В аллее напротив авеню Дюбуа, они бросили «дофин гордини», и Олэн уже на своей «ДС» повез ребят в штаб-квартиру.

Напоследок он заложил крутой вираж на торможении, чтобы поразить их воображение.

– Только так можно резко повернуть, чтобы машину не швырнуло влево, – объяснил он Божи. – Ты неплохо справляешься, но кое над чем тебе еще надо немного поработать, чтобы не терять скорость.

– Так научи меня, – попросил Божи.

Франсуа кивнул. Вальтер и Фальстен молча держали чемодан на коленях.

Олэн устроил дележ на большом круглом столе. В чемодане лежало пятьдесят восемь миллионов. Двадцать пять он взял себе, а каждому из юнцов вручил по одиннадцать.

– Ну, довольны? – спросил он для порядка.

Все трое держали деньги в сложенных лодочкой ладонях.

– Прям как во сне… – пробормотал Вальтер.

– Какую ж клевую тачку я себе куплю! – размечтался Божи.

Фальстен облизывал потрескавшиеся губы.

– Постарайтесь не привлекать внимания, швыряя деньги направо-налево, – посоветовал Олэн.

Он уже начал переодеваться.

– …и потом, смывайтесь-ка отсюда. Обидно угодить за решетку из-за всего этого хлама!

Олэн нашел среди барахла мужскую сумочку из крокодиловой кожи и сунул туда деньги. На сумочке красовались тисненные золотом инициалы «Л. Т.» Он небрежно нацепил ее на запястье. Уходить тоже надо красиво.

Все четверо пожали друг другу руки. С минуты их знакомства прошло не более двенадцати часов…

– Ну, вот и все… – пробормотал Олэн.

– Мы больше не увидимся? – тихо спросил Божи.

– Адрес свой я вам дать не могу… сам понимаешь… Просто не могу, – с некоторой грустью повторил Олэн.

– Да, мы понимаем… но можно сговориться насчет какого-нибудь места, – предложил Фальстен.

– Это, пожалуй, годится. Но где?

– У меня есть комнатенка тут, неподалеку, на Парижской улице. Запомнить очень просто, – сказал Божи. – Первый этаж, прямо напротив лестницы… Спутать невозможно… Сам увидишь, звонок – посередине двери.

– Месье всегда искал, что пооригинальнее, – объяснил Вальтер.

Олэн улыбнулся и пошел к лестнице. Ребята следовали за ним, как тени.

– Ладно, буду заглядывать время от времени, – пообещал Франсуа.

– И мы еще чего-нибудь грабанем? – спросил Фальстен, оправдывая поговорку насчет аппетита и еды.

– Почему бы и нет? – отозвался Олэн.

– Слушай, тебе, правда, ничего не нужно? – настаивал Божи. Ему ужасно не хотелось, чтобы Олэн так быстро исчез.

– Решительно ничего.

– Может, девочку? Ты ведь не откажешься от лакомого кусочка, почти новенького?

Божи выразительно обрисовал контуры рукой.

– …она обожает это дело и всегда готова сделать нам приятное…

Остальные дружно кивнули. Они явно предлагали Олэну самое ценное, что у них было.

– И что я стану с ней делать? – спросил Олэн.

– То есть как это – что? – удивился Фальстен.

Все трое изумленно вылупили глаза.

– Тебя это задержит всего на часок! – рассмеялся Божи. – Она ничего не знает! Если хочешь, мы с тобой поделимся. Такая чудная куколка…

Олэн молча взял у Божи ключ от комнаты. Молодежь отдавалась ему телом и душой, и он был глубоко растроган, хотя и не показывал виду.

Божи обставил комнату в марокканском стиле. Франсуа снял пальто и пиджак и растянулся на кровати. В дверь позвонили.

– Входите, – крикнул Олэн (он оставил ключ в дверях).

Она вошла. Юбка и кофта так плотно обтягивали пышные формы, что Франсуа мигом позабыл о статье за совращение малолетних.

Девушка заперла дверь изнутри без всяких просьб с его стороны.

Она села на кровать и поцеловала его в губы. Олэн с трудом подавил безумное желание сорвать с нее всю одежду. Неожиданность приключения и новое амплуа (теперь он чувствовал себя настоящим главарем) горячили кровь.

Девушка продолжала его целовать, а ее рука медленно заскользила вниз. Очень скоро Олэн выяснил, что юная особа прекрасно разбирается в самых утонченных ласках и больше не беспокоился о ее возрасте – маленькая бестия знала о любви не меньше него, если не больше…

Те, с кем Олэн сталкивался по дороге к машине, явно дрожали от холода. В декабре подарков можно ждать разве что от Санта-Клауса.

