Сейчас Рейн старался не думать о будущем своей семейной жизни, поскольку теперь были более срочные дела, о которых следовало позаботиться, а именно: воссоединение Эллиса с семьей его молодой жены. Также необходимо убедить Эккерби не начинать против него судебного преследования. И, тем не менее, Рейн испытывал немилосердные угрызения совести.

Как выяснилось, все, что говорила ему Мадлен — истинная правда, и побуждения, лежащие в основе ее поступков, совершенно невинны. Более того, она не только не предала его, но и старалась оградить от всевозможных затруднений. Защищала графа и его семью от скандала, пытаясь пресечь идеалистические порывы своего брата, потерявшего голову от любви.

Как же он мог быть так слеп, не замечая чистоты ее души? Он удивлялся самому себе, в то время как его экипаж катился по направлению к ферме, где скрывалась молодая жена Эллиса. Как же он мог так чудовищно ошибиться в Мадлен? И так упорствовать в своем заблуждении?

Рейн наблюдал за ней, сидящей сейчас напротив рядом с братом, подробно излагающим ей события, последовавшие за его побегом, и красочно расписывающим свою новую семейную жизнь. Эллис пребывал в прекрасном настроении, что неудивительно ввиду скорого окончания его злоключений.

Мадлен, наоборот, была необычайно тихой, и Рейн хорошо знал, что причина этому — он.

Угрюмо глядя на ее посиневшую и опухшую щеку, он беззвучно ругал себя. У него гора свалилась с плеч от известия, что все его подозрения оказались безосновательными, но это облегчение заглушало гораздо более сильное чувство собственной вины и раскаяния.

Улаживание проблем с Эккерби представлялось ему значительно более простым делом, чем разрешение той сложной ситуации в его браке, которую он создал сам. Как только пленники пришли в сознание, граф быстро получил от них всю необходимую ему информацию, начиная с того, как они напали на след Эллиса.

Когда экономка отказалась раскрыть местопребывание своего хозяина даже под угрозой физической расправы, Эккерби обратился к виконту и виконтессе с вопросом, где можно найти их дочь. Услышав, что их новоиспеченный зять запятнал себя воровством, они охотно рассказали ему все, надеясь таким образом уберечь дочь от судебного преследования.

В результате вчера Эккерби послал четверых своих помощников в дом Клода Дюбонэ, чтобы те схватили там Эллиса. Приехав туда поздним вечером, они, однако, дома никого не застали. Люди барона держали дом под наблюдением всю ночь и следующее утро, пока голод не заставил троих из них прийти на постоялый двор в поисках пищи, где они наткнулись на свою жертву по чистой случайности. Согласно их плану, они должны были притащить Эллиса в дом Клода, где дожидались бы дальнейших инструкций Эккерби, поскольку прибытие барона ожидалось сегодня во второй половине дня.

Чтобы захватить Эккерби врасплох, Рейн намеревался явиться туда и лично предстать перед бароном сразу после того, как они заберут Линет.

Тем временем Джеймс доставит троих бандитов в тюрьму Мэйдстоуна, воспользовавшись экипажем, нанятым Мадлен, из-за чего та лишалась средства передвижения и потому была вынуждена ехать в карете Рейна.

Она, правда, совсем не имела желания оставаться с ним наедине. Когда коляска наконец остановилась во дворе фермы и Джерард выскочил наружу, девушка последовала его примеру.

— Я помогу Линет собрать ее вещи, — пробормотала она, прежде чем поспешно покинула салон экипажа вслед за Эллисом.

Рейн смотрел, как брат и сестра вместе вошли в жилой дом. Затем, ощущая тревогу на сердце, не позволяющую ему оставаться в бездействий, вышел из кареты и отмерил десятка полтора шагов в сторону, где в просвете между постройками был виден типичный для графства Кент холмистый пейзаж.

Осенний ветер бодрящей свежестью хлестал его в лицо, а над головой проносились зловещие темные тучи. Однако Рейн, занятый своими гнетущими мыслями, не замечал превратностей погоды. Из головы у него не шел синяк, обезобразивший милое ему лицо Мадлен.

