В последние секунды перед пуском про-Эвергета Анмай ощутил нарастающее волнение. Все уже было готово — ускоритель за двадцать минут разогнал пучки протонов и они неслись в накопительных кольцах, ожидая лишь сигнала. Как только он поступит, зона радиусом в десять миль на восточной окраине Товии станет смертельной для любой жизни. Все биохимические реакции там угаснут, как свеча на ветру. А затем зона смерти начнет двигаться, опишет полный круг вокруг Цитадели и остатков Товии, и, по расширяющейся спирали…
Это требовало виртуозного владения управляющими полями — малейшая ошибка означала смерть двухсот тысяч людей и файа. Удача же — смерть миллионов. Но Вэру не колебался бы и мгновения… если бы там не было Хьютай.
Он не хотел ее отпускать, — боясь, что она не вернется. А ей не хотелось сидеть здесь и наблюдать, как гибнут их собратья. Она хотела помочь им — и он не посмел ей отказать. Не мог же он удерживать ее силой?
Сама мысль об этом была для него мучительна. А Хьютай отказывалась вернуться — из глупого упрямства, такого же, как у него! Чем он вдохновлялся, когда стремился попасть сюда, как не им? А она решила стать вровень с любимым и тут уже ничего не поделаешь…
Анмай оглянулся. Олта Лайту и все остальные, собравшиеся в Центральной, нетерпеливо смотрели на него. На главном экране мерцал бункер Цитадели с безмолвно застывшими файа — Найте, операторы, командиры — и Хьютай с неподвижным, напряженным лицом и тревожно расширенными глазами. Анмай погасил изображение — смотреть на это было выше его сил.
— Магниты нагреваются, — сказала Олта.
«В самом деле, чего я жду? Разве про-Эвергет будет работать лучше от ожидания?» — он перевел взгляд. На мониторе компьютера застыла точная карта Товии и окрестностей. Зеленым фоном выделялась Цитадель и кварталы столицы, еще принадлежащие Фамайа. Их черной петлей стягивала линия фронта. За ней справа застыл большой красный круг, расчерченный координатной сеткой, — ожидаемая зона поражения.
Вэру проверил данные приборов — все было нормально. Он осторожно положил руки на пульт, трогая кнопки, и в последний миг взглянул на экран, показывающий про-Эвергет. В огромном зале было пусто, все ведущие в него ворота наглухо заперты, белый колосс застыл в мертвенном спокойствии. Анмай дал команду «пуск».
Поля наводящих магнитов сдвинулись, пучки протонов, мчавшихся всего на дюйм медленнее света, ударились лоб в лоб. Скрестившиеся пучки частиц разлетелись в многоступенчатых реакциях. Включились вакуумные инжекторы, к ним устремились гиперядра. Когда с одним из них сталкивалось сразу два протона, плотность энергии переходила критический предел, выбивая из виртуального моря лептокварки. Они появлялись как бы с замедлением, не в точке столкновения частиц, а уже возле Товии, какое-то время двигаясь вне обычного пространства — но не все. Изменения силы электромагнитного взаимодействия, считавшиеся невозможными, начались и на Хаосе.
Красное пятно зоны поражения дрогнуло и начало расплываться — 20, 30, 100 миль: под действием изменяющих сил точность фокусировки слабела. Анмай потянулся к кнопке «сброс пучка», но было уже поздно. Каждая система обладает инерцией, и прежде, чем пучок погаснет, в Товии не останется ничего живого. Оставалось лишь направить лептокварки в другое место, активировать вторую программу удара… уже смертельную для обеих сторон.
В голове Вэру осталась всего одна мысль: «Хьютай!» С внезапной отчаянной решимостью он сделал единственное, что мог — активировал эту программу. Он знал, что это уничтожит мятежников… но не только их.
Потому, что все убийственные изменения будут происходить вокруг плато Хаос — и внутри него.
* * *
Ему показалось, что приборы погасли, странный мертвенный свет заполнил помещение. Вдруг на него обрушилась тьма, снившаяся ему в первый час Эвергета, но неизмеримо сильнее. Он ослеп, все его чувства тонули в хаосе, вызывая невыносимый ужас. В то же время он вдруг увидел то, что видел в юности, в ядре Цитадели, но нестерпимо ярко и точно, и его пронзила дикая боль, и страх смерти, подобный ее притяжению, — все вместе. От неописуемо мучительного ощущения внутреннего взрыва Вэру хотелось кричать, но он уже не ощущал своих губ. В миг, когда смерть двигалась вокруг плато, пожиная и пожиная жизни, для него прошла целая вечность. Но когда хаос угас и мир вновь сделался возможным для восприятия, он уже был где-то в темноте.
* * *
В бункере Цитадели все вздрогнули, когда погас главный экран. Последние секунды ожидания были невыносимы, но они прошли, и ничего не случилось. Хаос молчал. Наконец Найте не выдержал и вызвал плато сам.
Когда экран засветился, им предстало страшное зрелище. Центральная была цела, огни ее приборов ровно сияли — но все в ней оказались мертвы. Они лежали, откинувшись в креслах, на полу, устремив на них остекленевшие глаза. На всех лицах застыло выражение ужаса. Найте увидел Олту Лайту — она лежала, неестественно выгнувшись в кресле, словно брошенная в спешке кукла. Обруч-рация свалился с растрепавшихся волос. Ее огромные глаза были неподвижны и пусты. Он не сразу заметил Вэру — тот сидел, уткнувшись лицом в руки и, казалось, спал. Увидев его, Хьютай пронзительно закричала:
— Анмай!
Вэру вдруг вздрогнул и медленно поднял голову. Его лицо было измученным и серым, но глаза блестели по-прежнему. Он попытался заговорить, но лишь беззвучно шевелил губами. Хьютай тоже ничего не говорила. Заметив, как они смотрят друг на друга, Найте отвернулся. Ему стало неловко.
* * *
Анмай выпрямился, с трудом преодолевая головокружение и боль во всем теле. Оглядевшись, он вздрогнул. «Мне всегда так… везет, — подумал он. — Все погибли, а я остался жив. Почему? Наверное, потому же, что и тогда, в ядре реактора Цитадели, но разве это объяснение? — он сжал отяжелевшую голову. — Отсюда до зоны поражения меньше пяти миль, а я жив. Значит, все внутри этого круга должны уцелеть. Что будет со мной и остальными? Ведь сны и так преследуют нас каждую ночь, а теперь? Что станет с нами?»
Ответа на этот вопрос он не знал. Ему оставалось лишь надеяться, что все сегодняшние смерти не окажутся, в конечном итоге, напрасными.
Из дневника Найте Лая.
«27-й день осады, 288-й день Эвергета.
