из лучших примеров работы американской разведки был дан полковником Конджером перед захватом 2-й дивизией деревни Во близ Шато-Тьерри. В течение месяца эта деревня находилась под наблюдением посредством подзорных труб; эту деревню фотографировали с самолетов, в нее посылались разведывательные патрули, подробно опрашивались французские беженцы, жившие в ней раньше, в частности, один каменщик, знавший в Во все глубокие подвалы. Полковник Конджер был осведомлен так хорошо, словно Во была его родной деревней. Каждый офицер, сержант и капрал имел карту деревни, точно указывавшую район, куда он должен был повести свою роту, свой взвод или эскадрон. На эту карту был нанесен каждый дом и каждый подвал. Капитан Хэнфорд Мак-Нидер без малейшего колебания направился к своему новому командному пункту. Был отдан приказ закрыть выходы водопровода, образовывавшего тоннель под главной улицей. Конечно, там были обнаружены немцы, считавшие себя в безопасности.

Благодаря превосходной подготовке разведывательного отдела, занятие Во совершилось чрезвычайно легко и быстро.

Армия всегда нуждается в картах, и задачей разведывательного отдела было снабжение армии картами. Разведка была занята печатанием этих карт, и между 1 июля и 11 ноября 1918 г. из-под печатных станков вышло более 5 миллионов карт. Карты должны были быть точными и, главное, очень подробными. Карты были самого разнообразного характера, разных размеров, местные и общие. Одна 2-я армия генерала Бэлларда ежедневно печатала 33 различных карты, выпускавшихся в количестве от 50 до 4 000 экземпляров. Большая часть этой работы исполнялась типографской командой 29-го инженерного полка в Лангре, помогавшего разведке и следившего за тем, чтобы карт не крали.

Разведывательный отдел не мог печатать всех наблюдений, которые он получал. Он издавал четыре небольших ежедневных бюллетеня. Первый — «Секретная сводка разведки» — предназначался только для офицеров штабов и содержал наиболее важные сведения о немцах. Затем шел «Краткий обзор информации», распределявшийся среди всех дивизий и посвященный исключительно Западному фронту. Он содержал переводы документов, захваченных у немцев, и всевозможную информацию. Обзор мировой прессы, германской и союзной, посылался только в главную квартиру; наконец, имелся еще «Краткий обзор воздушной разведки», резюмировавший работу наших летчиков.

Разведывательный отдел стремился не только собирать сведения о немцах, он был еще занят дезинформационной работой, касавшейся наших собственных сил. Задачей контрразведки была борьба с германскими шпионами и агентами, а разведывательный отдел пользовался прессой, цензурой и пропагандой, чтобы каждый раз, когда он мог, направлять немцев по ложному пути.

— Почему вы доверяете своим журналистам? — опросил однажды генерал Петэн одного офицера американского штаба.

— Мы их используем, но мы им не доверяем, — ответил тот.

Французские, английские и итальянские корреспонденты имели своих «руководителей-офицеров», которые следили за каждым их шагом, слушали их разговоры с генералами и солдатами и подвергали безжалостной цензуре составленные ими телеграммы. Американские корреспонденты в количестве 31 человека, прикомандированные к американской экспедиционной армии, подведомственные разведывательному отделу, бывали всюду, куда они могли проникнуть, питались тем, что могли найти, задавали решительно всем вопросы и на американский манер спорили с цензорами.

Вначале не обходилось без столкновений между некоторыми офицерами штаба и журналистами, пока первые не начали понимать, что, как недавно заявил генерал Нолан, «мы не без серьезной причины предоставили такую свободу своим военным корреспондентам. Наш народ не мог бы долго продолжать войну, не будучи осведомлен о происходящих событиях. По этой причине генерал Першинг вполне одобрил политику, состоящую в том, чтобы давать как можно больше сведений в той мере, в какой они не повредят операциям».

Эта концепция была разработана после долгих споров. Она была подвергнута обсуждению в связи с возможностью будущей войны. Несколько лет тому назад этот вопрос был поставлен в порядок дня на собрании молодых офицеров, бывших цензоров американской экспедиционной армии и представителей прессы. Вопрос заключался в том, должен ли в современной войне главнокомандующий армией рассчитывать на поддержку общественного мнения своей страны. Автор книги о военной разведке полковник Суиней ответил на этот вопрос так: «В республике или при каком-нибудь ином строе, законом которого является свобода печати, не может быть сомнения, что будущность военного командира находится в руках цензуры и зависит от того, как этой цензурой руководят».

