Ей снова снился Лусиан. Он прикасался к ней влажным языком там, внизу, нежно, возбуждающе нежно. Восхитительно нежно. Она прогнулась навстречу его ласке, всхлипывая от наслаждения. Ласки его подвели ее к краю, за которым должен последовать взрыв, но взрыва не последовало, Лусиан отстранился, оставив ее неудовлетворенной, томящейся от желания.

– Прошу тебя… – Бринн хотела, чтобы они соединились, чтобы он овладел ею.

Он знал, чего она хочет.

Он целовал ее, поднимаясь, все выше, дыхание его обжигало ее кожу… ее живот, грудь, горло. Тело ее дрожало от радостного предвкушения. Лусиан накрыл ее своим телом. Его набухшая отвердевшая плоть скользнула в ее влажное, истомленное ожиданием лоно, вошла глубоко… но тут он замер.

Невероятно нежно губы его коснулись ее лица, сорвали с губ ее радостный вздох. Он улыбнулся ей, и от пронзительной нежности этой его улыбки Бринн захотелось плакать. Изнемогая от желания, она сжала его в себе, чувствуя его жар, его желание.

И тогда он начал двигаться в ней, и ритм его движений был древним, как мир. Томление желания нарастало, распускалось в ней, как цветок, казалось, этой сладкой муке не будет конца, и вот один, последний толчок, и мир раскололся на тысячу ослепительных осколков, на брызги огня, и она закричала в экстазе…

Бринн проснулась, вся дрожа. Постель рядом с ней была пуста. Она была одна.

Все это ей лишь приснилось. Лусиана не было рядом. Эта его пронзительная нежность была лишь видением. Она своей расчетливой холодностью прогнала его прочь.

Бринн дотронулась до лица. Щеки были влажными от слез. Во сне она нашла нежность, которой ей так не хватало в Лусиане. Во сне он согревал ее теплом своей души. Во сне она узнала радость, которой не знала наяву.

Зажмурившись, Бринн прижала подушку к груди, вспоминая свой сон, вспоминая о том, как отчаянно тосковала по нему, как сильно ей его не хватило.

Как хотелось ей отогреть его своим теплом, подарить ему нежность, которой была лишена сама, но уделом ее была лишь холодная отчужденность. Она знала, что по-другому нельзя.

В ту ночь Лусиан не приходил к ней, как не приходил и всю последующую неделю. Бринн убеждала себя, что должна быть благодарна ему за передышку. Но отчего-то без этих ночных визитов она еще острее чувствовала свое одиночество.

Однако причина ее уныния крылась не только в том, что отношения с мужем стали донельзя напряженными. Дабы не допускать того, что случилось во время приема у леди Эджком, Бринн перестала бывать в мужском обществе. Она вообще редко выходила из дома, и то лишь в компании знакомых дам. С Пикерингом и Хогартом она отказывалась общаться совсем.

Она чувствовала себя отрезанной от жизни. К тому же временами на нее накатывала черная меланхолия, которую нельзя было объяснить одним лишь одиночеством. Месячные пришли и закончились в срок, что означало, что она не забеременела. А это значило, что рано или поздно их брачные отношения с Лусианом должны были восстановиться.

К концу первого месяца ее замужней жизни все же случилось одно радостное событие – по пути домой из Харроу ее заехал навестить Грейсон.

Бринн была так счастлива, что бегом помчалась ему навстречу и бросилась в объятия брата.

– Эй, детка, не задуши меня, – со смехом сказал Грейсон, освобождаясь от сестриных, объятий.

Когда до Бринн дошло, что на нее с недоумением смотрит дворецкий и кое-кто из слуг, она схватила Грейсона за руку и потащила за собой в салон, закрыв за ними дверь, чтобы никто не мешал.

– Надеюсь, ты привез мне весточку от Тео? С тех пор как я уехала, я ничего о нем не знаю.

– Некогда было писать. Ведение домашнего хозяйства занимает уйму времени. Я даже представить не мог, сколько всего ты делала по дому, чтобы в нем было тепло и уютно.