Календарной даты не пишу — Фамайа больше нет, ее столица пала. Нас осталось 67 тысяч, запертых в Цитадели. Когда враг ворвался внутрь Товийской АЭС, персонал взорвал реакторы и отошел сюда. Теперь АЭС превратилась в страшные затопленные пещеры, освещенные радиацией. Все, кто еще сохранил мужество, собрались здесь, но нам пришлось взорвать последний туннель, ведущий в город. У нас не было выхода. Очень многие остались на захваченной мятежниками территории и, видимо, были ими убиты. Лучевая болезнь, однако, отступила — здесь чисто, а на поверхность уже никто не поднимается. Наверху не только радиация — температура уже -20 и быстро холодает.
Мятежники взяли весь город с основными запасами продовольствия. В Товии продолжаются пожары, хотя что там еще может гореть — непонятно. Снаружи кромешная тьма, но наши прожектора и ракеты превращают ее в день.
Нас непрерывно обстреливают и штурмуют. Пока внешний обвод держится, но форты уже сильно повреждены. Разбит дом Вэру, хотя это наименьшая из наших потерь. О Хаосе пишу с трудом — это была наша последняя надежда. А теперь… Там погибло больше тридцати тысяч файа и людей, а еще больше помешалось. Остальные болеют или испуганы до смерти. Снарядами разбиты антенны — связи почти нет, однако я узнал, что Анмай сделал ради нас. Но… если бы не Хьютай — он не сделал бы такого! Ей мы все обязаны жизнью. А она по-прежнему не хочет возвращаться! Может, ее испугало, что ради нее невозмутимый Анмай пожертвовал всем — собой, своим делом, товарищами? Не знаю. Она ходит такая печальная, что я не осмеливаюсь заговорить с ней. Вэру не легче. Ведь он сознательно подставил под удар Хаос!
Впрочем, он объявил, что катастрофу вызвали вредители, которые тоже погибли; и правильно, по-моему. Изменники, уже мертвые, не так пугают файа и людей, как возможность новой трагической ошибки. Уже то, что он один выжил, помогает ему. Теперь он единственный лидер на плато — от Совета осталась едва треть, Управляющая, Олта Лайту, погибла, с ней — все ведущие ученые. Мятежники вокруг плато уничтожены полностью. Это хорошо, потому что бойцов-истребителей на Хаосе уже не осталось. Здесь мы еще долго продержимся, но что толку — надежды у нас уже нет».
«45-й день осады, 316-й день Эвергета.
Ну вот и все. В качестве крепости Цитадель протянула всего пятнадцать дней. У нас вышли все снаряды, наши орудия молчат. Все форты захвачены, в наших руках осталась сама Цитадель и подземелья, но и в них уже проникает враг. Идет подземная война — без особых успехов у обеих сторон. Враг то и дело через взорванные входы вторгается внутрь, но его встречают истребители и ополченцы. В этой коридорной войне потери одинаково велики и у нас, и у них. Каждый день гибнет 500–600 бойцов. Сейчас у нас осталось 1600 файа из товийского истребительного отряда и 25 тысяч ополченцев, 15 тактических ракет (с обычными боевыми частями), 15 ЗРК. У нас есть еда и боеприпасы, мы можем держатся еще месяцы, только это бессмысленно. Больше половины из наших шестидесяти тысяч — это дети и я не могу приносить их в жертву бессмысленной обороне. Цитадель придется оставить — разумеется, не Уэрке и его мстителям. Мы выйдем через северный туннель к второму форту, а потом попытаемся добраться до Хаоса. Я понимаю, это почти безнадежная затея — в кромешной тьме, при температуре -35 пройти тысячу миль, но… у нас нет выбора. Если мы останемся здесь, нас перебьют, самое большее, за несколько недель. А так — кто-нибудь спасется…
Я буду писать, как командир. Итак: завтра мы все выйдем, точнее выедем к второму форту. Не знаю, сколько потребуется времени, чтобы вывезти шестьдесят тысяч файа и людей, даже используя все вагоны, которые мы сумели найти. Наверно, несколько часов. Затем нам предстоит нелегкий тридцатимильный переход к востоку, к железной дороге. Там мы двинемся на север — по крайней мере, заблудиться мы не сможем. Конечно, пройти тысячу миль по радиоактивной пустыне пешком нельзя — из Хаоса обещают прислать поезда. Что выйдет из этой затеи — неясно. Мятежники повсюду, железная дорога разрушена во многих местах — нам придется восстанавливать ее и отбиваться. Хаос попытается помочь нам, чем сможет, но сил у них теперь немного. Вся авиация парализована, а наземная техника сможет помочь лишь когда мы подойдем достаточно близко, в лучшем случае, в Остсо.
Что нас ждет там, если мы дойдем до плато? Правда, население Хаоса уже не вдвое больше расчетного, но пищи все равно не хватает… Впрочем, это неважно. Вэру сумел спасти от разборки про-Эвергет — он говорит, что если правильно настроить его управление, оно будет компенсировать вызвавшие катастрофу аберрации. Для этого нужно только составить нужную программу, чем они сейчас и занимаются. Ему больше всех досталось от про-Эвергета — и он же убедил всех продолжить работы. Как? Я не знаю. Война превратила его в настоящего вождя — из тех, за кем идут, не оглядываясь на павших…
Мне пора спать. Прежде, чем мы покинем Цитадель, Хьютай включит взрывной привод термоядерного устройства. Его мощность — 80 мегатонн. Крепость, вместе с засевшими вокруг мятежниками, испарится. Свои записи я возьму с собой. А все, что мы создали, будет ждать нас на глубине мили, на сороковом подземном ярусе. И мы обязательно вернемся!»
* * *
Они остались вдвоем в бункере Цитадели. Все операторы уже покинули свои посты и теперь ожидали их у последнего поезда. Хьютай с отстраненным видом сидела у пульта управления бомбой, Найте — возле нее. На главном экране видеосвязи, среди новых операторов Центральной, был виден безмолвный Анмай Вэру. На боковом экране появилось усталое лицо Ирауса Лапро, командира четырнадцатого истребительного отряда и фактического заместителя Найте.
— Наши бойцы покинули позиции, сейчас они все здесь — я проверил. — Он показал на состав, стоявший у полутемного перрона. В вагонах были видны неслышно переговаривающиеся файа. — Кроме вас здесь уже никого не осталось. Мятежники могут догадаться, что крепость пуста. Мы ждем вас.
— Ну все, нам пора, — Хьютай повернулась к пульту.
— Надеюсь, ты не намерена идти пешком по радиоактивному пеплу? — Вэру говорил тихо и печально. — Здесь еще остался один суборбитальный корабль. В нем — три места. Если ты им воспользуешься — я увижу тебя всего через полчаса! А если ты будешь добираться сюда несколько суток… все это время я не смогу спать и вообще чем-то заниматься, — он улыбнулся, слабо и растерянно.