Девчушка здорово взбодрила Олэна. Он проехал мимо дома Бенедит. Но ее окна по-прежнему закрывали шторы.

Франсуа вернулся в квартал Малакофф и впервые не сунул деньги в комод, вместе с остатками прежних.

Двадцать восемь миллионов заслуживали некоторых предосторожностей. И, если у братьев Шварц накроется та северная авантюра, по возвращении они не побрезгают стянуть его добычу.

Олэн вынул деньги из сумочки и, завернув в старые тряпки, запихнул под ящики в глубине мастерской.

Он задумчиво поглядел на свое «Кольцо-24», прислушиваясь к эху собственных шагов в пустынном зале.

Что делать дальше? Остаться здесь и ждать? Но чего? В комнате стопка газет доходила уже до верха комода. Жажда действий подтолкнула Олэна еще раз навестить Спартака.

Он переоделся в костюм цвета электрик и выбрал насыщенный алый галстук очень модного тона.

Франсуа немного помотался вокруг дома журналиста – легковушки с откидным верхом не было ни у подъезда, ни на ближайших улицах.

Олэн хлопнул себя по лбу и улыбнулся. Ясно, как Божий день, что Спартак фотографирует сейчас место происшествия на бульваре Османн вместе с тучей других журналистов и под наблюдением целой своры легавых.

А в вечерних газетах наверняка появится фото перерезанного троса, кусачек и, как пить дать, губки, которую чуть не слопал банкир.

Олэн поостерегся лезть на не в меру оживленный бульвар. Вместо этого он отправился в одиннадцатый округ, к редакции. Франсуа притормозил и огляделся. Знакомая легковушка стояла у входа. Значит, Спартак уже закончил репортаж.

Олэн перебрался в машину Спартака. Ну и удивится же репортер! Франсуа заранее хмыкнул от удовольствия.

Он прождал два долгих часа, удивляясь собственному терпению, но больше никуда идти не хотелось.

– Ты? – изумленно пробормотал Спартак.

Он плюхнулся на сиденье и не сразу заметил, что в машине есть кто-то еще.

– Выглядишь ты неважнецки! – шутливо бросил Олэн. – Должно быть тебя прямо из постели загнали на бульвар Османн?

Спартак смерил его пристальным взглядом. Что он – слушал радио или сам участвовал в налете?

– Твоих рук дело? – наконец не выдержал репортер.

– А как, по-твоему, моих или нет?

– На фотографиях свидетели никого не опознали – ни тебя, ни братьев Шварц…

– Шварцы и такая тонкая работа? Честное слово, вы просто помешались на этих двух придурках!

– Так, значит, ты?

– Если не ты, то твой двойник, – гордо пропел Олэн. Регулировщик велел Спартаку трогаться с места – время его стоянки истекло.

Репортер включил зажигание и влился в поток машин.

– Ограбление с помощью кусачек вместо отмычки, резиновой губки и пары швабр… Признайся, это ужасно забавно! – проговорил весьма довольный собой Олэн.

Спартак пошарил в бардачке и, вытащив берет, нахлобучил ему на голову.

– Не надо забывать и о продавце журналов! – воскликнул он. – Можно мне сослаться непосредственно на тебя?

– Обиняками. Зато можешь смело утверждать, что это не в стиле Шварцев. Чтоб ни у кого не возникло сомнений.

– А как насчет тех юнцов?

– Чистая случайность. Больше ты о них не услышишь. Это тоже вне всяких.

Спартак размышлял. Ехал он, как таксист в поисках клиента, – не обращая внимания на брань других водителей.

– А не мог бы ты рассказать мне какую-нибудь неизвестную подробность? Тогда завтра я тиснул бы еще одну статейку и намекнул на тебя. Понимаешь? Порассуждал бы о тебе, но без категорических заявлений как в ту, так и в Другую сторону. И еще ужасно хочется выдать нечто юмористическое… Например: «Возможно, управляющему банка так полюбился вкус резиновых губок, что он и с завязанными глазами сумел бы сообщить нам имя фабриканта и адрес поставщика?» Представляешь?

Олэн рассмеялся и объяснил Спартаку, как отыскать «дофин гордини», брошенную утром в аллее, перпендикулярной авеню Дю Буа.

– Вот твой музейный экспонат. Увели сегодня ночью.

– Все свидетели уже согласились насчет цвета и марки, – сказал репортер.

Он, не вылезая из машины, быстро сделал несколько снимков.

– На тачке – ни царапины. Так что хозяин, считай, отделался легким испугом, – заметил Олэн.