Ее образ, несущий следы насилия, которому она сегодня подверглась, усугублял и без того тяжкую ношу вины Рейна.

Он, несомненно, готов заплатить любые деньги, как бы ни была высока цена ожерелья. Стоимость его мало интересовала, пусть даже Мадлен и задевало то, что ей придется принять от мужа «милостыню». Ибо только когда опасность, грозящая ее брату, минует, к ней снова вернется покой. А пока, после всех беспочвенных обвинений в адрес жены, он перед ней в огромном долгу.

Конечно, Мадлен следовало бы обратиться к нему сразу же, как возникли осложнения. Нет сомнений, что гипертрофированная гордость и неуемное стремление к независимости заставили ее пытаться уладить назревающий скандал самостоятельно. Но в том, что он увидел в этом признаки ее предательства, он никого, кроме себя, винить не мог.

Когда ему стало известно о тайном путешествии Мадлен, Рейн довел, свою подозрительность до крайнего предела. Мысль о том, что она совершила адюльтер, пробудила в глубине его сознания страшные, темные инстинкты.

И графа совсем не извиняло то, что горький опыт научил его не доверять соблазнительным женщинам. Его фатальной ошибкой было позволить тени прошлой, неудавшейся любви так сильно исказить его восприятие нынешних отношений.

Сейчас он четко понимал, каким ужасным идиотом был сегодня, когда устроил допрос Мадлен, как будто не замечая ее абсолютной честности, беззащитности перед ним.

А когда он обвинил ее в тайных встречах с любовником, на лице девушки отразилась мучительная боль и потрясение тем, что он мог так усомниться в ней. И когда Хэвиленд намекнул, что, возможно, содержит любовницу, это известие сразило Мадлен так, как будто он ее ударил.

Через некоторое время, когда после совещания с Джеймсом он вернулся в ее номер в «Синем кабане», Рейн понял, что она плакала, хотя и старалась это скрыть.

Он, наверное, никогда не сможет забыть это выражение отчаяния в ее глазах. Ему было невыносимо видеть Мадлен такой огорченной, смотреть в эти глаза, полные сдерживаемых слез, понимать, что он тому виной.

И потом, после драки, когда, осмотрев ее синяк, граф потянулся утешить Мадлен, та резко отшатнулась от него.

Ему тогда хотелось завыть зверем.

В тот момент Рейн поклялся себе, что непременно поможет ей выручить брата из беды. Но, по правде говоря, он еще не встречал женщину, которая бы нуждалась в чьей-либо помощи меньше, чем Мадлен. Рейн вполне допускал, что она нашла бы возможность справиться с бандитами Эккерби самостоятельно, если бы в этом была необходимость. Мадлен обладает необычайным мужеством и несомненной находчивостью.

Также он мог понять страх девушки, когда на ее глазах совершалось нападение на брата. Более того, он и сам изрядно испугался, видя, как она противостоит громиле, который был вдвое больше нее.

В тот момент граф почувствовал такую острую потребность защищать, какую никогда раньше не испытывал. И вместе с тем — восхищение. Мадлен накинулась на неприятеля Джерарда с яростью тигрицы, обороняющей своего детеныша.

В самом деле, все это время в основе ее действий лежала любовь к брату. Она сражалась за Джерарда, защищала его с непоколебимой преданностью.

Рейн угрюмо смотрел на живописные холмистые просторы. Он очень хотел, чтобы Мадлен была и ему так же предана. Но он понимал, что теперь ему нелегко будет заслужить ее доверие.

Наверное, Хэвиленду следовало бы начать с установления более открытых взаимоотношений в их семье. Мадлен права — у него множество секретов от нее. Это положение вещей граф намеревался поправить сразу же, как только они останутся наедине.

Ему хотелось поскорее увезти ее домой, в Ривервуд, не только для того чтобы начать восстанавливать отношения, которые он сам разрушил, но и дать ей покой после всех трудностей, которые девушке довелось пережить в последнее время. Правда, сейчас его обязанности перед короной были важнее, чем его личные дела. К тому же само по себе посвящение Мадлен в его тайны не может служить искуплением его вины перед ней.