Хьютай задумалась.
— Я не могу бросить наших и не могу мучить тебя — ты мне дороже жизни… я согласна.
Анмай даже не обрадовался.
— Тогда отправляйтесь немедля! Иначе будет уже поздно!
— Я отправляюсь… Да, но с одним условием — Найте полетит со мной!
— А я что — против этого?
— Но я… — Найте растерялся, — не могу бросить своих! Кто будет командовать?
— Ираус! — Хьютай ткнула в офицера на экране.
— Но я не могу!
— Или мы летим вместе, или не летит никто!
— Найте, соглашайся — это приказ! — Анмай вдруг улыбнулся, как улыбался раньше.
Найте вздохнул.
— Я не могу оспорить приказ Единого Правителя, — сказал он командиру, — отправляйтесь немедля!
Ираус кивнул, отдал честь и отошел. Донеслись крики, поезд с лязгом тронулся и минуту спустя на экране осталась только пустая платформа.
— Начинаем! — Хьютай встала и растерла руки. Затем она склонилась над компьютером, набирая команды.
«Закрыть все ворота и щиты». На всех восьмидесяти ярусах, кроме первого глубинного, где система была повреждена, пришли в движение стальные двери, одна за другой с лязгом перекрывая коридоры. На каждом ярусе опустились толстенные стальные крышки с гидравлическим приводом, запирая шахты. Вентиляторы повсюду автоматически остановились, и их шахты закрылись тоже.
«Заблокировать все замки и сбросить коды». Мигание индикаторов подтвердило выполнение приказа.
«Остановить реакторы». Глубоко в недрах Цитадели гафниевые стержни скользнули вниз в своих трубах, гася сияние атомного распада. Турбины стали замедлять вращение, их гул слабел и вместе с ним слабели и гасли все лампы на всех ярусах Цитадели. Когда свет померк, турбины еще немного поурчали и затихли. В темноте остались тлеть лишь пыльные линзы атомных ламп. Всюду воцарилась мертвая тишина, лишь в реакторном зале тихо шипела вода, продолжавшая, уже лишь под действием температурного градиента, охлаждать реакторы. В бункере погас верхний свет, приборы и экраны. Светились лишь тусклые аккумуляторные лампы. Хьютай поразилась повисшей здесь тишине. Связь отключилась, теперь они были наглухо отрезаны от мира, погребены под толщей камня и стали. Теплый, чуть затхлый воздух был совершенно неподвижен.
Она повернулась к последнему светившемуся пульту — взрывного устройства — и в этот миг тяжелые руки Найте легли ей на талию. Первым побуждением Хьютай было, рывком развернувшись, локтем раздробить ему нос. Но вторым… после смерти Наэри из Лая словно ушла вся жизнь. Он просто выцветал, угасал. На Хаосе его не ждал никто.
— Хьютай… ты любишь Анмая… я знаю… но все же… не могу не любить тебя, — прошептал он. — Это наш единственный шанс… побыть вместе. Я всю жизнь мечтал о тебе.
Она знала это, и потому извернулась в кольце его рук, когда Найте расстегнул ее шорты, немедля свалившиеся с бедер. Их губы ловили друг друга, пока быстрые ладони расправлялись с одеждой. Это было безумие… но Хьютай сомневалась, что сможет сохранить разум, не дав выхода всем накопившимся в ее душе чувствам. Они должны были сгореть дотла в этой яростной вспышке.
Нагие, они опустились на пушистый пол в центре зала. Хьютай застонала, когда Найте всей тяжестью навалился на нее, вжимая в ковер ее раскинутые руки, и застонала еще громче, когда он овладел ей. Лай был неистов и яростен, она вскрикивала, задыхалась, выгибалась под ним, крепко обвив его руками и ногами. Все это заняло меньше минуты, потом Найте тоже вскрикнул и выгнулся, в тугих конвульсиях осеменяя ее. Часто дыша, они замерли. Через какое-то время Хьютай захотела подняться, но Найте вновь обнял ее, распластал на полу. Она пыталась высвободиться, но он был гораздо сильнее ее. Ей оставалось только лупить его пятками по заду, царпаться и кусаться… одновременно судорожно хватая ртом воздух в агонии наслаждения. А потом весь мир растворился в чистом белом пламени.
* * *
Хьютай опомнилась первой. Она упруго вскочила, натягивая трусики. Сердце у нее бешно стучало. Сколько…
— Мы можем опоздать, Найте. То, что мы сделали, было необходимо, но сейчас нам пора. Поднимайся!
Одевшись, она бросилась к пульту взрывателя — стальному ящику с панелью, соединенному с главным пультом кабелем. Хьютай медленно и осторожно ввела все шифры, установила время, помедлила, затем мягко тронула клавишу пуска. На панели вспыхнул красный свет, на маленьком экранчике замелькали цифры.
— А теперь пошли! Я оставила всего десять минут!
Найте задержался в дверях, с тоской оглядывая бункер, к которому успел привыкнуть за три последних года.
— Надеюсь, он уцелеет, и мы когда-нибудь вернемся сюда…
Они забыли фонарики и им пришлось пробираться в темноте наощупь. Когда они вышли в туннель, Найте вздрогнул от повисшей здесь тишины — в ней было зловещее ожидание. Сейчас эвакуация Цитадели казалась ему ошибкой. Он подумал, что проще всего было взорвать бомбу, укрывшись на самых нижних ярусах крепости. Уцелевшие мятежники, несомненно, погибнут, а они… они как-нибудь выберутся. И даже если им придеться провести в подземелье годы — это все равно лучше отчаянной вылазки на поверхность, где их никто не ждет — кроме врагов, тьмы, радиации и холода. Вот только никакой уверенности в том, что воздухообменные машины, помнившие еще времена Межрасового Альянса, смогут работать в течение трех или пяти лет, у него не было.
Они быстро пошли к центральному стволу. На ходу Хьютай нажимала кнопки радиопульта, лежавшего на ее ладони, и их сопровождал лязг закрывающихся дверей.
Когда за ними с громом сомкнулись последние ворота, Найте поднял голову. В гигантской шахте было почти совсем темно. Лишь тусклые венцы атомных ламп восходили наверх концентрически уменьшавшимися кругами.
Он взобрался на платформу лифта, протянул руку Хьютай. Та щелкнула тумблером яруса и резко рванула рычаг. Лифт с лязгом пополз вверх, но не так быстро, как раньше, — теперь его питали аккумуляторы. Тем не менее, он поднялся на половину высоты шахты всего за минуту.
