Папа не появился и за ужином, после чего беспокойство Альдо переросло в панику. Слава Богу, хоть Лу чувствовала себя как рыба в воде. Она, похоже, совершенно освоилась и подружилась с сестрами Бонавенте, непринужденно болтала с Джакомо, на редкие вопросы мамы отвечала спокойно и уверенно, за столом держалась идеально.

Чего не скажешь об Альдо. Счастливый жених хмурился, теребил салфетку, катал из хлеба шарики, не слышал обращенных к нему вопросов и вообще производил впечатление человека не от мира сего. В чувство его привел вопрос мамы, заданный спокойным, доброжелательным тоном, но отдавшийся в мозгу Альдо погребальным набатом.

- А чем вы занимаетесь, Лу?

Надо пояснить, что именно этот вопрос Альдо с Лу до конца не обсудили. То есть обсудили, но к согласию так и не пришли. Альдо настаивал на обучении в университете, что сразу снимало вопросы о Кембридже и о том, почему Альдо понесло искать невесту в провинции. Лу возражала, утверждая, что врать нужно только в самом крайнем случае. Им и так придется прикидываться безумно влюбленными, а если при этом Лу будет изображать студентку, то они непременно запутаются. Тогда Альдо предложил вариант Марго, с консерваторией, но Лу заявила, что мечтающий о консерватории просто ОБЯЗАН знать ноты и играть на каком-нибудь инструменте, а она умеет только петь. Дискуссия завершилась легкой ссорой и утверждением Альдо, что сообщение о пении в кабаках не будет одобрено даже его родителями-демократами.

Теперь настал судный миг. Они так ни о чем и не успели договориться...

— Чем вы занимаетесь, Лу?

Девушка повернулась к графине Бонавенте и улыбнулась.

— Пою. Мечтаю стать настоящей певицей, ну а пока учусь азам профессии.

Кьяра слегка изогнула безупречную бровь.

— Неожиданно. И где же вы постигаете азы?

— Честно говоря, многие вздрагивают, когда узнают это. Я пою в ресторане.

Пауза. Тишина. Клаудиа чуть заметно улыбается. Донателла с вызовом смотрит на маму. Мама пристально глядит на Лу. Джакомо тоже не сводит с нее глаз, и в них горит нечто, очень напоминающее уважение... Луиза неуверенно хмурится, Анита, как всегда, занята едой.

— И... что же вы поете?

— У меня несколько программ. Песни военных лет. Французский шансон. Синатра...

Лу бросила взгляд на оцепеневшего Альдо и вдруг улыбнулась ему такой нежной, обольстительной и лукавой улыбкой, что у него по позвоночнику опять запрыгали знакомые чертики с острыми копытцами.

— С Альдо мы познакомились как раз после Синатры. Он ведь его поклонник.

Кьяра усмехнулась.

— Да, у него громадная коллекция старых пластинок. Знаете, Лу, вы мне нравитесь. Я не знаю других девушек, способных признаться в том, что они поют в ресторане.

Теперь Лу смотрела на Кьяру, и во взгляде ее не было и тени смущения. Пожалуй, они обе были в этот момент чем-то похожи — достоинство и спокойствие.

— Я не вижу, почему бы мне нужно этого стесняться или стыдиться. Я пою хорошие песни в хорошем ресторане. Это такой университетский кабачок, скорее, клуб, чем просто место, где едят и пьют. Туда ходит профессура, студенты, аспиранты, там проводятся вечера джаза. Я считаю, мне просто повезло, что я там оказалась. Кроме того, моя мама одобрила мое решение.

— И это тоже меня удивляет. Согласитесь, не самое обычное решение для матери молодой девушки?

— Почему же? Моя мама мне доверяет, она знает, что я никогда не стану заниматься чем-то постыдным или непрофессиональным. Да этого и не может случиться. Вы знаете, что такое Кембридж? Это маленький городок, несколько веков живущий университетом и за счет университета. Там все друг друга знают. Разве можно опозорить себя в глазах людей, которые помнят тебя в коляске и с пустышкой во рту?

