Окончательно вырвавшись из полуобморочного тумана, Рейвен открыла глаза. Первое, что она увидела, было яркое пламя потрескивающего очага. Некоторое время она лежала неподвижно, вглядываясь в окружающую обстановку и пытаясь собраться с мыслями, понять, где находится. Без сомнения, это спальня. Но совершенно незнакомая. Судя по некоторым признакам — тяжелая мебель, бутылка виски, — принадлежит мужчине. Боже мой! Как она здесь очутилась?

Она приложила руки к вискам. Голова болела и немного кружилась. Кажется, ее опять посещали сновидения, в которых участвовал смуглый пират? Но где же она?..

— Слава Богу, вы наконец проснулись, — услышала она приятный женский голос.

Резко повернувшись, Рейвен сморщилась от боли в висках и тут же застыла от испуга и неожиданности: кто эта светловолосая женщина, которая поднялась со своего места и направляется к постели? Ей смутно припомнилось, что какое-то время назад эта блондинка старалась чем-то помочь ей.

Боже, значит, то, что ей казалось сном — временами страшным, временами приятным, — случилось наяву? Но что же произошло?

— Я не сплю сейчас? — произнесла она слабым осевшим голосом. — Это не бред?

— Боюсь, что нет, мисс, — ответила женщина.

Ответ напугал Рейвен еще больше. Если уж и эта женщина чего-то боится…

Внутри у Рейвен все сжалось от страха. В голове стучало, словно там ехала по булыжникам расхлябанная телега. Во рту было сухо, как будто она наелась опилок. Она осторожно притронулась к темени и нащупала там порядочную шишку. Руки тоже болели. На запястьях она увидела царапины, следы от веревок. И вообще ныло все тело…

Что же с ней произошло?

Она внимательно посмотрела на женщину, стоявшую возле постели, и спросила более требовательным тоном:

— Где я?.. Как давно я здесь?

Та ответила без промедления.

— Вы в игорном клубе на Сент-Джеймс-стрит. Он называется «Золотое руно». А я Эмма Уолш, его хозяйка. Вернее, экономка. Вас вчера привезли сюда.

Мысли обратились вспять. Внезапно Рейвен отчетливо вспомнила вчерашний день и содрогнулась от этих воспоминаний. То был день ее бракосочетания, и она отправлялась в церковь. Но ее похитил один из докучливых поклонников. Малоприятный и неотесанный человек… Он сильно ударил ее, она потеряла сознание… А когда пришла в себя, увидела, что лежит на кровати, руки связаны, а этот негодяй… его зовут, она припомнила, Шон Лассетер, насильно вливает ей в рот какую-то настойку. Потом… потом все было как в тумане, в полусне, в кошмаре… Ее обступили уже знакомые ей сновидения о пирате-возлюбленном, но еще более чувственные, чем раньше… Мучительно-сладострастные… После которых до сих пор оставалось ощущение чего-то греховного, недостойного.

Она зажмурила глаза, потом открыла, надеясь оказаться во вчерашнем дне, в знакомой обстановке — как раз пора садиться в карету и ехать в церковь…

Неужели… неужели все, о чем она вспомнила, с ней случилось наяву? Лихорадочный, неудержимый жар в крови, чьи-то горячие руки, сладостные до боли ласки…

Она испуганно мотнула головой. Нет, этого не могло быть! Ей привиделось… и похищение… и этот Шон… Этот негодяй…

Женщина, стоявшая рядом, уловив ужас на ее лице, успокаивающе кивнула.

— Вы в безопасности, — сказала она. — Ничего плохого…

Рейвен заставила себя открыть глаза.

— Я припоминаю вас, — сказала она. — Вы пытались его остановить…

— Да, — подтвердила Эмма. — Но это с трудом удавалось. И я вынуждена была позвать Келла. На счастье, он быстро пришел.

— Келл? — повторила Рейвен. — Кто это такой?

— Келл Лассетер. Старший брат Шона. Владелец этого клуба. Он знает, как справиться с Шоном, когда того охватывает приступ безумия.

— Этот человек… Келл… — пробормотала Рейвен. — Он был здесь этой ночью?

— Да… Если бы не он, Шон мог причинить вам еще больше… нехорошего.

Рейвен ощутила, как к ее щекам прилила кровь. Она вспомнила и поняла теперь, кто же находился рядом с ней чуть не всю ночь… Вспомнила, что он делал с ее телом, что позволял себе… И она ему отвечала… Да, отвечала! Потому что думала… была уверена: он — ее призрачный, порожденный фантазией пират…

Еще одна мысль пришла ей в голову. Как она раньше об этом не подумала?..

— А мои родственники… У кого я живу… Они знают, где я?

Эмма сокрушенно покачала головой.

— Не думаю, мисс.

— Наверное, они с ума сходят от волнения. У моего деда слабое сердце… Господи, что я скажу им?