И, кстати, насчет машин, он поблагодарил Спартака за первую статью из гоночной серии.

– У тебя, случаем, нет приятелей в Монлери? – вдрут спросил он.

– Точно не припомню, но вообще-то знакомые везде найдутся. А что?

– Да я все о смерти О'Кейси… Ты уже написал статью?

– Угу, но пока не отнес в набор. Хочешь что-нибудь подправить?

– Нет, показать на месте…

– А я думал, это было в Ницце?

– Верно. Но я говорю о принципе. – Олэн немного помолчал. – Для меня это ужасно важно.

Спартак не ответил. Он все еще смотрел на «гордини» и мысленно повторял ее номер.

– Если тебе жутковато выйти на трек, лучше сразу скажи. Тут нет ничего постыдного.

– Нет, я не боюсь.

– Тогда – за дело. Попросим кого-нибудь ехать впереди, и ты все запечатлеешь.

– Ты бредишь! Никто не пойдет на такую авантюру!

– Да опасности-то – ноль! Ничего не случится! Послушай, мы к его машине даже не притронемся! – Олэн нервно взмахнул рукой. – Зато ты все увидишь собственными глазами! И убедишься… будто сам там побывал… Мы будем ехать на несколько метров сзади! И тебе станет ясно… Это такой пустяк!

Спартак кинул «Лейку» на заднее сиденье и выжал сцепление. Он уговаривал себя, это часть обычной репортерской работы, но большой уверенности не испытывал.

Журналистское удостоверение и пропуск, подписанный префектом, помогли им беспрепятственно проникнуть на автодром Лина-Монлери и подъехать к заправке напротив пустых трибун (это обычно называют скоростным кольцом).

Механики склонились над чудовищными карбюраторами. Работа кипела.

Прежде чем выйти из машины, Олэн убедился, что поблизости нет никого из старых знакомых.

На заправке стояли два «лотоса». Ни дать ни взять пьянчужки у ларька.

Рядом болтался какой-то тип в комбинезоне и со шлемом под мышкой.

– Я друг Клэнша, – объяснил Спартак.

– Его с'час нет, – буркнул гонщик.

– Мы только хотим сделать несколько фото, чтобы проиллюстрировать репортаж. – Журналист снова показал удостоверение.

– С трибун? – спросил парень.

– Нет, из другой машины, – отозвался Олэн.

– Сегодня на треке я один, – буркнул гонщик. – А поскольку две баранки зараз не повертишь, приходите завтра. Или снимайте с трибуны. Все так делают… с трибуны…

– Мы с другом могли бы взять вот эту тачку и поехать следом за вами, – Олэн указал на «феррари 3 л».

– У вас есть лицензия?

– Была, но отобрали, – холодно бросил Олэн.

– Если мы не притащим фото – вылетим из газеты, – Спартак пустил в ход излюбленный аргумент.

– А меня, думаете, сделают генеральным директором, если я позволю вам сесть в машину и что-нибудь стрясется?

– Гонщики только гробятся и издыхают на треке, в директора их так и этак не берут! – почти крикнул Олэн.

Парень поглядел на него с большим вниманием. А Олэн, вытащив две купюры по пятьсот новых франков, сунул их в шлем, который гонщик по-прежнему держал под мышкой.

– Надо прокатиться по внешнему кольцу, малость форсируя правую сторону у виража между Штопором и Развилкой, – уточнил Франсуа. – Допустим, ты будешь делать там семь тысяч восемьсот оборотов, и маханешь пару кругов. Мы все отщелкаем и оставим тебя в покое.

Парень медленно сложил банкноты.

– Я вижу, ты неплохо знаешь местность.

– Что есть, то есть. В остальном делай, как хочешь. Мы двинем следом…

Гонщик кивнул, впустил их в ангар и одолжил два теплых комбинезона, шлемы, очки и перчатки.

В отличие от Олэна, для Спартака это было чистым маскарадом. Франсуа надел шлем последним – уже в «феррари». Да и то в замедленном темпе. Пальцы слегка дрожали, подтягивая ремень. Очки помогли ему скрыть волнение.

Гонщик подошел дать им последние напутствия. Хоть он и положил в карман десять сотен, однако прекрасно понимал, что «феррари 3 л» – не игрушка для чокнутых журналистов и всяких любителей без лицензии.

– Значит, так, – объяснил он Олэну. – Следи за температурой масла. Не больше ста десяти градусов. И потом, На «шпильке» пятого скоростного участка…

– …переключить на первую, потому что эта тачка неповоротлива на «шпильках» и вертлява на широких поворотах, – улыбнулся Олэн.