Кьяра уже открыто улыбалась и смотрела на Лу совсем по-другому.

— Что ж, я буду рада послушать вас, Лу. Синатру любим и мы с графом. Правда, мой муж уверен, что женщины не могут исполнять его песни, хорошо бы вам его переубедить.

Лу отпила вино из хрустального фужера и непринужденно осведомилась:

— А почему граф Бонавенте не ужинает с нами? Я мечтала познакомиться с ним. Альдо рассказывал об отце с такой нежностью и уважением...

— Он тоже с нетерпением ждет этой встречи, поверьте мне, дорогая. К сожалению, неотложные дела не позволили ему присутствовать. Думаю, завтра или послезавтра он к нам присоединится.

Альдо перевел дух. Хорошо, что на нем пиджак! Рубашка уже мокрая от пота и прилипла к спине. Лу Джонс ошиблась с выбором профессии. Ей бы укротительницей тигров работать или по проволоке ходить над горящим керосином! А он-то думал, что ему придется отдуваться за двоих! За весь вечер и рта не раскрыл...

— Альдо, сынок, если вы не слишком устали, проводи Лу в парк. Резеда и маттиола особенно хороши ночью.

— Ох, Альдо, пожалуйста, пойдем! У нас дома тоже есть сад, совсем маленький, но резеду и маттиолу мама всегда сажала, сколько себя помню. По ночам мы с Марго — это моя сестра — свешивались с подоконника и наслаждались ароматом, а однажды я даже вывалилась из окна.

Все рассмеялись, поднялись из-за стола и отправились на веранду. Клаудиа везла кресло Джакомо, Лу подхватила Альдо под руку и тесно прижалась к нему. Молодой человек ощутил, как девушка дрожит, и удивился: вела она себя совершенно спокойно.

Сопровождаемые шутливыми пожеланиями не заблудиться в темноте, они прошли по песчаной аллее и растворились в ночи. Постепенно голоса на веранде затихли вдали, и тут Лу выдернула свою руку из-под руки Альдо и с громким вздохом облегчения плюхнулась на садовую скамью.

— Господи, я чуть жива! Если б знала, что будет так страшно, в жизни бы не согласилась.

— Серьезно? А я тобой любовался. Ты вела себя абсолютно естественно.

— У меня такое ощущение, что я лошадь, только что пробежавшая дистанцию, а результаты еще не объявили.

— Лу, это не самый возвышенный образ!

— Отстань. Кстати, у тебя замечательная семья.

— Похоже, и ты им приглянулась. Особенно сестрам.

— Не скажи. Донателла — ей наверняка, Клаудиа надо мной слегка подсмеивается, Анита, кажется, немного рассеянна, а Луиза... Луиза ровесница моей матери, и этим все сказано.

— Ну а мама?

— А мама у тебя чистая королева. Она очень умна.

- О да.

— И смотрит так, что хочется спрятаться.

— Но ты не спряталась. Ей это понравилось.

— Я знала, что ей это понравится, потому и собралась с силами.

— Ты психолог, Лу Джонс.

— Я с пятнадцати лет пою для людей. Поневоле научишься разбираться в психологии. Мне очень понравился твой брат. Почему ты не сказал мне про его болезнь?

— Честно говоря, терпеть не могу про это вспоминать.

— Альдо... а что с ним?

— Он родился слабеньким. Маме было уже за сорок. Ему не сделали прививку от полиомиелита, надеялись, что он окрепнет, и тогда уж... Не успели. Джако заболел.

— Он совсем не похож... Я подумала, у него травма.

— Джако борется с болезнью всю свою жизнь. У него стальная воля. Пять лет назад он с трудом держал ложку в руках, три года назад вошел в совет директоров, а в прошлом году начал вставать. Я уверен, он выздоровеет.

— Вы друзья?

— Не знаю. Я его очень люблю, он тоже меня любит, но у нас все перевернулось с ног на голову. Иногда мне кажется, что это он старший брат, а я - младший.

— Он знает, что ты хочешь отдать ему все полномочия наследника?