— Полагаю, вам не следует сейчас думать об этом. Я приготовила завтрак. Вы сможете что-нибудь поесть? У вас ничего не было во рту почти сутки… Вот, посмотрите.

Она приподняла поднос, стоявший на столе. Взглянув на еду, Рейвен с удивлением обнаружила, что испытывает чувство голода.

— Да… — сказала она. — Благодарю вас.

— Я также принесла чистую сорочку, мисс. Я повыше вас, но думаю, вы можете нарядиться в мое бельишко, пока я выстираю и поглажу ваше. И платье тоже.

Рейвен вздрогнула, подумав, во что превратился ее великолепный свадебный наряд. И ведь на ней было материнское жемчужное ожерелье…

Она поднесла руку к горлу.

— Где оно? Подарок матери.

— Не беспокойтесь, мисс. Если вы про ожерелье, оно в надежном месте. Я спрятала его. Замок у него испорчен, но это можно починить.

Глаза Рейвен наполнились слезами, чего она совсем не ожидала в эти минуты. Она ничего не сказала и проглотила слезы.

Эмма поняла ее молчаливую благодарность, ласково улыбнулась и похлопала по руке.

— Поешьте и сразу почувствуете себя лучше… Ночной горшок, — добавила она деловитым тоном, — под умывальником. Теплая вода в кувшине. Думаю, вы захотите принять ванну, я распоряжусь. А насчет платья тоже не беспокойтесь — я подыщу вам что-нибудь.

Рейвен принудила себя сесть в постели. Это далось ей настолько нелегко, что она виновато сказала:

— Я не всегда такая беспомощная, не думайте.

— Конечно, нет, дорогая, — с воодушевлением подтвердила Эмма. — Вы подверглись такому испытанию, не дай Бог никому!

— Надеюсь, я сумею пережить это.

— Конечно, мисс. Уверена в этом! Мистер Келл сделает все, что в его силах, чтобы помочь вам, уж я его знаю.

Рейвен содрогнулась в душе. Келл! Как сможет она посмотреть в лицо этому человеку после всего, что случилось прошедшей ночью? И что он сам думает? За кого ее принимает? Тоже за полубезумную, вроде его младшего брата? Или за больную странной болезнью… Как же она называется? Что-то от слова «нимфа»… И что она так расхваливает этого Келла, милая Эмма? Да, возможно, он спас ее от надругательств своего брата, но сам… сам-то наверняка воспользовался ее беспомощным состоянием.

Увидев, что Эмма держит наготове халат, Рейвен сбросила сорочку и со словами благодарности облеклась в синюю парчовую хламиду.

— Не надо все время благодарить меня, мисс, — простодушно сказала экономка. — Келл велел мне ухаживать за вами. И он хочет поговорить с вашей милостью, когда будете готовы к этому. Так он просил передать.

«Но мне совсем этого не хочется», — чуть было не сказала Рейвен.

Оставшись одна, она медленно встала с постели. Ее покачивало, она с трудом держалась на ногах и была вынуждена ухватиться за спинку кресла. Только сейчас она в полной мере ощутила весь ужас, всю безвыходность своего нынешнего положения. Всю безысходность своего будущего.

Усилием воли отбросив эти мысли, она занялась своим туалетом. Затем, усевшись перед камином с подносом на коленях, не без аппетита приступила к завтраку.

Однако ни поджаренные хлебцы, ни яйцо всмятку не помогли избавиться от тяжких мыслей о завтрашнем дне и о том, что случилось прошедшей ночью. В памяти всплывали разрозненные картины: кто-то неизвестный, неразличимый, подносит к ее губам стакан с лимонной водой… он же охлаждает ее пылающее тело прикосновением влажной мягкой материи… И он же совершает… если это было на самом деле… то, что совершал придуманный ею пират в ее сновидениях…

Воспоминание об этом вызвало мучительный стон.

В этот момент раздался стук в дверь. Совсем тихий, еле слышный. Вздрогнув, она обернулась, не зная, отвечать ли на него. Но прежде чем она пришла к решению, дверь отворилась и в комнату вошел мужчина.

Святой Боже! Это был он во плоти — значит, она не придумала его… Высокий, атлетически сложенный, с темными, слегка вьющимися густыми волосами. Один локон спадал на лоб, оттеняя правильные черты смуглого лица: прямой нос, твердые скулы, чувственные губы. Но самым примечательным на этом лице были, пожалуй, глаза — тоже темные, пронзительные, под длинными ресницами. Их взгляд казался пугающе знакомым.

Рейвен вздрогнула. Сходство с придуманным персонажем сновидений было поразительным. Сверхъестественным…

Конечно, при более близком рассмотрении все оказалось не совсем так: к примеру, шрам на левой щеке придавал его лицу зловещее выражение, чего не было у героя ее снов. И в чертах точеного лица не чувствовалось той мягкости, даже нежности, что у пирата…

Мужчина закрыл дверь. Опершись о косяк плечом, он смотрел на Рейвен спокойным, внимательным взглядом.