Парень подмигнул и постучал кулаком по его шлему. Олэн закрыл глаза. Это постукивание всегда отдается одинаковым звоном, означает скорый старт и пожелание удачи.

– Порядок? – спросил Спартак.

Олэн опустил пальцы на руль и «колесо в колесо» двинулся за «лотосом 1,5 л», формула I. Как и «феррари», «лотос» рассчитан на двести семьдесят километров в час.

За минуту до этого он всем телом ощутил, как включился мотор.

– Два круга… четыре километра… обманные петли, – бормотал он.

«Лотос» наращивал скорость. Олэн переключил на четвертую, и их прижало к спинкам сидений.

– …«шпилька» Брюйер…

«Лотос» повернул на тормозах, и Спартак вцепился в сиденье. Но Олэн пролетел поворот как по маслу, и репортер с удивлением обнаружил, что они сократили разрыв метров на двадцать.

– Подъезжаем к Развилке, – завопил Олэн. – Готовься! Спартак схватил фотоаппарат.

– Помнишь? Наше правое переднее колесо должно почти касаться его левого заднего… – они слегка сбросили скорость на первом вираже Развилки… но совсем слегка… – А дальше О'Кейси должен был петлять, помнишь? – Он указал на правое переднее колесо «феррари»… – Здесь обтекатель, но представь, что колесо открытое, как у «лотоса»…

Спартак кивнул. «Лотос» заложил второй вираж перед прямой линией, а потом с ревом рванул вперед, чтобы накрутить семь тысяч восемьсот, как договаривались.

Олэн, стиснув зубы, переместился влево. Ось заднего колеса плохо слушалась. Машина подскакивала. На скорости двести пятьдесят в час она выровнялась, и Олэн пристроился к заднему колесу «лотоса». Спартак фотографировал его крупным планом. В кадр попадали каска и часть капота. Потрясающий эффект!

Олэн приблизился еще на метр. Переднее правое колесо наконец было на нужной ему линии. Еще ближе…

У «феррари» руль справа. Стало быть, Олэн оказался точно напротив левого заднего колеса «лотоса». Спартаку померещилось, что стекло фары «феррари» почти касается его.

Он перестал фотографировать. В горле пересохло.

– Хватит! Хватит! Я видел, – завопил он.

Ничего он не видел. Все изменилось за сотую долю секунды. «Лотос» слегка отклонился, и теперь перед правым передним колесом «феррари» очутилась его ось, точнее, промежуток между осью и колесом, так что, если бы Олэн попытался коснуться, как это было с О'Кейси, машины бы просто сцепились.

Олэн приподнял ногу. Они проскочили прямую полосу. Впереди маячил штопор.

– Весь фокус в том, чтоб катить в нескольких сантиметрах от колеса и чуть коснуться его, только когда отстаешь всего на волосок, – объяснил Олэн.

– Да, поседеешь, – согласился Спартак. – Может, достаточно?

– Мы же сказали ему, два круга… как в манеже…

«Лотос» заложил отвесный вираж и резко прибавил в скорости у Петли Трусов.

Олэн принял вызов. Они пролетели Водокачку и после очередной «шпильки» на скоростном кольце «лотос» попытался показать им «высший пилотаж».

Олэн достиг пика виража и летел вниз, как хищник на добычу. Он чувствовал себя в привычной стихии. «Лотос» обдало ветром.

Спартак цеплялся за сиденье, втянув голову в плечи. Перед трибунами Олэн еще увеличил преимущество, и игра продолжалась до второй попытки на знаменитой прямой.

Олэн снова выровнял колесо. Взглянув на его замкнутое лицо, репортер решил, что катастрофа неизбежна.

Опять «колесо в колесо»… Журналист напрочь забыл о своей «Лейке». Он думал о Фабиен. Нет, лучше подавать шефу кофе в постель… все, что угодно, только не это колесо, в которое они непременно влепятся…

Олэн вполне доверял счетчику «Лотоса». Теперь между обеими машинами можно было всунуть разве что пачку сигарет «Житан» (с фильтром или без, не важно).

Спартак опустил голову. Он смотрел на свои колени. Внезапно скорость упала. Вираж «штопор»…

– На сей раз я мог коснуться его, ничем не рискуя, – просто сказал Олэн.

Вот и все, не считая того, что «лотос» хотел натянуть нос «феррари», а месье Олэн не потерял прежней формы. Он снова чувствовал себя двадцатилетним. Иными словами, был не прочь «сделать» знаменитый спуск Петли Трусов, а водитель «лотоса» – нет.