— Что ты! То есть... наверняка он это слышал от папы, но если сказать об этом прямо, он будет в ярости. Джако болезненно относится к жалости.

— Так ты же не из жалости...

— Он решит, что из жалости. Пойдем к маттиолам?

— Я их терпеть не могу. Марго может нюхать хоть всю ночь, а у меня голова болит. Просто хотелось удрать и передохнуть. Альдо?

- Что?

— То, что не было твоего отца... Это ничего не означает?

Альдо с уважением посмотрел на сообщницу. Как умна, Мадонна! Красива, умна, талантлива - сокровище с берегов Альбиона. И нечего бояться папу — мисс Джонс положит феодала на лопатки одной левой!

— Думаю, наверняка, только пока не понимаю, что именно. Лу, может, вернемся? Ты устала, а я хочу успеть сделать звонок.

— Ты был сам не свой за ужином. Боялся за меня?

— И боялся, и новости неприятные. Не обращай внимания. Ты была на высоте, это главное. Спи и ни о чем не думай. Завтра начнешь знакомиться с Корильяно.

Они вернулись в замок, и Альдо проводил Лу в комнату. Прощаясь с ней, он неожиданно наклонился и поцеловал девушку в щеку, а потом смущенно отпрянул, сам испугавшись такой вольности. Лу тихонько вздохнула и сердито фыркнула:

— Нечего шарахаться от невесты. Мы на работе. Бить не буду. В контракте про поцелуи ничего не говорилось. Спокойной ночи.

Альдо медленно брел по темному коридору, в конце которого была его комната. Холостяцкая комната... Через неделю им с Лу предстоит новое серьезное испытание.

Молодой человек вздохнул. Хорошо Лу — она уже спит, наверное. А вот ему еще предстоит очень неприятный разговор.

— Алло! Синьор Бергоми, это вы?

— Кто говорит? Юный Альдо? Рад тебя слышать, даже в это время суток.

— Простите, мессер Бергоми, но дело, на мой взгляд, не терпит отлагательств.

— Тогда позволь, я надену халат.

— Я действительно вас разбудил?

— Альдо, я надеюсь, ты не из Штатов звонишь? Если ты в Италии, то у нас с тобой на часах одно и то же время, а именно час с четвертью ночи. Обычно я в это время сплю, но ты не стесняйся. В конце концов, за реализованное лет двадцать пять тому назад право качать тебя на коленке надо платить. Итак?

— Мессер Бергоми, я только что узнал, что моя фирма больше не существует в природе.

— Это какая же? «Антикварный дом Бонавенте»?

— У меня нет другой.

— Да, действительно. Забыл. Что ж, боюсь, ты прав. Означенная фирма приказала долго жить.

— Но каким образом, хотел бы я знать!

— Совершенно законным, мой дорогой, ручаюсь тебе.

— Мессер, мне не до шуток.

— Альдо, я вовсе не шучу. Твоя фирма — банкрот, полный и несомненный, и согласно процедуре банкротства она была аннулирована.

— Когда?!

— В тот самый момент, когда стала неплатежеспособной, а именно шесть дней назад.

— Синьор Бергоми, поправьте меня, если я ошибаюсь, но нельзя же стать банкротом, не совершив ни одной сделки! Аренду офиса я оплатил до конца года, сотрудников у меня нет, как вы и сами прекрасно знаете, а сделки...

— Альдо, мой маленький, ты переутомился. Сделка имела место быть аккурат те же шесть дней назад.

— Что?!

В трубке раздался тяжелый вздох.

— Послушай меня, мой мальчик. Шесть дней назад ты позвонил и спросил моего совета в одном щекотливом деле. Я отказался тебе давать этот совет, будучи скован определенными обязательствами перед твоим отцом.

— Я прекрасно это помню, но...

— Отлично! Память возвращается к тебе, что неудивительно, ты еще молод. Так вот, несколькими минутами позже ты нашел выход, и поверь, я до сих пор в восторге от твоей смекалки. Ты меня нанял в качестве адвоката.

— Ну и?

— Ну и сделка, таким образом, состоялась. Я на тебя работаю, ты мне платишь. Если это не сделка, то я уж и не знаю, как должна выглядеть сделка.