Она почувствовала, что краснеет. Он это заметил, а также и то, что под наброшенным халатом на ней ничего нет.

Поднявшись со стула и поставив поднос на столик, она запахнула халат у горла и с вызовом взглянула на вошедшего. Нет, окончательно решила она, это не он, не герой ее сновидений. Тот никогда, не смотрел бы на нее так — с затаенной угрозой, стараясь испугать.

— Что вы здесь делаете? — задала она от растерянности нелепый вопрос, от которого еще больше смутилась.

— Мне казалось, что эта спальня принадлежит мне, — сухо ответил он, не считая нужным скрывать иронию.

— Джентльмен не врывается к женщине подобным образом, — с той же растерянностью заявила она.

— Мое гостеприимство, — парировал он в том же ироничном тоне, — свидетельствует, что я могу называться джентльменом.

У него была правильная речь образованного человека, приятный низкий голос. Этот голос звучал у нее в ушах ночью. Одет он был по-домашнему: желтоватый вязаный жилет, белая рубашка, коричневые бриджи, такого же цвета башмаки.

Отойдя от двери, он подошел к Рейвен намеренно близко. Во всяком случае, так ей показалось. Должно быть, занимается спортом, подумала она, глядя на стройное мускулистое тело, уверенную пружинящую походку. От него даже издали веяло жизненной силой, стойкостью.

Тщетно пытаясь побороть чувство смятения, она опять с вызовом произнесла:

— Вам необходимо находиться здесь, когда я не совсем одета?

На что он ответил с той же спокойной насмешливостью:

— Уже, наверное, поздновато думать о правилах приличия после прошедшей ночи. Мне посчастливилось увидеть все ваши прелести, в то время как я пытался умерить лихорадочный жар, охвативший ваше тело.

— То, что вы делали, — язвительно спросила она, — называется попыткой умерить жар?

— То, что я делал, — с упором на «делал» ответил он, — значительно облегчило ваши страдания, мисс Кендрик. Поверьте, что, не вмешайся я, вам пришлось бы значительно хуже.

Рейвен оставалось только недоверчиво усмехнуться, глядя ему прямо в глаза. В бездонные печальные и очень серьезные глаза, каких никогда раньше она не видела у мужчин. Разве только в сновидениях. К своему недовольству, она почувствовала, что снова начинает краснеть. И тогда, махнув рукой на смущение, попыталась спросить его о том, что терзало ее больше всего и для чего она не могла подобрать слова.

— Скажите, а я… вы?..

Больше ничего она выговорить не смогла, но он хорошо понял ее.

— Да, миес, — без обиняков ответил он ей, — вы были возбуждены, агрессивны. Такой вас сделал напиток, который вам насильно влили в рот. И единственное, чем я мог исправить положение, — попытаться умерить ваше возбуждение. Иначе вы могли бы не успокоиться и до сей поры. Но не стоит волковаться: того, что называют близостью, у нас с вами не было, клянусь вам. Не могу утверждать, что вы остались чисты и нетронуты, однако девственность по-прежнему с вами.

Ее щеки сделались пунцовыми, что ей весьма шло. Не в силах выносить его взгляда, она резко отвернулась.

— Не нужно этого лицедейства, мисс Кендрик, — сказал он с легким презрением в голосе. — Вам оно не идет.

Его тон заставил ее так же резко повернуться к нему.

— Что вы имеете в виду? — крикнула она.

В прежнем тоне он ответил:

— Ваши поползновения выдать себя за абсолютно невинную жертву не слишком убедительны. Да, вы сохранили девственность, но вряд ли можно вас назвать невинной в полном смысле этого слова. И вы не заставите меня поверить, что никогда в жизни не находились на одном ложе с мужчиной.

Рейвен была в полной растерянности. Что он такое говорит, этот человек? К тому же таким уверенным тоном? Откуда такие дикие мысли? Вот уж кто наверняка испорчен до мозга костей! А что касается ее… Господи, ни разу, кроме как во сне, она не была в интимном контакте с мужчиной. Всегда на приличном расстоянии — не ближе, чем сейчас с ним. Все ее так называемые знания, весь ее «опыт» почерпнуты из книг, из того, что могла слышать от других.

— Мне безразлично, сэр, — сказала она гневно, — верите вы мне или нет. И я не собираюсь ни в чем убеждать вас. Или переубеждать…

Что он так уставился на нее? Этот чертов пристальный взгляд!

Внезапно она ощутила слабость, голова закружилась. Она опустилась в кресло и обхватила руками голову.

Словно издалека, она услышала его встревоженный голос, спрашивающий о самочувствии. Это ее безмерно удивило: кое-что человеческое и ему не чуждо. Но все равно простить обвинения, которые он ей посмел предъявить, она не могла.

— Конечно, — сказала она со всем сарказмом, на какой была способна, — конечно, я разыгрываю перед вами роль невинной девицы, а на самом деле просто дня не живу, чтобы кто-нибудь не похитил меня, не избил, не напичкал наркотиками!

