Нельзя о войнах забывать. Ведь это прошлое, ребята. Но надо в войны не играть, И не растить парней в солдаты. Но как прикажешь быть ты нам, Когда убил кого-то кто-то? Конечно, сразу встанет там На страже взвод, а то и рота, И будут парни воевать, И мстить за тех, кого убили, И снова будут убивать… Войны законы вечно в силе. Таков круговорот у нас: Что вечно недоволен кто-то, Вопросы будет он решать Войной, стрельбой из пулемётов. И как тот круг остановить, Прервать, — пока никто не знает. И у меня на мирный мир Надежда потихоньку тает… Возможно, будет, но когда? Вот так… Такая ерунда…

Лариса Коваль-Сухорукова [33]Лариса Коваль-Сухорукова — стихотворение «Мысли о войнах». Публикуется с любезного разрешения автора.
, г. Кливленд, Огайо, США.

Полыхала алая заря, разорванные холодным северным ветром тучи налились тёмной кровью. Закат окрасил стены зданий в мрачные тона…

А можно так:

Полыхала алая заря. Разорванные весёлым северным ветром тучи окрасились в жизнеутверждающий розовый цвет. Завтра будет хороший день! Надеюсь — наблюдение верное. Уже поздно, пора ложиться спать.

Внимательный читатель сразу заметит нестыковку: «заря-поздно-спать». Но это так: у нас летние ночи белые, солнце висит высоко и за горизонт не уходит, можно ночью проснуться и некоторое время гадать — какое сейчас время суток. А если глянуть на часы, которые показывают время, например, шесть часов, то уточнить, утро сейчас или вечер, можно посмотрев в окно. Если на улице нет прохожих, значит — утро.

Смотрю в распахнутое окно: раннее утро, пустые улицы, лужи, тишина.

Над северной столицей разнеслось: «У-у-а-ал-ла-а-ах Уак-киба-ар!»

Не может быть! Глюки!?

Нет, отчётливо слышно: «У-у-а-ал-ла-а-ах Уак-киба-ар»!

— Ты что, не спал что-ли, Антон? — жена проснулась, неслышно подошла.

— Что это, ты слышишь?

— Мечеть достроили, пока тебя не было. Каждое утро так.

— А почему так громко?

— А они через усилитель, Антон. Люди говорят, террористы по пятницам в мечети собираются… Что смеёшься? Я что-то смешное сказала?

— Ага, представь: каждую пятницу в матюгальник кричат: «Муджахи-иды-ы! Общий сбо-ор!!!» — Настоящий террорист, дорогая моя, в мечеть никогда не пойдёт, это же демаскирующий признак, они же там все на виду будут, так что, живи спокойно. — какой уж там сон, — давай лучше чайку попьём.

— В газетах пишут — и у нас скрывающихся ваххабитов вылавливают.

— Но не в мечети же.

Супруга влила кипяток в запарник, запахло ароматным чаем. Посидели, помолчали.

— Вот я и вернулся…

— Вернулся, Антон…

— Тихо здесь. Будто уши ватой заложило, уснуть так и не смог.

— Это пройдёт, привыкнешь.

— Пройдёт, знаю… — Надел очки, внимательно посмотрел в лицо супруги, — а ты постарела, смотрю, за полгода то, морщинки появились…

Теперь жена рассмеялась:

— Мог бы и не говорить, соврал бы что-нибудь, джентльмен… Лучше без очков ходи!

Странное чувство — без боевого оружия в руках, будто голый на людях, хоть и нахожусь у себя дома, незащищённый. И, в случае чего — чем семью защищать? Это, наверное, не пройдёт.

— Ты знаешь, сложно здесь всё. Там всё проще: в глаза никто не врёт, сволочь какую-нибудь и без очков насквозь разглядишь.

— Долго там ещё воевать будут?

— Долго.

— Трудно там, тяжело?

— Да как тебе сказать… жить можно. Жить везде можно.

— А зачем ты туда ездишь?

Над городом поплыл густой перезвон церковных колоколов…