Но надо понимать, что Рейн вряд ли добьется какого-то улучшения ситуации, если только не станет совершенно прямодушен с самим собой. Если только не признает всего набора чувств, которые руководили им во время после женитьбы.

Дикая ревность, которая сжигает его при одной только мысли, что у нее может быть любовник.

Безумная злость, которая захватила его при известии о попытках Эккерби шантажировать ее.

Неудержимая ярость, наполнившая его, когда у него на глазах Мадлен ударил подонок в гостинице.

И его в высшей степени странная реакция на все…

Почему предполагаемая измена Мадлен была для него намного более мучительна, чем предательство Камиль? Допустим, тогда он был желторотым юнцом, а сейчас — взрослым мужчиной, знающим, что ему нужно.

И все равно этим невозможно объяснить бурность его реакции.

Рейн мог придумать только одно объяснение происходящему. Все эти дни он обманывал себя по поводу чувств к супруге, с которой его связывал брак по расчету.

Он приложил много сил, чтобы не привязаться к Мадлен и сохранить между ними холодную отчужденность. Он старался убедить себя в том, что ни одно из чувств, которые он к ней испытывает, не является глубоким. И все же она, видимо, смогла проникнуть к нему в сердце, которое, как он считал, навсегда закрыто для любви.

Он знал Мадлен совсем недолго, но она сумела за это время завладеть сокровенными струнами его души.

И теперь каждый раз, когда она смотрит на него, ее прекрасные глаза полны боли.

Так что же, черт возьми, теперь делать?

Ему хотелось облегчить ее боль, боль, которую он сам ей причинил. Но кроме того, он хочет…

Он хочет… чего?

* * *

Сидя рядом с Рейном по пути к дому Клода Дюбонэ, Мадлен пыталась отодвинуть свои семейные невзгоды на второй план, но они все равно настойчиво выплывали на поверхность ее сознания, вызывая тягостные мысли и чувства. Правда, в эту самую минуту ею безраздельно завладела тревога, поскольку судьба Джерарда все еще оставалась неопределенной.

Прибыл ли уже барон Эккерби из Эссекса? И если да, застанут ли они его в доме Клода? И самое главное: согласится ли он продать ожерелье и отказаться от возбуждения уголовного дела против ее брата?

Джерард утверждает, что Клода Дюбонэ не будет дома к тому времени, когда они туда приедут, поскольку он был нанят местными аристократами в качестве учителя французского языка и с утра отправился выполнять свои ежедневные обязанности. А по ночам в последнее время Клод скрывается на той же ферме, принадлежащей его другу, что и Джерард с Линет, из опасения, что подручные Эккерби нападут на него, как они поступили с экономкой Эллисов.

Очевидно, Джерард не испытывал такого волнения за свое будущее, как Мадлен, судя по счастливой улыбке на его лице, в то время как он держал за руку свою зарумянившуюся молодую жену. Хорошенькая застенчивая Линет явно боготворила ее брата, в чем, как подозревала Мадлен, в основном и заключалась ее привлекательность для Джерарда. После долгих лет заботы о нем со стороны старшей сестры Джерард был счастлив, что кто-то смотрит на него снизу вверх.

С другой стороны, возможно, он только лишь бодрится, изображая оптимизм. Или просто переложил всю ответственность на плечи Рейна.

Что касается Мадлен, то она очень, очень рада, что Рейн взялся уладить претензии Эккерби, несмотря на то что она станет еще большим ему обязана и сильнее укрепится во мнении, что ей никогда не удастся завоевать его любовь.

Через несколько мгновений Джерард вдруг заговорил, выглядывая в окно кареты.

— Смотрите, вон дом Клода, тот, что с зелеными ставнями. А вон, — добавил он мрачным голосом, — стоит экипаж Эккерби.

У Мадлен похолодело внутри, когда она разглядела карету барона. Тот действительно поджидал прибытия ее брата.

Тогда Рейн взял на себя руководящую роль, обращаясь сперва к Мадлен.

— Тебе пока будет лучше остаться здесь вместе с Линет. Эллис, вы пойдете со мной.