Он подошел ближе, осторожно поднял пальцем ее подбородок и пристально посмотрел в лицо. Однако ничего не произнес.

— Вы спросили сейчас, как я себя чувствую, — нетвердым голосом произнесла Рейвен. — А как я могу себя чувствовать после того, что ваш брат мне устроил? Сначала ударил по голове пистолетом так, что я потеряла сознание. Потом связал, вынудил выпить какую-то гадость… — Она вытянула руки. — Посмотрите, какие шрамы! Он зверски обошелся со мной! И это все я заслужила, по-вашему?

В ее голосе зазвучали слезы.

Гримаса раздражения, непонятно в чей адрес, передернула рот Келла. Потом он сказал:

— Я сожалею, что мой брат так поступил с вами, мисс Кендрик. Это непростительно. Но вы тоже не безупречно вели себя, когда ради забавы играли в чувства с молодыми, неоперившимися франтами, соблазняя их.

Рейвен с изумлением уставилась на него.

— Что за чушь вы несете! Я никого в жизни не соблазняла! Тем более вашего брата. Самое худшее, что я предлагала и в чем действительно виновата, — дружбу.

— Насколько мне известно, вы обливали его презрением за его ирландский выговор и незнатное происхождение. И в конце концов отвергли его.

— Я отклонила его настойчивые ухаживания, это верно. Потом сказала ему, что уже дала согласие на брак с другим. Что здесь плохого?

Он холодно и недоверчиво смотрел на нее.

— Но вы велели слугам прогнать его от порога вашего дома и избить до полусмерти!

— Я ничего подобного не делала! Однажды вечером, когда я гуляла в Воксхолл-гарденз, где должна была встретиться с друзьями, ваш брат пришел туда пьяный и начал грубо приставать ко мне. Пожилой слуга, который сопровождал меня, еле урезонил его, и мы с трудом избежали скандала.

— А потом все-таки приказали слугам избить его и кинуть на улице!

— Этого не было, говорю я вам! Хотите знать больше, я вам скажу. После того случая в саду, через несколько дней, во время гулянья в парке ваш брат, тоже безобразно пьяный, начал тащить меня в кусты, порвал платье и…

— Но ваш ангел-хранитель, — с издевкой перебил ее Келл, — был тут как тут и спас вас, не правда ли?

— Да! — яростно крикнула Рейвен. — Истинная правда! Он оттолкнул его, и тот упал, потому что был очень пьян, а мы убежали. Я боялась его, он стал опасен… Вам следовало бы получше знать собственного брата, мистер Келл Лассетер!

— Ваша история совершенно не похожа на ту, что рассказывал Шон, — уже мягче, но с явным сомнением сказал Келл.

— Значит, он все наврал вам! Бессовестно наврал!

— Быть может, и так, мисс Кендрик. Однако насколько мне известно, именно в ту ночь, когда он валялся пьяный или избитый, его нашли вербовщики и уволокли на корабль, откуда я его с трудом вырвал через четыре месяца, а следы пребывания там остались у него на всю жизнь в виде кровавых полос на теле.

Рейвен содрогнулась и опустила голову, не зная, что сказать.

— Стоит ли удивляться, — продолжал Келл, — если после всего этого Шон хочет отомстить тем, кого считает виновным в своих несчастьях?

Она ответила не сразу, пытаясь понять и оценить, в какой мере может считать себя, пусть косвенно, повинной в злоключениях, свалившихся на младшего брата этого человека.

Потом сказала, ощутив, как ни странно, и свою долю вины:

— Если все, что вы говорили, правда, могу только сожалеть о случившемся. Возможно, я должна была тогда попросить кого-то — или поручить моему слуге — вытащить его из парка куда-нибудь в более людное место. Но перед этим он вел себя настолько агрессивно…

Она замолчала. Келл смотрел на нее и не мог не залюбоваться взволнованным разрумянившимся лицом. Она выглядела такой искренней. Неужели это только умелая игра, притворство? Тогда она великая актриса…

— Возможно, — повторила свое предположение Рейвен, — вы все-таки недостаточно хорошо знаете своего брата.

Келл не ответил, потому что это не было прямым вопросом, а еще потому, что ответа у него не было. Шон давно уже стал взрослым, у него своя жизнь, свой круг друзей. Келл не считал нужным вмешиваться в его жизнь. Но сейчас ему хотелось точнее знать, кто из них истинная жертва, а кто лжец и притворщик. Да разве узнаешь? У каждого своя правда. Дьявол их разберет!.. Он был зол на обоих.

Рейвен заговорила опять, в ее голосе слышалась горечь.

— Во всяком случае, ваш брат может быть вполне удовлетворен: он жаждал мести, и она свершилась. Последствия будут ужасными: я опозорена, моя репутация запятнана на весь остаток жизни. Остается стать изгнанницей, какой была моя мать.