Бринн лишь досадливо отмахнулась от комплимента.

– Как дела у Тео?

– Хочу тебя обрадовать. Учителя в Харроу им довольны, и, по-моему, он вполне счастлив. Когда я уезжал, он с учителем химии обсуждал окислительные свойства каких-то там кислот.

– Он счастлив, ты не шутишь? Он, правда, выглядит счастливым?

– Безмерно. – Грейсон испытующе посмотрел на сестру. – А как насчет тебя, Бринн? Ты счастлива?

Бринн пожала плечами. Ей не хотелось обсуждать свой брак.

– Я счастья не искала. А теперь, пожалуйста, расскажи мне о Тео.

Бринн уселась рядом с Грейсоном на кушетку и принялась расспрашивать его об успехах Тео. Она с любовью смотрела на брата, пока тот с удовольствием пил чай с домашним печеньем, принесенный заботливым дворецким.

Когда речь, наконец, зашла о ближайших планах Грейсона, тот смущенно сказал:

– Я надеялся получить приглашение остановиться здесь, в этом доме, если Уиклифф не возражает. Мне бы не хотелось тратить деньги на номер в гостинице.

– Ну конечно, ты должен остановиться у нас, – заявила Бринн, добавив немного запальчиво: – Не важно, возражает против этого Уиклифф или нет.

Бринн вызвала дворецкого, велев ему распорядиться насчет того, чтобы карету Колдуэллов разместили в каретном сарае, а лошадей на конюшне. Она сама проводила брата в комнату для гостей. Отношения Бринн с домоправительницей оставались натянутыми, и Бринн не хотелось, чтобы язвительные замечания миссис Пул отравили им с Греем радость от общения.

Решив, что Грейсону надо дать время на то, чтобы освежиться и отдохнуть, Бринн предложила встретиться за ужином в шесть.

– В Лондоне обычно ужинают намного позднее, – пояснила Бринн, – но я предпочитаю сохранять привычный деревенский уклад.

– Уиклифф будет ужинать с нами? – стараясь не выдать голосом своей острой заинтересованности, спросил Грейсон.

– Едва ли, – ответила Бринн. – Я обычно ужинаю одна. Лусиан мало бывает дома.

Грейсон пытливо взглянул на сестру, но от комментариев касательно ее брака воздержался. Вместо этого Он задал ей довольно странный вопрос.

– Бринн, что ты знаешь о работе Уиклиффа в министерстве иностранных дел?

– Не так уж много. Мы никогда не говорили о его работе.

– Я слышал, что он работает в разведке. Шпион, так сказать.

– Мне об этом говорили. – Она вопросительно подняла брови. – А тебе что до этого?

Грей пожал плечами:

– Так. Просто любопытно. Ну что же, увидимся за ужином.

Вернувшись в свою гостиную, Бринн немного почитала, затем переоделась к ужину и отправилась искать брата. Не найдя его ни в его спальне, ни в гостиной, она решила поискать его на первом этаже. Но его не было ни в столовой, ни в салоне. И где же она его нашла? В кабинете Уиклиффа! Он сидел за столом и шарил в одном из выдвижных ящиков.

– Грей?

Он вздрогнул и поднял на нее глаза. Вид у него был виноватый.

– Что ты делаешь? Это же стол Лусиана.

– Я… я искал письменные принадлежности.

– В твоей комнате есть и бумага, и перья, и чернила.

– Правда? Я даже не подумал там поискать.

Он сунул руку в выдвижной ящик, затем убрал ее и, закрыв ящик, поднялся. Бринн замерла, заметив, как он опустил что-то в карман. Она подошла к нему. Неужели он считает ее слепой?

– Что ты взял, Грей? Он густо покраснел:

– Ничего особенного.

– Грейсон Колдуэлл, – сказала Бринн так, словно отчитывала провинившегося младшего брата, покажи мне, что ты взял.

