Предел желаний

Джордж Эмили

Один случайный обмен взглядами на официальном приеме — и безмятежному существованию Дианы Сазерленд пришел конец. Вопреки здравому смыслу она не смогла заставить себя забыть гипнотизирующий взгляд сидящего напротив мужчины, в котором горело неистовое желание. Как хорошо, что она больше никогда не увидит этого наглеца!

Но у судьбы, как известно, свои резоны. Она уже приготовила Диане новую встречу с героем ее ночных кошмаров. И какую встречу!..

 

Пролог

Ярко освещенный зал ресторана заполняли дамы и господа, собравшиеся на торжественный обед по случаю открытия Центра искусств. Новый Орлеан давно не видел столь пышного зрелища. Весь цвет города был здесь. Представители власти, бизнесмены, писатели и художники восседали за богато сервированными столиками, обмениваясь впечатлениями и вкушая изысканные блюда. Обнаженные плечи, бриллианты и жемчуга, богатые туалеты, элегантные смокинги, сияющие радостью лица, — да, праздник, безусловно, удался! И среди всего этого великолепия особое внимание обращала на себя известная красавица, дочь богатого промышленника Диана Сазерленд. С нее просто глаз не спускали.

Энтони Кабрера Родригес не мог понять, что на него нашло, — почему уже в течение часа он наблюдает за этой женщиной. Она совсем не в его вкусе.

Наваждение какое‑то. Было бы на что смотреть, думал он, хмуря лоб. Высокая, стройная, гибкая. Но на его изощренный вкус — слишком худая. Хотя, надо признать, высокая грудь и изгиб ягодиц под шелковой изумрудного цвета юбкой были достойны внимания.

Энтони предпочитал голубоглазых блондинок с кожей молочного цвета. А у этой красавицы кожа золотилась от загара, и глаза — серого цвета — казались серебристыми. Сочетание впечатляющее, однако, опять же, не его тип.

Когда она наклоняла голову, короткие рыжевато‑каштановые волосы падали на лицо. Гордо поднятая голова, слишком уж вежливая улыбка, как будто приклеенная к губам… Энтони прищурился. Его всегда раздражали такие женщины. Золотистая кожа, волосы, отливающие янтарным огнем… а под всем этим — Снежная королева, высокомерная и холодная.

…Она напоминала ему то время, которое он забыл. Или думал, что забыл.

Энтони отогнал видение и переключил внимание на спутника ледяной принцессы. Эту породу он тоже знал: счастливчик из числа избранных. Надо было видеть, как он ее обхаживает. Сначала на идиотском приеме, а потом здесь, на обеде. Принцесса откровенно скучала. И ей было наплевать, что все это видят.

Ничего удивительного. Женщины ее общественного положения часто ведут себя именно так. И особенно те, которые знают, что они красивы и желанны.

Вот она я, как будто написано на их холодных лицах. Решила почтить вас своим присутствием. Можете прыгать от радости. Только не думайте, что мне ваше общество столь же приятно…

— Тони? Я к тебе обращаюсь…

Сам того не желая, он весь напрягся. Он бы сграбастал ее в объятия и целовал бы эти высокомерные губы, пока они не нальются желанием. Он бы увел ее отсюда, забрал бы к себе в самолет и в темной кабине, на высоте в двадцать тысяч футов, сорвал бы с нее изумрудное платье. Ее груди легли бы в его ладони. Он овладел бы ею раз. Другой. Третий. Он бы любил ее до тех пор, пока она не поняла, что это такое — быть живой женщиной, из плоти и крови.

— Энтони! Да что такое с тобой?!

Его руку накрыла изящная ручка с алыми наманикюренными ногтями.

— Эрика. — Ему стоило некоторых усилий улыбнуться голубоглазой блондинке именно того типа, который всегда его привлекал. Сидя рядом, она смотрела на него как на умалишенного.

— Любимая, — он сжал женщине руку.

— Прости. Я задумался. «Блуждая мыслью в дальних далях, за миллионы миль отсюда…»

Блондинка улыбнулась, но одними губами. Взгляд ее оставался суровым.

— Да неужели? А мне показалось, что все‑таки ближе… вокруг красотки за тем столом. Ты обо мне совершенно забыл.

— Разве забудет прилив луну? — Энтони придвинулся к ней поближе.

— Я свое дело сделал: отсидел, как положено, на Новоорлеанском фестивале фольклорного танца. Как ты думаешь, будет очень невежливо по отношению к организаторам, если мы с тобой тихо уйдем отсюда и заберемся в какое‑нибудь уединенное местечко?

Он увидел, как глаза Эрики загорелись. Такой уж у него суматошный бизнес — приходится ездить по всему миру, и в каждом городе находятся женщины, очень красивые женщины, которые млеют от счастья, если он обращает на них внимание, и бросаются ему в объятия даже в том случае, когда он ясно дает им понять, — а он всегда дает им это понять, — что их связь будет недолгой. «Ты слишком самонадеян, Тони, — как‑то сказала ему одна из его многочисленных женщин, пытаясь при этом смеяться.

— Хотя, с другой стороны, каким ты еще можешь быть при твоих внешних данных и с твоими деньгами?!»

Внешность ему досталась действительно неординарная — единственный дар от родителей, которых Энтони не знал. Что касается денег… здесь он ничем никому не обязан. Все, что есть у него сейчас, добыто тяжелым трудом. Ему не в чем оправдываться. Этому он научился давно. Научился у женщины с лицом ангела и сердцем шлюхи.

Проклятье! Да что с ним сегодня такое?! И все из‑за этой надменной особы, черт бы ее побрал. Внешне она ни капельки не напоминала Хилари, хотя была очень похожа во всем остальном: тот же скучающий взгляд, то же высокомерие.

И в этот момент он почувствовал ее взгляд.

Мурашки пробежали по коже, как будто ее лизнул язык пламени. Он помог Эрике встать из‑за стола, взял ее под локоть. И только потом повернулся и посмотрел прямо в глаза золотокожей красавице.

Его как будто ударила молния.

Красивые губы скривились в усмешке. Женщина вскинула подбородок и отвела глаза. Энтони вел Эрику через зал так, чтобы пройти мимо столика, где сидела незнакомка.

Поравнявшись с ней, он отпустил локоть своей спутницы и легонько подтолкнул ее вперед. Все выглядело очень прилично и чинно, а у Энтони появилась возможность исполнить задуманное.

В глазах рыжеволосой красавицы промелькнуло неприкрытое удивление, когда он взглянул на нее сверху вниз и, улыбаясь, наклонился поближе к ней и прошептал так, чтобы окружающие ничего не услышали:

— Почему вы так посмотрели на меня? Я вам неприятен?

Девушка задохнулась и отшатнулась от него, а он тихонечко рассмеялся.

— Быть может, вам будет интересно узнать, леди, что я скорее бы принял обет безбрачия, чем лег с вами в постель.

Затем вежливо кивнул всем сидящим за столиком и неторопливо прошествовал к выходу следом за Эрикой.

Диана Сазерленд чувствовала себя так, будто ей на голову вылили ведро ледяной воды.

В мире полно сумасшедших. В свои двадцать два года — хотя отец и пытался как мог оградить ее от грязи жизни — об этом она все же знала. Но такого психа, как этот тип, она еще не встречала.

— Диана?

Она вскинула голову. Глен сверлил ее взглядом, сдвинув широкие брови. Все остальные, сидящие за столом, тоже уставились на нее.

Боже, подумала Диана, краснея, вдруг кто‑то услышал.

— Что он тебе сказал? Такие красавцы, как этот, говорят исключительно непристойности.

— Послушай, — у Глена дрожала челюсть, — если он оскорбил тебя, я…

— Нет. Он меня не оскорбил. — Она заставила себя улыбнуться.

Глена это не убедило.

— Тогда что он сказал?

— Ну, он сказал… он попросил меня передать организаторам, что… ему очень понравился новый Центр и что… он сожалеет о том, что не сможет остаться на балет, и что… обед был потрясающим.

О Господи, и чего меня понесло? Ей, похоже, поверили.

— Ну что ж, — кисло улыбнулась супруга известного деятеля искусств, — его, может быть, этот обед и потряс. Он явно мексиканец.

— Он кубинец, — сказала вдруг Диана. Все опять повернулись к ней.

— Он не мексиканец.

— Он сам тебе это сказал? — Глен снова нахмурился.

— Нет. Разумеется, нет. Я просто… ну, я поняла по его акценту. Это испанский язык, на котором говорят на Кубе; он, скорее всего креол или мулат.

Я выставляю себя полной дурой. Но, с другой стороны, хорошо еще, что могу сказать хоть что‑то более‑менее связное после того, как незнакомец, который весь вечер раздевал ее взглядом, подошел и сказал мне гадость.

Она в жизни не видела человека с такими широкими плечами и грудью. А когда он поднялся из‑за стола, она невольно отметила про себя его тонкую талию, узкие бедра. И длинные ноги. Такие длинные…

По правде сказать, это самый красивый мужчина из всех, кого ей доводилось видеть. Лицо его отнюдь не смазливое и даже не то чтобы очень красивое. Во всяком случае, в том понимании красоты, к которому приучают публику типажи красавчиков из кинофильмов. Слишком высокие скулы, орлиный нос. Глаза цвета ясного неба. Густые длинные ресницы, такие же черные, как и волосы. Широкий чувственный рот. Квадратный подбородок. Словом, удивительное лицо!

Он из той породы мужчин, которые любят кичиться своей принадлежностью к сильному полу. Слишком надменный и самонадеянный. Человек, который считает, что мир целиком принадлежит ему.

Его спутница, блондинка, из тех особ, которые обожают подобных мужчин и липнут к ним точно мухи. Зато Диана таких типов терпеть не могла.

К тому же, глядеть через весь зал на какого‑то незнакомца — это было бы очень невежливо по отношению к Глену, который весь вечер лез из кожи вон, чтобы хоть как‑то ее развлечь. А ей было вовсе не до развлечений. Она постоянно думала об отце. Он болел уже несколько месяцев, а сегодня ему вдруг стало совсем плохо. Но он настоял на том, чтобы Диана пошла на вечер. Кто‑то из Сазерлендов должен бы присутствовать на открытии Центра искусств.

В концертном зале Диана честно пыталась сосредоточиться на представлении, но мысли ее вновь уносились к неприятному происшествию на обеде. И что ее дернуло на него посмотреть? Она вовсе не собиралась этого делать, хотя и чувствовала, как он пожирает ее глазами. Но потом все‑таки не сдержалась, посмотрела… Неистовое желание в его голубых глазах… Едва она это увидела, с ней начали происходить странные вещи. Сердце забилось чаще. Ее вдруг охватило такое животное вожделение, что Диана содрогнулась. Такого с ней еще не было. Но больше всего она встревожилась, когда поняла, что он видит, в каком она состоянии. Вот почему он сказал ей такую гадость.

Чья‑то рука легонько коснулась ее плеча, и мужской голос у нее за спиной произнес:

— Мисс Сазерленд?

Диана едва не вскрикнула от испуга. Неужели снова этот кубинец?

Но это был всего лишь директор нового Центра искусств.

— Мисс Сазерленд, — проговорил он очень тихо, — пройдите, пожалуйста, ко мне в кабинет. Вас просят к телефону. Боюсь… боюсь, новости нехорошие.

Диана оцепенела. Она уже знала, что это будут за новости. Знала, кто звонит и почему. Сейчас ей сообщат, что ее отец, Уильям Сазерленд, скончался.

 

1

Было чудесное утро. Даже не верилось, что уже очень скоро в Новый Орлеан придет зима. В ясном осеннем небе — ни облачка. На фоне этой чистейшей голубизны даже строгие линии особняка Сазерлендов, казалось, немного смягчились.

Диана вышла на веранду. Вздохнув, оперлась о перила. Она терпеть не могла это обширное поместье. И здесь ее радовали только конюшня с великолепными лошадьми да изумительный парк с тенистыми аллеями. Это Диана любила всем сердцем, однако никак не дом, который теперь стал ее собственностью.

Засунув руки в задние карманы джинсов, она неторопливо пошла по гравиевой дорожке, что вела в рощу за домом…

«Ты мой ангел. Единственный человек, который никогда меня не подведет», — сказал ей отец незадолго до смерти. Но она подводила его. Изо дня в день. Она никогда не была совершенством, хотя папа считал, что его дочь — воплощение всех добродетелей.

Все изменилось после смерти мамы. Диана не помнила Хелен Сазерленд. Та умерла, когда девочка была совсем маленькой. Она тогда почти ничего еще не понимала. Но одну вещь уразумела сразу же: она почему‑то вдруг сделалась центром папиного существования. «Моя маленькая леди, — говорил он, беря дочку на руки, — ты моя радость!»

Но если она была папиной радостью, то братья ее — папиным горем. На них у Уильяма уже не хватало ни отцовской любви, ни терпения. С Питером, Адамом и Джоном он обходился с холодностью, которая порой граничила с настоящей жестокостью. Диана до сих пор не могла понять почему. Но когда ей было пять лет, она обнаружила, какую власть имеет над отцом.

Братья вообще ни о чем не догадывались. Они считали ее очень милым ребенком с покладистым, легким характером — маленькой девочкой, которая не понимает, что представляет собой их папаша на самом деле.

Но было одно небольшое «но». Она вовсе не собиралась играть эту роль вечно. Отца нет в живых, братья выросли, покинули отчий дом. У них у каждого своя жизнь. Пора подумать и о собственной. Надо как‑то устраиваться. Правда, Диана еще не решила, чего хочет?

Она знала только одно: надо что‑то делать. Но выбирать должна она сама. Для себя. Безо всяких советчиков. Больше никто не будет решать за нее. Никто, даже братья.

Она, конечно, их очень любит. Это было Действительно здорово, когда они все приехали домой и пробыли здесь целую неделю. Но всю эту неделю она ощущала, что Ля братьев она как была, так и осталась ребенком. Диана стиснула зубы и мужественно терпела… Однако всему есть предел, и ее терпение лопнуло, когда адвокат зачитал завещание. Да, именно завещание явилось последней каплей.

Всю личную собственность, дом и землю Уильям Сазерленд завещал дочери. Компания «Сазерленд моторе» — империя стоимостью в миллионы долларов — переходила к его сыновьям.

Когда адвокат закончил читать, Диана едва не задохнулась от ярости. Отец опять сделал то же, что делал всегда, — даже на смертном одре умудрился оградить дочь от реального мира. Ей было обидно и горько.

И братья тоже не лучше. Едва адвокат ушел, они тут же бросились ее поздравлять, мол, как они счастливы, что особняк теперь принадлежит их любимой сестричке. «Мы так рады за тебя, принцесса, — сказал Адам, обнимая ее за плечи. — Мы знаем, как сильно ты любишь этот дом». Диану буквально трясло от негодования, но она промолчала.

Больше она не позволит, чтобы с ней обходились как с маленькой девочкой. Она не будет жить жизнью, где все за нее решено. Не будет тупо сидеть в комитетах по всяким делам, которые ей неинтересны. Не будет ходить на дурацкие мероприятия, где вся ее роль состоит исключительно в том, чтобы мило улыбаться.

…И где какой‑нибудь грубый тип может сказать ей какую‑нибудь пакость.

С чего это она вдруг о нем вспоминает? И не в первый уже раз. Нравится ей это или нет, но в последние дни он постоянно всплывает в ее мыслях.

Хотя в этом нет ничего удивительного. Очень трудно забыть такого напыщенного самовлюбленного идиота.

Подумать только — она позволила этому грубияну уйти просто так! Почему не сказала ему то, что он заслужил? Почему промолчала? Бросить этак небрежно, прямо в его красивую и надменную физиономию: «Наглец! Животное!..»

Но вот в чем загвоздка: он не был ни тем, ни другим. Он знал, что он самый красивый мужчина на свете. Вот почему считал, что ему все позволено — нагло пялиться на женщин, а потом как бы невзначай пройти мимо и оскорбить…

— Эй! Дома кто есть?

Диана даже подпрыгнула от неожиданности.

— Питер! — С радостным воплем Диана выбежала из кухни, где завтракала, и бросилась брату на шею.

Тот рассмеялся и закружил ее, приподняв над полом.

— Вот что нужно мужчине, — сказал Питер, отпуская ее, — когда он чувствует, что ему действительно рады!

— Какой чудесный сюрприз! Почему ты не позвонил, не сказал, что приезжаешь. Я бы тебя встретила в аэропорту.

Его улыбка как будто померкла или это ей только почудилось?

— Ты решил проблемы с нефтяной компанией? Что там — действительно плохо дело?

— Ага, — произнес Питер скучным голосом, — там сам черт ногу сломит. Слушай, сестра, ты не против, если я завалюсь поспать? Я действительно еле на ногах держусь.

— Ну конечно. Забирайся наверх и спи себе, сколько угодно.

Привстав на цыпочки, она чмокнула брата в небритую щеку.

— Тебе действительно надо поспать. Потом поговорим.

Питер вздохнул, улыбнулся усталой улыбкой и отправился вверх по лестнице.

Услышав, что Питер проснулся и ходит по комнате, Диана отложила журнал, прошла в кухню и бросила на сковородку четыре кусочка бекона.

Она о многом успела подумать и решила, что глупо было бы не воспользоваться возможностью и не спросить у брата все‑таки совета по поводу того, что ей делать дальше. Если кто‑то и сможет подкинуть ей пару ценных идей, так это Питер.

Своей жизнью он распорядился сам. Начинал простым инженером, потом занялся нефтяным бизнесом. Побывал во многих странах. Он наверняка поймет ее теперешнее состояние, когда ей хочется сделать что‑то самой, «опериться и вылететь из гнезда» в большую жизнь.

Тот тип из ресторана, например, не понял. Он явно из той породы мужчин, которые убеждены, что место женщины между плитой и двуспальной кроватью. Хотя он, наверное, знает, как сделать женщину очень и очень счастливой в этой двуспальной кровати.

Да что с ней такое творится? Почему она снова думает о нем? Безумие какое‑то. Стоит ли тратить пусть даже минуту на мысли об этом…

Питер спустился в кухню. Пока он ел, Диана искала повод для разговора. Она уже давно подумывала о том, что, может быть, для нее найдется какая‑нибудь работа в главной конторе «Сазерленд моторе». Братья собирались продать ее, но пока компания еще не продана, она могла бы там кое‑чему научиться. А помимо этого, разбирала бы почту, отвечала бы на телефонные звонки.

И вот, наконец, она решилась сказать об этом брату.

— Ты все равно ничего там не поймешь.

— А ты попробуй, вдруг пойму?

— Послушай, сестра, я знаю, что у тебя добрые намерения, но…

— Почему мне всегда надо бить вас, больших мальчиков, по башке, чтобы вы стали меня, детку малую, слушать.

Она сказала это вполне дружелюбным тоном, но Питер вдруг разъярился. Он даже со стула вскочил.

— Да что, черт возьми, происходит?!

Диана тоже не смогла усидеть на месте.

— Только потому, что я ваша младшая сестра…

— Ты хочешь сказать, потому что ты женщина! Я тебе, Ди, скажу одну вещь. Я мужчина, да, но это не значит, что я твой заклятый враг. Я еду в город. Если Адам или Джон позвонят, скажи им, чтобы перезвонили мне в офис.

Диана холодно кивнула.

— Да, сэр.

Питер хотел что‑то ответить, но передумал и ушел, хлопнув дверью.

Весь остаток недели Питер либо работал в офисе, либо висел дома на телефоне. Ни он, ни Диана ни разу не вспомнили о неприятных словах, которые наговорили друг другу в тот день.

Диана видела, что брата что‑то тревожит. Он был до крайности взвинчен. По ночам ходил взад‑вперед по комнате. Она тоже мучилась бессонницей.

Как же она собирается распорядиться своею жизнью?

В одну из таких мучительных ночей Диана оставила бесполезные попытки заснуть и проскользнула в кухню в своей длинной фланелевой ночной рубашке. Там она пристроилась на подоконнике у окна с видом на парк.

Питеру тоже не спалось.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он, входя в кухню.

Диана промолчала. Да и что бы она сказала? У меня депрессия? Мне плохо? Я пытаюсь решить, что мне дальше делать?

Брат нахмурился.

— Уже поздно. И здесь прохладно. Тебе следует… тебе надо… Черт, — пробормотал он, — я опять опекаю тебя? Говорю тебе, что надо делать? Совсем как отец?

Диана вздохнула.

— Ты не такой, как он, если спрашиваешь об этом.

Питер с мрачным видом кивнул.

— Конечно, я не такой! Совсем не такой! И никогда таким не был!

— Да. Ты не властный и не высокомерный. И ты вовсе не эгоист. Она улыбнулась.

— Но иногда ты стремишься контролировать тех, кого любишь. Может быть, где‑то в самой глубине души ты считаешь, что вынужден их контролировать для того, чтобы они оставались с тобой. Чтобы тебя не бросили.

Диана многозначительно посмотрела на брата.

— Я все думаю, может быть, это как‑то связано с тем, что случилось в тот вечер. В твой день рождения. Когда тебе исполнилось двадцать один.

— Ты о чем?

— Ладно, Питер, не притворяйся. В тот день ты узнал, что отец заплатил девушке, от которой ты был без ума. Заплатил за то, чтобы она от тебя отстала. И она взяла деньги. Представляю, как тебе было больно…

— Мне не было больно. Я был просто в ярости.

— Потерять человека, которого любишь, да еще таким способом… это, наверное, жутко. Но когда‑нибудь ты встретишь женщину…

И внезапно она поняла. Питер уже встретил кого‑то. Вот почему он не спит по ночам. Вот почему он такой возбужденный. Его терзают сомнения!

— О, Пит, — прошептала она. — Ты уже встретил ее, правда? И ты не знаешь, что делать?

Глаза Питера вспыхнули гневом.

Развернувшись на каблуках, он вышел из кухни. Диана долго смотрела ему вслед, потом вздохнула и опять повернулась к окну. Надо немедленно что‑то делать, иначе она точно сойдет с ума! Надо испытать жизнь, надо почувствовать ее вкус.

«Я скорее бы принял обет безбрачия, чем лег с вами в постель…» Она замерла. Проникновенный, чуть хрипловатый голос отдался эхом у нее в голове.

А что, было бы интересно, если б она сказала: вы мне совсем не противны!

Боже, она действительно сходит с ума! Ей надо сменить обстановку. Но как осуществить это, когда ты заперта, словно в ловушке, в доме, который ты ненавидишь? Когда тебе нечего делать, кроме как быть безупречной маленькой принцессой.

Можно куда‑то съездить, мелькнула вдруг мысль. Увидеть что‑то новое, сделать то, чего раньше не делала, познакомиться с новыми людьми…

Она отправилась в библиотеку, включила свет и сняла с полки большой географический атлас. Открыла карту мира, зажмурила глаза и ткнула пальцем наугад. Как оказалось, в самую середину Флоридского пролива.

Стало быть, едем в круиз.

Диана улыбнулась, но улыбка ее была горькой.

— Почему нет? — произнесла она вслух.

Теплоход «Христофор Колумб» не отличался особым комфортом. Да и время для морского путешествия было выбрано не самое лучшее: осень — сезон штормов.

Но Диана чувствовала себя как нельзя лучше.

Это, конечно, было не первое ее путешествие. Она бывала в Испании, где присутствовала на бое быков и на аукционе лошадей.

 

2

Как‑то даже уговорила отца отпустить ее во Францию. Она тогда училась в лучшей частной школе для девочек и поехала в Париж на последний семестр в рамках программы по обмену учащимися.

Но раньше она ездила не одна. Ее всегда сопровождали. Либо отец, либо кто‑то еще. И вот теперь она оказалась за тысячи миль от дома — сама по себе.

Мало того, никто даже не знает, что она отправилась в путешествие. Диана думала позвонить братьям, но потом решила — а зачем? Разве Питер, Адам и Джон сообщают ей, когда собираются куда‑то поехать?

Она, конечно, сказала Энн, своей экономке. И Митчелу Рашу, который присматривает за лошадьми. Но больше — никому.

В первый раз в жизни она была одна. Никто не указывал ей, что делать. Никто не стоял у нее над душой. Быть может, поэтому ей и казалось, что «Христофор Колумб» — самый лучший корабль на свете, несмотря на его сомнительные удобства. Она выбрала это судно по рекламному объявлению в воскресной газете.

«Незабываемое приключение! — было написано в объявлении. — Волнующие переживания! Романтика Дальних Морей!» Такое обилие прописных букв и восклицательных знаков не могло оказаться пустым звуком.

В общем, авторы рекламного объявления избрали правильный подход. Сначала — незабываемые приключения и волнующие переживания. А для романтики время тоже найдется. Романтика — по своему усмотрению. В свое удовольствие и ненадолго.

Есть женщины, которые просто не могут быть чьей‑то собственностью. Диана всегда уважала таких. Почти все ее знакомые сверстницы были помолвлены или уже вышли замуж. Большинство из них не вели жизнь затворниц и были очень довольны своим положением. В чем‑то они были даже свободнее Дианы. Но цепи, надетые добровольно, все равно остаются цепями.

Мужчины — все до единого, не исключая и ее братьев, — собственники по натуре. И самый из них ярко выраженный — тот наглый красавец. Но это действительно единичный экземпляр, вряд ли кто другой с ним сравнится.

Нетрудно представить, какой у него подход к женщине! Считает, наверное, что стоит ему только пальчиком поманить, как любая должна бросить все и бежать к нему со всех ног. Он, должно быть, ужасно ревнив. По его мнению, женщина обязана отдавать ему всю себя, думать только о нем и ублажать его драгоценную персону.

Хотя, быть может, оно того стоит. Диана вспомнила скрытый огонь в его пронзительно голубых глазах, его губы, такие откровенно чувственные. Вспомнила и, сама того не желая, задышала чаще. Такой мужчина знает, как ублажить свою женщину ночью в постели.

Диана покраснела до самых корней волос и хмуро уставилась в зеркало.

— Нет, правда, — спросила она свое отражение, — что с тобой происходит?

После той неприятной встречи в Центре искусств прошла уже не одна неделя. Почему же она до сих пор вспоминает о том ужасном человеке? О таком, как он, может мечтать разве что бессловесная овечка, которой доставляет удовольствие подчиняться мужчине во всем.

Диана отвернулась от зеркала, взяла сумку и вышла из каюты. Ее соседи, пожилая чета, мистер и миссис Воргман, как раз запирали дверь своей каюты. Миссис Воргман широко улыбнулась Диане.

— Доброе утро, дорогая. Сегодня вы просто очаровательны! Мы целый день проведем в Майами. Замечательно, правда?

Миссис Воргман взяла мужа под руку, и они все втроем направились к лифтам.

— Вы не хотите позавтракать с нами, Диана? Время есть — автобус отходит через полчаса.

— Спасибо, но я не поеду с группой. Я хочу посмотреть город сама.

Миссис Воргман как будто даже слегка растерялась.

— А вы уверены, дорогая, что это безопасно — одна, в незнакомом городе?.. Молодой женщине надо вести себя благоразумно.

Диана вежливо улыбнулась.

— Спасибо за совет. Я обязательно приму его к сведению.

Как и все суда, заходящие в Майами, «Христофор Колумб» остановился в порту вблизи города. Впрочем, никому из пассажиров, и уж тем более Диане, это никак не мешало. Короткая поездка на такси — и вот она уже в самом центре Майами.

Она очень тщательно распланировала свой день, используя путеводитель и туристические буклеты. Сначала — осмотр побережья и хотя бы одного из курортов, потом — завтрак в отеле «Флорида». А дальше — большая прогулка по городу с посещением местных достопримечательностей.

К концу дня Диана ужасно устала. Однако она была очень довольна. Она изучила Майами вдоль и поперек. Где — пешком, где — на такси. Она побывала почти во всех из намеченных мест: от модного курорта с его изумительными фонтанами и садами до старого города рядом с главным собором — колоритного района с булыжными мостовыми и черепичными крышами.

Солнце уже клонилось к горизонту. Диана взглянула на часы. Времени оставалось мало. У нее был еще час, чтобы пробежать — по магазинам и пополнить свою коллекцию сувениров. Сама мысль об этом вызвала у нее улыбку. Диана во время своих поездок всегда покупала какие‑нибудь безделушки.