При последних словах губы ее задрожали, столь долго сдерживаемое отчаяние готово было прорваться наружу. Однако слезы, наполнившие глаза, все же не пролились. Келл ощутил ее состояние, и сердце его дрогнуло. Это его весьма удивило, потому что он по-прежнему до конца ей не верил. Да и вообще — кто ему эта женщина? Еще одно существо из высшего света, к которому он не испытывает ни малейшей симпатии.

Тем временем Рейвен окончательно победила минутную слабость: выпрямила плечи, вздернула подбородок — словом, снова заняла позицию одновременно оборонительную и наступательную. А лицо… Господи, какое все-таки изумительное лицо! Особенно глаза — такого же цвета, как море у берегов Ирландии. Впрочем, этот образ быстро уступил место воспоминаниям о ее теле — о ее груди, бедрах, которых он касался, которые тесно прижимались к нему совсем недавно.

Охваченный внезапной страстью, он вынужден был сжать зубы и немного отвернуться в сторону, чтобы она не прочла у него в глазах, что с ним происходит. В его нынешней роли проявление признаков вожделения, равно как и особой симпатии, совершенно неуместно.

— Где сейчас ваш брат? — услышал он холодный вопрос.

Келл нахмурился: уж не угроза ли послышалась в ее тоне?

— Зачем вам знать?

— Потому что он трусливо сбежал с места преступления, оставив вас расхлебывать последствия. Раньше, когда нагло домогался меня, он был куда смелее.

— Он не сбежал, — сухо сказал Келл. — Я отослал его отсюда.

Она сжала пальцы в кулаки и вся напряглась, желая, чтобы ярость прорвалась наружу и сбила этого человека с его холодного иронического тона.

— Что ж, — резко произнесла она, — уверяю вас, ему не удастся избежать наказания. За то, что совершил со мной, он заслуживает виселицы!

Наступил черед Келла напрячься. Он прекрасно отдавал себе отчет в создавшемся положении, но до поры до времени отталкивал от себя вселяющие опасения мысли: конечно, мисс Рейвен Кендрик захочет, чтобы похититель и насильник понес самое суровое наказание. Однако если она лжет, а Шон говорит правду, то она и ее слуги тоже заслуживают кары. Но и в этом случае все равно нельзя оправдать того, как его брат поступил с беззащитной женщиной.

В общем, при любом раскладе, даже если эта женщина не проявит излишней жестокости и кровожадности, его брату не избежать тюрьмы. А быть может, и казни… если в дело вступят — а они непременно вступят — члены ее семьи и употребят все свои знакомства и связи.

Ночью, когда Келл был занят тем, что с определенной натяжкой можно назвать лечением, эти мысли как-то не приходили в голову, но сейчас… заполнили ее целиком.

Черт побери их всех! Этот недоумок Шон заслуживает возмездия, но тюрьма… Она его окончательно погубит…

Вывод, к которому пришел Келл в результате кратких размышлений, был однозначен: как бы то ни было, Шона нужно выручать! Если Рейвен в самом деле намеревается предъявить ему обвинение — которое, кстати, еще нуждается в подтверждении свидетелями, а не должно быть голословным, — если так, то задача его, Келла, заключается в первую очередь в том, чтобы убедить ее сначала хорошенько подумать. А для того, чтобы убеждение подействовало, необходимо что-то предложить ей… Но что же? Чем он может, грубо говоря, подкупить, а если мягче, то умаслить пострадавшую?.. Чем?..

Он обдумывал возникший вопрос в молчании, которое она прервала резким требованием:

— А теперь я хочу отправиться домой!

Он, почти сразу приняв неожиданное для самого себя решение, ответил:

— Боюсь, не могу этого позволить вам прямо сейчас.

Она с гневным удивлением воззрилась на него.

— Почему? Вы решили идти по стопам вашего брата? Имейте в виду, меня уже почти сутки ищут. И кого-то из похитителей могли узнать или предположить, кто это мог быть.

— Мисс Кендрик, — откровенно сказал он, — я не хочу, возвращая вас в семью, чувствовать себя причастным к этому делу — к вашим отношениям с Шоном, в которых мне трудно разобраться.

— Хотите сказать, это должен сделать ваш брат?

— Возможно. Что касается меня, я так и не знаю, кто из вас в большей степени жертва, а кто виновник.

— Это уж ваша забота, мистер Лассетер.

— Быть может. Но она дает мне основание задержать вас здесь еще на некоторое время.

— А также основание досаждать мне снова своими способами лечения, как вы изволили их назвать!

— Досаждать? — Весь его вид и тон выражали искреннее негодование. — И это единственная благодарность за то, что я провел почти бессонную ночь, вытягивая вас из этого, откровенно говоря, довольно утомительного для постороннего человека приступа.

Снова краска бросилась ей в лицо, но на сей раз она не отвела глаза и с негодованием возразила:

— Думаю, ни вы, ни ваш брат не заслужили особой благодарности. В конце концов, в таких случаях можно просто вызвать врача.