— Хорошо, — ответил тот, явно собираясь с духом перед предстоящей стычкой.

Мадлен собиралась последовать за ними, но Линет выглядела такой напуганной, что нужно было кому-то остаться с ней. Когда оба джентльмена покинули карету, дверь дома Клода распахнулась и оттуда вышел виконт де Вассэ, а сразу за ним показалась виконтесса.

— Папа! Маман! — удивленно воскликнула Линет, явно не ожидая увидеть своих родителей так далеко от дома.

Мадлен тоже несколько опешила от их непредвиденного появления, особенно когда увидела, что виконт с искаженным от гнева лицом направился прямиком к Джерарду. А когда французский аристократ с силой схватил его за лацканы пиджака, она выпрыгнула из экипажа, намереваясь не допустить очередного насилия. Линет, видимо, была полна той же решимости и поспешила вслед за Мадлен.

К счастью, в эту секунду вмешался Рейн и растащил мужчин в стороны. А между тем виконтесса заметила Линет и радостно вскрикнула, выступая навстречу своенравной дочери с распростертыми объятиями.

Но Линет, похоже, сейчас больше думала о своем муже. Де Вассэ ругал Джерарда по-французски, обзывая его подлой дворнягой и награждая прочими нелестными эпитетами.

— Нет, папа! — вскричала девушка, вырываясь из объятий матери и бросаясь к Джерарду. — Ты не должен говорить такие ужасные вещи.

Тогда отец обратил свой гнев на нее.

— Как ты могла, дочь моя, так ранить свою мать? Этот человек — вор!

— Нет, ты не понимаешь…

— Я все прекрасно понимаю. Он не только украл мою единственную дочь, замарав ее честь, но и подверг ее жизнь опасности.

— Папа, это неправда!

— Это правда, Линет! Как сообщница Эллиса, ты будешь заключена вместе с ним в тюрьму.

Мадлен поспешно заговорила:

— До этого дело не дойдет, monsieur.

Де Вассэ в замешательстве замолчал, глядя на нее. Но потом замотал головой.

— Я не могу рисковать своей дочерью. Мы приехали, чтобы забрать ее домой.

Лицо Джерарда преисполнилось решительности.

— Линет теперь моя жена, сэр. Вы не имеете права диктовать ей свою волю.

— Не лезьте не в свое дело, canaille!

— Прошу тебя, Линет, — молила виконтесса, рыдая. — Лорд Эккерби предоставил нам возможность образумить тебя. Мы приехали сюда вместе с ним. Но его терпение может скоро закончиться. Для твоего же собственного благополучия тебе лучше вернуться с нами домой.

— Я настоятельно советую вам внять словам ваших родителей, мадемуазель Линет, — вмешался в происходящее еще один мужской голос.

Барон Эккерби вы шел из дома, сопровождаемый крепким мужчиной, который, как предположила Мадлен, был четвертым его подручным.

— Я намереваюсь арестовать Эллиса за воровство, — объявил всем собравшимся барон.

Возмутившись, Мадлен шагнула к брату, собираясь его защищать, но тяжелая рука Рейна успокаивающе опустилась на ее плечо, в то время как он вступил в разговор.

— Я полагаю, ввиду новых обстоятельств вам следует пересмотреть свое решение, Эккерби.

Барон явно не обрадовался присутствию Рейна.

— Вы-то какого черта тут делаете, Хэвиленд?

— Я приехал уладить проблему с пропавшей драгоценностью. Трое ваших приспешников потерпели неудачу, нападая сегодня на Эллиса, но я уверен, что вы и я сможем договориться более цивилизованным, нежели махание кулаками, путем.

Эккерби на секунду замер, затем напрягся, осмысливая сказанное Рейном.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите.

— Да. Но скоро оно у вас появится. Нам надо поговорить с глазу на глаз, я сделаю вам предложение, достойное вашего рассмотрения.

По настоянию Рейна они отошли в сторону на расстояние, достаточное, чтобы их разговор не был слышен остальным. Мадлен поняла, что граф ставит Эккерби в известность о недавнем нападении его подручных на Джерарда, используя этот компрометирующий факт, чтобы принудить барона продать ему ожерелье.