Альдо стиснул трубку, сладострастно представляя, что это шея синьора Бергоми, однако голос его был почти спокоен.

— Вы хотите сказать, что плата за ваши услуги...

— Честно говоря, она для тебя слишком высока, мой мальчик, но ведь ты вырос на моих глазах, я тебя люблю, и потому ограничился чисто символической суммой.

— Это целая ФИРМА!

— Альдо, побойся Бога. Красная цена твоей фирме — сто долларов. У тебя нет ни экспертов, ни сотрудников, ни репутации. Только фамилия твоего отца да твое обаяние. Это очень много, не спорю, но денежный эквивалент — штука прозаическая. Повторяю, я оценил свои услуги весьма и весьма дешево. Раз в двадцать ниже обычной стоимости. Потом сверился с твоими активами и выяснил, что платежеспособным клиентом ты можешь быть только в случае срочной продажи фирмы. Заметь, я не стал озадачивать тебя этим процессом, я все сделал сам.

— И разорили меня.

— Мелодраматично, но неточно. Я бы сказал, спас тебя.

— Очень интересно. От чего же?

Голос синьора Бергоми вдруг стал твердым и очень молодым, а еще суровым и совершенно лишенным ехидства.

— Альдо, я избавил тебя еще от одной губительной иллюзии. Ты отвратительный бизнесмен, надеюсь, ты способен честно это признать. Твоя фирма — всего лишь мираж, позволяющий тебе спрятаться от самого себя. Похвалиться перед девушками, небрежно упомянуть на встрече с друзьями — на это она годилась. В остальном она тебе только мешала.

— Синьор Бергоми, это была МОЯ фирма и МОЯ жизнь...

— Вот именно. И в отличие от фирмы твоя жизнь продолжается. Пора учиться принимать собственные решения, юный Альдо. Пора начинать что-то из себя представлять. А уж если ты все еще считаешь себя несправедливо оскорбленным — скажи-ка, как ты сам планировал со мной расплатиться?

— Ну... я думал... в счет наследства...

— Во-первых, я не работаю в кредит. Во-вторых, не слишком ли ты разошелся? Сколько там причитается твоей барышне? Сто тысяч?

— Она с меня денег не требует...

— Правильно. Ее работа еще только началась, а моя уже заканчивается. Брачный контракт готов и работает, документы на развод готовы, осталось только вписать нужную дату, тайна сохранена. Короче говоря, малыш, дай мне поспать и не забивай себе, голову. Я избавил тебя сразу от двух головных болей - от бессмысленной фирмы и от расчета со мной. Ты ничего не должен.

— Мессер Бергоми...

— Я действительно люблю тебя, малыш. И желаю тебе удачи. Постарайся с честью выйти из той заварухи, которую ты сам создал. Чао.

— Синьор Бергоми...

- Привет невесте.

Трубка холодно и противно пищала, Альдо тупо смотрел на нее, крутя другой рукой провод.

Лу проснулась рано утром, хотя была уверена, что проспит до обеда. Вчерашний сумасшедший день тесно переплелся в ее сознании с ночными снами, и она пока еще не в состоянии была отделить одно от другого. Общим было только одно — и там, и там присутствовал Альдо.

Она быстро приняла душ и оделась, после недолгого колебания выбрав светлые полотняные брючки и легкую блузку. Сунула ноги в кожаные сандалии, состоящие из нескольких перекрещенных полосок кожи, и отправилась путешествовать по замку.

Бродила по галереям и коридорам она около часа, а потом решительно направилась в сад. Лу не терпелось разглядеть при свете солнца роскошные цветы замка Корильяно.

Сад потрясал своим великолепием. Розы царили повсюду, огромные и мелкие, вьющиеся и кустовые, свешивавшиеся со стен и стелющиеся по земле. Ирисы, левкои и маки, совершенно осенние астры и хризантемы, разноцветные анютины глазки и маргаритки — казалось, природа сошла с ума и разом смешала в этом саду все времена года.