Для того оно и затевалось, все это путешествие, напомнила себе девушка, выходя из магазина, чтобы доставлять себе разные удовольствия.

Ее взгляд упал на часы в витрине напротив. Неужели уже так поздно? Быть может, они спешат?

— Вот черт, — пробормотала Диана себе под нос, сверившись со своими часами.

Она шагнула на край тротуара и подняла руку.

— Такси! Эй! Такси!

То, что случилось потом, Диана будет вспоминать как будто в замедленной съемке. Она держала сумочку с документами и деньгами в руке. Откуда‑то вырулил мотоцикл. Вот он приблизился. Мотоциклист протянул руку, схватился за ремешок ее сумочки…

Но тогда она не поняла вообще ничего. Мимо с грохотом пронеслось нечто железное, что‑то дернуло ее за руку, и, прежде чем она успела опомниться, все уже закончилось.

Мотоциклист скрылся из виду вместе с ее сумочкой.

Сначала Диана не могла поверить в то, что это случилось с ней. Она застыла на месте, тупо глядя вслед удаляющемуся мотоциклу. Постепенно все звуки как будто выключились. Диана слышала лишь, как колотится ее сердце. А потом у нее подкосились ноги.

Как такое могло случиться? Средь бела дня, на людной улице…

Майами — большой город. Надо вести себя благоразумно и не терять головы…

Диана обратилась к женщине, выходящей из магазинов сувениров:

— Миссис, пожалуйста… — У нее дрожал голос.

Женщина машинально улыбнулась.

— Простите, — сказала она на ходу, — я очень тороплюсь.

Диана уставилась ей вслед.

Успокойся, сказала она себе. Успокойся. Надо взять такси, добраться до ближайшего полицейского участка и сообщить о происшедшем.

Или лучше сразу поехать в порт? Корабль скоро отходит… Заметят там, интересно, что ее нет на борту? А если даже и заметят, станут ли ради нее одной задерживать всех остальных пассажиров?

Конечно же станут, убеждала себя Диана, но неприятный внутренний голосок шептал, что нет.

— О Господи, — прошептала она.

И со всех ног бросилась в магазин, где купила футболки и соломенную сумку. Диане долго пришлось убеждать продавщицу принять товары обратно и вернуть ей деньги. Время шло — драгоценное время. Но, в конце концов, Диана вышла из магазина, поймала такси и всю дорогу до порта сидела, скрестив пальцы.

Денег, которые она выручила в магазине, хватит только на то, чтобы расплатиться с таксистом. Ей оставалось лишь надеяться, что она все же успеет добраться до порта раньше, чем теплоход отойдет от причала.

Но она не успела. Причал, у которого стоял ее теплоход, был пуст. И только ветер носил по пристани красочный буклет с логотипом судоходной компании и надписью «Посетите прекрасную Флориду». Диана стояла на пустынной набережной.

Она осталась без денег, без документов и без кредитных карточек. Она понятия не имеет, где находится хотя бы ближайший полицейский участок. Теперь, когда «Христофор Колумб» ушел без нее, Диана вдруг поняла, что она — абсолютно одна на пустынной и сумрачной улице.

— Добрый день.

Диана обернулась и оказалась нос к носу с каким‑то мужчиной. Тот широко улыбался, сверкая передними золотыми зубами.

— Вы туристка? Да?

Диану поразили не столько его золотые зубы, сколько татуировки. Свернувшаяся змея с огромными зубами — на одной руке. Пронзенное сердце, сочащееся алой кровью, — на другой.

Татуировки и золотые зубы, твердо сказала она себе, это еще не значит, что он плохой человек, и вежливо улыбнулась.

— Да. Вы не подскажете, как мне найти полицейский участок?

Золотой Зуб, как мысленно окрестила его Диана, нахмурился.

— Но уже поздно, мисс. У нас проблемы? Диана кивнула.

— Меня обокрали.

— Обокрали? — он сочувственно покачал головой.

— Какое несчастье. Надо немедленно заявить в полицию.

Девушка выдавила улыбку.

— Мне бы только найти ближайший полицейский участок. Вы, наверное, не знаете…

— Ну почему же? Это здесь рядом, — он повернулся и указал на какую‑то темную улицу.

Диана взглянула через его плечо. Улица уходила в кромешную тьму. Уже через пару футов ничего не было видно.

— Где? — спросила она.

— Я ничего не вижу.

— Нужно дойти до конца этой улицы, мисс. Потом повернуть направо. Потом налево, еще раз налево… — Золотой Зуб задумчиво посмотрел на нее.

— Пойдемте, мисс. Лучше я вас провожу.

Диана еще раз взглянула на темную улицу, потом — на своего будущего провожатого. И тут у нее в голове явственно прозвучало предостережение миссис Воргман.

Надо вести себя благоразумно и не терять головы… Она отступила на шаг и претворила как можно вежливее:

— Нет. Спасибо, но…

— Мисс. — Золотой Зуб лукаво улыбнулся, пододвинулся ближе и дохнул ей в лицо запахом дешевого виски.

— У вас нет денег так? И вы одна, без мужчины. Помочь вам некому.

— Со мной все будет в порядке. Я очень вам благодарна, но…

Он неожиданно схватил ее за руку.

— Будь лапушкой. И я тоже буду хорошим. А иначе…

— Отпустите меня, — Диана дернула рукой, стараясь вырваться.

Золотой Зуб рассмеялся, как будто услышал хорошую шутку.

— Конечно, я тебя отпущу. Но сначала…

— Я бы, приятель, на твоем месте прислушался к совету дамы.

Диана не видела говорящего. Он стоял у нее за спиной. Голос, естественно, был мужской. Красивый и низкий. И хотя тон был почти ленивым, в этом голосе явственно ощущалась сила.

Золотой Зуб едва не зарычал от ярости.

— Это тебя не касается.

— А я почему‑то решил, что касается. Так что, приятель, отпусти эту женщину, и я дам тебе шанс уйти целым и невредимым.

Золотой Зуб расхохотался, запрокинув голову.

Голос незнакомца сделался суровым.

— В последний раз говорю: отпусти ее.

— А тебе‑то что? — Золотой Зуб вдруг осклабился и понимающе кивнул.

— А‑а, теперь мне понятно. Ты хочешь ее себе, — он отпихнул Диану так, что она едва не упала, и чуть ли не радостно воскликнул:

— Тогда иди и возьми ее!

В руке у него сверкнул нож.

Неожиданный спаситель пронесся мимо Дианы с быстротой и проворством дикой кошки. Она даже на поняла, что произошло: звук удара, стон. Нож выпал на мостовую. Золотой Зуб бухнулся на колени, потом покачнулся и растянулся плашмя.

Диана застыла, ошеломленная.

Ее спаситель нагнулся, схватил бандита за шиворот и рывком поднял его на ноги. Тот замахал руками, пытаясь освободиться, и, когда ему это удалось, тот поспешил убраться восвояси.

Диана вдохнула поглубже и шагнула к мужчине, который стоял к ней спиной и смотрел вслед удалявшемуся негодяю.

Господи, с восхищением подумала девушка, у него даже дыхание не сбилось.

— Я… я вам так благодарна… — Она очень старалась унять дрожь в голосе.

— Мисс, — проговорил незнакомец сурово, — этот человек, он очень плохой человек…

Диана замерла на месте. Нет, сказала она себе, этого просто не может быть! Внутри все оборвалось. Как завороженная, смотрела она на своего спасителя. Он отряхнул и повернулся к ней.

Иисусе Милосердный! Энтони Кабрера Родригес уставился на женщину, которую только что спас. Нет. Этого просто не может быть!

Его голубые глаза едва не почернели от потрясения, когда он увидел ее — увидел лицо, которое так и не смог забыть. А ведь с тех пор, когда они встретились в первый раз, прошла уже не одна неделя.

— Нет, — прошептала она. — Нет! Я не верю!

Энтони протер кулаками глаза, но это не помогло. Женщина никуда не исчезла. Она стояла перед ним. В белой юбке и босоножках, в простой желтой футболке. Вовсе не в шелковом изумрудном платье. Но это была она. Она!

Та самая женщина, один вид которой довел его до того, что он позволил себе совершить мерзкий поступок в ту ночь в Новом Орлеане. С тех пор он часто ее вспоминал, и каждый раз его буквально передергивало от ярости. Он вел себя тогда по‑свински. И утешало его только одно — что он больше никогда ее не увидит…

И вот вдруг!.. Господи, как такое могло случиться? Он сжал кулаки, пытаясь совладать с собой, и шагнул к ней.

— Что, черт возьми, вы здесь делаете?

— Что я здесь делаю?!

Ее дыхание сбивалось. Впечатление было такое, что она только что пробежала кросс. Диана запрокинула голову и шагнула ему навстречу.

Энтони прищурился.

— Глазам не верю. Что я такого сделал? Чем я прогневил богов, что они снова послали мне вас? Да еще здесь, во Флориде!

Наглый, надменный, самонадеянный тип!

— Вы прямо читаете мои мысли, — выдохнула она.

— Я тоже подумала, что это уже как‑то слишком. Одной встречи с вами более чем достаточно. На всю жизнь. А терпеть ваше присутствие во второй раз… Какая же женщина это выдержит!

Кровь прилила к его лицу.

— Однако же, мисс, вам бы надо возблагодарить судьбу за это маленькое испытание вашей выдержки. Если бы не оно, с вами могло бы сейчас приключиться нечто очень интересное. С таким‑то очаровательным Другом! Когда вас снова потянет «позабавиться» с местными жителями, вам следует быть разборчивее.

Серебристые глаза Дианы потемнели от гнева.

— Я не обязана выслушивать все эти оскорбления!

Диана отвернулась, но одно только воспоминание о его презрительной усмешке снова вывело ее из себя. Ее в нем бесило все — даже эта его надменная поза со скрещенными на груди руками. Самодовольный индюк, упивающийся своим мужским превосходством… да как он смеет?

— Вам никто еще не говорил, что вы самый… самый невыносимый тип на свете?

Он лениво приподнял бровь, ясно давая понять, что замечание Дианы очень его позабавило.

— Подумать только, еще минуту назад вы едва ли не на коленях рассыпались мне в благодарности.

Девушка покраснела до корней волос.

— А вам только того и надо! — он перестал улыбаться.

— Мне надо проснуться. Открыть глаза и понять, что это опять был всего лишь дурной сон.

— Неужели? — с издевкой в голосе проворковала Диана, — а я вам снилась?

Теперь покраснел Энтони. Он допустил идиотский промах. Просто оговорился. Да, она ему снилась — в неописуемых эротических снах. Но он был не из тех мужчин, которые тратят сексуальную энергию на глупые фантазии. К тому же эта острая на язык американочка с ужасным характером не привлекала его в интимном плане.

Он шагнул к ней.

— Как я понимаю, вы из тех женщин, которые любят опасности и приключения. Но я должен вас предупредить, мисс, что меня очень легко вывести из себя. С такими, как я, надо быть поосторожнее.

Сердце у Дианы забилось так, что, казалось, оно сейчас выскочит из груди. Он прав: мужчину дразнить опасно. Это действительно может закончиться плохо. Она очень хорошо помнила, каким взглядом он смотрел на нее в тот вечер. Помнила тот сексуальный накал, который возник между ними.

— Может быть, мисс, это мне надо было задать вам тот вопрос?

Он подошел еще ближе. Они стояли теперь почти вплотную.

— Какой… какой вопрос?

Он улыбнулся. Опасной улыбкой.

— Насчет снов. А я не снился ли вам, мисс?

Диана отступила на шаг и гордо запрокинула голову.

— Никогда. Если только сейчас мне не снится кошмар.

У Энтони раздулись ноздри. Кажется, он разъярился не на шутку и неожиданно схватил девушку за плечи.

— Вы чувствуете мои пальцы? Уверяю вас, это не сон.

Да, да, она чувствовала его пальцы, больно впивающиеся ей в кожу. Чувствовала жар его прикосновения. Теперь она разглядела его глаза — синие‑синие, как сапфиры. Разглядела крошечный шрам у него на скуле. Чувствовала его запах, в котором смешались солнце и море.

Он смотрел на нее сверху вниз, и вдруг глаза его потемнели, и он рывком притянул ее к себе.

— Мы оба здесь, и то что называется во плоти. А чтобы вы больше не сомневались, я вам сейчас это докажу.

И прежде чем Диана успела его остановить, он сжал ее в объятиях и впился ей в губы жарким поцелуем.

 

3

Энтони сидел за столом у себя в кабинете, скрестив руки на груди. Он откинулся на спинку кресла и, хмурясь, смотрел в потолок. Считая про себя до ста по‑английски, потом по‑испански, он старался успокоиться. Это, естественно, не помогло. Терпение, надо признать, никогда не было сильной стороной его характера, и он уже начал потихонечку выходить из себя.

Энтони поднялся, подошел к окну и встал там, хмуро глядя на дождь. Чертова непогода! Он давно уже не был дома и успел забыть проливные дожди — явление обычное для тропических широт. Почему дождь не начался раньше? Тогда, может быть, ничего этого и не случилось бы. Его секретарша Дженни не подошла бы к окну и не увидела бы под окнами офиса женщину, очевидно туристку, к которой приставал какой‑то тип.

Энтони неохотно поднялся из‑за стола и вышел.

Он, естественно, справился с этим негодяем, хотя давно уже «не махал кулаками». Но мастерство, как говорится, не пропьешь, и разоружить этого идиота с ножом ему не составило никакого труда.

Впрочем, самодовольная ухмылка тут же сменилась раздраженной гримасой, едва он вспомнил о том, как быстро погасла благодарная улыбка на лице «туристки», когда она разглядела, кто именно спас ее драгоценную жизнь. Неужели она решила, что Энтони здесь, в Майами, специально ее выслеживал?! Да он сам был ошарашен таким неправдоподобным совпадением. Снова встретиться с этой женщиной… И где?

Энтони отвернулся от окна. Одно хорошо: теперь он знал, что больше уже никогда, ни в каких непрошеных мечтах его не будет преследовать лицо этой холодной красавицы.

Как бы это смешно ни звучало, но воспоминания о ней не давали ему покоя. Теперь, слава Богу, все это закончилось. Он снова увидел ее и испытал только шок от невероятного стечения обстоятельств. Да, он поцеловал ее, но исключительно для того, чтобы убедиться, что может заставить ее трепетать от страсти, что она может желать такого мужчину, как он…

Кого он пытается обмануть? Она вовсе не трепетала от страсти. Их поцелуй длился всего лишь мгновение, но и этого мгновения хватило, чтобы Энтони почувствовал, как она вся напряглась в его объятиях. Такая холодная и далекая…

А потом неожиданно начался дождь, и Дженни опять высунулась в окно, а затем выскочила на улицу и, одарив босса уничижительным взглядом, схватила девушку за руку и буквально втащила ее в здание. Энтони даже не успел ничего сказать.

И вот теперь он сидит здесь, привязанный к месту, и дожидается, пока эта особа не соизволит выйти из туалетной комнаты, где приводила себя в порядок. Но ничего. Сейчас он вызовет ей такси и отправит ее туда, откуда она, черт ее побери, появилась. А потом можно будет вернуться к работе и даже закончить дела в Майами с тем, чтобы уже сегодня вернуться к себе, на остров Амальтею.

Наверное, кто‑то там наверху — какое‑нибудь капризное божество — обладает действительно извращенным чувством юмора. Мало того что эта женщина вдруг приехала во Флориду, так надо же было такому случиться, чтобы она оказалась прямо под окнами его кабинета в тот единственный день за несколько недель — за несколько, черт побери, недель! — когда он решил поработать здесь.

— Какой‑то бред, — пробормотал Энтони, хлопнув ладонями по столу.

Его сумасшедшая выходка той ночью в Новом Орлеане не давала Энтони покоя несколько недель. Сама мысль о том, что он желал эту женщину, воплощающую в себе то, что он презирал всей душой, что он вел себя как сексуально озабоченный подросток, приводила его в ярость. Энтони был сам себе противен. Еще бы! Свалять такого дурака — да еще перед кем?! Перед этой заносчивой богачкой.

Он же прекрасно знает, какие они — женины ее круга. Все одинаковые, независимо от того, в какой стране родились. Надменные, эгоистичные, аморальные искательницы удовольствий, с презрением относящиеся ко всякому, кто не может похвастаться «голубой кровью»…

Раздался стук, Энтони поднял голову и уставился на дверь свирепым взглядом.

— Войдите, — рявкнул он.

Дверь открылась, и в комнату вошла она. Бледная, без макияжа. Волосы влажные от дождя. Футболка в одном месте порвана. Видимо, вследствие схватки с тем похотливым негодяем, который пристал к ней.

Энтони с удовлетворением отметил про себя, что она похожа сейчас на мокрую мышку. Но даже промокшая и еще не пришедшая в себя после случившегося, она держалась с достоинством. И была очень красивой.

Диана успела о многом подумать за последние десять минут и решила, что вела себя очень невежливо. И может быть, не просто невежливо, а отвратительно. Но вы посмотрите на него. Расселся этаким королем и даже не потрудился хотя бы казаться любезным. Нет, осадила себя Диана. Если она начнет думать так, ей ни за что не удастся произнести небольшую речь, которую она подготовила с таким трудом.

Да, он наглый и высокомерный. Ну и что? Его недостатки — это его забота. Да, он ее поцеловал. Но поцелуй этот был не чем иным, как демонстрацией мужского презрения. То есть с его точки зрения. И все‑таки был момент, когда у Дианы возникло чувство, будто ее уносит по головокружительной спирали…

Девушка распрямила плечи. Что было, то было. К тому же, чего еще ожидать от типа, который откровенно кичится своей принадлежностью к сильной половине человечества и считает, что ему дозволено все.

Дело сейчас не в этом. Нравится ей или нет, но он помог ей выпутаться из весьма неприятной ситуации. Сначала надо поблагодарить его, а потом попросить прощения за то, что она ему нагрубила. Пусть даже слова извинения станут застревать в горле, извиниться она должна.

Диана откашлялась.

— Мистер, я… я… Думаю, я должна извиниться, — сказала она, пытаясь улыбнуться.

— Я тоже так думаю, — сухо отозвался он.

Он, стало быть, не собирается идти на мировую. Ну и пусть. Она все равно постарается быть с ним любезной.

— Да… вы рисковали собой ради меня и…

— Уверяю вас, мисс, я ничем не рисковал.

— И, тем не менее, — продолжала Диана, стараясь сохранять спокойствие, — мне надо поблагодарить вас и…

— Вам, мисс, должно быть, не слишком радостно осознавать, что вашим спасением вы обязаны именно мне.

Диана залилась краской.

— Ну и что вы хотите, чтобы я сейчас сделала? Бухнулась вам в ножки? Уверяю вас, если вы рассчитываете именно на это, то вам придется прождать до второго пришествия!

Пару секунд они прожигали друг друга свирепыми взглядами, а потом Энтони поднялся из‑за стола.

— А вы смелая девушка, мисс. Я вынужден это признать.

— Тогда почему бы вам не принять мои извинения?

Диана решила покончить со всем этим разом и шагнула к нему, протянув руку.

— Меня зовут Диана Сазерленд, и я очень вам благодарна за то, что вы мне помогли.

Он уставился на ее руку. Возникла неловкая пауза. Диана уже начала опасаться, что он не примет ее руки, но он все же шагнул вперед и взял ее.

— Энтони Кабрера Родригес, — представился он довольно натянуто. — Но я ничего особенного не сделал. Любой порядочный человек на моем месте поступил бы точно так же. Что же касается благодарности… это Дженни услышала шум на улице и решила, что вы нуждаетесь в помощи.

Энтони улыбнулся, но улыбка была фальшивой, точно поддельный чек.

— Хорошенькую вы нашли забаву гулять по темным аллеям. А что вы вообще делаете здесь, мисс? Позвольте мне дать вам совет на будущее. Если вас снова потянет гулять в одиночестве в этом опасном районе…

— Я не нуждаюсь в ваших советах, мистер Родригес.

Энтони снова уселся за стол, откинулся на спинку кресла и сложил руки на груди. Диану бесила эта его поза. И презрительная улыбка.

— В моих, может быть, нет. Но в чьих‑то советах вы явно нуждаетесь.

Глаза Дианы вспыхнули.

— О Господи! Я так и знала. С вами вообще невозможно разговаривать по‑человечески!

— Наоборот, мисс Сазерленд. Это с вами невозможно разговаривать по‑человечески. Осмелюсь заметить, что сегодня вы повели себя как последняя дура и едва за это не поплатились. Вы, американцы, не перестаете меня удивлять. У себя дома вы не выходите на улицу просто так. Вы всегда знаете, куда и зачем идете. Однако стоит вам выехать куда‑то, особенно за границу, и вы начинаете вести себя точно дети в парке аттракционов, где можно делать все, что вам заблагорассудится, и при этом не отвечать за последствия.

Его покровительственный тон выводил Диану из себя. Мало того — он даже не предложил ей сесть!

Он что же, думает, что она будет спокойно стоять перед ним и выслушивать, как он поучает ее, словно нашкодившего ребенка?!

Она заставила себя улыбнуться.

— Вы, разумеется, правы. К несчастью, я давно уже закончила школу и с тех пор не бралась за учебники географии. Иначе я бы, наверное, не забыла, где именно и как надо себя вести.

Само собой, это было уж слишком… Майами во Флориде был вполне современный город. Но ее замечание явно попало в цель. Мистер Энтони Кабрера как — там — его… Родригес поглядел на нее так свирепо, будто собирался ударить. Значит, его все‑таки проняло!

Диана мысленно поаплодировала себе.

— Спасибо вам, мисс Сазерленд, за ваши искренние извинения, — заметил Энтони с сарказмом и потянулся к телефонной трубке.

— А теперь, будьте любезны, не сообщите ли вы мне название вашего отеля. Я вызову такси, и вы сможете вернуться к себе. Так где вы остановились?

Где она остановилась… Улыбка Дианы мгновенно погасла. Она уже и забыла…

— Я… я не в отеле остановилась.

— Тогда дайте мне адрес ваших друзей. Итак?

Диана уставилась на его руку, зависшую над телефонной трубкой. Наверное, надо сказать ему правду, что у нее нет ни денег, ни паспорта, ни кредитных карточек… Объяснить, что он единственный ее знакомый во всей Флориде? Ну нет. Ни за что. Уж лучше она будет спать на улице.

— Я не вижу необходимости давать вам их адрес, мистер Родригес. Я вполне в состоянии сама назвать адрес таксисту.

Энтони улыбнулся, хотя это стоило ему немалых усилий. Чего она боится, эта мисс Сазерленд? Она действительно думает, что он побежит за ней, задрав хвост, точно кобель за течной сучкой?

— Как хотите, — пожал он плечами.

— Но вам не о чем беспокоиться, мисс Сазерленд. Я спросил адрес только затем, чтобы знать, какой район города мне теперь следует обходить за три квартала.

Больше уже не делая попыток казаться любезным, Энтони схватил телефонную трубку.

— Дженни? Пожалуйста, вызовите такси для нашей гостьи. Нет, адреса не называйте. Мисс Сазерленд хранит эти данные в тайне.

Энтони нахмурился, придвинул к себе стопку бумаг и взял ручку. Через пару секунд он поднял глаза и изобразил на лице несказанное изумление.

— Вы еще здесь, мисс Сазерленд?

Диана развернулась на каблуках и вышла из кабинета, хлопнув дверью так, что задрожали картины на стенах.

Какая все‑таки невоспитанная девчонка! Энтони в сердцах бросил ручку на стол, оттолкнул от себя бумаги и уставился на закрытую дверь.

В тот вечер в Центре искусств ему пришла в голову одна мысль, и он оказался прав. Диана Сазерленд очень нуждается в том, чтобы какой‑нибудь мужчина — настоящий мужчина — поставил ее на место.

Но только не он. Боже упаси. Слишком много чести. Неблагодарный труд.

Внезапно нахлынули воспоминания. Как было приятно держать ее в объятиях, целовать… Ее губы, свежие и податливые, точно лепестки розы…

Диана села в такси. Проехав несколько кварталов, она наконец решилась сообщить водителю, что у нее нет с собой денег.

Таксист нажал на тормоза и подъехал к обочине.

— Но я обязательно вам заплачу, — быстро сказала Диана и принялась объяснять, что ее ограбили. Украли все деньги и документы. Она опоздала на теплоход. Теперь ей надо поехать в полицию и заявить о случившемся.

— У вас есть деньги, мисс, чтобы заплатить мне за эту поездку? — потребовал ответа таксист.

Диана заколебалась.

— Э… сейчас нет. Но завтра…

— Меня не волнует, что будет завтра. Диана опять принялась уговаривать его довести ее до ближайшего полицейского участка, но таксист оставался непреклонным. Словом, уже через пару минут она стояла на тротуаре, глядя вслед удаляющимся огонькам задних фар.

Уже темнело. Она невольно поежилась. Дождь перестал, но, судя по всему, ненадолго. На улице не было никого.

Ей нужна помощь. Это уже без вопросов.

Сзади послышались хриплые голоса. Прямо по центру проезжей части шли трое пьяных мужчин. Они громко смеялись, передавая друг другу бутылку виски.

Диана обмерла. Она быстро шагнула назад. Хорошо еще рядом был подъездов тени которого она и укрылась, затаив дыхание. Мужчины прошли мимо, не заметив ее. Подождав, пока их голоса затихнут в ночи, девушка выбралась из подъезда и пошла по дороге вперед.

Куда угодно. Лишь бы не оставаться здесь.

 

4

Снова начался дождь. Диана ускорила шаг. На улице по‑прежнему не было ни души.

Когда на дороге показалась первая же машина, Диана выскочила на проезжую часть и отчаянно замахала руками. Машина проехала мимо, даже не сбавив скорости.

Девушка сделала глубокий вдох и пошла дальше.

Когда она снова услышала шум приближающегося автомобиля, то выбежала едва ли не на середину дороги. Древний пикап прогромыхал мимо, обрызгав ее с головы до ног.

Диана снова пошла вперед. Ничего страшного. Может быть, ей повезет. Проедет полицейская машина, например. Или еще одно такси. На этот раз она уже не сглупит: не скажет таксисту, что у нее нет денег, пока они не доедут до центра города.

В темноте раздалось какое‑то шипение, и темная тень прошмыгнула у самых ног. Диана не успела даже испугаться. В следующее мгновение послышался рев мотора. Она бросилась на середину дороги:

— Остановитесь, пожалуйста!

Свет фар упал на нее. Раздался визг тормозов и скрип шин по мокрому асфальту. Диана едва успела отскочить в сторону. Машина проехала еще несколько метров и, вздрогнув, остановилась.

Это был низкий и длинный автомобиль. Скорее всего, «ягуар». Впрочем, какая разница? Важно было другое. Когда дверца машины открылась, у девушки вдруг подкосились ноги.

О Господи, нет. Только не это…

— Матерь Божья, — выдохнул Энтони. Он подлетел к ней и схватил за плечи.

— Вы что, хотите, чтоб я рехнулся? Диана замотала головой.

— Я не знала, что это вы. Если б знала…

— Я, наверное, обречен принять смерть от вашей руки.

— От моей руки?! Кажется, это не я летела в машине по мокрой дороге со скоростью сто миль в час.

— Что вы здесь делаете? Вы хотите меня прикончить? Или вам будет достаточно просто свести меня с ума?

Энтони разжал руки и спрятал их в карманы. От греха подальше. Ему хотелось ее задушить, и остановило его только то, что ни один суд не оправдает его поступка. Хотя у него есть смягчающие обстоятельства.

— Ничего не понимаю, — сказал он как можно спокойнее.

— Вы же сели в такси. Вы должны были уехать отсюда. И исчезнуть наконец из моей жизни.

Диана пожала плечами.

— Я тоже так думаю.

— Вы так думаете? — Энтони стиснул зубы, — и что это значит?

— Это значит, что мне надо добраться до центра.

— Вам нужно добраться. А где ваше такси?

Он огляделся, как будто ища взглядом машину.

— Уехало.

— То есть как «уехало»? Такси обычно не уезжают, бросив пассажира посреди дороги.

Диана замялась и тут же мысленно себя отругала. Ну чего, спрашивается, хорохориться? На улице ночь, идет дождь, положение отчаянное. Хватит уже притворяться, что все хорошо.

— Уезжают, когда тебе нечем платить.