Лицо последнего при этом выразило разгневанность, вскоре перешедшую в бешенство.

Между тем виконт де Вассэ был явно расстроен своей недостаточной осведомленностью.

— О чем они говорят, Линет? Что происходит?

— Ты скоро все узнаешь, папа, — ответила дочь, обретая все большее спокойствие.

Мадлен, затаив дыхание, следила за напряженным выражением лиц, сопровождающим диалог двух аристократов.

Однако под конец Рейн, казалось, уже обладал преимуществом. Посмотрев в сторону остальных, он позвал Джерарда.

— Мы достигли соглашения, Эллис. Можно попросить вашего друга Дюбонэ предоставить нам письменные принадлежности?

— Конечно, милорд, — ответил тот охотно.

Все трое вошли в дом, оставив Мадлен и Линет с родителями дожидаться их снаружи. Когда через несколько минут они вновь появились, барон Эккерби решительно прошагал прямиком к своему экипажу, отрывисто выкрикнув кучеру приказ немедленно отвезти его в Лондон. Он так поспешно забрался в карету, что его помощник едва успел вскочить на запятки экипажа, прежде чем тот тронулся и умчался прочь.

После отъезда барона Рейн кивнул Джерарду, который благодарно улыбнулся и достал из кармана пиджака бархатный мешочек. Взяв Линет за руку, он подошел с ней к виконтессе.

— Полагаю, это принадлежит вам, мадам.

Бросив на мужа настороженный взгляд, благородная женщина взяла в руки мешочек, но после того как она развязала его и заглянула внутрь, на ее лице отразилось потрясение.

— Mon dieu! — ахнула она, дрожащими руками вытаскивая изумительное рубиновое ожерелье, украшенное небольшими бриллиантами и золотой филигранью. — Я не надеялась увидеть его снова.

— Вы — законная владелица этого ожерелья, мадам, — кротко сказал Джерард. — Оно было украдено у вас много лет назад, не так ли?

— Да, маман, — заговорила Линет. — Джерард подвергал свою жизнь опасности, чтобы вернуть его тебе. Думаю, ты должна быть благодарна ему.

Линет приукрашивала роль своего возлюбленного в произошедших событиях, совершенно умалчивая о вкладе в это дело Рейна, но Мадлен понимала, что сейчас не лучшее время для препирательств.

— Не знаю, что и сказать, — пробормотала виконтесса.

Слезы умиления и благодарности ручьем текли по ее щекам.

Хмурый вид виконта значительно смягчился, когда он стал осматривать синяки и ссадины на лице Джерарда, а слова признательности он произнес предательски дрогнувшим голосом.

— Это ожерелье — все, что осталось у нас от прошлой жизни.

Мадлен понимала, что для обоих аристократов сейчас наступила минута наивысшего волнения. У нее, по крайней мере, был свой дом в родной стране, ведь ее отец-англичанин, женившись на матери-француженке, облегчил ей нелегкую участь эмигрантки. А благородные родители Линет вынуждены были влачить существование в значительно более трудных обстоятельствах.

Наконец виконтесса смогла совладать со своими чувствами настолько, чтобы обнять Джерарда и расцеловать в обе щеки.

— Дорогой мой мальчик! Вы совершили достойный поступок. Чрезвычайно достойный.

— Был рад вам услужить, мадам, — ответил Джерард с подобающей скромностью. — Я только хотел хоть немного отплатить вам за ту честь, которой удостоился, женившись на вашей прекрасной дочери.

При упоминании об их тайном венчании чело виконта опять омрачилось. Но на этот раз он не разразился бранью, а, стиснув зубы, откашлялся, явно стараясь успокоить свой гнев.

Рейн подошел к Мадлен и тихо ей сказал:

— Я думаю, нам следует оставить этих милых людей без посторонних, чтобы они смогли уладить свои разногласия. Эллис, у вас есть на чем доставить вашу жену и ее родителей домой в Челмсфорд?