Лу шла по пустынной аллее, упиваясь благоуханным воздухом. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно — так здесь было красиво. Она сама не заметила, в какой момент стала напевать свою любимую песню про прекрасный мир. Конечно, Сачмо Армстронг пел ее в тысячу раз лучше, но девушка очень любила этот благостный и неспешный мотив и теперь с наслаждением распевалась, постепенно прибавляя громкости.

Стало щекотно в носу, и диафрагма раскрылась полностью. Воспев «прекрасный мир», она перешла к «Летнему дню». О, как она любила эти чудные армстронговские блюзы! Теперь Лу пела уже по-настоящему, не мурлыча себе под нос, но в полную силу. Как ни странно, голос не терялся на открытом пространстве, быть может, помогали тугие заросли можжевельника по обеим сторонам дорожки? А потом с той стороны этих зарослей раздался приятный и звучный баритон, весьма удачно включившийся во второй куплет. Лу улыбнулась, и некоторое время они с невидимым партнером пели хором, замечательно дополняя друг друга. Потом наступила пауза, а потом они одновременно зааплодировали. Лу рассмеялась и крикнула:

— Это было замечательно! Только не говорите, что вы — Эхо. Она была нимфой.

— В таком случае я - Пан.

— Покажитесь! Вы кто?

— Не могу не откликнуться на призыв обладательницы столь чарующего голоса. Иду!

Можжевеловые заросли затрещали, всколыхнулись — и из-за них показался высокий, довольно пожилой человек. На вид ему можно было дать лет шестьдесят. Он был широк в плечах, дочерна загорел, глаза у него были ярко-синие, осененные густыми красивыми бровями. Темные вьющиеся волосы были обильно тронуты сединой. Одет человек был в брезентовые брюки и потертую клетчатую рубашку, голову венчала соломенная шляпа с широкими полями. На ногах у него были высокие солдатские ботинки.

Садовник, с восторгом подумала Лу Джонс. Истинный король здешних садов. Повелитель рассады и хранитель саженцев. Волшебник мотыги и лопаты. Родственная душа мамы Розы.

Девушка радостно шагнула вперед и протянула незнакомцу руку.

— Меня зовут Люси Джонс. Я только вчера приехала в замок, и всю ночь мне снились ваши сады.

— Сады Корильяно... Поистине волшебные сны вам снились, синьорина. Меня зовут Ренцо. Счастлив познакомиться. Не буду жать вашу хорошенькую ручку, потому что возился с землей, а вы такая свежая и светлая...

— Ерунда! Что может быть чище земли?

И Лу с энтузиазмом потрясла мозолистую, жесткую ладонь садовника. Она была искренне рада знакомству. После вчерашней массированной атаки графов и графинь душа Лу Джонс жаждала простого человеческого общения.

Ренцо хитро прищурился.

— Постойте-ка! Вы, стало быть, невеста молодого графа Альдо?

Девушка смутилась. В гостиной и столовой замка она выполняла условия контракта, но с ходу врать этому симпатичному старикану не хотелось, однако... если все слуги здесь так преданы своим хозяевам...

— Д-да... То есть мы с Альдо... с синьором графом...

— Ничего не говорите! Еще не привыкли ко всей этой роскоши? Бывает. На самом деле люди они хорошие, хоть и графья.

Лу заинтересовалась.

— Вы ведь давно здесь работаете?

— О да. И отец мой, и дед — все предки жили в замке. Правда, цветами занимаюсь я один. Люблю этот сад, знаете ли.

— И я вас понимаю. Сад великолепен. Альдо говорил мне, что меня ждет сказочное зрелище, но я не думала, что настолько.

— Влюблены?

— Что? А, ну да, конечно. Мы, собственно, не очень давно знакомы с Альдо. Первое время я вообще не знала, что он аристократ.

— Что ж он сразу не похвастался?

Лу задумчиво поковыряла ногой песок.

— Мне кажется, он не из хвастунов. Он... другой.

— Правда? Значит, вы узнали его получше, чем все мы, синьорина.

Заметив тревогу во взгляде девушки, пожилой садовник успокаивающе улыбнулся.