Когда платформа остановилась на первом глубинном ярусе, Хьютай снова взялась за радиопульт. Над их головами из широких проемов с рокотом поползли плоские коробки облицованных броней железобетонных щитов — каждый в три метра толщины. Размыкая рельсы лифтов, они перекрыли шахту, останавливаясь с глухими ударами, от которых дрожал пол. Тем не менее, Лай успел взглянуть вверх. У самой крыши шахты, на наглухо закрепленной платформе покоилась бомба, освещенная тусклым красным светом аккумуляторных фонарей.
— Щиты ослабят ударную волну, — Хьютай возилась с управлением ворот, ведущих в горизонтальный туннель, — так что основные сооружения лучше сохранятся.
Когда ворота закрылись за ними, Найте вздохнул с облегчением. Туннель, по которому они шли, был тремя ярусами выше ведущего к платформе, а затем — к второму форту.
Но им незачем идти тридцать миль — всего через сотню метров поворот к шахтам для межконтинентальных ракет, где стоит их корабль. И всего через десять минут они будут на Хаосе, в безопасности — и навсегда.
* * *
— В Цитадели никого нет! — вестовой с криком вбежал под своды казармы бывшего первого форта ее внутреннего обвода.
— Как нет? — Нэркис Уэрка рывком поднялся на ноги.
— Арн ходил на разведку, добрался до плацдарма, до самого рва — и ничего. Его даже не обстреляли, как обычно. Он стрелял — никто не отвечает, никого не видать. Так как? Может, они все там вымерли?
— Может быть… сигнальте атаку, на месте разберемся!
Уэрка уже привычным движением застегнул защитный комбинезон и выбежал из ворот казармы. За ним следовал неразлучный Сурми Ами. Они миновали взорванные ворота в стене рва и по полуразрушенному туннелю пробрались наверх. За ними поднимались затянутые в пластик бойцы. Отряд, не скрываясь, двинулся по главной дороге к Цитадели — ее черный массив высился в миле от них, вырываемый из мрака трепещущими вспышками ракет. По обе стороны широкой, изрытой воронками дороги простиралось такое же изрытое каменистое поле. Его покрывали следы долгой и жестокой битвы — разбитые бронетранспорты, сожженные танки, обломки и неотличимые от камней замерзшие трупы. Уэрка поежился в своем комбинезоне — холод был невыносимый. Тьму наверху не разрывал даже малейший лучик света.
Со всех сторон, из фортов, из темных провалов пробитых крепостных галерей выходили безмолвные в герметичных шлемах люди и следовали за ними. Уэрка мрачно думал, что вместе с ним в наступление пошла и вся его армия — примерно двадцать тысяч человек, все, кто остался в живых. Он знал, что оставлять внешний обвод небезопасно, — им в тыл могли ударить те, кто не подчинялся никаким приказам. Таких в темных подземельях Товии были сотни тысяч — никто не знал точного количества отчаявшихся беглецов со всей страны, которые думали лишь о своем выживании. Они собирались в стаи и как крысы грызли тыл его армии. Они вели безжалостную войну и друг с другом в своих логовах. Они рыскали повсюду в поисках пищи — нередко ею становились замерзшие трупы или живые, которые не могли защитить себя. Эти стаи, в которых было много и коренных жителей Товии, объединялись лишь для одного — чтобы дать отпор «друзьям Эвергета», как их называли, странным объединениям гекс, «бывших», оставшихся без контроля, и людей, у которых голос тьмы заглушил все остальное.
Как ни странно, разум «бывших», редуцированный, наполовину неживой и приспособленный к исполнению простейших функций, оказался самым лучшим инструментом выживания. Гексам же помогали встроенные нейрокибернетические модули — в них были и приемники, и передатчики. Хотя считалось, что в отсутствие контроля гексы не могут общаться между собой таким образом, между ними возникла некая общность, подобная общности муравейника. О ней ходили жуткие слухи — о том, что «бывшие» подчиняются гексам и добывают для них пищу, а те согревают их своими тушами во время сна. Никто не знал, сколько их бродило сейчас по всему темному миру. Но только под Товией, в метро и подземельях, их собрались сотни тысяч. Уэрка с горечью думал, что именно гексы оказались наиболее приспособленными к нынешним условиям — и дело не только во всеядности и невосприимчивости к радиации и холоду. Эра человека кончалась, наступала эра гекс — и тех, кто им служит.
Оплотом тварей стали «Золотые сады» — там они были выращены и их неудержимо влекло туда. Ходили слухи, что основное оборудование страшных лабораторий сохранилось в глубоких бункерах и что гексы руками «бывших» проводят операции над пленными, производя им подобных. Такое казалось невозможным, но все же… ведь радиофицированные гексы могли общаться не только друг с другом по отдельности — но и все со всеми. И разве не из отдельных бездумных нейронов состоит мозг?
Уэрка потряс головой, выбрасывая из нее жуткий образ бестелесного, точнее, многотелесного мозга, занятого непостижимыми для человека делами. С него было достаточно и того, что еще существует другой нечеловеческий мозг, породивший все это. Будь навечно проклят, Анмай Вэру!
Идущий возле него Сурми Ами думал совсем о другом. Он смотрел на разбитые фермы антенн, на широкие провалы взорванных ворот, ведущие в кромешную темноту ангаров, на безмолвный пар, клубящийся над бездонными ямами там, где были вентиляционные башни. Ему несколько раз доводилось спускаться в страшные подземелья Цитадели и он чудом выжил там, потеряв почти всех товарищей. Это жестокие стычки в лабиринтах темных туннелей — стычки, в которых обе стороны использовали базуки и огнеметы — оружие, не оставлявшее жертвам даже малейшего шанса на спасение, — ужаснули его. А ведь он видел уже столько всякого…
Он стал вспоминать свою жизнь, богатую и безмятежную, семью, жену, детей, свой дом в Офинки. Он всегда ненавидел Фамайа, захватившую его страну. А потом пришла та ужасная ночь, когда его дети кричали от нахлынувшего страха, а они, тоже испуганные, не могли их успокоить. Испуганные глаза соседей, слухи о том, что народ повсюду свергает ненавистную власть чужаков. А когда из Кен-Каро прибыли люди, сообщившие, что там воцарилась свобода и что армия на стороне восставших, их тихое селение тоже словно пробудилось.
Он до сих пор помнил радость, охватившую его при виде горящего Совета и полицейского участка, крики убиваемых чиновников. Затем было несколько дней свободы, запомнившихся как непрерывный праздник. И когда на окраине появились бронетранспорты истребительного отряда, их никто не воспринял всерьез — чего могут бояться свободные люди? Они со смехом отвергли ультиматум, а двинувшихся вперед файа тут же перестреляли из пистолетов и охотничьих ружей. Рев автоматических пушек и летящие обломки домов вмиг отрезвили их… слишком поздно. Все, кто пытался сопротивляться, были убиты на месте. Жители полагали, что на этом все и кончится, но солдаты стали выгонять их из домов, бросая внутрь термитные бомбы. Обезумевших людей согнали в песчаный карьер на окраине, освещенный заревом их горящих жилищ. Они еще ничего не успели понять, когда их стали десятками выводить к обрыву и расстреливать из стоявшего на противоположном откосе пулемета.