— Да, милорд, мой экипаж находится неподалеку. Не знаю, как вас и благодарить, лорд Хэвиленд, — прибавил он искренне.

— Как я уже говорил, вам следует благодарить свою сестру.

Джерард выпустил ладонь своей молодой жены и шагнул к Мадлен, сжимая ее в крепком объятии.

— Я твой вечный должник, Мадди, — прошептал он ей на ухо. — Ты и правда самая лучшая сестра на свете.

Чувствуя, как слезы наворачиваются у нее на глаза, Мадлен также тепло обняла брата.

— Пообещай, что ты больше не ввяжешься в неприятности хотя бы в ближайшем будущем.

Выпустив ее, Джерард отступил, широко улыбаясь.

— Сделаю все, что в моих силах, клянусь.

Оставляя сияющего от счастья брата, Мадлен позволила Рейну отвести себя к экипажу. Усаживаясь рядом с ним, она была полна надежды, что родители Линет смогут в конце концов простить Джерарду похищение их дочери.

Когда карета тронулась и покатилась по дороге прочь от дома Клода Дюбонэ, Мадлен обернулась к Рейну и заговорила:

— Я так понимаю, Эккерби согласился продать тебе ожерелье?

— Да, об этом можешь больше не волноваться. Барон не собирается дальше заниматься этим делом.

— Он, кажется, не очень этим доволен.

— Совсем недоволен, — сухо ответил Рейн. — Особенно после того, как я его предупредил, что, если он не оставит свои угрозы тебе или твоему брату, я не раздумывая пущу в него пулю. Но я выписал ему вексель, по которому он получит наличные сразу же, как прибудет в Лондон.

— Какую сумму ты ему предложил?

Рейн на мгновение заколебался.

— Десять тысяч фунтов.

Едва не задохнувшись, Мадлен с сожалением смотрела на него. Он заплатил гигантские деньги за то, чтобы Джерард смог получить одобрение своего брака.

— Это чудовищно огромная цена.

— Ее не жалко отдать за то, чтобы выручить твоего брата из беды. И-прежде, чем ты начнешь опять протестовать против моей «благотворительности», хочу тебе сказать, что это был наш свадебный подарок Джерарду.

Она ощутила безмерную благодарность, заполнившую ее сердце. Ей очень хотелось, чтобы ее брат смог обрести счастье, и Рейн сделал это желание реальностью. Если бы она не влюбилась в него раньше, то сейчас его щедрость, безусловно, завоевала бы ее сердце.

При этом, правда, Мадлен понимала, что ее собственный шанс стать счастливой очень слаб. Сейчас девушка не могла прочесть в глазах графа, что он чувствует, но она еще хорошо помнила его сегодняшние злые обвинения. Не имея доверия Хэвиленда, она даже не надеялась завоевать его любовь.

Однако голос мужа был вполне спокойным, когда он вновь заговорил.

— Думаю, нам нужно заехать в гостиницу оплатить счет и забрать твои вещи. И мне следует переговорить с Джеймсом перед тем, как мы вернемся в Лондон.

Мадлен посмотрела на него вопросительно.

— Нам?

— Да, — ответил Рейн. — Я отпущу нанятый тобою экипаж, и ты сможешь ехать со мной. У меня в Лондоне срочное дело, так что нужно спешить.

Она почувствовала неловкость. Учитывая все недавние события, расшатавшие их взаимоотношения, Мадлен не знала, сможет ли выдержать многочасовую поездку с Рейном наедине. С другой стороны, после всего, что он для нее сделал, она не считала возможным оспаривать его решение.

Когда они приехали в «Синий кабан», Мадлен послушно поднялась наверх забрать свои вещи. Потом, пока Рейн занимался делами, о которых говорил ей перед этим, она вернулась в экипаж и стала дожидаться его.

Девушка была глубоко погружена в свои невеселые мысли, когда миссис Пиллинг поспешно вышла на двор с большой корзиной в руке, которую и вручила Мадлен.

— Его светлость распорядились принести эту провизию для вас, миледи. И горячие кирпичи, чтобы вы согрели ноги.