Такой ответ привел к следующему вопросу: «Зависит ли в таком случае будущность командира от его искусства или от той репутации, которую создает ему цензура?»

Полковник Суиней ответил: «От его искусства, если, однако, считать составной частью этого искусства то, как он руководит прессой».

Во время последней войны цензура создавала репутации, служа иногда только этой цели. Однако некоторые правила соблюдались до самого конца войны, например, правило превозносить достоинства главнокомандующего, не допускать никакой критики его действий и даже запрещать упоминание имен офицеров, находившихся в его непосредственном подчинении. Англичане прибегли к этой мере, чтобы не допустить интриг прессы при продвижении по службе, и мы ее целиком у них переняли. Вот почему еще и теперь сравнительно мало известны имена генералов, служивших под командованием генерала Першинга.

Требования цензуры не один» раз были причиной трений между цензорами и корреспондентами, боровшимися за свободу печати, но было бы заблуждением предполагать, что в военное время свобода печати может существовать. Кроме того, отсутствие свободы печати тревожило общественность гораздо меньше, чем ужасы войны. Американские корреспонденты в согласии с цензурой иногда умышленно обманывали своих американских читателей, чтобы одновременно ввести в заблуждение немцев.

 

За кулисами

Летом 1917 г., когда американские силы включали только одну дивизию, имевшую всего три четверти своего состава, французы, имея в виду моральный эффект, сделали попытку убедить генерала Першинга в том, что его войска надо послать немедленно на фронт. Генерал Петэн устроил дивизии смотр и произнес речь, в которой он объявил, что дивизия уже готова идти в окопы. Его речь была послана корреспондентами в газеты. Однако когда маршал Жоффр в свою очередь устроил дивизии смотр и был затем приглашен американцами к обеду, он заявил, что дивизия пойдет на фронт только тогда, когда ее командир сочтет ее для этого пригодной. Корреспонденты опять послали это заявление в газеты, нисколько не думая о своих прежних сообщениях. Через несколько месяцев генерал Першинг приказал отправить американские войска в окопы.

Приблизительно через год численность американских войск была достаточной для формирования первой американской армии и для организации, исключительно средствами американцев, наступления на Сен-Мийель; тем не менее, все газеты в Америке и в Европе помещали телеграммы корреспондентов, указывавшие в качестве района расположения первой американской армии участок Марна — Урк — Вель, находившийся на расстоянии доброго дня пути от Сен-Мийель. Когда через несколько дней корреспонденты выехали из этого района в Сен-Мийель, один из них остался в Мо, чтобы до последней минуты посылать телеграммы, между тем как остальные корреспонденты находились в Нанси до самого дня наступления.

Перед американским наступлением на Маасе в Аргоннах американцы только и делали, что говорили в телеграммах о Меце, стремясь привлечь внимание немцев к этому району; когда на Маасе в Аргоннах было начато наступление, неприятельские резервы были сосредоточены вокруг Меца.

Простейшее правило газетной цензуры сводилось приблизительно к следующему: позволять печатать все, что не может снабдить немцев полезными сведениями или подействовать неблагоприятно на дух американских или союзных войск. Целью почтовой цензуры была, главным образом, борьба с контрразведкой и сигнализирование предательства в наших собственных рядах.

Цензурирование знаменитой газеты американской экспедиционной армии «Старс энд Страйпс» («Звезды и Полосы») было бы очень затруднено, если бы издателями не были сами цензоры. Газета была основана цензором майором Гюл Т. Вискниски, у которого зародилась эта мысль одновременно с полковником Кампанолем и полковником Фредериком Пальмером той печальной зимою 1917/18 г., когда у цензуры не хватало работы. Эта газета, служила целям пропаганды так же хорошо, как и целям информации, объясняя американским солдатам происходящие события и, главным образом, изображая в комическом духе все их невзгоды. Эта газета сыграла большую роль в поддержании духа солдат.