Ами запомнил все — и яркий свет фар бронетранспортов, и безмолвно стоящих на откосах солдат, и полную покорность селян, которые позволяли выводить и расстреливать себя, как… Он слышал ленивые слова пулеметчика, что ствол греется и патронов уходит слишком много — нельзя ли кончить побыстрее. И стоящий рядом костлявый командир, жадно глядящий на расправу, отдал приказ. Солдаты стали забрасывать толпу гранатами и расстреливать из автоматов — но даже это было слишком медленно. Тогда один из бронетранспортов сполз вниз и, беспрерывно стреляя из пушки и пулеметов, стал ездить по кругу, давя людей. Его отшвырнуло от жены — ни ее, ни детей он больше никогда не видел. Когда все было кончено, солдаты откинули бульдозерные отвалы бронетранспортов и те стали сталкивать вниз кучи земли, засыпая и мертвых, и тех, кто еще дышал, — таких были сотни. Ами чудом удалось выбраться из могилы, поглотившей его семью. Стоя над ней, он проклял сделавших это и поклялся страшно отомстить. Он отправился в Кен-Каро, надеясь найти помощь. Ему казалось, что это дело рук недобитых чрезвычайщиков — жестокость расправы не оставляла иного толкования. В городе он встретился с людьми, которые уже много лет боролись с Фамайа и понял, что бунт обречен, — но потребовал оружие.
Потом была постыдная трусость «Комитета Освобождения», склонившегося перед кучкой головорезов — а ведь у них были тысячи бойцов, и призови они — их поддержало бы все население города! Тем, кто не хотел сдаваться, пришлось бежать — это было тяжело для Ами, уже раз стрелявшего во врага. В те короткие дни в Ахруме он понял, что значит содружество борцов за свободу, и ощутил радость победы, добытой в трудном бою.
А потом снова было постыдное бегство в компании Маонея Талу — и он ему сочувствовал! Ами до сих пор трясло при мысли, что он сразу не прикончил эту мерзкую нечеловеческую тварь. Их снова схватили, он увидел смерть убийцы своей семьи — но это уже не могло его остановить. Талу милостиво заменил ему лишение разума в «Золотых садах» полугодовой одиночной отсидкой в соарской тюрьме, когда лишь мысли о мести спасали его от безумия. Потом был мятеж, испуганное лицо Талу, лежавшего на полу, побег, первая встреча с по-настоящему свободными людьми. И вновь появился Маоней Талу, и они погибли.
Когда ультиматум Вэру отсчитывал последние дни мира, он узнал, насколько этот мир богат и многообразен, и в какой лживой тьме они жили. Ему казалось, что такой мир непобедим. Но Вэру думал иначе. Когда Ами душил ужас смерти — в одно и то же мгновение — миллионов людей, он понял, что его мир обречен. Но он еще мог отомстить его уничтожителям! Их армия неудержимо продвигалась вперед, возрастая и в числе, и в силе, и Фамайа пришел конец. Когда они достигли Товии, ему казалось, что еще одно усилие — и враг падет окончательно. Но тех, кого обманули лживые идеи Проекта, осталось еще много. Битва оказалась страшной. Защитники города сопротивлялись, как могли, ему приходилось смотреть, как его товарищи выблевывают свои внутренности после нейтронных ударов и гниют заживо, превращаясь за несколько часов в скелеты, облепленные темной слизью…
Он чуть не налетел на остановившегося Уэрку. Прямо перед ними высилась Цитадель. Шоссе обрывалось у выступавшего углом вперед гласиса. Его откос поднимался над ними на высоту четырех этажей, ощетинившись надолбами вывороченного взрывами железобетона. За валом вздымалась облицованная темной сталью стена высотой в четверть вэйда — глухая и безмолвная, с выступающими гигантскими массивами башен. И надо всем возвышалась чудовищная масса центральной пирамиды с грозно отклоненными наружу стенами уступов. Ее вершина уходила в низкие, тяжело нависшие неподвижные тучи — казалось, она одна поддерживает небосвод.
Они свернули вбок и, спотыкаясь о решетки выбитых ворот, прошли через один из проемов вала на треугольный плацдарм, заваленный трупами, оружием, хламом и кусками бетона. Местами темными глыбами высились подбитые танки. Плацдарм заполнила шумная, ликующая толпа. Ами вместе с Уэркой подошел к краю рва — дальше их бойцам еще никогда не удавалось проникнуть. Ров был шириной метров в двадцать и в четверть вэйда глубиной, с отвесными стенами. На его дне громоздились заградительные фермы, обтянутые колючей проволокой, — в ней, как в паутине, висели тела, куски брезента, перепутавшиеся штурмовые веревки, лестницы… Под Ами нагромождение обломков и трупов поднималось до половины высоты стен. А за рвом, уже ничем не заслоненная, высилась Цитадель.
Ами почти с благоговейным трепетом смотрел на ее стену — снизу, до половины высоты, она отклонялась под углом в тридцать градусов внутрь, сверху под тем же углом — наружу. Закругленные передние торцы облицованных сталью громадных коробчатых башен выдвигались ко рву. Нижние, самые широкие уступы их ступенчатых крыш занимали массивные, плоские орудийные башни и во вспышках ракет отблескивали замершие навсегда стволы шестнадцатидюймовых пушек. Броня башен была иссечена, местами погнута. Прямо перед Ами возвышался огромный прямоугольный массив главных ворот, вогнутый внутрь наподобие линзы. Уступы его ступенчатых крыш изогнуто сужавшимися стальными клыками нависали над выбитым в центре барельефом — громадным, внимательно открытым глазом с файским вертикальным зрачком. Под ним в стену был врезан наглухо перекрытый трапециевидный портал собственно ворот. Ведущий к ним бронированный раздвижной мост был убран и слился со стеной рва. Неровная, избитая сталь ворот напоминала поверхность старого астероида — именно сюда много дней били пушки Уэрки. Ами повернулся.
Бойцы заполнили уже весь плацдарм. Одни занимали оборону, взобравшись на уступ с внутренней стороны гласиса — здесь его задний откос был наклонным и на него вели лестницы. Другие расчищали площадку, сбрасывая тела и обломки в ров. Третьи, радостно переговариваясь, собирали оружие убитых. Кто-то, проверяя его, выстрелил по Цитадели — и тут же началась стрельба из всех видов оружия по безмолвной крепости. Вспышки выстрелов и разрывов бессмысленно вспыхивали и гасли на толстенной вороненой броне.