— О нет, не волнуйтесь. Ничего плохого я о вашем женихе сказать не могу. И никто в Корильяно не скажет. Сердце у парня доброе, сам он хорош собой... Говорят, правда, что в делах не силен...

— Ну и что? Разве всем обязательно быть гениями в бизнесе?

— Необязательно, вы правы. Бывает так: один сын идет по деловой части, другой, к примеру, художник или поэт. Я это к тому, что в таком возрасте пора бы остепениться. Ну тут вы ему поможете. Женитьба — дело серьезное.

Лу слегка покраснела.

— Я не очень задумывалась над тем, что из себя представляет Альдо. То есть... он добрый и честный человек, мне с ним приятно разговаривать... Мне с ним хорошо. Да я и не думаю, что мы с ним встретились бы, будь он крупным бизнесменом.

— Это точно. Тогда бы его уже давно окрутили другие. Вы уж простите меня, синьорина. Я молодого хозяина не осуждаю. Просто ему ведь предстоит стать в наших краях самым главным, а как такой махиной управлять, ежели не имеешь к этому делу склонности?

Лу загадочно улыбнулась. Тайна прямо-таки распирала ее.

— Думаю, многих здесь ждет в этом смысле сюрприз. И не волнуйтесь: Корильяно попадет в хорошие руки. Ладно. Приятно было познакомиться. Побегу. Наверное, все уже проснулись.

Она помахала старику рукой и вприпрыжку поскакала по аллее обратно к дому. Высокий садовник долго смотрел ей вслед, улыбаясь своим мыслям и покачивая головой.

За завтраком Альдо был печален и тих, зато сестры Бонавенте старались за всю семью сразу. Решено было отправиться по магазинам, дома оставалась только Луиза, которой было поручено следить за всеми предсвадебными приготовлениями. От всех этих разговоров Лу опять начало потряхивать, и она несколько раз умоляюще взглянула на своего нареченного, но тот отвечал ей хмурым и рассеянным взглядом, явно думая о чем-то постороннем.

Лу неожиданно расстроилась. Ей хотелось, чтобы Альдо как-то поддержал ее в трудную минуту, подыграл ей, что ли... Впрочем, все грустные мысли вылетели у девушки из головы, едва машина, ведомая уверенной рукой Донателлы Бонавенте, выехала на проселочную дорогу. Выяснилось, что, во-первых, Донателла не считает необходимым смотреть на дорогу, а во-вторых, водит она с шиком и легкостью, больше подходящими гонщику «Формулы-1». Остальных сестер эти обстоятельства, похоже, нимало не смущали, а вот Лу очень быстро засомневалась, вернутся ли они сегодня домой.

Домой. Странно и непривычно было думать о волшебном замке, как о своем доме, и все же Лу думала именно так. Девушка с волнением замечала, что ей очень нравится здесь находиться. Ей нравились шумные и говорливые сестры Альдо, она почти перестала бояться величавой Кьяры Бонавенте, едва ли не с нетерпением ждала встречи со старым графом... и еще: ее совершенно не раздражала роль невесты Альдо. Более того, теперь неприятной казалась мысль о том, что все это не всерьез.

Лу с тревогой прислушивалась к собственному внутреннему голосу. Вопреки обыкновению, голос не предостерегал ее от ошибок, а настойчиво твердил, что Альдо хороший человек, что он и в самом деле переживает и что Лу должна постараться помочь ему... Она вновь и вновь мысленно возвращалась к утреннему разговору со старым садовником. Странно, когда он говорил о неспособности Альдо управиться с делами, Лу хотелось встать на защиту молодого человека.

А еще Лу совершенно не к месту вспомнила, как Альдо Бонавенте поцеловал ее в коридоре отеля «Плаза». Как гремела у нее в ушах кровь. Как плавилось в сильных объятиях Альдо разгоряченное тело. Как она сама ответила на его поцелуй.

Когда машина въехала в городок Корильяно, раскрасневшаяся и испуганная Лу почти точно была уверена: она совершила страшную ошибку.

Она позволила себе влюбиться в Альдо Бонавенте!