Он с раздражением произнес:

— Это вы сейчас так рассуждаете, а Несколько часов назад, насколько помню, настойчиво требовали именно моей помощи!

— Потому что была… меня привели в невменяемое состояние! — возмущенно крикнула она.

Он насмешливо улыбнулся: то, что она так распалилась, подумал он, его вполне устраивает. Пускай отыгрывается на нем — быть может, это немного отведет удар от Шона.

Продолжая улыбаться, он сказал:

— Можете успокоиться, я больше не притронусь к вам и пальцем: Надеюсь, это не слишком огорчит вас?

На свой провокационный вопрос он ждал соответствующей реакции и получил ее.

— Негодяй! — крикнула она громче прежнего. — Если бы я была мужчиной…

Видимо, она не вполне еще решила, что она сделала бы в этом случае, и, воспользовавшись короткой паузой, он поинтересовался, игриво подняв бровь:

— Что же именно вы сделали бы на месте мужчины?

— Я вызвала бы вас на поединок!

— Вы потерпели бы поражение, мисс.

Она рывком поднялась со своего места, ярость бушевала в каждой клетке ее тела.

— Вы не смеете задерживать меня здесь!

— Думаю, это самое разумное, что я могу сейчас сделать, мисс. Во всяком случае, до тех пор, пока не остынете.

Нервы ее были накалены до предела, иначе она не посмела бы, наверное, нанести ему пощечину. Однако он вовремя поймал и задержал ее руку, причем хватка была крепкой, но не грубой. В железных пальцах она даже ощутила — или ей так показалось — какой-то намек на ласку. На то, что ощущала прошедшей ночью.

И все же она слегка сморщилась от боли: на запястье были свежие рубцы от веревок.

Он сразу же отпустил ее руку. Взгляд у него был пристальный, но уже ласковый, мягкий.

Внезапно она почувствовала, что в воздухе повисла какая-то особая напряженность: между ней и этим человеком возникла некая странная близость, какой не было. Во всяком случае, с той минуты, как она пришла в себя.

У нее перехватило дыхание. До чего же он все-таки напоминает того мужчину из сновидений! Она немного опустила глаза, посмотрела на его красиво очерченный рот… Неужели — какая глупость! — ей хочется, чтобы его губы коснулись ее губ?

С трудом она отвела взгляд. Как силилась она сейчас ненавидеть его, а не испытывать нечто, похожее на желание!

Словно почувствовав ее состояние и не желая ему потворствовать, он молча подошел к двери в соседнюю комнату, запер ее и положил ключ в карман. Потом, направившись к входной двери, задержался на минуту и произнес:

— Заканчивайте завтрак и примите ванну. Потом мы поговорим.

С этими словами он вышел из комнаты и повернул дверной ключ с другой стороны.

Рейвен смотрела на захлопнувшуюся дверь, испытывая злость, смешанную с непонятной приязнью к этому человеку. В то же время она находилась в состоянии, близком к панике. Выходит, она снова пленница — теперь в руках у негодяя, вызывающего некоторую симпатию. Возможно, он и спас ее от еще большего мерзавца, своего младшего брата, но и сам представляет немалую опасность. Нет, уже ясно: так просто он не освободит ее, не вернет семье. Может, ему нужен выкуп?..

Ну а когда вернет? Что с ней будет? Как жить дальше?

Она поднесла руку к виску. Как болит голова! После разговора с Келлом Лассетером, похоже, ей стало еще хуже и беспокойнее. Впрочем, беспокойство больше относится к тому, что ее ждет в доме родственников и в обществе, к которому она, так или иначе, принадлежит. Оправится ли ее болезненный дед от шока, в который, несомненно, повергло его это похищение? И если да, как посмотрит на происшедшее с ней? Как отнесется к тому, что ее репутация, ее честь запятнаны навсегда? Что герцог Холфорд откажется от опозоренной женщины?.. Конечно, откажется, в этом у нее нет ни малейшего сомнения.

Да, ее жизнь, как бы ни сложилась, будет исковеркана. Надежды матери на ее благополучие оказались напрасными. Бедная мама…

Комок поднялся к горлу, из груди вырвались рыдания, которые она не смогла удержать. Холод пронизал тело, непонятная боль появилась в сердце… Наверное, так болит душа…

Преодолевая боль, Рейвен резко выпрямилась, тряхнула головой, сжала губы. Она будет драться за себя! Что бы ни происходило, она не позволит себе впасть в отчаяние, нет!.. Нужно что-то делать, и в первую очередь — бежать отсюда! Она ни за что не останется пленницей Келла Лассетера! Ни одной минуты…

Подойдя к одному из окон, она взглянула вниз. Два этажа от земли, не так уж высоко. Нужно найти подходящую веревку или связать ее из простыней. Но что потом? У нее нет подходящей для зимы одежды, нет даже туфель, нет денег, чтобы нанять экипаж…

Отчаянно пытаясь что-то придумать, она металась по комнате и внезапно остановилась как вкопанная, увидев в высоком зеркале незнакомую женщину.