— Вы о чем говорите, дамочка?

— У меня украли все деньги. У меня с собой нет ни единого доллара. Какой‑то мотоциклист выхватил у меня сумочку.

— Погодите, я не понимаю. Когда это случилось? Уж конечно, не раньше того маленького инцидента под моими окнами?

Диана вздохнула.

— Послушайте, я отвечу на все вопросы…

— Да уж, пожалуйста. Будьте любезны.

— Но не могли бы мы с вами продолжить эту дискуссию в вашей машине? Пожалуйста.

Пожалуйста? Ему показалось или Диана Сазерленд действительно сказала «пожалуйста». Наверное, в первый раз за все это время Энтони как следует пригляделся к «прелестному созданию», стоящему перед ним.

Если еще у него в кабинете она походила на мокрую мышь, то теперь он даже не смог подобрать подходящего сравнения. Мокрые волосы облепили лицо, с носа и подбородка ручьями течет вода. Юбка забрызгана грязью. В общем, жалкое зрелище. Но вместо того чтобы мысленно возрадоваться такому повороту событий, Энтони вдруг с удивлением сообразил, что ему хочется обнять ее, как‑то утешить, сказать, что все будет хорошо…

Черт! — выругался он про себя. Уж не сходит ли он с ума? Да он скорее утешил бы пиранью, чем эту женщину!

Борясь с нарастающим раздражением, Энтони распахнул дверцу автомобиля. В какой‑то момент Диане показалось, что в глазах Энтони Родригеса промелькнуло человеческое сочувствие.

— Куда вас доставить в Майами? Никуда. Здесь ей некуда ехать. У нее нет ни денег, ни паспорта, ни друзей. Она тут вообще никого не знает, кроме этого угрюмого диктатора, сидящего рядом с ней. Диана невольно поежилась.

— Вы не замерзли? — Энтони удостоил ее раздраженным взглядом. — Мне показалось, что вы дрожите. Там на заднем сиденье пиджак.

— В этом нет необходимости.

— Боже Милостивый, ну почему вы все время спорите? — Он протянул руку назад, достал пиджак и швырнул девушке на колени.

— Набросьте его, — приказал он.

Диана закусила губу и нехотя подчинилась. Пиджак был мягким и теплым и пах туалетной водой. Запах был слабым и очень приятным.

Девушка попыталась гордо развернуть плечи.

— Ваше слово, сэр, для меня закон, — бодро выпалила она.

Она собиралась его поддеть, но у нее ничего не вышло. Энтони лишь рассмеялся.

— Продолжайте в том же духе, и мы с вами прекрасно поладим. Потерпите еще чуть‑чуть, вы уже скоро избавитесь от моего скромного общества. Так, где мне вас высадить в Майами?

Диана нервно заерзала на сиденье. Пора, наверное, сказать ему правду, что у нее нет в городе никаких друзей и что ее теплоход «Христофор Колумб» ушел без нее.

И что потом? Диана смутилась. Если она ему скажет, что понятия не имеет, куда ей ехать и что делать, то прозвучит это очень уж по — идиотски. Она пожала плечами.

— Уже недалеко… Я скажу, когда мы доедем.

Ладно, допустим, они доберутся до центра, — и что она ему скажет? Попросит его высадить ее… где? «Ягуар» мчался сквозь ночь.

Диана лихорадочно соображала, отметая одну идею за другой.

Она отправилась в путешествие с тем, чтобы придать своей жизни новое направление. Чтобы почувствовать себя самостоятельной. А что получилось в итоге? Она попала в такую историю! И при этом еще приходится терпеть командный тон и диктаторские замашки этого господина. Какой он национальности? По имени определить невозможно. У них у всех длинные поэтические имена. По внешности тоже ничего определенного не скажешь. Густые и черные волосы. Точеные черты, смуглая кожа. Так может выглядеть и креол, и мулат, и испанец.

Но эти глаза… голубые, как небо. Потрясающие глаза…

— Я жду, Диана. Почему вы позволили мне усадить вас в такси и не сказали, что вам нечем расплатиться?

Девушка промолчала. Она вдруг поняла, что, если сейчас не придумает что‑нибудь дельное, ей придется просить его дать ей взаймы денег, чтобы она могла расплатиться хотя бы за ужин и за номер в отеле…

— Или вы думали, что таксист отвезет вас в город бесплатно, исключительно по доброте душевной?

Энтони еще крепче вцепился в руль. Типичная представительница своего класса, думал он в ярости. Живет в своем замкнутом мире, не имея понятия о том, что такое реальность. Жизнь для нее — просто приятное времяпрепровождение.

— Вы поступили не очень умно, не сказав мне о том, что у вас нет денег.

Диана резко обернулась к нему. Глаза у нее горели.

— Прежде чем называть человека «не очень умным», иной раз бывает полезно учесть, что у него могут быть какие‑то свои соображения. Бывают разные обстоятельства. А навязывать свою точку зрения — это, знаете ли, не всегда хорошо!

— Если бы вы сказали мне правду, — холодно проговорил Энтони, — я бы дал вам денег на такси.

— Только этого мне не хватало.

Его губы скривились в презрительной усмешке.

— Понятно. Вы предпочли выбираться самостоятельно — ночью, одна, в незнакомом городе, где всякое может случиться, — только бы не просить о помощи меня? Я прав?

— Я просто подумала, что это моя проблема.

— Позиция, достойная восхищения. Однако, похоже, что ваши проблемы как‑то сами собой стали и моими тоже.

Диана закусила губу и молча проглотила упрек. Он был прав. И пока она не придумает, как ей выпутаться из этой чудовищной ситуации, ей придется стерпеть еще не одно унижение.

— Вы, само собой, уже заявили в полицию?

— Нет. И не надо читать мне еще одну нотацию, ладно? У меня просто не было времени. Мне пришлось выбирать: ехать в полицейский участок или на пристань. Я уже опаздывала на теплоход, и…

— На теплоход?!

Девушка съежилась на сиденье. Все. Она проговорилась!

— Да. «Христофор Колумб». Я поехала в круиз, и мы заходили в Майами, и…

— Ушам своим не верю! Во‑первых, у вас нет денег. Во‑вторых, у вас нет документов. В‑третьих…

— А в‑третьих, вы умудрились представить все это так, будто произошла мировая катастрофа! Да, случилась досадная неприятность. Но не так это страшно. Я не первая пассажирка, которая опоздала на теплоход. Просто мне даже в голову не могло прийти, что корабль уйдет без меня…

— Я знаю, что вы думали, — оборвал ее Энтони.

— Что капитан задержит судно, что ради вашего удобства он причинит неудобство всем остальным. Чем вы таким занимались, что потеряли счет времени?

— Ходила по магазинам. И это было забавно. И вы правы: я действительно думала, что капитан подождет меня.

— Так, где мне вас высадить в Майами? Вы, может быть, этого не заметили, но мы уже приехали в центр города.

— Простите, — холодно отозвалась она.

— Я не заметила. Я задумалась о том, как сильно вы меня раздражаете, мистер Родригес, и как мне будет приятно с вами распрощаться!

— В последний раз, женщина: где мне вас высадить?

Диана взглянула в окно. На улицах было полно народу. Горели фонари. А впереди виднелся большой отель.

— Здесь, — выдохнула она.

Энтони подрулил к тротуару. Диана рывком распахнула дверцу, не дождавшись, пока машина полностью остановится. Отстегнув ремень, она сорвала с плеч пиджак и швырнула его на колени Энтони.

— До свидания, мистер Родригес, — сказала она, пулей вылетая из машины.

— Спасибо за этот замечательный день. Я запомню его надолго!

— Я тоже, мисс Сазерленд!

Диана захлопнула дверцу автомобиля. Энтони нажал на газ, двигатель протестующе взвыл, и машина отъехала от тротуара.

Невозможная женщина! Такая высокомерная. Такая холодная… как будто весь мир — ее собственность…

И такие ножки. Спрашивается, зачем ей было сидеть вот так — вытянув ноги вперед и скрестив лодыжки?! Запах ее духов тоже ужасно его раздражал. Как получилось, что даже дождь не смыл этот едва уловимый дурманящий аромат? И ее волосы… Дженни предложила ей расческу, ну и взяла бы ее себе, причесалась бы по‑человечески. Так нет же! Волосы высохли растрепанными прядями… и Энтони то и дело ловил себя на мысли, что вот так бы, наверное, выглядела Диана Сазерленд, поднявшись утром с постели. После долгой и сладкой ночи в его объятиях.

Слава Богу, он больше ее никогда не увидит.

Энтони надавил на газ.

Проехав кварталов шесть, он резко нажал на тормоз и остановился у края проезжей части.

Денег у нее нет. Кредитных карточек тоже. Чем она будет расплачиваться в отеле? Документов тоже нет. У нее могут возникнуть серьезные неприятности.

А тебе‑то какая разница? — убеждал он себя. Он ее раздражает, она его — тоже. У него с ней взаимная неприязнь. Она сама говорит, что это ее проблемы. Вот и пусть объясняется с управляющим в отеле. Равно как и с полицией.

Энтони забарабанил пальцами по рулю. Если она сунется в полицейский участок, все может закончиться тем, что ей придется провести эту ночь за решеткой. А то и все выходные, если только она не сумеет убедить какого‑нибудь офицера отпустить ее. А дальше что?

Хотя ей, в общем‑то, не повредило бы провести пару ночей за решеткой. Такой дамочке это пошло бы только на пользу.

— Черт побери! — выругался он снова.

Потом отъехал от тротуара и, развернувшись в неположенном месте, понесся обратно.

Он успел как раз вовремя. Когда Энтони выехал из‑за угла, Диана выходила из отеля. Подбородок вздернут, плечи развернуты — этакая королева. Но что‑то подсказывало ему, что настроение у нее не самое бодрое.

Швейцар у дверей посмотрел на нее как‑то странно, и Диана ускорила шаг. Какой‑то мужчина выбежал из подъезда. Он что‑то сказал швейцару, и тот шагнул следом за девушкой.

Энтони перегнулся через сиденье, открыл переднюю дверцу на пассажирской стороне и нажал кулаком на гудок.

— Мисс Сазерленд!

Она нерешительно приостановилась, глядя на дорогу. Он позвал ее еще раз и вдруг увидел, что лицо у нее просияло, а губы беззвучно произнесли его имя.

— Садитесь.

Диана бегом бросилась к нему.

— О, мистер Родригес, — выдохнула она, — вы подоспели как раз вовремя!

Глаза у нее буквально горели от возбуждения. Ему вдруг захотелось сделать хоть что‑нибудь… но что? Схватить ее за плечи и как следует встряхнуть? Или поцеловать ее и целовать до тех пор, пока она не ответит на его поцелуи?

— Жалко, мистер Родригес, вы не видели, как это все было. Точно как в шпионском боевике. Я хотела снять номер…

— Да вы что, рехнулись? — грубо перебил ее Энтони.

— Или вы думаете, что все это игра? Вы рассчитывали, что вам предоставят номер люкс и скажут, мол, не беспокойтесь, заплатите позже — на будущий год?

Ее улыбка мгновенно погасла.

— Прекратите на меня орать! И не смотрите на меня так, будто… будто я нуждаюсь в няньке!

— Вот именно в няньке вы и нуждаетесь, — в ярости выпалил Энтони.

— Что вы сказали управляющему отелем, который гнался за вами?

— Правду. Что я была в городе на экскурсии, что у меня вырвали сумку, что я опоздала на теплоход.

— А он видел перед собой какую‑то странную женщину, у которой был такой вид, словно она спала в одежде.

Диана покраснела и безотчетно провела рукой по волосам.

— Знаю, я выгляжу ужасно, но…

Она выглядела отнюдь не ужасно. Пусть даже растрепанная и всклокоченная, она все равно оставалась очень красивой женщиной. Сейчас она даже показалась Энтони гораздо красивее, чем тогда — на банкете в Новом Орлеане. Потому что теперь это была живая женщина, а не холодный манекен.

Энтони нахмурился. Ему‑то что до того, как она выглядит? У него есть проблемы и поважнее. Например, что с ней делать.

— …Но, — продолжала меж тем Диана сдержанным тоном, — зачем же вы мне помогаете, если считаете, что я лгу?

— Я не говорил, что вы лжете. Я сказал только…

— Я слышала, что вы сказали. Сделайте одолжение, больше так не говорите.

Она повернулась к нему.

— А почему вы вообще вернулись?

— Потому что мне вдруг пришло в голову, что с вами может случиться именно то, что случилось.

Диана заколебалась.

— Я, наверное, должна поблагодарить вас…

— Я видел, на что вы способны, мисс. И просто не мог допустить, чтобы вы загрызли кого‑нибудь еще. Пусть даже и полицейского.

Диана собралась уже было придумать какую‑нибудь ответную колкость, но внезапно ей стало все равно. Она ужасно устала. Очень хотелось есть. Ею постепенно завладевало отчаяние. Тут уже не до обмена «любезностями».

— Давайте мы с вами договоримся, — сказала она понуро, — я не буду язвить, если вы тоже не будете, хорошо?

— Хорошо, согласен.

Пару минут они ехали молча.

— Мне надо попасть в полицию. Надо что‑то делать.

Энтони приподнял бровь.

— Вы спрашиваете моего совета? После секундного колебания Диана призналась:

— Да. Я готова выслушивать предложения.

И тут Энтони вдруг осенило. Он бы, наверное, додумался до этого и раньше, если бы эта женщина не довела его до белого каления.

Ее проблема решается просто. Два — три телефонных звонка — и все. У Энтони много знакомых среди государственных чиновников. Из них человек шесть, по крайней мере, будут просто счастливы оказать ему небольшую услугу. Он невольно улыбнулся, предоставив себе, как они вывернутся наизнанку, чтобы помочь человеку, за которого он попросил.

— Чему это вы улыбаетесь? Энтони поглядел на нее.

— Я придумал, как вам помочь.

— Правда? — Она с надеждой улыбнулась в ответ, — и как же?

Он покачал головой.

— Сначала мы с вами поужинаем. А потом я вам все расскажу.

Конечно, он мог бы рассказать ей все прямо сейчас, но ему хотелось быть уверенным, что, когда он начнет излагать ей свой план, все пройдет гладко.

— Но, я не хочу есть! Я хочу знать…

Он уже вышел из машины и теперь открывал дверцу с ее стороны.

— Выходите.

Опять этот повелительный тон, который Диана уже успела возненавидеть.

— Вы что, вообще не способны хоть иногда сделать так, как вам говорят?

Она продолжала сидеть на месте, с вызовом глядя на него. Наконец он не выдержал и буквально силой вытащил ее из машины.

— И куда мы пойдем? — поинтересовалась Диана.

— В ресторан. Уже поздно, я устал и хочу есть. Я хочу спокойно поужинать, выпить немного вина. А потом мы поговорим.

— А вам не пришло в голову поинтересоваться, чего хочу я?

— Хорошо. Я поинтересуюсь сейчас: вы не хотите пойти поужинать? Или вы предпочтете сидеть в машине и дуться, как мышь на крупу?

Она прожгла его яростным взглядом. Он что, издевается?

— Решайте быстрее, милочка. Я действительно хочу есть.

— Не называйте меня так! Мне это не нравится.

— А мне не нравятся женщины, которые спорят по всякому поводу.

Энтони еще крепче сжал ее локоть и буквально затащил в ресторан. Заведение было явно не из дешевых.

Заискивающий метрдотель проводил их за столик в отдельной кабинке. Диану буквально трясло от ярости. Она плюхнулась на стул и уткнулась в меню.

Подумать только, каков наглец! И эти его диктаторские замашки! Интересно, он ведет себя так со всеми или только с женщинами?

— Какое вы будете вино: бургундское или…

— Как это мило с вашей стороны, что вы соизволили поинтересоваться моим скромным мнением.

Диана закрыла меню и швырнула его на стол.

— Я вообще не буду вина.

Энтони решил пропустить ее реплику мимо ушей. В конце концов, она тоже устала. И тоже, наверное, умирает с голоду. Но ничего, сейчас они поедят, а потом он изложит ей свой план.

Он подозвал официанта.

— Мы будем пить красное, Томас. Два бифштекса, потом…

— Вы что, не слышали, что я сказала? Я не буду вина. И я не хочу бифштекс. Я хочу…

— Вы поедите и сразу почувствуете себя лучше, Диана. А потом я вам расскажу, что придумал. Можете не волноваться — я решу вашу проблему.

Ненавижу, ненавижу его, подумала девушка, глядя на это красивое надменное лицо. Он решит ее проблему? Хотя, почему бы и нет? Он затащил ее сюда, заказал за нее ужин. Черт побери, он, кажется, собирается распоряжаться ее жизнью! Пора это прекращать.

— Томас! — позвала она официанта.

Он обернулся — на самом деле, обернулось почти ползала, но Диане было уже все равно, — поспешно вернулся к их столику и замер, глядя на Энтони.

— Что‑то не так, мистер Родригес?

— Вас позвал не мистер Родригес, а я, — холодно проговорила Диана, — и кое‑что действительно не так. Я не люблю, когда на меня не обращают внимания.

Глаза у Энтони сузились. Пока Диана делала свой заказ, он только молча смотрел на нее. Тоном резким и властным она заказала рыбу, салат из помидор и стакан чая со льдом.

Энтони было не слишком приятно наблюдать за этой сценой. А Томас, бедняга, вообще не знал, куда деться. Но все равно это было проделано блестяще. Вот она — настоящая Диана Сазерленд. Во всей красе.

Энтони вспомнил свои размышления о том, что мисс Сазерленд очень нуждается в мужчине, который поставил бы ее на место. И буквально полчаса назад он всерьез думал о том, что ей очень бы не повредило провести ночь за решеткой в полицейском участке.

Скорее всего, он был прав… И внезапно Энтони понял, какой именно выход он ей предложит. Эта идея показалась ему настолько привлекательной, что он едва не задрожал от восторга в предвкушении ее осуществления.

Сердце у Дианы бешено колотилось. Никогда в жизни она не вела себя столь отвратительно. Но оно того стоило. Какое у Энтони было лицо! Любо‑дорого поглядеть.

— Я передумал, — сказал он как бы между прочим, — я решил прямо сейчас, не откладывая поделиться с вами своими соображениями.

Девушка улыбнулась. Ее небольшое шоу — демонстрация независимости — все‑таки возымело эффект.

— Да? — холодно осведомилась она. — Я вас слушаю.

У Энтони дернулась щека, но он все‑таки овладел собой.

— У меня дом на маленьком острове, который называется Амальтея. Когда я прилетаю на Багамы, я там живу. Как раз туда я и направлялся, пока вы чуть было не бросились под колеса моего автомобиля.

— Все это очень интересно, — нетерпеливо перебила его Диана, — но какое отношение ваш остров имеет ко мне?

Он улыбнулся. Это была опасная улыбка. Девушка невольно съежилась и приумолкла.

— Самое непосредственное. На этом острове вы проживете неделю, мисс Сазерленд.

Она взорвалась, как фейерверк, вскочила из‑за стола, причем так стремительно, что ее стул с грохотом опрокинулся на пол. В зале воцарилась тишина. Все, кто там находился, снова уставились на нее, но Диане было уже наплевать.

— Я лучше на улице буду жить! Энтони рассмеялся.

— А как насчет того, чтобы загреметь в каталажку? — вкрадчиво осведомился он.

— Вас привлекает подобная перспектива?

Диана швырнула салфетку на стол и, привычно вздернув подбородок, гордо направилась к выходу.

— Все в порядке, — пробормотал Энтони, бросил на столик солидную пачку банкнот и вышел следом за ней.

Он увидел ее сразу же. Она шла по улице быстрым шагом. Энтони сел в машину и поехал за ней. Поравнявшись с девушкой, он остановился и вышел из машины.

Диана резко обернулась к нему, рассерженно сбросив его руку со своего плеча.

— Оставьте меня!

Энтони тихонечко засмеялся, обнял ее и привлек к себе, не обращая внимания на ее отчаянные попытки вырваться.

— Отпустите меня, или я закричу!

— Кричи, милочка, кричи. Быть может, подъедет полиция. — Он склонился над нею, так что губы его были теперь буквально в миллиметре от ее губ.

— И ты тогда сможешь выбрать, где тебе будет лучше — с ними или со мной.

— Я убью тебя, негодяй. Ну помогите же мне… я…

Но тут Энтони прижался губами к ее губам — настойчиво, жадно. Она била его кулаками в грудь, но ничего не могло его остановить. Он продолжал целовать ее. Вот он разжал языком ее рот, вот его язык уже ласкает ее небо… и вот, наконец, она сделала то, чего он хотел от нее, чего хотела она сама… Ее губы раскрылись навстречу его губам.

Энтони еще крепче прижал ее к себе. Диана чувствовала, как колотится его сердце. Затем его руки скользнули вниз по ее спине. Подхватив девушку под ягодицы, Энтони приподнял ее так, чтобы она могла ощутить его напрягшуюся мужскую плоть.

А потом он ее отпустил.

Диана открыла глаза. Впечатление было такое, что она неожиданно пробудилась после глубокого сна.

— Вот видите, моя дорогая, — сказал он спокойно, — если бы я захотел, я бы вас получил.

Он бесстрастно смотрел на Диану, сложив руки на груди.

— Но я вас не хочу.

Он увидел, как изменилось выражение ее лица. В ее глазах промелькнуло смущение и еще что‑то — растерянное и ранимое. На секунду Энтони заколебался, но тут же напомнил себе, кто он теперь и кем был когда‑то, и лицо его вновь посуровело.

— Ты когда‑нибудь зарабатывала себе на жизнь? Я имею в виду, своим трудом? Впрочем, неважно: мы оба знаем ответ.

Она в недоумении уставилась на него.

— К чему вы клоните?

— Я нанимаю вас на работу. Сроком на неделю. Потом я договорюсь, и вам сделают новый паспорт, так что вы сможете беспрепятственно выехать куда вам будет угодно. И заплачу я вам достаточно. Вы поедете дальше с тем же комфортом, к которому привыкли.

— Вы меня нанимаете? — озадаченно переспросила она.

— То есть вы мне даете работу? Но… что я буду делать?

— Хороший вопрос. На что действительно может сгодиться такая женщина, как вы? — он неопределенно пожал плечами.

— Пожалуй, я определю вас к своей экономке. Пусть Ева посмотрит, что вы вообще умеете. А там уже даст вам работу соответственно вашим умениям и навыкам.

Диана нервно рассмеялась.

— Вы шутите, правда? Энтони тут же посерьезнел.

— Нет, не шучу. Так что решайте: вы летите со мной на Амальтею или я отвожу вас в ближайший полицейский участок, где вам предстоит объясняться с властями, и еще неизвестно, удастся вам их убедить или нет?

Она долго, почти минуту, смотрела на него. Сейчас она думала лишь об одном: как же она ненавидит его! Больше всего ей хотелось плюнуть в это надменное лицо, выцарапать эти холодные голубые глаза…

— Ну и что вы решили?

— Я прини… вынуждена принять ваши условия.

Ее голос дрожал от ярости.

— Но я вам обещаю, мистер Родригес, когда‑нибудь вы мне за это ответите.

Она с гордым видом прошествовала мимо него и уселась в машину.

 

5

Диана вовсе не поразилась, когда узнала, что Энтони Кабрера Родригес владеет небольшим самолетом, который к тому же он водит сам.

Сидя в крошечной кабинке и глядя на городские огни, оставшиеся далеко внизу, Диана устало подумала, что теперь ее, наверное, ничто не удивит.

После такого денечка!

С тех пор как она вышла, счастливая, из своей каюты в предвкушении приятного дня, прошло уже двенадцать часов. А сейчас этот тиран увозит ее неизвестно куда. Хорошенькая получилась экскурсия!

Она злилась на Энтони, но больше всего — сама на себя. Разве она для себя не решила, что больше уже никогда не позволит мужчинам управлять своей жизнью?!

Черт возьми! Надо было сказать ему, чтобы он довез ее до ближайшего полицейского участка.

Диана взглянула в окно. Огни континента уплыли вдаль. Они летели над водой, и только бледный свет неполной луны рассеивал чернильную темноту. Сердце девушки вдруг сжалось от страха. Господи, что же я делаю? — обеспокоено подумала она.

Прошло какое‑то время. Самолет начал снижаться. И вскоре наземные огни осветили узенькую посадочную площадку. Шасси мягко коснулись земли. Энтони выключил двигатель, и их окружило безмолвие тропической ночи.

— Вот мы и приехали, — сказал он, в упор глядя на свою спутницу.

Диане показалось, что сердце сейчас выпрыгнет из груди, но ей все‑таки удалось выдержать его взгляд.

— Хорошо, что вы мне сказали. Сама бы я не догадалась.

Он стиснул зубы.

— Уже поздно. Вы, я уверен, устали не меньше, чем я. Давайте закончим обмен колкостями и пойдем в дом. Добро пожаловать на мой остров.

Энтони открыл дверцу кабины и легко спрыгнул на землю. Диане вдруг захотелось рассмеяться. Добро пожаловать на мой остров? Он, наверное, шутит. Добро пожаловать в гости, сказал паук мухе.

Минуточку. Что он имеет в виду, «на мой остров»? Вряд ли он может единолично владеть целым островом. Он, должно быть, имел в виду что‑то другое. Она обернулась к открытой дверце. Энтони стоял на земле и, улыбаясь, протягивал ей руку.

Она ни за что не покажет ему, что ей страшно!

— Давайте, — сказал Энтони, — я помогу вам спуститься.

Она глянула вниз. До земли могло быть два фута или две мили. В темноте, объятая страхом, Диана уже ничего не разбирала. Но она бы скорее шагнула без парашюта с крыши небоскреба, чем приняла помощь от этого гнусного типа.

— Я вполне справлюсь сама, — холодно проговорила она.

— Выходить из самолета — это не то же самое, что выходить из лимузина! Не будь дурой, милочка. Сейчас темно и…

Но в это мгновение Диана зажмурила глаза, шагнула вперед и… оказалась в его объятиях. Энтони подхватил ее инстинктивно, когда до него дошло, что она может упасть. Но когда ее руки упали ему на плечи, по его телу как будто прошел электрический разряд.

Он хотел сразу поставить ее на место, чтобы не чувствовать прикосновения ее рук и тепло от ее дыхания у себя на лице. Хотел, но не смог. Ощущение было такое, что это сон, где все происходит в замедленном темпе.

Боже Милостивый, сказал он себе. Зачем он привез ее сюда? Непростительная глупость… Да, кто‑то должен был преподать ей урок. Но это, черт возьми, не современная версия «Укрощения строптивой». Это реальная жизнь. Его жизнь. И у него есть занятия поинтересней, чем ощущать себя последним идиотом, пока его разум борется со взбесившимися гормонами.

— Черт побери, вы собираетесь меня отпустить?

Девушка не просто пыталась освободиться из его объятий, она вырывалась как дикая кошка. Энтони осторожно поставил ее на землю и отнял руки.

— Прошу прощения, — проговорил он язвительно. — Но, видите ли, на Амальтее нет ни одного врача. Если бы вы ушиблись или что‑то себе повредили, какой от вас был бы толк?

— Как это трогательно.

Ей было непросто сохранять холодный и безучастный тон. Ее до сих пор трясло от его прикосновения. Чтоб ему пусто было! Почему… ну почему он будит в ней целую бурю чувств?! Диана выдавила презрительную улыбку.

— Интересно, вы проявляете такую трогательную заботу обо всех ваших слугах?

— Не беспокойтесь. Я распоряжусь, чтобы в вашей каморке постелили немножечко свежей соломы. А поскольку завтра суббота, в честь выходного дня вы получите не только хлеб и воду, но и кое‑какие объедки с кухни.

— У вас очень тонкое чувство юмора.

— Еще бы, — сухо проговорил Энтони.

Он взял Диану за руку, не обращая внимания на ее отчаянные попытки вырваться, и довел до пикапа, припаркованного на обочине темной дороги.

Они уселись в машину. Энтони включил двигатель и поехал по узкой дороге, что вела сквозь деревья к дому. Во двор они въехали через старые кованые ворота. В доме было темно, но Ева оставила включенными фонари в саду. Как только машина затормозила, к ней подлетели две огромные собаки, возбужденно виляя хвостами.

— Это ротвейлеры?