Рейн очень внимателен, отметила Мадлен, хотя, скорее всего, его забота о ее комфорте продиктована только лишь вежливостью и галантностью по отношению ко всему женскому полу, а не желанием угодить лично ей.

Горячие кирпичи были очень кстати ввиду того, как она продрогла. Что, впрочем, было следствием не столько осенней свежести, сколько угнетенного состояния, в котором пребывала девушка.

Когда Рейн наконец устроился на бархатных подушках сиденья рядом, все ее женское существо отреагировало на близость с ним так, как это происходило всегда — Мадлен ощутила прилив тепла и возникающее желание. Правда, одновременно с этим она испытала страх. Мадлен не смогла бы снести его нападки сейчас, ведь ее способность защищаться почти сошла на нет.

Когда карета тронулась, они в течение секунды, показавшейся ей вечностью, смотрели друг другу в глаза. Воздух между ними пропитался напряжением.

Но потом Рейн, к ее удивлению, вручил ей пистолет.

— Джеймс просил передать вам благодарность.

Она удивилась еще больше, когда губы Рейна растянулись в улыбке, напоминая о его былой шутливости, в то время как девушка засовывала пистолет в ридикюль.

— Помнишь, так было и при первой нашей встрече. В той гостинице на почтовой станции. Я тогда тоже вернул тебе пистолет, после того, как ты мне угрожала.

Мадлен, однако, не нашла в себе сил улыбнуться, вспоминая прошлые события, так же, как и возражать, что она тогда вовсе не ему угрожала оружием. В эту минуту девушка могла только сожалеть о той неожиданной встрече с Рейном. Если бы она не состоялась, Мадлен никогда бы не влюбилась так безнадежно и не стала бы такой беззащитной перед сердечными ранами, которые он ей нанес.

Не дождавшись ответа, Рейн указал на корзину, стоявшую на полу.

— Почему ты не смотришь, что приготовила миссис Пиллинг? Тебе нужно поесть.

Она была не особенно голодна, несмотря на то что опасность, угрожавшая ее брату, миновала. Но прием пищи был хорошим предлогом отвлечься от необходимости говорить о чем-то с Рейном, и она принялась изучать содержимое корзины, найдя там хлеб, сыр, холодное мясо, а также бутылку вина и флягу с горячим чаем.

Мадлен приступила к трапезе без аппетита, а Рейн тем временем налил себе стакан вина, после чего нарушил молчание:

— Я хорошо понимаю, что должен перед тобой извиниться. За многое извиниться.

От этих негромко произнесенных слов Мадлен замерла, с трудом веря, что она не ослышалась. Она подняла на него глаза и смотрела, не отрываясь, пока граф продолжал.

— Тебе следовало сразу прийти ко мне, как только ты узнала, что твой брат попал в беду, но и мне надо было проявить больше доверия. Я очень жалею об обвинениях, которые предъявлял тебе, милая.

Мадлен поджала губы. Он хотел сказать, что такал женщина, как она, не способна привлечь внимание другого мужчины и заиметь любовника? Или он поверил в ее утверждения о своей невинности?

Хэвиленд, казалось, говорил искренне, даже как будто раскаиваясь. Или это она просто нафантазировала?

— Ты была права, — продолжал граф тем же серьезным тоном. — У меня были от тебя секреты.

Девушка не сводила взгляда с его синих глаз, а внутри у нее все сжалось. При упоминании о секретах она вдруг ясно осознала, что сейчас муж признается ей в своей собственной измене.

Но следующие его слова развеяли ее худшие подозрения.

— Мои отъезды из Ривервуда на прошлой неделе не связаны с любовными свиданиями, Мадлен. У меня вообще нет любовницы. Все дело в том, что Министерство внутренних дел привлекло меня к раскрытию заговора против принца-регента.

— Заговор? — повторила она, все еще не веря в то, что ее опасения не подтвердились.

— Да. Помнишь, ты встречалась с моим другом Уиллом Стоксом? Он взял на себя мои обязанности на время моего отсутствия. Но события стремительно приближаются к развязке, поэтому я должен срочно вернуться в Лондон.

— Я понимаю, — пробормотала она.