Боже! Неужели это она, Рейвен? Растрепанная, с диким взором, лихорадочно горящими щеками, воспаленными губами. Так, наверное, бывает после бессонной ночи, проведенной в бурных ласках. А разве у нее была не такая ночь? Почти такая… С каким-то подозрительным человеком. Возможно, опасным преступником…

Из ее груди снова вырвался стон. Неудивительно, что он заподозрил ее в попытке соблазнить его брата, как, впрочем, и многих других мужчин. Конечно, ведь он подходит к другим людям со своими мерками, подозревая всех и каждого в жестокости и низости, свойственных ему самому.

В то же время он, кажется, считает себя джентльменом. Какое заблуждение! Ни один порядочный мужчина не посмеет так вести себя с существом противоположного пола. Мало того, что насильно удерживает ее, он еще позволяет себе иронический, даже презрительный временами тон… А насмешливая улыбка на довольно привлекательном, ничего не скажешь, лице?.. И все это она должна терпеть? Ну уж нет!

Однако что она может сделать в ее положении? Беспомощная, без всякого оружия… Вот! Вот что ей необходимо: оружие! Самое настоящее — пистолет, кинжал… Какое еще бывает?

Она оглядела комнату, бросилась к гардеробу… Нет, не здесь!.. Подскочила к письменному столу, стала открывать ящики.

Ага!.. Она издала ликующий возглас. Пистолет! Очень похожий на тот, которым грозил ей вчера Шон, прежде чем ударить ее рукояткой. Мерзавец!.. Она пригляделась внимательнее: кажется, заряжен. И торжествующе улыбнулась. Конечно, это не поможет немедленно очутиться дома, но во всяком случае она уже не так беспомощна, как раньше. Она может диктовать свои условия, а не подчиняться безоговорочно мистеру Лассетеру.

Эти мысли немного успокоили ее, придали сил.

К тому времени как двое дюжих слуг внесли большую медную ванну и несколько ведер с горячей водой, она уже почти полностью восстановила присутствие духа.

Горячая вода тоже способствовала улучшению ее состояния — и физического, и душевного. Правда, потревоженные царапины и синяки дали о себе знать вновь, но, к счастью, это длилось недолго. Она хорошо промыла голову, освежила все тело и потом не менее получаса сушила и расчесывала волосы у пылающего камина, подпитывая свое оскорбленное самолюбие воспоминаниями о перенесенных унижениях и тем самым заглушая не покидавшее ее чувство отчаяния.

Не найдя нигде шпилек, заплела волосы в косы, скрутила узел на затылке. Она уже полностью закончила туалет, а тюремщик, как она мысленно называла Келла, все не появлялся. Это бесило.

Когда все-таки послышался щелчок замка и он появился в дверях, Рейвен принудила себя сделать вид, что вообще не обратила внимания на его приход. Она сидела на стуле и с преувеличенным интересом смотрела в окно. Руки она держала в карманах халата.

— Наконец-то соизволили явиться, — с королевской надменностью произнесла она, поворачивая к нему голову. — Должна сообщить вам, сэр, что положение заключенной меня не слишком устраивает.

— Вы не в темнице, мисс Кендрик, — любезно ответил он. — Вы просто пользуетесь моим гостеприимством.

— В самом деле? Как я раньше не догадалась? Впрочем, запереть гостя на ключ и исчезнуть на несколько часов — это, видимо, и есть верх радушия.

— Всего на один час, — сказал он миролюбиво.

— Который мне показался вечностью в этих четырех стенах! Кроме того, мне нечего надеть на себя. Мисс Уолш давным-давно обещала найти что-нибудь приличное.

— Я попросил ее не слишком торопиться. Не хочется, чтобы вы исчезли из поля моего зрения до того, как мы обсудим создавшееся положение.

— Нам нечего обсуждать! Все, чего я хочу, — это немедленно отправиться домой!

Темные глаза Келла задумчиво уставились на нее.

— Мне казалось, мисс Кендрик… я надеялся, что ваш разум возобладает в конце концов над эмоциями.

— В данное время, сэр, он, видимо, не в силах этого сделать.

Легкая улыбка, нарочитая или естественная, но в любом случае приятная, появилась у него на лице.

— Во-первых, у меня есть имя, мисс Кендрик.

— Ни минуты не сомневалась в этом, сэр. Даже несколько имен: негодяй, злодей, мучитель!

Его улыбка сделалась шире.

— Могу понять ваши чувства, но не могу их одобрить. А во-вторых…

— К черту ваше одобрение! Разве все эти имена не подходят к тем, кто так поступил со мной?

Он продолжал говорить, словно она его не прерывала.

— …А во-вторых, мисс Кендрик, вы все-таки производите впечатление достаточно разумного человека и должны понимать всю затруднительность положения, в котором оказались.