После довольно продолжительных колебаний он полез в карман.

– Это так, ерунда.

Бринн узнала перстень с фамильной печатью Уиклиффа.

– Печать Лусиана?

– Да. Я просто хотел ее одолжить.

– Зачем?

– Чтобы запечатать письмо.

– Почему бы тебе, не попросить его самого запечатать твое письмо?

– Нуда, конечно, – с сарказмом протянул Грейсон. – Я должен предъявить ему неопровержимую улику – доказательство того, что я задействован в провозе контрабанды. Как ты думаешь, как он на это отреагирует? Он работает на британское правительство. Ты думаешь, он закроет глаза на то, чем я занимаюсь?

Бринн нахмурилась.

– Почему ты продолжаешь заниматься контрабандой? Ты обещал мне, что отойдешь отдел, как только расплатишься с долгами. Лусиан предоставил тебе средств больше чем достаточно. Не так ли?

– Не совсем, – сказал Грейсон, избегая встречаться с ней взглядом.

Бринн тяжело вздохнула:

– Грей, я не буду просить у Лусиана денег. Достаточно того, что я продалась ему в жены. Я не желаю попадать в еще большую зависимость от него. Не хочу чувствовать, что я ему еще что-то должна…

– Деньги не помогут мне выпутаться из этой проблемы. Бринн положила руку ему на плечо, заглядывая в глаза.

– Грейсон, что случилось? Что пошло не так?

– Да ничего особенного не случилось. Все в порядке. Мне просто нужно поставить печать Уиклиффа на письмо, удостоверяющее поставку бренди. Тогда, если меня поймают, мне не придется платить налоги.

– Но зачем тебе рисковать? Разве ты не можешь перестать заниматься контрабандой?

– Я собираюсь бросить это дело, Бринн. И очень скоро. Но у меня все еще остались кое-какие обязательства. Я не могу выйти из дела, пока не сделаю одну последнюю поставку. Клянусь, это предприятие станет последним, но оно будет более опасным, чем все, что было до сих пор.

Он смотрел на нее с мольбой. Бринн даже растерялась. Она никогда не видела брата в таком волнении, в таком беспокойстве.

Бринн долго молча смотрела на брата, раздумывая над тем, во что же он на самом деле вляпался.

– Грей, – сказала она, наконец, покачав головой, – ты не можешь без разрешения воспользоваться печатью. Ты должен положить перстень на место.

– Прошу тебя, Бринн, – сказал он, угрюмо глядя в пол, – не проси меня об этом. У меня нет выбора.

– Я не прошу тебя это сделать, я приказываю. Если ты не положишь печать на место, я вынуждена буду рассказать обо всем Лусиану.

– Ты не сделаешь этого, Бринн, – выдержав паузу, ответил Грейсон. – Он меня уничтожит. Я думаю, Уиклифф уже подозревает, что я причастен к свободной торговле. Он вполне может устроить так, что меня поймают с поличным, и тогда меня посадят в тюрьму. То, что ты, моя сестра, замужем за Уиклиффом, ничего не изменит. Ты этого хочешь?

– Нет, конечно, я этого не хочу, но…

– Я не за свою шкуру боюсь. На карту поставлена твоя жизнь и жизнь Тео.

Бринн охватила тревога.

– Тео? О чем ты?

Грейсон тяжело вздохнул и покачал головой: – Я лишь хотел сказать, что на вас не лучшим образом отразится то, что меня посадят в тюрьму. Не переживай. Я справлюсь со своими проблемами. Но эта печать мне нужна буквально на пару минут.

– Грейсон…

– Прошу тебя, Бринн, ты должна мне верить. Грейсон не выдержал пристального взгляда сестры и отвел глаза.

– Иного пути нет, – тихо сказал он, – Пожалуйста, поверь мне. Я не опустился бы до этого, если бы положение не было столь отчаянным.

Бринн хотела, было ответить, но замерла, услышав в холле мужские голоса. Стремительно обернувшись, она увидела в дверях кабинета Лусиана.