Официальные американские сообщения, так же как «Старс энд Страйпс», были смесью известий и пропаганды. Составлять их было поручено одному из офицеров разведывательного отдела. Их просматривал генерал Нолан и иногда, во время наступления на Маасе в Аргоннах, полковник Хоуэлл. Случалось, что их направляли генералу Першингу. Один раз после второго дня победоносного наступления на Сен-Мийель, генерал Першинг сам составил сообщение. Но и в этом случае он написал его так, чтобы обмануть немцев. Официальные сообщения содержали почти все сведения, которые могли напечатать главнейшие европейские газеты о нашем большом наступлении на Маасе в Аргоннах, и до некоторой степени указывали те пределы, которых американские корреспонденты должны были держаться в своих телеграммах. Официальное сообщение, выходившее в полдень, было обычно очень кратким; зато в 9 часов вечера американскому цензору в Париже передавались по телефону все сообщения из ставки главнокомандующего или из штаба 1-й американской армии в Суйи, чтобы он мог передать их французской прессе, протелеграфировать их военному министерству в Вашингтон и передать по телефону во все части, включая и главный штаб прессы на фронте, от которого по получении официального сообщения отредактированные телеграммы прибывали в Америку иногда раньше самого официального сообщения. За несколько дней до наступления на Сен-Мийель разведывательный отдел стал пользоваться для передачи американских сообщений радиостанцией на Эйфелевой башне, и таким образом они немедленно попадали к немцам.

Пропаганда разведывательного отдела становилась все более и более искусной и эффективной; в течение последних трех месяцев войны американцы играли весьма значительную роль в этой топкой игре, которую вел покойный лорд Нортклиф. В этот период, пользуясь самолетами и маленькими аэростатами длиною в 9 футов и весом 4 фунта, американцы в миллионах экземпляров разбрасывали брошюры за линией германского фронта. Французы имели специальные 75-мм снаряды, которые они наполняли листовками и разбрасывали на немецких линиях.

Многие из этих предназначенных для пропаганды листовок, которыми наравне с американцами пользовались англичане и французы, доставлялись из Америки, например, отрывки из речей президента Вильсона о мире и о демократическом правительстве в Германии. В листовках мы опровергали также слух, который немцы распространяли с целью борьбы с дезертирством, а именно, что мы якобы убиваем пленных. Американцы достигли превосходных результатов, распространив экземпляры приказа, подписанного генералом Першингом, устанавливавшего, что германские пленные должны получать ту же пищу, которую получали американские солдаты; затем следовало перечисление рациона. Многие изголодавшиеся немцы, дезертировавшие или сдававшиеся в плен, вытаскивали из кармана этот листок и показывали его в качестве «талона на получение пищи».

Гинденбург и Людендорф пытались бороться против нашей пропаганды строгими приказами о немедленной передаче таких листовок в руки властей. Лица, не состоявшие на военной службе, подбиравшие эти листовки, приговаривались к штрафу в 25 долларов. Тем не менее, в мае мы разбросали 85 000 листовок, в июне 120 000 и в июле 300 000. О том действии, которое они производили, можно судить по приказу, составленному генералом фон Гутьером 29 августа 1918 г., экземпляр которого был захвачен американцами. Обращаясь к своим войскам, генерал писал: «Противник создал министерство с целью разрушения веры немцев, министерство, во главе которого он поставил самого большого жулика Антанты — лорда Нортклифа.

Метод Нортклифа состоит в распространении посредством самолетов все большего и большего количества листовок и брошюр; письма германских пленных подделываются самым бессовестным образом; листовки написаны так, словно их авторами являются немецкие поэты, писатели или государственные деятели и словно они напечатаны в Германии, тогда как в действительности они вышли прямо с печатных станков Нортклифа, работающих день и ночь.

К счастью, министр по разрушению германской веры Нортклиф забывает, что немцы — это не негры, не индусы и не безграмотные французы, англичане или американцы, неспособные раскрыть уловки противника.

Разъясните эти гнусные методы вашим более молодым и менее опытным товарищам, скажите им, чего ждет от них наш смертельный враг и что поставлено на карту. Подбирайте эти листовки и брошюры и передавайте их своим командирам, чтобы они пересылали их верховному командованию, которое сможет извлечь из них полезные сведения относительно намерений наших врагов. Вы поможете таким образом своим начальникам и ускорите нашу победу».

В действительности разведывательный отдел в своих листовках всегда говорил только правду, считая, что это дает превосходные результаты. Сторонником такой политики был стратегический совет, в состав которого входили: посол в Бельгии Хью Гибсон, Уолтер Пэйдж из «Уорлд Уорк» и Уолтер Липпман из «Нью-Йорк Уорлд». Специальный отдел пропаганды фронта, возглавлявшийся капитаном Хибером Банкенхорном, пользовался только фактами и ничем больше. Так, президент Вильсон действительно произнес речь, напечатанную в наших листовках, тогда как германская цензура позволила немецким газетам напечатать только умышленно исковерканные выдержки из нее. Точно так же генерал Першинг действительно отдал приказ относительно питания пленных, которых в самом деле кормили так хорошо, как им было обещано. Конечно, это была пропаганда, стремившаяся подорвать дух немцев и уничтожить у них всякое желание драться, но это была честная борьба.