Энтони покосился на Диану.

— Полукровки. Они ничего вам не сделают, если только…

Но девушка уже распахнула дверцу и выпрыгнула из машины.

Энтони вылетел из пикапа, но здоровенные псы уже повернулись к ней.

— Привет зверюгам, — тихонько сказала Диана.

Псы молча разглядывали ее. Один из них неуверенно шагнул вперед. Девушка смело протянула к ним руки.

— Какие красивые мальчики, — проворковала она.

— Идите сюда, я хочу рассмотреть вас поближе.

Псы настороженно приблизились. Энтони знал, что ничего не случится — он сам дрессировал этих собак, они мгновенно исполнят любую его команду. Но Диана об этом знать не могла.

Нахмурившись, он наблюдал за ней. Эта хрупкая женщина… Бог ты мой, она уже опустилась на колени и обнимала за шею громадных псов.

— Какие они замечательные! — Диана широко улыбалась.

Но Энтони не улыбнулся в ответ.

— А вы просто безумная женщина. А если бы они на вас бросились? Об этом вы не подумали?

— Но вы же сказали, что они мне ничего не сделают.

— Вы выскочили из машины, не дослушав меня.

— Я действительно об этом не подумала. Я очень люблю собак, а эти такие красавцы…

Глядя на эту картину — девушку, стоящую на коленях между двумя огромными псами, — Энтони понял, что он почему‑то не может на нее рассердиться. Он спросил:

— А дома у вас есть собаки?

— Нет. Я всегда хотела собаку, но… — ее улыбка погасла, — папа не разрешал. Он говорил, что собаки — грязные создания. И бесполезные, и…

Она пожала плечами. Это был жест, который говорил красноречивее всяких слов.

— А как их зовут?

— Я хотел дать им имена, которые навсегда отделили бы их от прошлого. Их зовут Фобос и Деймос. — Энтони опустил руку и рассеянно погладил псов, трущихся о его ноги.

— Во‑первых, эти имена очень им подходят. А во‑вторых, одно время я увлекался астрономией и назвал псов в честь спутников планеты Марс, так же, впрочем, как и остров — Амальтеей, как один из спутников Юпитера, Ну а псы эти были бездомными.

Диана широко распахнула глаза.

— Вы хотите сказать…

— Я нашел их еще щенками. Дело было в Новом Орлеане. На улице за отелем, в котором я остановился. Собачьи бои — популярный спорт. Им удалось удрать. А я их приютил.

— И воспитали из них таких замечательных друзей!

— Они такие, какие есть от природы.

— Да, понимаю. Но люди обычно не любят ротвейлеров. Говорят, они злые…

— А еще больше люди не любят дворняг, полукровок.

В голосе Энтони явственно прозвучала горечь.

— Я раньше об этом не думала, но вы, наверное, правы.

Его взгляд стал холодным.

— Я знаю, что прав. И не «наверное», а точно.

Какое‑то время они молчали, а потом Энтони нахмурился и кивком указал на каменные ступени, ведущие к парадной двери.

— Пойдемте, — сказал он резко, — уже очень поздно. Вы, должно быть, ужасно устали.

Какой смысл отрицать очевидное? Диана кивнула. Она вдруг поняла, что не просто ужасно устала. Она была выжата как лимон. Голова сильно кружилась.

— Да. Я…

Она покачнулась и протянула руку, чтобы схватиться за железные перила. Однако Энтони успел подхватить ее раньше.

— Отпустите меня!

— Отпущу, когда буду уверен, что вы упадете в мягкую постель, а не на каменные ступеньки.

Ну конечно. Как он там говорил? Врачей здесь нет, а если она вдруг поранится, от нее будет мало проку. В конце концов, он нанял ее на работу. Да, он не дал ей упасть, но исключительно потому, что заботится о собственной выгоде. Однако даже при таком раскладе Диана почему‑то, сама того не желая, задышала чаще. От одного его прикосновения…

— Обнимите меня за шею, мисс.

Она заколебалась и почувствовала себя совсем уже глупо. Энтони сказал это резко, совершенно бесстрастно.

Глядя в сторону, Диана медленно обняла его. Ее пальцы коснулись волос у него на затылке — мягких, как шелк. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтоб не зарыться в эти черные густые волосы, не уткнуться лицом ему в шею и не прикоснуться губами к его загорелой коже…

Было глупо стоять здесь, на лестнице, держа Диану в объятиях. Он вспомнил, как она вдруг побледнела от изнеможения. Как потянулась к перилам, чтобы не упасть. Ему всего‑то и надо было, что легонько поддержать ее.

А он вместо этого подхватил ее на руки. Это ничего не значит, сказал он себе.

Но себя не обманешь.

Когда ее холодные пальцы коснулись его затылка, Энтони невольно сдержал дыхание. Если бы только она взъерошила ему волосы, если бы притянула его к себе… Да, он желал ее. И презирал себя за это. И все равно желал.

Он наклонил голову, так что его подбородок легонько коснулся ее волос, пахнущих лимоном. Нет, с ним явно творится что‑то неладное.

— Диана…

Его голос был точно вздох в ночной тишине. Она подняла к нему лицо. Широко распахнутые глаза в слабом свечении луны казались бледными и мерцающими, точно сотканными из звездного света.

Энтони впился губами ей в губы. Они были как атлас. Нет, как нежные лепестки цветка. И такие же сладкие. Он стиснул ее в объятиях, а потом она сделала то, о чем он мечтал. Ее пальцы зарылись ему в волосы, а ладонь нажала ему на затылок, так что губы его еще крепче прижались к ее губам.

Энтони провел рукой ей по груди. Его пальцы были как пламя. Он почувствовал, как напрягается под футболкой ее сосок. Он что‑то прошептал, не отнимая губ от ее сладкого рта. Еще крепче прижал ее к себе. Сердце девушки бешено колотилось в груди. Она тихонько постанывала. Все у Энтони внутри возликовало…

— Мистер Родригес?

Энтони поднял голову. Свет, льющийся на лестницу из открытой двери, ослепил его. Он поспешно отступил в сумрак, пытаясь взять себя в руки.

Его экономка Ева — невысокая коренастая женщина в длинном фланелевом халате — осторожно выглянула наружу.

— Мне показалось, я слышала собак. Но в дом никто не вошел.

— Прошу прощения, Ева, если я вас разбудил, — сказал Энтони.

— Нет — нет, мистер Родригес. Я читала. Энтони вышел на свет, и Ева уставилась на него во все глаза.

— Это что — женщина?

Энтони кивнул и вошел в прихожую. Его шаги отдавались громким эхом по кафельному полу.

— У нее был долгий и трудный день.

— Да, понимаю, — проницательно заметила Ева.

Энтони все же сумел сдержать улыбку. Он знал, что она ничегошеньки не понимает. Он ни разу еще не привозил женщин к себе на остров. Ева истолковала это однозначно и ошиблась. Да и вряд ли Диана здесь останется. Потому что на самом деле он вовсе не собирается навязывать ей свое общество и требовать исполнения их нечестной сделки.

— Мистер Родригес? — Ева замялась.

— Может быть, приготовить ей что‑нибудь поесть? Принести ужин в комнату для гостей, или… или она будет спать в… в?..

— Бог ты мой! — раздраженно воскликнула Диана.

— Я вполне в состоянии сама разговаривать. Я не какой‑нибудь куль, который надо таскать на себе, благодарю покорно!

Диана уперлась Энтони в грудь кулаками и прожгла его яростным взглядом.

— Идите, Ева, — устало отозвался Энтони.

— Сделайте нашей гостье чего‑нибудь поесть, а я покажу ей ее комнату.

— Никакая я не гостья! — Диана в ярости повысила голос. — Где эта старая перечница? Почему убежала? Или она так привыкла к тому, что вы вечно таскаете своих жертв к себе в берлогу, что ей уже все равно? Она что, не видит, что мне неприятно, когда вы меня таскаете на руках, как мешок картошки!

Она продолжала кричать, а Энтони еще крепче сжал ее в объятиях.

— Еще две минуты назад ты была очень не против, моя дорогая, — его голос звучал напряженно и хрипло, лицо было суровым и непроницаемым. — Ты была вся такая податливая и мягкая, словно пушистый кролик, и если бы нас не прервали, ты отдалась бы мне прямо там, на ступеньках. И свет луны омывал бы твое обнаженное тело.

Это было слишком близко к правде! То, что случилось на лестнице, оказалось выше ее понимания. Энтони прикоснулся к ней, и она неожиданно потеряла всякую связь с реальностью. Она забыла, что ненавидит его всей душой. Забыла, что он заманил ее сюда гнусным шантажом. Что его презрение к ней может сравниться по силе разве что только с ее презрением к нему… Все это вдруг перестало иметь значение.

Значение имели только его поцелуи. Его прикосновения. Его сильные руки, обнимающие ее. Его бешеное сердцебиение.

Энтони распахнул дверь ударом ноги, и они оказались в комнате, залитой тусклым светом луны. В центре комнаты, на небольшом возвышении, располагалась огромных размеров кровать под балдахином.

Диана еще сильнее забилась в его руках.

— Отпусти меня, ты, тиран!

— Следи за своим языком, женщина, — отозвался он ледяным тоном, прикрывая дверь плечом.

— Ты просто воспользовался моей слабостью. Ты видел, в каком я была состоянии! Сама не своя. Я…

Она задохнулась. Энтони швырнул ее на кровать. Девушка забилась в самый уголок роскошного ложа. Глаза ее полыхали огнем.

— Предупреждаю тебя, если ты прикоснешься ко мне, будет только хуже. Я… я пожалуюсь на тебя властям. Кто‑то же должен следить за порядком на этом острове. Я скажу, что ты похитил меня. Что ты меня держишь здесь силой. Я… Что я такого смешного сказала? Что тебя рассмешило?

Он смеялся, черт его побери? Он смеялся над ней. Смеялся от души, уперев руки в бока и запрокинув голову.

— Ты, моя дорогая, — выдохнул он, утирая слезы. — Ты такая смешная. Неужели ты вправду считаешь, что я настолько изголодался по женщине, что польщусь на такое язвительное, худосочное и чумазое создание, как ты?

Диана густо покраснела.

— Минут пять назад это тебя не остановило!

— А что касается твоих угроз… Ты ведь поехала на мой остров по доброй воле.

— Ты меня шантажировал.

Энтони прислонился к стене и сложил руки на груди.

— Я предложил тебе работу, — сказал он с холодной улыбкой, — это тебе в новинку: работать за деньги. Но почти все так живут, уж поверь мне.

— Давай говори, пока есть возможность. — Диана сверлила его гневным взглядом. — Когда я подам жалобу властям…

— Ты умеешь водить самолет? — вежливо осведомился он. — Или ты собираешься добираться до континента вплавь?

— Я имею в виду власти этого острова. Я понимаю, что все они куплены, но… — ноздри Дианы раздулись от бешенства.

— Власти этого острова — перед тобой, Диана. — Энтони улыбнулся.

— Других нет. Законы здесь издаю я.

— Но… но как же все остальные, кто здесь живет?

Он рассмеялся.

— А что остальные? Уж наверное, моя экономка и все, кто работает здесь на меня, не станут оспаривать мои решения.

Девушка побледнела. Она не на шутку перепугалась. Очень хорошо, подумал Энтони с мрачным удовлетворением, это ей не повредит. Даже если этот небольшой эпизод в его жизни закончится ничем, ему все равно будет приятно знать, что он преподал мисс Сазерленд хороший урок. Жизнь не забавная игра. Нельзя просить мужчину о помощи, а потом отвергать его, как только он эту помощь предложит. Нельзя дразнить мужчину обещанием огня, а потом обращаться в лед при первом его прикосновении.

Надо, конечно, признать, что и сам он не без греха. Да, он взбесился, надо было взять себя в руки и не доводить до того, чтобы тащить Диану сюда. А что касается остального… Она и вправду была язвительной и худосочной девчонкой, донельзя упрямой и бестолковой. Такой же норовистой, как его новый арабский жеребец.

И все же его к ней влекло.

Энтони подошел к окну. В последнее время он много работал, носился между штатами, заключил с полдюжины выгодных сделок для своей судоходной компании, провел несколько операций с недвижимостью.

Наверное, он просто переработал, а накопившаяся усталость проявилась таким вот причудливым образом. Теперь, когда Энтони разобрался, в чем дело, он испытал несказанное облегчение. Он действительно испугался, что сходит с ума.

Стало быть, все в порядке. Он совершил ошибку. Завтра он ее исправит: отвезет красотку обратно на континент и сделает все необходимое для того, чтобы она получила паспорт и исчезла из его жизни уже навсегда.

Он улыбнулся и повернулся к ней.

— Я принял решение, Диана.

— Я тоже! Относительно нашей сделки я передумала. Отправь меня обратно в Майами.

Она смотрела ему в глаза и ждала ответа. Сердце бешено колотилось в груди. Все время, пока он стоял у окна и размышлял о дальнейшей ее судьбе, словно какой‑нибудь средневековый тиран, она собиралась с духом, чтобы сказать ему то, что скажет сейчас.

Она совершила ужасную глупость, согласившись на его предложение. Одно дело — конфликтовать с братьями, совсем другое — подчиняться этому Энтони Кабрера Родригесу, человеку неизвестного происхождения и непонятной национальности.

С такими, как он, надо вести себя только так: принять гордую позу и заявить во весь голос о том, чего хочешь ты. Если ты этого не сделаешь, они, просто тебя уничтожат.

— Ну? — Ее щеки горели. — Ты меня слышал? Я требую… Ты думаешь, что можешь заставить любого подчиняться твоим указаниям? Ты так привык к своей роли мелкопоместного божка, что даже представить себе не можешь, что кто‑то решится тебе перечить! Тоже мне глиняный идол!

Энтони удалось побороть приступ гнева, хотя это было очень непросто. В нем все кипело. Еще бы немного — и ярость выплеснулась бы наружу.

— Ты пытаешься обвинить меня во всех своих бедах, — сказал он как можно спокойнее. — Но ты сама виновата в том, что с тобой приключилось. Все решения, которые ты принимала до этого, были детскими, глупыми…

— Не читай мне нотаций! Весь мир должен заткнуться и вытянуться по стойке смирно, когда ты соизволишь отдать приказ! Ну а я не желаю стоять по стойке смирно. Все, я ухожу. Я ни минуты здесь не останусь!

И тут Энтони прорвало.

— Я никому не позволю разговаривать со мной таким тоном. А вам, мисс Сазерленд, особенно.

— А я никому не позволю распоряжаться собой, — парировала Диана. — А такому, как ты, особенно.

Энтони схватил ее за плечи.

— Осторожнее, — процедил он сквозь зубы, — попридержи язык.

— Отпусти меня, ты… хам!

Он еще сильнее сжал ее плечи.

— Диана, я предупреждаю тебя…

— Он меня предупреждает… Животное!

Энтони оттолкнул ее от себя.

— Ева разбудит вас утром. — Его голос был острым, как бритва. — И объяснит, в чем заключается ваша работа. Обещаю вам, мисс Сазерленд, вы проведете на этом острове незабываемую неделю!

Он вышел из комнаты, хлопнув дверью. Диана застыла на месте, сжимая кулаки. Потом вскрикнула от неизбывной ярости, подлетела к двери и заперла ее.

— Вы тоже, господин диктатор! — прокричала она.

Приложив ухо к двери, она прислушалась к удаляющимся шагам Энтони.

И только когда шаги стихли, Диана дала волю слезам.

 

6

В спальню лился мягкий, золотистый утренний свет. Девушка открыла глаза и с любопытством огляделась. Комната, надо признать, была обставлена со вкусом. Смешение различных стилей предметов обстановки не производило впечатление беспорядочного нагромождения. Все вещи прекрасно гармонировали друг с другом.

Диана встала с кровати и подошла к окну. Окно ее спальни выходило в сад. Настоящие тропики — ослепительное буйство красок. За садом, до самого моря, видимого вдалеке, простирался безбрежный зеленый луг.

Через сад к дому шел человек. Диана поспешно отступила от окна, спрятавшись за занавеску. Это, естественно, был Энтони. Даже в линялых обтрепанных джинсах, обрезанных выше колен, в белой футболке и теннисных туфлях он смотрелся великолепно.

Он остановился, запустил руки в задние карманы джинсов и повернулся в сторону моря. Легкий ветерок взъерошил его черные волосы, и Энтони нетерпеливым жестом убрал их со лба назад.

Диана смотрела на него не отрываясь. Футболка едва ли не лопалась по швам на его широченных плечах. Даже сама его поза — руки в задних карманах джинсов, широко расставленные ноги — говорила о том, что это мужчина, который осознает неодолимую силу своей мужской привлекательности.

Если бы только она познакомилась с ним при других обстоятельствах… Если б их первая встреча произошла в обстановке, похожей на эту: яркое солнце, покой и нега…

Стоп! — осадила себя Диана. Не сходи с ума. Обстановка здесь ни при чем. Факт все равно остается фактом. Энтони Кабрера Родригес под стать своему витиеватому имени: такой же донельзя аристократичный, надменный и неумолимый. Непреклонный и хладнокровный тиран.

Хладнокровный? О нет. Вряд ли он хладнокровный. Он обнимал ее и целовал с такой безудержной страстью, что у нее даже дух захватывало, а воля слабела, подчиняясь его напору. Что это, интересно? Врожденный талант? Или он просто поднаторел в искусстве соблазнять, практикуясь на бесчисленных женщинах? А в том, что у него было много женщин, Диана не сомневалась.

Она в раздражении отошла от окна.

Какое ей дело, сколько у него было женщин? Сейчас ее волновало одно: как ей продержаться неделю в обществе этого самодовольного индюка. Для себя Диана решила, что общение с мистером Родригесом она постарается свести до минимума.

Решительным шагом девушка прошествовала в ванную. Она быстренько скинула трусики и бюстгальтер, в которых спала этой ночью, бросила их на стул и забралась в душ.

Спать в белье, которое проносила весь день и которое ей предстоит надеть снова… Диана сморщила нос. Но ничего не поделаешь. Это все‑таки лучше, чем спать вообще без этого.

Она понимала, что это глупо. В конце концов, она же заперла дверь на замок. Да и вряд ли бы Энтони стал домогаться ее силой. Да, она обвинила его в том, что он похитил ее, но это было сказано так, сгоряча. Диана, естественно, понимала, что такому мужчине, как этот Родригес, не придет даже мысль о том, чтобы воспользоваться беспомощностью женщины.

Список его недостатков занял бы не одну страницу, но Энтони Кабрера Родригес никогда не насиловал женщин. Да и зачем бы ему, если в его арсенале есть более действенные средства сломить любое возможное сопротивление. На ней он тоже испробовал эти методы, и они, надо признать, сработали… Он целовал ее так, что Диане начинало казаться, что она тонет в бурлящем потоке страсти…

— Черт, — выдавила она вслух, гоня постыдные воспоминания. Она же просто была не в себе. Будь она в нормальном состоянии, он бы вообще ничего не добился. Что было, то было. Было да прошло. Все. Проехали и забыли.

Диана закрыла воду, вышла из душа и завернулась в огромное полотенце. Ванная — из мрамора и стекла — была просто роскошной. И здесь было все, что может понадобиться женщине, тщательно за собой следящей. Вчера она этого не заметила, была слишком уставшей. Но теперь провела самую тщательную инспекцию пузыречков и баночек с кремами, пудрами и лосьонами.

Очевидно, женщины часто гостят в этом доме, хотя Диана с трудом представляла себе, что кто‑то из них останавливался в этой комнате. Наверняка все они обретались в спальне Энтони. В его постели. Они лежали рядом с ним долгими темными ночами и просыпались в его объятиях, когда в окно льется жаркий свет солнца, а горячие поцелуи мужчины доводят тебя до пика возбуждения…

— Тебе надо взять себя в руки, иначе ты точно сойдешь с ума, — сказала она себе вслух.

Ее отражение в зеркале согласно кивнуло. Диана улыбнулась и закуталась в белый велюровый халат, который сняла с крючка на двери. Продолжая улыбаться, она причесала мокрые волосы и пошла обратно в спальню.

— Доброе утро.

Энтони сидел на разобранной постели, прислонившись спиной к изголовью кровати, закинув руки за голову и положив ногу на ногу.

Девушка буквально опешила. Она даже вскрикнула от испуга, как будто он неожиданно материализовался из воздуха.

— Надеюсь, вам хорошо спалось?

— Как вы сюда попали? — с трудом выдавила Диана из себя.

— А это имеет значение?

— Мне бы следовало догадаться, что у вас есть ключ от этой комнаты. И я вовсе не удивляюсь, что вы им воспользовались.

— Ах, дорогая. Очень обидные ваши слова, — он улыбнулся дразнящей и легкой улыбкой.

— В двери нет замка. Точнее он есть, но сломан. Наверное, я должен был вас предупредить.

— Да, — натянуто проговорила Диана.

— Наверное, все‑таки стоило предупредить. И еще вам бы стоило выучить одно простое правило: если дверь закрыта, надо сначала в нее постучать и дождаться, пока вас не попросят войти.

Энтони поднялся с постели и медленно подошел к Диане почти вплотную. Он оглядел ее с головы до ног. На этот раз взгляд его задержался на ее груди, выступающей под халатом.

— Я стучал, но мне никто не ответил. Она, наверное, в душе, подумал я. А когда вернется в спальню, кожа ее будет влажной и будет пахнуть…

— Это что, сирень?

Сердце у Дианы бешено заколотилось. Отступить пусть даже на шаг, и он решит, что она его боится. А она не боится. Бояться ей нечего. Ведь именно в этом она убеждала себя. Или нет?

— Обычное мыло, — холодно проговорила Диана, вскинув подбородок.

Энтони улыбнулся.

— Может быть, мой подарок произведет на вас большее впечатление, чем мои слова?

— Вы только зря тратите время. Мне не нужны никакие подарки.

— Правда? — Он беспечно пожал плечами. — Это Ева меня надоумила. Сказала, что вы, наверное, захотите переодеться во что‑нибудь чистое.

Энтони поднял с постели маленький аккуратный сверток.

— Я вам кое‑что принес, но если вам, правда, не надо…

— Погодите.

Она легонько коснулась его руки. Теплая и упругая кожа. Диана отдернула руку и убрала ее в карман халата.

— Я… я не поняла. Когда вы сказали «подарок», я как‑то не подумала, что вы принесли мне одежду…

— А что вы подумали? Что я принес вам бриллианты? — Энтони по‑прежнему улыбался, но взгляд его сделался ледяным. Он долго смотрел на нее, потом пожал плечами и протянул сверток:

— Тут не совсем ваш размер, но это лучшее, что я сумел подобрать за такое короткое время.

Диана подумала о Еве, которая была ниже ее ростом дюймов как минимум на пять и весила фунтов на восемьдесят больше.

— Все в порядке, — сказала она, принявшись разворачивать пакет. — Меня не волнует, как я буду выглядеть. Я просто хочу переодеться в чист…

У нее вдруг пересохло во рту. Это были шорты, явно принадлежащие Энтони. Сама мысль о том, что одежда, которую носил этот мужчина, будет касаться ее кожи… Ну и чего здесь такого? — принялась убеждать она себя. Не будь идиоткой.

Ей удалось выдавить вежливую улыбку.

— Вы правы. Я и раньше носила мужские шорты. Брала потихоньку у братьев. Папа не одобрял, когда девочки ходят в джинсах, так что пока я не выросла и не смогла поступать по‑своему…

— Меня вовсе не удивляет, что вы не любите следовать правилам.

— Правила, устанавливаемые деспотично, это уже не правила, — резко бросила Диана. — Это приказы.

Энтони в изумлении приподнял бровь.

— А разве это не одно и то же?

— Конечно нет! Никто не должен слепо повиноваться приказам других. Это… это бесчеловечно — заставлять людей делать лишь то, что хотите вы.

— Это камешек в мой огород? Я, по‑вашему, бесчеловечен?

Да, по‑моему, да, — вертелось у Дианы на языке… Но это было не совсем так. Разве бесчеловечный и черствый субъект станет спасать щенков? Или, чтобы помочь незнакомой женщине, выйдет один на один с пьяным ублюдком, который к тому же размахивает ножом?

Диана пожала плечами.

— Нет, — натянуто проговорила она, — наверное, нет.

Он рассмеялся.

— Это, я думаю, наиболее близко к выражению признательности за то, что я притащил вам весь этот изысканный гардероб. Иной благодарности я и не жду.

Девушка не сумела сдержать улыбку.

— По сравнению с тем, что на мне было вчера, это вообще шикарная одежда. Спасибо вам.

— Пожалуйста.

Диана пристально посмотрела на Энтони. Он стоял сейчас так близко, что она видела свое отражение в его зрачках. Две Дианы глядели на нее из черных глубин, и вид у них был какой‑то странный, растерянный, возбужденный.

Энтони протянул руку и легонько коснулся пряди ее волос, закрутившейся колечком на щеке. Его взгляд скользнул по ее губам, потом он опять посмотрел ей в глаза.

Диана безотчетно отступила на шаг.

— Я бы… хотела одеться.

— Как жалко, — произнес он едва ли не шепотом. Его голос звучал мягко и неожиданно хрипло. Этот голос овевал, как дым. — Я предпочел бы, чтоб вы оставались как есть.

— Энтони, вы вломились сюда безо всякого приглашения. Я понимаю, что для вас это, может быть, очень забавно, но..

— Не забавно, милочка. Просто потрясающе.

Он легонько погладил ее по щеке, Так нежно и бережно… Но Диана чувствовала, какой безудержный огонь скрывается за этой осторожной лаской.

— Не надо… не надо так делать… — пролепетала она.

— Делать что? — Он приподнял бровь. — Прикасаться к тебе?

— Да.

Дыхание ее участилось — это мужчина провел рукой ей по шее.

— Я… Мне это не нравится.

Он улыбнулся одними губами. Глаза его не улыбались. Они потемнели. Они полыхали огнем.

— И поэтому у тебя так колотится сердце? Я его чувствую. Здесь, — он прикоснулся к голубоватой жилке, пульсирующей у ее ключицы.

Да, это правда. Диана чувствовала бешеное биение своего пульса под легким давлением его пальцев. Отрицать было бессмысленно. Она искала слова, которые смогут ее защитить. Не от него, а от той странной клубящейся темноты, которая грозила затопить ее разум.

— Я не… я не хочу, чтобы ты это делал. Пожалуйста. Ты меня только что спрашивал… считаю ли я тебя бесчеловечным, и…

— Ах, дорогая, в этом‑то и проблема. Я очень даже человечный, когда чувствую, как твоя кожа становится жаркой от моих прикосновений, — он придвинулся еще ближе к ней. — А когда я вижу, как ты запрокидываешь голову… вот так… а твои губы приоткрываются. — Энтони приподнял ее подбородок, — тогда я думаю: она хочет, чтобы я ее поцеловал. Хочет не меньше, чем я сам хочу ее поцеловать.

— Нет, — прошептала Диана.

Он провел губами по ее губам — легко и нежно. Так бабочка скользит крылом по лепестку цвета. Диана издала тихий стон. Энтони чуть отстранился. Он увидел, что щеки у девушки горят. Какая она красивая…

А ведь она права. Ему не стоило этого делать. В конце концов, он пришел сюда не за этим. Он просто принес ей одежду.

Энтони подошел к двери и постучал. Потом вошел, увидел разобранную постель, шелковое белье, небрежно брошенное на стул у двери в ванную. Оттуда доносился шум льющейся из душа воды. Этот шум странным образом перекликался с пульсацией крови в висках Энтони. И он решил, что ничего страшного не случится, если он подождет Диану. И вот дождался…

Энтони провел рукой по ее мягким шелковистым волосам. Она даже не шелохнулась, но он все же услышал ее тихий вздох. Увидел, как дрогнули ее ресницы. Она похожа на кошку, подумал он, на кошку, которая сейчас примется ластиться, требуя, чтобы ее погладили.

Безумие. Глупость. Бред.

Но тогда почему так бьется сердце — каждый раз, когда он прикасается к ней? Откуда эта неистовая потребность прижать ее к себе, припасть губами к ее губам?..