Она почувствовала, как краска стыда заливает лицо, как всего пару минут назад это случилось с ее братом. Им обоим должно было быть стыдно уже потому, что они находились в кабинете хозяина дома без его разрешения.

Бринн в тревоге смотрела на мужа, пока тот с любезной улыбкой жал руку ее брату. Интересно, что он успел услышать из того, о чем они говорили здесь с Грейсоном? Казалось бы, Лусиан ничего плохого не заподозрил, но, тем не менее, когда Лусиан обратился к ней, изображать невинность ей было трудно.

– Я как раз показывала Грейсону дом, – заикаясь, проговорила она. – А потом мы собирались поужинать.

– Прекрасно. Надеюсь, вы не станете возражать, если я составлю вам компанию.

– Нет, конечно, нет, – сказала Бринн, вымучив улыбку. До конца вечера Бринн не представилась возможность поговорить с братом без посторонних. Для нее так и осталось загадкой то, что он имел в виду, говоря о своем отчаянном положении. Не смогла она и напомнить ему о том, чтобы он вернул перстень Лусиана на место.

Бринн несколько удивило то, что Лусиан с видимым удовольствием играл роль гостеприимного хозяина. За столом он поддерживал беседу, тогда как Бринн по большей части молчала, погруженная в свои мысли. Есть ей тоже не хотелось. Она никак не могла решить, как поступить: одно дело провозить контрабандный бренди и совсем другое – красть у Лусиана кольцо с печатью.

И все же, если Грей и вправду попал в беду, то бросить его в беде Бринн не могла, не считала себя вправе. И если Тео что-то угрожало… Она должна была выяснить, что так тревожило ее старшего брата.

После ужина Бринн, как требовала традиция, оставила джентльменов одних, а сама отправилась в гостиную. Когда же, выпив по бокалу портвейна, мужчины к ней присоединились, беседа не выходила за рамки того, о чем принято говорить в мужской компании.

Вскоре Бринн поняла, что пересидеть Грея ей не удастся, и отправилась спать, тогда как Грей и Лусиан закончили играть в бильярд уже далеко за полночь.

На следующее утро она проснулась раньше обычного – едва забрезжил рассвет. Услышав стук копыт по мостовой, Бринн накинула шаль и побежала вниз. Грей уже собрался уезжать.

Он увидел ее в тот момент, когда она подбежала к входной двери.

– Грейсон, – сказала она, – мне кажется, ты кое-что забыл.

Он улыбнулся, взглянув на дворецкого, который отдавал распоряжения насчет погрузки багажа в карету.

– Ах да, детка. Я забыл попрощаться. Наклонившись к ней, он шепотом сказал ей на ухо:

– Не устраивай сцен, Бринн, особенно в присутствии слуг.

– Я устрою тебе сцену, если ты немедленно не объяснишь мне, что происходит, – ответила она ему шепотом. – Что у тебя за неприятности?

– Ничего такого, с чем бы, я не мог справиться сам. Я не хотел тебя тревожить.

– Грейсон, – повторила она в бессильном отчаянии, – как насчет того предмета, который тебе не принадлежит?

Он сунул руку в карман и, достав кольцо, вложил его ей в руку:

– Вот, возьми.

Сжав в ладони кольцо, Бринн, дабы не вызвать подозрений у слуг, изобразила улыбку.

– Если ты когда-нибудь сделаешь что-то такое вновь, драгоценный братец… – пробормотала она.

– Ты убьешь меня? Знаю. – Грейсон ухмыльнулся. – Но эта печать спасла мою жизнь, понимаешь ты это или нет.

Он поцеловал ее в щеку на прощание. Бринн зябко повела плечами, глядя вслед брату. Неужели и в самом деле на кону стояла его жизнь?

Не успела за Грейсоном закрыться дверь, как Бринн бросилась в кабинет, чтобы вернуть на место печать.