 

Искусные уловки

Существовал еще другой вид пропаганды, которую можно было бы назвать «высшей пропагандой». Большое искусство в этой области проявили французы. Дело заключалось в том, чтобы давать газетам не вполне точную версию событий, с таким расчетом, чтобы вызвать нужную реакцию общественного мнения. Когда наша первая дивизия вступила в боевую полосу в Пикардии, французы извлекли из этого превосходные результаты в смысле пропаганды; они сообщали, что одна из частей полка, входившего в состав дивизии, победоносно отразила немецкий батальон, и таким образом оправдала доверие, которое питали к. американцам.

В действительности такой стычки не было. До сих пор никто еще не отдал себе вполне отчета, насколько пропаганда помогла сделать Шато-Тьерри популярным в Америке.

Метод, о котором избегают говорить в некоторых кругах после войны, но который, тем не менее, часто применялся американскими и союзными офицерами и генералами, состоял в том, чтобы толкать войска на величайшие усилия путем преувеличения или искажения фактов или взывания к чувствам. Так, иногда по какому-нибудь участку фронта распространяли слух об успехе на другом участке фронта, чтобы поощрить войска к наступлению и оправдать то усилие, которого от них требовали для достижения необходимой цели. Исходя из этой же установки, в качестве объекта всегда указывали значительно более отдаленную местность, чем та, которой должны были достичь войска; это делалось не только для того, чтобы заставить войска выступить, но и для того, чтобы их подогнать. Первое вторжение немцев в американские траншеи доказало нам пользу пропаганды.

По данным французской осведомительной службы, немцы обещали большое вознаграждение первому германскому солдату, который захватит в плен американца. Соответствовали ли эти сведения истине или нет, неизвестно, но они сослужили большую службу нашей пропаганде в американских газетах в 1917 г. и вызвали негодование населения против немцев. Итак, ночью 2 ноября в окрестностях Арракура в Лотарингии сотня немцев бросилась добывать обещанную награду и захватила 12 бойцов 16-го пехотного полка 1-й дивизии, оставив на месте трех убитых и много раненых.

Эти двенадцать бойцов стали предметом большого интереса в высших кругах германской разведки, и каждый из офицеров, включая и кронпринца, расспрашивал их о военных проектах Америки, о ее планах и намерениях. Следуя ли получерным приказаниям или вследствие непонимания в 1917 г. многими американцами, почему их страна вмешалась в европейскую войну, так или иначе, эта двенадцать пленных проявили полную неосведомленность.

— Почему вы, американцы, сражаетесь против нас, немцев? — спрашивали их.

— Чтобы освободить Эльзас-Лотарингию, — отвечали американцы.

— А что такое Эльзас-Лотарингия?

— Это, кажется, большое озеро где-то там, — ответил один из солдат.

И все ответы были такого же рода.

Донесение об этой беседе, к которому были приложены фотографические снимки, попав в руки американского разведывательного отдела, привело его в ужас. Так продолжаться не могло. Надо было, чтобы армия знала, почему она воевала, ибо подобное неведение давало в руки германской пропаганды оружие, которым она позже пыталась воспользоваться, но тогда уже наши мероприятия дали свои результаты. Сражавшиеся солдаты были уже подготовлены.

Независимо от других высказываний, американским генералам указали на слишком большую миролюбивость их солдат также и германские донесения. Американцы недостаточно ненавидели немцев, не отдавали еще себе отчета в том, что война — это ад. Когда несколько позже 1-я американская дивизия очутилась на линии фронта, ей был прочитан приказ генерал-майора Р. Л. Улларда, напоминавший о том, что у одного из трех американских солдат, убитых немцами во время одного из набегов, было перерезано горло. Только тогда американские солдаты стали точить свои кинжалы.

После прекращения военных действий роль разведывательного отдела штаба уменьшилась. Недавно один офицер разведывательной службы жаловался на то, что главным его занятием являются ответы на вопросы людей, пишущих о войне. Даже название G.2 является теперь лишь полуофициальным, ибо эта организация, возглавляемая полковником Стэнли X. Фордом, носит теперь название отдела военной разведки. Но если вы хотите что-нибудь знать по любому вопросу о любой стране, вам почти всегда сможет дать такие сведения отдел военной разведки.

Однако отдел военной разведки очень мало или почти не занимается тем, что называют в обиходе «секретной службой». Эта служба прекратила свое существование с войной, и именно ее историю собираюсь я рассказать.