Есть только один способ избавиться от нее, избавиться от этого мучительного наваждения. Овладеть ею — и отдаться ей до конца, пока он не пресытится, пока его жажда не будет утолена. И это в его власти. Несмотря на гневные слова, несмотря на решительные отказы, Энтони видел правду в ее серебристых глазах. Он чувствовал правду в мягкой податливости ее тела.

Он взял ее лицо в ладони и прошептал:

— Мне вот что интересно: у тебя везде кожа бронзового оттенка? Или это просто загар, дорогая, и твое тело белое, точно сливки, там, где его не касались лучи солнца?

Ее дыхание сбилось. Она легонько пошатнулась, а ее губы приоткрылись. Диана прошептала его имя и вдруг прильнула к нему всем телом.

Он целовал ее долго — пока ее губы не сделались мягкими и не налились страстью. Его рука потянулась к поясу у нее на халате. Она не пыталась остановить его. И слава Богу, потому что Энтони уже не знал, сможет ли что‑то остановить его теперь. Его железный самоконтроль, которым он так гордился, неожиданно изменил ему. Тело его напряглось, никогда в жизни он не испытывал столь неодолимого желания. Но он не хотел торопить события. Он хотел растянуть удовольствие: прикасаться к ней снова и снова, постепенно открывать для себя ее тело, наблюдать, как глаза у нее загораются огнем…

Энтони медленно обнажил ее плечи. Руки у него дрожали. Ему не терпелось увидеть ее совершенную грудь. А в том, что она совершенна, он не сомневался. Но ему было жаль отрывать взгляд от лица девушки. Ему хотелось смотреть на ее лицо, когда он будет ее ласкать.

— Энтони, — прошептала она, задыхаясь. — Энтони, пожалуйста…

Она, наверное, просила его отпустить ее. Но прозвучало это так, что Энтони окончательно потерял голову. Его руки скользнули под халат. Он провел ладонями по ее спине. Подхватил ее под ягодицы и приподнял, прижимая к себе так, чтобы она почувствовала всю силу его возбуждения.

Она протестующе вскрикнула. Энтони впился губами в ее плотно сжатые губы и раскрыл их своим языком. Так — без единого слова — он дал ей понять, что она испытает тогда, когда он войдет в ее тело. Жар его страсти спалил волю Дианы. Чувства ее полыхнули огнем, и ей пришлось признать правду. Она желала этого мужчину. Хотела, чтобы он взял ее и любил долго — долго, пока мир вокруг них не взорвется, не выдержав такого накала чувств. Да, она хотела отдаться ему с момента их первой встречи!

Энтони держал ее голову так, чтобы она не смогла отвернуть лицо, не смогла уклониться от его поцелуев. Диане казалось, что она сходит с ума. Она издавала какие‑то странные звуки, непонятные ей самой, и прижималась к нему все крепче и крепче.

Она не знала, что это бывает так. Ни книги, которые Диана прочла, ни разговоры с подружками, ни неуклюжие «обжимания», которые она позволяла кое‑кому из знакомых мальчишек, — ничто не подготовило ее к тому, что происходило сейчас. Происходило на самом деле. С ней.

Да и откуда ей было знать, что поцелуи мужчины — поцелуи Энтони — отзовутся сладкой болью в ее груди. Откуда она могла знать, что ее тело растает от одного его прикосновения?

И ничего удивительного в этом не было. Она в жизни еще не встречала такого мужчину, как Энтони. Ее соблазнял настоящий мастер! Тот самый, который однажды сказал ей, что он скорей примет обет безбрачия, чем согласится лечь с ней в постель!

Эта мысль отрезвила Диану. Она вся напряглась, пытаясь справиться со своим распаленным телом. Вот для чего он пришел сюда. Чтобы соблазнить ее! Чтобы завоевать ее, подчинить себе. Наказать ее этим последним — предельным уже — унижением.

И она едва не позволила ему это сделать. Диана замолотила кулаками по его плечам.

— Черт бы тебя побрал! — выдохнула она, — отпусти меня!

Энтони удивленно отпрянул, и девушка почувствовала злобное удовлетворение. Ради того чтобы увидеть изумленное выражение у него на лице, стоило вытерпеть все, что ей только что пришлось пережить. Это же очевидно! Он явился сюда для того, чтобы сотворить над ней всякие непотребства, а она его остановила. Остановила!

— Милочка, что с тобой?

— Прекрати, Энтони. — Диана запахнула халат. Ее руки дрожали от ярости, — все эти приемчики страстного любовника на меня не действуют.

Он посмотрел на нее как на умалишенную. Что ж, вполне вероятно, так оно и было. На какой‑то момент она просто лишилась рассудка. Иначе как могло получиться, что она едва не позволила ему…

— Именно так это и происходит… ты так всегда добиваешься женщин? Привозишь их сюда и… и… А если женщина хочет, чтобы ты остановился? Если ей неприятны твои домогательства? Ты разве этого не замечаешь?

Все следы страсти исчезли с лица Энтони. Оно снова сделалось непроницаемым. Он смотрел на Диану в упор, но по выражению его глаз невозможно было понять, о чем он действительно думает. Когда же он заговорил, его голос был ровным, едва ли не безучастным:

— Если таким вот образом ты обычно даешь мужчине понять, что тебе неприятны его домогательства, мне интересно было бы посмотреть на то, как ты его поощряешь к дальнейшим действиям.

— Ладно. Хорошо. Может быть, я… может быть, у тебя и создалось впечатление, что я хочу, чтобы ты… целовал меня. Но… но я не хотела никакого продолжения.

Он рассмеялся.

— Ты просто маленькая лгунья.

— Ладно, пусть будет так. Если это потешит твое драгоценное самолюбие. Хорошо, признаю. Я… я отвечала на твои ласки. Ну и что? Ты не первый мужчина, который меня возбудил.

Диана едва не подавилась: это была настолько наглая ложь, что ей самой стало как‑то неловко. Однако она сработала. На этот раз Энтони не сумел выдавить свою самодовольную улыбочку.

— Мне просто было любопытно, сможет ли такой мужчина, как ты… — Она сердито уставилась на него, пытаясь придумать достойное продолжение начатой фразы. Она, естественно, не собиралась признаваться, что он едва ее не соблазнил. Но надо было ответить хоть что‑то, и Диана брякнула первое, что пришло в голову:

— Мне хотелось проверить… сможешь ли ты меня возбудить.

— И как проверка? — Голос Энтони стал угрожающе мягким.

— Оказалось, что можешь. Но сама мысль о том, чтобы продолжить… Я имею в виду, когда я подумала, что я делаю и с кем…

Диана невольно вскрикнула, когда Энтони схватил ее за плечи.

— Для женщины, на которой надет только купальный халат, — сказал он, — ты либо безнадежная дура, либо и вправду отчаянно смелая девочка.

Диана оцепенела. В ее глазах промелькнул страх.

Энтони это заметил и остался доволен. Вообще‑то он не принадлежал к тому типу мужчин, которым нравится путать беззащитных женщин. Но здесь был особый случай. Дамочек, вроде мисс Дианы Сазерленд, надо сразу же ставить на место, чтобы они не думали, будто им все позволено, будто они могут вполне безнаказанно забавляться, играя с людьми.

Он отпустил ее, подошел к кровати, сгреб в охапку одежду, которую ей принес, и швырнул к ее ногам.

— Одевайся. Когда будешь готова, спускайся вниз. Ева скажет тебе, что надо делать. И кстати, хочу, чтобы ты знала: твой небольшой «эксперимент» провалился не только по твоей вине. Если бы я захотел, я бы взял тебя. Тем более что ты сама мне себя предлагала. Глупо было бы не воспользоваться. Только зачем? Для меня это вряд ли бы стало незабываемым переживанием, Диана. Да, ты красивая и соблазнительная женщина… но ты не одна такая.

Он вышел. Что‑то ударилось в дверь с той стороны, едва Энтони прикрыл ее за собой. Видимо, Диана швырнула ему вслед какой‑то предмет.

Она действительно смелая женщина, надо отдать ей должное. Осталось лишь выяснить, насколько смелая. Ну ничего, уже скоро он это проверит.

 

7

Диана оделась. Теперь она была готова «на подвиги». Однако ей показалось, что ее длинные ноги до неприличия оголены, хотя шорты Энтони доходили ей до колен. Ей самой было странно, почему она вдруг комплексует. Дома она щеголяла и в более откровенных нарядах и не испытывала при этом никакой неловкости. Тем более то, что надето на нее сейчас… В общем, трудно даже представить себе более непривлекательный и бесполый наряд. Да и кто ее будет рассматривать? Разве что Ева. Диана очень надеялась, что ей повезет и удастся счастливо избежать встречи с Энтони.

Закрыв за собой дверь, она спустилась по широкой лестнице.

Внизу она остановилась и с восхищением огляделась. Вчера Диана заметила только, что дом огромный. Сейчас она поняла, что он еще и красивый. Белые отштукатуренные стены. Высокий сводчатый потолок. Повсюду зеленые растения. Огромные окна, в которые свободно льется яркий свет тропического солнца. И обстановка под стать архитектуре: все простое и строгое, без излишеств. И все очень красивое.

Диана вдруг поймала себя на том, что невольно занялась сравнением этого дома с домом отца. Особняк Сазерлендов был вещественным воплощением богатства и власти. А этот дом был совсем другим. Как видно, Энтони хорошо разбирался в том, что делает дом настоящим домом.

И это лишний раз доказывает, что внешний вид обманчив, напомнила себе Диана. Для Энтони это настоящий дом, а для нее свой — тюрьма.

Кухня представляла собой громадное светлое помещение, уставленное живыми цветами в глиняных горшках. Раздвижные стеклянные двери открывались в просторный внутренний двор, вымощенный кирпичом.

Диана нерешительно застыла в дверях. Она думала, что Ева уже ждет ее здесь, чтобы загрузить поручениями на день. Но в кухне не было никого. Девушка пожала плечами, прошла к плите и взяла кофейник. Рядом с плитой стояли две большие керамические кружки. Она налила себе кофе, густого и темного, и сделала первый глоток.

Ммм. Изумительно. Просто амброзия. Пища богов. Экономка Энтони, может быть, и безропотная рабыня хладнокровного деспота, но сварить настоящий кофе она умеет…

Дверь в патио открылась. Диана обернулась. В кухню вошла Ева с большой плетеной корзиной, до верху полной помидоров, лука, зеленого и красного перца. При виде Дианы она с изумлением приподняла брови, а потом, вежливо улыбнувшись, закрыла за собой дверь, опустила корзину на пол и направилась к холодильнику.

— Добрый день, мисс. Простите, что заставила вас ждать.

Диана поставила чашку на стол.

— Я жду ваших распоряжений.

Улыбка Евы стала неуверенной.

— Что вы сказали, мисс?

— Спросила, что мне надо делать? Вычистить унитазы? — Диана развела руками, — вытереть пыль? Подмести полы? Вы мне просто скажите, и я приступлю к работе.

Экономка уставилась на нее как на умалишенную.

— Если вы скажете мне, мисс Сазерленд, что вы хотите на завтрак…

— Называйте меня просто Диана. И я сама приготовлю себе завтрак, если вы мне покажете, где я могу взять продукты.

Бедная женщина, ничего не понимая, застыла едва ли не в ужасе.

— Пожалуйста, мисс, пройдите в столовую. Я все вам принесу.

— Я здесь не гостья, Ева. Разве он вам не сказал?

— Вы не гостья? Ничего не понимаю. Если вы не гостья господина, тогда кто…

— Я нанял мисс Сазерленд на работу.

Диана резко обернулась. Энтони стоял в дверях.

— И вы не должны ей прислуживать, — продолжал он, обращаясь к Еве, — она позавтракает сама, а потом вы ей скажете, чем заняться.

Ева побледнела.

— Мистер Родригес, пожалуйста, я не могу…

— Вы можете поручить ей любую работу, хотя я сомневаюсь, что она что‑то умеет. Разве что самые элементарные вещи. Может быть, у нее получится подмести полы.

Не задумываясь о том, что она делает, Диана схватила кружку с недопитым кофе и запустила ее в Энтони. Кружка ударилась в стену. Осколки попадали на пол.

На мгновение все замерли. Потом Ева истово перекрестилась и зашептала молитву. Энтони громко выругался. Прежде чем Диана успела сдвинуться с места, он был уже рядом. Его голубые глаза почернели от ярости. Пальцы больно впились девушке в плечи.

— Если ты и дальше будешь вести себя как капризный ребенок, Диана, то вряд ли облегчишь себе жизнь. Убери это безобразие!

Ева выступила вперед.

— Нет, не нужно. Я сама…

Но Энтони не дал экономке договорить и снова обратился к девушке:

— Я сказал, убери, что ты тут намусорила.

Диана прикоснулась к руке Евы.

— Вам незачем убирать за мной, — сказала она, не сводя взгляда с Энтони, — я только жалею, что промазала.

Какое‑то время Энтони наблюдал за тем, как Диана собирает с пола осколки, а потом повернулся к экономке.

— Я еще раз повторяю, Ева. Если мисс Сазерленд хочет нормально питаться и иметь крышу над головой, она должна это заслужить, — и с этими словами он покинул кухню.

Это уже ни в какие ворота не лезет, думала Диана, высыпая осколки кружки в мусорное ведро. Ева, похоже, была того же мнения.

— Что происходит? — прошептала она с выпученными глазами.

— Ваш хозяин — просто зверь! — в ярости выпалила Диана, — Грубое животное!

— Нет! Не надо так говорить, мисс. Я в жизни его таким не видела.

— Это все потому, что вы позволяете ему требовать, вместо того чтобы вежливо попросить. Вы могли бы найти себе место получше! Почему вы не уйдете? Чем он вас так запугал?

— Вы не правы. Поверьте, мистер Родригес — очень добрый человек. Его отец англичанин. А мать креолка.

— Правда?

Ева кивнула.

— Да. Мы с его матерью из одной деревни.

— Значит, вы его знаете уже давно? Женщина снова кивнула.

— А где он вырос? Как прошло его детство? — спросила Диана. Ева поджала губы и принялась разбирать корзину с овощами.

— Прошу прощения, мисс. У меня много работы.

Отец — англичанин и мать — креолка. Это многое объясняет. Ростом и телосложением Энтони походил на англичанина. И его голубые глаза — тоже, стало быть, от отца. Но высокие скулы, очень смуглая кожа, иссиня‑черные волосы…

Смесь кровей наделила этого человека редкостной красотой и еще более редким темпераментом. Холодная аристократическая надменность в сочетании с бурными страстями…

Диана нахмурилась.

— Ладно, — беспечно проговорила она, — и чем мне заняться? Да бросьте вы, Ева. Не надо так на меня смотреть. Вы же слышали распоряжение нашего хозяина. Если вы не дадите мне никакой работы, он нас обоих четвертует.

Она улыбнулась. Через пару секунд Ева улыбнулась в ответ.

— Ну, может быть… если вас не затруднит, достаньте посуду из посудомоечной машины… А потом… потом, если хотите, можете порезать овощи. На обед, да?

Диана согласно кивнула.

— Нет проблем.

Но вскоре она поняла, что ошиблась. Работа элементарная, но даже такое несложное дело оказалось для Дианы непосильным.

Не то чтобы она никогда в жизни не резала овощи. Энн, их экономка, редко допускала Диану в святая святых, то есть на кухню, где владычествовала безраздельно. Лишь изредка она разрешала молодой хозяйке немного помочь ей с готовкой.

Но здесь Диана столкнулась с действительно сложной задачей. Она еще не приступила к перцу, как из‑за лука, просто до неприличия злющего, буквально расплакалась. То и дело шмыгая носом и утирая глаза тыльной стороной ладони, девушка чувствовала себя созданием более чем никчемным. Выходит, Энтони был прав, когда говорил, что она вообще ни на что не годится.

Но подобные мрачные мысли только подстегивали ее. Для себя Диана решила, что скорее умрет, чем не выполнит эту работу. Слезы лились градом.

— Клянусь костями моих добрых предков — здесь что‑то происходит! — Рассерженный рев вошедшего Энтони, казалось, заполнил собой всю кухню.

Лицо Дианы, прежде такое красивое, распухло от горючих слез. Уж не истерика ли с ней?

Боже Милостивый, что случилось? Что он с ней сделал? А все из‑за этой проклятой гордости…

— Ева! Что у вас произошло? Экономка беспомощно развела руками.

— Она помогала мне готовить обед.

— Она не порезалась? Я не вижу крови… — Энтони, скрежеща зубами, наступал на экономку. — Она обожглась! Где? Матерь Божья, Ева, где она обожглась?

— Черт знает что! — Диану трясло от ярости, — ты опять за свое? Я вполне в состоянии поучаствовать в разговоре, мистер Родригес, и я пытаюсь сказать, что я не порезалась, не обожглась и ничего со мной страшного не случилось.

— Тогда почему ты плачешь?

— Я не плачу! Это все из‑за лука. Лук очень жгучий, глаза слезятся. Неужели так трудно понять?

Энтони вдруг весь напрягся.

— Дайка я соображу. Ты заливаешься горючими слезами над обычной резальной доской с овощами?

Диана упрямо вскинула голову.

— А вы как‑нибудь сами попробуйте порезать лук, Ваше Величество.

Энтони до сих пор еще чувствовал, как в висках стучит кровь. Черт бы ее побрал, эту женщину! Зачем эта дерзость и ребяческая заносчивость, когда он пытается ей помочь? И откуда в ней столько злости? Нос покраснел и распух, в глазах стоят слезы… а ей все неймется.

Он усмехнулся. Диана окинула его леденящим взглядом.

— Что такого смешного?

— Ничего, — быстро сказал Энтони, — ничего смешного.

— Хорошо. Потому что я собираюсь вернуться к работе. Я и так потеряла время.

Энтони приобнял девушку за плечи и вывел ее через стеклянные двери во внутренний двор.

— Куда ты меня ведешь?

— Туда, где смогу присмотреть за тобой.

Они спустились по ступенькам и вышли в сад.

— Что такое? — язвительно осведомилась Диана, — боишься, что я подам на тебя в суд за издевательства?

— Я совершил ошибку, — спокойно ответил Энтони, — прежде всего надо было проверить твои способности и только потом доверять какое‑то дело.

— Я же вообще ничего не умею, ты не забыл? Сам же сказал это!

Энтони распахнул какую‑то деревянную дверь и подтолкнул Диану вперед. Знакомые запахи — лошадей, кожи и сена — ударили ей в ноздри.

— Говори потише, — предупредил Энтони, — иначе напугаешь лошадей.

— Ну разве не мило? Ты не хочешь расстраивать лошадей!

— Да, верно. Арабские кони очень чувствительны. Мои лошади не объезжены для увеселительных прогулок.

Диана прищурилась.

— Ты всегда так презрительно отзываешься о богатых, а сам‑то ты кто, интересно?

— Все правильно, — натянуто проговорил Энтони, — я тоже богатый. Но я таким не родился, я всего добивался сам. Разговор сейчас не обо мне, а о тебе. Скажи, пожалуйста, что ты умеешь делать, но так, чтобы без капризов.

— Могу ухаживать за лошадьми. Могу чистить их, убирать навоз…

— У меня есть для этого конюхи. Что ты еще умеешь? Должно же быть в тебе хоть что‑то!..

Диана опять начала раздражаться.

— Ты же сам сказал, Энтони, что я существо бесполезное и никчемное!

Такой разъяренной Энтони видел ее впервые. Щеки у Дианы горели, глаза блестели, как серебристый лед после зимнего дождя.

И вдруг его снова обуяло желание, такое могучее и неистовое, что он даже сам испугался. Надо срочно выйти отсюда на воздух, где можно будет дышать, где близость этой невероятной женщины, ее скрытая мягкость и неизбывная женственность не будут сводить его с ума.

Как может женщина с припухшими от слез глазами, одетая в футболку и старые шорты, которые сидят на ней, как на корове седло, быть такой красивой? Такой привлекательной и желанной?

— Уйди с дороги, — выдохнул он и направился к выходу, обойдя Диану так, чтобы ее не задеть.

Диана бросилась следом за ним.

— Что случилось, Энтони? До тебя наконец‑то дошло, что ты заключил весьма невыгодную сделку? — она забежала вперед и, повернувшись к Энтони лицом, продолжала свою язвительную тираду, — мне надо было заранее тебя предупредить, что вряд ли будет какая‑то польза от такой избалованной, необразованной и абсолютно никчемной…

Энтони в который уже раз схватил ее за плечи и яростно встряхнул.

— Заткнись, — выдохнул он, — просто заткнись… — он издал громкий отчаянный стон и впился губами ей в губы, — вот на что ты годишься, вот что ты делаешь лучше всего, — с жаром выпалил он, переводя дыхание.

— Ты предназначена для моих рук, для моей постели. И ты это знаешь.

— Нет! Будь ты проклят!

— Я уже проклят, — хрипло выдавил он, — проклят тем, что хочу тебя. И не надо мне сопротивляться. Не надо сопротивляться себе самой. Признайся, с тобой то же самое происходит. Ты хочешь меня.

— Нет… нет…

Он опять поцеловал ее в губы, требовательно и страстно. Диана на мгновение замерла, а потом тихо вскрикнула и сдалась. Она больше уже не могла сопротивляться желанию, которое так настойчиво пыталась подавить еще пару часов назад у себя в спальне. Энтони был прав. Она желала его так… она даже не представляла, что можно так сильно желать мужчину.

Она запрокинула голову, вцепившись пальцами в плечи Энтони, и подставила губы его поцелуям.

Энтони привалился спиной к стене, увлекая Диану за собой.

— Ди, — прошептал он. — Ди, желанная, моя чудесная девочка…

Зарывшись пальцами ей в волосы, он чуть отстранил ее от себя. Теперь Энтони смотрел ей в глаза.

— Я хочу тебя. Прямо сейчас. Я не могу больше ждать.

Диану буквально трясло от возбуждения. И эти его слова…

— Здесь? — прошептала она, — на конюшне?

— Да. Нас никто не побеспокоит. Мои люди на выгуле с лошадьми.

— Но… но…

Диана умолкла и задохнулась, когда его руки скользнули ей под футболку и прикоснулись к обнаженным грудям.

— Тони, Тони…

Он рывком стащил с нее футболку и швырнул ее в угол. Она инстинктивно прикрыла грудь, но Энтони взял ее руки и прижал их к бокам.

— Нет, — выдохнул он, — не надо прятаться от меня, Диана. О, ты такая красивая.

Девушка затаила дыхание. Он отпустил ее руки, потом прикоснулся к ее груди, провел пальцами по соскам. Она застонала от наслаждения.

— Тебе нравится, когда я касаюсь твоей груди?

Его голос был хриплым от страсти. Он гладил ее и ласкал, не сводя потемневших глаз с ее лица.

— Скажи, что тебе нравится. Скажи, что ты хочешь…

— Я… я…

Она облизнула губы. Ее тело уже ответило ему. А теперь ей предстояло произнести слова, которые она не решалась произнести даже мысленно.

— О, Тони, — прошептала она, — я хочу тебя.

Энтони прижал ее к себе и поцеловал долгим неистовым поцелуем. Потом подхватил на руки и отнес в дальний конец конюшни к затененному стойлу, устеленному свежей чистой соломой. Он бережно поставил ее на ноги, не переставая целовать. Снял с крюка попону, расстелил ее на соломе и лег, увлекая Диану за собой.

— Я об этом мечтал, — прошептал он.

— Правда?

— Да. Как какой‑то мальчишка. Я мечтал целовать тебя так.

И он с жаром приник к губам.

— Мечтал прикоснуться к твоей груди. Вот так.

И он ласкал ее долго и страстно.

— Я мечтал, что ты станешь моей.

И он расстегнул молнию у нее на шортах. Провел рукой по ее животу, а потом его пальцы скользнули к ее сокровенному естеству, уже влажному от желания.

Диана затаила дыхание, а затем прошептала, широко распахнув глаза:

— Энтони, подожди…

Но он не стал слушать и их губы снова слились в поцелуе, а руки его продолжали ласкать ее возбужденное тело. Внезапно Диана издала тихий, диковатый вскрик и выгнулась в экстазе.

— Тони! — Голос ее сорвался. Она провела рукой по его лицу. — Тони, я никогда…

Он улыбнулся и прижался губами к ее ладони. Потом слегка отстранился, быстро скинул рубашку и снова сжал Диану в объятиях.

Ощущать ее тело — это было так просто и в то же время божественно. Более эротических переживаний Энтони еще никогда не испытывал. Сначала он упивался сладостью ее губ. Потом он принялся целовать ее руки, потом взял ее за запястья и приложил ладони к своей груди. Все это время он смотрел ей в глаза, потемневшие от желания. Очень медленно и осторожно он снял с нее шорты.

Обнаженная, она лежала перед ним в истоме страсти. Энтони смотрел и не мог наглядеться. Он в жизни не видел такой красивой женщины. Тонкая талия. Высокие упругие груди. Совершенные бедра. А нежные завитки волос у входа в святая святых ее женского естества — золотисто — каштановые… Это было настоящее чудо.

Ему так хотелось зарыться лицом ей между бедер, вдыхать ее запах и ощущать на вкус нежные соки цветка, сокрытого внутри ее тела.

Но он и так уже был на грани опустошения. Еще немного — и он взорвется, а ему не хотелось войти в нее лишь для того, чтобы тут же кончить, как какой‑нибудь неискушенный юнец. А именно это и произошло бы, если бы он отдался этому первобытному порыву, пылающему у него в крови. Энтони снова поцеловал ее в губы, погружаясь в ее неизбывную нежность и неистовый жар, а потом резко поднялся.

При звуке расстегивающейся молнии Диана затаила дыхание. Сердце ее изнывало от страсти, тело стремилось отдаться Энтони безраздельно, но в голове все же мелькнула мысль, что, если это произойдет, ее жизнь уже никогда не будет такой, как раньше.

Мысль была здравая, но время для здравых мыслей прошло. Энтони стоял перед ней, распаленный желанием. Глаза — голубые, как море. Лицо пылает от страсти. Сердце у Дианы забилось чаще.

Какой он красивый! Само совершенство. Широкие плечи. Крепкие мышцы. Золотистый загар. Кожа — как атлас, натянутый на стальную основу. Ей хотелось смотреть на него. Хотелось касаться его всего.

Энтони как будто прочел ее мысли. Одним движением он сбросил шорты и предстал перед ней обнаженный, великолепный и даже величественный в своем возбуждении.

Взгляды их встретились. Он улыбнулся и снова лег рядом с Дианой, нежно шепча ее имя. Она не отрываясь смотрела ему в лицо. В прекрасное, надменное лицо… и странные чувства переполняли ее, настолько сильные и глубокие, что Диана… расплакалась.

Энтони взял ее лицо в ладони.

— Что с тобой, моя маленькая? Почему ты плачешь?

Потому что я только что поняла, что обожаю тебя, подумала Диана, но вслух она этого не сказала, а лишь покачала головой и протянула к нему руки.

При виде этого сердце мужчины взорвалось нежностью. Он поцеловал ее в исступленном нетерпении, потом лег на нее, осторожно раздвинул ей бедра и начал входить — медленно, с наслаждением — в ее сокровенную жаркую глубину.

На его коже блестели бисеринки пота. Ему было трудно дышать. Он хотел делать все так, чтобы Диана успела получить не меньшее наслаждение, чем он.

Но он уже не мог ждать, он и так ждал слишком долго. Наконец завладеть ею, утонуть в ее теле и закружиться с ней вместе в темном сияющем вихре, среди россыпи звезд…

Энтони застонал и устремился в нее… и натолкнулся на препятствие. Диана была девственницей!

Тело его напряглось. Сердце, казалось, сейчас разорвется. Он был первым мужчиной, который познает сокровенные тайны ее женского естества. Он был первым, кто доведет ее до экстаза любви. Он был первым!

— Тони… — выдохнула она, — пожалуйста… пожалуйста…

Энтони впился губами в ее губы. Не отрываясь, не прерывая неистового поцелуя, он приподнял ее и прижал к себе. И на этот раз он вошел в нее, сокрушая все барьеры…

 

8

У французов есть поговорка, которую Диана узнала еще в детстве от мадемуазель Нуаре, своей учительницы французского языка.

Если тебе начинает казаться, что что‑то сильно изменилось, можешь быть уверен — все осталось как есть.

Но сейчас, когда Диана с Энтони стояли обнявшись и смотрели на алый закат над морем, ей вдруг пришла мысль: как было бы здорово, если бы мадемуазель вдруг оказалась здесь.