Она едва успела выдвинуть ящик, как за спиной у нее раздался голос Лусиана:

– Ты что-то ищешь, любовь моя? Может, я могу тебе помочь?

Бринн подскочила от неожиданности и стремительно обернулась. Встречаясь с ним взглядом, Бринн всегда испытывала острые ощущения, но сейчас эти глаза словно пронзали ее насквозь. Она смотрела на него, лихорадочно соображая, какую причину назвать, чтобы объяснить свое присутствие здесь.

– Любопытно узнать, что тебя так манит в этой комнате?

– Ни… ничего, – ответила она, поймав себя на том, что заикается. – Я… я потеряла сережку. Я подумала, что могла потерять ее здесь вчера.

Когда Лусиан шагнул к ней, она попятилась. Он окинул ее взглядом, многозначительно приподняв бровь. Бринн увидела себя его глазами: в неглиже, непричесанная, босиком. Хорошо, что хоть шаль успела накинуть.

– Может, прежде чем отправляться на поиски, стоило причесаться? – пробормотал он, вплотную приблизившись к ней.

Бринн судорожно сглотнула слюну.

– Я… у меня не было времени. Я хотела попрощаться с братом.

– Тебе не приходило в голову, что ты смущаешь лакеев, разгуливая по дому полуодетой?

– В этом виде тело мое прикрыто куда лучше, чем когда я выхожу в свет в вечернем платье, – чуть более взволнованно, чем следовало бы, парировала Бринн.

Лусиан усмехнулся.

– Но к вечернему платью положена прическа. Дорогая, сейчас ты выглядишь так, словно тебя только что выволокли из постели. Пожалей нас, смертных, не наводи на нескромные мысли, – добавил он, и тут ухмылка внезапно сошла с его лица.

Ну да, конечно, успела подумать Бринн, это последнее замечание было данью привычки, он, завзятый сердцеед, не мог говорить с женщинами иначе, но Лусиан не забыл о том, с кем он говорил, как не забыл и об обстоятельствах этой беседы.

Выражение его лица было предельно серьезным, когда он протянул руку, чтобы убрать с ее лба упавший на него локон, но когда пальцы его коснулись ее виска, Бринн вздрогнула. Она была уверена, что этот жест не мыслился им как прелюдия в любовной игре, но от этого легкого касания ее вдруг бросило в жар. Он возбуждал ее и тогда, когда совсем не желал этого.

Бринн с опаской подняла на него глаза. Лусиан не шевелился. Он словно превратился в статую. Словно его околдовали. Она узнала этот тусклый огонь желания в его глазах.

Бринн понимала, что должна действовать немедленно, чтобы прогнать чары.

Когда взгляд мужа остановился на ее губах, она заставила себя холодно улыбнуться. Словно не в силах остановить себя, Лусиан нежно провел большим пальцем по ее нижней губе.

– Ты так хорошо разыгрываешь ледяную неприступность, – хрипло пробормотал он.

Ему ничего не стоило растопить ее лед, если она ему позволит. Бринн слишком хорошо это знала. Пульс ее участился.

Лишь она одна знала, чего ей стоила эта видимость равнодушия.

– Вы не один такой. Все мужчины рядом со мной чувствуют это.

Он резко отдернул руку, словно обжегся. Взгляд его вновь сделался холодным и надменным.

– Я ухожу на весь день, – сказал он, после чего повернулся и вышел из кабинета.

Бринн судорожно вздохнула. Внезапно вспомнив о том, зачем пришла сюда, она опустила кольцо Лусиана в ящик, затем закрыла глаза, слушая, как в ушах стучит кровь.

Ее удручало то, что, она вынуждена лгать Лусиану. Она презирала обманщиков. Но выбора не было. Неизвестно, как отреагировал бы Лусиан, скажи она ему правду о брате. Пусть Грейсон и участвовал в чем-то противозаконном, он был ее родным братом. И, конечно же, если приходилось выбирать между мужем и Грейсоном, то она выбирала брата. Ведь он был ее семьей.

Разве нет?