Тот парень приподнял ногу, и «феррари» стрелой промчалась мимо. Но Спартак почувствовал, что они взлетают.

– Черт возьми! – выругался он.

Все четыре колеса зависли в воздухе. «Феррари» мягко приземлилась. Международники умеют садиться на свободных колесах – стоит одному заклинить, и можно заказывать гроб.

Олэн увеличил разрыв на два пункта, а на «штопоре» – и того больше. В общем, они уже вылезли из «феррари», когда «лотос», в свою очередь, остановился у ангара.

– Спасибо за урок, – сказал гонщик.

Олэн снял шлем. Механики смотрела на него во все глаза.

– У тебя была международная лицензия, да? – спросил парень из «лотоса».

Олэн кивнул. Спартак заметил, что он взволнован (о себе журналист предпочитал умалчивать).

– Не сочти за нескромность, друг, как тебя зовут? – спросил гонщик с улыбкой. – Я хочу рассказать ребятам.

– Мое имя для них ничего не значит, равно как и для тебя… – пробормотал Олэн.

Голос его звучал хрипло.

На прощание Франсуа всем пожал руки, тактично раздал кучу денег и погладил раскаленный капот «феррари».

Уже в машине Спартак высказал ему все свое восхищение.

– Надеюсь, у тебя получатся неплохие фото, – только и сказал тот.

Олэн согласился зайти к Спартаку выпить. И тут же вспомнил, как явился туда в первый раз – с пушкой в руке.

– Ну и холодно в этих чертовых тачках, я промерз до костей, – признался репортер, готовя коктейли.

Олэн швырнул пальто на кровать, а сам удобно развалился в кресле.

– Ты собираешься уйти от дел? – спросил Спартак.

– Сейчас я жду одну женщину… а там посмотрим…

– Брюнетку, блондинку или рыжую?

– Ну знаешь, если говорить о цветах… у нее лиловые глаза…

Спартак, присвистнув, протянул ему бокал.

– Не все же пить черный кофе, – улыбнулся он.

Репортер взглянул на часы. В восемь он должен был отправиться на Елисейские Поля – на террасе Мартини устраивали званый коктейль.

– По какому случаю? – поинтересовался Олэн.

– Уже забыл. Но сбегутся знаменитости со всего Парижа. Если мне удастся запечатлеть «Такую-то» с «Таким-то», может получиться «интересное» фото.

Он достал синий костюм, рубашку и галстук. Олэн схватил этот злосчастный предмет мужского туалета и тщательно изучил со всех сторон, недоумевая, зачем Спартаку понадобилось покупать такой хлам.

– Тебе, что, совсем плевать на галстуки? – спросил он. Спартак выходил из душа. В комнате уже царил изрядный хаос.

– По-моему, он вполне приличный!

– Во-первых, к синему костюму нужен красный или светлый. Для контраста.

Спартак поискал красный галстук. Один нашелся – явно купленный в дешевом универмаге.

Олэн вздохнул, покачал головой и, развязав свой собственный, протянул журналисту.

– Держи, вот это действительно красный. Надевай, – любезно предложил он.

Спартак так же учтиво поблагодарил.

– Я тебе и другие могу дать, в том числе довольно редкие.

– У тебя, что, их целый ящик?

– Ровно триста семьдесят две штуки.

– Черт побери! Да ты маньяк!

Он оборвал шнурок на ботинке и снова выругался.

– Нет, просто меня это забавляет. Галстук – как волшебная палочка. Стоит его сменить – и меняется все, – сказал Франсуа.

Журналист покончил с переодеванием. Олэну было так хорошо, что не хотелось двигаться с места.

– Я бы оставил тебя тут и попросил потом сунуть ключ под коврик, но ко мне может прийти девушка, – объяснил Спартак.

Олэн встал. То, что репортер относится к нему так по-дружески, доставляло Франсуа чертовское удовольствие. А если б он мог читать в сердце Спартака, то обрадовался бы еще больше.

Они вместе вышли из дома, остановились у машины журналиста и, продолжая болтать, пожали друг другу руки. Рукопожатие затягивалось. Короче, оба вели себя так, будто знакомы сто лет.

– Я позвоню, как только прочитаю твой опус, – сказал Олэн.

– Можешь и до того. – Спартак сел в машину и повернул ключ… – Но напоминаю: тюрьмы не отапливаются, а сейчас декабрь… – с улыбкой проговорил он.

Олэн хлопнул его по плечу и проводил легковушку глазами. Он подумал, что в ближайшее время Спартак недурно заработает и сможет наконец заменить гнилой капот.