«Вы были не правы, — сказала бы ей Диана. — О, как вы были не правы!»

Что‑то меняется. И меняется порой очень резко. И так стремительно, что у тебя даже дух захватывает.

Еще неделю назад, раздумывая над ответами на извечный вопрос: «Кто я и что собой представляю?», Диана решила отважиться на путешествие в надежде, что смена обстановки поможет ей разобраться в себе и решить, что делать дальше. Понять, где ее место.

И теперь она поняла. Ее место — в объятиях Энтони.

Ее мир изменился.

Энтони еще крепче сжал ее в объятиях и прижался губами к ее виску.

— Чему ты смеешься?

— Мы сегодня весь остров изъездили вдоль и поперек, едва лошадей не загнали. С нами было только солнце, море и небо. Это прекрасно! У меня неплохая посадка, верно?

— Это точно. — Энтони улыбнулся. Его рука скользнула вниз по спине Дианы и легонько коснулась ее ягодиц, — у тебя изумительная посадка. Я не устаю ею восхищаться.

Диана рассмеялась и закинула руки ему на шею.

— Я говорю о технике верховой езды, мистер Родригес.

— А я, по‑твоему, о чем? Я тоже о технике.

Диана почувствовала, что краснеет, и уткнулась лицом ему в шею.

Энтони обнял ее за талию, и они неторопливо пошли через сад по гравиевой дорожке. Псы Фобос и Деймос синхронно зевнули, вскочили на ноги и умчались вперед.

— Моя экономка — счастливая женщина. И все это благодаря тебе.

Диана улыбнулась.

— Да уж, представляю. Ей, наверное, снились кошмары о том, как я крушу ее кухню.

Он вспомнил о том, что сказала ему Ева сегодня утром. Доброй женщине уже стало казаться, будто она никогда не увидит своего хозяина счастливым, но она, слава деве Марии, все‑таки дожила до этого радостного дня. В душе Энтони был с ней согласен. Но он еще не был готов признаться в этом Диане. Как и не был готов полностью отдать себя новому чувству. Пока он еще опасался довериться ей до конца.

— Да, — он чмокнул Диану в нос, — она меня очень благодарила за то, что я забрал тебя с кухни. Я сказал, что с моей стороны это была немалая жертва. Я тоже счастлив, дорогая. Благодарю тебя. — Он взял ее лицо в ладони и посмотрел ей в глаза.

— А ты мне скажешь что‑нибудь приятное?

Диана улыбнулась.

— Я в жизни не была так счастлива.

Энтони пристально посмотрел на нее.

— Что ты хочешь еще сказать, малышка?

Что я люблю тебя. Слова вертелись на кончике языка, но Диана не могла заставить себя произнести их вслух. Если б Энтони сказал это первым, если бы обнял ее, поцеловал и промолвил: «Диана, любимая, я тебя обожаю!»

В сумерках голубые глаза Энтони казались глубокими и бездонными, словно море.

— Скажи мне, о чем ты думаешь?

— А вот о чем: где‑то в Майами есть человек, который даже и не подозревает о том, что сделал хорошее дело, вырвав сумку у зазевавшейся недалекой туристки.

— Да, — сказал он, — не было бы счастья, да несчастье помогло.

Вчера, после того как они, изможденные, оторвались друг от друга, Энтони отвел ее в дом. Там, в тишине его спальни, на широкой и мягкой постели они снова занялись любовью, на этот раз — медленно и обстоятельно. Диана извивалась от наслаждения в его руках, умоляя его то прекратить, то продолжить эту сладкую пытку.

Вечером они ужинали при свечах в патио. Энтони был таким невозможно красивым и элегантным в смокинге, а Диана чувствовала себя просто по‑идиотски в его зеленом шелковом халате с закатанными рукавами. Но Энтони не уставал говорить ей о том, какая она красивая.

После ужина они танцевали в лунном свете. Вернее даже не танцевали, а стояли обнявшись, целовались и ласкали друг друга, и шептали всякие милые глупости, а потом Энтони подхватил Дану на руки и отнес к себе в комнату.

Ночь они провели как в тумане. Это были часы неги и ласки, пытливого узнавания и бурной страсти. А утром Диана проснулась в объятиях Энтони, и это было самое лучшее.

Сегодня они отправились на верховую прогулку по острову. Они проехали по морскому берегу до небольшой бухты с высокими деревьями, подступавшими едва ли не к самой воде.

— Ты не замерзла, дорогая? Иногда с моря дует холодный ветер.

— Нет, не замерзла. Я просто подумала… — она почувствовала что краснеет, — нет, ничего. Не важно.

— Это хорошая мысль была или плохая?

— Очень хорошая, но не выпытывай у меня какая. Если я тебе скажу, ты станешь просто несносным, зазнавшимся…

— Ах, я уже и несносный, зазнавшийся! И как только ты меня не обзывала последние дни?!

— Да, таким ты и был, — улыбнулась Дианна, — несносным, нахальным, невозможным и невыносимым… но если бы не это, ты бы, наверное, не затащил меня к себе в берлогу.

Энтони развернул Диану лицом к себе, откинул волосы с ее лба, провел пальцем по нежному изгибу ее ушка.

— Ты хочешь сказать, что я не затащил бы тебя сюда, не будь ты такой глупой, упрямой и невозможной в общении?

— Я? Невозможная в общении? — рассмеялась Диана, — это ты невозможный в общении, Тони.

— Лучше расскажи мне о себе.

Они развернулись и направились к дому.

— Ну у меня трое братьев — Питер, Адам и Джон. Когда они начинают совать свои носы в мои дела и учить меня жить, мне порой кажется, что у меня их не трое, а целая дюжина.

Энтони кивнул.

— Они просто заботятся о тебе. О твоем благополучии, — сказал он, — ты счастливая. У тебя есть семья. Люди, которые тебя любят. У меня вот нет никого.

Он сказал это просто и буднично, но Диана вдруг вся напряглась. Она резко остановилась и повернулась к нему.

— Говори дальше.

— У меня, конечно, были отец и мать. Но воспитали меня не они. Мой отец приехал на Кубу по делам. Я эту историю знаю лишь по рассказам бабки. Они с мамой встретились… Моя мама — креолка, бабка говорила, что она была настоящей красавицей. Скорее всего отец так и не знал, что мать забеременела. Она родила меня, а потом ушла из деревни. С тех пор ее больше никто не видел… Я тебе это рассказываю не для того, чтобы ты меня пожалела. — Его голос сделался холодным. — А лишь потому… потому, что ты спросила о моей семье.

Она ничего не понимала. Если у Энтони не было родителей, то кто же тогда его вырастил? Может быть, кто‑то из родственников? Или он рос в сиротском приюте? Хорошо еще, что она не рассказала ему о своих несчастьях. Начни она жаловаться на отца, который пытался все за нее решать, или на братьев, для которых она всю жизнь была счастливым ребенком, ангелочком, как бы мелко все это прозвучало по сравнению со страданиями Энтони — человека, лишенного в детстве любви и тепла, у которого не было никого, кто позаботился бы о нем.

Диане хотелось задать Энтони кучу вопросов, но, взглянув на его напряженное лицо, она поняла, что сейчас не время. Она легонько коснулась его руки, а когда он повернулся к ней, привстала на цыпочки и поцеловала его.

— Жалко, что я не знала тебя тогда, когда ты был маленьким.

Энтони долго смотрел на нее, а потом обнял ее так крепко, что ей стало трудно дышать.

— Пойдем в дом, дорогая, — прошептал он, — я хочу тебя. Прямо сейчас.

На пороге дома он привычно подхватил ее на руки и понес вверх по лестнице в свою спальню. Ногой он захлопнул за ними дверь, и вокруг них сомкнулась звездная ночь.

Энтони проснулся.

Была глубокая ночь — тот самый час темноты, когда над миром довлеет гнетущая тишина, такая же всеобъемлющая и глубокая, как и безмолвие души. Он поглядел на Диану, спящую у него в объятиях.

Осторожно, чтобы не разбудить ее, он наклонил голову и легонько коснулся губами ее губ. Она вздохнула и еще теснее прижалась к нему.

Он смотрел на нее с неизбывной нежностью, отдающейся болью в сердце. Еще ни одна женщина не позволяла себе обращаться с ним так, как обращалась она. И ни один мужчина, уж если на то пошло. Уже лет десять никто не смел перечить ему. Его слово было для всех закон. Он был Энтони Кабрера Родригес, а если кто‑то и подозревал правду, что он сам достиг всего, без чьей‑либо помощи, что его отец вряд ли догадывался о его существовании, ну так и неважно. Теперь он богат и влиятелен… никто не смеет идти ему наперекор.

Никто, кроме Дианы. И именно ей — ей одной за последнюю дюжину лет — он кое‑что рассказал о себе. В свои тридцать два года он знал, что любовь — это обман. Но Диана такая красивая. Трепетная. Возбуждающая. Звук ее голоса, запах ее кожи пробуждали в нем неутолимые желания. И она отдала ему свою девственность. Поистине великодушный дар.

Он был растроган. Он был счастлив. Но не настолько глуп, чтобы называть то, что он чувствовал к Диане, любовью. Он собрал всю свою волю в кулак. Нет, сказал он себе. Нет, это не любовь. Сейчас у них есть то, что есть, и пока оно длится, они насладятся этим сполна. Неделю. Месяц. А потом…

Диана что‑то пробормотала во сне, вздохнула и перевернулась на спину.

Желание, накатившее мощной волной, не удивило его. Его удивило другое — то, что последовало за ним. Пронзительная щемящая нежность. Он едва поборол в себе неодолимый порыв разбудить ее и обнять. Не для того, чтобы предаться страстной любви, а для того, чтобы просто увидеть, как она открывает глаза и улыбается ему.

Он поднялся с кровати и вышел на балкон. Теплый ночной ветерок нес запах моря. Здесь, стоя в одиночестве, Энтони вспоминал всю свою жизнь до встречи с Дианой.

Какой‑то случайный проезжий сжалился над ним и забрал его из родной деревни, где Энтони, после смерти бабушки, был вынужден жить на улицах, точно бездомная дворняжка. Привез мальчика на континент и определил в школу при миссии иезуитов. Там кормили три раза в день. Там была крыша над головой. И даже своя маленькая комнатушка. Энтони это казалось раем.

В семнадцать лет ему сообщили, что он получил право на стипендию в одном из американских университетов. Через неделю он был уже в Новом Орлеане.

Он не знал там никого, говорил на английском, выученном по учебникам, и на диалекте испанского, которого никто не понимал. Плюс к тому держался нагло и вызывающе и производил впечатление человека, готового броситься в драку по любому ничтожному поводу.

Один из профессоров университета, человек влиятельный и богатый, сжалился над ним. В приступе великодушия он взял Энтони под свое крыло и даже стал приглашать к себе в дом.

Конечно, он влюбился в дочку профессора, Хилари. Но когда сделал ей предложение, она только посмеялась в ответ. Он был посрамлен.

Уже на следующий день Энтони бросил учебу в университете и устроился на работу в порт учетчиком. Это был нелегкий труд, но он себя оправдал. Хозяин приметил его необычную внешность, оценил усердие и помог ему на первых порах подняться на ноги. Потом пошло… Его энергия и инициативность дали свои плоды. Он стал богатым.

Теперь любая почла бы за счастье выйти за него замуж, но Энтони лишь улыбался, брал то, что ему предлагали, и уходил к новым победам. И так продолжалось годами.

А потом, в один прекрасный вечер женщина с волосами цвета осенней листвы посмотрела на него. И во взгляде ее было то, что Энтони почти забыл. В отличие от остальных особ женского пола, ее вовсе не интересовали его положение и деньги. Он прочел это в ее серебристых глазах.

«Я знаю, кто ты на самом деле, — говорили эти глаза. — Я знаю, чего ты стоишь. И как бы ты ни старался, меня тебе не получить».

Но он получил ее. Он все‑таки овладел Дианой Сазерленд, а теперь… а теперь он не хочет, чтобы она исчезла из его жизни. Он не хочет ее терять… Как ему вообще пришло в голову, что все это может закончиться? Все, что угодно, но только не это!

Он быстро прошел через комнату, лег в постель и сжал Диану в объятиях. И тело его говорило ей о том, в чем он не решался признаться даже себе.

А потом, когда солнце уже поднялось из‑за моря, а Диана еще спала у него на руках, Энтони понял, что пора прекратить притворяться.

Он, человек, насмехавшийся над любовью, влюбился.

И эта мысль ужаснула его.

 

9

Диана проснулась в объятиях Энтони. Ей было хорошо и спокойно.

Она была счастлива как никогда.

Почему? Ответа не требовалось. Она просто знала это, как знала, что любит Энтони.

Улыбнувшись, она перевернулась на бок и стала смотреть на спящего мужчину. Сейчас он выглядел очень юным. Завиток мягких черных волос, упавший на лоб. Густые черные ресницы. И губы, такие красивые, такие суровые днем… сейчас они были мягки и расслаблены.

Осторожно, чтобы не разбудить его, она коснулась губами его губ. Он тихонько вздохнул. Его рука шевельнулась, приподнялась и погладила Диану по волосам. Но он не проснулся.

— Я люблю тебя, — прошептала Диана.

Она отправилась в круиз, чтобы найти себя. И она нашла то, что искала. Поняла, что она женщина со всеми женскими страстями, желаниями и надеждами. Теперь Диана знала, что ей нужно для того, чтобы обрести наконец целостность.

Ей нужен Энтони. И его любовь.

Неужели прошло только три дня? Ей казалось, что она прожила здесь, на острове Амальтея, всю жизнь. Но в действительности — только три дня.

И пора возвращаться из сказки в реальность. Пусть даже на время.

Ей нужно поехать в Майами, связаться с властями. И с туристической компанией тоже. А то там, наверное, решили, что Диана упала за борт!

А еще надо срочно позвонить банкиру. Ей нужны деньги.

Она уезжала из Нового Орлеана капризным ребенком, желающим доказать всем и вся, что она тоже чего‑то стоит. Вот почему она никому не сказала о том, что решила уехать. Вот почему не хотела звонить домой и просить о помощи.

Какой же она была дурой! Теперь она взрослая женщина. Теперь она будет сама принимать решения. И отвечать за них тоже будет сама. И она никому не позволит учить ее жить. Будь то банкир, адвокат или нежно любимые старшие братья.

И даже Энтони.

Мысль пришла словно из ниоткуда. Диана на пару секунд замерла, пораженная. Ее как будто парализовало. Но тут же она одернула себя.

Теперь она знала Энтони. Он вовсе не был деспотичным тираном, за которого она приняла его поначалу. Просто их отношения начинались не самым лучшим образом.

Но теперь все изменилось. Диана снова взглянула на Энтони, и ее лицо озарилось улыбкой. О да. Все изменилось…

В голове, точно призрачный шепот, прозвучал голос мадемуазель Нуаре: «Если тебе начинает казаться, что что‑то сильно изменилось, можешь быть уверен — все осталось как было».

Диана невольно поежилась. Она резко отбросила простыню, встала с кровати и пошла в ванную. Встала под душ, открыла краны на полную мощность и подставила лицо под струи воды.

Энтони ни капельки не похож на ее отца. Он вовсе не самовлюбленный эгоист. Она его любит. И он тоже любит ее. Хотя и не сказал ей об этом. И если бы и сказал, что бы это доказало? Отец тоже любил ее… и во имя любви подавлял ее.

Она еще долго стояла в душе, мучительно пытаясь решить, сможет ли она и дальше быть с этим мужчиной, который не дал ей понять, что он сам хочет того же.

Диана поспешно оделась. Ей не хотелось, чтобы Энтони проснулся, обнял ее, стал целовать и тем самым смутил бы ее еще больше. Она и так терзалась сомнениями. Ей надо было побыть одной, спокойно все обдумать. Она быстро спустилась по лестнице и направилась на кухню. Сварила себе кофе и с кружкой в руке пошла в сад.

— Диана!

Энтони сел на постели. Сердце его бешено колотилось в груди. Ему что‑то приснилось… но не помнил, что именно. Только в этом сне он опять был один — Диана исчезла.

Допустим, она захочет уехать. И что он ей скажет? Как бы ему ни хотелось ее удержать, он не имеет на это права. Он привез ее сюда как пленницу, а теперь сам стал пленником. Она захватила в плен его сердце.

Нет, она не уедет отсюда. Во всяком случае — не сразу. Она же сказала ему, что счастлива здесь. Зачем человеку бежать от счастья?

Время есть. Много времени. Он обязательно скажет ей о своих чувствах. Не завтра и не на следующей неделе. Но когда‑нибудь обязательно скажет… да она поймет это сама. По тому, как он любит ее в постели. По тому, как он нежно и трепетно к ней относится. Свою любовь он докажет делом. И начать надо прямо с сегодняшнего утра. Надо договориться, чтобы ей выдали новый паспорт. Он отвезет ее в Майами, они пройдутся по магазинам. Энтони улыбнулся, подумав о том, какой она выглядит привлекательной и сексуальной в его старых шортах и футболке. Но ей нужна и своя одежда, и он купит ей все, что она захочет.

А потом, когда придет время, он скажет ей. Он скажет: «Я люблю тебя, дорогая», — и все будет хорошо.

Тихонько насвистывая себе под нос, Энтони встал под душ.

Диана стояла за оградой сада, прихлебывая горячий кофе, и наблюдала за тем, как арабские кони Энтони резвятся на зеленом лугу.

Встать пораньше и спуститься сюда одной, чтобы спокойно подумать, — это была неплохая мысль.

Какой смысл заранее переживать? Она попросит Энтони отвезти ее в Майами, она сделает первый самостоятельный шаг к тому, чтобы привести в порядок свою бестолковую жизнь, а потом…

Крепкие сильные руки обняли ее сзади.

— Вот ты где, — проговорил Энтони ласково и все‑таки чуточку недовольно.

Он повернул Диану к себе и поцеловал в губы.

— Я тебя обыскался, дорогая. Почему ты мне не сказала, что идешь посмотреть на лошадей?

— Зачем?

Потому что я даже не знаю, что будет со мной, если ты меня бросишь. Эта мысль вихрем пронеслась в голове Энтони, и он нахмурился.

— Я беспокоился.

— А почему? Здесь со мной ничего не случится.

Она, конечно, права. Энтони беспокоился вовсе не из‑за того, что с ней может что‑то случиться. Здесь она в безопасности. Он беспокоился из‑за другого. Из‑за того, что он любит ее и боится потерять. Но как сказать ей об этом?

— Да, это верно, — натянуто проговорил он, — но это мой остров, здесь я отвечаю за все и за всех.

Улыбка Дианы погасла.

— Ясно, — она высвободилась из его объятий и опять повернулась в сторону выгула, — в следующий раз, когда я захочу погулять, я попрошу у тебя письменное разрешение.

Энтони поморщился. Как глупо все получилось, подумал он. Затем ласково обнял Диану за плечи и сказал как можно мягче:

— Дорогая, прости меня. Просто, когда я проснулся и тебя не оказалось рядом, мне стало так холодно и одиноко.

Его слова тронули сердце Дианы. Она вздохнула, повернулась к нему и положила руку ему на грудь.

— Давай начнем все сначала, — сказала она, — Доброе утро, Тони.

Энтони улыбнулся.

— Доброе утро, милая. У меня есть план.

— План? — Она рассмеялась и прильнула к нему, — звучит очень серьезно.

— Может быть, это не очень серьезно, но очень нужно. Хотя мне ужасно нравится сложившееся положение вещей, что ты сейчас полностью в моей власти и я держу тебя здесь, при себе, без документов и без приличной одежды, я подумал, что это, наверное, нехорошо. Я собираюсь свозить тебя в Майами, чтобы тебе сделали новый паспорт. И одеждой разжиться. И я очень надеюсь, что когда ты все это получишь, ты все же решишь остаться со мной.

Надолго ли? — подумала Диана, но согласно кивнула:

— Ты же знаешь, что да.

Сердце Энтони запело от радости. Слова рвались наружу, но он пока не решался произносить их вслух. Да и к чему торопить события? Время есть. Много времени.

— Стало быть, решено, да?

— Да. Знаешь, это так здорово, что ты сам предложил съездить в Майами. Я как раз собиралась тебя попросить отвезти меня туда. Я имею в виду, я тут подумала и поняла, что мне надо сделать кое‑какие дела… столько всего…

— Тебе ни о чем волноваться не нужно. Я уже обо всем подумал.

Она рассмеялась.

— Заявление весомое, а главное, скромное! Что ты имеешь в виду: ты обо всем подумал?

— Ну, как я уже говорил, что хотя ты ужасно мне нравишься в этих шортах и в этой футболке, я понимаю, что ты предпочла бы одеться во что‑то свое.

— Да еще как предпочла бы. Я собираюсь позвонить к себе в банк…

— В этом нет необходимости. Мы пойдем по магазинам, ты себе выберешь, что понравится, и все будет записано на мой счет.

— Спасибо, Энтони, это действительно очень щедро, но я не могу, чтобы ты за меня платил.

— Ерунда. Как я сказал, так и будет! И нечего здесь обсуждать!

— Ты не прав, — Диана уже едва сдерживала досаду, — мне кажется, нам есть что обсудить. Я очень тебе благодарна. Я ценю то, что ты делаешь для меня, но…

— Малышка, если ты хочешь, мы можем поговорить в самолете. Мне сказали, что все твои бумаги будут готовы к полудню, так что…

— Ты хочешь сказать, что уже связался с властями?

— Конечно.

— Да, но ведь это я потеряла паспорт. Я, а не ты.

— А я позабочусь о том, чтобы его заменили, — он улыбнулся, прижимая ее к себе, — Видишь, милая? Тебе даже пальчиком шевелить не нужно. Я все сделаю сам.

— Надо было сначала спросить у меня, Энтони.

— О чем надо было спросить? Все равно этим пришлось бы заняться, да?

— Речь сейчас не о том. Я вполне в состоянии…

— Моя дорогая, разве это настолько ужасно, что я хочу позаботиться о тебе?

Она внимательно на него посмотрела, а потом тяжело вздохнула.

— Нет, конечно же нет. Но… — Диана запнулась, пытаясь найти правильные слова, чтобы выразить свою мысль, — дело в том, что обо мне всегда кто‑то заботился, Тони. Я имею в виду, что все домашние, папа и братья, только и делали, что пытались меня…

— …Оградить, защитить… Да. Ты уже говорила, — Энтони улыбнулся, — мне очень приятно знать, что ты всю жизнь была окружена такой любовью.

Диана умолкла и уставилась на Энтони. Какая же это любовь, когда кто‑то думает за тебя, когда тебя ограждают от настоящей, реальной действительности и твоя жизнь превращается в продолжение жизни кого‑то другого, того, кто тебя якобы любит?

Но как сказать об этом Энтони, у которого не было никого, кто позаботился бы о нем, никого, кто любил бы его? Как сказать об этом человеку, который вкусил этой самой реальности, наверное, даже с избытком? Это будет похоже на то, как если б ты принялся объяснять человеку, у которого в жизни не было пары туфель, что новые туфли могут натереть мозоль.

— Тони, — сказала она, — пожалуйста, попытайся понять. Я очень ценю твою обо мне заботу. Но мы с тобой…

Энтони заглянул ей в глаза, и все в душе у него перевернулось. Он хотел подождать с объяснением в любви. Как вообще он додумался до такого? Молчать больше не было сил. Сейчас он скажет ей все. От одной только мысли об этом у него в груди заполыхал пожар. Сейчас она узнает, что он любит ее. Обожает. Сейчас он сделает ей предложение. Она улыбнется и скажет «да». И он будет счастлив. Безумно счастлив.

Энтони сделал глубокий вдох.

— Ди, я хочу с тобой поговорить.

У Дианы екнуло сердце.

— О чем? — она смотрела ему в глаза вопрошающим взглядом, — о нас?

Господи, что с ним такое? Он как будто забыл все слова. Но слова были уже не нужны. Она любит его. Теперь он это знал.

— Мы с тобой знаем друг друга всего лишь несколько дней, и мы росли в совершенно разных условиях. И жизни у нас складывались по‑разному…

Диана положила руки ему на грудь и почувствовала, как у нее под ладонью колотится его сердце.

— Да, все правильно. Именно это я и пытаюсь тебе сказать. Все так сложно, Тони, но… но я хочу, чтобы ты понял. Видишь ли, мои братья намного старше меня. Вот почему они всегда относились ко мне покровительственно, всегда стремились меня защитить. От всего.

— Конечно. Я все понимаю. Любой мужчина стремился бы тебя защитить.

— А папа… как это объяснить? Он возлагал на меня надежды. Он распланировал всю мою жизнь. Заранее решил, что я буду делать то‑то и то‑то, общаться только с определенными людьми…

— Да, так и должно было быть.

— Мне приходилось жить по его установкам, Тони. У меня просто не было выбора, — Диана покачала головой, — таковы были… как это лучше выразить? Семейные условия. Понимаешь? Набор неписаных правил, которые вбивают в тебя с самого детства. И ты знаешь, что тебе придется подчиняться им всю свою жизнь.

— Я все понимаю, Ди. — Энтони улыбнулся одними губами. Глаза его не улыбались. — Да, ты пользовалась определенными привилегиями, у меня ничего этого не было. Но это не значит, что я отрицаю все установки и правила.

— В этом‑то все и дело. Ты, похоже, решил, что мне очень хочется поменять одни правила на другие.

Энтони привычно сложил руки на груди.

— У нас у каждого есть свои принципы, свои взгляды на жизнь. Мои взгляды не так уж сильно отличаются от твоих. Я думал, ты их примешь.

Черт возьми, ну почему он такой нетерпимый? — подумала Диана. Буквально у нее на глазах он опять превращался в того холодного непреклонного тирана, каким он был до того, как они стали любовниками. Она пыталась ему объяснить… она хотела, чтобы он понял, что она никогда больше не станет плясать под чужую дудку. А он с прежней самонадеянностью уверяет, что она еще как запляшет, если играть на этой дудке будет он!

— Энтони, — проговорила Диана, стараясь сдерживаться. — Попробуй посмотреть на это с моей точки зрения. Я выросла в огромном доме…

— Да. — Он холодно улыбнулся. — Все это вовсе не трудно представить, Диана. Такой большой дом. Набитый всеми положенными атрибутами богатства и власти.

— Вот именно.

Диана указала рукой на дом Энтони, такой красивый и теплый.

— Совсем не похожий на твой дом, Тони. Совсем не похожий.

К щекам Энтони прилила кровь.

— Я не такой глупый, Ди. Картина вполне ясна. Ты росла как принцесса в высоком замке.

Диана рассмеялась.

— Можно сказать и так.

Сердце Энтони как будто покрылось льдом. Ему хотелось протянуть руку, сжать Диану в объятиях и целовать ее до тех пор, пока она не вспомнит, что все, о чем она сейчас говорит, — пустяк по сравнению с тем, что они чувствуют по отношению друг к другу.

Но сложность заключалась в том, что он не знал, что она чувствует по отношению к нему. Он только строил предположения и делал выводы на основе этих предположений…

Однажды он уже совершил такую ошибку.

Энтони резко развернулся, прошел пару шагов, потом обернулся к Диане.

— Вчера это все не имело значения, — проговорил он с расстановкой, глядя ей прямо в глаза.

Диана вздохнула.

— Имело. И именно поэтому я не решалась… не знала, как отнестись к нашим с тобой отношениям.

Именно поэтому я и боялась признаться себе, что влюбляюсь в тебя. Мысль пришла как‑то вдруг, ясная и пронзительная. Но сейчас было не время говорить о любви… сейчас, когда Энтони стоял перед ней такой суровый и неприступный. Когда ей самой было так сложно во всем разобраться, хотя Диана уже поняла для себя одно: если она позволит ему контролировать свою жизнь, она уже никогда‑никогда не сможет быть собой.

— Наверное… наверное, было бы лучше, если бы мы узнали друг друга поближе до того, как я приехала к тебе на остров, Тони, но…

— Но ты оказалась здесь не по своей воле. — Энтони дернул щекой. — Я притащил тебя силой.

— Да. И я не думала… не ожидала…

— Что все это закончится так и ты окажешься у меня в постели?