— Да, по вашей милости, сэр… — Ей стоило немалого труда не разразиться слезами, но она собралась с духом и проговорила: — Я оказалась на грани катастрофы, и поэтому…

— И поэтому, мисс Кендрик… — он словно продолжил фразу, которую она не закончила, — …будет самым разумным постараться найти выход, приемлемый для обеих сторон. Прийти к взаимному согласию.

Она с возмущением взглянула на него.

— Не хотите ли вы подкупить меня, сэр? Если воображаете, будто я позволю, чтобы ваш брат избежал заслуженного наказания, то глубоко заблуждаетесь! Впрочем, даже если бы я лишилась рассудка настолько, чтобы простить его, мой дед ни за что не согласился бы с этим и потребовал расплаты. Вашему брату очень повезет, если он проведет в тюрьме не всю оставшуюся жизнь, а лишь ее половину.

Опять этот пронзительный взгляд из-под длиннющих ресниц. Но что ей до его взглядов — неужели он рассчитывает смягчить ее?

— Естественно, мисс, вы сейчас в первую очередь думаете о мщении. Но я, как уже сообщал вам, по природе игрок. И мой немалый опыт подсказывает, что все-таки вы предпочли бы выйти из создавшегося положения с наименьшими для себя и всей вашей семьи потерями.

Услышать это было для нее несколько неожиданно, и она не могла не согласиться.

— Разумеется, — кисло сказала она. — Только в данном случае такого выхода нет и быть не может.

— Почему же? Вы можете уехать за границу… Исчезнуть до той поры, пока буря общественного мнения не утихнет. Я не бедный человек, мисс, и мог бы охотно помочь вам в этом.

Она с презрением посмотрела на него. До чего же он низок!

— Хотите подкупить меня? Даже если бы я согласилась на ваше гнусное предложение, это не восстановило бы мою репутацию.

Казалось, он вовсе не обиделся на ее ответ, потому что тут же сделал новое предложение. Сколько их у него в запасе?..

— Тогда, — сказал он, — вам следует срочно выйти замуж.

Она яростно взглянула на него.

— Вы сошли с ума? Или смеетесь надо мной?

— Ни то ни другое. Пока вы принимали ванну, я рассматривал самые различные варианты, и этот был далеко не на последнем месте.

— Прекрасно! Очень благодарна вам, сэр, за вашу неустанную заботу обо мне. Не скажете ли заодно, где я найду порядочного человека, готового обручиться со мной после всего, что случилось почти на ваших глазах? — Снова ей пришлось сдерживать слезы, и взамен рыданий она крикнула с нестерпимой горечью: — Теперь я для всех испорченный продукт! Почти прокаженная… Неприкасаемая…

. Он продолжал выжидательно смотреть на нее, словно говоря: «Зачем так сокрушаться, я ведь еще не все сказал…» И потом заговорил.

— Я думаю… уверен, что для такой женщины, как вы… с вашими данными… нетрудно найти кандидата в мужья. Возможно, не с таким титулом и состоянием, как ваш герцог, но тем не менее вполне достойного…

— Да уж, — подтвердила она с печальной иронией, — титулов мне не видать. Вы с братом постарались…

И в гневе на себя за эту печаль, в злости на свою беспомощность, на безысходность своей судьбы, она вдруг выдернула из кармана халата руку с пистолетом и вскочила с кресла.

— А теперь, — крикнула она, — хватит этих пустопорожних разговоров! Я требую выпустить меня отсюда!

Взгляд его сделался чуть более суровым, когда он медленно проговорил:

— Я не из тех людей, мисс Кендрик, которые любят, чтобы им угрожали.

— А мне безразлично, сэр, что вы любите, а что нет! Вы сделаете сейчас так, как я скажу!

Он рассмеялся.

— А если нет? Вы застрелите меня?

— Совершенно верно! Скажите Эмме, или как вы ее зовете, чтобы она принесла мне одежду, и наймите для меня закрытый экипаж!

Он спокойно покачал головой.

— Вряд ли я выполню сейчас ваши требования, мисс.

— Я не запугиваю вас, мистер Лассетер. И я умею неплохо стрелять.

Он скрестил на груди руки, вызывающе посмотрел на нее.

— Вы намерены хладнокровно убить меня? Сомневаюсь в этом, мисс Кендрик.

Явная насмешка, подправленная легким презрением, окончательно взбесила ее. Она не помнила, чтобы когда-нибудь испытывала такую ярость. Туман застлал глаза, дыхание прервалось.

— Что ж, вперед, мисс Кендрик! — глухо прозвучал его голос. — Делайте свое дело.

Пренебрежительная улыбка, тронувшая его губы, переполнила чашу. Все, что она перечувствовала за последний день — страх, унижение, боль, отчаяние, — сосредоточилось в пальце, который был на спусковом крючке пистолета.

Она нажала на спуск.