Уэрке стоило большого труда прекратить пальбу. Он приказал немедленно наводить мост через ров, что оказалось весьма нелегким делом — на той стороне даже веревкам не за что было зацепиться.
Пока саперы возились с мостом, Уэрка отошел, укрывшись в разбитом помещении для охраны между проемами вала. Ами последовал за ним. Уэрка стал по рации выяснять обстановку на остальных участках.
— Дьявол! Файа вышли из второго северного форта и смяли наше окружение! Их очень много — они явно попали туда из Цитадели. Значит, туннель существует, а мы не верили, что такое возможно! Двадцать миль скалы!
— Теперь мы перебьем их всех! — Ами радостно поднял оружие. — У нас осталось еще около ста исправных танков и шестьдесят систем залпового огня. Если мы…
— А зачем? Теперь файа в худшем положении, чем мы — Цитадель, наконец, наша! А они пусть идут — пешком до Хаоса. Когда зима кончится, мы доберемся и до него. Правда, они изменили бы себе, если бы не устроили на прощание особенной мерзости, но с этим мы разберемся. Все равно, у нас нет выбора.
Тем временем, саперам удалось зацепить одну из «кошек» за торчавшую из гребня разбитой стены рва арматуру. Несколько смельчаков перебрались по веревке на ту сторону и навели штурмовой мост, по которому потоком устремились бойцы.
— И как же мы попадем внутрь? — спросил Ами, ударив кулаком по изрытой плите главных ворот Цитадели. — Может быть, проще под землей?
— Я получил сообщение, — сказал Уэрка, — наши заняли весь первый подземный ярус. Баррикады пусты, но все шахты, ведущие вниз, наглухо заперты. С ними придется повозиться. А с первого яруса внутрь не попасть — даже капониры в этом рву выходят туда!
— И что же нам делать?
— Ждать, пока саперы не взорвут входы вниз.
Уэрка хмуро смотрел на своих людей, заполнивших плацдарм — они переходили мост и собирались у подножия стены, дрожа от мертвящего холода.
— Мне удалось оставить часть наших на внутреннем обводе — сюда из города уже идут банды. Они как-то узнали, что Цитадель пуста. А всем известно, что в ней полно продуктов и всего, что угодно! Я не удивлюсь, если сюда пожалуют и гексы. Особенно эти, новые. Они явно хитрее нас.
Ами посмотрел в беспросветно-темное небо. «Странная ситуация, — подумал он, — мы гоним файа, банды гонят нас, их гонят гексы, а гекс гонит холод и темнота — ей одной не за чем идти. Она и так повсюду».
Продолжая смотреть вверх, он оглянулся — и вдруг заметил на отвесной стене правой от ворот башни, всего в сотне метров от него, отверстие свежего пролома — один из последних крупнокалиберных снарядов недавно попал в амбразуру для трехдюймовой пушки, расположенную в боку башни, этажах в шести от земли. Он выбил орудие вместе с подвижным броневым щитом, в котором то было закреплено. Теперь там зияла квадратная дыра, в которую легко можно было пролезть.
— «Кошку», быстро! — крикнул Ами, подбегая к башне.
Трехлапый крюк зацепился с первого же броска. Оставив тяжелый автомат, Ами с одним пистолетом отважно полез по косо натянутой веревке. Скоро он скользнул в отверстие. Внутри было совершенно темно. Он зажег фонарик — в заваленном искореженным железом каземате никого не было. Ами высунулся из окна.
— Тут пусто, залезайте все!
Через минуту Уэрка, окруженный охраной, осторожно спустился на захламленный пол.
— Нам надо подождать саперов — тут могут быть мины, — сказал он, заметив, что Ами жадно смотрит на зияющий чернотой проем внутренней двери, которую тоже вышиб снаряд.
Ами не слушал его, часто дыша. Внезапно, набрав побольше воздуха, словно перед прыжком, он кинулся в темноту. Ему не терпелось найти хоть одного файа и рассчитаться с ним сполна.
Никто не осмелился последовать за ним. Утонувший во тьме боковой коридор башни вывел его в просторное помещение. В его сумрачной глубине фонарик высветил огромные стальные двери, ведущие, как понял Ами, в подающий снаряды лифт. Лифт не работал, но сбоку от него, в провале шахты, блеснули марши лестницы. Ами немедля свернул туда, устремившись вниз. Стальные ступени гудели под его ногами. Через дюжину пролетов лестница кончилась и он увидел странный мертвенный свет в конце нового коридора. Тот вел в огромный зал, тускло освещенный темно-синими лампами.
Когда Ами вошел внутрь, по залу разнесся легкий гул. Он огляделся. Всюду валялись пустые патронные ящики, бинты, шлемы, какие-то тряпки, подушки, матрацы. Судя по наглухо перекрытым стальными плитами громадным порталам, это был шлюз между двойными главными воротами. Прямо напротив были ворота поменьше, тоже наглухо закрытые. Обернувшись, он увидел вторые малые ворота, так же закрытые, но не до конца: в узкой щели между их толстыми плитами был виден идущий вниз просторный изогнутый туннель, освещенный пунктиром мертвенных ламп.
Опустив взгляд, Ами понял, почему ворота не закрылись — в колее сдвижных створов застрял смятый железный ящик, намертво заклинив их. Он решительно скинул антирадиационный комбинезон — здесь было «чисто» и достаточно тепло — и проскользнул в щель. Быстро, но осторожно продвигаясь вперед, он спустился вниз, повернул направо под прямым углом и оказался в очень высоком, едва освещенном туннеле. Тот был пуст и наполнен глухой тишиной. Его стены, как и во всех туннелях Цитадели, отклонялись вовнутрь, под потолком тянулись пучки толстых труб. По обе стороны темнели массивные створчатые ворота. Некоторые из них оказались открыты и Ами подошел к первым.
Внутри, за ними, в мертвенном полусвете тянулись ряды больших правительственных машин, блестевших лаковой полировкой. Он с усмешкой заглянул во вторые ворота — и отшатнулся назад. Там, в темной глубине, в равнодушном спокойствии, застыли ракетные установки. На их рамах покоились пусковые контейнеры со знаками атома. Он вспомнил темную слизь, стекающую с костей, и сжал кулаки — если ему попадется тот, кто это сделал, он заставит его умереть более мучительной смертью…
В воротах напротив он увидел множество различных машин и станки — это походило на завод. «Интересно, что они здесь делали? — подумал Ами. — Наверное, какую-то особенную мерзость!»
Он дошел до нового разветвления. Этот туннель упирался в странный шестиугольный портал, закрытый наглухо. Над ним тускло светился герб Фамайа. Ами бросился к ним — и, добежав, остановился.
Ворота были из массивных стальных блоков, даже по виду такой прочности, что их вряд ли удалось бы взорвать. Он в яростном бессилии стукнул кулаком по плите и кинулся назад — кроме парадных ворот должны быть и черные входы! В главном туннеле он огляделся. В его торцах тоже были ворота, но запертые. Если и был проход, то только внутри одного из этих цехов.