Диана поморщилась. Она имела в виду другое. Она не ожидала, что влюбится. Слова Энтони, такие грубые и бессердечные, перевернули все.

— Да, — выпалила Диана, залившись краской.

— Да, — повторил за ней Энтони, — именно так все и было. Сюда я притащил тебя силой. Я повернул все так, что у тебя просто не было выбора.

Он шагнул к ней. Глаза его потемнели.

— Но я тебя не принуждал заниматься со мной любовью.

— А я этого и не говорила! Я просто пытаюсь тебе объяснить, почему… — она тихонько вздохнула, — я не знаю, как сделать так, чтобы ты понял, Тони.

— А ты давай сразу по существу, — холодно проговорил он, — может, чего и получится.

— По существу… — Диана нервно сплетала и расплетала пальцы, — мы с тобой разное ждем от жизни. Я поняла это сразу, как только ты мне рассказал о себе, о своем детстве. Мне надо было тогда уже заговорить об этом, но я побоялась тебя задеть…

Она говорила что‑то еще, пытливо глядя ему в глаза, но Энтони уже не слушал. Да и зачем было слушать, когда он знал наперед все, что она собиралась ему сказать? У них ничего не получится. Он ей не пара. Она слишком хороша для него. Конечно, она скажет все это мягче, чем Хилари, не так прямолинейно и грубо, но суть от этого не изменится. Несмотря на его богатство, несмотря на его чувство к ней, она остается принцессой, а он — грубым мужиком непонятного происхождения. Для страстных объятий под покровом ночи он, может быть, и хорош, но что касается остального… Какие вообще могут быть вопросы?

Энтони охватила безумная ярость.

Нет, он не любит ее. Просто опять на него нашла глупая блажь. Как это было тогда, с Хилари.

— Хватит, — выдохнул он, перебив Диану на полуслове.

Она удивленно уставилась на него. Его лицо превратилось в бесстрастную маску. Оно было таким Напряженным, что кожа, казалось, сейчас лопнет.

— Тони, пожалуйста. Выслушай меня.

— Мне надоело все это выслушивать. И мне стало скучно.

Диана вспыхнула.

— Скучно? Тебе стало скучно, когда я пыталась объяснить, как нам быть дальше?

Он усмехнулся.

— Я знаю, что ты хотела мне предложить, Диана. Пусть все идет, как идет. Мы так и будем друг с другом спать…

Диана покраснела еще больше.

— Ну да. У нас будет время узнать друг друга и…

Энтони расхохотался.

— О, милочка, я и так уже знаю тебя прекрасно. Я знаю, как сделать так, чтобы ты кричала и стонала от восторга. Знаю, что надо сделать, чтобы ты распалилась и сама притянула меня к себе, задыхаясь от нетерпения. Что мне еще надо знать?

Диана стояла перед ним, как оплеванная. Как он может сводить все к постели? Как вообще можно быть таким черствым? Неужели он всегда становится таким, когда что‑то выходит не так, как он хочет?

Энтони увидел, какое у Дианы сделалось лицо. Он задел ее за живое. Почему же он не чувствует удовлетворения? Почему его сердце щемит от боли?

— Ди…

— Не надо. — Она вся сжалась и обхватила себя руками. — Я… я хочу уехать отсюда, Энтони.

— Ди, то, что я сейчас наговорил…

— Мне наплевать, что ты мне наговорил. Я хочу в Майами, а потом в Новый Орлеан, домой. Сегодня.

— Я не мальчик, которому можно приказывать.

— Нет. — Голос у Дианы дрожал. — Ты не мальчик, Энтони Родригес. Ты бездушный, несдержанный, злой…

Она вскрикнула, когда Энтони с силой сжал ее плечи.

— Попридержи язык.

— Что хочу говорить, то и буду.

— Не будешь!

— Послушай, Энтони, ты, может быть, и привык всеми командовать, но я твоим приказаниям подчиняться не буду!

— Еще как будешь, моя хорошая.

Это нежное обращение прозвучало теперь едва ли не как оскорбление.

— На этом острове ты у меня в служанках. Ты еще не забыла? Или, может быть, ты решила, что твои упражнения в постели освобождают тебя от твоих обязанностей? За тобой, если я не ошибаюсь, должок.

Диана почувствовала, что сейчас упадет. Как ей вообще пришло в голову, что она любит этого человека? Ни одна женщина в мире, если в ней есть хоть капля самоуважения, не сможет любить Энтони Кабреру Родригеса.

— Спасибо, что ты мне напомнил о моем положении здесь. — Ее голос срывался на каждом слове. — И ты прав, Энтони. Я еще не расплатилась с тобой. Но если в тебе есть хоть капля порядочности… в этом куске льда, которое ты называешь сердцем… ты дашь мне уехать. Сегодня. Сейчас.

Он натянуто кивнул.

— С большим удовольствием. Я тебе вызову воздушное такси.

Он развернулся и пошел прочь. Ближе к вечеру Диана была уже в аэропорту Майами с новым паспортом. Она улетела домой в тот же день.

 

10

Такой холодной зимы в Новом Орлеане не было уже много лет. Но Диане было не до капризов погоды, она занималась своими делами. Диана вернулась домой, преисполненная кипучей энергии. Записалась на университетские семинары по подготовке менеджеров. Приняла предложение возглавить группу по организации художественной выставки, которая обещала стать гвоздем сезона.

В ноябре ей позвонил Джон и сообщил, что женился.

— Мы приедем к тебе погостить. Тебе понравится Клод, сестренка, — сказал он. Диана была очень рада за брата, хотя по каким‑то непонятным причинам известие о его женитьбе отозвалось легким уколом в сердце.

Еще через пару недель позвонил Адам.

— Ты не поверишь, — кричал он в трубку счастливым голосом, — но я женился! Лорен — чудесная, очаровательная. Мы приедем к тебе погостить. Я уверен, Лорен тебе понравится.

Диана ответила, что, конечно, понравится. И в сердце снова легонько кольнуло.

Питер не звонил. Он мотался Бог знает где, искал свою нефть. Но после всего, что он сказал ей в свой последний приезд, Диана сделала вывод, что и Питер тоже влюбился.

Влюбились все Сазерленды, кроме Дианы.

Ее чувство к Энтони не имело ничего общего с любовью.

Это была чистая страсть. Половое влечение. Тогда она еще этого не понимала. Она вообразила себе высокое чувство, воспарила в мечтах о сердечках, цветочках и долгой безоблачной жизни с любимым «до конца дней своих». Теперь Диана благодарила свою счастливую звезду, которая не дала ей погрязнуть в придуманном, ненастоящем мире.

Теперь Диана жила как хотела. Сама то себе. И если, случалось, просыпалась по ночам со слезами на щеках и комком в горле, это не значило ничего. Может быть, у нее начиналась простуда. Или ей надо было придумать, чем бы заняться еще.

Когда дни стали короче, а непогода не прекращалась, особняк сделался еще мрачнее, и Диане стало уже невмоготу.

Однажды тоскливым вечером, когда за окном завывал ветер, она сказала Энн, экономке:

— Я ненавижу этот дом. И тут она вдруг поняла, что ей следует предпринять.

Все было так просто. Даже странно, что она не додумалась до этого раньше.

Продавать особняк она не собиралась. Несмотря ни на что, это все‑таки ее дом. И Диана любила эти места: парк, луга, озеро. А если ей не нравится особняк, значит, надо кое‑что здесь изменить.

На следующее утро Диана позвонила своему банкиру, чтобы уточнить, какой денежной суммой она располагает. Ответ ее ошеломил. На счету у нее было достаточно денег, чтобы снести особняк до основания и десять раз выстроить новый.

Но Диана и не собиралась прибегать к таким радикальным мерам. Ей нужны были лишь архитектор, подрядчик, которые возьмутся за переустройство дома.

В тот же день, ближе к вечеру, когда Диана возвращалась с конюшен в дом, поднялась очередная буря, и ей приходилось идти согнувшись в три погибели, — она наткнулась в темноте на какого‑то широкоплечего мужчину.

Сердце ее бешено заколотилось.

— Энтони? — прошептала она дрожащим голосом.

— Добрый день, мисс Сазерленд.

Диана мысленно обругала себя идиоткой. Это был ее адвокат, Дэниел Шелли. А за спиной у него стоял Роберт Николсон, ее банкир.

— Мистер Шелли. Мистер Николсон. Какой приятный сюрприз! Прошу вас в дом.

Минут пять прошло в обменах светскими любезностями, после чего Шелли перешел прямо к делу.

— Диана, мисс Сазерленд… в качестве лиц, представляющих интересы вашего отца, мы настоятельно вам советуем не разрушать его дом и не распродавать его имущество!

— Это уже не его дом, — холодно проговорила Диана. — И не его имущество. Теперь это все мое. И если вы этого не понимаете и не желаете представлять мои интересы, я найду себе другого адвоката и другой банк.

Вскинув голову, она направилась к двери в библиотеку.

— До свидания, джентльмены. Надеюсь, вы сами найдете выход.

Когда через пару часов зазвонил телефон, Диана вовсе не удивилась. Это был звонок от Адама. Чего и следовало ожидать. Брат начал издалека, пару минут поболтал о том о сем, а потом перешел к делу. Это правда, что Диана хочет снести особняк, распродать все, что есть в доме, и отдать все свои деньги в какой‑то фонд?

Диана вздохнула.

— Я вовсе не собираюсь сносить особняк. Я просто хочу кое‑что здесь изменить. Распродаю я не все. Если тебе или братьям что‑то нужно — приезжайте, пожалуйста, и забирайте. Вы меня только обяжете. Все деньги я не отдаю. Но на средства, вырученные с аукциона, собираюсь учредить благотворительный фонд. Образовательный фонд в пользу неимущих детей коренного населения Америки.

— Ты уверена, что это именно то, что тебе нужно?

— Абсолютно уверена.

Тут ее брат собрался было разубедить ее, но Диана решительно оборвала его.

— Послушай, скоро Рождество. Почему бы нам всем не повидаться в праздники. Я знаю, как вы с Джоном заняты, но я очень хочу познакомиться с вашими женами. А еще мы сможем спокойно поговорить, и я отвечу на все ваши вопросы.

— Хорошо, — бодро ответил Адам. — И тогда мы решим, что делать.

— Нет. — Диана произнесла это мягко, но непреклонно. — Нет, Адам, мы ничего не будем решать. Я уже все решила. Но мне очень хочется, чтобы вы постарались меня понять.

Диана повесила трубку.

Адам тут же связался с Джоном.

— С ней что‑то не так, — сказал Джон, выслушав брата.

Адам согласился.

— Она какая‑то растерянная. Скучает, наверное, по отцу. Чего и следовало ожидать. Она очень любила старика. Слушай, у меня где‑то записан телефон Питера. Я ему позвоню.

— Хорошо. Давайте все встретимся в Новом Орлеане на будущей неделе. Черт возьми, мы не дадим нашей любимой сестренке пустить свою жизнь под откос.

Джон с Клод и Адам с Лорен прилетели в Новый Орлеан в один день. В этом не было ничего странного. Странно было другое: в аэропорту их встречала Диана, а не старый шофер Сазерлендов.

После бурных объятий и радостных поцелуев Адам огляделся по сторонам.

— А где наш шофер?

Диана смущенно улыбнулась.

— Он вышел на пенсию. А я разве вам не говорила?

— Нет. И кто теперь на его месте?

— Никто.

— Ладно, — сказал Джон. — Ничего страшного. Пока мы здесь, мы наймем нового шофера. Кстати, а кто же тогда подогнал лимузин?

— Нет, — отрезала Диана, — шофера вы нанимать не будете. А лимузин подогнала я.

Джон с Адамом в ужасе уставились друг на друга.

— Эй, Адам. — Лорен взяла мужа под руку. — Диана уже не ребенок.

— Конечно нет, — примирительным тоном проговорил Джон. — Просто вы, девочки, даже не знаете, что это такое — ездить по скоростным магистралям.

— Диана здесь выросла, — заметила Клод, беря мужа за руку. — Как и вы, ребята. А что касается «нас, девочек»… Лично я не заметила здесь ни одной девочки. Я вижу трех вполне взрослых и самостоятельных женщин.

Диана рассмеялась. Она уже обожала своих невесток.

Адам с Джоном только переглянулись. Кажется, им пришла в голову одна и та же мысль: может быть, они оба сглупили, взяв жен с собой.

Питер с Кристиной прилетели на следующий день, всклокоченные и изможденные после казавшегося бесконечным перелета из Европы.

Представляя жену, Питер объявил, расплываясь в улыбке:

— Я единственный из всех мужчин, кто может ее выносить, я так сильно ее люблю, что ей меня просто жалко.

Все рассмеялись. И Диана тоже. Но смех застрял комом в горле. Она тоже однажды влюбилась вот так — очень сильно. Так сильно, что все остальное уже не имело значения.

Нет. Это неверно. Кое‑что все же имело значение. Ее самоуважение. И потом, она не любила Энтони. Ей просто казалось, что она любит. На глаза неожиданно навернулись слезы. Диана достала из кармана платок и прижала его к глазам.

— Диана несчастлива, — сказала Клод Джону попозже вечером, когда они остались одни.

— Кажется, у нее депрессия, — заметила Лорен Адаму.

— Она ужасно тоскует, — шепнула Кристина Питеру. — Ей плохо, и я готова поспорить, что здесь замешан какой‑то мужчина.

На следующее утро, после того, как они всем семейством собрались в библиотеке, чтобы достать из-под елки подарки, Клод, Лорен и Кристина тихонечко улетучились. Питер, Адам и Джон уселись напротив Дианы, ожидая, что она скажет.

— Ну хорошо. Короче говоря, — объявила Диана, — я ненавижу этот дом.

Братья посмотрели на нее как на умалишенную. Словно она сообщила им, что собирается убежать вместе с бродячим цирком.

— Ненавидишь? — Адам тряхнул головой. — Какая глупость. Ты же любишь его!

— Я его ненавижу, — сказала Диана, стараясь не выходить из себя. — И всегда ненавидела. Конечно, я не говорила! Сначала я здесь застряла, потому что папа был болен. А потом, когда папа умер, я поняла, как вы, ребята, себе представляете мою жизнь. Такая идиллическая картина: ваша младшая сестренка сидит, лапочка, у домашнего очага и умиленно виляет обрубком хвоста, точно кокер‑спаниэль. Я не малышка. Помните, папа меня называл своим ангелом? Так вот, никакой я не ангел. Просто я притворялась миленькой сладенькой девочкой, чтобы дома все было нормально. Теперь отца нет. Я любила его несмотря ни на что. Я знала, какой он, но все равно любила. Но теперь, кажется, больше нет необходимости притворяться?

Диана подбоченилась и вызывающе вскинула подбородок.

— Я не хочу продавать особняк. В конце концов, каждой семье нужно какое‑то место, которое для всех будет домом. Даже если вы здесь не живете, в мыслях вы все равно обращаетесь к этому месту как к дому. Но я собираюсь кое‑что здесь изменить, чтобы в этом ужасном холодном месте поселилось немножечко света, тепла и радости. И если вы, парни, не можете это понять, то и черт с вами!

Воцарилась неуютная тишина. А потом братья заулыбались.

— Будь я проклят! — нарушил молчание Питер.

И уже через секунду все четверо Сазерлендов обнимались посреди комнаты.

— Однако, — вдруг сказал Питер бодрым тоном, — тебе придется сейчас разрешить спор между мной и моей обожаемой супругой.

— А что случилось?

Питер улыбнулся с таким видом, будто то, что он собирался сейчас сказать, было настолько нелепо, что он даже не знал, какие подобрать слова.

— Ну… в общем, Кристина вбила себе в голову, что ты втюрилась в какого‑то парня, но что‑то у вас там не сладилось, и теперь твое сердце разбито.

Диана возмущенно фыркнула.

— Ни в кого я не втюрилась. А если… если бы я и влюбилась в кого‑то, я бы точно не позволила разбить мне сердце!

Питер кивнул.

— То же самое я и сказал Кристине. Сказал, что моя сестра себя в обиду не даст.

Диана обвела взглядом улыбающиеся лица братьев. Как хорошо, что они все здесь. Питер, Адам и Джон. Но никто — даже ее замечательные братья — не заполнит той пустоты, которая воцарилась у нее в душе после того, как она потеряла Энтони.

На глаза опять навернулись слезы. Диана поспешила отвернуться, но было уже поздно. Слезы уже потекли по щекам.

Братья озадаченно переглянулись. Они разом шагнули к Диане, но решили, что лучше сейчас к ней не лезть.

Наконец Диана немножечко успокоилась и повернулась к ним. Адам протянул ей носовой платок. Она вытерла глаза, высморкалась, присела на краешек дивана и улыбнулась Питеру вымученной улыбкой, такой тоскливой, что у него защемило сердце.

— Кристина права, — тихо проговорила Диана. — Я действительно влюбилась. Но у нас ничего не вышло. Я не буду вдаваться в подробности. История такова: я влюбилась в человека, котор… которому была безразлична.

Лицо у Адама потемнело.

— Что ты имеешь в виду, говоря «которому была безразлична»?

— Я не хочу обсуждать это. Я очень ценю вашу обо мне заботу, но это — моя жизнь. Я сама ее разворотила, но я сделаю все, чтобы это преодолеть.

— Да, черт возьми. — Голос Питера сделался суровым. — Только по твоему виду не скажешь, что ты это успешно преодолеваешь. Так вот почему ты такая худая и бледная.

— И вовсе я не худая. Просто в последнее время у меня много дел. Я посещаю вечерние курсы, согласилась принять участие в организации художественной лотереи…

— Этот тип что‑нибудь сделал с тобой? — оборвал сестру Адам.

Диана покраснела, и он тихо выругался себе под нос.

— Черт возьми, кто он, Ди? Я его на куски раздеру, мерзавца!

— Я с ним спала, — спокойно проговорила Диана, а когда Адам хотел что‑то сказать, остановила его непреклонным взглядом. — Но он меня не соблазнял. Я сама этого захотела. Потому что полюбила его. Или думала, что люблю.

О Боже! Она опять разревелась. Джон и Питер беспомощно переглянулись.

— Я люблю вас, ребята. И вам незачем за меня переживать. Все со мной будет в порядке.

— Ага, — сказал Питер.

— Это точно, — согласился Джон.

— Никто даже не сомневался, — добавил Адам.

И все четверо знали, что это ложь.

Появились первые признаки весны. Показались крокусы. Вместо холодного ветра теперь дул легкий бриз, в котором уже чувствовалось тепло и едва уловимые запахи свежей зелени.

У Адама были хорошие новости для братьев: на «Сазерленд моторс» нашелся покупатель. Сообщив об этом Джону, он связался с Питером.

— Сколько он предлагает? — полюбопытствовал Питер. — Когда я в последний раз проверял балансовые отчеты, положение было не менее удручающим, чем в тот знаменательный день, когда мы стали владельцами этой компании. С «Трансметаллом» мы вроде бы разобрались, с нефтяным бизнесом тоже, но во всем остальном дела идут хуже некуда.

— Вообще‑то, он еще не назвал цену. У нас есть покупатель, но вопрос о цене остается пока открытым. — Адам покосился на высокого широкоплечего человека, который стоял у окна его офиса и смотрел на улицу. — Говорит, что сообщит цену, когда мы соберемся все трое. Причем хочет, чтобы все присутствовали лично. Я предлагаю встретиться в Новом Орлеане, в следующую пятницу, в десять утра. В главном офисе компании. А заодно повидаемся с Дианой. Я ей звоню постоянно, мы много болтаем, она вроде бы держится молодцом, но я не уверен, что у нее все в порядке. Слишком уж бодрый у нее голос. Бывает, идет человек по кладбищу и насвистывает, чтоб отогнать страхи. Черт возьми, у меня руки чешутся набить ему морду, этому сукину сыну, который ее так обидел!

Питер полностью с ним согласился. Попрощавшись, они повесили трубки.

Адам поднялся из‑за стола и подошел к человеку у окна.

— Все в порядке, — сказал он любезным тоном и протянул руку для рукопожатия. — Я договорился. Мы все будем в Новом Орлеане в следующую пятницу. Уверен, что вы останетесь довольны, сеньор.

Энтони Кабрера Родригес взглянул на протянутую руку Адама Сазерленда и подумал: «Если б он знал, что я сделал с его сестрой, он бы меня убил». На мгновение сердце его пронзила острая, как от удара ножом, боль. Но тут Энтони вспомнил о том, что Диана сделала с ним, вспомнил ту горечь, которая переполняла его всякий раз, когда он думал о ней… Он улыбнулся и пожал руку Адама.

Энтони Кабрера Родригес недаром производил впечатление человека, который всегда добивается своего и всегда получает то, что хочет. Адам не мог знать, что Энтони хотел сейчас только одного: отомстить.

 

11

Энтони специально приехал на встречу пораньше. Он все продумал. Это был чисто тактический ход — самому поприветствовать братьев Дианы на их территории. Это даст ему пусть небольшое, но все‑таки преимущество. А чем больше таких небольших преимуществ Энтони сможет добиться в ходе их встречи, тем больше получит он удовольствия от того, что должно было произойти.

Его удивила холодная вычурная обстановка громадного зала заседаний. Однако Энтони был не из тех, на кого легко произвести впечатление. Сказать по правде, претенциозная обстановка оказала на него прямо противоположное воздействие. Она заставила его вспомнить — с леденящей ясностью — о том, как Диана оттолкнула его от себя, и обо всем остальном.

Энтони стиснул зубы. В тот день, когда она его бросила, его буквально сжигала ярость, но это время давно прошло. Гнев превратился в тугой комок боли, угнездившийся в самых глубинах его души. И он остался в крови, словно медленно действующий яд, разъедающий нутро, и избавиться от него Энтони не смог, как бы он ни старался.

А потом, в один прекрасный день, когда Энтони присутствовал на деловой встрече в Майами, его партнер Ричард Каттер сказал, что набрел на интересное дельце. Существует одна компания, которая владеет контрольным пакетом акций нескольких предприятий, занятых в различных сферах бизнеса — производство, недвижимость, добыча нефти и газа и даже киноиндустрия.

Поначалу Энтони отнесся к этому заявлению безо всякого интереса. За последние пару месяцев его деловая активность несколько спала. По вине опять же Дианы. Ненависть к ней захватила его без остатка, так что на все остальное просто не было сил.

Однако он все‑таки слушал Каттера вполуха.

— Компанией никто толком не занимался, Энтони. Предыдущий ее владелец вел дела как положено, но его сыновья, похоже, не хотят марать руки. У меня был один знакомый бизнесмен, который называл это синдромом «испорченных ребятишек». Старик надрывался, трудился не покладая рук, делал деньги, чтобы дети его жили лучше, чем жил он сам. Но все обернулось плачевно. Старик, кажется, перестарался. Его ребятишки, видимо, привыкли, что денег у них завались, и не хотят прилагать никаких усилий, наслаждаясь «сладкой жизнью». Послушай, эта компания продается. Цену просят немалую. Компании таких размеров, находящейся в частном владении, нужен заинтересованный руководитель, если ты понимаешь, что я имею в виду.

— Но зачем нам ее покупать? Ты ведь к этому клонишь, так? Если цена высока, а проблемы, как ты утверждаешь, большие…

Каттер подался вперед.

— Я навел справки, Энтони. Сыночки — наследники так стремятся избавиться от нее, что готовы расцеловать всякого потенциального покупателя. Я достоверно узнал, что они пойдут на уступки. Они хотят сбагрить компанию с рук и как можно скорее.

При других обстоятельствах такая сделка очень бы заинтересовала Энтони. А сейчас ему меньше всего хотелось связываться с такими болванами, как эти братья. Он поднялся из‑за стола.

— Спасибо за информацию, Ричард, но меня это не интересует.

— Энтони, позволь мне договорить. Дело‑то выгодное. Надо лишь надавить на нынешних владельцев, и они сами взмолятся о пощаде.

— Я не веду дела таким образом, — холодно отозвался Энтони.

— Ладно, не будем на них давить! Но мы все равно можем купить «Сазерленд моторс» за десятую долю ее настоящей цены и…

— «Сазерленд моторс»? — переспросил Энтони, вдруг побледнев.

— Ну да. Штаб‑квартира находится в Новом Орлеане. Так ты меня выслушаешь или нет?

Энтони выслушал.

— Я об этом подумаю, — сказал он в итоге. Вернувшись к себе на Амальтею, Энтони несколько дней изучал дела «Сазерленд моторс» и решал, как он может использовать подразделения компании с выгодой для себя.

Дела компании — когда‑то процветающей — пребывали сейчас в плачевном состоянии. Каттер, похоже, был прав: пока Уильям Сазерленд стоял у руля, его империя благоденствовала. А его сыновья развалили все. В документах, представленных Каттером, не было почти никакой информации о младших Сазерлендах, но Энтони мог представить их себе без труда: испорченные, избалованные детишки, которые так и не стали взрослыми, привыкшие к привилегиям и богатству и не имеющие ни малейшего понятия о какой‑то другой жизни.

Как и их разлюбезная сестрица. Интересно, является ли Диана совладелицей «Сазерленд моторс»? Не исключено. Хотя, вероятно, делами компании управляют братья. Такая женщина, как Диана, вряд ли что‑нибудь смыслит в бизнесе.

Энтони часами ходил по саду, решая, что делать дальше. Он может явиться, как рыцарь на белом коне, и спасти компанию от полного краха, предложив денежные инвестиции по низкой процентной ставке или просто купив «Сазерленд моторс» по назначенной владельцами цене, которая была явно завышена. Или совершить нечто прямо противоположное — прижать Диану с братьями так, что они взмолятся о пощаде.

Что, интересно, произойдет с ее драгоценными «ожиданиями и надеждами», когда она сообразит, что ее будущее зависит от того самого человека, к которому она отнеслась с таким презрением? Как поведет себя Диана, когда поймет, что одна его подпись может либо спасти ее, либо погубить?

Это был жестокий план. Очень злой и подлый. Энтони отнюдь не гордился собой. И все же он знал, что пойдет на это. Ему очень хотелось, чтобы семейство Дианы — а особенно она сама — оказалось в его власти. В общем, Энтони принял решение. Он сделал пару звонков нужным людям, собрал кое‑какие бумаги. Потом позвонил Адаму Сазерленду и договорился о встрече.

И вот он здесь, в претенциозном зале заседаний штаб‑квартиры «Сазерленд моторе», готовый встретиться с братьями, которых он уже называл про себя «испорченные ребятишки Сазерленды».

Он успел уже повидаться с одним из них, с Адамом, и тот оказался совсем не таким, каким его представлял Энтони. Это был умный, приятный в общении человек. И его энергичное рукопожатие говорило о том, что он кое‑что сделал в жизни, а не просто лежал кверху пузом на солнышке. Его юридическая контора была не особенно крупной, однако Энтони сразу понял, что это весьма уважаемая и солидная фирма и клиенты у нее тоже люди солидные и уважаемые.

— Мистер Родригес, простите, что вам пришлось ждать.

Энтони отвернулся от окна. В дверях стоял Адам и еще двое молодых мужчин. Его братья, надо думать. А за ними — молодая женщина. Сердце Энтони бешено забилось. Диана, подумал он. Диана… Но это была не она, а молоденькая секретарша с диктофоном в руке.

Адам представил присутствующих друг другу.

— Энтони Кабрера Родригес. А это мои братья, Питер и Джон.

Все обменялись рукопожатиями, затем уселись за стол. Безо всякого предисловия Энтони объявил им свои условия. Когда он назвал цену, в комнате воцарилось молчание, а потом братья рассмеялись.

— Вы, наверное, шутите, — сказал Джон.

Энтони покачал головой.

— Отнюдь.

— Ну… тогда обсуждение закончено. Мы никогда бы не…

Энтони молча открыл портфель и выложил на стол бумаги. Братья переглянулись, потом углубились в чтение. Наконец Питер поднял голову. Он едва сдерживал ярость, даже побледнел от усилия.

Это что еще за ерунда, мистер Родригес?

— Это голые факты, мистер Сазерленд, — холодно проговорил Энтони. — Компания «Сазерленд моторс» взяла кредиты в нескольких крупных банках. К несчастью, обстоятельства сложились так, что они все решили потребовать погашения ссуды одновременно.

— Они не могут этого сделать, — прорычал Джон.

Энтони пожал плечами.