Отчаяние захватило ее с новой силой. Рейн оставил важные государственные заботы в наиболее критический момент, чтобы примчаться в Мэйдстоун разрешить ее проблемы, но теперь он явно торопился вернуться к своим делам.

— Наверное, лучше всего будет, если ты сегодня к вечеру вернешься в Чизвик, — предложил он. — Сейчас моя прислуга сможет лучше о тебе позаботиться, чем я. Не забывай также и о новых друзьях.

Мадлен внутренне сжалась, хотя и понимала, почему Рейн стремится избавиться от нее. Она будет только отвлекать его в то время, когда ему необходимо сосредоточить все свое внимание на разоблачении заговорщиков. Рейн потом не сможет простить ни себе, ни ей, если регент будет убит во время его отсутствия.

— Да, — согласилась Мадлен, ухватившись за первое, что пришло ей в голову. — Так будет лучше. У меня по расписанию завтра занятия в пансионе. А я и так слишком запустила свои преподавательские обязанности.

Судя по выражению лица, это был не тот ответ, которого он ожидал. Тем не менее граф не стал на нее давить.

— Хорошо. После того, как я высажусь в Лондоне, ты поедешь в Ривервуд в этом экипаже.

Кивнув, Мадлен сложила остатки провианта в корзину. Затем, обхватив себя руками, как будто желая защититься, она перевела взгляд на проплывающие за окном пейзажи. Бездна пустоты разверзлась в ее сердце. А обвинения в собственный адрес терзали ее сознание.

Теперь она понимала, как была глупа. Она так старалась стать femme fatale, пытаясь угодить завладевшему ее чувствами Рейну, что превратилась в совершенно другого человека, с трудом теперь узнавая саму себя.

Ей нужно было понять раньше, что завоевать его любовь невозможно и соблазнение ни к чему хорошему не приведет. Она больше обвиняла себя, хотя Рейн тоже нес ответственность: ведь это он заставил ее желать его, мечтать о нем больше всего на свете.

После всего произошедшего девушка безумно сожалела, что вовремя не отказалась от пустых надежд. Если бы она это сделала, теперь в ее сердце не зияла бы так мучительно незаживающая рана.

Она должна лучше себя оберегать, поклялась себе Мадлен.

Следуя новому решению, она отодвинулась подальше от Рейна, от тепла его большого мускулистого тела.

— Я хочу немного подремать, — сообщила она скучающим голосом. — В прошлую ночь я почти не сомкнула глаз.

На его лице опять отразилось замешательство, как будто бы он собирался сказать что-то, но потом раздумал.

— Как тебе угодно.

Темная тяжесть навалилась на сердце Мадлен, когда она устроилась поудобнее в противоположном углу, отвернувшись лицом к стенке.

Хотя девушка и притворялась спящей, ей так и не удалось вздремнуть за все время пути. Ее сухие глаза пекло от недосыпания. Мерное ритмичное покачивание кареты прерывалось через равные промежутки времени, когда им перекладывали лошадей.

Через несколько часов, когда, уже совсем стемнело, ей показалось, что Рейн легко коснулся ее плеча.

— Мы приехали.

Когда экипаж остановился, Мадлен выпрямилась на сиденье.

Лакей открыл дверцу, и Рейн, не говоря ни слова, посмотрел на нее долгим взглядом, перед тем как шагнуть из кареты.

Потом он обернулся и тихо произнес:

— Прости меня, Мадлен. Мы продолжим этот разговор, когда все закончится.

И только сейчас она осознала, насколько опасно то, во что был вовлечен Рейн.

— Прошу тебя, береги себя, — сказала она негромко.

— Обязательно, любовь моя.

Любовь моя. Он, конечно, не имел в виду свои чувства, Мадлен это знала. Это была просто обычная для него фраза.

Карета тронулась, увозя Мадлен, чувствующую себя невыносимо одинокой и покинутой. Внутри она ощущала глубокую пустоту, от которой, казалось, ей теперь никогда не удастся избавиться.

«Как же пережить сердечную боль, маман?» — думала Мадлен уныло… и, по правде говоря, не была удивлена, не дождавшись ответа матери.