Ами нырнул в ближайший проем, устремившись к противоположной стене. Он то и дело налетал на какие-то трубы, платформы, цепи, свисающие с потолка. К его удивлению, это была обыкновенная авторемонтная мастерская, — правда, куда больше его собственной…
Задняя стена здесь была сплошь заставлена стеллажами с какими-то коробками, но в дальнем углу он заметил броневые ворота! Ами подбежал к ним. Ворота состояли из двух раздвижных створок. Он оглянулся, схватил лом, яростным ударом загнал его между плит и изо всей силы нажал. Лом начал гнуться, но плиты с протестующим скрипом разошлись, открывая узкий темный проход.
Ами зажег фонарик и проскользнул внутрь. Секундой позже за стеной вдруг раздался тяжелый рокот и он мгновенно бросился на пол. Рокот прервался глухим ударом, от которого содрогнулся пол, за ним грянул второй и третий. Потом все стихло. Ами не знал, что это, но понял, что в крепости кто-то есть. Его охватил охотничий азарт, он вскочил, побежал дальше и, с трудом раздвинув еще одну пару броневых плит, протиснулся в темную комнату. Когда он метался там, отыскивая выход, раздался новый рокочущий звук, прервавшийся лязгом. Найдя и осторожно приоткрыв дверь, он увидел шестиугольные ворота — такие же, как на другой стороне. Возле них никого не было, но до него донесся звук шагов. Ами пинком распахнул дверь и выскочил в коридор. В нем он заметил двух идущих файа.
* * *
Обернувшись на шум, Найте растерянно застыл, увидев человека — полуголого, с встрепанными волосами, похожего на скелет. В руке тот держал пистолет. Несколько секунд они удивленно разглядывали друг друга в неверном мертвенном свете. Незнакомец среагировал первым. Он крикнул: «Стой!» — и прицелился.
Поняв, что перед ним враг, Найте не колебался ни мгновения. Он выхватил из кобуры «Бексу», большим пальцем сдвинул предохранитель… Но, каким бы умелым стрелком он ни был, он не смог опередить Ами, которому требовалось только спустить курок. Грохнул выстрел. Найте сильно ударило в живот, но боли не было. «Попал в пояс, — подумал он, поднимая оружие, — сейчас я тебя…»
Вдруг его ноги подкосились, его швырнуло к стене, и он сполз по ней вниз. Оружие выпало из внезапно ослабевшей руки. Увидев это, Хьютай на мгновение замерла. А испуганный взгляд Найте был по-детски беспомощен.
* * *
Ами, застреливший одного файа, застыл — вторым была девушка. Он не обратил внимания на то, что ее длинные чистые глаза вдруг жутко сузились от ненависти. За время своей военной жизни Ами успел забыть, что существуют женщины. Особенно такие, как эта — высокая, стройная, отлично сложенная, с чистым прекрасным лицом, которое война сделала печальным, но не изнурила. Тяжелая масса ее густых черных волос плащом спадала на спину. Привыкшего к затянутым в резину и пластик фигурам Ами поразила и ее одежда — белая свободная футболка и серые шорты. Между ними виднелась пара дюймов гладкого смуглого живота с темной впадиной пупка. Ремешки легких сандалий стягивали идеально ровные ступни ее длинных ног, стройных и сильных. Ему никогда не приходилось видеть таких красивых женщин, как эта, которая сделала несколько шагов к нему, упала на одно колено…
Он слишком поздно понял, что она подняла пистолет и, сжав его двумя руками, целится ему в лицо. Он понимал, что должен застрелить ее, но не смог даже пошевелиться. Его вдруг обожгло воспоминание о том, как он стоял над ямой, поглотившей его жену — совсем как эта девушка, присевшая рядом с… Его размышления прервал щелчок спущенного курка и вспышка выстрела.
Его звука он уже не услышал.
* * *
Хьютай видела, как на лбу врага открылось отверстие, взгляд мгновенно потух, хлынувшая кровь залила лицо, и он упал навзничь, раскинув руки. Потом она повернулась и вскрикнула, увидев расплывшееся по животу Найте темное пятно.
— Что с тобой? — она опустилась возле него, с ужасом видя, как обмякло его сильное тело, — тебе больно?
— Нет, — Найте говорил спокойно, но очень тихо, — я вообще ничего не чувствую ниже пояса. Кажется, пуля прошла насквозь и раздробила… позвоночник.
— Тогда я оттащу тебя к ракете. Я сильная!
— А я тяжелый! Ты просто не успеешь… Давай лучше прощаться.
Лицо Хьютай исказилось, как от боли.
— Но я не могу бросить тебя здесь!
— Тебе придется, если ты хочешь увидеть Вэру. А я все равно не хочу жить так!
Хьютай беспомощно оглянулась. Она прикинула, сколько времени нужно, чтобы дотащить Найте до ракеты — а внизу, за броневыми плитами, маленький механизм продолжал неумолимо отсчитывать время. Она знала, что уже не успеет добраться до него и остановить. Но вот предотвратить сам взрыв она могла — достаточно лишь открыть дверь в шахту и обрезать идущий к бомбе кабель. Пускай Уэрка захватит Цитадель, но она дотащит Найте, даже если ей придется отстреливаться!
Она потянулась к ножу, висевшему на его поясе рядом с двумя кармашками для обойм. Заметив ее движение, Найте крепко сжал рукоять.
— Я не позволю тебе этого сделать! Я не хочу жить таким…
Протянутая рука девушки обмякла — бороться с умирающим было выше ее сил. Она взглянула в его глаза, в ее глазах блеснули слезы.
— Тогда прощай, Найте. Я всегда буду помнить тебя.
Хьютай всхлипнула.
— Не плачь… Лучше дай мне оружие — чтобы я умер, как подобает воину. Возьми мою сумку, там записи… возьми… на память. А теперь беги, быстрее, — осталось три, нет уже две минуты!
Она, с полными слез глазами, но молча вложила в его руку пистолет, осторожно стянула его сумку. А потом вдруг обняла его и поцеловала. Сделав несколько шагов, она обернулась, застыв на мгновение. Найте собрал последние силы и помахал ей рукой. После этого детского жеста он настолько обессилел, что даже не смог посмотреть ей вслед. Легкие шаги Хьютай скоро стихли. Через минуту он услышал, как с лязгом открылась и тут же захлопнулась дверь, а еще через несколько секунд пол сотрясла короткая беззвучная дрожь — ракета стартовала. Лишь тогда Найте смог слабо улыбнуться.