— Может быть, да, а может быть, нет. Но пока ваши и их адвокаты будут разбираться в деталях, в деловых кругах пойдут слухи о грядущем банкротстве компании.

— Это чистой воды грабеж, — разъярился Адам.

— Вы форменный сукин сын, но вам это так не пройдет!

— Пройдет — не пройдет, это мы еще посмотрим. Зато я уверен в другом: если возникнут слухи о вашем банкротстве, вы не сможете продать компанию даже за десятую часть ее стоимости. И тогда, джентльмены, мое предложение покажется вам более чем приемлемым, только я уже буду не заинтересован в покупке. Я остановился в отеле «Новый Орлеан», пробуду там до завтрашнего утра. У вас есть двадцать четыре часа, чтобы принять решение.

Питер все‑таки не сдержался и чуть было не набросился на Энтони с кулаками. Джону и Адаму пришлось удержать брата силой.

Энтони собрал со стола бумаги, сложил их в портфель и направился к выходу.

— Но почему? — крикнул Джон ему вслед. — Почему, черт возьми? У вас была какая‑то крупная ссора с нашим отцом? Он чем‑то вам досадил?

Энтони понял, что это — его звездный час. Он выдержал паузу, оглядел разъяренные лица братьев и улыбнулся.

— Пожалуйста, передайте вашей сестре привет от Энтони Кабреры Родригеса. — И вышел.

Братья решили ничего не говорить Диане. К делам компании она отношения не имеет. Зачем ее расстраивать.

Этот Родригес казался человеком благоразумным, на Адама при встрече произвел неплохое впечатление, но тут вдруг в него точно бес вселился. А это его замечание насчет Дианы… Откуда Родригес ее знает? Где они могли познакомиться?.. А может быть, он и есть тот мерзавец, который?..

Нет. Их сестра никогда бы не влюбилась в такого бездушного типа. Что бы там ни имел в виду этот тип, передавая привет их сестре, не стоит придавать этому значения. Они ничего не скажут Диане об этом Родригесе.

Их решимости хватило только на то, чтобы доехать до дома. Когда Адам открыл входную дверь, братья — все трое — были уже на взводе.

Диана встретила их в прихожей. Она как раз вернулась с прогулки и принесла букет первых нарциссов, которые теперь расставляла в вазе.

— Привет. Как прошли переговоры? Вы продали…

— Кто такой Энтони Родригес? — оборвал ее Питер.

Адам и Джон угрюмо молчали, глядя на Диану.

Та остолбенела.

— Что?!

Джон встал перед ней, сложив руки на груди.

— Что у тебя может быть общего с человеком по имени Энтони Кабрера Родригес?

— Я… я не понимаю…

— Он наш покупатель, — натянуто пояснил Адам, стараясь не выходить из себя.

— Во всяком случае, хочет купить компанию. Но мы лучше просто откажемся от нее, чем продадим этому сукину сыну.

У Дианы подкосились ноги. Она оперлась о столик.

— Энтони хочет купить «Сазерленд моторс»? — переспросила она.

Братья многозначительно переглянулись. Она назвала этого негодяя Энтони. Энтони!

— Кто он такой? — спросил Питер. — И откуда он тебя знает?

Сердце у Дианы бешено колотилось в груди.

— Энтони… Он здесь? В Новом Орлеане?

— Он в отеле. Готов резать нас без ножа, а тебе шлет привет. — Адам пристально посмотрел на сестру. — И нам хотелось бы знать почему.

Диана в отчаянии оглядела напряженные лица братьев.

— Он… просто знакомый.

Джон холодно рассмеялся и повернулся к братьям.

— Она говорит, он ее знакомый. Нас он готов с потрохами сожрать, ей шлет поклон с поцелуем, а она говорит…

— Что… что он конкретно сказал? Что он сказал обо мне?

— Важно не то, что он сказал, а как он это сказал. — Адам пожал губы. — Вы познакомились в том круизе, о котором ты нам ничего не сказала, пока не вернулась домой? Что же между вами произошло? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что он ненавидит тебя лютой ненавистью.

Успокойся, сказала себе Диана. Просто успокойся. Сделай глубокий вдох. Вот так. Хорошо.

— Я… наверное, можно сказать, что мы… что мы не питаем друг к другу симпатии, — осторожно начала она.

— Да, — перебил ее Питер, — это мы уже поняли. Но нам хотелось бы знать причину.

— Вас это не касается.

У Питера глаза на лоб полезли.

— Что значит, нас не касается? Нас касается все, что касается тебя. Мы твои братья. Теперь, когда нет отца, кто еще позаботится о тебе, как не мы?

— Я сама о себе позабочусь!

Адам положил руки братьям на плечи.

— Дайте я сам с ней поговорю. Наедине. Питер с Джоном набычились, прожгли Диану яростными взглядами и нехотя вышли из комнаты. Адам подождал, пока за ними не закроется дверь, а потом повернулся к сестре. От его сладкой улыбки у Дианы свело челюсти.

— Ради Бога, Адам! — Она подбоченилась. — Мне уже не пять лет. Хватит со мной обращаться как с маленькой девочкой. И напрягаться так тоже не надо. Я ничего тебе не скажу.

— У меня есть все права поинтересоваться, не представляет ли этот человек для тебя угрозы, — сказал Адам резким тоном.

— Нет, он не представляет для меня угрозы.

— Но ты… у вас с ним что‑то было? Он — тот самый мужчина, да?

Ей не надо было уточнять, что он имеет в виду.

— Да. — Она глубоко вздохнула. — Он — тот самый мужчина. Не лезь в это дело!

— В какое мне дело не лезть? Твой дружок уже нас втянул в приключение!

— Энтони… Через вас он пытается отомстить мне. И прекратить это должна я.

Адам стиснул зубы.

— Я запрещаю тебе подходить к Родригесу ближе чем на милю.

— Ты мне запрещаешь? — Диана выдавила улыбку. — Хорошо. Я не буду к нему подходить, Адам. Ты доволен?

Адам кивнул и обнял Диану.

— Мы хотим тебе только добра, сестренка, мы тебя любим.

Диана слегка отстранилась.

— Слушай, как это все неприятно. Я, наверное, не выйду к обеду. Ничего?

Адам сочувствующе кивнул.

Как только внизу хлопнула дверь библиотеки, она быстро сбежала в прихожую, сорвала с вешалки пальто и проскользнула в гараж через заднюю дверь.

Выяснить, в каком номере остановился Энтони, было проще простого. Диана воспользовалась приемом, который вычитала в одном детективном романе: написала его имя на фирменном конверте гостиницы, запечатала конверт и попросила портье передать его сеньору Родригесу. Портье положил конверт в ящик с номером комнаты, и Диане осталось только подняться и постучать.

Легко сказать — постучать. У нее пересохло в горле. Сердце забилось чаще. От ненависти, убеждала она себя. Это раньше она была дурой, вообразила, что его любит. А если и были такие моменты, когда ей хотелось вернуться к нему, быть с ним на том чудном острове… придет же такое в голову! Да она даже думать о нем забыла…

Дверь приоткрылась.

— Да? — холодно проговорил Энтони. — Я ничего не заказывал…

Диана заметила, как потемнели его глаза, когда он увидел ее, и все внутри у нее оборвалось.

— Привет, Энтони, — выдохнула она. — Могу я войти?

— Да, конечно.

Диана заметила, как он напрягся, чтобы сохранить самообладание. Хорошо. Она застала его врасплох. Пусть небольшое, но все‑таки преимущество.

— Входи. Я… я не ждал тебя, Диана.

Она подождала, пока он закроет дверь, потом повернулась к нему. Взгляд ее был холодным, как лед.

— Ты думал, что сможешь прижать моих братьев к ногтю, а я при этом останусь в стороне?

Энтони прошел через комнату к небольшому бару и налил себе бренди. Его руки дрожали. Оставалось только надеяться, что Диана этого не заметила. Почему его до сих пор пробирает, стоит ему только увидеть ее… Она стала еще красивее. Диана часто снилась ему, но даже в снах она не была такой прекрасной…

— Хочешь чего‑нибудь выпить?

— Я пришла сюда не для того, чтобы вести светские беседы, Энтони. Я пришла сказать, что твой план не сработает. У тебя не получится подобраться ко мне, используя моих братьев. Они мне рассказали достаточно. Как я понимаю, ты собираешься уничтожить «Сазерленд моторс». Но объясни — зачем.

Энтони отпил бренди и улыбнулся, глядя на Диану поверх бокала.

— А мне кажется, понимаешь.

— Нет, не понимаю. Чего ты добиваешься.

Энтони опять улыбнулся холодной, неприятной улыбкой.

— Ты умоляешь меня не губить твоих братьев, так?

В ответ Диана расхохоталась.

— А разве похоже, что я тебя умоляю?

Энтони нахмурился. Все правильно. Она ни о чем его не умоляла. Но ведь пришла она только за этим, вне всяких сомнений. Пришла, чтобы просить его не губить ее братьев и даже, даже, быть может, ее саму.

— Ты взбесился из‑за того, что все вышло не по‑твоему, Энтони? — продолжала Диана. — Я тебе ясно дала понять, что не буду идти у тебя на поводу, и ты решил со мной поквитаться. Ты поэтому все это затеял?

Энтони грохнул бокалом о стол и шагнул к Диане. Глаза у него горели.

— А‑а, ну конечно! — Диана тоже разъярилась. — Ты хотел, чтобы я соглашалась с тобой во всем, ты хотел контролировать мою жизнь, а я сказала тебе, что никогда этого не позволю. Ты призадумался, чем бы меня поддеть, и тут тебя осенило. Если уж не получилось командовать мной, надо попробовать отравить жизнь моим братьям. Я тебе не подчинилась — так, быть может, они подчинятся.

— Дело не в том, кто кого контролирует, Диана, — сдержанно произнес Энтони. — Наши надежды и ожидания оправдываются далеко не всегда. Вот в чем проблема.

— Да, в этом ты прав. Но я хочу, чтобы ты знал. У тебя не получится погубить моих братьев. Им не нужны деньги «Моторса». Питер, Адам и Джон… они кое‑чего добились в жизни. Самостоятельно. Все, что они выручат от продажи компании, они собираются отдать в благотворительный фонд.

— Благотворительный фонд?

Увидев его озадаченное выражение, Диана холодно улыбнулась.

— Каждый выбирает свой собственный путь, чтобы стать самостоятельным и ни от кого не зависеть. Они выбрали этот. Ты никогда этого не поймешь. Потому что ты сам — тиран, деспотичный, бездушный, холодный…

Она задохнулась, когда его пальцы больно впились ей в плечи.

— Следи за своими словами, Диана. Я не позволю тебе оскорблять меня.

— А для чего ты заявился в Новый Орлеан? Не для того ли, чтобы оскорбить меня? Чтобы меня унизить?! И это, по‑моему, дает мне право говорить все, что я думаю, черт возьми. У нас свободная страна, Энтони. У нас каждый может сказать что хоче…

Он рывком притянул ее к себе и оборвал ее гневную речь поцелуем — яростным, требовательным, настойчивым. И в этом поцелуе лишний раз проявилось стремление Энтони властвовать над ней. Хотя, когда речь шла о любовной игре и интимных ласках.

Диана и раньше всегда подчинялась ему. И Энтони выходил победителем, потому что не только брал, но и отдавал.

Он отдавал и сейчас. Властный и яростный поцелуй сделался нежным и ласковым.

— Любимая, — прошептал он, не отнимая губ от ее рта.

Или Диане просто почудилось и она выдала желаемое за действительное? Но это уже не имело значения. Ее тело уже отвечало ему, как бы она ни убеждала себя в обратном. Ее руки как будто сами легли ему на плечи. Она прильнула к нему и приподнялась на цыпочки, подставляя губы его поцелуям…

Они отпрянули друг от друга, тяжело дыша. Энтони судорожно сглотнул, вернулся к столу, на котором оставил бокал с бренди, и осушил его одним глотком.

— Ничего у тебя не выйдет. — В его тоне вновь сквозило холодное безразличие. — Эта маленькая демонстрация чувств… Она очень меня позабавила. Только я все равно не передумаю, Диана. Либо твои братья примут мое предложение, либо компания будет объявлена банкротом. Им решать.

Диана смотрела на Энтони. Прямая спина, гордо запрокинутая голова… Как же ее раздражала эта надменная поза! Неожиданно для себя Диана сорвалась с места и набросилась на него с кулаками. Энтони явно не ожидал такого поворота событий. Он отшатнулся и схватил Диану за талию. А она молотила его кулаками и выкрикивала задыхаясь:

— Ты мерзавец! Мерзавец! Как ты можешь? Это же подло! И ты это делаешь не потому, что тебе было не все равно, останусь я с тобой или нет. И не потому, что ты меня любил. Это я была круглой дурой. Влюбилась в мужчину, которому было плевать на меня. А я, идиотка, пыталась тебе объяснить…

— Что объяснить? Что ты любишь меня? — Энтони надоело сносить удары. Он схватил Диану за запястья и прижал ее руки к своей груди. — Не лги мне, Ди. Не надо. Я предложил тебе руку и сердце, а ты только и твердила, что о своих разлюбезных надеждах и ожиданиях. Я понимаю, это просто трагическая случайность, что ты родилась в богатой семье, но именно эта случайность — так, знаешь ли, пустячок — никогда не позволит тебе и твоим близким снизойти до того, чтобы принять в семью такого, как я!

— Ты что, рехнулся? Почему это мои близкие тебя не примут? Такого смелого, нежного, благородного и… и…

Диана прикусила язык, но было уже слишком поздно. Слово не воробей. Глаза у Энтони потемнели.

— Ты правда так думаешь обо мне? — спросил он тихо.

— Нет, — яростно выпалила Диана и дернулась, пытаясь освободить руки. — Естественно, нет! Отпусти меня, черт возьми. Я считала, что мой отец — воплощение воинствующего тирана. Он все пытался сделать из меня нечто, что подходило бы под его представления об идеальной дочери… Но ты еще хуже, чем он! А теперь ты еще обвиняешь меня в том, что я пришла сюда для того… чтобы тебя обольстить и заставить пойти на попятный.

— Значит, ты меня поцеловала по доброй воле?

— Да, будь ты проклят! Правда, теперь я об этом жалею…

Но тут Энтони снова обнял ее — нежно и бережно. Диана решила было отстраниться, твердя себе, что она не должна размякать, не должна… но с тем же успехом она могла бы приказывать солнцу не всходить на востоке утром. С тихим стоном она прильнула к груди Энтони.

Он легонько провел рукой по ее щеке.

— Ты поэтому так разъярилась? Из‑за того, что все вечно пытаются переделать тебя согласно собственным представлениям?

— Это уже не имеет значения. О нет. Имеет! Имеет! Мой отец именно так со мой и обходился. И ты тоже хотел переделать меня под себя. Ты мне говорил, что будешь со мной, только если я соглашусь… подчиняться твоим установкам и правилам и позволю тебе обращаться со мной, как с каким‑нибудь оранжерейным цветочком! Ты мне поставил условия..

— Я не ставил тебе никаких условий, любимая. Да и зачем мне тебя переделывать, если больше всего я ценю твой свободолюбивый дух? Именно это меня в тебе и привлекает.

— А чего же тогда ты хотел?

— Я уже говорил тебе. Я хотел, чтобы ты стала моей женой, несмотря на то, что у нас с тобой разные судьбы, разное происхождение.

Диана замерла. Она неожиданно поняла, что так оно все и было на самом деле. Ее сердце, казалось, сейчас остановится.

— Ты хочешь сказать, что… что ты сделал мне предложение?

— Да. — Он приподнял ее лицо, так что теперь они смотрели друг другу в глаза. — А то, что ты сейчас мне сказала… — Энтони на мгновение умолк, переводя дыхание. — Ты меня правда любишь?

Диане на глаза навернулись слезы. Слезы счастья.

— Ты безмозглый и глупый, — мягко проговорила она. — Неужели ты так и не понял? Я не просто люблю тебя, я тебя обожаю. Но я не могла согласиться быть доброй, покорной и послушной коровой. Мне казалось, что ты хочешь именно этого.

Энтони радостно рассмеялся, сжимая Диану в объятиях.

— Коровой?! Что еще за идеи? Арабской лошадкой — это еще куда ни шло. Такой гордой, красивой и вольной. Но коровой?! Ни за что! — Он притянул ее к себе, поцеловал долгим горячим поцелуем и улыбнулся, глядя ей в глаза. — Ты согласна? Ты станешь миссис Энтони Кабрера Родригес?

— Я стану миссис Энтони Кабрера Родригес. Да, да, да!

— И будешь любить меня до гробовой доски?

— Только если ты пообещаешь мне то же самое.

— Да! Да, любовь моя! Я буду любить тебя до конца дней своих… только, пожалуйста, не превращайся в корову. Я этого не переживу.

Диана счастливо рассмеялась и обняла его.

— Я должна тебя предупредить, что нам надо придумать, как успокоить моих братьев. Они немного расстроились, узнав о том, что ты коварно меня соблазнил.

— Я объясню им, что мне просто некуда было деваться, что ты буквально силком затащила меня в постель.

Он опять поцеловал ее. Они долго еще целовались, пока губы у Дианы не распухли.

— Я знаю, что мы с тобой сделаем. Мы пойдем к твоим братьям и попытаемся их убедить, что я не злобный грабитель, который явился, чтобы прибрать к рукам их компанию. А потом мы назначим день нашей свадьбы. — Он подхватил Диану на руки. — Но сначала нам надо восполнить те недели и месяцы, которые мы потеряли. Надеюсь, мое предложение согласуется с твоими ожиданиями, моя любовь?

Диана ответила ему долгим страстным поцелуем.

 

Эпилог

Сквозь высокие окна особняка Сазерлендов струился мягкий утренний свет, разливаясь золотистым сиянием по белым стенам и ярким коврам.

Питер Сазерленд лежал у себя в кровати в комнате, которая в детстве принадлежала, ему, обнимая во сне любимую женщину. Она тихонько вздохнула и пододвинулась ближе к нему. Завиток ее ярко‑рыжих волос скользнул по его щеке.

Питер открыл глаза. Он лежал очень тихо, не шевелясь. Уже очень давно он не просыпался здесь, в этой комнате. Неожиданно нахлынули воспоминания. Он опять пережил чувства, которыми было заполнено его детство: подавляемый гнев, ощущение заброшенности, отчаяние… Как будто время повернуло вспять…

Но рядом была Кристина, он ощутил ее тепло, аромат ее кожи, и это вернуло его к реальности, прогнав неприятные воспоминания. Осторожно, чтобы не разбудить Кристину, он приподнялся на локте и посмотрел на нее.

Какая она красивая! Какая чудесная! И моя. Мой друг, мой партнер, моя возлюбленная… Моя жена. Она для него — все. Он уже не представлял себе жизни без нее, без ее нежности и ее страсти. И без ее бешеного темперамента.

— Доброе утро.

Кристина открыла глаза и улыбнулась ему. От этой улыбки у Питера перехватило дыхание. Сердце его переполнилось нежностью. Он обнял жену и крепко поцеловал.

Оторвался он от нее нескоро. Зеленые глаза Кристины горели, щеки пылали.

— Ух ты, — выдохнула она, прижимаясь к нему. — Неплохо у нас начинается день.

— Все‑таки лучше, чем звон будильника, Кристи, — продолжал Питер, — я тут подумал… Помнишь, этот проект, над которым я все размышляю в последнее время?

Кристина вздохнула, притворившись расстроенной.

— Именно так оно и происходит, когда вы женаты сто лет. Прекрасное утро, вы с мужем в постели, а он только и думает что о своих делах…

Питер рассмеялся и оборвал ее жарким настойчивым поцелуем.

— А что если нам переехать во Флориду и принять предложение этого Истербрука? — спросил он чуть погодя.

— Чтобы ты возглавил ту компанию? Но… но тогда тебе придется застрять там надолго, а ты никогда не умел долго усидеть на одном месте.

— Может быть, это не так уж и плохо — остепениться, осесть где‑нибудь. Выстроить дом, пустить корни… Прежде чем заводить семью, мужчина же должен где‑нибудь обосноваться, встать на ноги, верно?

— Чудесная мысль. — Голос Кристины сорвался.

Питер едва не подпрыгнул от радости.

— Ты правда так думаешь?

— Какой ты глупый! А что я еще могу думать? Я люблю тебя, Питер Сазерленд. Естественно, я хочу, чтобы у нас был свой дом и куча детишек.

Питер поцеловал жену. Сначала — нежно, потом — горячо и страстно.

— Я предлагаю начать реализацию нашего нового проекта прямо сейчас. Это насчет детишек. Есть возражения?

Кристина улыбнулась.

— Во всех учебниках по менеджменту пишут, что такая черта, как способность немедленно перейти от слов к делу, присуща всем первоклассным руководителям, в частности — главным управляющим компаний.

Питер рассмеялся и перешел от слов к делу. Если бы у него спросили, кто самый счастливый человек на свете, он бы без колебаний ответил: «Я».

Адам Сазерленд проснулся в своей бывшей детской, которую когда‑то воспринимал исключительно как тюремную камеру. Повернувшись к жене, он обнаружил, что ее рядом нет, и тут же принялся тревожно оглядывать комнату. Сердце бешено заколотилось, едва не выпрыгивая из груди. И тут он увидел ее. Она стояла у окна в его старом махровом халате. Длинные волосы ниспадали на плечи, точно черный шелк.

Он отбросил одеяло и поднялся с кровати. Лорен повернулась к мужу, и ее лицо озарилось счастливой улыбкой.

— Доброе утро. Прости, что разбудила.

Адам протянул к ней руки.

— Дорогая? Ты хорошо себя чувствуешь?

Она рассмеялась и взяла его за руки.

— Ну конечно.

— Ты уверена? Может, тебе не стоит так рано вставать с постели. Тебе надо сейчас больше спать. И ты стоишь босиком. Как бы ты не простудилась…

Лорен прильнула к мужу и улыбнулась ему.

— Я не больна, дорогой. Я просто беременна. И я чувствую себя замечательно.

— Точно? Может быть, стоит проконсультироваться с врачом…

— Со мной все в порядке, Адам. И незачем так волноваться. Честно сказать, я себя никогда так прекрасно не чувствовала. Женщины рожали детей со времен сотворения мира. Мы ничего с тобой нового не изобрели.

Адам вздохнул.

— Я все понимаю. Я просто очень тебя люблю…

— А я — тебя. — Лорен закрыла глаза и опустила голову ему на грудь. Ей было хорошо и спокойно. — Ты даже не знаешь, как сильно.

Адам слегка отстранился, чтобы видеть ее глаза.

— Ты для меня — все, Лорен, — прошептал он. — Стоит мне только подумать, какой пустой моя жизнь была без тебя…

— Подумай о том, что Джули опять может принять твои любимые туфли за собачью игрушку.

Адам тяжело вздохнул, но глаза у него улыбались.

— И угораздило же меня жениться на женщине, которая настояла на том, чтобы на свадебной церемонии присутствовали ее кот и собака.

— Они себя очень прилично вели, — проговорила Лорен, стараясь не расхохотаться. — Даже священник это отметил.

Адам рассмеялся, еще крепче обнял жену и поцеловал.

— Я тебя обожаю. Она улыбнулась.

— Надеюсь, наш сын будет похож на папу.

— Какое забавное совпадение. Я как раз думал о том, как было бы здорово, если бы наша дочь была похожа на маму.

Лорен улыбнулась загадочной улыбкой.

— О Господи, Лорен! Ты хочешь сказать?..

— У нас будет двойня. — Она рассмеялась счастливым смехом. — Мальчик и девочка. Я вчера была у врача, и он мне сказал это. Два младенца. Две детских кроватки. Две коляски. Два полуночных кормления…

— Какая чудесная новость! Лицо Адама сияло от радости.

— Сегодня такой замечательный день! Потрясающий день! Свадьба Дианы, а теперь и такое известие. Есть что отпраздновать.

Если бы у него спросили, кто самый счастливый мужчина на свете, он бы без колебаний ответил: «Я».

Джон Сазерленд проснулся в своей старой детской, повернулся к спящей жене и поцеловал ее белый локон, лежащий на подушке. Осторожно, чтобы не разбудить ее, он поднялся с кровати и на цыпочках прошел в ванную.

В последние пару недель Клод себя плохо чувствовала. И он очень волновался за нее.

Одна только мысль о том, что с Клод может что‑то случиться, ужасала. Она — его любовь, его жизнь. Она — все, о чем он мечтал. Каждый день, каждый час Джон благодарил судьбу, которая подарила ему это чудо — Клод.

Недавно в Новом Орлеане прошла очередная эпидемия гриппа. Джон подцепил эту дрянь. Следом за ним заболела Клод. И похоже, так до конца и не поправилась. Он умолял ее сходить к врачу, но она только отмахивалась.

Когда он вернулся в комнату, Клод уже сидела, откинувшись на подушки. Лицо у нее было бледным, но она улыбалась.

Надо же быть таким идиотом! Его жену две недели тошнит по утрам. А он, дубина, не понимает, отчего это может быть. И вот наконец до него доходит, что она, может быть, беременна.

— Это, наверное, прозвучит глупо, но… но я почему‑то подумал… Это бредовая мысль, я знаю, но мне вдруг пришло в голову, что твое недомогание связано с тем… в общем, я решил, что ты беременна.

Клод улыбнулась.

— Так и есть.

— Ребенок… — прошептал Джон. — Ребенок? У нас будет ребенок?

С радостным криком он сжал Клод в объятиях.

— Любимая! Ты уверена?

Она кивнула, уткнувшись лицом ему в плечо.

Отец. Он — отец. Чувства, переполнявшие Джона, встали в горле комком. Он хотел сказать Клод, как он безумно счастлив, но не смог произнести ни слова, боялся расплакаться. Он взял лицо жены в ладони, крепко поцеловал ее в губы и подумал, что это действительно здорово — быть самым счастливым человеком на свете.

Солнце горело на чистом небе золотым шаром. Ровно в полдень струнный квартет заиграл «Свадебный марш», и на террасе, что выходила в сад, появилась Диана Сазерленд, такая сияющая и красивая в своем свадебном платье из тончайшего кружева кремового цвета. Платье было действительно потрясающее: длинные рукава, длинная пышная юбка, летящий шлейф, усыпанный крошечными атласными розочками, достаточно низкий вырез, открывающий шею. И единственное украшение — платиновое с бриллиантами ожерелье, которое Энтони подарил ей к их свадьбе.

Вручая подарок, он сказал, что серебристый блеск этого ожерелья очень подходит к ее глазам.

Энтони, красивый и элегантный в черном костюме и черном галстуке, уже ждал ее у импровизированного алтаря, заставленного цветами: белыми и алыми розами. При виде его Диана задержала дыхание. Сегодня он зачесал волосы назад, что очень шло к его мужественному лицу. А его глаза, сияющие любовью, были такими же ясными и голубыми, как небо.

В сопровождении трех высоких красавцев — ее братьев — Диана спустилась с крыльца и медленно пошла по дорожке, усыпанной лепестками роз. Когда они подошли к алтарю, братья по очереди расцеловались с сестрой и пожелали ей счастья.

Их жены, одетые в светлые платья пастельных тонов — фиалковый, розовый и голубой, — взяли мужей под руки, старательно сдерживая слезы.

Но разве можно не растрогаться, глядя на красавицу — невесту и импозантного жениха в тот момент, когда они произносят слова любви и клянутся жить в верности и согласии? Разве можно сдержать слезы, когда жених приподнимает фату невесты и целует ее, а глаза той светятся счастьем?

— Я люблю тебя, Тони, — прошептала Диана. — Люблю всей душой. И я сделаю все, чтобы ты был счастлив.

— Ди, моя любимая. Я и так уже самый счастливый человек на свете. Я — твой, а ты — моя. Навсегда.

Диана поцеловала мужа и затихла в его объятиях. Она была самой счастливой женщиной на свете. Внезапно ей к горлу подступил комок. Если бы папа дожил. Она посмотрела на братьев и по их глазам поняла, что они сейчас чувствуют то же самое.

Еще недавно казалось, что Уильям Сазерленд оставил после себя только черные воспоминания. Но все плохое ушло, остались только счастье, радость и смех — величайшие из даров, которые отец может завещать своим детям.

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.