* * *
Собравшиеся перед воротами Цитадели повстанцы увидели полыхнувшее за ее стеной пламя. На ослепительном столбе горящего водорода поднялась коническая черная громадина. Пламя ярко озарило стены крепости и все вокруг. Они закричали, наводя на нее оружие. Ракета взвилась вверх и скрылась в облаках.
Они удивленно уставились ей вслед — на минуту оставшейся им жизни.
* * *
Теперь, в последнем одиночестве, Найте готовился к смерти. Он не боялся — просто не мог поверить, что через минуту его не станет. «Впрочем, о такой смерти можно только мечтать, — подумал он, — в сознании, с оружием в руках, вместе со своими врагами. Я просто исчезну в пламени, в один миг, мое тело испарится вместе с Цитаделью. О какой же еще смерти мечтать воину? Воину?» — он посмотрел на свой пистолет, беспомощно уткнувшийся дулом в пол.
За все время осады он ни разу не воспользовался своим оружием, ни разу не был в бою, даже не покидал пределов Цитадели — хорош командир! И командовал он неважно — сколько людей — и файа! — убили его необдуманные приказы? А когда он был снайпером-истребителем в Ревии, то сам убил семнадцать человек. Так что он в любом случае достоин смерти. И он сам нарвался на пулю, как дурак, — он же сам учил своих бойцов, что в такой ситуации хвататься за оружие нельзя! Нужно было изобразить дружелюбие, подойти поближе… а там просто сломать шею этому… — Найте понял, что все эти аргументы не помогают. Он все же отчаянно хотел жить. Увидеть хотя бы раз небо, тучи, лицо Хьютай…
Найте с грустью взглянул на труп. Кем бы он ни был — это последний человек, которого он видит. Внезапно его охватила безмерная тоска — если бы он вновь мог стать тем наивным юношей, смотревшим с высоты на бескрайние поля поймы Товии! Выбрать другой путь…
Ему отчаянно хотелось увидеть хотя бы свет — свет, а не это мертвенное тление, которое лишь обнажает этот бесконечный мрачный туннель… И он увидел свет — ослепительное сияние, которое вмиг поглотило все вокруг. Ему показалось, что его кожу обжигает нестерпимый жар, но боль тут же исчезла, и он стал стремительно подниматься вверх, растворяться в свете, сливаться с ним… Но Найте не успел этому обрадоваться — в этот миг его уже не было.
* * *
Нэркис Уэрка и его офицеры стояли перед шестиугольными воротами, когда их настиг твердый, как сталь, свет. Увидеть его они не успели. Мир вокруг них просто исчез — не осталось ни звука, ни света, ни верха, ни низа.
А потом из тьмы пришел ужасающий холод.
* * *
Хьютай на бегу нажала кнопки радиопульта и проскочила в открывшиеся двери шахты и корабля. Защищенная шестидюймовой вольфрамоникелевой броней кабина была не больше кабины автомобиля. Ее окружали сверхпроводящие магниты, поле которых отклоняло космические лучи. Все индикаторы ярко горели — ей оставалось лишь откинуться на подушки кресла и нажать кнопку старта. Все остальное было подготовлено заранее. Эта ракета, слишком ценная, чтобы потерять ее, должна была стартовать автоматически, до взрыва.
Двойной люк кабины со стуком захлопнулся, на ее вспыхнувших экранах сверкнуло пламя, высоко наверху разлетелись в стороны толстые сегменты взорванной крышки. Хьютай с огромной силой вдавило в кресло — она разгонялась.
Ракета вмиг пробила тучи и стала подниматься выше в чистых небесах, озаренных серебряным сиянием. Темное облачное море быстро уходило вниз. Вдруг его пронзила ослепительно-белая вспышка, выжигая в стремительно тающих тучах огромную дыру. Из нее медленно поднялся колоссальный огненный шар, на сотни миль кругом залив яростным светом покатые гребни облаков.
* * *
Уничтоживший Цитадель заряд был особой конструкции. Его термоядерную массу сформировали так, чтобы основная часть продуктов распада разлеталась в горизонтальной плоскости, образуя гигантский плазменный диск. Он вспыхнул под сферой, неудержимо разрастаясь и сжигая все внизу. Шар все рос и поднимался — казалось, он уже никогда не погаснет. У Хьютай, смотревшей на неописуемо прекрасное сияние переливающихся красок, вырвался крик ярости и боли — она ощутила, как в атомном пламени мгновенно обратились в прах миллионы живых существ, включая и Найте.
Мощь взрыва была такова, что в радиусе десяти миль плато расплавилось, превратилось в стекло, лишенное даже малейших неровностей — все было сметено. Надземная Цитадель испарилась, несколько верхних глубинных ярусов полностью разрушились. Командный бункер бешено запрыгал на амортизаторах, несколько тросов оборвались. Потом он застыл, накренившись набок. Внутри все осталось целым — лишь пульт взрывателя разбился вдребезги. Уцелевшие ярусы отделили от поверхности сотни метров радиоактивной стеклянной скалы.
* * *
Файа, вышедшие из второго форта, увидели, как во мраке вспыхнуло ослепительное солнце. Его свет был столь жарок, что даже за двадцать миль не успевшие укрыться сгорали. Заряд предназначался для создания электромагнитного импульса и тот был настолько силен, что все живые организмы, не защищенные металлом, в радиусе ста двадцати миль оказались сварены заживо микроволновым потоком.
Но уцелевшие увидели, как испарился дымный полог и открылась бескрайняя ширь небес. В них поднимался гигантский огненный шар, переливаясь от синего к багровому, подобно чудовищной радуге. Затем видение погасло, раздался сокрушительный гром, полетели камни. Стало темно — темнее, чем раньше, и с неба стал падать пепел.
* * *
В сгустившейся тьме светилось, тускнея и застывая, лишь огромное озеро лавы, оставшееся на месте Цитадели. Его отблеск озарял снизу клубы бешено вихрящихся туч. Медленно, медленно багровое сияние угасло, сменившись дымчатым блеском стекла, едва заметно тлеющего мертвенной, скорбной синевой.
* * *
Анмай, наблюдавший за взрывом на экране монитора, пережил несколько страшных секунд — ему показалось, что стартовавшая слишком поздно ракета исчезла в пламени. Но, когда свет термоядерной плазмы угас, показалась золотая искра, стремительно поднимавшаяся вверх. Он немедля отправился к посадочным шахтам. Уже подходя к ним, он услышал заглушенный рев двигателя и стук задвинувшейся крышки. Вэру с нетерпением ждал, пока выдвигавшиеся диафрагмы охватывали низ ракеты, отсекая излучение реактора, а вентиляторы вытягивали из шахты дым и жар. Едва проход раскрылся, он бросился навстречу Хьютай — и застыл.
— А где Найте? Он же отправился с тобой!
— Его нет, — он остался там.
Она бросилась в объятия Вэру и вдруг разрыдалась.